Коуль Дж. Атланты, Воин

   - Не так-то просто отлучиться из дворца, где за тобой следят сотни глаз. И без того многие меня подозревают.
   - Это не ответ.
   - Прими какой есть.
   Гость привстал. Его огромная фигура нависла над вдруг ставшим крохотным Артабаном.
   - Гляди, не вздумай затеять свою игру! Это плохо кончится. Мы раздавим тебя!
   - К чему эти угрозы? - спокойно спросил вельможа. - Ведь ты прекрасно знаешь, что я на вашей стороне.
   - Поэтому я и доверяю тебе. - Гость повернул голову к окну. - Скоро рассвет. Мне пора.
   - Ты спешишь?
   - Не очень. Но я должен покинуть это место еще до того, как в заоблачных горах взойдут первые лучи солнца. Неписаные правила игры. День - время Ахурамазды, ночь - время Аримана. Знаешь, - спокойным тоном продолжал демон тьмы, - а ведь нас подслушивают!
   - Кто? - хладнокровно поинтересовался Артабан.
   - Твоя женщина.
   - Чепуха! А если даже и так, что она поймет? Ведь мы говорим на языке древних.
   - Я не люблю, когда суют нос в мои дела!
   Ариман резко поднялся из-за стола и направился к двери, за которой притаилась Таллия. Вне себя от страха девушка метнулась на ложе и поспешно набросила на себя покрывало. К счастью, ее тело было стремительным и легким - гость не успел ворваться в комнату, ложе не выдало ионийку скрипом.
   Ровно дыша, Таллия старательно притворялась спящей. Чуткие пальцы Аримана коснулись ее тела.
   - Она спит, - послышался голос хазарапата. - Тебе почудилось.
   - Мне никогда не чудится! - прошипел Ариман.
   - Ну, если хочешь, можешь проверить. Заодно убедишься, не тешу ли я себя любовью призрака той, чье тело истлело в пламени.
   - Я верю тебе на слово. Но какое знакомое тело. Словно я когда-то уже любил его. В другой жизни. Я завидую тебе, Заратустра!
   - В тот день, когда падет Эллада, я подарю тебе эту женщину.
   - Ловлю тебя на слове. Прощай, ночь уже уходит.
   Послышалось шипение, затем наступила тишина.
   - Он ушел, - негромко сообщил Артабан.
   Таллия со вздохом облегчения откинула покрывало.
   - Он едва не узнал меня.
   - Да. У него очень хорошая память. Ты все слышала? - Таллия кивнула головой. - Ты неисправима.
   Ионийка поднялась с ложа и заглянула в глаза Артабана.
   - Почему ты не выдал меня? Ведь не потому же, что испугался моих угроз?
   - Конечно, нет.
   - Но ведь и не из-за любви ко мне? Хотя я готова допустить, что твои слова о равнодушии были неискренни.
   - Нет, я не люблю тебя. Просто... Просто нас осталось слишком мало. Мы не вправе умирать, а тем более убивать друг друга. И ради этого я готов пойти на многое, даже предать того, кто некогда был моим лучшим другом.
   Таллия покачала головой столь энергично, что ее пышные волосы взвились в воздух облаком спелой ржи.
   - У него никогда не было друзей. Даже когда он еще был атлантом.
   - Наверно ты права, - прошептал мужчина. Он усмехнулся и положил ладони на хрупкие и очень сильные плечи. - Ты слышала, мне придется отдать тебя ему после того, как покорится Эллада!
   Обняв шею Артабана, ионийка провела розовым язычком по его губам.
   - Хорошо, ты отдашь меня ему. Но только тогда, когда я сама захочу этого. Это будет ночью. Ведь ночь и мое время.
   Тонкие губы Заратустры усмехнулись. Ведь ночь была и его временем. Ночь - время черных, что белы в свете дня.
   В окно сочились серые предрассветные блики...
   - Да поклонится природа сильному, склоняющемуся лишь перед богом!
