Страница:
Комарницкий Павел Сергеевич
Всего один шаг
Глава 1
Здесь мой дом
Волна жара, пронизывающая с головы до пят. Или холода? Нет, не то… Плюс мгновенная невесомость. Плюс вращение-головокружение-растяжение… Нет, опять не то. В общем, весьма необычные ощущения.
— Поехали… — бормочу я.
— Чего? — это Аина.
А воздух уже с шипением выходит наружу, и я невольно пытаюсь задержать дыхание, чувствуя, как меня распирает изнутри.
— Выдохни! — резко говорит Аина, и воздух разом выходит из меня, как из проколотого мяча. — Тут же у них давление ниже, чем у нас, забыл?
Я невольно отмечаю — "тут у них". Не "тут у вас", а "у них"… Тем самым ставя меня ПО ЭТУ сторону.
Крышка телепорта между тем плавно всплывает над головой, и Аина тут же освобождается от моей тесной близости, легко и непринуждённо выскакивая наружу. Я тоже выбираюсь, правда, несколько менее изящно.
В зале телепорта, светящегося розовато-жемчужным светом, на ярко-голубом полу стоит встречающая делегация. Небольшая, правда — Кио, Юайя и Уэф. Впрочем, одно наличие папы Уэфа перевешивает почётный караул и оркестр вместе взятые…
Аина смеётся, уловив мою мысль.
— Мы рады приветствовать тебя, координатор Уэф — она говорит по-русски, с еле уловимым, непередаваемым ангельским акцентом. — Познакомьтесь — это мой напарник.
— Ну так тебе и надо! — заявляет папа Уэф своим серебряным голоском, и все дружно смеются. Мне немного обидно даже. Всё-таки зять, какой-никакой родственник… Даже не поздоровался, как будто я из соседней комнаты вышел…
Широко разворачивается радужно-белое крыло, и от сильного шлепка я чуть не падаю.
— Здорово, Рома! — в фиолетовых глазах зажглись знакомые огоньки, и говорит Уэф на сей раз голосищем деда Иваныча. — А так нормально?
Теперь и я смеюсь вместе со всеми.
— Здравствуй, Рома — это Юайя. Всё-таки мы довольно хорошо были знакомы.
— Привет! — жмёт мне руку, хлопая другой по плечу, Кио, с которым мы знакомы ещё дольше. Подобный жест ангелам никак не свойствен, и я улавливаю — это специально для меня.
— Поцелуи и объятия оставим на потом — папа Уэф уже направляется к лифту — Кушать хотите?
— Естественно — это Аина — мы же не ели перед дорогой. А молоко есть?
— Во-от такая посудина! — встревает Юайя — Дед Иваныч утром привёз!
Уэф уже в створе лифта. Миг, и он свечкой уносится вверх, точно ведьма из русской сказки в печную трубу. Аина шагает за ним, и я следом. Секунды "падения вверх" — точнее процесс срабатывания гравилифта на подъём описать трудно — и я уже стою в том самом холле, знакомом до боли… Дома…
Они смотрят на меня. Они все смотрят на меня. Впрочем, Кио и Юайя уже отвели глаза и расходятся.
— Извини, что спрашиваю, Рома — папа Уэф смотрит очень внимательно и серьёзно. — Разве ты сейчас ДОМА?
Ну чего он так-то, в самом деле? За слово цепляется… Даже не за слово — за мысль…
"Он не зря цепляется" — это уже Аина, и перешла на мысль. — "Ты не понимаешь, но это важно. Мне тоже интересно, что ты ответишь".
Я задумываюсь. Действительно, интересно. Ведь у человека может быть только один дом. И у ангела тоже, между прочим. А у биоморфа?
— Всё ясно с тобой, напарник — смеётся Аина, вновь переходя на звук. — Ты зря задал ему этот вопрос, Уэф. Теперь он загрузится и будет думать до нервного истощения.
— Хорошо, отложим. — Уэф ведёт нас в трапезную, легко перешагивая через высокий порог люка и не сбивая при этом шага. Я же невольно втягиваю голову в плечи, чуть приседаю, и мне самому смешно. Надо же, до чего живуча память тела. Сколько раз я стукался макушкой об эти люки, будучи человеком…
"Память тела весьма полезна, и для некоторых биоморфов особенно. Порой пара хороших плюх доходчивее долгих подробных разъяснений" — улавливаю я чью-то мысль. Чью — папы Уэфа, Аины или и вовсе свою собственную?
— Кстати, где моя тёзка? — спрашивает Аина.
— Кстати, твоя тёзка нас покинула. Пришёл вызов из службы Соединённых Судеб. Так она сразу ко мне — отпусти замуж, начальник! — смеётся Уэф. — Так что опять у меня некомплект, и хоть как тут крутись.
— Замуж — дело святое. — улыбается Аина. — Долго же она ждала. Сильно хороший парень?
— Насчёт парня не видел, а диаграмма практически без зазоров. Это при том, что характер у тёзки твоей сложноватый. Но всё же не как у тебя!
— От такого слышу! — и они разом смеются. Я уже в курсе, что Аина и папа Уэф старые коллеги, знакомы ещё с довоенных времён.
На столе в трапезной красуется самовар, которого раньше не было. Я всматриваюсь — ого! Такому самовару место в Эрмитаже, не меньше. Рядом с часами «Павлин», точно.
— Иванычу на день рождения подарок — говорит Уэф, уловив мысль. — Нравится? Моя работа!
— Да ты прямо Фаберже, папа Уэф. — я разглядываю самовар. Золотая гравюра на серебре, платиновая зернь, разноцветная перегородчатая эмаль, или что-то покруче… Впрочем, с этими синтезаторами… Тот же Фаберже с радостью отдал бы все свои яйца, включая природные, за одну такую машинку…
Папа Уэф смеётся своим серебряным смехом, уловив мою мысль, и Аина тоже.
— Да, Рома… Но всё-таки главное дело не в синтезаторе. Главное тут — он указывает пальцем себе на лоб. — А синтезатор просто экономит силы и время.
— Ну так и я про то — мастерская работа! — это я. — Супер!
— Вот интересно, подхалимаж — врождённое чувство у людей? — спрашивает Аина, расставляя тарелки — помогает Уэфу накрыть на стол.
— Да ладно! — я наконец обижен в лучших чувствах художника. — Сама небось кроме стандартного набора кухонной посуды и не сделаешь ничего, а судишь! Это шедевр, если хочешь знать, а зависть ещё хуже, чем подхалимаж!
Они весело и звонко хохочут, так открыто и беззлобно, что и я улыбаюсь.
— Иваныч же свой подарок сразу сюда на стол — Уэф уже извлёк откуда-то корзинку с ватрушками и здоровенную полуведёрную крынку с молоком — Чего, говорит, я такую красотищу на кордоне у себя держать стану, с котом вместе чай пить? Я там и бываю-то реже, чем тут. Тут, говорит, мой дом, а там офис-контора, значит… Садись, Рома, поближе, вот сюда…
Стол уже накрыт. Всё, как в тот первый раз, только ухи не хватает. Да, и даже картошка варёная в наличии, и тыквенная каша.
