Козлов Андрей. Тревожная служба

   Андрейченко везде успевал. Он и в разведку ходил, и в поисках участвовал, и занятия по политической, служебной, тактической и строевой подготовке проводил, и боевые листки выпускал. Вокруг него все ходуном ходило. Люди его с полуслова понимали. Политинформации, беседы политрука были всегда короткими, но очень емкими и действенными.
   104-й отдельный пограничный полк находился на важном участке обороны, поэтому командование войск охраны тыла Ленинградского фронта уделяло ему болите внимания, чем другим частям. У нас постоянно бывали начальник войск генерал-лейтенант Г. А. Степанов, начальник политотдела С. И. Гусаров, офицеры Н. М. Толмачев, Г. К. Поспелов, А. М. Ефремов, В. Д. Воробьев и В. А. Кельбин. (С В. А. Кельбиным, как помнит читатель, я расстался после окончания минометных курсов в Бернгардовке. Вначале он продолжал службу в 103-м погранотряде, но вскоре этого хорошо подготовленного командира перевели в управление пограничных войск Ленинградского округа.) Они помогали нам организовать оборону, сделать ее неприступной для врага, учили, как лучше проводить прочесывание лесных массивов, отражать высадку вражеских морских и парашютных десантов.
   Наши старшие товарищи были людьми разными и по возрасту, и по сроку службы, и по военной подготовке. К примеру, начальник отдела боевой подготовки полковник Алексей Михайлович Ефремов участвовал в гражданской войне. Начинал рядовым. Служил в пехоте и кавалерии, был сапером и артиллеристом. Он многое знал и с завидным упорством старался передать эти знания другим. Если представлялась хотя бы малейшая возможность, полковник обязательно организовывал занятия по тактической, огневой, физической или строевой подготовке, непременно посещал сборы офицеров, пулеметчиков или снайперов.
   Полковник очень не любил командиров, которые считали, что они все знают, и как личную обиду воспринимали добрые советы, а также тех, кто не доверял подчиненным, все брал на себя. Как-то А. М. Ефремов с несвойственной ему резкостью отчитал одного лейтенанта:
   - Ишь, мастер на все руки! Уважайте тех, у кого можно что-то перенять, чему-то поучиться. Я старше вас, а всю жизнь учусь, в том числе и у подчиненных. Разве это зазорно?
   В другой раз полковнику попал под горячую руку "незаменимый".
   - Ну что вы мечетесь? - строго спросил капитана А. М, Ефремов. - Я то, я - се! Ничего же не получится, если пекарь и хлеб будет выращивать, и соль добывать, и артезианские скважины бурить, чтобы воду достать. Пусть печет хлеб - это он умеет, а муку, соль и воду ему другие добудут. Не хватайтесь за все, товарищ капитан. Другим доверьте!..
   От командиров, проводивших занятия, полковник требовал тщательной подготовки, чтобы учеба приносила максимум пользы.
   Однажды я оказался в штабе полка по весьма срочному делу. Захожу в одну из землянок, смотрю, сидит группа командиров и среди них Алексей Михайлович Ефремов.
   - А-а, товарищ Козлов! Вы ведь с Ладоги?
   - Да, - отвечаю, - с Ладоги.
   - Понятно, - улыбнулся он и продолжал: - Кто свежую рыбу ест, тот хорошо думает. А ну-ка, подходите ближе. Видите, на классной доске обстановка нанесена? - Полковник встал, взял в руки мел. - Это - положение противника, а вот это - наших войск. Ваше решение?
   Мне показалось, что обстановка несложная. Прикинул так и этак. Ответил.
   - Да, - задумчиво произнес полковник Ефремов, - пожалуй, и так можно действовать. Но, сдается мне, вы последних изменений в нашей тактике не знаете. Новый Боевой устав рекомендует действовать по-другому. Правда, вы ответили, что называется, с ходу. Это вас как-то оправдывает...
   Я понял, что торопливость и незнание нового в тактике наступления привели меня к нелучшему решению, и покраснел. Урок, преподанный полковником Ефремовым, запомнился на всю жизнь.
   В 1958 году, когда я уже учился в Академии Генерального штаба и вместе с другими проходил стажировку в войсках, мне посчастливилось встретиться с генералом армии П. И. Батовым, командовавшим тогда Прибалтийским военным округом. Помнится, мы стояли в строю и слушали прославленного полководца.