   Именно так рассуждали восточные деспоты, обладавшие непомерной властью и неисчислимыми богатствами. Вознесенные волею рока над миром, они считали себя вершителями судьбы не только человечества, но и человеческого дома.
   Мнившие себя наместниками бога на земле, они полагали, что все, созданное демиургом, - горы, реки и моря, люди и звери - должно подчиняться им. А если вдруг нечто воспротивится воле владыки, то следует расправиться с этим нечто как с врагом.
   Куруш покарал речку Гинду (приток Тигра), при переправе через которую утонула священная лошадь Ахурамазды. Река отнеслась враждебно к владыке ариев и с ней поступили как с врагом. Гинду перекопали тремястами шестьюдесятью каналами, и она превратилась в крохотный ручеек.
   Царь Ксеркс пошел дальше своего предка. Он повелел наказать строптивый морской пролив Геллеспонт.
   Скрывая усмешку в густых усах, киликийский наварх Сиеннесий наблюдал за тем, как обнаженные по пояс палачи вытягивают из воды толстые медные цепи.
   Киликийские эскадры прибыли к Геллеспонту лишь накануне. И повинен в этом был именно он, Сиеннесий. Под этим именем его знали в Сардах, Сузах и Парсе. Но эллинам и италийцам он был известен как Белый Тигр, самый кровожадный пират восточного Средиземноморья, чьи дерзкие рейды наводили панику на купцов и приморские полисы.
   Белый Тигр был бесстрашен, Белый Тигр был безжалостен, Белый Тигр всегда появлялся внезапно и исчезал в никуда. Стремительные эпактриды [эпактрида - быстроходное маневренное судно средних размеров; излюбленный корабль пиратов] Сиеннесия носились по волнам подобно бесшумным призракам. Именно поэтому его прозвали Белым Тигром, а еще потому, что лицо пирата обезображивали несколько рваных шрамов, напоминавших по виду полосы на тигриной шкуре - память о сабельных ударах, полученных в неудачном набеге. Белый Тигр был самым знаменитым корсаром Востока. Считалось, он грабит купеческие суда во имя могущества Парсы. Так оно в основном и было. Пираты Белого Тигра нападали на эллинские, италийские, сицилийские, изредка карфагенские корабли, ослабляя тем самым врагов империи. Финикиян, кемтян, карийцев и прочих подданных великого царя Сиеннесий не трогал, не желая портить отношений с парсами, которые оказывали ему покровительство. Но если предполагаемая добыча превышала некий предел, пираты напрочь забывали о своих не слишком устойчивых принципах и грабили, не разбирая флагов. И тогда лилась кровь ликийцев, ионийцев и геллеспонтийцев - нападая на судно империи, Белый Тигр был беспощаден. Ведь это было преступление, за которое можно было поплатиться головой; поэтому необходимо было скрыть его. Невзирая на вопли о пощаде, пираты рубили головы всем пленникам, затем пробивали в днище ограбленного судна дыру, дожидались, когда оно скроется в пучине, и растворялись в морской дали.
   Именно подобного рода дело задержало эскадру Белого Тигра у берегов Финикии. Таинственный незнакомец предложил пятьдесят талантов золота за голову сидонского купца, чей корабль должен был вот-вот отчалить от берегов Иудеи. За такую плату Белый Тигр рискнул бы взять на абордаж даже царскую триеру. Получив три таланта задатка, пираты вышли в Море и двадцать солнц бороздили финикийские воды, задерживая и осматривая проходящие мимо суда. Посыльное судно доставило приказ царя собрать прочие киликийские эскадры и отправиться к Абидосу, где был назначен сбор флота. Сиеннесий тянул до последнего. Но купец так и не появился.
   До объявленного срока оставалось всего десять дней, когда киликийские корабли подняли паруса и взяли курс на север. Однако Борей был неблагосклонен к мореплавателям, сбивая скорость и заставляя их то и дело искать убежище в гаванях островных полисов. В результате киликийцы опоздали на шесть солнц, вызвав этим гнев Ксеркса. И еще больший Артабана. Вельможа даже замахнулся на Сиеннесия, но не ударил - парсы нуждались в поддержке киликийских пиратов.