— … И украсть там могут, говорит, это ж не база наша неприступная. Я ему: я же тебе трёх дендроидов старых отдал — продолжает Уэф, щёлкая пальцами в воздухе, и я улавливаю: это он отдаёт мыслеприказ. Самовар начинает тихо шипеть. — А он мне: против русского вора устоять трудно…
Самовар уже вскипел, за каких-то полминуты. Я вглядываюсь в изделие папы Уэфа ещё раз — ни малейших признаков электрического шнура. Да, пожалуй, из-за такой штуки стоит беспокоиться… Хотя дед неправ — после контакта с охранными дендроидами у любого вора должно выработаться стойкое отвращение к своему ремеслу, вплоть до отказа поднимать с земли чужие рассыпанные купюры. При условии, конечно, что этому вору удастся каким-то образом уцелеть, да ещё и сохранить более-менее рассудок.
— …Вообще Иванычу чего дарить — одни мучения. Мауна тут баловалась, связала из шерсти барана — ну ты знаешь, зверь такой некрупный и травоядный (это Аине, и Аина в ответ кивнула) — ага, связала ему носки (Аина снова кивнула, подтверждая, что такие предметы туалета ей известны). Руками, заметьте! Так он их на почётное место где-то у себя там положил, чтобы молиться, не иначе. Мауна ему — чего, мол, не носишь, обидеть норовишь? А Иваныч в ответ — да чтобы я такой подарок в сапоги или валенки стоптанные?! Никогда! Для того портянки имеются и носки покупные…
Уэф сегодня непривычно разговорчив и словоохотлив, и я всматриваюсь в него внимательней. Папа Уэф обычно не меняет своих привычек без веских на то причин, и ещё реже делает что-то, не подумав.
— Ум-м, вкусно! — перебивает мои мысли Аина, с наслаждением отпивая из стакана молоко. — Каждый раз, как на Землю попадаю, так напиться не могу, правда, правда. Дома в синтезаторе делать пыталась — вот не то, хоть перья выдери! Корову, что ли, телепортировать с Земли? Ну телёночка, ладно. Я женщина состоятельная, могу себе позволить…
Они разом рассмеялись, и я наконец улавливаю. Не так это просто, между прочим — уловить скрытые мысли папы Уэфа.
— А где мама Маша? — спрашиваю я.
Веселье за столом увядает, как роза в кипятке.
— На Кавказе в данный момент.
— С ней ничего?..
— Типун тебе на весь язык! — рявкает Уэф голосом, ещё не слышанным мною. — Всё в порядке пока. Если ЭТО можно назвать порядком. — он успокаивается, возвращая себе излюбленный серебряный голосок.
— Рассказывай — Аина ставит стакан на стол.
— А вы уверены, коллеги, что это дело не подождёт до конца трапезы? — прищуривается Уэф. — Четверть часа ничего не решают.
— Не тебе бы говорить, координатор, и не мне бы слушать — усмехается Аина. — Рассказывай. Сводка была очень невнятной, и вводная перед телепортацией тоже не ахти. Что тут у вас имеет место быть?
— Не тебе бы спрашивать, не мне бы отвечать — возвращает Аине папа Уэф. — Имеет место быть встречный контроль, что же ещё…
— Спасибо, что просветил — Аина вновь отхлёбывает молоко. — Я до последнего надеялась, что ты вызвал нас, чтобы угостить молоком. Подробности, Уэф, причём все и в хронологическом порядке.
— Ну что ж — вздыхает Уэф. — Я не хотел портить вам аппетит, коллеги, но ты сама напросилась. Смотрите!
Вспыхивает в воздухе большой виртуальный дисплей-экран…
…
Цветные размытые пятна танцуют свой танец, исполненный скрытого смысла — красные, зелёные…разные… Я уже привык к вам, ребята… Я знаю, знаю, что вы пытаетесь сказать мне что-то очень важное, но я всё ещё изрядный балбес, и до меня доходит туго…
Я просыпаюсь разом, как будто выныриваю из сна. Светится пепельным светом потолок, не гуляют в толще пушистого ковра, на котором я сплю без всяких подушек-одеял, цветные огоньки — включен ночной режим. Всё тихо в старом ските.
Я сажусь по-турецки, упираю локти в колени и подпираю руками голову, сцепив пальцы в замок. Для человека такая поза не слишком удобна, кстати, а вот ангелам ничего. Думать удобно, ага…
Перед моим мысленным взором снова и снова прокучиваются кадры, показанные Уэфом. Вот, значит, как тут развивались события, пока я там смотрел кино и "рос над собой". Похоже, зелёным понадобился ещё один "пояс зла", причём на сей раз от Атлантики до Японии. И они уже нашли, куда удобнее бросать зажжённые спички. Кавказ… Ладно… Это мы ещё поглядим!
Я встаю на ноги, иду к люку. Люк послушно исчезает. Давно, ох, как же давно это было!
…Люк дрогнул и бесшумно исчез, как и не было. Неяркий голубовато-белый свет изливался из отверстия, размытые блики загуляли по двору.
"Туда…" — уже еле слышный шёпот Ирочки. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять — она умирает…
Я очнулся, глядя на три громадины витализаторов, неподвижно и без всякой опоры висящие в воздухе. Вот в этот… да, точно, в этот мы с Ильёй положили Ирочку. Точнее, тогда ещё не Ирочку, тогда мне неизвестно было даже её истинное имя — Иолла…
А память уже прокручивает следующий сюжет.
… Я стою столбом возле сооружения, похожего на громадный саркофаг. Я не уйду отсюда без неё, даже не думайте. И никакие приказы — ни папы Уэфа, ни самого Создателя Вселенной — для меня недействительны.
"Она жива?"
"Она БУДЕТ ЖИВА. Ты успел"…
Я глажу крышку аппарата, способного оживлять даже мёртвых. Не всех и не всегда, правда. Но ты дважды справился, и мне по идее надо бы встать перед тобой на колени…
И снова выныривает из памяти…
…Сосредоточенное лицо мамы Маши смотрит на меня через край ванны.
"Всё, Победивший бурю. Теперь уже всё"
Победивший бурю — кто бы это мог быть… Ха, это что же, я?
Змеевидные отростки, удерживающие меня, исчезают, и я сажусь, придерживаясь за край ванны витализатора.
"Где моя Летящая под дождём?"…
Выходит, я должен тебе трижды, умный аппарат, с лёгкой руки моего соотечественника названный когда-то столь звучным именем? Да, выходит, трижды…
Я оглядываюсь. Вон тут я спал, с молчаливого разрешения папы Уэфа, пока моя Ирочка… да, тоже спала. Как бабочка в куколке, точнее не скажешь.
Сколько всего связано с этим…
Вся моя теперешняя жизнь связана с этим. А то, что было в прошлой — нет, уже позапрошлой жизни, вспоминается теперь как сон.
В памяти всплывает вчерашнее: "Разве ты сейчас ДОМА?".
Да. Да, папа Уэф. Вчера ещё я не мог ответить. А вот сейчас, пожалуй, могу. Да. Да, я ЗДЕСЬ ДОМА. И там дома, и тут. Вот так вот.
Что-то меняется в мире. Я вслушиваюсь и быстрым шагом покидаю зал витализаторов, пересекаю холл и выскакиваю на крыльцо, едва не натыкаясь на Уэфа.
