– Я не уверен.
   – В каком смысле?
   – Что у меня с ней все кончено.
   – Тогда не говорите, если он не спросит. А спросит, будьте осмотрительны. Ну что, готовы?
   Босх кивнул. Зейн открыл дверь. Частин сидел за столом.
   – Эй, Частин, – усмехнулся защитник, – куда вы пропали? Мы вас заждались.
   Тот не ответил. Вошел, сел, включил магнитофон и продолжил игру в вопросы и ответы.
   – Да, я знаю Элеонор Уиш, – признался Босх. – Да, в последние несколько дней мы проводили с ней время.
   – Как много времени?
   – Пару вечеров.
   – Одновременно с тем, как занимались расследованием?
   – Не одновременно. Вечерами. А расследованием я занимался днем. Мы не работаем круглыми сутками, как вы, Частин. – Босх улыбнулся, но без всякой иронии.
   – Она проходила свидетельницей по данному делу? – Тон Частина свидетельствовал, насколько он возмущен тем, что Босх перешел запретную грань.
   – Сначала я полагал, что она может выступить свидетельницей, но после того, как встретился с ней и пообщался, убедился, что ей нечего показать.
   – Вы встречались с ней в то время, как были уполномочены проводить расследование?
   – Да.
   Прежде чем задать следующий вопрос, Частин долго сверялся с записями в своем блокноте.
   – Эта женщина, то есть осужденная и отбывавшая наказание Элеонор Уиш, о которой мы говорим, она проживает сейчас в вашем доме?
   Босх почувствовал, как его охватывает гнев. Его злили личные вопросы и тон Частина, но он старался остаться спокойным.
   – Я не знаю ответа на ваш вопрос.
   – Вы не способны ответить, живет ли в вашем доме человек или нет?
   – Элеонор Уиш провела в моем доме прошлую ночь. Это то, что вы хотели услышать? Но я не знаю, останется ли она на следующую ночь. У нее есть дом в Лас-Вегасе. Она, вероятно, захочет уехать. Понятия не имею. Не спрашивал. Однако если вы настаиваете, могу позвонить и поинтересоваться, официально ли она проживает в моем доме или нет.
   – В этом нет необходимости. На данный момент я услышал все, что хотел.
   Частин перешел к стандартным фразам окончания допроса отделом внутренних расследований.
   – Детектив Босх, вас проинформируют о ходе расследования вашего поведения. Если обвинения отдела будут признаны состоятельными, вас проинформируют о сроках слушания в комиссии по правам, где улики рассмотрят три сотрудника. Одного выберете вы, второго я, а третий будет привлечен способом случайного выбора. У вас есть вопросы?
   – Всего один. Как вы можете называть себя полицейским, если все, чем вы занимаетесь, – это торчите здесь и ковыряетесь в дерьме?
   Зейн накрыл его ладонь рукой.
   – Ничего, все в порядке, – успокоил его Частин. – Я отвечу. К вашему сведению, Босх, мне очень часто задают подобный вопрос. Как ни смешно, но это всегда полицейские, чье поведение мне приходится расследовать. Ответ таков – я горд тем, чем занимаюсь, поскольку представляю общественность. Если будет некому обеспечивать порядок в полиции, не удастся контролировать ее огромную власть. В нашем обществе, Босх, я выполняю полезную миссию и этим горд. Горд тем, чем занимаюсь. Вы можете заявить то же самое о себе?
   – Н-да, – протянул Гарри. – Отличная речь, прекрасно будет звучать на пленке. У меня впечатление, что вы не спите по ночам и слушаете ее в одиночку. Крутите снова и снова и в конце концов вбили себе в голову, что все это правда. Но позвольте вас спросить: кто наводит порядок в той полиции, которая наводит порядок в полиции?
   Босх поднялся, и его примеру последовал Зейн. Допрос закончился.
