Коул Аллан. История воина (Далекие Королевства - 2)

   Я знала, что он говорил правду. Все на корабле застыли так же, как и я.
   - Ты сейчас будешь смотреть мне прямо в глаза и слушать приказы, исходящие из моего сердца, - приказал он.
   Медленно-медленно мой взгляд двинулся вверх, по его костлявой груди, затем по диким зарослям его бороды. Я не могла остановиться и наконец взглянула в страшный омут его глаз.
   - Да, в глаза, - сказал архонт почти задумчиво, как будто мы вдвоем сидим в какой-нибудь спокойной, уединенной обстановке. - Твои глаза. Они будут первыми. Брось свой меч и вырви их, сука. Погрузи свои когти поглубже. Глубже, сука, и я позволю тебе завопить так громко, как только захочешь, когда закончишь.
   Я почувствовала, как моя рука отпустила меч и начала принимать вид когтистой лапы. Но тут, пока моя рука, сопротивляясь, поднималась к моему лицу, я что-то почувствовала, и снова стала сама собой... как будто снова задышала свободно. Я крепко держала свой меч, и моя рука снова была человеческой. Это был Гэмелен, его магия.
   - Твой союзник оказался сильнее, чем я думал, но он далеко отсюда, сказал архонт, и, пока говорил, он наклонился, не отрывая от меня глаз, и его рука, скользнув в один из сундуков, взяла оттуда горсть пыли. Он бросил ею в меня.
   Пыль вдруг стала твердой, превратившись в крошечные острые дротики. Я попыталась прыгнуть в сторону, но почувствовала, что мои ноги снова стали неподвижными. Мысли вихрем закружились у меня в голове, я приготовилась умереть, но вдруг у меня в голове зазвучал бессмысленный мотив:
   Отвернись,
   Отвернись,
   Вместе с ветром,
   Вместе с бурей.
   Это выглядело так, как будто я произнесла заклинание, но это должно было быть делом рук Гэмелена. Облако рассыпалось, и его маленькие смертоносные кусочки разлетелись в разные стороны.
   Архонт растерялся на какое-то мгновение, затем опомнился.
   - Ты умрешь, ты должна умереть, - крикнул он, его голос почти превратился в визг. Он пошарил рукой по сторонам и выхватил меч из рук ликантианского солдата, который стоял застыв от ужаса. - Моя сила становится сталью, становится мечом и достигает твоего сердца, как ты поступила с моим братом.
   Он сделал шаг вперед, приготовив меч к удару. Его движения были быстрыми и гибкими, они были похожи скорее на действия молодого воина, чем на старческие.
   Я стояла, как бык в загоне, ждущий топора мясника, но как раз тут что-то возникло между нами.
   Вот как я могу это описать: присутствие, которое изменялось, как только я начинала вглядываться в него. Сначала мне показалось, что это одетая в кольчугу и шлем Маранония, но затем образ изменился, став похожим на мою давно погибшую, горько оплаканную Отару, и снова изменился, и мне стало казаться, что я вижу Трис, но это было лицо моей матери, а затем передо мной стояла незнакомая женщина в старинном костюме ориссианской деревни... но это оказалось ничем, только морским туманом. Тут новое противодействующее заклинание освободило мне руки, и я швырнула мой меч, как будто это было копье; архонт был почти рядом со мной.
   Меч ударил его в правый бок, ниже ребер, в легкое.
   Архонт завопил, его мышцы сократились, и он бросил свой меч высоко-высоко, оружие упало в море. Он, спотыкаясь, почти падая, отступал назад, но каким-то чудом - и я знала, что это сила его духа, - он держался на ногах. Мой меч выпал из его тела.
   Красная пена выступила у него на губах, он плевал ею. Вся его борода сделалась красной.
   Он сделал еще один шаг назад и опомнился, натолкнувшись на крышку одного из своих волшебных сундуков.