   Ксеркс же бесновался более по другому поводу. Северный ветер, так мешавший киликийским эпактридам, разметал мосты, наведенные через Геллеспонт. И произошло это именно в тот день, когда царь и свита готовились торжественно ступить на землю Запада. Волны здорово потрепали суда, составлявшие основу мостов. Двадцать кораблей затонули, у многих открылись течи.
   Рассвирепев, царь приказал расправиться с незадачливыми строителями моста и наказать непокорный пролив. Пятерым ионийцам, руководившим возведением переправы, отрубили головы. Их обезображенные тела бросили в море. Отсечь какую-либо часть пролива было делом сложным даже для наместника Ахурамазды, поэтому решили ограничиться тем, что опустили в воду две тяжелые цепи, которые должны были сковать строптивцу руки, а затем к воде подступили двенадцать дюжих палачей. Пока они наносили по гребням бушующих волн три сотни полновесных ударов, стоявший рядом жрец Ахурамазды провозглашал:
   - О, злая вода, принесшая горе парсам! Великий царь по воле Ахурамазды подвергает тебя этому справедливому наказанию, ибо ты оскорбила бога и верных слуг его! Великий царь все равно пройдет по тебе, хочешь ты этого или нет. Смири гордыню, иначе мы не принесем тебе жертву золотом и сталью. И никто не принесет тебе жертву!
   Подобные увещевания помогли, шторм стих. Царь повелел восстановить мосты. На этот раз строители постарались на славу, наведя не один, а целых два моста. Семьсот пузатых грузовых судов, поставленные борт к борту, составили две длинные цепи, соединившие берега пролива. Суда были накрепко связаны между собой льняными канатами и ремнями из бычьей кожи, а поверх их палуб был наложен настил из крепких тисовых досок, покрытый слоем утрамбованной земли. Дабы уберечь воинов и лошадей от случайного падения, по бокам настила были сооружены ограждения. Эти огромные мосты были прочны и надежны; лишь легкое поскрипывание досок выдавало, что под ногами не земная твердь, а колышущиеся остовы кораблей, а еще ниже - морская бездна.
   Желая обезопасить переправы от возможных диверсий эллинов, а также насладиться созерцанием мощи парсийского флота, царь накануне вечером приказал боевым эскадрам стать неподалеку от моста. Кораблей оказалось столь много, что они были вынуждены выстроиться в четыре линии.
   Первую целиком образовывали пунические триеры. Навархи Финикии привели двадцать эскадр, насчитывающие триста кораблей. Финикияне издавна пользовались славой непревзойденных мореходов. Их чернобортные меднотаранные корабли пускали на дно ахейские и троянские триеры, пред "детьми моря" трепетали Кемт, Хеттия и Кипр. Черные паруса повергали в панику морских торговцев, заставляя их безропотно расставаться с серебром. Со временем могущество Финикии ослабло, и она была покорена ассирийцами, а позднее Парсой. Но и сейчас моряки-пуны славились своей выучкой и отвагой. Их быстроходные корабли составляли ударную силу парсийского флота.
   Следующую цепь составляли кемтяне, памфилы и карийцы. По мореходным качествам эти суда уступали пуническим триерам, но зато их экипажи были хороши в абордажных схватках. Почетом пользовались дети Хапи, чьи огромные секиры и крючковатые абордажные копья наводили ужас на врагов. Не уступали им доблестью и карийцы, неожиданно для прочих завоевавшие славу бесстрашных бойцов.
   Следом стояли триеры Кипра, Ликии и геллеспонтийских городов. Ионийцы, фракийцы и подошедшие последними киликийцы во главе с Сиеннесием замыкали строй.
   Четыре линии по триста судов каждая. Двенадцать сотен кораблей! Отлично снаряженных и готовых к битве.
   Воистину, сам Мелькарт не отказался б командовать таким флотом!
