Полицейские остановили машину. Бакстер вытащил из багажника две стремянки. Они установили одну рядом с воротами, и Айверсон первым полез на стену. Оказавшись наверху, он втянул вторую стремянку и опустил по другую сторону ограды. А затем чуть замешкался.
   – Эй, никто не видел собак?
   – Тут нет никаких собак, – промолвил Бакстер. – Утром сам проверял.
   Айверсон спустился, а за ним остальные. Ожидая своей очереди, Босх оглянулся и в нескольких милях к востоку заметил отмеченную неоновыми огнями границу Стрипа. Даже солнце над ним казалось красным неоновым шаром. Воздух из теплого превратился в горячий, обжигал и драл горло, как наждачная бумага. Босх вспомнил о лежащем в кармане медицинском карандаше для губ «Чапстике» с ароматом вишни, который он купил в ларьке отеля, но ему не хотелось пользоваться им на виду у местных полицейских.
   Перевалив через стену и следуя за остальными к дому, Босх посмотрел на часы. Было почти одиннадцать, но дом казался пустым. Ни движения, ни звука, ни света – ничего. Окна зашторены.
   – Вы уверены, что он здесь? – шепнул он Бакстеру.
   – Да, – отозвался тот, не понижая голоса. – Около шести я перебрался через стену и потрогал капот «корвета». Он был теплым. Парень только явился домой и теперь отсыпается. Гарантирую. Для этого типа девять утра все равно что четыре для нормальных людей.
   Босх покосился в сторону «корвета». Он запомнил эту машину со вчерашнего вечера. Затем обвел взглядом пространство внутри стены. Под ногами расстилался ковер сочной травы. Засадить травой подобное пространство стоило хозяину целого состояния. И не меньше приходится тратиться на поливку. Имение выделялось в пустыне, словно полотенце на березе. От этих мыслей его отвлек громкий стук: Айверсон колотил ногой во входную дверь.
   С оружием на изготовку Босх и другие устремились в темноту. И с предостерегающим криком «Полиция! Стоять! Ни с места!» кинулись по коридору налево. Босх побежал за лучами их фонарей. И почти сразу услышал женский крик.
   Когда он оказался в спальне, Айверсон уже склонился над широченной кроватью и держал короткоствольный «смит-и-вессон» в шести дюймах от лица Люка Гошена. Здоровяк, с которым Босх встречался накануне, лежал под черной шелковой простыней и взирал на ситуацию без особого трепета, словно бросающий по кольцу Мэджик Джонсон[12]. Он даже поднял голову и обозрел сцену в укрепленном над головой потолочном зеркале.
   Волновались женщины. Их тут было две. Обе голые. Они стояли по обе стороны кровати, не стесняясь своей наготы, и кричали. Бакстер не выдержал и приказал:
   – А ну-ка уймитесь!
   Однако потребовалось еще несколько секунд, чтобы наступила тишина. Никто не шевелился. Босх не сводил глаз с Люка Гошена. Он был единственной реальной угрозой в этой комнате. Босх чувствовал, что другие копы и оба полицейских в форме, которые пришли обыскивать дом, тоже вошли в комнату и толкались у него за спиной.
   – На живот, Люк! – велел Айверсон. – А вы, девчонки, прикройтесь! Быстро!
   – Вы не имеете права… – начала одна из женщин.
   – Заткнись! – оборвал ее Айверсон. – Одевайся или отправишься в город нагишом. Выбирай!
   – Рэнди! – Голос Гошена прогудел низко, как из бочки. – Заткни свою глотку и одевайся. Они вас никуда не заберут. И ты тоже, Харм.
   Все мужчины, кроме Гошена, машинально повернули головы к той, кого арестованный назвал Харм. Похоже, она весила не более девяноста фунтов. У нее были белокурые волосы, груди, которые она могла спрятать в чашечках детского сервиза, в складках влагалища блестело золотое колечко. Выражение страха лишило ее лицо всякой красоты.
   – Хармони, – поправила девушка.