   - Вы решили посвятить себя военной службе, - говорил П. И. Батов. - Не забывайте: настоящими военачальниками не рождаются - ими становятся. Творите, выдумывайте, пробуйте! И будьте смелее, инициативнее. Думайте, товарищи, над каждой мелочью думайте. Думать всегда полезно!.. Знаменитый ученый профессор Филатов говорил: "Можно делить людей по-разному. На добрых и злых, умных и глупых, талантливых и бездарных... Я делю их еще на две категории: на тех, кто умеет брать на себя ответственность, и на тех, кто любит, чтобы за него отвечали другие". Правильно сказал профессор! Бытует такое выражение: каждое решение командира правильное, только одному цена рубль, а другому - копейка. Делайте все для того, чтобы ваши решения были "рублевыми"...
   Слушая генерала армии П. И. Батова, я вспоминал Ладогу, полковника А. М. Ефремова и злополучную классную доску, на которой мелом была нанесена обстановка. Да, мое решение было правильным, но "копеечным", потому что я не учел всего, а в бою это недопустимо...
   Занятия, на которых почти всегда присутствовали старшие командиры и начальники, бывало, приходилось прерывать самым неожиданным образом.
   В лесном массиве взвод лейтенанта Фролова отрабатывал захват парашютиста, когда поступило сообщение; появился подозрительный человек, необходимо задержать его и проверить.
   Полковник Ефремов собрал взвод и обратился к командиру:
   - Обстановка стала реальной. Как будете действовать?
   Лейтенант Фролов был молодой, да и красноармейцы - тоже, их только-только призвали на действительную военную службу. Опыта, конечно, никакого. Не долго думая, командир крикнул: "Вперед!" - и бойцы гурьбой ринулись за ним в глубь леса.
   - Стой! - скомандовал полковник. - Так не пойдет. Он быстро расставил красноармейцев, разъяснил, кто из них заходит с левого фланга, кто - с правого, выделил группу захвата.
   - Теперь можно выполнять задачу, - разрешил он. - Приказываю двигаться как можно осторожнее, все видеть, а самим превратиться в невидимок.
   Через два часа неизвестный был разыскан. Им занялись соответствующие товарищи.
   - Не было бы счастья, да несчастье помогло, - шутил на разборе А. М. Ефремов. - Можно было провести еще три-четыре занятия и не знать, на что мы способны. А действовали умело! - похвалил он всех в заключение.
   Не ради славы воевал советский солдат. Но как гордился он, когда в Указе Президиума Верховного Совета СССР или в приказе командующего фронтом среди награжденных находил свою фамилию! Когда видел на газетной странице описание своих боевых дел, а то и снимок!
   И тут мне хочется сказать доброе слово в адрес военных журналистов, особенно Всеволода Анисимовича Кочетова, бывшего в те годы начальником отдела фронтовой жизни газеты Ленинградского фронта "На страже Родины". Человек высокой культуры, наблюдательный, храбрый, он обладал неиссякаемым запасом оптимизма и бодрости. Оружием журналиста Кочетова являлось не только перо, но и автомат, гранаты. Все это он носил с собой и всем мастерски владел. Говорю так потому, что встречался с В. А. Кочетовым и на Ладоге, и в блокадном Ленинграде, и на снайперских позициях.
   Всеволод Кочетов не любил писать с чужих слов - старался все увидеть своими глазами. С пограничниками ходил в разведку, с пехотинцами участвовал в ночных поисках, с саперами ставил мины, делал проходы в проволочных заграждениях. В общем, лез в самую гущу боя.
   Газете нужен был материал о людях, находившихся в боевом охранении. В. Кочетов, в валенках, полушубке и шапке-ушанке, с автоматом в руках, с гранатами и бутылками с горючей смесью в вещевом мешке, сотни метров полз по-пластунски, прежде чем добрался до боевого охранения. Фашисты, вот они рукой подать. Всю ночь палили из пулеметов, сыпали мины, в небе то и дело повисали "люстры", освещавшие все вокруг мертвенно-бледным светом. Не было возможности не только встать, чтобы размять затекшие руки и ноги, а даже голову поднять, пошевелиться.
   Вернувшись на рассвете в землянку, В. А. Кочетов налил себе в кружку кипятка, сел на скамью, привалился к стене, обхватил кружку плохо повиновавшимися руками и устало закрыл глаза. Потом отхлебнул несколько глотков и сказал:
   - Не раз слышал я, что рыбаки называют ладожский сиверко злодеем, а встретился с ним впервые. Ну и злодей! До того прохватил, что, кажется, даже кости трещат.