   Флагманский корабль с вымпелом Сиеннесия стоял бок о бок с триерой тиранши Галикарнасса Артемиссии. По слухам в молодости Артемиссия была дивно хороша собой, но сейчас она растолстела и подурнела. Власть портит женщин. Теперь это была типичная бой-баба с мужскими повадками. Ее мощные телеса были втиснуты в чеканный медный панцирь, на голове красовался массивный шлем. Стоя на корме своего судна, она смотрела в сторону Сиеннесия и, когда тот встречался с ней взглядом, язвительно улыбалась.
   Они были давние знакомцы. Однажды Белый Тигр вознамерился взять судно Артемиссии на абордаж и получил отпор, какого не ожидал. Меткие галикарнасские лучники порядком сократили число пиратов, одна из стрел вонзилась в бедро Сиеннесия и его эпактрида была вынуждена спасаться бегством. Воинственная тиранша долго гналась за киликийским кораблем, выкрикивая оскорбления. Теперь им предстояло сражаться бок о бок.
   Киликиец поморщился. Не от того, что его раздражали насмешливые взгляды Артемиссии. Просто порыв ветра донес запах благовоний - это жрецы воскурили фимиам, ублажая Ахурамазду, - а Сиеннесий не выносил искусственной вони.
   Становилось все светлее. Берег оживал. Скакали всадники в блестящих доспехах, строилась в колонну заспанная пехота. Неподалеку рокотали барабаны, над водой разносились взвизгивания - это авлеты [авлет флейтист на корабле, задающий темп гребли] проверяли сохранность своих флейт.
   Наконец, эфир расцветился солнечными лучами. Они упали на воду, и она заискрилась. Но мгновением раньше за холмом, на котором расположились царь и свита, взревели трубы, возвестившие о появлении светлого лика Ахурамазды. Звук этот достиг кораблей одновременно с первым лучом.
   По этому сигналу откинулся парчовый полог царского шатра. Воины и вельможи пали ниц, приветствуя своего повелителя. Облаченный в парадные одежды царь подошел к жертвеннику и, сложив руки, вознес горячую молитву Ахурамазде.
   - Прославлю благомыслием, благословием и благодеянием благомыслие, благословие и благодеяние. Предаюсь всему благомыслию, благословию и благодеянию и отрекаюсь от всего зломыслия, злословия и злодеяния. Приношу вам, Бессмертные Святые, молитву и хвалу мыслью и словом, делом и силой и тела своего жизнь.
   Сиеннесий отчетливо видел, как шевелятся темно-красные, подкрашенные соком свеклы, губы Ксеркса.
   Жрецы разожгли пред алтарем костер из чистых миртовых веток. Огонь был светел и почти не давал дыма. Взяв из рук Артабана чашу с драгоценным соком хаомы, царь торжественно вылил содержимое на огонь. Тот слегка поблек, но затем языки пламени взметнулись еще выше. Ахурамазда принял жертву, переход должен быть удачен.
   Но следовало ублажить и богов соленой воды, которые с виду были благосклонны, но в душе могли затаить обиду на царя, приказавшего наказать море. Поддерживаемый под обе руки евнухами царь неторопливо спустился с холма, размахнулся и бросил в воду золотую чашу. За ней последовал меч из превосходной индской стали. Вода чуть взволновалась, но тут же стала зеркально гладкой. Боги пролива приняли искупительную жертву. Ксеркс поклонился воде.
   Вновь запели трубы, и великая армия начала переправу. Первым ступил на западный берег Ксеркс, самолично управлявший четверкой лошадей Ахурамазды. За ним шла свита и первая тысяча. А затем на мосты хлынул нескончаемый поток воинов. Их было так много, что переправа длилась семь дней. Их было так много, что хазарапат приказал подгонять замедляющих шаг бичами. Их было так много, что не выдерживали крепчайшие тиковые доски настила.
   Минуло семь дней, и тьма опустилась на землю Запада. Тьма, идущая вслед за просыпающимся солнцем.
   Тьма.
   ЭПИЛОГ. УСТАМИ ЗОРОАСТРА
   Дорого искупается - быть бессмертным:
   За это умирают не один раз при жизни.
