Коуль Дж. Атланты, Воин

   Она молчала. И он спросил:
   - Ты бросишь меня?
   Вместо ответа она погладила его волосы. Счастлив человек, дарящий свою любовь. Она любила безмерно. Она улыбнулась своему отражению в матовом мире зеркала. Нежная рука стерла крохотную морщинку с прекрасного лба. Она спросила:
   - Так есть ли во мне изюминка?
   Он не ответил, но она поняла.
   "Есть. В твоей любви".
   Банально, но, увы, они умерли в один день.
   4. ТЕНИ МЕРТВОГО ГОРОДА
   Устранившись мира, не прикасайся к нему;
   ибо страсти удобно опять возвращаются.
   Св.Иоанн Лествичник
   Как и обещал хозяин, купец Раммера, в назначенном месте Ардета ждала лодка. Точно у трех причудливо сросшихся пальм, что виднелись неподалеку от дороги. Дороги в никуда.
   Когда-то, сотни лет назад, здесь был мост, соединивший берега бурной реки. Время подточило каменные опоры, настил из тиковых бревен рухнул в воду, а ветер довершил разрушение. И теперь дорога обрывалась в речной бездне.
   Путаясь в стеблях осоки, Ардет спустился к воде. Угрюмый косматый лодочник молча указал ему на носовую банку. Как только финикиец сел, тот опустил в воду весло и начал грести. Он намеревался причалить у остатков быка исчезнувшего моста, поэтому ему приходилось грести против течения.
   - Как поживает твоя семья? - спросил финикиец, когда молчание стало невыносимым.
   Лодочник не ответил. Но Ардет не отчаялся.
   - Как тебя зовут?
   - Хумут-Табал! - буркнул лодочник [Хумут-Табал - в шумеро-аккадской мифологии демон, перевозящий души мертвых через "реку, которая отделяет от людей" - границу между миром живых и миром мертвых].
   Ардет вздрогнул. Мрачная внешность собеседника вполне соответствовала шутке. Разговаривать сразу расхотелось.
   Наконец лодка причалила к берегу. Лодочник молча ткнул рукой, указывая куда надо идти. Но в его подсказках не было нужды. С приречного холма город был как на ладони.
   То был печально известный Дур-Шаррукин, некогда столица могущественного государства, а теперь обиталище призраков и злых демонов. Основанный некогда великим ассирийским царем Саргоном, вскоре после смерти владыки город был брошен жителями. Время не пощадило его, но, даже и спустя столетие, город производил величавое, а, точнее говоря, величаво-жуткое впечатление.
   Безвестный ассирийский Гипподам [Гипподам - известный греческий архитектор (5 в. до н.э.)] спланировал его со свойственной всему ассирийскому четкостью. Город представлял собой правильный четырехугольник. С востока в него была врезана цитадель - огромная, мощно укрепленная платформа, на которой находились царский дворец и храмы. Раммера предупредил Ардета, что нужный человек будет ждать его в верхней зале зиккурата [зиккурат - культовая башня ярусного типа в Шумере или Вавилоне], что высился на западной оконечности платформы. Проверив, легко ли выходит из ножен кривой меч, финикиец направился к городу.
   Ардет не считал себя трусом, но по доброй воле он ни за что на свете не взялся бы за выполнение подобного поручения. Но он был слишком многим обязан купцу Раммера, а кроме того, тот обещал заплатить сразу после возвращения пятьдесят полновесных дариков - огромные деньги! Было бы глупо от них отказаться.
   Размышляя таким образом, финикиец подошел к городским воротам. Заваленные грудами песка они были приотворены ровно настолько, чтобы Ардет мог без труда проникнуть внутрь.
   Вблизи город производил еще более гнетущее впечатление. Время почти не тронуло сложенных из массивных каменных глыб стен домов и башен. Казалось, жители оставили его только вчера и в любой момент могут вернуться. Ардет живо представил себе бородатых ассирийцев с окропленными кровью копьями в руках, память о невероятной жестокости которых продолжала жить даже спустя столетия, и его кожа покрылась холодными пупырышками. Шаги гулко отдавались в каменном безмолвии, создавая иллюзию ирреальности происходящего. Их звук был подобен стуку маятника, он невольно зачаровывал.
