– Я же тебе сказала, что почти не знала его. А теперь меня притащили сюда лишь потому, что я случайно оказалась с ним за одним столом? – Элеонор отвернулась. Она понимала: так будет всегда. И причина – в ее криминальном прошлом.
   – Мне надо тебя кое о чем спросить. Выяснить один вопрос и вытащить тебя отсюда.
   – О чем?
   – Кто такой Терренс Куиллен.
   Он заметил в ее взгляде изумление.
   – Куиллен… при чем тут… его подозревают?
   – Элеонор, ты же знаешь порядки. Есть вещи, которые я не имею права говорить. Просто ответь на вопрос. Ты знаешь Терренса Куиллена?
   – Да.
   – Откуда?
   – Примерно шесть месяцев назад он подошел ко мне, когда я выходила из «Фламинго». Я жила здесь четыре или пять месяцев, обустраивалась и играла шесть вечеров в неделю. Он на свой манер объяснил мне, что к чему. А сам к тому времени уже кое-что обо мне знал, был в курсе, что я недавно освободилась. Он заявил, что существует определенная такса и я должна ее платить. Все местные платят, а если я откажусь, у меня возникнут неприятности. Если соглашусь, то он станет за мной приглядывать и в случае чего всегда окажется рядом. Ты же знаешь, как это происходит – неприкрытое, наглое вымогательство.
   Элеонор не выдержала и расплакалась. Босху потребовалась вся его выдержка, чтобы не обнять ее и не попытаться утешить.
   – У меня не было ни одного знакомого, – продолжила она. – Я всего боялась. Стала платить. А что делать? У меня ничего не осталось, и мне некуда было податься.
   – Черт! – сквозь зубы выдохнул Босх. Поднялся, обошел стол, притянул Элеонор к себе и поцеловал в макушку. – Ничего не бойся, все будет хорошо, обещаю.
   Несколько мгновений он молча обнимал ее, а Элеонор тихо плакала. А затем отворилась дверь, и на пороге появился Айверсон. Он жевал зубочистку.
   – Пошел вон! – крикнул Босх. Дверь медленно закрылась.
   – У тебя будут из-за меня неприятности, – испугалась Элеонор.
   – Не из-за тебя. Все неприятности – мои собственные.
   Вскоре он вновь вошел в кабинет Фелтона. Капитан поднял голову, но не проронил ни слова.
   – Она откупалась от Куиллена, чтобы ее оставили в покое, – объяснил Босх. – Платила две сотни в неделю. Уличная такса. Она ничего ни о чем не знает. А в пятницу играла около часа за одним столом с Алисо совершенно случайно. Она ни при чем. А теперь отпустите ее. Прикажите своим людям.
   Фелтон откинулся на спинку стула и принялся постукивать авторучкой по нижней губе. Он демонстрировал Босху глубокую задумчивость.
   – Не знаю, не знаю… – пробормотал он.
   – Хорошо, предлагаю сделку: вы ее отпускаете, а я звоню своим.
   – И что вы им скажете?
   – Что установил сотрудничество с управлением Метро и считаю, что операция должна быть совместной. Заявлю, что мы собираемся прижать Гошена, поскольку от него тянется ниточка к Марксу. Он сдаст Маркса, а Маркс тот самый тип, который держал на крючке Алисо. И еще я скажу: желательно, чтобы главенствующую роль в операции играли вы, ведь вы лучше знаете местную почву и Маркса. Ну как?
   Фелтон выстукал еще одно закодированное сообщение по губе.
   – Звоните прямо сейчас, – наконец решился он. – А после того как пообщаетесь со своим начальником, передайте мне трубку.
   – У меня начальник женщина.
   – Мне без разницы.