   - Очень хорошо, очень хорошо. Я боялся этого... и старался это предотвратить своим искусством. Существует много миров, и совсем других миров. Ты хорек, ты ударила меня, но это тебе ровным счетом ничего не даст. Ты все равно умрешь сейчас или, может быть, через день, через месяц. А те дни, которые тебе останутся, дадутся тебе в боли и страдании. Но они сочтены, Антеро, и это число ох как невелико.
   Он смотрел наверх, на темное бурное небо, и его голос становился все громче, пока не превратился в визг, такой же громкий, как тогда, когда он проклинал меня с облаков рядом с замком, крича на каком-то языке, которого я не знала, какие-то страшные заклинания, которые я не понимала. Но его голос леденил мою душу. И тогда я поняла только несколько его последних слов:
   Цена, которую я плачу,
   Я требую, чтобы долг мне был
   Заплачен кровью!
   Вдруг он снова стал сильным и крепким, как будто не было смертельного удара, который я нанесла ему. Он стал увеличиваться в размерах, достигнув роста гораздо большего, чем обыкновенный человек. Колдун тяжело умирает, подумала я, а мои руки нащупали кинжал и освободили его из ножен.
   Но прежде чем я смогла атаковать, архонт нагнулся, поднял один из своих сундуков - сундук, который и троим сильным мужчинам было бы очень сложно поднять, - и сделал три огромных шага к борту.
   - Кровью оплачена эта награда, - завыл он и прыгнул прямо в бушующее море, стиснув свое волшебное сокровище в руках.
   Я бросилась к перилам, всматриваясь в воду, но кроме стремительно несущихся волн и пены, я там ничего не увидела.
   Тут я поняла, что архонт на самом деле уже мертв.
   Море взбесилось, и я уже знала, что за кровавую награду он просил напоследок. Я поняла слова Гэмелена в палатке прошлой ночью: "Чтобы прикоснуться к этой силе... такая жертва... огромная жертва, я даже не могу и представить".
   Архонт заплатил за эту награду, земля выполняла его последнее, самое ужасное заклятье, огонь взвился в небо, разбивая серые облака, два вулкана взорвались, лава брызнула из кратера самого ближнего к нам, дым и огонь рвались в небо.
   Я застыла раскрыв рот. Корайс схватила меня за руку.
   - Рали! Мы должны бежать!
   Я не помню точно, что происходило в следующие минуты и часы, помню только, как меня буквально тащили через палубу к нашей галере мои девушки. Я не помню ни одного ликантианца, оказывающего сопротивление. Может быть, они уже были все мертвы или они, как я, остолбенели перед лицом огненной смерти.
   Я помню, как Страйкер выкрикивал приказы занять всем свои места на веслах. Я помню, увидела сквозь серый туман, как корабль Холлы Ий уносился прочь на полной скорости.
   Я помню, как ликантианские корабли барахтались в разъяренной пучине, как их в панике покидали матросы.
   Огромные камни, какие могли метать только боги, камни гораздо больше любого корабля, падали в море вокруг нас, все вокруг поливалось обжигающим дождем из пыли.
   Я помню, как один из ориссианских кораблей, следовавший за нами, отчаянно спасался от извергающих лаву вулканов.
   Но не было спасения, мы были в ловушке. Позади нас были вулканы. Впереди - рифы, жуткие скалы, торчащие из грохочущих волн, длинные отмели, ждущие, когда нас вынесет на них взбесившееся море, каменистые островки без бухт, где бы можно было найти спасительное пристанище. Все это делало наше положение безнадежным и отдавало нас на растерзание морю.
   Я стояла на юте, Страйкер командовал, ему помогали два самых сильных и толковых матроса.
   - Спусти своих женщин вниз, - приказал он.
   Я удивилась: зачем? Если один из этих валунов ударит в наш корабль, мы будем обречены, и я бы предпочла умереть здесь, на открытом воздухе, хотя здесь и воняло смесью серы и озона, чем там внизу, во тьме. И тут один из солдат посмотрел назад на вулкан и завопил.
