Коуль Дж. Атланты, Воин

   - Надо бы проверить.
   - Это не наше дело, - попытался возразить второй, но его товарищ отрезал:
   - Сейчас любое дело наше. Иди разбуди архонта Фемистокла. Скажи ему, что феор Аримнест просит его прибыть по неотложному делу к дому... Как зовут того человека?
   - Гофокл! - подсказал Лиофар.
   - К дому Гофокла. Да не забудьте взять стражу. А я пойду с этим человеком.
   Спартиат кивнул и как был - в одном хитоне и босой - побежал по улице к жилищу Фемистокла. Старый феор вошел внутрь дома, надел сандалии и плащ, после чего присоединился к Лиофару.
   - Пойдем.
   Он мерил дорогу крупными решительными шагами, а Лиофар суетливо, словно собачонка, бежал рядом, с обожанием поглядывая на своего грозного спутника. Так они пришли туда, где ждал Брасим.
   - Ну, что они делают? - спросил горшечник своего раба.
   Тот пожал плечами.
   - Не знаю. Никто не выходил, но зато еще два человека вошли в дом.
   - Вот видишь! - торжествующе воскликнул Лиофар, обращаясь к спартиату.
   Феор не разделил этого восторга.
   - Пока ничего не вижу. И веди себя тише, а не то нас услышат.
   Горшечник послушался и умолк. Они стояли в полной тишине, наблюдая за подозрительным домом, до тех пор, пока в конце улицы не появился блеск факелов.
   - Это идет стража, - сказал спартиат. - Пойдем встретим их.
   Он не ошибся. Это действительно была стража. Впереди шли второй спартиат и архонт Фемистокл, а следом - человек десять скифов, вооруженных луками и акинаками.
   - Что же ты обнаружил? - поинтересовался Фемистокл у слегка оробевшего горшечника.
   Тот повторил примерно то, что рассказал спартиатам, присовокупив, что его раб Брасим видел, как в подозрительный дом вошли еще два человека.
   - Раб? - Архонт усмехнулся. - Не слишком-то я верю тому, что говорят рабы. Знай, горшечник, если в этом доме никого не окажется, тебе придется плохо.
   - Окажется! - горячо заверил Лиофар и как бы между прочим добавил:
   - Я знаю, как следует постучать, чтобы открыли калитку.
   - Так стучи. Хотя нет, постой.
   Фемистокл подозвал к себе командира стражей и велел ему сделать так, чтобы свет факелов не был виден. Тот кивнул и отослал часть своих воинов, державших факелы, за угол храма, добавив несколько слов на своем варварском языке. Затем он перешел на ломаное койне.
   - Как только мы войдем в дом, они прибегут к нам и будет светло.
   - Хорошо, - сказал архонт и велел Лиофару: - Стучи, горшечник.
   Кивнув головой, Лиофар направился к дому Гофокла. Фемистокл, спартиаты и стражники следовали за ним. Подойдя к двери, горшечник постучал. Точно так, как это делал подлый абдерит. Затем он затаил дыхание и принялся ждать. Ему пришлось пережить несколько томительных мгновений, прежде чем дверь приотворилась. Не дожидаясь, пока слуга рассмотрит ночного гостя, Лиофар, словно бык, ринулся вперед. Он сбил открывшего дверь человека, оступился и упал на него. Не успел сторож закричать, как Лиофар умело, словно всю жизнь только этим и занимался, ударил его кулаком в висок. Гофоклов слуга охнул и обмяк.
   - Ловко, - шепотом похвалил старший из спартиатов, зашедший следом. Возбужденно дыша, за спиной толпились скифы.
   - Если у Гофокла кто-то и есть, то они находятся в мегароне. Это там. - Фемистокл указал рукой в направлении тусклого огонька и удивленно хмыкнул. - Но там действительно кто-то есть. За мной.
   Этот приказ относился к стражникам. Скифы рассыпались цепью и двинулись вслед за архонтом. Взбрехнула собака, почуявшая присутствие незнакомых людей. Один из скифов вскинул лук, и собака, взвизгнув, умолкла навсегда.