* * *
   Покинув отдел внутренних расследований и поблагодарив Зейна за помощь, Босх направился в криминалистическую лабораторию повидать Арта Донована. Криминалист только что вернулся с места преступления и разбирал, сверяя со списком, пакеты с уликами. Он поднял глаза на Босха.
   – Как ты сюда проник?
   – Помню комбинацию.
   Все здешние детективы знали шифр замка. Босх не работал в этом здании свыше пяти лет, но комбинацию цифр с тех пор не изменили.
   – Вот так и начинаются неприятности, – буркнул Донован.
   – Какие?
   – Ты вламываешься ко мне в тот момент, когда я занимаюсь уликами. Любой адвокат заявит, будто улики подсунуты, и меня на национальном телевидении выставят полным идиотом.
   – Во-первых, Арт, ты параноик. А во-вторых, судебного процесса века не ожидается еще несколько лет.
   – Ха-ха-ха. Что тебе от меня нужно, Гарри?
   – Ты сегодня второй человек, кто смеется над моими словами. Что с отпечатком подошвы и всем остальным?
   – По делу Алисо?
   – Нет, по делу сына Линдберга[16]. У тебя плохо с головой?
   – Я слышал, что дело Алисо уже не твое. Мне сказали, чтобы я приготовил все материалы для передачи в ФБР.
   – Когда их должны забрать?
   – Собираются подослать человека к пяти часам.
   – Значит, до того времени дело все еще мое. Так что там с отпечатками подошвы?
   – Дохлый номер. Послал в криминалистическую лабораторию в округ Колумбия, думал, может, там удастся идентифицировать.
   – И что?
   – Ничего. Не получил никакого ответа. Представь, Босх: управления всей страны посылают туда все свое дерьмо. Ты же знаешь не хуже меня. Насколько мне известно, там не бросают все дела, если вдруг поступает пакет из Лос-Анджелеса. В лучшем случае мне ответят на следующей неделе. И то – если повезет.
   – Черт!
   – В любом случае сейчас поздно звонить туда. Может, в понедельник. Сказал бы пораньше, что это очень для тебя важно. Связь, Гарри, – в ней весь секрет. Пора научиться пользоваться.
   – Хорошо, попробую. У тебя сохранилась подборка копий?
   – Да.
   – Дашь?
   – Конечно. Только тебе придется подождать минут двадцать, пока я не закончу вот с этим.
   – Да что с тобой, Арт? Бумаги, наверное, рядом, в шкафу. Руку протянуть – всего-то тридцать секунд.
   – Ты оставишь меня в покое? – начал раздражаться Донован. – Я серьезно, Гарри. Да, в шкафу, и достать – не больше полминуты. Но если я брошу вот это, меня распнут в суде, когда я выйду свидетельствовать. Так и стоит перед глазами разгневанный праведный судья, который восклицает: «Ну-ка, расскажите присяжным, как, занимаясь уликами по данному делу, вы отвлеклись и переключились на другое!» В наши дни не обязательно быть гением, чтобы преподносить подобные штучки в суде. А теперь уходи и возвращайся через полчаса.
   – Хорошо, Арт, я уйду.
   – И в следующий раз позвони, а не врывайся сюда. Придется изменить комбинацию замка. – Последнюю реплику Донован адресовал скорее себе, чем Босху.
   Гарри спустился на лифте на первый этаж и направился к двери. Чтобы закурить, пришлось отойти подальше – новые правила не позволяли стоять перед входом в Паркер-центр и дымить. Поскольку многие копы жить не могли без сигареты, перед дверями собиралась толпа и главный вход окутывал сизый дым. Начальник решил, что это некрасиво, и издал приказ, согласно которому полицейским, чтобы закурить, следовало не только покинуть здание, но и прилегающую территорию. И теперь тротуар вдоль Лос-Анджелес-стрит напоминал демонстрацию профсоюза – там разгуливали полицейские. Не хватало лишь соответствующих транспарантов.