— Ты чего не спишь, Рома? — луны на небе нет, в темноте у папы Уэфа можно различить лишь тепловые пятна глаз и прочие размытые детали. В отличие от меня он одет в термокостюм.
— Не спится. А ты?
Но папа Уэф не отвечает, и правильно делает. Потому что я уже вижу.
Вспыхивает рассеянный мягкий свет, струящийся ниоткуда и странным образом не забивающий даже сияния звёзд, но в то же время достаточно яркий, чтобы видеть почти как днём. Широкой пологой спиралью, медленно и со вкусом, планирует к нам мама Маша. Я догадываюсь, что кокон выпустил её невысоко, во всяком случае, не выше купола общего маскирующего поля — иначе она не стала бы лететь вот так, не включив индивидуальную невидимость. Но такое ощущение, что спускается мама Маша прямо со звёзд.
— Ап! — она с шумом тормозит крыльями, хлопает ими. — О, какой гость!
Папа Уэф молча шагает с крыльца, обхватывает жену руками, обнимает под крыльями. Тут я замечаю — на ней боевой скафандр, сверкающий разными штучками, как мундир орденами. Только шлема недостаёт. Или мама Маша успела его снять в коконе?
— Удачно? — а глаза-то, глаза у папы Уэфа… и мысль расходится со словами. Потому что я улавливаю нечто иное: "ты жива… ты вернулась…"
Я деликатно отворачиваюсь, потому как воспитанным детишкам не пристало глазеть, как целуются взрослые.
"Всё хорошо. Оба живы"
"Две ключевые фигуры… Ты умница, Мауна"
"Стараюсь соответствовать!"
Они смеются. Два голоса — роскошное вибрирующее контральто и серебряный колокольчик. Нет, воля ваша — не тот у папы Уэфа голос…
— Опять! — голос Уэфа опускается до сверхнизкого потрясающего баса, переходящего в инфразвук, от которого чуть вибрируют кости черепа. — А так лучше?
— Здравствуй, Рома — смеётся мама Маша, поднимаясь на крыльцо.
— Здравствуй, мама.
— А ты чего это голый? — она трогает меня ладошкой — Гляди-ка, замёрз совсем! А ну, в дом!
Я с удовольствием и немедленно исполняю команду. Действительно, прохладно на улице, заморозком пахнет… и вообще, апрель на Селигере месяц зимний.
"Кушать будешь?"
"Молоко. И спать! С ног валюсь…" — мама Маша ещё раз оглядывает встречающих. — Вот вы чего не спите-то? — это уже вслух.
Мы с Уэфом встречаемся взглядами. В фиолетовых глазах уже зажёгся знакомый огонёк.
— Так не с кем! — хором заявляем мы. И давимся смехом, все трое, стараясь не разбудить остальных.
…
Длинный, мелодичный сигнал вырывает меня из неги сна.
"Подъём!" — чей это посыл, я даже не разобрался. Вскакиваю на ноги и бросаюсь на выход.
В холле меня ждёт целая команда, причём одетая в термокостюмы. Уэф, мама Маша, моя напарница-начальница и Иого.
— О! Он пробудился, хотя никто не верил в это — заявляет Аина, разглядывая меня. — Ты собираешься лететь в таком виде? Тут тебе не Рай! Враз отморозишь самое главное!
— Здравствуй, Рома — это Иого. Вчера мы с ним так и не увиделись. — Рад тебя видеть.
— Здравствуй, Летящий над морем!
— Давай-давай, быстро одевайся! — командует Аина. — Утренняя разминка!
Я растерянно гляжу на маму Машу.
— "Домового" вызови, и все дела — смеётся она, прочитав-увидев причину моей растерянности.
На мой зов является местный «домовой», стандартный ярко-красный пылесос с шестью гофрированными руками-шлангами, в одной из которых зажат туго скатанный свёрток термокостюма. Я торопливо одеваюсь.
— На, держи — Аина протягивает мне нитку хрустальных бус, прибор невидимости.
— Всё, полетели! — Уэф натягивает на голову капюшон. — Время, время!
Входной люк исчезает, и мы цепочкой шустро выскакиваем на крыльцо, взлетая с места — прямо как ласточки из гнезда, честное слово. Я тоже взлетаю, пристраиваюсь последним в цепочке. Небо на востоке вовсю пылает золотом, предвещая ясный погожий день. Ангелы, усиленно машущие крыльями, набирая высоту, вдруг исчезают, превращаясь в размытые тепловые пятна.
"Включи невидимость, Рома! Мы выходим из маскирующего поля базы! Да оставь тепловой фон, чтобы не столкнуться!"
Я послушно исполняю команду. Внизу среди крон сосен и голых ветвей торчат крыши старого скита. По телу вдруг пробегает неприятно-щекочущая волна, всё изображение разом искажается, как отражение в текучей воде. О-оп! И никакого внизу скита, вообще ни малейшего намёка на чьё-то присутствие. Сплошное море серо-сизой после зимы зелени, куда ещё не ступала нога человека. Круто!
"Вверх, други! Встретим восход светила раньше всех!"
Мы поднимаемся по широкой спирали, и вдруг солнечные лучи брызжут из-за горизонта, превращая ангелов в еле уловимые моим тепловым зрением призраки. Мне кажется, что эти лучи пронизывает меня насквозь, наполняя горячим радостным светом. Господи, как хорошо!
"А ну, полетели к Селигеру! Наперегонки!"
И снова я не успеваю уловить, чья это мысль.
Цепочка распадается, и мы наперегонки несёмся к серой глади озера, которого ещё не коснулось солнце — там, внизу, восход ещё не настал.
"Здесь Уэф. Сегодня победителя ждёт приз — он первый ест лимоны!"
"Лимоны?! Так что же ты молчал, шеф!"
Два пятна резко вырываются вперёд, выказывая наибольшую заинтересованность.
"Какой ты вредный, Иого! Мог бы гостье и уступить! Когда я ещё попробую лимонов?"
"Победа достаётся в борьбе! Давай-давай, гостья, работай крылышками!"
Гладь озера уже под нами, и теперь видно, что оно ещё не совсем освободилось ото льда.
"Ага, я первая! Все лимоны теперь мои!"
"Ха-ха! Гляди, не объешься! Дед целое ведро привёз!"
Одно тепловое пятно резко сворачивает ко мне, повисает перед носом на расстоянии каких-то десяти шагов.
"Рома, здесь Мауна. Догонишь меня?"
"Мама Маша… Как ты определяешь, кто где? Маскировка же! Я вот вижу только размытые тепловые пятна, и то еле-еле"
"А чего тут определять? Ты последний тащишься" — бесплотный шелестящий смех. — "Ну, догоняй!"
Пятно резко увеличивает скорость, но и я не лыком шит. А ну-ка! Посмотрим, чему я научился в Раю!
Ап! «Бочка» с разворотом. Ап! Двойная "мёртвая петля". Ап! "Кобра Пугачёва" Ап! "Фигура Кио" — остановка в воздухе, зависание, разворот назад. Ап! Ап!
Мама Маша закладывает один головокружительный вираж за другим, но я держусь сзади, как приклеенный. Таким ведомым гордился бы, наверное, сам Чкалов.