   В мегарон первым ворвался Фемистокл. За ним вбежали спартиаты, стражники, к которым присоединились их товарищи с факелами. Последними протиснулись Лиофар и Брасим.
   Взору незваных гостей предстала кучка ошеломленных людей, возлежавших вокруг уставленного вином и всевозможной снедью стола. Первым опомнился лысоватый плотный мужчина в красном хитоне. Это был хозяин дома Гофокл.
   - В чем дело, Фемистокл?! - гневно воскликнул он.
   - Вот это нам и предстоит выяснить, - процедил архонт. - Объясни мне по какому поводу вы собрались.
   - Это обычный симпосиум.
   - Что-то вы слишком припозднились. К тому же порядочные люди собираются на симпосиум засветло.
   Гофокл прикинулся непонимающим.
   - О чем ты?
   - У меня есть свидетельство, что твои гости собирались ночью.
   - Ложь! А впрочем, разве это запрещено?
   - Добропорядочные граждане не должны ходить по городу ночью! назидательно произнес Фемистокл. - А теперь ты назовешь мне имена своих гостей.
   - Хорошо, - не стал перечить Гофокл. Он перечислил тех, кто находился в его мегароне. Кроме Клеодула здесь оказались два аристократа из филы [фила - административная единица в Афинах; всего было 10 фил] Эанта, богатый купец-пагасец [пагасец - житель города Пагасы, придерживавшегося персофильской ориентации] и даже член буле.
   Фемистокл быстро пошептался с командиром стражников, после чего он и его люди вышли, и продолжил допрос.
   - О чем вы говорили?
   - А по какому праву ты задаешь мне такие вопросы, Фемистокл? взвился хозяин дома, решивший, что пришло время поставить этого выскочку-архонта на место. Его гости вели себя не столь вызывающе. Нетрудно было заметить, что они испытывают желание поскорее убраться из этого дома.
   - По праву, данному мне народом Афин! - отрезал архонт. - Или ты думаешь, я позабыл о твоей подозрительной любви к мидянам?
   - Ну ладно, допустим мы беседовали о любви и ненависти.
   - И какое же из этих чувств сильнее?
   - Мы не пришли к единому выводу.
   - Напрасно. Ненависть сильнее, Гофокл, и потому нетрудно объяснить причину, из-за которой вы здесь собрались.
   - Попробуй, - предложил аристократ, пытаясь выглядеть уверенным. Но от глаз Лиофара не укрылось, что Гофокл побледнел.
   - Всему свое время.
   Фемистокл замолчал, давая понять, что более не расположен продолжать эту беседу. Однако Гофокл не успокаивался.
   - Будь откровенен, Фемистокл, признайся, что ты просто мстишь мне за мое высокое происхождение.
   - Чепуха! - резко возразил архонт.
   Вновь установилась тишина. Гости Гофокла переглянулись и не придумали ничего лучшего, как вновь приняться за вино.
   - Присоединяйтесь, раз уж пришли, - предложил хозяин дома, указывая на полуопустошенный кратер. Фемистокл отрицательно покачал головой.
   Все это время, что они находились в мегароне, горшечник сверлил взглядом подлого абдерита, ничуть не сомневаясь, что погубил своего врага. Почувствовав, что на него кто-то смотрит, купец также взглянул на Лиофара и на его лице отразилась целая гамма чувств, самым сильным из которых был страх. "Будешь знать, как уводить чужого возлюбленного!" - злорадно подумал горшечник.
   Тем временем шум в доме, начавшийся сразу после того, как стражники покинули мегарон, усиливался. Гофокл стал нервничать, на расспросы не отваживался. Наконец вернулся предводитель стражников. Он передал Фемистоклу небольшой мешочек и что-то прошептал ему на ухо. Архонт удовлетворенно улыбнулся.
   - Ответь мне, Гофокл, откуда в твоем доме мидийское золото?