   Ф.Ницше, "Эссе Номо"
   Думал ли мало кому известный тогда отставной преподаватель Базельского университета Фридрих Ницше, садясь в феврале 1883 года за стол в небольшом домике близ Рапалло, что всего через какие-то шесть месяцев суждено родиться бессмертному "Заратустре", может быть, самому великому философскому труду, какой только знает человечество; труду, где переплелись музыка и поэзия, порожденная совершенством человеческой мысли философия и изысканнейший литературный стиль. Наверно, нет. Как не догадывался и о том, что созданный его пером философ-поэт Заратустра возродит интерес к древней религии, крохотные островки которой оставались лишь кое-где на нагорьях Ирана и в Индии.
   Реанимированный Ницше Заратустра вдруг стал необычайно популярен. Цивилизованный мир внезапно открыл для себя мудреца и пророка, по глубине мысли и силе убеждения не уступающего, а порой и превосходящего и ветхозаветного Моисея, и Христа, и Мухаммеда. Стало ясно - и это было откровением - что религия древних ариев-иранцев является праосновой для множества прочих религий, в том числе и мировых, таких как иудаизм, христианство, ислам. И интерес к зороастризму возрос еще более. Именно тогда ученые всерьез занялись исследованием личности реального Заратустры, столь схожего и столь разного с Заратустрой Ницше.
   О историческом Заратустре известно крайне мало. Признается, что он реально существовал - по крайней мере это подвергается сомнению в меньшей степени, нежели существование Моисея или Христа, - но определение хронологических рамок жизни пророка вызывает немало споров. Пехлевийская [т.е. относящаяся к эпохе Сасанидов] хронология относит время жизни Заратустры к 7-6 векам до нашей эры, "за 258 лет до Искандера". (Речь идет о Александре Македонском). Согласно античным источникам маг и волшебник Зороастр жил позже, вплоть до 5 века до нашей эры, являясь современником Дария и даже Ксеркса. Большинство ученых-востоковедов считают, что время жизни Заратустры относится скорее к 11-10 векам до нашей эры.
   Древние признавали Зороастра величайшим волшебником. В эпоху средневековья к его помощи взывали алхимики и колдуны. С приходом Просвещения о Заратустре забыли и вспомнили лишь тогда, когда Ницше вложил в уста арийского пророка проповедь во славу сверхчеловека.
   Тайное и явное Заратустры погребено под пирамидой времени. Мы не имеем письменных свидетельств о жизненных перипетиях арийского пророка, подобных тем, что знаем о Моисее, Христе и уже тем более Мухаммеде. Дошли лишь легенды, одна из которых свидетельствует, что родители пророка, как и прочие иранцы, были кочевниками, почему и дали своему сыну имя Заратустра, что означает Староверблюдный. Другая легенда сообщает, что при появлении на свет младенец Заратустра рассмеялся. Это происшествие поразило воображение кочевников. Впервые новорожденный приветствовал суровый мир, грозящий ему неисчислимыми бедами и опасностями, не плачем, а смехом.
   Став взрослым, Заратустра избрал судьбу проповедника. Его речи, независимый характер, фанатизм, присущий пророкам, редко приходились по нраву племенным царькам, и потому Заратустра много лет бродяжничал, гонимый отовсюду, покуда не нашел пристанища у царя Виштаспы, ставшего ревностным приверженцем новой веры. При дворе этого царя пророк провел остаток жизни, проповедуя свое учение среди кочевников. Но даже здесь его не оставляли в покое враги, которых за долгие годы странствий Заратустра успел нажить немало. Один из них, жрец иного учения, проник во дворец, подкрался к Заратустре во время молитвы и поразил его ножом в спину. Согласно легенде пророку было тогда семьдесят семь лет.
   Вот, собственно, и все, что мы знаем об этом загадочном человеке. Куда меньше, нежели о других пророках. К счастью, проповеди Заратустры, сохраненные для потомков в "Авесте", позволяют судить как о характере пророка, так и о сути его учения.