* * *
   Через полчаса Босх сидел за рулем машины без опознавательных знаков, которую позаимствовал в полицейском управлении Метро, и вез скрючившуюся на сиденье Элеонор. Разговор с лейтенантом Биллетс прошел относительно нормально, и Фелтон тоже не обманул. Элеонор выпустили, но навредить успели порядком. Ей удалось начать новую жизнь, и она смирилась со своим существованием, но недоверие, унижение и сознание уязвимости выбили у нее почву из-под ног. И все из-за него. Босх вел автомобиль молча, не в состоянии придумать, что ей сказать и как утешить. Это мучило его, он искренне переживал. До прошлой ночи он не видел Элеонор пять лет, но она постоянно оставалась в его подсознании, даже если он встречался с другими женщинами. Некий голос постоянно нашептывал, что Элеонор Уиш – его единственная. Его половинка.
   – Меня никогда не оставят в покое.
   – Что?
   – Помнишь фильм с Хэмфри Богартом? Там коп говорит: «Заметем постоянных подозреваемых». Они и заметают. Вот и я теперь из их числа. А до сегодняшнего дня не верила. Постоянная подозреваемая. Я должна тебя благодарить, что ударил наотмашь по лицу правдой.
   Босх не знал, как себя вести, потому что Элеонор не кривила душой.
   Через несколько минут они оказались у ее дома. Босх провел Элеонор в гостиную и усадил на диван.
   – Как ты?
   – Прекрасно.
   – Когда придешь в себя, осмотрись, не взяли ли чего-нибудь.
   – У меня нечего брать.
   Босх поднял взгляд на иллюстрацию «Полуночников» над диваном. Пустое вечернее кафе. За столиком парочка. Поодаль еще один мужчина. Босх всегда считал, что одинокий мужчина – это он.
   – Элеонор, – произнес он. – Мне нужно возвращаться. Но я приеду, как только сумею.
   – Хорошо, Гарри. Спасибо, что вызволил меня.
   – Держись!
   – Ладно.
   – Обещаешь?
   – Да.
* * *
   Айверсон ждал его в управлении и допрос Гошена без него не начинал. Фелтон отдал Гошена Босху – это было все еще его расследование.
   В коридоре Айверсон остановил Босха и похлопал по руке.
   – Слушайте, Босх, я не знаю, что там у вас с этой женщиной. Думаю, это никого не касается, раз капитан решил ее отпустить. Но если нам работать вместе, хочу сказать: мне не понравилось, как вы выставили меня из кабинета.
   Босх с минуту смотрел на него. Зубочистка все еще торчала у Айверсона изо рта.
   – Айверсон, я даже не знаю вашего имени.
   – Джон, но все зовут меня Айви.
   – А мне, Айверсон, не понравилось, как вы толкались под дверью капитана и рядом с комнатой для допросов. У нас в Лос-Анджелесе копов, которые подсматривают, подслушивают и нарушают правила, называют шустрилами. Мне плевать, обиделись вы или нет. Вы и есть шустрила. Только вздумайте устроить мне неприятности, я сразу отправлюсь к Фелтону и устрою вам. Заявлю, что застал вас у себя в номере. А если этого окажется недостаточно, добавлю, что выиграл накануне шесть сотен в рулетку, но после вашего появления деньги исчезли из бюро. Ну как, все еще хочешь заниматься допросом?
   Айверсон схватил его за воротник:
   – Ты со мной не шути, Босх!
   – А ты со мной, Айви.
   Айверсон усмехнулся, ослабил хватку и отступил. Босх поправил рубашку и галстук.
   – Пошли, ковбой! – предложил Айверсон.
   Они шагнули в комнату для допросов. Гошен сидел с закрытыми глазами, подсунув ладони под затылок и положив ноги на стол. Айверсон взглянул на разорванный металл, где наручники прикреплялись к кольцу, и его щеки вспыхнули от гнева.
   – А ну-ка, дерьмо, встать! – приказал он.
   Гошен поднялся, держа скованные руки над головой. Айверсон достал ключ и снял один наручник.
   – Что ж, повторим, – процедил детектив, завел его руки за спину, посадил и продел наручники за стальную перекладину спинки стула. Пододвинул ногой себе стул и сел наискосок от арестованного. Босх устроился с другой стороны.
   – Отлично, фокусник Гарри Гудини, теперь за тобой еще и порча государственной собственности.