   - Не знаю ни о каком золоте! - без промедления отреагировал хозяин.
   - А как ты объяснишь в таком случае вот это? - Фемистокл высыпал содержимое мешочка на стол. Глухо зазвенели ослепительно яркие, новенькие дарики.
   - Это не мое.
   - А чье же?
   - Откуда я знаю? Может быть ты сам принес это золото в мой дом.
   - Может быть. Но твои слуги оказались куда как разговорчивы.
   - Раб не может свидетельствовать против господина.
   Фемистокл не стал спорить и в этот раз.
   - Не может. Однако я рассчитываю найти немало подобного золота. Не так ли, уважаемый Клеодул?
   Абдерит смертельно побледнел. Не дожидаясь ответа, Фемистокл собрал монеты и сложил их обратно в мешочек. Затем он торжественно произнес:
   - Гофокл и все остальные, именующие себя его гостями, властью, данной мне афинским народом, я объявляю вас арестованными по подозрению в сговоре с нашими врагами мидянами. Стража отведет вас в городскую тюрьму...
   Так закончилась эта история, в которой горшечник спас родное государство. Гофокл и его гости сознались, что намеревались склонить афинян подчиниться мидийскому царю и приняли деньги от царского посланца Клеодула. Абдерит в свою очередь сообщил, что десять тысяч дариков, обнаруженные в его доме, были предназначены для подкупа недовольных и для организации бунта. Гелиэя признала всех шестерых виновными в заговоре против афинского народа и приговорила их к смерти. Имущество осужденных было конфисковано в пользу государства.
   Архонту Фемистоклу была вынесена благодарность от имени афинского народа. Такую же благодарность получили спартанские феоры.
   Горшечник Лиофар был назначен в коллегию порядка и награжден за бдительность. Но самой большой наградой для него было возвращение Педарита.
   Раб Брасим получил от хозяина пять драхм и здорово напился, за что на следующий день был примерно наказан.
   Жизнь шла своим чередом.
   Бойтесь мести оскорбленной женщины!
   Елена ничего не забыла и не простила. С той самой ночи она возненавидела Леонтиада, хотя внешне все оставалось по-прежнему. Она была улыбчива и ласкова, ни одним словом, ни единым жестом не выдавая своих истинных чувств. Беотарх все же ощущал свою вину и пытался загладить ее. Он подарил наложнице золотую диадему, перстень с алмазом и очень дорогую шелковую тунику. По его приказу с горных пастбищ привели вороного нервного жеребца, который был также предназначен Елене. В общем, он был очень мил, верно, его жена была б просто счастлива, если бы он уделил ей хоть крохотную толику такого внимания. Кельтянка радостно улыбалась, получая очередной подарок, но ее душу переполняла замешанная на оскорбленном самолюбии ненависть. Ночью она ласкала своего господина, а оставшись одна, думала о том, как отомстить ему.
   За беотархом Леонтиадом числилось немало грязных делишек. Узнай фиванский демос про них, и это могло бы повредить Леонтиаду, но не погубить его. А Елена жаждала именно погубить. И потому ей нужно было найти такое обвинение, опровергнуть которое не смогли б ни золото, ни власть беотарха, а приговор за которое мог быть только один - смерть.
   Девушка перебрала в уме все, что ей было известно о Леонтиаде, и постепенно пришла к выводу, что нечто необычное произошло в этом доме именно в ту ночь, когда ей было нанесено страшное оскорбление. Она лично была свидетельницей того, как в дом беотарха прибыли два таинственных гостя. Таинственных потому, что Трибил сразу увел их в дом, а затем разогнал любопытных слуг, велев им не показываться в покоях хозяина. Даже вино, фрукты и воду для омовения он отнес гостям собственноручно, хотя обыкновенно этим занимались служанки Тиверка и Мелакена. Все говорило о том, что Трибил пытался держать приезд гостей в тайне. Он желал, чтобы никто не знал о них. А значит, этого желал и Леонтиад.