   Подобно множеству других диких народов древние арии имели политеистическую религию со множеством божеств, каждое из которых обладало собственными функциями. Заратустра, понимавший, что в условиях степи сильным может быть лишь тот, кто поклоняется единому началу, низвел племенных богов до уровня третьестепенных, поставив над ними бога-царя, "создателя жизни плотской", повелителя всего живого и неживого. Новый бог был наречен Ахурамаздой, что означает "Господь Мудрость". И возникла вера горячих сердцем номадов, идущая из чрева дикой степи. Варварская, могучая, ненасытная, не признающая компромиссов, не знающая жалости и милосердия. Но сначала было Время.
   Все имеет свое начало. Кто создал мир? Откуда взялись боги и люди? Заратустра нашел ответы на эти вопросы, решив проблему не в духе мессианских религий, а скорей в соответствии с гностическими учениями Запада. Изначально было ничто. Правда, в зороастризме оно не столь безлико и аморфно. Оно имеет облик и имя. Это Эрван, бог времени, адекватный изначальной Вечности. Эрван сотворил мир, точнее протомир, разделив ничто на добро и зло. Он собирался сотворить лишь добро, но Вечность склонна ошибаться. Вместе с Ахурамаздой, светлым началом, бездонное чрево Вечности покинул и Ариман, злой дух.
   Космогония зороастризма предельно проста, что в целом свойственно мессианским религиям, придающим большое значение моральным постулатам.
   Разделив мир на добро и зло, Эрван исчез. Вечность исполнила свою роль и уступила место исчислимому времени. Пришел черед творить детям Эрвана, и они начали свое сотворение мира. Точнее, творил Ахурамазда; Ариман мешал ему, без особого, поначалу, успеха. Ахурамазда создал материальный мир, наполнив его чистыми растениями, животными, а также людьми и добрыми божествами, среди которых следует упомянуть Митру, Веретрагну, Аши, Тиштрию. Кроме того он создал шесть Бессмертных святых, образующих вместе с Ахурамаздой "семерку единосущных". То был архаичный мир, счастливый и непритязательный, подобный иудохристаанскому Эдему или Эллинистическому Золотому Веку. Природа была чиста, животные - доверчивы, люди - наивны. Этот период получил наименование "Творения".
   Но, как и подобает злобному существу, Ариман рано или поздно должен был показать свой нрав. И он показал его, как только понял, что добро овладевает душой человека. Ну чем не змей-искуситель! Правда, действовал бог зла куда менее изощренно, чем его библейский товарищ. Он просто взял и создал в противовес светозарному воинству Ахурамазды свою черную рать всевозможных дэвов, этих зороастрийских чертей, играющих на слабостях человека, а также отвратительных, злобных, грязных животных и растения. То был второй период существования мира, когда он разделился на две половинки - доброди зло. Этот период был назван "Смешение". Он охватывает сознательную историю человечества.
   "Смешение" будет длиться три тысячи лет, после чего на землю придут три Спасителя, сыновья Заратустры. Они искоренят зло и воскресят благоверных. Этот обновленный мир будет существовать в третьем периоде, названном Заратустрой "Разделением".
   Если сравнить концепцию мирового устройства зороастризма с иудейским, христианским и мусульманским аналогами, то можно обнаружить немало схожих черт. Прежде всего бросается в глаза очень четкая, логическая схема зороастрийской концепции. Несмотря на определенную запутанность и трудность понимания текстов Авесты в них невозможно найти принципиальных противоречий. Иная картина наблюдается в остальных мессианских религиях. Даже при беглом ознакомлении с Талмудом, Библией или Кораном нетрудно заметить довольно серьезные несоответствия, наличие которых можно объяснить лишь тем, что они явно были заимствованы. Откуда? - Из Авесты.