   – Давай, Хармони! – поторопил ее Фелтон. – И ты тоже. Отойдите к стене и одевайтесь.
   – Пусть возьмут одежду и выметаются отсюда, – предложил Айверсон.
   Хармони, которая натягивала джинсы, замерла и посмотрела на мужчин, отдающих противоречивые приказания.
   – Так что нам делать? – раздраженно спросила Рэнди. – Может, вы сначала разберетесь между собой?
   Босх узнал в ней женщину, которая накануне танцевала в «Долли».
   – Выведите их к чертовой матери! – прорычал Айверсон. – Живее!
   Полицейские в форме приблизились, собираясь выдворить обнаженных девушек из комнаты.
   – Не трогайте меня! – взвизгнула Рэнди. – Я сама уйду.
   Айверсон сдернул с Гошена простыню и застегнул на заведенных за спину руках наручники. Светлые волосы Люка были заплетены на затылке в тугую косичку. Накануне Босх этого не заметил.
   – В чем проблемы, Айверсон? – произнес арестованный, вжимаясь лицом в матрас. – Вся возня из-за этого хмыря? У тебя совсем крыша поехала?
   – Сделай одолжение, заткни пасть! – отозвался детектив.
   Гошен со смехом прорычал угрозу. Он сильно загорел и был крупнее, чем показалось накануне Босху. Тело накачано, руки словно окорока. Понятно, почему Люк спит сразу с двумя женщинами и те лезут к нему в постель.
   Гошен притворно зевнул, чтобы всем стало ясно, что он нисколько не напуган происходящим. На нем были только трусы, такого же черного цвета, что и простыни. На спине татуировки: на левой лопатке – обозначение одного процента, на правой – эмблема «харлей-дэвидсон». На правом предплечье еще одна татуировка – цифра «восемьдесят восемь».
   – Это что, твой ай-кью[13]? – Детектив шлепнул его по руке.
   – Пошел ты, Айверсон, вместе со своим фальшивым гребаным ордером! – бросил Люк.
   Босх знал, что означают его татуировки. Достаточно насмотрелся этого добра в Лос-Анджелесе. Восьмая буква английского алфавита – «Н». Следовательно, «88» – двойное «Н» и означает «Хайль Гитлер!». Значит, Гошен провел какое-то время в среде фашистов. Но Босх помнил, что большинство попадавшихся ему подонков, имевших такие татуировки, получили их в тюрьмах. Он удивился, что увидел аналогичную у Люка. За тем не числилось никакого криминала, он не провел ни суток за решеткой. Если бы с ним случилось нечто подобное, компьютер служб обработки информации распознал бы оставленные на пиджаке Алисо отпечатки пальцев. Но Босх оставил эти размышления, заметив, что Люк пытается повернуть голову и взглянуть на него.
   – Это тебя… тебя должны арестовать за то, что ты сделал с Гусси.
   Босх наклонился над кроватью:
   – Речь не о вчерашнем вечере. Речь идет о Тони Алисо.
   Айверсон рывком уложил Люка на матрас.
   – Ты о чем, черт подери? Если кто-то завалил того малого, я совершенно ни при чем. Нечего на меня вешать… – Люк хотел сесть, но Айверсон крепко прижал его к кровати.
   – Не рыпайся. Будет время, выслушаем и твою песню. А пока надо покопаться в твоем барахле. Вот и ордер. – Детектив положил ему ордер на грудь.
   – Ничего не могу прочитать.
   – Не моя вина, что тебя выперли из школы.
   – Покажи!
   Айверсон не обратил внимания на его слова и сказал коллегам:
   – Давайте разделимся и пошарим по дому. Вы, Гарри, возьмите на себя эту комнату. Будете в компании нашего приятеля.
   – Хорошо, – согласился Босх.
   – Один из вас пусть тоже останется здесь, – велел детектив полицейским в форме. – Просто стойте и присматривайте за этим стервецом.
   Полицейский кивнул, а его товарищ покинул спальню.
   Босх и Гошен посмотрели друг другу в глаза.