   Но ничего ужасного по пути не встречалось, и Ардет постепенно успокоился. С любопытством поглядывая по сторонам, он пересек весь город и подошел к цитадели. Попасть на платформу можно было двумя путями - по широкой многоступенчатой лестнице или по пандусу, который предназначался для царских колесниц. Ардет выбрал пандус.
   Цитадель была создана с таким расчетом, что для того чтобы попасть в любой из трех храмов, прежде нужно было выйти на дворцовую площадь, к которой вел узкий проход, замкнутый по бокам высокими стенами. Финикиец вполне оценил мудрость строителей города. Даже ворвавшись в цитадель врагам нужно было пролить немало крови, чтобы проникнуть в центр комплекса. Ведь им пришлось бы двигаться под непрерывным огнем ассирийских лучников, а выход из прохода мог защитить небольшой отряд воинов.
   Отсюда Ардет вышел к центральному фасаду царского дворца. Это было грандиозное и некогда, очевидно, роскошное сооружение. Но за многие столетия дворцовые сокровища были разграблены - сначала преемниками Саргона, а затем алчными ворами. От былого великолепия остались лишь роскошные, искусно выложенные из цветного кирпича барельефы, да огромные шеду - каменные изваяния добрых духов в облике быков с человеческими головами. Каждый из шеду имел по пять ног, и поэтому, глядя на них, казалось, что изваяния движутся. Ардет никогда не видел столь мастерски выполненных шеду даже в Вавилоне. Он стоял и рассматривал изваяния, как вдруг его плеча коснулась чья-то рука. Ардет вскрикнул и обернулся, выхватывая меч. И в тот же миг устыдился своего испуга.
   Перед ним стояла невысокая женщина, одетая в старомодную, длиной до щиколоток, рубаху, в уши ее были вдеты массивные золотые серьги в форме полумесяцев. Подобную одежду и украшения можно было встретить лишь на старинных мозаиках. Черные глаза женщины были полны неги, а губы дышали страстью.
   - Кто ты? - спросил Ардет.
   - Я здесь живу, - сказала женщина.
   - А я полагал, этот город давно заброшен.
   - Да, почти. - Женщина медленно растянуло губы в улыбку. - Какая нужда привела сюда такого красавчика?
   - Мне нужно передать послание.
   - Кому?
   - Тому, кто ждет на вершине башни.
   Ардету показалось, что в глазах незнакомки мелькнуло сожаление.
   - А, отшельнику...
   - Ты знаешь его?
   Женщина кивнула головой.
   - Да.
   - Проводи меня к нему.
   - Хорошо, идем.
   Она легкими шагами двинулась вперед. Ардет шел следом, невольно заглядываясь на округлые бедра, зазывно покачивающиеся при ходьбе. Они были столь соблазнительны, что могли совратить даже импотента. За всю дорогу он и его спутница не перемолвились и словом. И лишь когда они очутились у подножия гигантской каменной пирамиды, она сказала:
   - Надеюсь, мы еще увидимся.
   - Я тоже надеюсь, - поспешно произнес Ардет.
   - Иди наверх. Отшельник живет там.
   Время зиккуратов уже минуло. Впрочем, как и время пирамид. Карабкаясь на вершину огромной рукотворной горы, Ардет задавался вопросом: что за цель преследовали люди, воздвигая эти каменные монстры? Жаждали познать неведомое? Хотели возвыситься над богами? Или то была лишь прихоть владык? Но что бы ни двигало их помыслами, эти величественные и необъяснимые в своем стремлении ввысь сооружения будут вызывать восторженное недоумение потомков.
   Преодолев три стоступенчатых яруса, Ардет достиг самого верха каменной башни и огляделся вокруг. От вида, представившегося его глазам, захолонуло дух. Город лежал как на ладони.