   Ходили слухи, будто начальник полиции консультировался с городским прокурором – нельзя ли запретить курение и там. Но прокурор ответил, что тротуар – вне сферы его юрисдикции.
   Прикуривая вторую сигарету от первой, Босх заметил, как из стеклянных дверей появился агент ФБР Рой Линделл и ленивой пританцовывающей походкой двинулся в сторону федерального суда. Он шел прямо на Босха, но заметил его не сразу и застыл от неожиданности.
   – Меня поджидаешь?
   – Нет, курю. А ты чем занимаешься?
   – Не твое дело.
   Он хотел обойти Босха и продолжить путь, но тот промолвил:
   – От души потрепался с Частином?
   – Слушай, Босх, меня просили дать показания, и я обязан был это сделать. Я сказал правду.
   – Беда в том, что ты не знаешь правды.
   – Я знаю, что ты нашел пистолет, но я туда его не клал. Это и есть правда.
   – Лишь часть.
   – Та часть, которую я знаю. А теперь прощай.
   Рой собрался уйти, но Босх его остановил.
   – Вам довольно части правды, а мне нет.
   – Что это значит?
   – Догадайся.
   – Нет, ты объясни.
   – Нас всех используют, Линделл. И я намерен дознаться, кто именно. Когда выясню, сообщу тебе.
   – Босх, ты больше не занимаешься расследованием. Так что отвали и не рыпайся.
   – Да, правильно, вы занимаетесь, – насмешливо хмыкнул Гарри. – Не сомневаюсь, землю роете. Звякни, когда получите результат.
   – Послушай, Босх, все не так, как ты думаешь. Нам не наплевать на это дело.
   – Ответь мне на вопрос.
   – Слушаю.
   – Случалось ли в твою бытность «кротом», чтобы Тони Алисо, приезжая за деньгами, привозил с собой жену?
   Линделл помолчал, затем покачал головой:
   – Нет. Тони говорил, что она ненавидит Лас-Вегас. Наверное, много плохих воспоминаний.
   – О Лас-Вегасе? – Босх постарался скрыть волнение.
   – Для человека, который знает ответы на все вопросы, ты не слишком сообразителен, – улыбнулся Рой. – Тони познакомился с ней в клубе лет двадцать назад. Задолго до того, как там появился я. Она работала танцовщицей, а он собирался сделать из нее кинозвезду. Эту лапшу он до последнего времени вешал на уши девчонкам. Только после нее поумнел и понял, что не обязательно на каждой жениться.
   – Она знакома с Джоем Марксом?
   – Я ответил на твой вопрос, Босх.
   – Знакома?
   – Не знаю.
   – Как ее звали в то время?
   – Этого я тоже не знаю. Ну, пока, Босх. До встречи.
   Рой повернулся и пошел прочь. Гарри швырнул окурок прямо на мостовую. Через несколько секунд он, как положено, позвонил в дверь лаборатории и обнаружил, что Донован по-прежнему за столом. Криминалист взял тоненькую папку и подал ее Гарри.
   – Здесь все копии. Переснял с позитива негатив, сделал новый негатив и, на случай если возникнет необходимость сравнить, отпечатал на черно-белой бумаге, увеличив до натуральных размеров. Оба отпечатка – часть подошвы с одной ноги. Однако если их сложить, получится почти целый ботинок. – Донован открыл папку и показал на снимок. Это было закругление набойки каблука. Но выпуклая линия на подошве прерывалась. – Если ты поймаешь стрелка и у него по-прежнему та же обувь, ему конец. Видишь линию? В ней разрыв. Но это не дизайн производителя. Твой тип наступил на стекло и порезал подошву. Или это брак. В любом случае, если ты его поймаешь, мы сумеем провести идентификацию обуви и отправить его куда следует.
   Босх задумчиво смотрел в раскрытую папку.