   – Я не могу прочитать, что написано в ордере.
   – Ты уже говорил.
   – У вас ничего на меня нет, потому что я ничего не совершал.
   – Тогда кто? Гусси?
   – Никто. Вам это не удастся на меня повесить. Требую своего адвоката.
   – Получишь, как только будет зарегистрирован привод.
   – На каком основании?
   – На основании обвинения в убийстве, Дакки.
   Гошен все отрицал и требовал адвоката, а Босх принялся осматривать комнату. Выдвигал ящики туалетного столика, но оглядывался на Люка. Ему казалось, будто он стоял рядом с клеткой льва: понимал, что находится в безопасности, но хотел лишний раз убедиться. Босх не сомневался, что Гошен наблюдает за ним в зеркало над кроватью. Когда Гошен наконец успокоился, Босх начал задавать вопросы. Он делал это небрежно, не прекращая обыска, словно его не интересовали ответы.
   – Так, где ты был в пятницу вечером?
   – Засунь своей маме.
   – Она умерла.
   – Еще бы. Ей совсем не понравилось, как ты ей засунул.
   Босх прервал работу и посмотрел на арестованного. Гошен хотел, чтобы он его ударил. Он стремился к насилию – насилие было тем полем, на котором он умел играть.
   – Ну, так где ты был? В пятницу?
   – Спроси у моего адвоката.
   – Непременно. Но сейчас ты говоришь со мной.
   – Работал в клубе. Ты же знаешь, у меня адова работа.
   – До которого часа ты там терся?
   – До четырех. Домой приехал еще позднее.
   – Где находился? В кабинете?
   – Да.
   – Кто-нибудь тебя видел? Ты выходил оттуда?
   – Не помню. Спроси у моего адвоката.
   – Не беспокойся – спросим.
   Босх возобновил обыск и открыл дверь гардеробной. Она была просторной, но только на треть увешана одеждой. Гошен жил налегке.
   – Это уж как пить дать! – выкрикнул Люк с кровати. – Спросишь как миленький.
   Прежде всего Босх перевернул подошвами вверх две пары ботинок и кроссовки «Найк». Он изучил рисунки, но ни один даже отдаленно не напоминал тот, что отпечатался на бампере «роллс-ройса» и на бедре лежащего в багажнике Тони Алисо. Босх оглянулся на Гошена – хотел убедиться, что тот по-прежнему лежит на кровати. Гошен не двигался. Тогда он потянулся к полке над висевшей одеждой и снял полную коробку с фотографиями. Это были рекламные снимки танцовщиц. Девушки хотя и не голые, но в очень соблазнительных костюмах. Под снимками напечатаны имена каждой и номер модели с пометкой «Миллион». Босх решил, что это название местного агентства, поставляющего танцовщиц клубу. И рылся в коробке до тех пор, пока не отыскал номер с именем Лейла.
   Он вглядывался в изображение женщины, которую искал накануне вечером. Гладкие, со светлой искоркой, каштановые волосы, темные глаза, пышная фигура и припухлые полураскрытые детские губы, демонстрировавшие белые зубки. Она была красивой девушкой и показалась Босху знакомой. Возможно, той сексуальной злостью, которой обладали все женщины на фотографиях и те, кого он видел вчера в клубе.
   Босх вынес коробку из гардеробной и поставил на бюро. Вынул из нее снимок Лейлы.
   – Что это за фотографии, Лакки?
   – Всех, кого я трахал. А как дела у тебя, коп? Готов побиться об заклад, что самая худшая здесь гораздо лучше тех, что имел ты.
   – И что из того? Хочешь помериться членами? Я рад, что у тебя было много женщин. Больше у тебя их не будет. Трахаться-то ты станешь, и тебя станут трахать, но только не женщины. Вот я о чем.
   Гошен замолчал, обдумывая его слова. А Босх тем временем поставил фотографию Лейлы на бюро рядом с коробкой.