   Я обернулась и увидела нечто, что до сих пор меня преследует в кошмарах и заставляет в панике просыпаться. Чудовищная волна, нет, не волна, а настоящая стена из воды неслась прямо на нас. Она была серой, линия грязной пены стояла на ее гребне. Она мчалась быстрее тигра, быстрее брошенного копья, быстрее стрелы, быстрее самой судьбы.
   Даже вулкан, давший ей рождение, казался карликом по сравнению с ней, хотя я знала, что это невозможно. Какой она была высоты? Я не знаю, я даже не могу предположить. Гораздо выше нашей мачты. Возможно, в два или три раза - выше ста футов. Она родилась от земли, так как при ее приближении стало видно, что она несет деревья, вырванные с корнем, и даже нечто похожее на хижины и маленькие лодки.
   Она ревела громче ветра, громче вулканов. Возможно, я завизжала. Я слышала множество криков, и никто не стыдился их. Я искала убежище, в то время как Страйкер, человек тверже всех, кого я знала, отдавал последние приказы гребцам - забрать весла. Я опомнилась, в поисках спасения цепляясь за решетку.
   Море поглотило нас.
   Оно поднимало нас за корму выше и выше, я видела нос корабля внизу и гребцов, распластавшихся на палубе и цеплявшихся за скамьи. Некоторые из них уже были в бушующем море.
   Мы поднимались все выше и выше, и на гребне волны я почувствовала на какой-то момент надежду, но, увы, тут же море накрыло нашу палубу. Я не знаю, что происходило, - где был верх, где было небо; вода кидала меня, как будто меня взбивали в ступке. Я захватывала воздух широко раскрытым ртом, мне нужен был воздух, но его не было. Еще немного - и мои легкие бы не выдержали, но я запретила им слабеть, и вот воздух появился, мы соскользнули по противоположной стороне волны.
   Я поднялась и осмотрелась: большинство девушек удержались, но некоторых смыло за борт. Страйкер был жив и продолжал командовать, Дюбан тоже. Гребцы сидели на веслах. Тут снова раздался крик: впереди были камни. Мы почти влетели в рифы. Их вершины торчали из воды прямо у нашего носа. И невозможно было ни повернуть, ни обойти их. Тут подошла еще одна волна.
   Снова нас подняло и унесло в глубину, и снова мы пережили это, кружась в водовороте океана, в этом аду из волн.
   Я помнила о рифе, рифе, который чуть не пронзил нас насквозь, и стала всматриваться вперед в поисках новой смерти, но впереди ничего не было. И я поняла, что произошло - волна перенесла нас через его кожеподобные скалы.
   Но вокруг нас было еще много скал, и Страйкер отдавал команду за командой, а гребцы старались выполнять их, но третья волна неслась к нам.
   На этот раз, когда мы поднялись, я увидела еще два корабля, захваченные волной, - оба были ориссианскими.
   Снова мы выжили.
   Еще четыре раза волны нагоняли нас в тот страшный день, каждый раз поднимая нас и унося все дальше на запад, дальше в неизведанные моря, дальше от этих рифов, блокировавших единственно знакомый нам путь до Ориссы.
   Наконец последняя волна захватила нас и отпустила. Мы вошли в "нормальный" шторм. Сквозь тьму я увидела другие корабли. Среди них была галера Холлы Ий.
   Выжили не мы одни.
   Ликантианских кораблей не было. Я думаю, они были не такими быстрыми, их разбили эти вулканические волны. Но может быть, кто-то спасся и их вынесло на рифы, а может быть, их ждала смерть на каких-нибудь варварских берегах. Для меня это уже не имело значения. Ликантии пришел конец.
   Но мы победили ужасной ценой.
   Мы затерялись в каких-то неизвестных морях. Многие мужчины и женщины были мертвы или ранены. Единственное спасение, на которое можно было рассчитывать, была магия. Волшебство нас сюда забросило, и только оно оставалось нашей надеждой.
   Окровавленный, возле палатки, где я видела его перед битвой, лежал Гэмелен. Он не двигался, на его лбу был огромный кровоподтек.
   Он казался мертвым.