   Он опять отпил из кружки и продолжал:
   - Вы сами не знаете, какие вы герои, товарищи! Ветер-злодей, немецко-фашистские злодеи - все против вас. А вы стоите, как скала!
   Таков был добрый друг пограничников Всеволод Анисимович Кочетов, приезду которого мы всегда радовались.
   Рассказывая в книге "Город в шинели" о своей журналистской работе, о работе своих коллег, В. А. Кочетов написал такие слова: "...не пройдя через огонь, мы не сможем прямо, честно и открыто смотреть в глаза тем, о ком пишем; мы не будем иметь никакого права писать о них; и, чтобы иметь на это право, мы идем туда, вперед, где стреляют".
   Хорошо написал! Правильно написал!
   Фронтовую газету пограничники всякий раз ждали с нетерпением, словно письма от родных и любимых. Они не только читали ее в землянках, обсуждали прочитанное. Материалы, в которых шла речь о их боевых делах, аккуратно вырезали и посылали домой. Таким образом, газета не только воодушевляла воинов на борьбу с фашистами, в тяжелейших условиях блокады вселяла веру в победу нашего правого дела, но и звала на подвиг тружеников тыла. Спасибо ей за это! Если написанное мною прочитают работники газеты "На страже Родины", пусть знают они, что их с благодарностью помнят защитники Ленинграда!
   Не могу не сказать еще об одном человеке.
   Зимой 1941/42 года поэт Владимир Лифшиц написал в Ленинграде "Балладу о черством куске". Сейчас я уже не помню, где впервые было напечатано стихотворение, по-моему, самое лучшее из того, что написано поэтом. Пограничники читали и перечитывали его, переписывали и посылали родным и близким, любимым.
   В балладе шла речь о лейтенанте, который по темным ленинградским улицам сопровождал на фронт автомашину, груженную продовольствием. По пути он после долгой разлуки с семьей на минуту заехал домой. В холодной, давно не топленной квартире его встретили сынишка - "старичок семилетний в потрепанной шубке" - и распухшая от голода жена, лежавшая в постели. Лейтенант, худой, похожий на голодную птицу, отдал свой паек - черствый кусок хлеба - сыну, а тот, воспользовавшись темнотой, вложил отцовский подарок в руку матери. Особенно впечатляли, пожалуй, вот эти строчки:
   ...Грузовик отмахал уже
   Многие версты.
   Освещали ракеты
   Неба черного купол.
   Тот же самый кусок 
   Ненадкушенный,
   Черствый 
   Лейтенант
   В том же самом кармане
   Нащупал.
   Потому что жена
   Не могла быть иною
   И кусок этот снова
   Ему подложила.
   Потому что была
   Настоящей женою,
   Потому что ждала,
   Потому что любила...
   Я тоже переписал стихотворение В. Лифшица и послал жене в Сибирь. К тому времени Мария Ануфриевна приютила в своем доме польскую семью, бежавшую от гитлеровцев в Советский Союз, - Констанцию Францевну Булгак и ее восьмилетнего сына Геню. Как мне потом писала жена, Констанция Францевна, молодая женщина, сносно знавшая русский язык, "Балладу о черством куске" перечитывала несколько раз, пересказывала ее сынишке и каждый раз не могла сдержать слез.
   - На ленинградцев надо молиться, как на Матку Боску! - с гордостью говорила она.
   9 мая 1942 года "Правда" писала:
   "Когда-нибудь поэты сложат песни о ленинградской Дороге жизни. Они вспомнят о том, как шли по льду эшелоны машин с грузами из Москвы, Свердловска, Горького, Сталинграда, как везли по ней подарки из Средней Азии, как тянулись по ней красные обозы партизан из оккупированных районов Ленинградской области. Страна с глубокой благодарностью узнает о подвиге каждого из тружеников и воинов, проложивших и оберегавших дорогу, об огромном внимании, которое уделяли ледовой магистрали ленинградские партийные организации".
   Петр Леонидович Богданов, которого знают и любят не только участники Дороги жизни, а и все ленинградцы, был на Ладоге политруком роты связи. Вместе с бойцами вынес он на своих плечах все тяготы трудной профессии военного связиста, мерз и голодал, прошел по фронтовым дорогам до Австрии. Этот коренастый, влюбленный в жизнь человек первым прославил героев Дороги жизни. Написанная им во фронтовой землянке "Песня о Ладоге" до сих пор живет. Ее поют на торжественных собраниях, вечерах встречи ветеранов войны с молодежью, песня включена в репертуар всех коллективов художественной самодеятельности Ленинграда и области.