   – Ай-ай-ай, Айверсон. Убого. Очень убого. Похоже на тот раз, когда ты завалился в клуб и отвел Синду в кабинет прихотей. Мне показалось, что ты назвал это допросом. А она заявила, что это было нечто иное. Сегодня чем мы закончим?
   Лицо детектива исказилось гневом. А Гошен, радуясь, что ему удалось зацепить полицейского, гордо выгнул грудь и усмехнулся.
   Босх двинул его столом в солнечное сплетение. Великан согнулся пополам и задохнулся. Босх вскочил, обогнул стол, на ходу доставая цепочку от ключей, на которой висел перочинный нож. Открыл лезвие, прижал Гошена грудью к столу и обрезал косичку на затылке. Затем вернулся на свой стул и, когда арестованный распрямился, бросил перед ним его скрученные, длиной в шесть дюймов волосы.
   – Косички вышли из моды свыше трех лет назад. Ты, наверное, об этом не слышал?
   Айверсон раскатисто расхохотался. Гошен посмотрел на Босха бледно-голубыми глазами, в которых души, казалось, было не больше, чем в кнопках какой-нибудь машины. Но ничего не сказал – показывая, что способен терпеть. Он – крепкий орешек. Босх по опыту знал: вечно терпеть не может никто, когда-нибудь да сломается.
   – У тебя проблема, Лакки, – заметил Айверсон. – Большая проблема.
   – Стой! Я не хочу с тобой общаться. И не хочу, чтобы ты со мной говорил. Ты говнюк и слабак, я тебя не уважаю. Пусть говорит кто-нибудь другой. Вот он. – Гошен кивнул на Босха.
   Возникла пауза, во время которой Босх переводил взгляд с арестованного на детектива.
   – Пойдите выпейте кофе, – предложил он Айверсону. – Мы здесь разберемся.
   – Но вы…
   – Пойдите выпейте кофе! – перебил его Босх.
   – Вы уверены? – У Айверсона был такой вид, словно его турнули из студенческой компании, потому что остальные ребята решили, что он им не подходит.
   – Уверен. Текст с правами при вас?
   Детектив вынул из кармана сложенный листок и швырнул на стол.
   – Я буду за дверью.
   Когда Гошен и Босх остались вдвоем, они некоторое время изучали друг друга. Наконец Босх произнес:
   – Хочешь закурить?
   – Не изображай доброго полицейского. Говори, что к чему.
   Босх пожал плечами, встал и достал цепочку с ключами. Но на сей раз открыл один из наручников. Гошен принялся растирать запястье, пытаясь восстановить кровообращение. Ему попалась на глаза косичка, и он сбросил ее со стола на пол.
   – Вот что я тебе скажу, начальник. Я был в таком месте, где что бы со мной ни делали, все равно не могли пронять. Был и вернулся.
   – Эка невидаль! Кто не посещал «Диснейленд»?
   – Я не о твоем гребаном «Диснейленде». Я провел три года в каталажке в Чихуахуа. Меня там не смогли сломать, и ты не сумеешь.
   – Вот что я тебе скажу. За свою жизнь мне пришлось убить немало людей. И если возникнет необходимость, у меня не дрогнет рука. Ни на мгновение. Речь не о том, Гошен, какой я полицейский – плохой или хороший. Это не кино, в котором плохие парни непременно носят косички. Это – настоящая жизнь. Ты для меня не больше чем кусок мяса. И я намерен тебя раздавить. Теперь все зависит от тебя – насколько болезненно и как глубоко тебе падать.
   Гошен усмехнулся:
   – Ну хорошо. Вот мы и познакомились. Теперь побеседуем. И я возьму у тебя курево.
   Босх пододвинул к нему пачку и спички. Арестованный закурил, Босх молча ждал, пока он выпустит первый клуб дыма.
   – Но сначала вот это. Ты знаешь порядок, – начал Босх и, развернув оставленный Айверсоном листок, зачитал Гошену его права. Тот расписался на бумаге.
   – Нас записывают?