   Книга вторая
   ЧУЖИЕ МОРЯ
   Глава восьмая
   КРИК ЯЩЕРА
   Боги на самом деле - злобные негодяи. Я говорю это без страха, потому что боги благословляли и проклинали меня, и я не знаю, что лучше - их благословение или проклятие. Мне кажется, что мы - просто пешки в их игре и их забавляют наши попытки что-нибудь изменить. Я никогда не видела бочки меда без ложки дегтя, и любому человеку, как бы одарен и счастлив он ни был, хоть раз в жизни приходится жаловаться на судьбу.
   Когда я вспоминаю день морской битвы, мне всегда кажется, что в чертогах богов звучал издевательский смех в наш адрес. Они еще раз подарили Ориссе победу. И еще раз знамя победы было поднято на оскверненной мачте.
   Наши потери были устрашающи: множество погибло, крики раненых разносились далеко над недобрыми водами. Из пятнадцати кораблей у нас осталось девять, из которых два были так повреждены, что должны были утонуть без срочного ремонта. Единственной настоящей удачей было то, что почти все мои стражницы остались целы, но я искренне оплакивала всех погибших и Гэмелена. Но на скорбь времени у нас не было.
   Море было еще неспокойно, но я все-таки приказала Страйкеру спустить на воду шлюпку и дать мне лучших гребцов, чтобы те отвезли меня на флагман. Мне нужно было поговорить с Холлой Ий лично, а не с помощью флагов или рупора. С собой я взяла Корайс и Полилло.
   Пират был мрачнее тучи, когда я вошла в его каюту, но его настроение мгновенно улучшилось после того, как я заверила его, что стоимость потерянных кораблей Орисса возместит ему сполна. Когда я выразила соболезнование по поводу гибели его моряков, он грубо сказал:
   - Пусть это не тревожит ваши сны, капитан, как не тревожит мои. Они знали, на что идут, когда подписывали контракт, кроме того, они - всего лишь пушечное мясо, которое мы легко заменим, когда вернемся в наши моря. И не забывайте, что доля погибших увеличивает долю выживших.
   Полилло выругалась. Она презирала пиратов и одному даже проломила голову за приставания, но все равно она считала, что воины, сражавшиеся плечом к плечу с нами, заслуживают большего уважения со стороны их хозяина. Я думала примерно так же, поэтому не стала одергивать ее.
   И еще меня насторожило, что Холла даже не попытался скрыть разочарования, когда я поднялась на борт его галеры. Видимо, он надеялся, что я тоже погибла. Пришлось напомнить себе, что эмоции не должны выражаться на лице. Конечно, Холла Ий закатил бы пир, если бы я погибла, и не колеблясь свернул бы мне шею, если бы представилась возможность, но в этих чужих морях каждый меч стоил десяти, я понимала это, и Холла Ий тоже.
   Корайс прервала молчание.
   - Вы говорите о нашем возвращении, словно это плевое дело. А между тем, - она показала на свиток карты, лежащий на столе, - мы даже не знаем, где находимся. Мы плыли долго, а единственная карта этих морей была у Гэмелена.
   - Это не так трудно, как кажется, - ответил он с улыбкой, одновременно подмигивая Фокасу, дескать, какой глупый вопрос. - Мы выясним наше местонахождение, когда окажемся на другой стороне рифов.
   Корайс тоже улыбнулась, но ее глаза так сверкнули, что, казалось, осветили каюту.
   Я посмотрела через иллюминатор на черные рифы и дымящиеся над ними вулканы. Казалось, что рифы тянутся бесконечно на юг и на север.
   - Где-то должны же они кончиться, - заметила я. - Вопрос в том, с какой стороны их лучше обогнуть.
   - Плохо, что волшебника с нами нет, - буркнул Фокас. - Мы бы попросили его бросить кости.