   В отличие от прочих религий в зороастризме выступают два демиурга Ахурамазда и Ариман. Так как Ариман создает зло, чье предназначенье разрушать, функции созидающего творца принадлежат Ахурамазде. Кто он такой. Господь Мудрость? - Абстрактное божество, подобное Яхве или Аллаху, некое неоформленно-сознательное начало, направляющее мировой порядок. Но в отличие от иных монобожеств Ахурамазда не вмешивается в дела людей собственноручно. Он, равно как и Ариман, строго придерживается своеобразному договору - не навязывать людям доброй или злой воли. Борясь со злом, Ахурамазда поражает его не собственными руками, подобно Яхве, Христу или Аллаху. Он не повергает в бегство вражеские армии и не посылает огненную кару на согрешившие племена. Вместо этого Ахурамазда наделяет верующих в него силой, помогающей одолеть зло. Таким образом он отдает активное начало в руки людей, а сам лишь наблюдает за их деятельностью.
   Все мировые религии имеют однозначную традицию: добро - богово, зло от человека: "Что постигло тебя из хорошего, то - от Аллаха, а что постигло из дурного, то - от самого себя" (Коран, 4.41). Иногда первотворцем зла "назначается" некий полубог - не человек, и не бог, но по сути своей ближе к человеку, так как обладает страстями. Это Дьявол, Сатана, Иблис, Бес, Вельзевул и т.п. Как правило, это падший ангел из числа ближайших слуг бога, осмелившийся противостоять своему Хозяину и объявленный за то злодеем. Это своего рода бунтарь, причем бунтарь нечаянный, так как, выступая против бога, задумывал не революционный бунт, а мелкую фронду. Он слаб и зависим. Даже помощников своих он поначалу вербует не самостоятельно. Их подбрасывает хозяин, очищающий небеса от всякого рода ангельского хлама. По своим возможностям Дьявол много слабее верховного бога и существует он лишь по милости последнего, как своего рода пугало для неразумных людей. Спарринг-партнер, превращающий обрыдлое существование в некое подобие захватывающей игры. По сути своей это "патрон" зла ближе к человеку, нежели к богу, в нем слишком много земного, физического, в то время как бог неопределенное космическое начало, дух. Этим лишний раз подчеркивается, что аура доброты исходит от бога и его верных слуг, а зло - от человека, неверующего в этого бога или преступающего заповеди, данные им. Пусть даже этот человек - ангел во плоти, но если он не верует, от него исходит зло. Человечество объявлено изначально порочным. В то же время у него отнимается всякая инициатива на добро, так как оно исходит лишь от бога.
   Иное дело Зороастризм, единственная из мировых религий, уравнявшая добро и зло. Ариман равен своему доброму брату во зле. Он располагает армией, лично сотворенной. И роль его чрезвычайно велика. Ариман освобождает человека от первородного греха. Ведь все монорелигии утверждают, что люди греховны уже самим фактом появления на свет. Тем самым человек ставится в пренеприятное положение. Он вынужден вечно оправдываться перед богом, замаливать несуществующие грехи. Бог хорош, человек плох. Как удобно быть хорошим. Как ужасно быть плохим. Зороастризм поступает намного порядочней. Согласно ему человек изначально подобен чистому листу бумаги, на котором Ахурамазда и Ариман выводят свои письмена. Создается некий паритет добра и зла, привнесенный свыше. На человеке нет первородного греха, ему не в чем оправдываться. Но зато в будущем он не сможет свалить ответственность за всю грязь своей души на Дьявола, посетившего его в материнском лоне. Ведь каким стать - добрым или злым - зависело лишь от него. Он может служить добру и прославлять Ахурамазду, или же его злые дела будут петь гимн Ариману. Божественный близнец отдает человеческую судьбу в руки человека. Бери ее и крои, как подскажет тебе твоя совесть. И в зависимости от итогов жизни твоей и будет тебе награда - либо небесные сады Ахурамазды, либо вечная мука в черной обители Аримана. Человек собственными руками творит линию своей жизни. И если ее пергамент исписали письмена Аримана, то в этом вина данного человека, а не первородного греха, за который несет ответственность все человечество. И невозможно пожаловаться на судьбу, ведь ты сам творец ее.