   – Пока нет.
   – Тогда выкладывай, что у тебя есть.
   – Отпечатки твоих пальцев обнаружены на теле Тони Алисо. Пистолет, что мы нашли у тебя за бачком, сегодня отправится в Лос-Анджелес. Отпечатков хватает. Но если установят, что найденная в трупе Алисо пуля выпушена из твоего пистолета, тебе крышка. Какое бы ты ни соорудил себе алиби, что бы ни наплел, будь твоим адвокатом сам Джонни Кохран, ты будешь не просто куском мяса, а дохлым куском мяса.
   – Пистолет не мой. Подбросили, мать вашу… Ты это знаешь не хуже меня. С пистолетом у вас не выгорит.
   – Намекаешь, я подбросил? – Босх заметил, что лицо Гошена покрылось капельками пота.
   – Устроили шоу! Не знаю, кто подбросил: ты, Айверсон или кто-нибудь еще. Подстава, вот что это такое.
   Босх постарался подавить вспышку гнева и произнес:
   – Будешь настаивать на своем, пеняй на себя. Подержат десяток лет в одиночке, а затем привяжут и воткнут иголку в руку. Скажи спасибо, что теперь нет газовых камер и вашему брату легче.
   Босх откинулся назад, но помещение оказалось настолько тесным, что спинка стула уперлась в стену. Он достал лечебный карандаш и снова намазал губы.
   – Ты наш, Гошен. У тебя осталось маленькое окошко, то есть ты пока держишь крохотный кусочек собственной судьбы.
   – Какое окошко?
   – Тебе прекрасно известно. Такие, как ты, пальцем не пошевелят без того, чтобы им не приказали. Сдай того, кто велел тебе убить и уложить Тони Алисо в багажник. Но учти: это не сделка, и я не вижу никакого просвета в конце тоннеля.
   Гошен судорожно выдохнул и потряс головой:
   – Я этого не делал. Не делал!
   Босх не ожидал, что он ответит иначе. Арестованного еще предстояло сломать. Он перегнулся через стол и проговорил:
   – Хочу, чтобы ты понял: я не пудрю тебе мозги. Может, это сэкономит нам время.
   – Валяй, только учти – это ничего не изменит.
   – В пятницу вечером на Энтони Алисо был черный кожаный пиджак с лацканами шириной два дюйма.
   – Ты понапрасну тратишь время…
   – Ты схватил его вот так. – Босх обеими руками стиснул воображаемые лацканы на воображаемом пиджаке. – Вспомнил? Я трачу время понапрасну? Вспомнил или нет? Теперь признайся, кто кому пудрит мозги?
   Гошен покачал головой, но Босх знал: счет в его пользу. В памяти арестованного уже что-то забрезжило.
   – Вот какое нехорошее дело: выделанная таким образом кожа сохраняет аминокислоты отпечатков пальцев, как сообщили эксперты. Мы получили отличные отпечатки. Убедительные для окружного прокурора и большого жюри. Убедительные для того, чтобы нам явиться в твой дом и взять тебя с потрохами.
   Босх подождал, пока Гошен взглянул на него.
   – В твоем доме найден пистолет. Если будешь запираться, придется ждать результатов баллистической экспертизы. Но у меня предчувствие, что все подтвердится.
   Гошен грохнул обеими руками по металлической крышке стола. Звук был такой, словно эхо раскатилось после выстрела.
   – Подстава! Ваши люди подбросили…
   Дверь распахнулась, и в комнату ворвался Айверсон. Он держал пистолет, как киношный коп.
   – Все в порядке?
   – Да, – отозвался Босх. – Лакки немного нервничает. Дайте нам несколько минут.
   Айверсон молча удалился.
   – Вот выставляется, – прокомментировал Гошен. – А ведь больше ни на что не способен. Как насчет телефонного звонка?
   Босх навалился грудью на стол.
   – Можешь звонить, только не ошибись. Мы же оба понимаем, что это будет не твой адвокат, а Джоя Маркса. А теперь подумай, чьи он станет защищать интересы? Твои? Нет, Джоя Маркса. – Босх поднялся. – Придется тебе это все устроить.