   – Ты не получил никакого, даже предварительного ответа?
   – Нет. У меня там есть знакомый – постоянно обращаюсь к нему, когда нам что-нибудь нужно. Встречался пару раз на заседаниях криминалистов. Он позвонил и сообщил, что посылка пришла и он займется ею, как только сможет. Похоже, это легкие модные сапоги. По виду напоминают рабочую обувь, но очень удобны и сидят на ноге, как «Найк».
   – О'кей, Арт, спасибо.
* * *
   Босх подъехал к окружному медицинскому центру Университета Южной Калифорнии и поставил машину у железнодорожной станции. Владения коронера находились в конце корпуса. Босх показал охраннику значок и вошел с задней двери.
   Сначала он заглянул к доктору Салазару, однако комната оказалась пустой. Тогда он спустился на этаж, где проводились вскрытия, и отворил дверь в патологоанатомичку, где стоял подогнанный под Салазара низкий стол. Патологоанатом оказался там – трудился над очередным трупом. Босх вошел, и тот оторвался от раскрытой грудной клетки черного юноши.
   – Гарри, как ты здесь очутился?
   – Хочу задать тебе вопрос по делу Алисо.
   – Очень сейчас занят. А тебе не полагается находиться тут без маски и халата.
   – Знаю. Ты не попросишь помощника, чтобы мне сделали копию протокола?
   – Нет проблем. Я слышал, что расследованием заинтересовалось ФБР. Это правда?
   – Вроде бы.
   – Забавно. Их агенты даже не удосужились со мной побеседовать. Явились, забрали протокол и удалились. Но в протоколе только заключения. И никаких рассуждений, на которые мы, врачи, такие мастера.
   – А что бы ты им сказал, если бы они стали с тобой разговаривать?
   – Выдвинул свою версию.
   – Какую?
   Салазар отвернулся от тела, но руки в резиновых перчатках держал над раскрытой грудной клеткой.
   – Надо искать женщину, – произнес он.
   – Почему ты так считаешь?
   – Субстанция в глазах и под глазами.
   – Что?
   – Состав подвергли лабораторному исследованию. Выяснилось, что это олео капсикум. Знаешь, Гарри, как это называется иначе?
   – Перечный спрей.
   – Черт! Испортил все удовольствие!
   – Извини. Значит, кто-то побрызгал Алисо из перечного баллончика.
   – В точку! Вот почему я убежден, что следует искать женщину. Она не могла ему противостоять – опасалась, что не хватит сил. Поэтому я решил, что это женщина. Кроме того, у женщин – таких, какие окружали Алисо, всегда наготове в сумочке баллончики с перечным спреем.
   Босх задумался, можно ли отнести к подобным женщинам Веронику Алисо.
   – Хорошо. Что-нибудь еще откопал?
   – Никаких сюрпризов. Анализы чистые.
   – Амилнитрата не обнаружили?
   – Нет. Но он очень нестойкий. Его практически невозможно обнаружить. С пулями что-нибудь получилось?
   – Да. Все совпало. Так ты позвонишь помощнику?
   – Подкати меня к интеркому.
   Салазар держал руки перед собой, и Босх подкатил его к столу с телефоном внутренней связи. Патологоанатом объяснил, какую кнопку нажать, и кому-то на другом конце провода велел немедленно приготовить протокол.
   – Спасибо, – поблагодарил его Босх.
   – Не за что, надеюсь, что помог. Не забудь – тебе необходимо искать женщину, она носит в сумочке баллончик с перечным спреем. Не с мускатным – с перечным.
   – Хорошо.
   К концу рабочей недели движение на улицах стало интенсивным, и Босху потребовался почти час, чтобы выбраться из центра и возвратиться в Голливуд. Подъехав к пабу «Кот и скрипка», он заметил Эдгара и Райдер за столиком на открытом воздухе. Перед ними стоял кувшин пива. Но они там были не одни – с ними сидела Грейс Биллетс.