   Идеально правильная планировка улиц, жилых кварталов, оборонительных сооружений создавала впечатление, что Дур-Шаррукин создан не людьми, а какими-то высшими силами, внезапно отрекшимися от своего детища.
   В вершины зиккурата были великолепно видны и окрестности. Песок, сплошь песок. Трудно было поверить, что здесь некогда была плодородная равнина, покрытая посевами пшеницы и цветущими садами. Заброшенный город со свистящими унылым ветром желобами улиц, земля, поглощенная барханами и солнцем, создавали ощущение неестественности. Подобных мест - мертвый город в оправе из мертвого песка - в этом мире вообще не должно было существовать. Но вопреки божьему помыслу и здравому смыслу они были, в чем Ардет мог убедиться лично.
   С трудом оторвав взгляд от завораживающего зрелища, Ардет двинулся по каменному карнизу, опоясывавшему вершину зиккурата. Где-то здесь должен был быть вход в святилище. А вот и он. С отчаянно бьющимся сердцем Ардет нырнул в неширокий проем и очутился в сумрачном помещении.
   Должно быть это была единственная часть мертвого города, где не властвовали безысходность и запустение. Пол был чисто подметен, стены поблескивали свежей краской. Посреди помещения располагался мраморный стол, вид которого породил у финикийца смутные воспоминания. Ардет присмотрелся повнимательнее и понял, что не ошибся, - этот стол некогда был жертвенником, о чем вполне определенно свидетельствовали четыре узких желоба для стока крови. Теперь на нем стояли медная чаша и расписанный цветами кувшин. Более в комнате ничего не было. И никого.
   Ардет кашлянул. Из ниши, скрытой выступом стены, показался человек. Он был высок, а его худобу не мог скрыть даже просторный плащ с капюшоном, надвинутым на лицо.
   - Где письмо? - спросил он без всяких предисловий.
   - Я должен отдать его отшельнику, - робко заметил финикиец.
   - Я и есть отшельник. Давай его сюда.
   Ардет достал из-под плаща сверток и вложил его в худую жилистую руку хозяина башни. Тот проверил, на месте ли печати, затем вскрыл защитный чехол и извлек табличку. Для того, чтобы ознакомиться с ее содержанием, ему потребовалось лишь мгновение.
   - Пойдем! - велел он Ардету.
   - Куда? - осведомился тот, недоверчиво поглядывая на загадочного человека.
   - В мою обитель. Раммера просит, чтобы я оказал тебе гостеприимство.
   - Но я думал сразу отправиться обратно.
   - Успеешь. Я должен написать ответ.
   По длинному извилистому ходу хозяин повел финикийца вглубь башни. Вскоре они очутились в зале, мало смахивающей на жилище отшельника. Скорее это были покои сказочно богатого владыки. Мрамор и серебро, шелковые занавесил статуэтки из слоновой кости, золото, сверкающее повсюду. У Ардета перехватило дыхание.
   - Нравится? - спросил отшельник.
   Финикиец сглотнул и кивнул головой.
   - Так оставайся у меня и все это будет твоим. Мне нужны верные слуги.
   Что и говорить, это внезапное предложение было очень заманчивым. Даже небольшой толики этих сокровищ было достаточно, чтобы скупить половину торгового флота Сидона. Но Ардет тут же вспомнил о холодном дыхании душных улиц Мертвого города и покачал головой.
   - Нет, не могу. Меня ждут.
   - Как знаешь. По крайней мере, присядь.
   Гость не возражал и устроился на удобном ложе, покрытом драгоценной эмалью.
   - Вино? Фрукты? - спросил отшельник.
   "Откуда здесь могут быть фрукты?" - подумал Ардет и ответил:
   - Нет, спасибо.
   - Как знаешь, - вновь сказал отшельник. Он подошел к свисающей с потолка медной цепи и потянул ее вниз. В одной из стен образовался проем, давший путь солнечному свету. Вместе с ним в залу ворвался ветер, заигравший пламенем укрепленных на стенах факелов. Отшельник устроился в кресле неподалеку от Ардета.