   – А ты меня все-таки не взял. Отпечатки? Недостаточно. Пистолет? Подбросили – каждый понимает.
   – Говори, говори… Завтра утром я все узнаю из баллистической экспертизы.
   Трудно было понять, клюнул арестованный или нет.
   – У меня алиби! – крикнул Гошен.
   – Да ну? Алиби? Откуда тебе известно, когда совершено убийство?
   – Ты спрашивал меня про вечер пятницы. Значит, ночью.
   – Я этого не сказал.
   С полминуты Гошен сидел неподвижно. Босх наблюдал, как он напряженно думает. Гошен понимал, что сболтнул лишнее, и теперь гадал, как далеко может зайти дело.
   – У меня есть алиби, я чист, – наконец промолвил он.
   – Ты будешь чист тогда, когда мы это решим. Выкладывай свою историю.
   – Только своему адвокату.
   – Сам себе вредишь, Гошен. Говори, ты ничего не теряешь.
   – Если не считать свободы.
   – Я проверю твой рассказ и, если ты не лжешь, может, соглашусь, что тебе подбросили пистолет.
   – Рассказывай! Это все равно что доверить заключенным управлять тюрьмой. Будешь общаться с моим адвокатом. А сейчас дай мне позвонить.
   Босх поднялся и дал знак Гошену завести руки за спину. Тот повиновался, Босх надел на него наручники и вышел.
   После того как он рассказал, как арестованный выиграл у него первый раунд, Фелтон приказал Айверсону принести в комнату для допросов телефон и разрешить Гошену позвонить своему адвокату.
   – Пусть понервничает, – усмехнулся капитан, когда они остались одни. – Посмотрим, как ему понравится в камере.
   – Он сообщил, что отбывал три года заключения в Мексике.
   – Гошен это всем говорит, на кого хочет произвести впечатление. И с татуировками то же самое. Пару лет назад мы покопались в его прошлом. Он никогда не ездил на мотоцикле, не был участником байкерских банд, и мы не нашли никаких сведений, что он отбывал наказание в мексиканской тюрьме. Ночь в камере сделает его податливее. А ко второму раунду у нас появятся результаты баллистической экспертизы.
   Босх попросил разрешения позвонить начальству и выяснить насчет пистолета.
   – Садитесь за любой свободный стол и чувствуйте себя как дома. Предположу, как будут развиваться события, чтобы вы просветили лейтенанта Биллетс. Вероятно, адвокат, которому он позвонит, – Микки Торрино. Он человек Джоя Маркса. Он станет протестовать против экстрадиции и настаивать, чтобы Гошена выпустили на поруки. Предложит любое поручительство, чтобы вырвать его из наших рук и заполучить в свои. Вот тогда они смогут принять решение.
   – Какое?
   – Убить или оставить в живых. Если Джой решит, что Гошен способен расколоться, он увезет его в пустыню и мы его больше не увидим. Никто не увидит. А теперь идите звоните. А я позвоню прокурору, спрошу, когда планируется провести слушание по экстрадиции. Думаю, чем раньше, тем лучше. Если удастся вывезти Лакки в Лос-Анджелес, он скорее разговорится. Если мы его раньше не расколем.
   – Хорошо бы получить результаты баллистической экспертизы до слушания. Если установят, что пуля выпущена из найденного нами пистолета, это повлияет на решение. Но в Лос-Анджелесе все происходит очень медленно. Я сомневаюсь, что успели произвести вскрытие.
   – Звоните, а потом мы произведем рекогносцировку.
   Босх сел за пустой стол рядом со столом Айверсона и поднял телефонную трубку. Он застал Биллетс в кабинете и догадался, что она ест. Сообщил о том, как провалилась попытка разговорить Гошена, и о планах выйти на прокурора и назначить слушание по экстрадиции.
   – Что ты собираешься делать с пистолетом? – спросил он.