   Сквозь шторм и бури, через все преграды,
   Ты, песнь о Ладоге, лети!
   Дорога здесь пробита сквозь блокаду,
   Родней дороги не найти!
   Эх, Ладога, родная Ладога!
   Метели, штормы, грозная волна.
   Недаром Ладога родная
   Дорогой жизни названа!..
   Девятьсот долгих дней и ночей город Ленина был осажден гитлеровскими захватчиками. Жестокой блокадой они рассчитывали удушить ленинградцев. Но голодный, без воды и света город-герой мужественно выстоял.
   И вот наступил январь 1943 года. Пришло время прорыва блокады. Для координации военных действий прибыли представители Ставки верховного Главнокомандования: на Ленинградский фронт - Маршал К. Е. Ворошилов, на Волховский - генерал армии Г. К. Жуков (18 января, в день завершения прорыва блокады, ему было присвоено звание Маршала Советского Союза).
   В те дни мне довелось встретиться с Ворошиловым. Климента Ефремовича узнавали всюду, где бы он ни появлялся. Каким зарядом энергии обладал этот человек! Подвижный, неугомонный, он все хотел увидеть своими глазами.
   С командой снайперов я находился в районе Невской Дубровки, когда туда прибыли К. Е. Ворошилов, командующий Ленинградским фронтом Л. А. Говоров и сопровождавшие их лица. Разговорившись с нами, пограничниками, маршал весело заметил:
   - Ну, "зеленые фуражки", скоро снова станете охранять границу. Вы ведь мастера этого дела!
   Генерал-полковник Л. А. Говоров стоял чуть-чуть в стороне от Климента Ефремовича и исподлобья смотрел на нас, словно был не доволен этой непредусмотренной задержкой. Леонида Александровича я видел впервые в жизни. На фронте о нем говорили много хорошего. Все знали, что с виду он суров, суховат, говорит мало - больше слушает. Очень скуп на похвалу. Но исключительно добр, отзывчив, внимателен. Таким он оказался и на этот раз. Хотя командующий и находился немного в стороне, а все же услышал слова представителя Ставки.
   - Они на все руки мастера, товарищ Маршал Советского Союза, - сказал Говоров. - Снайперы-пограничники так бьют немцев и финнов, что от тех только перья летят. В наступлении, в атаке - везде впереди!
   - А как вы заботитесь о них? - спросил маршал. Командующий вопросительно посмотрел на меня.
   - Обуты, одеты, - ответил я, - боеприпасов хватает.
   - А с питанием как?
   - Мы - ленинградцы, товарищ Маршал Советского Союза! - осмелел я.
   - Молодец! - похвалил Ворошилов. - Как фамилия?
   - Старший лейтенант Козлов.
   - Хорошо ответили, товарищ Козлов! - Помолчал немного и, улыбаясь, спросил: - Не курите?
   - Нет, не курю, - ответил я, не понимая, зачем этот вопрос был задан.
   - Еще раз молодец! Сто лет проживете. - Маршал хотел было идти, но снова обернулся ко мне: - Я тоже не курю. И преотлично себя чувствую...
   Уже много времени спустя я узнал, что К. Е. Ворошилов никогда в жизни не курил и принимал всяческие усилия, чтобы отучить от этой дурной привычки как можно больше людей.
   С Говоровым судьба свела меня еще раз. В пятидесятых годах, когда я командовал полком, мы, воины, встречались с Маршалом Советского Союза Л. А. Говоровым как с кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР. В комнате за сценой, когда мы обсуждали порядок проведения предвыборного собрания, Леонид Александрович обратил внимание на мои награды.
   - Вижу, Ленинград обороняли, - сказал он. - Где были?
   В нескольких словах я рассказал все, что уже известно читателю.
   - Представляете, а ведь я помню ту встречу на Неве! - скупо улыбнулся маршал. - Климент Ефремович тогда с пограничниками беседовал. Вот о чем шел разговор, простите, запамятовал.
   Я напомнил. И глаза маршала сразу потеплели.
   - Пограничниками я всегда гордился. Хорошо вас воспитывали. Казалось, что вы какие-то особые люди.
   Когда мы вышли на сцену и сели за стол президиума, на трибуну поднялся помощник начальника политотдела по комсомольской работе лейтенант Николай Захарович Ларгин. Его выступление - деловое, звонкое, эмоциональное то и дело вызывало в зале аплодисменты.
   - Кто такой? - наклонившись ко мне, тихо спросил Л. А. Говоров.