   - Расскажи мне, что происходит в мире. Твой хозяин слишком скуп на слова, а я не получал никаких известий вот уже два года.
   - Да я не так уж много знаю, - пробормотал Ардет.
   - Рассказывай о том, что знаешь.
   - Ну, наша торговля идет успешно...
   - С кем сейчас торгует Финикия?
   - Со всем миром, но мой хозяин более имеет дело с карфагенскими купцами.
   - Жемчужина Африки все процветает?
   - Да, Карфаген становится богаче и богаче.
   - Пуны не собираются устремить свои взгляды на север или восток?
   Ардет поперхнулся.
   - Но ведь на востоке владения парсийской империи.
   - Ну и что? У пунов великое будущее. Они еще потрясут основы и более великой державы. Что происходит там, где заходит солнце?
   - Великая Греция процветает. Особенно Сиракузы.
   - Как поживает философ Эмпедокл?
   - Я не знаю такого.
   - Жаль. Я когда-то был с ним знаком. Когда-то... Так парсы собираются на Элладу?
   - Пока непонятно. Говорят, царь под давлением хазарапата выступает против похода.
   - Соберутся. Заратустра заставит Ксеркса сделать так, как хочет он. Я его слишком хорошо знаю. - Отшельник замолчал и погрузился в раздумье. Внезапно он резко поднял голову, солнечные лучи упали на его лицо, и Ардет содрогнулся. Оно было безжизненным, словно стены Мертвого города.
   - Ты когда-нибудь слышал об Арии?
   Финикиец задумался, а затем промолвил:
   - Так, кажется, звали какого-то волшебника.
   - Какого-то! Коротка же людская память! - с горечью в голосе произнес отшельник. - Ты мне нравишься и я расскажу тебе одну историю, а за то, что ты выслушаешь меня, я позволю тебе взять любую из приглянувшихся вещей.
   В глазах Ардета зажглись алчные огоньки.
   - Я слушаю тебя.
   Отшельник устроился поудобнее и начал:
   - Земля не всегда была такой, какой ее знаешь ты. Она меняла свой облик подобно тому, как змея скидывает каждый год выцветшую кожу. Исчезают горы, иссекают реки, осушаются целые моря. А в других местах вдруг вырастают высокие каменные кряжи, бьют фонтанами рожденные землей источники, речные струи заполняют водой провалы. Так было всегда, так есть и сейчас, только человеческая жизнь слишком коротка, чтобы это заметить.
   Жизнь эта подобна судьбе озер или гор. Жизнь одного человека скоротечна. Она не дольше мимолетного взора. Жизнь народа сопоставима с жизнью реки. Она зарождается, питает влагой луга и поля и потом иссякает. Но на это требуются сотни мгновений. И река оставляет после себя русло. А народ - память. Жизнь человечества - вот что нельзя измерить. Невозможно сказать, когда она зародилась и никому не суждено назвать день ее смерти. Ведь человечество бессмертно. Оно как море. Да что там море! Моря ведь иссякают под натиском горных разломов. Жизнь человечества сравнима с солнцем, звездами, космическим эфиром. Она не умирает, а переходит в иное состояние и в нем продолжается. Как жаль, что человеку не дано окинуть ее взором. Должно быть, это было бы очень занятно.
   Я раздумывал над этим долгие годы. Годы, проведенные в одиночестве и безмолвии. И я многое понял. Я понял, зачем рождается и живет человек. Зачем? Ради богатства, власти, наслаждений? Все это суета и это не есть определение сути его существования. Человек живет ради того, чтобы изменить мир, сбить его с предопределенного роком пути. Нельзя обвести вокруг пальца рок? Но как этого хочется!