   – Прежде всего надо, чтобы он как можно быстрее оказался у нас. Эдгар просил коронера, чтобы вскрытие произвели сегодня во второй половине дня. К вечеру пули должны быть у нас. Если получим пистолет, завтра утром проведем баллистическую экспертизу. Сегодня вторник. Сомневаюсь, чтобы слушание по экстрадиции назначили раньше четверга. К тому времени заключение экспертизы будет у нас.
   – Хорошо. В таком случае я поспешу на самолет.
   – Давай.
   Что-то в ее тоне насторожило Босха. Он догадался, что мысли Биллетс занимала не только баллистическая экспертиза и то, что она пережевывала.
   – Лейтенант, – произнес он, – что-нибудь случилось?
   Биллетс мгновение поколебалась и ответила:
   – Да.
   Лицо Босха моментально покрылось потом. Он решил, что Фелтон его подставил и рассказал об Элеонор Уиш.
   – Что?
   – Мне удалось установить личность того, кто находился в кабинете Тони Алисо.
   – Отлично. – Босх испытал огромное облегчение, но его удивил мрачный тон лейтенанта. – Кто же?
   – Ничего отличного. Доминик Карбоун из ОБОП.
   Босх оторопел и долго не мог вымолвить ни слова.
   – Карбоун? Но какого черта?
   – Не знаю. Навожу справки и хочу, чтобы ты вернулся до того, как мы решим, что делать. А Гошен до слушания подождет. Судя по всему, он ни с кем не станет общаться, кроме своего адвоката. В общем, возвращайся. Обмозгуем все вместе. С Джерри и Киз я пока не беседовала. Они по-прежнему занимаются финансовыми вопросами.
   – Как удалось установить личность Карбоуна?
   – Простое везение. После нашего разговора с тобой и капитаном из Лас-Вегаса наступило затишье, и я съездила в центральное управление. Там у меня есть подруга из ОБОП, тоже лейтенант. Лусинда Барнс. Знаешь такую?
   – Нет.
   – Я хотела выяснить, почему они все-таки отфутболили дело. Мы сидели, болтали, и вдруг вошел человек. Я узнала его, но не могла сообразить, где видела раньше. Спросила Лусинду, и она сообщила, что это Карбоун. И тогда я вспомнила типа, которого видела на пленке. Он был без пиджака, а рукава рубашки закатаны. Я заметила у него татуировку.
   – Ты рассказала о нем подруге?
   – Что ты! Виду не подала и сразу смоталась. Ох, не нравится мне все это!
   – Что-нибудь придумаем. Ладно, мне надо бежать; приеду, как только смогу. А ты пока поднажми на экспертов, скажи, что баллистическая экспертиза – первая задача на завтрашнее утро.
   – Постараюсь.
* * *
   Купив билет на самолет, Босх успел схватить такси, заехать в «Мираж» и на обратном пути заскочить к Элеонор попрощаться. Но на его стук в дверь она не ответила. Босх не знал, какая у нее машина, и не мог проверить, дома Элеонор или нет. Он нацарапал записку на вырванной из блокнота страничке – написал, что позвонит, – плотно свернул листок и засунул в щель между створкой и притолокой, чтобы бумажка выпала, как только дверь откроют.
   Босх хотел немного подождать и поговорить с Элеонор, но времени не было. Через двадцать минут он покинул службу безопасности аэропорта. Пистолет из дома Гошена был упакован в конверт для улик и хранился в его кейсе. Через пять минут Босх сел в самолет, который взял курс на Лос-Анджелес.

III

   Когда он вошел в кабинет Биллетс, у нее был мрачный, озабоченный вид.
   – Привет, Гарри.
   – Лейтенант, я отнес пистолет к баллистикам. Они ждут пули. Ты их хорошо подстегнула – прямо копытами бьют.
   – Прекрасно.
   – А где остальные?
