Страница:
Тридцать лет... Изменились люди. Но комиссар сразу же узнал героического фельдшера 7-го километра трассы Ольгу Николаевну Писаренко, которую в свое время представлял к ордену Красного Знамени и рекомендовал в партию. Узнал он одного из лучших водителей трассы Василия Ивановича Сердюка!.. Узнал многих других. Обнимает комиссар героев, смотрит насмотреться не может: по-прежнему молодцы!
Ладожцы - народ крепкой, кремневой породы. Но и они не смогли сдержать слез, когда в зал телетеатра вошли ленинградские пионеры и преподнесли участникам Дороги жизни символический подарок - корзиночку с мандаринами. Это были дети тех, кому в голодную блокадную зиму сорок первого водитель Максим Емельянович Твердохлеб, рискуя жизнью, доставил мандарины - подарок трудящихся Грузии.
Полтора часа жители Ленинграда и области, сидевшие у голубых экранов, слушали из уст участников Дороги жизни рассказы о героических днях. Перед телекамерой выступили разведчики трассы Михаил Сергеевич Дмитриев и Иван Иванович Смирнов, комиссар участка дороги Петр Сергеевич Глухов, командир зенитной батареи Кирилл Иванович Лазаренко, авиаторы Николай Федорович Минеев и Николай Павлович Можаев, начальник санитарной службы Дороги жизни Дмитрий Николаевич Кузнецов, медицинские сестры Лидия Георгиевна Егорова, Александра Николаевна Лопатина, комиссар Ладожской военной флотилии Николай Дмитриевич Фенин, герой обороны острова Сухо Петр Константинович Каргин...
Мне, представителю пограничников, тоже дали возможность рассказать "об огнях-пожарищах, о друзьях-товарищах".
А вечером в Академическом театре оперы и балета имени С. М. Кирова состоялось торжественное собрание представителей партийных, советских и общественных организаций, воинов Ленинградского гарнизона и активных участников обороны Ленинграда.
Собрание открыл председатель Ленинградского облисполкома А. Н. Шибалов.
О героических буднях ледовой трассы, мужестве и стойкости ее работников, о славном подвиге ленинградцев говорил И. В. Шикин.
Своими воспоминаниями поделились бывшие ладожцы - водитель В. И. Сердюк, фельдшер П. М. Сальникова, командир эскадрильи Герой Советского Союза В. Н. Харитонов, начальник штаба военной флотилии С. В. Кудрявцев и другие.
Участники Дороги жизни выступали на фабриках и заводах, в учреждениях и организациях. Мне посчастливилось побывать в гостях у пионеров 174, 257, 303 и 311-й школ Ленинграда.
Побывал я и на Ладоге, в тех местах, где воевал. Снова увидел, как озеро катит свои тяжелые, отливающие сталью волны.
На выставке "Дорога жизни" - филиале Центрального военно-морского музея на меня глянула со стены фотография 1942 года. Под ней подпись: "Командный состав 3-й роты 104-го пограничного полка, оборонявшей побережье Шлиссельбургской губы. В центре - командир роты старший лейтенант А. П. Козлов".
Три командира стоят возле молоденьких, в руку толщиной, березок... Теперь любую из этих белоствольных красавиц и не обхватишь. Через тридцать лет я снова сфотографировался на старом месте.
Время изменило не только людей. Уже не нашел я ни окопов, ни траншей. Там, где земля была рябой от воронок, вырос лес. А вот землянку свою отыскал. Правда, и она изменилась. Местные рыбаки приспособили ее для своих нужд. Сохранилось здание штаба батальона, которым командовал В. А. Лебедев, дом, в котором я часто бывал, когда командовал 3-й резервной ротой пограничного полка. Встреча с ними была, как с добрыми знакомыми. Когда увидел их, защемило сердце.
Изменилась дорога Ленинград - Осиновец. Она стала своеобразным памятником бессмертной славы. На каждом километре - столбы-обелиски, на шоссе много монументов. Особенно впечатляет "Разорванное кольцо" на знаменитом Вагановском спуске. Я долго стоял перед надписью, выбитой на мраморе:
Потомок, знай! В суровые года,
Верны пароду, долгу и Отчизне,
Через торосы ладожского льда
Отсюда мы вели Дорогу жизни,
Чтоб жизнь не умирала никогда.