   Я тоже хотела, чтобы Гэмелен был здесь, но по другой причине. Когда я увидела, что он мертвый лежит на палубе и с его застывшего лица стекает кровь, я почувствовала такую боль, словно умер кто-то из моих стражниц. За короткое время мы стали хорошими друзьями, и я знала, что мне будет не хватать его, несмотря на то что он все время донимал меня выдумками о моих воскресительских способностях. Матросы, которые должны были готовить мертвецов к похоронам, отказались касаться его тела. Они боялись волшебника даже мертвого. Я приказала отнести его в маленькую каюту, где тело должно было храниться до того, как мы прибудем в Ориссу.
   Траур по нему длился бы несколько недель. В храме Воскрешения загасили бы все огни, и маги колдовством затемнили бы небо. Совет воскресителей торжественно выбрал бы нового мага, а в Магистрате произносили бы хвалебные речи в честь покойного. Его имя дали бы улице или бульвару, в его честь принесли бы в жертву стада скота и, может, даже человеческую душу - скорее всего, скорбящего по Гэмелену добровольца...
   Резкий голос Холлы Ий прервал мои мысли:
   - Нам не нужен колдун, чтобы решить, в какую сторону плыть. Сойдет любая. Какая разница? Плюс-минус несколько дней.
   Он вытащил из кармана золотую монету. Эта монета была отчеканена в Ирайе, с профилем короля Домаса на одной стороне и солнцем со змеей на другой. Меня удивило, как попала к пирату эта редкая монета.
   - Пусть решают боги таверны, - сказал он. - Если выпадет король, плывем на север. Змея - на юг.
   Я кивнула. Но когда он подбросил монету и она мелькнула в воздухе, мне внезапно привиделся король Домас. Север. Надо плыть на север. Монета звякнула о стол и замерла змеей вверх.
   - Значит, юг, - сказал Холла.
   Я едва не вскрикнула: "Нет! Надо плыть на север". Вдоль позвоночника побежали мурашки. Я почувствовала усталость и апатию и сказала:
   - Очень хорошо, плывем на юг.
   И этим я подписала наш приговор.
   И мы поплыли на юг. Цепь рифов казалась нескончаемой, миля за милей острых скал и бесчисленные конусы вулканов. Многие из них курились, некоторые выплевывали лаву, которая изливалась в море. Вода кипела и испарялась. Однажды мы видели тысячи вареных рыб, плававших брюхом вверх. Тучи птиц с радостными криками носились над этим местом, пожирая богатый улов. Ветер переменился и принес плотное облако дыма и пепла с вершины вулкана. Стая птиц пролетела сквозь это облако, и я с ужасом увидела, что все они попадали в море. А потом едкий дым накрыл нас. От ужасающего зловония многих начало рвать. Корабль медленно уходил из опасного места, ибо гребцы, о писец, едва могли шевелить веслами. И если бы ветер в тот момент не переменился, вряд ли я надоедала бы тебе своими рассказами.
   Мы отплыли на безопасное расстояние и остановились, чтобы глотнуть воздуха. В голове у меня стучало, кости ломило, словно я дралась с великаном. Я судорожно глотала сладкий воздух, ,и скоро мне стало лучше, головная боль отпустила.
   Я отвернулась от борта, чтобы посмотреть, что с остальными, и тут раздался громкий крик:
   - Пошел вон, дурак!
   Это кричал Гэмелен! Но он же мертв?!
   - Клянусь Тедейтом, я превращу тебя в жабу! И твоих родителей тоже!
   Я бросилась к каюте, где лежал Гэмелен, оттуда навстречу мне выскочил с безумными глазами коротышка со шрамом на лице. Я проскочила мимо него и вбежала внутрь.
   Гэмелен не лежал, а сидел и срывал с себя белый саван. Он посмотрел на меня, когда я вошла.
   - Еще один вор! - вскричал он. - Отлично! Тебя я превращу в цаплю, можешь съесть того, первого, и всю его семью. Потом я пошлю демона, который выщиплет тебе перья на стрелы и сдерет с тебя кожу для колчана.
   - Вы живы! - обрела я дар речи.