   Ночью в мегароне горели свечи. Много свечей. Вернувшийся с объезда пастбищ Леонтиад пировал с гостями. Беотарх покинул дом ближе к полудню, громогласно объявив, что едет осматривать свои табуны. В этом не было ничего необычного, если бы не одно обстоятельство. Леонтиад вернулся еще засветло, а значит, он мог побывать лишь в Пятнистой долине. Для того, чтобы добраться до дальних пастбищ ему просто не хватило бы времени. Допустим, Леонтиад и впрямь был в Пятнистой долине. Но в этом случае сразу возникал вопрос: зачем? Ведь он был там всего три дня назад. Елена сделала вывод, что беотарху просто было нужно, чтобы в случае чего слуги могли подтвердить, что в момент приезда гостей хозяина не было дома.
   Пировал он с таинственными визитерами довольно долго, но выпил совсем мало и был взбешен. Обычно все бывало наоборот - беотарх основательно прикладывался к килику и приходил в опочивальню Елены веселый и ласковый. Раз он почти не пил, значит у него был серьезный разговор и вдобавок неприятный, потому что беотарх был выведен из себя.
   Загадочные гости, ночной пир, неприятный разговор... Все это наталкивало на мысль, что Леонтиад в ту ночь встречался с мидийскими посланцами, которых позднее нашли убитыми в овраге за городом.
   Теперь требовалось лишь подтвердить эту догадку, после чего можно было смело отправляться в городской совет к кожевеннику Топасту, про которого говорили, что он злейший после Гохема враг всех аристократов, в первую очередь Леонтиада. Но как подтвердить? Тайна была известна лишь четверым. Двое - послы-мидяне - мертвы. Остаются Леонтиад и Трисил. От беотарха, конечно, ничего не узнать. Он прекрасно понимает, что подобное признание может стоить ему головы. Оставался Трибил - пес, преданно служащий своему хозяину, пес, которого нельзя купить ни за какие деньги. Ни за какие! Но Елена знала силу своих чар, способных свести мужчину с ума.
   Хватило пары взглядов, чуть более долгих, чем обычно, и Трибил стал спотыкаться, едва завидев ее. Затем он вдруг переменил место прогулок. Если раньше он прохаживался вечерами по розовой аллее, то теперь стал гулять на поляне под окнами наложницы беотарха в надежде поймать ее взгляд. Однажды Елена обнаружила на полу своей комнаты букет цветов, заброшенный в окно. Это означало, что крепость близка к сдаче. Воспользовавшись отсутствием Леонтиада, который был приглашен в гости к знатному платейскому аристократу, Елена довела свою игру до конца. Когда стемнело, она завлекла помощника беотарха в свои покои. Вполне естественно, что Трибил не смог сдержать свое естество, оказавшись в объятиях прекрасной кельтянки. Теперь он был полностью в ее руках, и сам понимал это. Ведь узнай Леонтиад о том, что случилось, Трибилу не сносить головы. Потому он был вынужден рассказать все, что произошло той ночью в доме беотарха, а также признался, что на обратном пути он, Трибил, по велению своего господина убил обоих посланцев и устроил все так, чтобы подозрение пало на оружейника Гохема.
   Трибил рассказал обо всем этом и, похоже, сам испугался того, что сделал. Елена поспешила успокоить его. Исступленно целуя покрытое неприятными оспинными пятнышками лицо Трибила, она горячо шептала:
   - Ничего. Ничего не бойся. Мы поведаем, как все было, городскому совету, и они помилуют тебя. А может быть, даже наградят. Ведь ты убил мидян, врагов Эллады. А вот твоему хозяину несдобровать. Они его казнят. Повесят, а потом разрубят на куски. Сразу после этого мы с тобой уедем отсюда. И я буду твоей всегда. Всегда!
   Жаркие ласки кельтянки сводили бедного слугу с ума. Он вновь и вновь овладевал этой женщиной, окончательно отрезав себе путь к отступлению.