В населенных пунктах по обе стороны шоссе были вывешены флаги, транспаранты, царило оживление. Ленинградцы отмечали 30-летие Дороги жизни как большой праздник.
В те волнующие для меня минуты я особенно ярко вспомнил известные слова Генерального секретаря Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза Леонида Ильича Брежнева. Вручая в 1965 году городу-герою Ленинграду Золотую Звезду, он сказал:
"Каждый килограмм хлеба и сахара, каждая банка консервов доставлялись с неимоверными трудностями по единственной трассе - ледовой дороге".
Это была высокая оценка величайшего подвига участников Дороги жизни!
Академия имени Фрунзе
В Ленинграде кандидатов на учебу собралось несколько человек. Нас принял начальник войск охраны тыла фронта генерал-лейтенант Г. А. Степанов. После обстоятельной беседы, хитровато улыбнувшись, он сказал:
- Народ вы, бесспорно, боевой, в военном отношении подготовленный, краснеть мне за вас не придется, а все же не мешает проверить, не забыли ли него, не дай бог? Начнем, пожалуй, с диктанта.
Все приуныли: сколько лет уж после учебы минуло! Но с диктантом, который мы писали уже на другой день, справились. Одолели математику и геометрию. Работать с картой умели все - эту проверку мы тоже прошли. Последний этап - собеседование по текущему моменту.
- Молодцы! - похвалил генерал. - Теперь я по-настоящему уверен в каждом из вас. Желаю вам, товарищи, успешно сдать экзамены в академию, так же успешно учиться и вернуться в родной округ. Мы будем вас ждать.
Генерал, как отец, выпускавший своих сыновей в большую жизнь, с гордостью и одновременно с грустью посмотрел на нас.
- Ну, ни пуха ни пера!
Он еще раз обвел всех нас добрым взглядом, снова, как накануне, перед тем, как устроить нам проверку, хитровато улыбнулся и громко сказал:
- Не слышу!
Мы смотрели на генерала и... не понимали.
- Студенты в таких случаях посылают "к черту", - развеселился генерал. - Вы, понятно, не приучены произносить такие слова, да еще хором...
- Да еще адресовать их начальству! - добавил начальник политотдела полковник С. И. Гусаров.
Мы горячо, от души зааплодировали...
Поезд уходил все быстрее и быстрее. В вагоне было тесно и душно. В проходе, прямо на полу, вперемежку с военными, сидели старики и женщины. Пространства между полками, на которых пассажиры ухитрялись устраиваться по двое и по трое, были завалены мешками и узлами - на них спали дети. В закопченном фонаре тускло горела стеариновая свеча - одна на весь вагон.
Я сидел на нижней полке, в уголке, и смотрел в окно, за которым то разматывалась черная лента посадок, то тянулись поля с проплешинами снега, мелькали будки путевых обходчиков.
Твердо уверен: у всех из нас так было - на жизненном пути встречалось гораздо больше хороших людей, чем плохих. Поездкой на учебу я был обязан командиру полка И. Н. Богданову. По-отечески тепло относился ко мне этот человек, развивал любовь к военному делу, учил всесторонне анализировать складывавшуюся обстановку, удерживал от скоропалительных решений.
Прощаясь со мной в Шлиссельбурге, полковник сказала:
- Не забывайте, товарищ капитан, в какое время мы живем. О месте командира в бою теперь не скажешь так, как говаривал когда-то Василий Иванович Чапаев: "Впереди, на лихом коне!" Отечественная война не похожа на войну гражданскую. И если нашему народу когда-нибудь придется пережить еще одну схватку с врагом, она и отдаленно не будет напоминать Отечественную войну... Мы победим. И армии-победительнице будут нужны хорошо обученные командиры. Ведь победу мало завоевать - ее надо закрепить. Учитесь, товарищ капитан, так, чтобы вас ставили в пример!..
Третий раз ехал я на учебу. Память перенесла меня на родину, в далекую Сибирь.