   - Ясное дело, я жив, - проворчал маг, избавляясь от погребальных одежд. - Теперь, будьте добры, засветите лампу, чтобы я видел, кого буду превращать, в награду я сделаю это безболезненно.
   Я ничего не сказала, уставившись в его широко раскрытые глаза. Желтый цвет вымыло из них, они были темны и пусты. Когда он поворачивал голову, его глаза не следили за предметами. Я опустилась возле него на колени.
   Гэмелен понюхал воздух.
   - Рали? - Он протянул руку и дотронулся до моей груди.
   Я не отстранилась.
   - Да, мой друг. Это Рали.
   Он смутился, поняв, куда ткнул рукой, и отдернул ее.
   - Извини, - сказал он. - Но здесь так темно. Пусть принесут лампы, попроси их, Рали. Ведь ты добрая.
   - Сейчас полдень, - мягко сказала я.
   Гэмелен притих. Морщинистая рука медленно коснулась глаз. Он вздрогнул. Я схватила его за тощее плечо. Лицо мага окаменело. Потом он улыбнулся и погладил мою руку.
   - Я слеп. - Это был не вопрос, а утверждение.
   - Да.
   - Тогда от меня теперь будет мало пользы. Я знал только одного слепого волшебника, но он потерял зрение, когда был молод. У него была целая жизнь, чтобы научиться колдовать без помощи глаз.
   - Вы научитесь быстро, - торопливо сказала я. - Ведь вы - лучший маг.
   На этот раз молчание было долгим. Я чувствовала, как Гэмелен борется с потрясением. Когда он заговорил, его голос был обычным, словно он примирился с ужасной потерей, раной, нанесенной не только телу, но и душе. Такой фатализм свойственен старым солдатам. Он вздохнул:
   - Нет, теперь я обыкновенный старик. И, пожалуйста, не думай, что это нытье из жалости к самому себе. Я знаю, до каких пределов могу дойти. Я отодвигал эти пределы всю свою жизнь, но теперь с этим покончено.
   - Скоро мы будем дома, - сказала я. - Там у вас будут десятки помощников.
   Волшебник наклонил голову и принюхался, слегка высунув розовый, как у ребенка, язык.
   - Мы заблудились, - заявил он.
   - Не о чем волноваться, - возразила я. - Нам надо только обогнуть этот чертов риф. Мы очень скоро найдем дорогу.
   Гэмелен мотнул головой.
   - Я, может, и слепой, но остальные мои чувства говорят мне, что это будет нелегко.
   - Боги делают легким путь, только если он ведет в пропасть.
   Гэмелен рассмеялся. Я рада была слышать это. Теперь я окончательно поверила, что он на самом деле жив. Он сказал:
   - Тогда будем считать мое невезение и невезение других хорошей приметой.
   Волшебник зевнул. Я мягко заставила его лечь. Он не сопротивлялся. Я нашла одеяло, укрыла его до подбородка и подоткнула со всех сторон.
   - Не давай мне спать слишком долго, - сказал он. - Нам надо о многом поговорить.
   - Ладно, - пообещала я, боясь того, что он может спросить меня.
   Я повернулась к двери, но он окликнул меня:
   - Рали...
   - Да?
   Гэмелен повернул ко мне невидящее лицо.
   - Твой отец гордился бы тобой.
   Я не знала, что ответить, поэтому просто вышла и закрыла дверь.
   Этой ночью мне снова приснилась Трис. Этот сон я уже видела и раньше, и снова наша любовь была приправлена страхом, потому что я знала, что должно случиться. И снова пришел архонт. Моя нагота была осмеяна. Потом оказалось, что мне снится "сон во сне". Я проснулась во сне и узнала, что Трис снова меня бросила. Мы боролись с ней. Она ударила меня своим серебряным ножичком. А потом я, дрожа, проснулась по-настоящему в своем гамаке. Закрыв глаза, я молилась, чтобы кошмар больше не повторился.