   Когда пропел первый петух, Елена поднялась с ложа, представ во всей своей ослепительной наготе, и властно произнесла:
   - Значит так, мы сегодня же пойдем к кожевеннику Топасту и расскажем ему обо всем - и о послах, и о том, как вы подстроили дело с Гохемом. И тогда ты получишь меня навсегда. В противном случае я буду вынуждена признаться Леонтиаду, что произошло между нами сегодня. Как ты ворвался в мои покои и силой овладел мной. Ты, конечно, будешь все отрицать, расскажешь как все было на самом деле, будешь клясться, что я пыталась заставить тебя донести на господина. Но я не думаю, что он поверит тебе. Неужели глупая рабыня может додуматься до такого. Да и зачем ей желать зла господину, который так добр к ней. - Кельтянка рассмеялась, видя как испуганное лицо Трибила подрагивает неровным тиком. Затем она указала рукой на дверь. - А теперь ступай отсюда. И помни, ты должен договориться о встрече с Топастом до полудня, прежде, чем возвратится Леонтиад, иначе... Иначе я сделаю то, что обещала!
   Трибил смог вымолвить лишь одно единственное слово:
   - Хорошо.
   Он набросил хитон и тихо, чтобы не заметили слуги, выскользнул из покоев наложницы.
   Теперь оставалось только ждать. Хотя Елена и была уверена, что Трибил сделает все как она ему велела, в глубине души копошился подленький страх. Внешне все было как обычно. Кельтянка поела, помогла прибрать дом, затем долго гуляла в саду, но она не всегда могла унять нервную дрожь и нет-нет да поднимала голову, прислушиваясь, не скачет ли возвращающийся Леонтиад.
   Трибил не подвел. Повара еще готовили полуденную трапезу, когда он вошел в покои Елены и, хмурясь, произнес:
   - Я сделал все, как ты велела. Топает ждет нас. Мы можем отправиться к нему сразу после обеда.
   - Нет, сейчас! - решительно сказала Елена.
   Топает странно взглянул на свою госпожу и после небольшого колебания согласился:
   - Ну хорошо, пойдем сейчас. Но что мы скажем слугам?
   - Разве ты должен докладываться им?! Мы идем в город, чтобы купить мне новую одежду. Ведь ты хочешь, чтобы на нашей свадьбе я была в новой красивой одежде? - Помощник беотарха кивнул. - Тогда обожди меня. Я переоденусь.
   Топает послушно вышел из покоев наложницы. Вскоре появилась и Елена. На ней был новый, подаренный Леонтиадом хитон, поверх которого был накинут пеплос, складывающий очертания изящной фигурки. Лицо девушки было бледно, губы казались бескровными. Она кивнула Трибилу и коротко приказала:
   - Идем.
   Тот повиновался.
   Они вышли из дома и двинулись вверх по извилистой, обезображенной рытвинами улице. Там, где нужно было преступить через канаву или лужу, оставшуюся после вчерашнего дождя, Трибил подавал Елене руку. От него не укрылось, что ладонь девушки горяча и заметно подрагивает. Трибил же внешне был совершенно спокоен.
   Дорога впереди разветвилась. Левая вела к зданию городского совета и агоре, однако Трибил взял вправо.
   - Ты куда? - спросила девушка, останавливаясь.
   - К Топасту, - ответил Трибил и добавил:
   - А ты полагала, он будет ждать нас в городском совете? Там полным-полно друзей хозяина, а кожевенник хочет сохранить пока все в тайне. Ему надо заручиться поддержкой Демоса, прежде чем он выдвинет подобные обвинения против беотарха и спарта.
   Это объяснение показалось Елене вполне убедительным, и она пошла вслед за Трибилом. Миновав несколько десятков небольших домиков - в таких живут горшечники, кузнецы и прочий мастеровой люд - спутники свернули в небольшую улочку. Через несколько шагов Трибил остановился.