...Окончив семилетку, я в 1935 году поступил в Ачинское педагогическое училище. Незаметно пролетели три года - подошло время призыва на действительную военную службу. Как я тогда волновался! А вдруг что-то не так со здоровьем? Ведь его еще не проверял ни один врач.
Когда на медицинской комиссии сказали, что здоровьем меня бог не обидел, я поделился своей мечтой с военкомом.
- Хотите летать? - переспросил он. - Что ж, это дело хорошее. Пошлем вас в авиационное училище - все данные для этого у вас есть.
А через несколько дней меня вызвали в городской отдел НКВД и предложили поехать в Саратовское пограничное военное училище.
- Поздно, - развел я руками. - Уже решил пойти в авиацию.
- У вас такая биография, что только в НКВД и служить! - ответили мне.
Мне шел двадцать первый год. Еще ребенком я спал и видел себя военным. Не буду летать? А такая ли уж это беда? Буду охранять нашу границу, задерживать шпионов... И я твердо сказал:
- Согласен. Доверие оправдаю!..
Несколько дней провел я в родных краях. Когда настало время отъезда, односельчане но старинному обычаю проводили меня до околицы.
- Приезжай, Андрей, на побывку! - приглашали они. В военной гимнастерке, в брюках и сапогах, которые мне подарил брат Гавриил, я чувствовал себя самым счастливым человеком. Все во мне ликовало. Когда поезд тронулся, мне казалось, что колеса отстукивали: "Пог-ра-нич-ник, ко-ман-дир..." Я мысленно подгонял поезд: "Быстрее, быстрее!"
В Саратов прибыл вечером. Дежурный по училищу выслушал меня и спокойно сообщил:
- Прием в училище закончен, вы опоздали.
Радость сразу померкла. Вот тебе и "пограничник-командир".
- Что же мне делать?
- Вернуться обратно.
- У меня на руках пакет за пятью печатями из Ачинского горотдела НКВД Красноярского края, - ухватился я за спасительную соломинку. - Кто-то ведь должен взять его у меня, прочитать находящиеся в нем документы.
- Резонно, - согласился дежурный. - Переночуйте в карантинном помещении. Завтра разберемся.
Утром дежурный проводил меня к заместителю начальника училища полковнику Простову.
Вскрыв пакет, тот углубился в чтение моих бумаг и время от времени произносил вслух:
- Среднее образование... Диплом с отличием... Такие нам нужны!
С видом победителя я посмотрел на дежурного? "А вот и не опоздал!"
В этот же день приказом начальника училища комбрига Крамарчука я был зачислен курсантом...
* * *
"Как-то все сложится теперь?" - подумал я, возвратившись из мира воспоминаний.
Поезд, не останавливаясь на маленьких станциях, мчался вперед, приближая меня к Москве.
Всего раз в жизни был я в столице, да и то проездом. Многоэтажные дома, красавцы мосты, шумные улицы - все ранее увиденное слилось теперь перед моим мысленным взором в пеструю картину.
С военной Москвой я был знаком по кадрам кинохроники, газетам да по письмам брата Гавриила, участника военного парада на Красной площади 7 ноября 1941 года. В памяти возникали аэростаты воздушного заграждения в небе, зенитные батареи на площадях Пушкина, Коммуны, баррикады из мешков с песком на улице Горького, противотанковые ежи на окраинах...
Москва...
Я мечтал о ней в далекой сибирской деревне Петровке, в лесах Заполярья, на островной пограничной заставе южнее Выборга, на Ладоге... И вот я еду в этот город, еду не на день и не на два - на годы...
Незаметно для себя я уснул. Меня разбудили громкие голоса, суета поезд подходил к Москве.
Первое, что поразило нас на перроне, - это обилие электрических огней, оживленные разговоры и смех. Не сразу мы к этому привыкли и по-прежнему, как на фронте, разговаривали вполголоса, закуривая, старательно прикрывали ладонями трепетный огонек зажигалки.
К вагону приближался высокий, статный капитан-пограничник. Новенькая форма, хромовые сапоги... И нам сразу стало неудобно за свои помятые, кое-где прожженные шинели, кирзовые сапоги, не знакомые с гуталином и щеткой, за видавшие виды вещевые мешки.