"Неплохо, Рома, совсем неплохо!" — шелестит бесплотный смех. — "А вот такое?"
Нет, это немыслимо — вертикальное падение вниз и подъём почти по своему следу! Я отваливаю в сторону. Нет, мне такое не по силам…
"Ну то-то!"
"Рома, здесь Уэф. Ты зря поддался на провокацию, все твои старания тщетны. Она же значительно легче тебя, забыл?"
"Папа Уэф, я потрясён! Как тебе удалось ТОГДА догнать?"
Я чувствую, как Уэф пытается прочесть-уловить в моей голове смысл фразы.
"А, вон ты о чём… Даже если бы я летал так, как ты вначале, можешь не сомневаться — я бы её догнал. Уж очень ей хотелось за меня замуж!"
Бесплотный шелестящий смех наплывает, дробится, наслаивается… Смеются все.
"Болтун! Хочу купаться!"
"И я! И я!"
Вся группа посыпалась вниз, и я следом. Гладь Селигера уже искрится солнечными бликами — пока мы разминались, солнце добралось-таки до земли.
Крылья нашей ангельской пятёрки взвихривают настоящий маленький ураганчик, в воздухе летает мелкий мусор. Вся команда без всякой команды скидывает термокостюмы и со смехом — на сей раз настоящим, вслух — устремляется в воду. Маскировку, между прочим, никто не выключал, и со стороны зрелище выглядит весьма необычным — над ледяной водой дрожит знойное летнее марево, волны расходятся кругами, плеск и смех… Вот так и рождаются легенды о русалках. Если бы кто-то из аборигенов сейчас был поблизости, то уже наверняка прикидывал бы, сколько бутылок водки потребуется для лечения внезапно навалившегося недуга.
"А ты чего? Не любишь холодной водички, напарник?" — этот вопрос Аины адресован, естественно, мне. Углядела мои мысли, не иначе. Или марево на берегу, не торопящееся в воду.
Ага… если бы просто холодная… Ладно, была не была! Я опасливо стягиваю термокостюм, медленно подхожу к берегу. Трогаю ногой водичку с симпатичной такой плавающей льдинкой…
Неприятно-щекочущая волна пробегает по телу, и прежде чем я успеваю сообразить, что к чему, знойное марево материализуется в Аину на расстоянии вытянутой руки. Сильный толчок, и я лечу в воду, беспорядочно хлопая крыльями. Ледяная вода обжигает… нет, вроде как не обжигает? Да ведь мне хорошо! Ух, здорово!
"А я думала, ты будешь визжать" — Аина говорит мысленно, но смеётся вслух.
"Ну вот ещё! Что я, дама? Я бы и сам…"
"Сам бы ты ждал, пока вода прогреется, а это случится в июне"
"Здесь Уэф. Всё, коллеги, вылезайте. Время, время!"
Термокостюмы, минуту-полторы назад возникшие из ниоткуда на берегу, так же бесследно исчезают в никуда. Определённо местным жителям и заезжим туристам следует соблюдать осторожность, путешествуя по глухим берегам Селигера, если им дорог здравый рассудок.
"А как-то и был такой случай, Рома, и не так давно. Мы с Уэфом купались в проруби, и не доглядели, как рыбаки подкатили на снегоходе. Ох и удирали они!"
"Всё, полетели!" — это, очевидно, Уэф. — "У нас сегодня масса работы!"
…
За время отсутствия нашей пятёрки во дворе старого скита произошли изменения. У крыльца стоит белая замызганная «Нива», и рядом крутится Казбек.
— Иваныч!
Пётр Иваныч встречает нас на крыльце, возвышаясь над окружающими, как древняя башня.
— Здорово, Рома!
Дед вдруг хватает меня под мышки, как пацана-малолетку, притискивает медведем. От неожиданности я вцепляюсь в деда руками и ногами одновременно, и все смеются.
— И вас с приездом, барышня! — переключает внимание Пётр Иваныч.
— Чего? — прищуривается Аина. — Ты меня ещё «госпожой» назови!
— Ну вот, хочешь как лучше, а выходит как всегда. — смеётся-ухает дед. — Это ж был комплимент!
Наша команда уже проходит в душ, стягивая костюмы. Селигер вообще-то озеро чистое, но там у берега был ил… Все моются разом, благо душевая комната немаленькая, и бьющие отовсюду струи приносят мне дополнительное удовольствие.
В трапезной уже кипит самовар, и за столом уже сидят Кио и Юайя. Один сдал смену, вторая приняла — вот почему их не было на утренней зарядке. На столе, кроме непременных шанег, молока, мёда и ватрушек стоят вазы с фруктами, и отдельно — широкое блюдо с изрядной горкой лимонов.
— Торжественный завтрак в честь прибытия делегации, значит — гудит дед.
— Вчера уже был торжественный ужин — смеётся Аина.
— А! — отмахивается Иваныч. — Разве ж я не знаю архангела нашего? Объедки кой-какие по углам небось наскрёб…
Все смеются, и папа Уэф тоже. Аина смачно откусывает от лимона, запивает молоком. Меня передёргивает.
"Напрасно морщишься" — улавливает Аина мои эмоции. — "Очень вкусно".
Я осторожно беру лимон, откусываю, невольно ожидая, что челюсти сведёт… Хм… Интересно… Вкусно. В самом деле очень вкусно! Вот кислятина же, а вкусно, отчего так?
"Ты до сих пор порой забываешь, Рома, что ты уже не человек. И вкусовые ощущения у тебя другие. Вспомни колбасу!" — мама Маша смотрит на меня поверх высокого стакана с молоком, точь-в-точь как тогда моя Ирочка.
Торжественный завтрак проходит в не менее торжественном молчании, нарушаемом только характерными аппетитными звуками. Впрочем, молчание это весьма условно, потому как за столом уже идёт оживлённый мысленный диалог — папа Уэф не любит терять время.
"Как прошла встреча с лесорубами?"
"Нормально. Тяжёлые, правда, ребята, да кому сейчас легко"
"Ладно, не расстраивайся. Ими уже занимается Геннадий"
"Ну тады за их светлое будущее я спокоен" — ухмыляется Пётр Иваныч.
— Лесорубы замучили. — папа Уэф перехватывает мой заинтересованный взгляд. — Настоящие бандиты, просто слов нет. Уже четвёртую фирму закрываем, а всё неймётся. Надо им порубить здешние окрестные леса, и всё тут.
— С мелкими порубщиками я сам справляюсь, слава Богу. — гудит Иваныч. — Ну да местные меня знают, лишнего не позволяют себе. С пришлыми хуже. Колёса прострелю там, мотор… Ежели кто особо отчаянный, ружьишком машет, ружьишко забираю…
— Лесовоз… — в глазах Уэфа зажглись озорные огоньки.
— Один раз! — дед с шумом прихлёбывает чай. — Очень уж наглые были ребята. В меня стреляй, ладно, а собака-то при чём? Еле вон Маша отходила Казбека моего… В долгу я перед тобой, Маша, по самый гроб.
— Да хватит уже, Иваныч, сколько можно! — это мама Маша.
— А как с лесовозом-то? — я увожу разговор в нужную сторону.