   «Кот и скрипка» было излюбленным питейным заведением полицейских, поскольку находилось всего в нескольких кварталах от их здания на Уилкокс-стрит. Поэтому Босх не знал, оказалась ли лейтенант здесь случайно или узнала об их встрече.
   – Привет, друзья! – воскликнул Босх.
   На столе стоял пустой стакан, и он наполнил его из кувшина. Затем поднял и произнес тост за окончание недели.
   – Гарри, – сказала Райдер, – лейтенант знает, чем мы занимаемся, и пришла нам помочь.
   Босх перевел взгляд на Биллетс.
   – Я огорчена, что ты не обратился ко мне первой, – промолвила она. – Но смысл твоих действий мне понятен. Я думаю, в наших интересах все бросить и не вмешиваться в расследование ФБР. Но ведь убит человек. Если федералы не собираются искать преступника, то почему бы этим не заняться нам?
   Раньше Босх работал под началом мужчины, который никогда не отступал от правил. Биллетс представляла с ним разительный контраст.
   – Конечно, – продолжила она, – мы должны вести себя очень осторожно. Стоит ошибиться, и на нас ополчатся не только агенты ФБР.
   Смысл заключался в том, что на карту поставлены их карьеры.
   – Моя позиция такова, – заявил Босх. – Если что-нибудь случится, валите все на меня.
   – Глупости! – возразила Райдер.
   – Нет, – парировал он. – Вы все стремитесь наверх, а для меня Голливуд – последний пункт. И мы прекрасно это понимаем. Поэтому я приму огонь на себя. Соглашайтесь или выходите из игры.
   Возникла пауза, а затем Биллетс, Райдер и Эдгар кивнули.
   – Вот и прекрасно, – улыбнулся Босх. – Очевидно, вы успели рассказать лейтенанту о том, что удалось сделать, но я тоже хочу послушать.
   – Итак, – проговорила Райдер. – Джерри отправился побеседовать с Нэшем, а я села за компьютер и пообщалась со знакомым из «Таймс». Прежде всего я открыла банковские расходные платежи Алисо и выяснила номер социального страхования Вероники. Потом залезла в компьютер министерства социального страхования и обнаружила, что Вероника – не настоящее имя. Ее зовут Дженнифер Гилрой, она родилась сорок один год назад в Лас-Вегасе. Неудивительно, что она ненавидит этот город, – она в нем выросла.
   – Что насчет работы?
   – Ничего до тех пор, пока она не приехала сюда и не стала сниматься на студии «ТНА».
   – Что еще?
   Прежде чем Райдер успела ответить, раздался шум, в стеклянных дверях появился верзила в форме бармена и вытолкнул наружу плюгавого мужчину. Тот был пьян, растрепан и выкрикивал что-то насчет неуважения к его личности. Бармен грубо пихнул его к воротам с территории и выволок на улицу. Но как только он отвернулся, пьяница снова попытался войти. Бармен толкнул его с такой силой, что посетитель опрокинулся на спину. Смущенный и напуганный, он погрозил, что вернется и разберется с обидчиком. Пьяный поднялся и поплелся прочь.
   – Рано же здесь начинают, – прокомментировала Биллетс. – Продолжай, Киз.
   – Я просмотрела базу данных Национального центра информации о преступности. У Дженнифер Гилрой два привода за приставания к мужчинам на улице. Это сведения двадцатилетней давности. Я позвонила туда и попросила отчеты и протоколы. Все это в архиве, надо искать, так что получим не раньше следующей недели. Многого я не ожидаю. Согласно данным компьютера, ни в одном случае до суда не дошло. Каждый раз Гилрой брали на поруки и вносили залог.
   Все происходящее казалось Босху обыденным, словно они расследовали очередное дело.