   Я ответил.
   - Уверен - из него получится хороший политработник, - сказал маршал. Помогайте ему расти, выдвигайте. Берегите такого человека!
   Не ошибся Л. А. Говоров. Н. З. Ларгин действительно оказался талантливым политработником. Ныне он - начальник политотдела дивизии имени Ф. Э. Дзержинского.
   Пришлось мне проводить Леонида Александровича Говорова и в последний путь...
   Но вернемся на берег Невы. Маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов наблюдал за переправой танков через Неву. Дело это было трудоемкое, сложное и опасное. С танков снимали башни, сгружали боезапас, сливали лишнее горючее. Из экипажа оставался лишь механик-водитель. Делалось это для того, чтобы облегчить танк, уменьшить давление на лед. Башню, боеприпасы и горючее перевозили на специальных санях, которые буксировал танк.
   Вместе с Л. А. Говоровым и другими военачальниками К. Е. Ворошилов пошел следом за головным танком, механик-водитель которого добровольно вызвался проверить, выдержит ли невский лед тяжелую машину. Шел быстро, не оглядываясь. Позади было уже метров сто пятьдесят, когда угрожающе затрещал лед. Еще секунда - и машину поглотила черная невская вода.
   На мгновение все оцепенели: казалось, механик-водитель погиб. Вдруг среди ледяного крошева показалась голова танкиста. Его мгновенно подхватывают. Кто-то сует флягу с водкой. Танкист пьет крупными глотками и все твердит, что здесь неглубоко, танк можно вытащить.
   - Наградить орла орденом Красной Звезды! - приказывает Ворошилов...
   От переправы танков в этом районе пришлось отказаться.
   Враг обстреливает район, но Ворошилов, наблюдая за полем боя, словно и не замечает близких разрывов снарядов. Убит стоявший неподалеку полковник. Даже и после этого маршал не счел нужным уйти.
   Не берусь утверждать, прав или не прав был Ворошилов, подвергая свою жизнь смертельной опасности. Наверняка знаю одно:- вся жизнь этого человека - народного героя и любимца - являлась образцом стойкости и мужества. Одно лишь присутствие Климента Ефремовича Ворошилова на поле боя удесятеряло силы бойцов и командиров.
   На Ладоге о Клименте Ефремовиче ходили легенды, порой казавшиеся невероятными. Рассказывали, что еще в 1941 году, будучи командующим Ленинградским фронтом, Ворошилов, чтобы предотвратить беспорядочный отход отдельных наших пехотных подразделений на направлении главного удара немцев, бросился с группой офицеров наперерез отступавшим и тем самым восстановил положение, предотвратил прорыв фронта.
   Теперь, наблюдая за поведением представителя Ставки, я еще раз убедился в удивительной смелости первого советского маршала, поверил, что легенды о нем - быль.
   Подготовка к наступательным боям шла полным ходом. Это было время, когда никто не думал о сне и отдыхе, когда стерлась разница между днем и ночью.
   Не остался в стороне и наш 104-й пограничный полк, которым в это время командовал полковник Иван Николаевич Богданов. Небольшого роста, удивительно спокойный и малоразговорчивый, это был вдумчивый, отлично подготовленный командир. Он был переведен с полка, решавшего второстепенную задачу, на полк, поставленный на главном направлении. Полковник Богданов с честью оправдал оказанное ему доверие.
   Мы получили задачу - оборонять западный берег Невы, быть готовыми уничтожить фашистов в случае их выхода из Шлиссельбурга; снайперским командам вести боевые действия в первой эшелоне наступающих войск 67-й армии; усилить службу по охране тыла войск. Часть сил выделялась в резерв начальника войск.
   Выполнение этой задачи потребовало от каждого пограничника высокой организованности. Особенно тяжелое бремя легло на командование и офицеров полка - И. Н. Богданова, П. К. Сувалова, В. А. Лебедева, В. И. Чирковского, П. Е. Ищенко, М. Н. Колчина, М. С. Селиванова, командиров батальонов - И. М. Андреенка, З. В. Набродова и Г. Я. Брагинского. Герои Ладоги, они много сделали для того, чтобы свободно вздохнул Ленинград. И очень хочется, чтобы их имена вошли в список тех, кто прорывал блокаду.
   К 12 января 1943 года все приготовления были закончены. 67-я армия генерала М. П. Духанова (Ленинградский фронт) нанесла мощный удар с запада на восток. Навстречу ей пробивалась 2-я ударная армия генерала В. З. Романовского (Волховский фронт). 18 января в районах рабочих поселков № 1 и № 5 войска обоих фронтов соединились. Блокада Ленинграда была прорвана!