— А чего с лесовозом? Отогнал подале, Кольку Хруста оповестил, и все дела… Он где-то продал…
— И что, молча стерпели?
— Поехали… — бормочу я.
— Чего? — это Аина.
А воздух уже с шипением выходит наружу, и я невольно пытаюсь задержать дыхание, чувствуя, как меня распирает изнутри.
— Выдохни! — резко говорит Аина, и воздух разом выходит из меня, как из проколотого мяча. — Тут же у них давление ниже, чем у нас, забыл?
Я невольно отмечаю — "тут у них". Не "тут у вас", а "у них"… Тем самым ставя меня ПО ЭТУ сторону.
Крышка телепорта между тем плавно всплывает над головой, и Аина тут же освобождается от моей тесной близости, легко и непринуждённо выскакивая наружу. Я тоже выбираюсь, правда, несколько менее изящно.
В зале телепорта, светящегося розовато-жемчужным светом, на ярко-голубом полу стоит встречающая делегация. Небольшая, правда — Кио, Юайя и Уэф. Впрочем, одно наличие папы Уэфа перевешивает почётный караул и оркестр вместе взятые…
Аина смеётся, уловив мою мысль.
— Мы рады приветствовать тебя, координатор Уэф — она говорит по-русски, с еле уловимым, непередаваемым ангельским акцентом. — Познакомьтесь — это мой напарник.
— Ну так тебе и надо! — заявляет папа Уэф своим серебряным голоском, и все дружно смеются. Мне немного обидно даже. Всё-таки зять, какой-никакой родственник… Даже не поздоровался, как будто я из соседней комнаты вышел…
Широко разворачивается радужно-белое крыло, и от сильного шлепка я чуть не падаю.
— Здорово, Рома! — в фиолетовых глазах зажглись знакомые огоньки, и говорит Уэф на сей раз голосищем деда Иваныча. — А так нормально?
Теперь и я смеюсь вместе со всеми.
— Здравствуй, Рома — это Юайя. Всё-таки мы довольно хорошо были знакомы.
— Привет! — жмёт мне руку, хлопая другой по плечу, Кио, с которым мы знакомы ещё дольше. Подобный жест ангелам никак не свойствен, и я улавливаю — это специально для меня.
— Поцелуи и объятия оставим на потом — папа Уэф уже направляется к лифту — Кушать хотите?
— Естественно — это Аина — мы же не ели перед дорогой. А молоко есть?
— Во-от такая посудина! — встревает Юайя — Дед Иваныч утром привёз!
Уэф уже в створе лифта. Миг, и он свечкой уносится вверх, точно ведьма из русской сказки в печную трубу. Аина шагает за ним, и я следом. Секунды "падения вверх" — точнее процесс срабатывания гравилифта на подъём описать трудно — и я уже стою в том самом холле, знакомом до боли… Дома…
Они смотрят на меня. Они все смотрят на меня. Впрочем, Кио и Юайя уже отвели глаза и расходятся.
— Извини, что спрашиваю, Рома — папа Уэф смотрит очень внимательно и серьёзно. — Разве ты сейчас ДОМА?
Ну чего он так-то, в самом деле? За слово цепляется… Даже не за слово — за мысль…
"Он не зря цепляется" — это уже Аина, и перешла на мысль. — "Ты не понимаешь, но это важно. Мне тоже интересно, что ты ответишь".
Я задумываюсь. Действительно, интересно. Ведь у человека может быть только один дом. И у ангела тоже, между прочим. А у биоморфа?
— Всё ясно с тобой, напарник — смеётся Аина, вновь переходя на звук. — Ты зря задал ему этот вопрос, Уэф. Теперь он загрузится и будет думать до нервного истощения.
— Хорошо, отложим. — Уэф ведёт нас в трапезную, легко перешагивая через высокий порог люка и не сбивая при этом шага. Я же невольно втягиваю голову в плечи, чуть приседаю, и мне самому смешно. Надо же, до чего живуча память тела. Сколько раз я стукался макушкой об эти люки, будучи человеком…
"Память тела весьма полезна, и для некоторых биоморфов особенно. Порой пара хороших плюх доходчивее долгих подробных разъяснений" — улавливаю я чью-то мысль. Чью — папы Уэфа, Аины или и вовсе свою собственную?
— Кстати, где моя тёзка? — спрашивает Аина.
— Кстати, твоя тёзка нас покинула. Пришёл вызов из службы Соединённых Судеб. Так она сразу ко мне — отпусти замуж, начальник! — смеётся Уэф. — Так что опять у меня некомплект, и хоть как тут крутись.
— Замуж — дело святое. — улыбается Аина. — Долго же она ждала. Сильно хороший парень?
— Насчёт парня не видел, а диаграмма практически без зазоров. Это при том, что характер у тёзки твоей сложноватый. Но всё же не как у тебя!
— От такого слышу! — и они разом смеются. Я уже в курсе, что Аина и папа Уэф старые коллеги, знакомы ещё с довоенных времён.
На столе в трапезной красуется самовар, которого раньше не было. Я всматриваюсь — ого! Такому самовару место в Эрмитаже, не меньше. Рядом с часами «Павлин», точно.
— Иванычу на день рождения подарок — говорит Уэф, уловив мысль. — Нравится? Моя работа!
— Да ты прямо Фаберже, папа Уэф. — я разглядываю самовар. Золотая гравюра на серебре, платиновая зернь, разноцветная перегородчатая эмаль, или что-то покруче… Впрочем, с этими синтезаторами… Тот же Фаберже с радостью отдал бы все свои яйца, включая природные, за одну такую машинку…
Папа Уэф смеётся своим серебряным смехом, уловив мою мысль, и Аина тоже.
— Да, Рома… Но всё-таки главное дело не в синтезаторе. Главное тут — он указывает пальцем себе на лоб. — А синтезатор просто экономит силы и время.
— Ну так и я про то — мастерская работа! — это я. — Супер!
— Вот интересно, подхалимаж — врождённое чувство у людей? — спрашивает Аина, расставляя тарелки — помогает Уэфу накрыть на стол.
— Да ладно! — я наконец обижен в лучших чувствах художника. — Сама небось кроме стандартного набора кухонной посуды и не сделаешь ничего, а судишь! Это шедевр, если хочешь знать, а зависть ещё хуже, чем подхалимаж!
Они весело и звонко хохочут, так открыто и беззлобно, что и я улыбаюсь.
— Иваныч же свой подарок сразу сюда на стол — Уэф уже извлёк откуда-то корзинку с ватрушками и здоровенную полуведёрную крынку с молоком — Чего, говорит, я такую красотищу на кордоне у себя держать стану, с котом вместе чай пить? Я там и бываю-то реже, чем тут. Тут, говорит, мой дом, а там офис-контора, значит… Садись, Рома, поближе, вот сюда…
Стол уже накрыт. Всё, как в тот первый раз, только ухи не хватает. Да, и даже картошка варёная в наличии, и тыквенная каша.