   – В «Арчуэй». Киз с утра трудилась в налоговом управлении, затем присоединилась к Джерри – помогает допрашивать помощников Алисо. Я позаимствовала у майора Фрода еще двоих; они разрабатывают подставные компании. Обнаружат счета, мы их заблокируем, и, может, повезет – возникнут реальные личности. Моя теория такова: Джой Маркс не единственный, для кого Алисо отмывал деньги. Есть и другие. Если цифры Киз верны, он обслуживал мафию к западу от Чикаго.
   Босх кивнул.
   – Кстати, – продолжила Биллетс, – я сказала Джерри, что ты возьмешь на себя вскрытие, чтобы он мог продолжать работать в «Арчуэй». А к шести соберемся у меня и все обсудим.
   – Договорились. Когда вскрытие?
   – В три тридцать.
   – Хочу тебя спросить, почему ты решила связаться с майором Фродом, а не с ОБОП?
   – По очевидным причинам. Я не понимаю роль Карбоуна и ОБОП в этом деле. Не следует ли привлечь отдел служебных расследований? Пусть занимаются.
   – Нельзя. В ОБОП есть нечто такое, что нужно нам. Стоит тебе обратиться в отдел служебных расследований и…
   – А что у них есть такого, что нужно нам?
   – Если Карбоун забрался в кабинет Алисо, чтобы снять «жучки», значит, они…
   – Располагают пленками. Господи, как я не догадалась?
   Они немного помолчали. Босх пододвинул к столу лейтенанта стул и сел.
   – Давай я наеду на Карбоуна, попробую выяснить, чем они занимались, и заполучить пленки? Нам есть чем на него надавить.
   – Это может быть связано с шефом и Фицджералдом.
   – Не исключено.
   Биллетс имела в виду непрекращающиеся стычки между Леоном Фицджералдом, заместителем начальника управления, который свыше десяти лет возглавлял ОБОП, и тем, кто считался его патроном – начальником полиции. За время, пока Фицджералд руководил, он приобрел репутацию человека с хваткой Джона Эдгара Гувера в ФБР – умел пользоваться секретами, чтобы сохранить свою должность, подразделение и бюджет. Многие считали, что у него больше досье на честных граждан, полицейских и политиков, чем на гангстеров. И все в управлении знали о неутихающей борьбе за власть между ним и шефом. Шеф хотел приструнить ОБОП и его руководителя, а тот не желал прогибаться. Наоборот, стремился занять должность начальника. Борьба велась на уровне препирательств без определенных успехов. Шеф не мог выставить Фицджералда – того защищали права государственного служащего. И не мог скрутить ОБОП, заручившись поддержкой полицейской комиссии, мэра или муниципального совета, поскольку все, кто там работал, верили, что у Фицджералда на каждого из них хранятся толстые досье. Ни выборные, ни назначенные деятели не знали, что попало в досье, однако не сомневались: там самое худшее, что они совершили в жизни. И поэтому не собирались поддерживать начальника полиции до тех пор, пока у них не было уверенности, что он возьмет верх.
   Все это циркулировало в управлении на уровне слухов и сплетен, но Босх понимал: обычно даже слухи и сплетни имеют под собой реальную подоплеку. Ему, как и Биллетс, очень не хотелось проникать за эту завесу и встревать в чужую свару. Но он не видел иного выхода: следовало выяснить, чем занимался ОБОП и какую информацию хотел сохранить в тайне Карбоун, когда влез в кабинет Алисо.
   – Хорошо, – согласилась Биллетс после долгого размышления. – Только будь осторожен.
   – Где видеозапись из «Арчуэй»?
   Лейтенант указала на сейф рядом со столом. Он предназначался для хранения вещественных доказательств.
   – В надежном месте.
   – Ты уж ее побереги. Возможно, это единственное, что станет залогом моей неприкосновенности.
   Биллетс кивнула. Она сознавала, какова ставка.
* * *
   ОБОП располагался вдали от сосредоточенных в Паркер-центре региональных управлений, поскольку его деятельность включала в себя много тайных операций. Было бы неразумно, чтобы их вели на виду всего многолюдного Стеклянного дома, как прозвали Паркер-центр. Но это удаление еще больше углубило разрыв между Фицджералдом и шефом полиции.