   – Слушай, Босх, скажи, что вы там накопали, а я расскажу, что знаю сам, и мы все выясним. Я ничего не совершал, так что не будем дурить и попусту тратить время друг друга.
   Босх не ответил. Он вернулся в гардеробную и поднялся на цыпочки взглянуть, нет ли чего-нибудь еще на полке. И кое-что там обнаружилось – сложенный наподобие носового платка кусочек ткани. Босх снял его с полки и развернул. Ткань пропитана маслом. Босх понюхал ее и узнал запах.
   Он вышел из гардеробной и швырнул материю так, что она угодила Гошену в лицу и упала рядом с кроватью.
   – Что это?
   – Тряпка в оружейном масле. А где само оружие?
   – Никогда не держал оружия. И это тоже не мое. Ни разу прежде не видел.
   – Ладно.
   – Что ладно? Говорю тебе, никогда раньше я ее не видел!
   – Не психуй, Гошен.
   – Ох, как с вами непросто – так настырно суете свои носы ко мне в задницу!
   Босх наклонился над ночным столиком и открыл верхний ящик. Там лежала пустая пачка из-под сигарет, перламутровые серьги-колечки и нераспечатанная упаковка презервативов. Он швырнул презервативы в Гошена, и те отскочили от его груди.
   – Вот что я тебе скажу, Лакки: купить презервативы еще не значит обеспечить себе безопасный секс. Их надо надеть.
   Он выдвинул нижний ящик. Он оказался пустым.
   – Давно здесь живешь?
   – Переехал сразу после того, как вывернул твою сестру задницей вверх. Потом выпер на улицу. Так она до сих пор торгует своей задницей в «Кортесе».
   Босх выпрямился и внимательно посмотрел на арестованного. Гошен улыбался, постоянно его подначивал – хотел взять верх в ситуации, даже лежа на кровати в наручниках. Хотя рисковал пролить немного собственной крови.
   – Сначала мать, затем сестра. Кто будет следующей? Жена?
   – Да. У меня на нее есть кое-какие планы…
   – Заткнись, хорошо? У тебя все равно ничего не получится. Ты меня не зацепишь, не получится. Побереги силы.
   – Зацепить можно любого. Обещаю, Босх.
   Босх окинул его взглядом и удалился в ванную комнату при спальне – просторное помещение, с душевой кабинкой и ванной почти такой же формы, как в номере Алисо в «Мираже». Туалет располагался в маленьком, размером со шкаф, закутке за решетчатой дверью из планок. Босх завернул туда, поднял крышку водяного бачка, но не нашел ничего необычного. Не опуская фаянсового верха, он наклонился и заглянул между стеной и бачком. То, что он там увидел, заставило его позвать из спальни полицейского в форме.
   – Да, сэр, – ответил коп.
   На вид ему не было и двадцати пяти лет. Темная кожа отливала почти голубизной. Он стоял в свободной позе и держал руки на форменном поясе – правая в нескольких дюймах от рукоятки пистолета. На нагрудной табличке Босх прочитал его фамилию – Фонтенот.
   – Фонтенот, посмотрите за бачок!
   Коп послушался, но рук от ремня не отнял.
   – Что это? – спросил он.
   – Полагаю, пистолет. А теперь чуть посторонитесь, я его вытащу.
   Босх просунул руку в щель величиной в два дюйма между стеной и бачком. Пальцы сомкнулись на пластиковом пакете, который прилепили к задней стенке бачка при помощи серой эластичной ленты. Босх отклеил ее от фаянса, достал пакет и показал полицейскому. В пакете находился пистолет вороненой стали с привинченным глушителем длиной три дюйма.
   – Двадцать второго калибра? – уточнил полицейский.
   – Да, – подтвердил Босх. – Позовите-ка сюда Фелтона и Айверсона.
   – Слушаюсь.
   Босх вышел вслед за Фонтенотом из ванной комнаты. Пакет с пистолетом он нес, как рыболов, который держит свою добычу за хвост. В спальне он не удержался и улыбнулся, заметив, как расширились глаза Гошена.