   - Здесь. - Он испытующе посмотрел на Елену. - Сейчас ты предстанешь перед Топастом. Не передумала? А то ведь еще не поздно повернуть назад, пойти на агору и действительно купить тебе сандалии или красивую хламиду.
   Елена на мгновение заколебалась, но потом покачала головой.
   - Нет.
   - Ну хорошо, тогда пойдем. Но прежде запомни: Топает очень неразговорчивый человек. Не удивляйся, если не услышишь от него ни единого слова. Когда-то в детстве его испугала собака, и с тех пор он сильно заикается. А так как он стеснителен, то обычно в разговоре ограничивается тем, что кивает головой. Я предупредил его, что ты наложница Леонтиада и хочешь сообщить ему что-то очень важное. Он дал согласие выслушать тебя, но попросил быть покороче. Постарайся изложить суть дела.
   После этого весьма странного наставления Трибил толкнул рукой пискнувшую дверь и посторонился, давая Елене пройти первой. Кельтянка решительно шагнула через порог, створка двери с треском сомкнулась, отрезая путь к отступлению.
   Через полутемный коридор они прошли в комнату, где ждал кожевенник. Топает оказался могучего сложения человеком с короткой бычьей шеей. Его налитым силой рукам мог позавидовать любой богатырь. То были руки кожевенника, ежедневно мнущего свежую кожу. Хозяин дома расположился на массивной лавке, которая была под стать его громадному телу. При появлении гостей он поначалу не обратил на них никакого внимания. Елена кашлянула, а Трибил зачем-то притопнул ногой. Лишь после этого кожевенник поднял свою массивную с залысинами на лбу голову и внимательно посмотрел на девушку.
   - Говори! - шепнул Трибил. - Он слушает.
   Елена сделала шаг вперед и посмотрела в глаза сидящему перед ней человеку.
   - Кожевенник Топает?
   Кожевенник взглянул на Трибила, стоявшего чуть позади девушки, и утвердительно кивнул. Тогда Елена начала быстро говорить.
   - Я хочу сообщить тебе как члену городского совета об одном преступлении, в котором таится угроза всему фиванскому народу. - Топает вновь качнул головой. - Я наложница беотарха Леонтиада. Меня зовут Елена. - Топает кивнул. - Ты, верно, слышал о мидийских посланцах, которые были найдены неподалеку от города? - Кожевенник вновь склонил голову. - Так вот, я точно знаю, что они приезжали вовсе не к оружейнику Гохему, как решил суд фиванских граждан, а к Леонтиаду и вели с ним переговоры относительно того, как подчинить Фивы власти мидийского царя. При этих переговорах присутствовал известный тебе Трибил, он может подтвердить правоту моих слов. - Топает дважды качнул головой. - Однако в конце концов Леонтиад решил не рисковать, связывая свою судьбу с судьбой мидийского царя. Он отверг предложения послов и... - Кожевенник в очередной раз кивнул, причем совершенно в неподходящий момент. Елена слегка удивилась, но решила не придавать этому значения. - Тогда он велел своему слуге Трибилу убить их, а для того, чтобы снять с себя подозрение, составил фальшивое письмо, якобы переданное оружейником Гохемом мидийскому царю. Послы покинули его дом еще затемно, а по дороге к морю были убиты Трибилом. Так Леонтиад избавился не только от свидетелей, но и от опасного соперника.
   Елена прервала свой сумбурный рассказ. Неразговорчивый кожевенник вновь качнул головой.
   - Он хочет знать, откуда тебе это известно, - шепнул девушке на ухо Трибил.
   - Ты сам рассказал мне об этом, - почему-то тоже перейдя на шепот, ответила ему Елена. - А почему он сам не спросит у меня?
   Трибил словно не расслышал вопроса.
   - Но ведь ты что-то знала еще до того, как я рассказал тебе о встрече Леонтиада с послами. Откуда?
   - Я догадалась.
   - Действительно? - Трибил издал короткий смешок. - Так и скажи ему.
   Девушка повернула лицо к Топасту.