— … И украсть там могут, говорит, это ж не база наша неприступная. Я ему: я же тебе трёх дендроидов старых отдал — продолжает Уэф, щёлкая пальцами в воздухе, и я улавливаю: это он отдаёт мыслеприказ. Самовар начинает тихо шипеть. — А он мне: против русского вора устоять трудно…
Самовар уже вскипел, за каких-то полминуты. Я вглядываюсь в изделие папы Уэфа ещё раз — ни малейших признаков электрического шнура. Да, пожалуй, из-за такой штуки стоит беспокоиться… Хотя дед неправ — после контакта с охранными дендроидами у любого вора должно выработаться стойкое отвращение к своему ремеслу, вплоть до отказа поднимать с земли чужие рассыпанные купюры. При условии, конечно, что этому вору удастся каким-то образом уцелеть, да ещё и сохранить более-менее рассудок.
— …Вообще Иванычу чего дарить — одни мучения. Мауна тут баловалась, связала из шерсти барана — ну ты знаешь, зверь такой некрупный и травоядный (это Аине, и Аина в ответ кивнула) — ага, связала ему носки (Аина снова кивнула, подтверждая, что такие предметы туалета ей известны). Руками, заметьте! Так он их на почётное место где-то у себя там положил, чтобы молиться, не иначе. Мауна ему — чего, мол, не носишь, обидеть норовишь? А Иваныч в ответ — да чтобы я такой подарок в сапоги или валенки стоптанные?! Никогда! Для того портянки имеются и носки покупные…
Уэф сегодня непривычно разговорчив и словоохотлив, и я всматриваюсь в него внимательней. Папа Уэф обычно не меняет своих привычек без веских на то причин, и ещё реже делает что-то, не подумав.
— Ум-м, вкусно! — перебивает мои мысли Аина, с наслаждением отпивая из стакана молоко. — Каждый раз, как на Землю попадаю, так напиться не могу, правда, правда. Дома в синтезаторе делать пыталась — вот не то, хоть перья выдери! Корову, что ли, телепортировать с Земли? Ну телёночка, ладно. Я женщина состоятельная, могу себе позволить…
Они разом рассмеялись, и я наконец улавливаю. Не так это просто, между прочим — уловить скрытые мысли папы Уэфа.
— А где мама Маша? — спрашиваю я.
Веселье за столом увядает, как роза в кипятке.
— На Кавказе в данный момент.
— С ней ничего?..
— Типун тебе на весь язык! — рявкает Уэф голосом, ещё не слышанным мною. — Всё в порядке пока. Если ЭТО можно назвать порядком. — он успокаивается, возвращая себе излюбленный серебряный голосок.
— Рассказывай — Аина ставит стакан на стол.
— А вы уверены, коллеги, что это дело не подождёт до конца трапезы? — прищуривается Уэф. — Четверть часа ничего не решают.
— Не тебе бы говорить, координатор, и не мне бы слушать — усмехается Аина. — Рассказывай. Сводка была очень невнятной, и вводная перед телепортацией тоже не ахти. Что тут у вас имеет место быть?
— Не тебе бы спрашивать, не мне бы отвечать — возвращает Аине папа Уэф. — Имеет место быть встречный контроль, что же ещё…
— Спасибо, что просветил — Аина вновь отхлёбывает молоко. — Я до последнего надеялась, что ты вызвал нас, чтобы угостить молоком. Подробности, Уэф, причём все и в хронологическом порядке.
— Ну что ж — вздыхает Уэф. — Я не хотел портить вам аппетит, коллеги, но ты сама напросилась. Смотрите!
Вспыхивает в воздухе большой виртуальный дисплей-экран…
…
Цветные размытые пятна танцуют свой танец, исполненный скрытого смысла — красные, зелёные…разные… Я уже привык к вам, ребята… Я знаю, знаю, что вы пытаетесь сказать мне что-то очень важное, но я всё ещё изрядный балбес, и до меня доходит туго…
Я просыпаюсь разом, как будто выныриваю из сна. Светится пепельным светом потолок, не гуляют в толще пушистого ковра, на котором я сплю без всяких подушек-одеял, цветные огоньки — включен ночной режим. Всё тихо в старом ските.
Я сажусь по-турецки, упираю локти в колени и подпираю руками голову, сцепив пальцы в замок. Для человека такая поза не слишком удобна, кстати, а вот ангелам ничего. Думать удобно, ага…
Перед моим мысленным взором снова и снова прокучиваются кадры, показанные Уэфом. Вот, значит, как тут развивались события, пока я там смотрел кино и "рос над собой". Похоже, зелёным понадобился ещё один "пояс зла", причём на сей раз от Атлантики до Японии. И они уже нашли, куда удобнее бросать зажжённые спички. Кавказ… Ладно… Это мы ещё поглядим!
Я встаю на ноги, иду к люку. Люк послушно исчезает. Давно, ох, как же давно это было!
…Люк дрогнул и бесшумно исчез, как и не было. Неяркий голубовато-белый свет изливался из отверстия, размытые блики загуляли по двору.
"Туда…" — уже еле слышный шёпот Ирочки. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять — она умирает…
Я очнулся, глядя на три громадины витализаторов, неподвижно и без всякой опоры висящие в воздухе. Вот в этот… да, точно, в этот мы с Ильёй положили Ирочку. Точнее, тогда ещё не Ирочку, тогда мне неизвестно было даже её истинное имя — Иолла…
А память уже прокручивает следующий сюжет.
… Я стою столбом возле сооружения, похожего на громадный саркофаг. Я не уйду отсюда без неё, даже не думайте. И никакие приказы — ни папы Уэфа, ни самого Создателя Вселенной — для меня недействительны.
"Она жива?"
"Она БУДЕТ ЖИВА. Ты успел"…
Я глажу крышку аппарата, способного оживлять даже мёртвых. Не всех и не всегда, правда. Но ты дважды справился, и мне по идее надо бы встать перед тобой на колени…
И снова выныривает из памяти…
…Сосредоточенное лицо мамы Маши смотрит на меня через край ванны.
"Всё, Победивший бурю. Теперь уже всё"
Победивший бурю — кто бы это мог быть… Ха, это что же, я?
Змеевидные отростки, удерживающие меня, исчезают, и я сажусь, придерживаясь за край ванны витализатора.
"Где моя Летящая под дождём?"…
Выходит, я должен тебе трижды, умный аппарат, с лёгкой руки моего соотечественника названный когда-то столь звучным именем? Да, выходит, трижды…
Я оглядываюсь. Вон тут я спал, с молчаливого разрешения папы Уэфа, пока моя Ирочка… да, тоже спала. Как бабочка в куколке, точнее не скажешь.
Сколько всего связано с этим…
Вся моя теперешняя жизнь связана с этим. А то, что было в прошлой — нет, уже позапрошлой жизни, вспоминается теперь как сон.
В памяти всплывает вчерашнее: "Разве ты сейчас ДОМА?".
Да. Да, папа Уэф. Вчера ещё я не мог ответить. А вот сейчас, пожалуй, могу. Да. Да, я ЗДЕСЬ ДОМА. И там дома, и тут. Вот так вот.
Что-то меняется в мире. Я вслушиваюсь и быстрым шагом покидаю зал витализаторов, пересекаю холл и выскакиваю на крыльцо, едва не натыкаясь на Уэфа.