   – Не мое! – сразу заявил тот. – Подбросили, мать вашу! Слушай, сукин сын, я требую адвоката!
   Босх пропустил его слова мимо ушей, зато внимательно следил за выражением лица. Что-то мелькнуло у Гошена в глазах и исчезло. Все, что угодно, но не страх. Гошен не позволил бы страху проявить себя. Нечто иное. Босх смотрел на арестованного и ждал, чтобы это выражение снова появилось у того на лице. Смущение? Разочарование? Но теперь его взгляд казался пустым. Однако Босх решил, что разгадал реакцию. Удивление.
   В спальню вернулись Айверсон, Бакстер и Фелтон. Айверсон увидел пистолет и торжествующе завопил:
   – Ага! – Он ликовал.
   Босх объяснил, где и как он обнаружил оружие.
   – Ах вы, хреновы гангстеры! – Айверсон посмотрел на Гошена: – Думаете, копы не смотрели «Крестного отца»? Кто так прятал пистолет? Майкл Корлеоне.
   – Я требую адвоката! – закричал Гошен.
   – Получишь, – пообещал Айверсон. – А теперь поднимайся, кусок дерьма. Одевайся и поедем.
   Когда Айверсон снимал с арестованного один наручник, Босх не спускал того с мушки. Потом они оба держали Гошена под прицелом, пока он натягивал черные джинсы, ботинки и тенниску. Она была ему маловата.
   – Всегда берете числом, – проворчал Гошен. – Я против вас один, а все равно напустили в штаны.
   – Давай, давай, Гошен, – поторопил его Айверсон. – Что нам с тобой целый день возиться?
   Когда он оделся, на него снова нацепили наручники и усадили на заднее сиденье машины Айверсона. Детектив запер пистолет в багажнике, после чего они вернулись в дом. Во время короткого совещания в холле было решено, что Бакстер и два других детектива останутся заканчивать обыск.
   – А что с женщинами? – напомнил Босх.
   – Полицейские присмотрят, пока ребята не закончат, – объяснил Айверсон.
   – Хорошо. Но как только закончат, пусть сразу позвонят. Мы начать не успеем, как адвокат Гошена встанет нам костью в горле.
   – Я за этим прослежу. Кстати, машина Гошена здесь? А где ключи?
   – На кухонном столе, – ответил один из детективов.
   – О'кей, – отозвался Айверсон. – Тогда мы пошли.
   Босх последовал за ним и увидел, как он забрал ключи с кухонного стола и положил себе в карман. Они завернули под навес для машин, где размещалась небольшая кладовка. На стенде с крюками висели инструменты. Айверсон выбрал лопату и направился на задний двор. Он нашел место, где от столба на улице к дому тянулась телефонная линия, и одним взмахом лопаты оборвал связь.
   – Не представляем, какие сильные дуют в пустыне ветры, – заметил он и заглянул за дом. – У девчонок нет ни машины, ни телефона. Ближайшее жилище отсюда в миле, город – в пяти. Полагаю, они дадут нам какое-то время. А это все, что нам необходимо. – Айверсон бросил лопату за ограду в кусты.
   – Что вы обо всем этом думаете? – спросил его Босх.
   – Чем выше они забираются, тем больнее падают. Гошен наш, Гарри. Наш.
   – Я не о том. О пистолете.
   – А что с пистолетом?
   – Уж слишком все очевидно.
   – А кто сказал, что преступники хитроумные люди? Гошен явно не семи пядей во лбу. До сих пор ему везло. Но теперь везение кончилось.
   Босх кивнул, хотя что-то не давало ему покоя. Речь не о том, хитрые преступники или нет. Все они следуют определенным правилам, но прятать пистолет в собственном туалете – просто абсурд.
   – Я заметил удивление в глазах Гошена, когда он увидел пистолет, – промолвил Босх.
   – Никто не отрицает, что он – хороший актер. Вероятно, это другой пистолет. Вам придется взять его с собой и провести экспертизу. Давайте сначала установим, что убийство совершено из данного оружия, а потом будем беспокоиться, что все так удачно складывается.