   – В «Таймс» вообще ничего не нашлось. Приятельница из «Вэрайети» не помогла. О Веронике Алисо упомянули вскользь в связи с выходом фильма «Жертва желания». И ее, и картину раскритиковали в пух и прах, но я все равно хочу посмотреть. Кассета еще у тебя?
   – На столе, – ответил Босх.
   – Она там раздевается? – спросил Эдгар. – Если раздевается, я бы тоже не отказался.
   На него не обратили внимания.
   – Пару раз о Веронике писали в связи с премьерами картин, перечисляя участников. Когда, Гарри, ты говорил о пятнадцати минутах ее славы, то перепутал минуты с секундами. Вот, пожалуй, и все. Давай теперь ты, Джерри.
   Эдгар кашлянул и объяснил, что столкнулся с проблемами, появившись в домике охраны на Хидден-Хайлендс. Нэш не согласился показывать регистрационный журнал целиком и потребовал новый ордер. Всю вторую половину дня Эдгар печатал текст и гонялся за судьей, который остался на уик-энд в городе. Наконец Эдгару повезло, и он подписал ордер. Его он намеревается предъявить на следующее утро.
   – Поедем вдвоем с Киз, – сказал он. – Посмотрим журнал, пройдемся по соседям. Как ты и говорил, может, вдовушка засечет нас из окна и перепугается. Запаникует и совершит ошибку.
   Настала очередь Босха. Он рассказал о том, что удалось предпринять за день, включая встречу с Роем Линделлом, который вспомнил, что Вероника Алисо начинала карьеру в шоу-бизнесе стрип-танцовщицей в Лас-Вегасе. И о находке Салазара, выяснившего, что Тони Алисо незадолго до смерти брызнули в лицо перечным спреем. Он поделился версией Салазара, что это – дело рук женщины.
   – Он считает, что особа, брызнув Алисо спреем в лицо, могла провернуть дело в одиночку? – спросила Биллетс.
   – Его мнение не важно, – ответил Босх. – Она была не одна. – Он положил кейс на колени и достал снимки отпечатков подошвы на бампере и на одежде убитого. – Девятый размер ботинка. Арт сказал, что он принадлежит крупному мужчине. Если женщина находилась рядом и воспользовалась перечным баллончиком, работу довершил этот тип. – Босх показал на фотографию. – Он оперся ступней о жертву, чтобы удобнее наклониться и выстрелить в упор. Очень хладнокровно и эффективно. Видимо, действовал профессионал. Не исключено, человек, которого она знала по прежним временам в Лас-Вегасе.
   – И он же подкинул пистолет в дом Линделла, – предположила Биллетс.
   – Я тоже так считаю, – согласился Босх.
   Он не сводил глаз с ворот, на случай если пьяница надумает вернуться и осуществить свою угрозу. Но он увидел не его, а патрульного Рэя Пауэрса, который, несмотря на приближающийся вечер, был в зеркальных солнечных очках. Бармен встретил его и, отчаянно жестикулируя, рассказал о дебошире и угрозах. Полицейский окинул взглядом столики, заметил Босха с коллегами и приблизился к ним.
   – Вот как! Детективы на отдыхе!
   – Угадал! – отозвался Эдгар. – А тот, кого ты ищешь, Пауэрс, мочится где-то в кустах.
   – Так точно, босс. Сейчас побегу брать.
   Пауэрс хмыкнул и посмотрел на копии фотографий отпечатков подошвы.
   – Разрабатываете следственную стратегию? Могу кое-что подсказать: вот это называется отпечаток башмака. – Он улыбнулся, гордый собственной шуткой.
   – Мы не на службе, – проговорила Биллетс. – Шли бы вы, Пауэрс, исполнять свои обязанности, а о наших мы побеспокоимся сами.
   Пауэрс отдал ей честь.
   – Кому-то надо и поработать. – Не дожидаясь ответа, он вышел из ворот.
   – Что с ним? – удивилась Райдер.