— Ты чего не спишь, Рома? — луны на небе нет, в темноте у папы Уэфа можно различить лишь тепловые пятна глаз и прочие размытые детали. В отличие от меня он одет в термокостюм.
— Не спится. А ты?
Но папа Уэф не отвечает, и правильно делает. Потому что я уже вижу.
Вспыхивает рассеянный мягкий свет, струящийся ниоткуда и странным образом не забивающий даже сияния звёзд, но в то же время достаточно яркий, чтобы видеть почти как днём. Широкой пологой спиралью, медленно и со вкусом, планирует к нам мама Маша. Я догадываюсь, что кокон выпустил её невысоко, во всяком случае, не выше купола общего маскирующего поля — иначе она не стала бы лететь вот так, не включив индивидуальную невидимость. Но такое ощущение, что спускается мама Маша прямо со звёзд.
— Ап! — она с шумом тормозит крыльями, хлопает ими. — О, какой гость!
Папа Уэф молча шагает с крыльца, обхватывает жену руками, обнимает под крыльями. Тут я замечаю — на ней боевой скафандр, сверкающий разными штучками, как мундир орденами. Только шлема недостаёт. Или мама Маша успела его снять в коконе?
— Удачно? — а глаза-то, глаза у папы Уэфа… и мысль расходится со словами. Потому что я улавливаю нечто иное: "ты жива… ты вернулась…"
Я деликатно отворачиваюсь, потому как воспитанным детишкам не пристало глазеть, как целуются взрослые.
"Всё хорошо. Оба живы"
"Две ключевые фигуры… Ты умница, Мауна"
"Стараюсь соответствовать!"
Они смеются. Два голоса — роскошное вибрирующее контральто и серебряный колокольчик. Нет, воля ваша — не тот у папы Уэфа голос…
— Опять! — голос Уэфа опускается до сверхнизкого потрясающего баса, переходящего в инфразвук, от которого чуть вибрируют кости черепа. — А так лучше?
— Здравствуй, Рома — смеётся мама Маша, поднимаясь на крыльцо.
— Здравствуй, мама.
— А ты чего это голый? — она трогает меня ладошкой — Гляди-ка, замёрз совсем! А ну, в дом!
Я с удовольствием и немедленно исполняю команду. Действительно, прохладно на улице, заморозком пахнет… и вообще, апрель на Селигере месяц зимний.
"Кушать будешь?"
"Молоко. И спать! С ног валюсь…" — мама Маша ещё раз оглядывает встречающих. — Вот вы чего не спите-то? — это уже вслух.
Мы с Уэфом встречаемся взглядами. В фиолетовых глазах уже зажёгся знакомый огонёк.
— Так не с кем! — хором заявляем мы. И давимся смехом, все трое, стараясь не разбудить остальных.
…
Длинный, мелодичный сигнал вырывает меня из неги сна.
"Подъём!" — чей это посыл, я даже не разобрался. Вскакиваю на ноги и бросаюсь на выход.
В холле меня ждёт целая команда, причём одетая в термокостюмы. Уэф, мама Маша, моя напарница-начальница и Иого.
— О! Он пробудился, хотя никто не верил в это — заявляет Аина, разглядывая меня. — Ты собираешься лететь в таком виде? Тут тебе не Рай! Враз отморозишь самое главное!
— Здравствуй, Рома — это Иого. Вчера мы с ним так и не увиделись. — Рад тебя видеть.
— Здравствуй, Летящий над морем!
— Давай-давай, быстро одевайся! — командует Аина. — Утренняя разминка!
Я растерянно гляжу на маму Машу.
— "Домового" вызови, и все дела — смеётся она, прочитав-увидев причину моей растерянности.
На мой зов является местный «домовой», стандартный ярко-красный пылесос с шестью гофрированными руками-шлангами, в одной из которых зажат туго скатанный свёрток термокостюма. Я торопливо одеваюсь.
— На, держи — Аина протягивает мне нитку хрустальных бус, прибор невидимости.
— Всё, полетели! — Уэф натягивает на голову капюшон. — Время, время!
Входной люк исчезает, и мы цепочкой шустро выскакиваем на крыльцо, взлетая с места — прямо как ласточки из гнезда, честное слово. Я тоже взлетаю, пристраиваюсь последним в цепочке. Небо на востоке вовсю пылает золотом, предвещая ясный погожий день. Ангелы, усиленно машущие крыльями, набирая высоту, вдруг исчезают, превращаясь в размытые тепловые пятна.
"Включи невидимость, Рома! Мы выходим из маскирующего поля базы! Да оставь тепловой фон, чтобы не столкнуться!"
Я послушно исполняю команду. Внизу среди крон сосен и голых ветвей торчат крыши старого скита. По телу вдруг пробегает неприятно-щекочущая волна, всё изображение разом искажается, как отражение в текучей воде. О-оп! И никакого внизу скита, вообще ни малейшего намёка на чьё-то присутствие. Сплошное море серо-сизой после зимы зелени, куда ещё не ступала нога человека. Круто!
"Вверх, други! Встретим восход светила раньше всех!"
Мы поднимаемся по широкой спирали, и вдруг солнечные лучи брызжут из-за горизонта, превращая ангелов в еле уловимые моим тепловым зрением призраки. Мне кажется, что эти лучи пронизывает меня насквозь, наполняя горячим радостным светом. Господи, как хорошо!
"А ну, полетели к Селигеру! Наперегонки!"
И снова я не успеваю уловить, чья это мысль.
Цепочка распадается, и мы наперегонки несёмся к серой глади озера, которого ещё не коснулось солнце — там, внизу, восход ещё не настал.
"Здесь Уэф. Сегодня победителя ждёт приз — он первый ест лимоны!"
"Лимоны?! Так что же ты молчал, шеф!"
Два пятна резко вырываются вперёд, выказывая наибольшую заинтересованность.
"Какой ты вредный, Иого! Мог бы гостье и уступить! Когда я ещё попробую лимонов?"
"Победа достаётся в борьбе! Давай-давай, гостья, работай крылышками!"
Гладь озера уже под нами, и теперь видно, что оно ещё не совсем освободилось ото льда.
"Ага, я первая! Все лимоны теперь мои!"
"Ха-ха! Гляди, не объешься! Дед целое ведро привёз!"
Одно тепловое пятно резко сворачивает ко мне, повисает перед носом на расстоянии каких-то десяти шагов.
"Рома, здесь Мауна. Догонишь меня?"
"Мама Маша… Как ты определяешь, кто где? Маскировка же! Я вот вижу только размытые тепловые пятна, и то еле-еле"
"А чего тут определять? Ты последний тащишься" — бесплотный шелестящий смех. — "Ну, догоняй!"
Пятно резко увеличивает скорость, но и я не лыком шит. А ну-ка! Посмотрим, чему я научился в Раю!
Ап! «Бочка» с разворотом. Ап! Двойная "мёртвая петля". Ап! "Кобра Пугачёва" Ап! "Фигура Кио" — остановка в воздухе, зависание, разворот назад. Ап! Ап!
Мама Маша закладывает один головокружительный вираж за другим, но я держусь сзади, как приклеенный. Таким ведомым гордился бы, наверное, сам Чкалов.
"Неплохо, Рома, совсем неплохо!" — шелестит бесплотный смех. — "А вот такое?"