   Я обманывал судьбу множество раз. Я разжигал вражду между кровными братьями, но выяснялось, что рок уже прежде меня предопределил неизбежность их ссоры. Я созывал под знамена племена и вел их на цветущие богатые страны. Но получилось, что эти страны насквозь прогнили своей роскошью и давно требовали подпитки свежей кровью. Сотни тысяч людей, прельщенных моей силой, прорывали тоннель сквозь горы, чтоб по нему устремилась чистая вода. Но судьба уже назначила этим скалам быть прорытым насквозь.
   Однажды я повстречал мудреца, который поведал мне историю великого волшебника Ария. Рожденный червем, обреченный пресмыкаться перед сильными, Арий сумел достичь вершин человеческой мудрости. Он проник в глубины познания, он сумел раскрыть стремления и желания. Годы созерцания за бесплодными попытками человечества достичь счастья натолкнули Ария на мысль, что счастлив может быть лишь тот, кто имеет в жизни цель, великую цель. И тогда он оставил пустыню и вышел к людям. Арий сказал им: слушайте слово мое. Я дам вам слово, а оно даст вам власть. Возьмите мечи и завоюйте подобных себе. У нас нет мечей - ответили они ему. Арий дал им мечи и научил их сражаться. И сказал: вот вам цель - покорите мир и заставьте его почитать имя мое и вы будете счастливы, ибо я говорю от вашего имени. Ваше да будет моим, мое да будет вашим. И люди взяли его мечи и пошли во все стороны. И нарекли они себя его именем - арии. Он думал, что обрел силу, а на деле он потерял ее. Ведь он покинул свое уединение, что делало его сильным и окунулся в людскую суету. Он перестал видеть солнце и обратил свои глаза на землю. А ведь его сила была в солнце.
   Арий оторвался от лучей, что давали ему силу и мудрость. А потерявший силу неспособен увлечь за собой сильных. Потерявший мудрость неспособен дать им силу. Я плачу над теми, кто потерял свою мудрость.
   Он вышел из освещенной солнцем тени на лучи, застрявшие в гребнях скал. Философ силы открыто провозгласил себя правителем. Но горестна судьба тех, кто рвется к власти, уповая на силу и мудрость людей. Ведь верх всегда одерживает тот, кто ставит на пороки.
   Пришли двое - те, кому сила нужна была лишь ради власти. Они обещали ариям золото и женщин, бурдюки, полные сладкого вина и горы истекающего жиром мяса. Да! - закричали степняки, еще вчера певшие славу силе и мудрости. И они возжелали всего того, от чего их предостерегал Арий. Великий волшебник сгинул в суете сотен тысяч пороков.
   Я выслушал эту историю и вдруг познал истину. Ты хочешь перевернуть мир и заставляешь его крутиться в твоих сильных пальцах, озлобляя многих, чьи сердца полны зависти. Зачем, сказал я себе, нужна власть? Власть зримая и осязаемая. Власть, мановением руки посылающая на смерть толпы людей. Ведь эта власть очевидна и недруги заботятся о противодействии ей. Не лучше ли обладать властью тайной и от этого сильной и неуязвимой? Властью, что может повергнуть ниц того, кто движет армиями? И я поселился здесь. И обзавелся сотнями преданных мне слуг. Достаточно одного моего слова и падут бездыханны десять самых могущественных властителей мира. Достаточно моей воли и земля по локоть пропитается кровью. Вот она, власть, и нет никакой другой!
   И, - отшельник перехватил руку подкравшегося к нему сзади с занесенным над головой мечом Ардета, - лишь эту власть можно считать равной року. Ведь она делает роком меня. Это я держу в руке иглу и ножницы, которыми перекраиваю нить судьбы по-своему усмотрению. Я!
   Глупец!
   Отшельник с силой отбросил от себя побелевшего от невыносимой боли в сжатой нечеловеческой силы пальцами руке Ардета.
   Глупец! Не я ли предлагал тебе силу, равную которой не имеет ни один царь. А ты пожелал вместо нее блестящее золото.
   Глупец! Ведь истинное наслаждение не в том, чтобы носить золотые одежды, а в том, чтобы носящие золотые одежды падали ниц у твоего вырезанного из столетнего дуба кресла.