   – Злится, ведь я пожаловалась его начальству, что он оставил отпечатки пальцев на машине. Думаю, ему сделали внушение. Как ты считаешь, Гарри, достаточно материала, чтобы прижать Веронику?
   – Почти. Завтра я с ребятами смотаюсь на холмы, поинтересуюсь, что там в регистрационном журнале. Может, нанесем вдове визит.
   Биллетс кивнула:
   – Держите меня в курсе событий. В середине дня позвоните.
   – Обязательно.
   – Чем дольше мы этим занимаемся, тем труднее сохранять информацию. Завтра прикинем, чего мы достигли, и подумаем, не пора ли передать материалы начальству.
   – Нет, – возразил Босх. – Что им ни давай, все равно ничего не предпримут. Если хочешь выяснить, в чем дело, надо заниматься самим и держаться от начальства подальше.
   – Постараюсь оградить вас от него. Однако, Гарри, пойми, наступит момент, когда это станет невозможно. Лучше, если информация станет исходить от меня, тогда ее можно будет дозировать.
   Босх сознавал: Биллетс права, но считал, что расследование принадлежит им – ему, – и не удержался, принялся спорить. Все, что произошло за последнюю неделю, превратило расследование в личное дело, и он не желал его отдавать.
   Он взял фотографии отпечатков подошвы и убрал в кейс. Допил пиво и спросил, кому и сколько должен.
   – Я угощаю, – отозвалась Биллетс. – Когда закончим расследование, пригласишь ты.
   – Договорились.
* * *
   Дверь дома оказалась запертой, но ключи, которые он дал Элеонор, лежали под ковриком. Босх проверил, на месте ли иллюстрация с картины Хоппера. Она по-прежнему висела на стене. Однако Элеонор не было. Он проверил комнаты и не нашел записки. Одежда Элеонор исчезла из шкафа. И чемодан тоже.
   Босх сел на кровать и стал размышлять, почему она ушла. Утром он поднялся рано, Элеонор оставалась в постели и смотрела, как он собирается. Он спросил, что она намерена делать днем. Она ответила, что не знает.
   И вот Элеонор исчезла. Босх провел ладонью по лицу – он уже испытывал грусть потери и, проиграв в уме их разговор накануне вечером, сообразил, что вел себя неправильно. Элеонор было очень нелегко признаться в соучастии, а он оценил ее слова лишь с точки зрения того, что нужно ему и его расследованию. А не ей. И не им.
   Босх лег на кровать, раскинул руки и уставился в потолок. Он чувствовал себя уставшим.
   – Ну хорошо, – произнес он вслух и подумал: позвонит Элеонор или пропадет лет на пять, прежде чем они снова случайно встретятся? Вспомнил, сколько всего произошло за минувшие годы и как долго тянулось ожидание. Тело заныло. Он закрыл глаза. – Ну хорошо…
   Босх заснул. Ему приснилось, что он в пустыне и на много миль вокруг никого, только желтый песок.

VI

   В субботу в семь утра Босх купил на Фермерском рынке кофе, два глазированных пончика и поехал на поляну, где в багажнике машины обнаружили труп Энтони Алисо. Он ел, пил и любовался окутавшим притихший город маревом. Солнце вставало за высокими домами, и они казались темными монолитами в светящемся тумане. Красота пейзажа завораживала, но Босх ощущал себя так, словно был единственным человеком, который смотрел с высоты на мир.
   Покончив с пончиками, он достал влажную салфетку и стер с пальцев липкие остатки сахара. Затем положил пустой стаканчик из-под кофе в коробку, где лежали пончики, и сунул в машину.
   Накануне Босх рано заснул и проснулся до рассвета. Он почувствовал потребность выйти из дома и что-то сделать. Босх верил: если работать упорно, то расследование преступления обязательно увенчается успехом. Он решил посвятить утро поискам места, где убийцы перехватили Тони Алисо в «роллс-ройсе».