   Босх достал сигарету и закурил.
   – Не знаю. Мне все время кажется, я что-то упустил.
   – Послушайте, Гарри, вы хотите довести дело до суда?
   – Разумеется.
   – Тогда забираем его к себе, сажаем в камеру и смотрим, что можно у него выяснить.
   Босх вспомнил, что забыл фотографию Лейлы в доме. Он сказал Айверсону, чтобы тот заводил автомобиль, а он через минуту вернется. Когда он сел в машину, у арестованного из уголка рта сочилась кровь. Айверсон усмехался:
   – То ли ударился, когда его вталкивали на сиденье, то ли сделал это нарочно, чтобы решили, будто я его стукнул.
   Гошен промолчал, и Босх отвернулся. Айверсон вывел автомобиль на дорогу, и они направились в город. Жара усиливалась, и Босх почувствовал, что его рубашка прилипла от пота к спине. Кондиционер старался справиться с духотой перегретого во время стоянки салона. Воздух казался сухим, как старые кости. Босх наконец не выдержал, достал из кармана медицинский карандаш и обвел саднящие губы. Теперь ему было наплевать, что о нем подумают Айверсон или Гошен.
* * *
   Они подняли Гошена в специальном лифте, затем провели по коридору через комнату сотрудников – в крохотное помещение для допросов. Пристегнули наручниками к металлическому кольцу в середине стола и заперли на ключ. Когда Айверсон закрывал дверь, Гошен крикнул, что хочет позвонить.
   По пути к кабинету Фелтона Босх заметил, что комната сотрудников словно вымерла.
   – В чем дело? Где люди? – спросил он коллегу.
   – На задании. Берут остальных.
   – Каких остальных?
   – Вашего приятеля Гусси. Капитан хочет припугнуть его, И еще девицу.
   – Лейлу? Вы ее нашли?
   – Нет. Другую. Которой вы вчера интересовались. Ту, что играла с убитым в «Мираже». Как выяснилось, она уже сидела.
   Босх схватил Айверсона за рукав:
   – Вы взяли Элеонор Уиш?
   Он не стал дожидаться ответа и бросился в кабинет капитана. Фелтон беседовал по телефону, и Босх нетерпеливо мялся перед его столом, ожидая, когда он повесит трубку. Капитан указал ему на дверь, но Босх лишь покачал головой. Он заметил, как вспыхнули у того глаза, когда он говорил своему собеседнику:
   – Не беспокойтесь, все под контролем. Я с вами свяжусь. – Потом он бросил на рычаг трубку и произнес: – В чем дело, Босх?
   – Позвоните своим людям, прикажите оставить в покое Элеонор Уиш.
   – Вы о чем?
   – Она не имеет отношения к делу. Я ее вчера проверил.
   Фелтон подался вперед и сцепил ладонями руки.
   – Что значит – проверил?
   – Допросил. У нее с убитым мимолетное знакомство. Уиш ни при чем.
   – Вы знаете, кто она такая? Ее историю?
   – Она служила агентом ФБР и была назначена в лос-анджелесский отдел борьбы с ограблениями банков. Пять лет назад ее посадили по обвинению в преступном сговоре с целью организации серии проникновений в хранилища банков. Но это не имеет никакого значения – теперь она ни при чем.
   – А я полагаю, что есть смысл ее немного потрясти. Пусть ребята на нее поднажмут. Для уверенности.
   – Я и так уверен! – воскликнул Босх и, оглянувшись на дверь, осекся.
   В проеме стоял Айверсон и слушал. Босх вернулся к двери, прикрыл ее, взял стул, сел перед столом и наклонился к Фелтону:
   – Видите ли, капитан, я знал Элеонор Уиш по Лос-Анджелесу. Тоже занимался делом банковских хранилищ. Мы… были больше чем партнерами. Потом все рухнуло, и я не встречал ее пять лет, пока не узнал на пленке камеры слежения в «Мираже». Вот почему я вам звонил: хотел с ней поговорить, но не по поводу дела. Она отмотала свой срок и чиста перед законом. Прошу вас, позвоните своим людям.