Нет, это немыслимо — вертикальное падение вниз и подъём почти по своему следу! Я отваливаю в сторону. Нет, мне такое не по силам…
"Ну то-то!"
"Рома, здесь Уэф. Ты зря поддался на провокацию, все твои старания тщетны. Она же значительно легче тебя, забыл?"
"Папа Уэф, я потрясён! Как тебе удалось ТОГДА догнать?"
Я чувствую, как Уэф пытается прочесть-уловить в моей голове смысл фразы.
"А, вон ты о чём… Даже если бы я летал так, как ты вначале, можешь не сомневаться — я бы её догнал. Уж очень ей хотелось за меня замуж!"
Бесплотный шелестящий смех наплывает, дробится, наслаивается… Смеются все.
"Болтун! Хочу купаться!"
"И я! И я!"
Вся группа посыпалась вниз, и я следом. Гладь Селигера уже искрится солнечными бликами — пока мы разминались, солнце добралось-таки до земли.
Крылья нашей ангельской пятёрки взвихривают настоящий маленький ураганчик, в воздухе летает мелкий мусор. Вся команда без всякой команды скидывает термокостюмы и со смехом — на сей раз настоящим, вслух — устремляется в воду. Маскировку, между прочим, никто не выключал, и со стороны зрелище выглядит весьма необычным — над ледяной водой дрожит знойное летнее марево, волны расходятся кругами, плеск и смех… Вот так и рождаются легенды о русалках. Если бы кто-то из аборигенов сейчас был поблизости, то уже наверняка прикидывал бы, сколько бутылок водки потребуется для лечения внезапно навалившегося недуга.
"А ты чего? Не любишь холодной водички, напарник?" — этот вопрос Аины адресован, естественно, мне. Углядела мои мысли, не иначе. Или марево на берегу, не торопящееся в воду.
Ага… если бы просто холодная… Ладно, была не была! Я опасливо стягиваю термокостюм, медленно подхожу к берегу. Трогаю ногой водичку с симпатичной такой плавающей льдинкой…
Неприятно-щекочущая волна пробегает по телу, и прежде чем я успеваю сообразить, что к чему, знойное марево материализуется в Аину на расстоянии вытянутой руки. Сильный толчок, и я лечу в воду, беспорядочно хлопая крыльями. Ледяная вода обжигает… нет, вроде как не обжигает? Да ведь мне хорошо! Ух, здорово!
"А я думала, ты будешь визжать" — Аина говорит мысленно, но смеётся вслух.
"Ну вот ещё! Что я, дама? Я бы и сам…"
"Сам бы ты ждал, пока вода прогреется, а это случится в июне"
"Здесь Уэф. Всё, коллеги, вылезайте. Время, время!"
Термокостюмы, минуту-полторы назад возникшие из ниоткуда на берегу, так же бесследно исчезают в никуда. Определённо местным жителям и заезжим туристам следует соблюдать осторожность, путешествуя по глухим берегам Селигера, если им дорог здравый рассудок.
"А как-то и был такой случай, Рома, и не так давно. Мы с Уэфом купались в проруби, и не доглядели, как рыбаки подкатили на снегоходе. Ох и удирали они!"
"Всё, полетели!" — это, очевидно, Уэф. — "У нас сегодня масса работы!"
…
За время отсутствия нашей пятёрки во дворе старого скита произошли изменения. У крыльца стоит белая замызганная «Нива», и рядом крутится Казбек.
— Иваныч!
Пётр Иваныч встречает нас на крыльце, возвышаясь над окружающими, как древняя башня.
— Здорово, Рома!
Дед вдруг хватает меня под мышки, как пацана-малолетку, притискивает медведем. От неожиданности я вцепляюсь в деда руками и ногами одновременно, и все смеются.
— И вас с приездом, барышня! — переключает внимание Пётр Иваныч.
— Чего? — прищуривается Аина. — Ты меня ещё «госпожой» назови!
— Ну вот, хочешь как лучше, а выходит как всегда. — смеётся-ухает дед. — Это ж был комплимент!
Наша команда уже проходит в душ, стягивая костюмы. Селигер вообще-то озеро чистое, но там у берега был ил… Все моются разом, благо душевая комната немаленькая, и бьющие отовсюду струи приносят мне дополнительное удовольствие.
В трапезной уже кипит самовар, и за столом уже сидят Кио и Юайя. Один сдал смену, вторая приняла — вот почему их не было на утренней зарядке. На столе, кроме непременных шанег, молока, мёда и ватрушек стоят вазы с фруктами, и отдельно — широкое блюдо с изрядной горкой лимонов.
— Торжественный завтрак в честь прибытия делегации, значит — гудит дед.
— Вчера уже был торжественный ужин — смеётся Аина.
— А! — отмахивается Иваныч. — Разве ж я не знаю архангела нашего? Объедки кой-какие по углам небось наскрёб…
Все смеются, и папа Уэф тоже. Аина смачно откусывает от лимона, запивает молоком. Меня передёргивает.
"Напрасно морщишься" — улавливает Аина мои эмоции. — "Очень вкусно".
Я осторожно беру лимон, откусываю, невольно ожидая, что челюсти сведёт… Хм… Интересно… Вкусно. В самом деле очень вкусно! Вот кислятина же, а вкусно, отчего так?
"Ты до сих пор порой забываешь, Рома, что ты уже не человек. И вкусовые ощущения у тебя другие. Вспомни колбасу!" — мама Маша смотрит на меня поверх высокого стакана с молоком, точь-в-точь как тогда моя Ирочка.
Торжественный завтрак проходит в не менее торжественном молчании, нарушаемом только характерными аппетитными звуками. Впрочем, молчание это весьма условно, потому как за столом уже идёт оживлённый мысленный диалог — папа Уэф не любит терять время.
"Как прошла встреча с лесорубами?"
"Нормально. Тяжёлые, правда, ребята, да кому сейчас легко"
"Ладно, не расстраивайся. Ими уже занимается Геннадий"
"Ну тады за их светлое будущее я спокоен" — ухмыляется Пётр Иваныч.
— Лесорубы замучили. — папа Уэф перехватывает мой заинтересованный взгляд. — Настоящие бандиты, просто слов нет. Уже четвёртую фирму закрываем, а всё неймётся. Надо им порубить здешние окрестные леса, и всё тут.
— С мелкими порубщиками я сам справляюсь, слава Богу. — гудит Иваныч. — Ну да местные меня знают, лишнего не позволяют себе. С пришлыми хуже. Колёса прострелю там, мотор… Ежели кто особо отчаянный, ружьишком машет, ружьишко забираю…
— Лесовоз… — в глазах Уэфа зажглись озорные огоньки.
— Один раз! — дед с шумом прихлёбывает чай. — Очень уж наглые были ребята. В меня стреляй, ладно, а собака-то при чём? Еле вон Маша отходила Казбека моего… В долгу я перед тобой, Маша, по самый гроб.
— Да хватит уже, Иваныч, сколько можно! — это мама Маша.
— А как с лесовозом-то? — я увожу разговор в нужную сторону.
— А чего с лесовозом? Отогнал подале, Кольку Хруста оповестил, и все дела… Он где-то продал…
— И что, молча стерпели?