   - Я догадалась обо всем этом. Сказанное мной может подтвердить Трибил. Да, я забыла сказать, что мы оба готовы выступить с обвинением против Леонтиада перед городским советом, но прежде ты должен пообещать, что мне будет дарована свобода, а Трибил будет освобожден от наказания за убийство мидян. Кроме того, мы оба должны получить по тысяче драхм, а я еще, кроме того, лошадь и нескольких сопровождающих, которые помогут мне вернуться на родину.
   Кожевенник в который раз кивнул.
   Не зная, что следует делать дальше, девушка на всякий случай велела:
   - Трибил, подтверди, что все, сказанное мной, правда.
   - В этом нет необходимости! - раздался сзади до боли знакомый голос.
   Елена обернулась. Рядом с ухмыляющимся Трибилом стоял Леонтиад. За его спиной колыхались складки драпировки, отделявшей небольшой угол комнаты, где спрятавшийся беотарх выслушивал откровения своей наложницы. Девушка побледнела. Однако Леонтиад вовсе не выглядел рассерженным. Казалось, происходящее даже забавляет его.
   - Вот, значит, как ты решила отплатить мне за мою доброту, задумчиво произнес он. - Почему?
   - Ты оскорбил меня! - ответила девушка после мимолетного замешательства.
   - Да, но ведь я, как мог, старался загладить свою вину.
   - Такое оскорбление у кельтов смывается лишь кровью!
   - Отчего же ты тогда не вонзила мне в горло нож?
   - Я слишком слаба, чтобы справиться с тобой.
   - Ну а когда я спал?
   - Меня не учили убивать человека, который не в состоянии сопротивляться. - Елена решила, что пришло ее время задавать вопросы. Значит, все это лишь спектакль, разыгранный тобой, а Топает твой сообщник?
   - Это вовсе не Топает. Это мой раб. Он занимается тем, что кастрирует жеребцов и боровов. Он очень хороший работник. А еще он хорош тем, что никогда не донесет на своего хозяина. Он просто не сможет этого сделать, потому что у него нет языка, а кроме того он почти не слышит. - Леонтиад усмехнулся. - Идеальный человек, чтобы сохранить тайну. Так что же мне сделать с тобой?
   Елена чуть запрокинула голову, обнажая белоснежную с нежной ямочкой шею.
   - Убей!
   Губы Леонтиада скривились в новой усмешке.
   - Убить? Убить рабыню, которая обошлась мне в целый талант? Это было бы слишком расточительно. Пожалуй, вот что, я отдам тебя рабам-филистимлянам - грязным, отвратительным, которые творят с женщинами гнусности, о каких даже не хочется рассказывать.
   Он рассчитывал увидеть испуг на лице наложницы, но она внезапно рассмеялась.
   - И потеряешь свой талант.
   - Да, ты права. Я не хочу терять свои деньги. Но как мне поступить, чтобы ты не донесла на меня? Как?
   Елена пожала плечами. Леонтиад взглянул на своего помощника.
   - Как, Трибил?
   - Как с ним, - ответил слуга, кивая в сторону лже-Топаста.
   - Пожалуй, ты прав.
   - Нет! - выдавила Елена.
   - Прости, у меня нет иного выхода. Я не хочу лишиться головы.
   - Нет, - вновь прошептала девушка. Она бросилась к окну, однако оно оказалось слишком узким. Трибил и раб схватили наложницу за руки. Леонтиад смеялся, впрочем, через силу.
   - Ты сама этого захотела.
   Он кивнул немому рабу и в руках того появился острый кривой нож. Елена хотела закричать, но Трибил сжал ладонью ее горло. Затем мучители повалили жертву на пол. Леонтиад отвернулся, не в силах смотреть на это зрелище. Прошло несколько мгновений, и девушка сдавленно вскрикнула.
   - Все кончено, хозяин, - сказал Трибил. Беотарх медленно повернул голову. Правая щека его подергивалась, и Леонтиад был вынужден прижать к ней руку.