   Фелтон молчал. Босх чувствовал, как он напряженно размышляет.
   – Я работал над делом почти всю ночь, – промолвил капитан. – Звонил вам, но телефон в вашем номере не отвечал. Вы не горите желанием рассказать, где пропадали?
   – Не горю.
   – Нет, – покачал головой Фелтон. – Я не могу сбросить ее со счетов.
   – Почему?
   – Потому что есть нечто такое, чего вы о ней не знаете.
   Босх на мгновение закрыл глаза. Так поступают маленькие дети, ожидая, что их шлепнет суровая мать, однако готовятся стоически снести наказание.
   – Что же я такого о ней не знаю?
   – Может, с убитым ее не связывало больше ничего, кроме случайного знакомства, зато она прекрасно знала Джоя Маркса и его банду.
   Все оказалось гораздо хуже, чем предполагал Босх.
   – Объясните.
   – После того как вы мне вчера позвонили, я переговорил со своими людьми. Выяснилось, что на Элеонор Уиш у нас накопился материал. Ее не раз замечали в обществе некоего Терренса Куиллена, он работает на Гошена, а тот, в свою очередь, – на Джоя Маркса. Много раз, детектив Босх. Если хотите знать, я послал людей выяснить, что нам может сказать Куиллен.
   – Что значит «замечали в обществе»?
   – Судя по донесениям, у них исключительно деловые отношения.
   Босх чувствовал, словно его ударили. Невероятно. Он провел ночь с женщиной, а она его предала! Но в глубине души Босх был убежден, что Элеонор говорила правду и все это какая-то большая путаница.
   В дверь постучали, Айверсон просунул голову в кабинет.
   – Босс, ребята вернулись. Разводят всех, кого привезли, по комнатам для допроса.
   – Отлично.
   – Вам что-нибудь нужно?
   – Нет. Закрой дверь.
   Айверсон исчез, а Босх обратился к капитану:
   – Она арестована?
   – Нет, она согласилась приехать к нам добровольно.
   – Позвольте мне побеседовать с ней первым.
   – Мне кажется это неразумным.
   – Плевать, разумно или нет. Дайте мне с ней пообщаться. Если она кому-либо что и скажет, то только мне.
   Фелтон немного помолчал и кивнул:
   – Хорошо, давайте. У вас пятнадцать минут.
   Босх подумал, что, наверное, стоило бы поблагодарить капитана, но не стал. Он поднялся и направился к двери.
   – Детектив Босх! – окликнул его Фелтон. Гарри оглянулся. – Я сделал для вас все, что мог. Но по большому счету это нарушение.
   Гарри не ответил. Он понимал, что обязан Фелтону. Тот не обладал чувством такта, но вправе был произнести то, что произнес.
   Босх миновал первую камеру для допросов, куда привели Гошена, и открыл дверь во вторую. Там, прикованный наручниками к кольцу на столе, сидел Гусси. Его нос распух и сделался похож на картошку. Из ноздрей торчали тампоны. Он посмотрел на Босха, и тот понял, что Гусси его узнал. Босх закрыл за собой дверь.
   Элеонор Уиш оказалась за дверью под номером три. Она была взъерошена – копы управления Метро явно вытащили ее из постели. В глубине глаз страх загнанного в угол животного, и это резануло Босха по сердцу.
   – Гарри, что они творят?
   Босх поспешно вошел, затворил за собой дверь, ободряюще дотронулся до плеча Элеонор и сел напротив.
   – Извини.
   – За что?
   – Вчера, после того как я узнал тебя на видеопленке из «Миража», я попросил Фелтона – это здешний капитан – дать мне твой адрес и номер телефона, поскольку их не было в справочнике. Он дал, но, не известив меня, вытащил на свет божий твое досье. А потом, не посоветовавшись, послал за тобой людей. Это все связано с делом Тони Алисо.