   Глупец! Ты будешь взирать на их трясущиеся лица и за твоей спиной не будут стоять стражники. А они, вооруженные острыми мечами, все равно будут дрожать от страха, потому что твой меч незримо завис над головой каждого. Это есть истинная власть. Это есть истинная сила. Это есть истина.
   Глупец!
   Отшельник смолк.
   - Смилуйся! Прости меня! - дрожа от страха, выдавил финикиец. - Блеск золота помутил мой разум. Я хочу быть твоим слугой.
   - У сильного не может быть таких слуг. В твоих глазах тлеет золотой огонь. Тебе милей женщина, а не быстрый конь; золотая чаша, а не острый меч; сладкое вино, но не мудрое слово. Так бери же свою чашу и ступай!
   - А письмо?
   - Передай Раммере на словах, что я отправляюсь на восток. Он знает куда. Меня не будет ровно столько, чтобы изменить нить судьбы так как хочу я. - Отшельник подумал, а затем махнул рукой. - А, впрочем, ничего не передавай!
   Ардет схватил украшенную голубыми сапфирами чашу, на которую ему указал отшельник и бросился со всех ног прочь из башни.
   О, как она любила ночь! Время влюбленных, поэтов и воров. Время оборотней. Время, когда падают звезды.
   Впрочем, ей не было дела до звезд. Ночь интересовала ее больше с практической стороны. Ночью было темно, а темнота порождает страх.
   Страх же был ее союзником.
   Этот человек не мог уйти далеко. Так сказал отшельник.
   Он так и сказал, дождавшись, когда она явится на его зов:
   - Ты привела ко мне дурного вестника. Быть может, я бы и сохранил ему жизнь, но купец просит, чтобы он не вернулся из Мертвого города. Поэтому этот человек твой. Я нарочно задержал его до сумерек. Насладись им и не мешкая возвращайся ко мне.
   И отшельник отпил глоток доброго вина. Он очень любил вино и женщин.
   Она прекрасно видела в темноте, просторное платье совершенно не сковывало движений, а быстрые ноги едва касались каменных плит, испускавших дневное тепло.
   Она обогнала мужчину, который плохо ориентировался в городе, и преградила ему дорогу.
   - Куда ты так спешишь, прекрасный незнакомец? Или отшельник оказал тебе дурной прием?
   Мужчина какое-то время напряженно рассматривал ее, затем облегченно вздохнул, узнавая.
   - Это ты. Твой отшельник ненормальный. Как и весь этот город.
   - А я?
   Она прекрасно знала, что ее бедра волнующе проступают сквозь складки одежды, а глухой под самую шею ворот не в состоянии скрыть высокой груди.
   - Ты прекрасна! - признался он.
   - Так в чем же дело? - Она зазывно качнула бедрами. Улыбка обнажила ровные острые зубки, блеснувшие в лунном свете. Мужчина облизал губы.
   - Но мне надо идти. Я спешу передать послание отшельника.
   - Я же не собираюсь отнимать у тебя много времени. А взамен ты получишь наслаждение, равное которому не испытывал ни разу в жизни.
   - Отшельник предлагал мне силу, а ты предлагаешь наслаждение...
   - Но, как я понимаю, ты отказался от силы. Неужто ты откажешься и от наслаждения?
   Мужчина ухмыльнулся.
   - Пожалуй, нет. Куда идти?
   - Никуда, - сказала она. - Прямо здесь.
   - На мостовой?
   - Эти камни мягче пуха.
   - Ну хорошо, давай.
   Мужчина положил наземь драгоценную чашу и снял с себя меч. Она неторопливо, возбуждая его, освободилась от одежды.
   Он набросился на нее словно голодный зверь. Она стонала от истомы, чувствуя его плоть, волны нечеловеческого сладострастия сотрясали ее тело и передавались партнеру. Вскоре он закричал от наслаждения, но она не прекращала неистовых ласк. Нежное упругое тело высасывало из мужчины все соки. Он пытался остановиться, но не мог. Она овладела им, сотрясая мужскую плоть непрерывной страстью.