   Раздался громкий стук. Полилло выругалась. Я услышала, как заскрипели веревки, когда Корайс слезла со своей койки, чтобы выяснить, что случилось. Но я не открыла глаза, боясь увидеть. Я чувствовала боль в том месте, куда пришелся уда? Трис во сне. Снова какой-то шум и голос Гэмелена:
   - Рали!
   Я открыла глаза. Маг стоял надо мной. Его лицо кровоточило - видимо, он оцарапался, когда выбирался из каюты. Я вскочила.
   - Да, друг мой? Что случилось?
   - Архонт! - прохрипел Гэмелен. - Он среди нас!
   Я почувствовала пустоту и холод и прошептала:
   - Я знаю.
   - Ты слышишь меня, Рали? - закричал Гэмелен. - Мы не победили его!
   - Я слышу вас, маг, - ответила я. - Я слышу вас.
   Далеко в ночи разносился крик маленького морского ящера, потерявшего мать.
   Глава девятая
   ВОЖДЬ С ТАТУИРОВКОЙ
   Мы плыли на юг несколько дней, запасы пищи и воды быстро подходили к концу, а рифы тянулись бесконечно, и нигде не было пролива, чтобы повернуть к дому. Здоровье Гэмелена заметно улучшилось, но слепота, похоже, должна была остаться навсегда. Мы редко говорили с ним и избегали тем, связанных с архонтом. Наверное, мы оба думали, что его появление - плод возбужденного мозга. Разум говорил мне, что так оно и есть: я сама видела, как архонт умер! Перед смертью он проклял меня, и мне очень хотелось думать, что он действительно умер и проклятие было только плодом моего воображения.
   Мои стражницы считали, что мы одержали великую победу, что рано или поздно обогнем риф и найдем дорогу домой, где нас ждет слава. Люди Холлы Ий роптали и смотрели на меня мрачно. Ни Страйкер, ни шкипер Клисура, ни старшина гребцов Дюбан не пытались остановить недовольство или успокоить своих людей. Это привело к тому, что любой, кто хоть как-то проявлял энтузиазм или надежду, немедленно отвергался большинством.
   Это начало меня серьезно беспокоить. Однажды утром мы обнаружили землю. Воздух был насыщен запахами плодородной почвы, незнакомых растений и дыма. Туманная тень, появившаяся на горизонте, говорила о близости острова. Мы увидели плывущее дерево и выловили его. Его листья имели форму вазочек, почки розовые и белые, ствол весь в наростах, мясистые розовые плоды, похожие на маленькие тыквы, в обилии покрывавшие ветви, оказались наполнены сладкой тягучей жидкостью, которая придавала блеск глазам и легкость ногам.
   - Где-то здесь должны быть люди, - сказала Полилло. - Такая вкуснятина не может существовать без того, чтобы ее кто-нибудь не ел.
   Корайс рассмешило это логическое построение.
   - Ты всегда думаешь о желудке, дорогая.
   Полилло покраснела и застенчиво улыбнулась, значит - не обиделась. Ничего не сказав, она сорвала плод и поднесла мне, изогнув руку, словно опытный лакей.
   Несмотря на размеры и манеры, Полилло была очень женственна и даже изысканна. Именно женственность запомнилась мне в ней больше всего. Когда мы были молодыми, мы чуть не стали любовницами. Мы вздыхали при луне и прочее в этом роде около недели. Все пошло бы дальше, но наши нежные чувства погибли после того, как мы встретились в паре, упражняясь на мечах. Я дважды обезоружила ее, и... все было кончено. Позже, ночью, мы решили остаться друзьями, но не любовницами, хоть это слово даже не упоминалось. Я первая завела разговор, зная, что Полилло не сможет любить женщину, которая превосходит ее в искусстве владения оружием. Полилло согласилась с видимым облегчением. Но изредка за эти годы мы посматривали друг на друга с оттенком сожаления. Если бы мы были вместе, то не по любви, а подчиняясь вожделению, и ночи были бы жаркими.
   Я приняла плод из рук своей подруги и посмотрела ей в глаза, чтобы дать ей знать, что я тоже помню. Сок зажег надежду в сердце и согрел желудок. И Полилло была права.