   В составе 102-й отдельной стрелковой бригады в наступлении приняли участие снайперы нашего полка. На 8-ю ГЭС первым ворвался снайпер-пограничник И. А. Беляков. В том бою отличились снайпер-пограничник А. Т. Киселкин и лейтенант Н. И. Белоклейский, возглавлявший снайперскую команду.
   Вместе с частями 67-й армии в освобожденный Шлиссельбург вступили и подразделения пограничников. Нашему взору предстали леденящие душу картины. Покидая город, фашисты повесили многих патриотов, сожгли или подорвали почти все дома, мосты, заминировали дороги. Но в глаза бросалось и другое: подбитые фашистские танки и орудия, развороченные нашей артиллерией командные и наблюдательные пункты. И всюду - трупы оккупантов...
   Наш полк становится на охрану тыла войск Синявинского направления. Основными силами обороняет западное побережье Ладоги.
   Пограничники внесли достойный вклад в охрану и оборону Дороги жизни. Они успешно решали разнообразные по своему характеру боевые задачи. Вылавливали вражеских лазутчиков и парашютистов, захватывали сбитых летчиков. Отражали налеты вражеской авиации на ледовую трассу и перевалочные пункты. И, надо добавить, обеспечили необходимый режим на ледовой дороге. Принимали участие в разведке противника боем. Бесстрашные снайперы-пограничники уничтожили 4592 фашиста.
   Это апрельское утро 1944 года было обычным, будничным. С какими-то бумагами я зашел в землянку начальника штаба полка.
   - Сейчас обрадовать или до вечера помучить? - спросил Василий Андреевич Лебедев, пожимая мне руку и улыбаясь.
   Я недоуменно посмотрел на майора.
   - Собирайся, брат, в путь-дорогу, - Лебедев дружески шлепнул меня по спине. - Получен приказ откомандировать тебя на учебу в академию Фрунзе.
   Для меня это было полной неожиданностью. Мы все тогда жили войной, с нетерпением ждали победы, делали все, что было в наших силах, чтобы приблизить ее. И вдруг - в тыл!
   - А ты вроде бы и не рад? - пытливо посмотрел на меня Лебедев. - Страна заботится о будущем своей армии. К боевому опыту таких, как ты, она хочет добавить еще и знания. Я тебе по-хорошему завидую! - искренне вырвалось у Василия Андреевича.
   Вскоре о моем отъезде стало известно многим. Ко мне наведались боевые друзья - Антипин, Винокуров, Власов... Все они поздравляли меня, говорили теплые напутственные слова.
   Сборы были недолгими. Получил необходимые документы, уложил вещевой мешок - и на попутную машину.
   Прощай, Ладога! Свидимся ли мы снова?
   * * *
   Встреча произошла двадцать семь лет спустя. 19 ноября 1971 года торжественно отмечалось 30-летие Дороги жизни. Утром в Ленинградском телевизионном театре собрались бывшие солдаты и командиры - водители и связисты, регулировщики и дорожники, зенитчики и летчики, врачи и моряки...
   Тридцать лет - срок немалый. Многих уже не было в живых. А тех, что съехались со всех концов на встречу, трудно было узнать. Одни стали седыми, другие вообще забыли, когда последний раз пользовались расческой.
   Герои ледовой трассы пришли одетыми по-разному? в выбеленном солнцем и дождями фронтовом обмундировании - чистом, аккуратно заштопанном и старательно отглаженном; в парадно-выходной форме старого образца; большинство - в гражданском платье. Но все до блеска начистили и надели правительственные награды. У всех, так же как ордена и медали, сияли глаза. Друзья поры военной обнимались и целовались. Смеялись и плакали. Вспоминали тех, кто уже не придет.
   Никто не подавал команд, но когда в зал вошел генерал-полковник И. В. Шикин, все встали и замерли по стойке "смирно", отдавая дань уважения своему бывшему комиссару. А потом раздались громкие аплодисменты. В ту тяжкую пору Иосиф Васильевич Шикин был вместе с нами. Как и мы, жил в землянке. Не раз попадал под бомбежку и артиллерийский обстрел. Не покидал трассу ни в пургу и трескучий мороз, ни в те дни, когда по льду гуляли волны.
   Теплая встреча растрогала И. В. Шикина. "Спасибо, спасибо", - тихо ронял он, проходя по живому коридору.