   И тогда Ардет закричал от страха. Он понял, в чьи объятия завлек его Мертвый город. Это была Лиллит, женщина-инкуб - демон сладострастия. Ни одному любовнику не удавалось освободиться из объятий Лиллит. Это была смерть, где боль уступала место оргазму. И этот нескончаемый оргазм был страшнее любой боли.
   Тело Ардета сотрясалось все реже, пока вовсе не затихло. Лиллит освободилась из мертвых объятий и поднялась с каменных плит. Она была голодна, как и прежде. Над ней довлел рок, разрешить который не мог никто. Даже сам отшельник, хотя он был очень сильным мужчиной.
   И еще - он единственный без труда освобождался из ее объятий, ибо властвовал над своими желаниями.
   Дрожа от возбуждения, Лиллит поднялась на вершину зиккурата. Он сидел у небольшого камина и глядел на огонь. Не оборачиваясь отшельник спросил:
   - Принесла?
   - Да.
   Золотая чаша звякнула, упав на гору драгоценных побрякушек.
   - Золото, вино и любовь, - провозгласил отшельник. - Вот три вещи, от которых не стоит отказываться даже ради силы. Золото, вино, любовь.
   Он повернулся к Лиллит и привлек ее в свои объятия.
   - Ты вся дрожишь. - Она нежно укусила его за нижнюю губу.
   Глаза отшельника были бездонно-пусты. Он не любил сердцем и был равнодушнее камня.
   Он занимался с нею любовью до самого утра. И пил вино из драгоценного кубка.
   Любовь.
   Вино.
   Золото.
   А утром он собрался в дорогу.
   - Мой путь будет долог, - сказал он Лиллит.
   Она заплакала.
   - Мне будет так не хватать тебя. Когда ты вернешься?
   - Когда-нибудь. И буду с тобой долго. Пока кости глупца не истлеют под солнцем.
   - А потом.
   - Придет другой глупец. Все бежит по кругу. Бег этот неизменен. И лишь я в состоянии прервать его. Но я не буду этого делать. Я слишком привык к этому городу.
   В полдень отшельник ушел.
   Кости Ардета растащили огромнокрылые грифы.
   Плач оставленных городов
   Пожары.
   Потопы.
   Войны.
   Чумные моры и дрожь земли.
   И Время.
   Вы вынуждаете людей оставлять города, храмы человеческой души, возводимые навечно.
   Люди строили город, думая о счастье. Это был их дом - на высоком холме или в безветренной лощине, с кривыми и грязными улочками или широкими гипподамовыми проспектами, защищенные высокими стенами или лишь человеческим духом.
   Город - образ и подобие человека, его создавшего. То не деревня, безликая и единообразная. Город многолик, как и те, кем он основан.
   Великие города минувшего:
   осененный тенью пирамид Мемфис;
   базарно-шумный Ур и огромный мегаполис Вавилона;
   златообильные Микены и гордые духом Афины;
   овеянная воинской славой Спарта;
   ощетинившиеся хитроумными орудиями Архимеда Сиракузы;
   собравший вокруг себя весь мир Рим...
   Они были созданы навечно и никакие беды не могли заставить жителей покинуть свой город. Ровно как добрые дети не покидают родителей.
   История знавала немало городов, умерших вместе со своими детьми.
   "Карфаген должен быть разрушен!" - Катон твердил эту фразу с маниакальным упорством.
   И Карфаген был разрушен. Но прежде пали в бою защищавшие его мужи, а жены и дети были проданы в рабство. И лишь тогда рухнули стены города. И были перепаханы и посыпаны солью. Чтобы не росла трава. Но посмеет ли расти трава на стенах доблестно погибшего города?!
   То не было исключение. Свой Карфаген есть в каждой стране. Ионийский Тир, русский Козельск, испанская Сарагоса. Они славно жили и красиво ушли.