- Живут же люди! - с завистью сказал один из нас, кивая на капитана.
- Кому война, а кому - мать родна, - добавил другой.
- Северо-западная? - спросил офицер. - С приездом! - Он дружески улыбнулся, сверкнув красивыми, ослепительно белыми зубами, и каждому крепко пожал руку.
Кисть капитана была изуродована иссиня-багровыми грубыми рубцами, одного пальца не было. Нам стало стыдно за то, что мы так нехорошо подумали об этом человеке.
- Для вас приготовлено общежитие, - объявил капитан. - Сегодняшний день - в вашем распоряжении: приведите себя в порядок, посмотрите город, навестите родных и знакомых, у кого они есть. Завтра в десять ноль-ноль вас примет начальник войск. На привокзальной площади вас ждет автобус.
Как только машина тронулась, мы прилипли к окнам. Столица совершенно изменила свой облик. Уже не было на площадях зенитных орудий, не жались к тротуарам толстые колбасы аэростатов, исчезли баррикады из мешков с песком, противотанковые ежи. Весело названивая, громыхали трамваи, в потоках автомашин неуклюже прокладывали себе дорогу троллейбусы. Дома смотрели на нас умытыми, без бумажных крестов, окнами. Нигде не было видно следов бомбежек.
Трудно описать, что творилось со мною, когда мы проезжали через Красную площадь. Приятно заныло сердце. Мне почудилось, что вдруг раздвинулись границы площади, стало словно бы светлее. На какое-то мгновение я даже дышать перестал - смотрел во все глаза, стараясь ничего не пропустить. Мавзолей Владимира Ильича Ленина... Кремль... Лобное место... Памятник Минину и Пожарскому... Храм Василия Блаженного... Все это я видел впервые. Шофер - спасибо ему! - понял, что творилось в душе каждого из нас, и как можно медленнее провел машину по Красной площади.
* * *
Всех нас мучила одна мысль: как-то сложится дальнейшая наша судьба, кто кого "в плен возьмет" - учеба нас или мы ее? Мы не раз смотрели в глаза смерти, не раз ранены были, ходили за "языком", водили подразделения в штыковые атаки, попадали под бомбежку и артиллерийский обстрел... Но учеба в академии! Она казалась нам страшнее всего пережитого. Мы понимали: учеба потребует напряжения всех сил, бессонных ночей, мучительных раздумий, ей нужно будет отдать всего себя.
Мы знали: учебную и воспитательную работу со слушателями в академии ведут люди заслуженные, широко известные не только в военных кругах. Это и радовало, и пугало. Крупные ученые, знатоки военного дела, обогатят нас знаниями. Но как надо готовиться, сколько надо перечитать литературы, чтобы, разговаривая с таким человеком, не выглядеть профаном?
Однако до учебы, как оказалось, было еще далеко. Беседа с начальником войск охраны-тыла Красной Армий, с которым мы встретились утром следующего дня, напоминала ленинградскую. Генерал высказал особенно теплые слова в адрес офицеров-фронтовиков, отметил, что направление в академию - это большая честь, что он уверен - на учебу приехали лучшие из лучших. И все-таки...
В общем, нас снова ждали экзамены по русскому языку и литературе, алгебре и геометрии, географии, топографии и другим дисциплинам. Разница состояла в том, что было решено проверять нас не с места в карьер, как в Ленинграде, а дать нам две недели на подготовку.
Не все прошли через "фильтры": одни не сдали экзаменов, других забраковали врачи, которые, как нам казалось, придирались к каждому пустяку, третьи споткнулись на мандатной комиссии. Северо-западная граница "потерь" не имела, и мы, ленинградцы, чувствовали себя героями.
Всех, кого зачислили кандидатами для поступления в Военную академию имени М. В. Фрунзе, ждала еще одна проверка - самая трудная! - вступительные экзамены. Для подготовки к ним нам отвели два месяца и отправили в учебный лагерь.
Подмосковная природа славится своей красотой. Смешанные леса, тянущиеся на многие десятки километров, перемежаются лугами и озерами, возвышенностями, на которых, словно дозорные, стоят древние белокаменные монастыри. Широкие и полноводные реки, речушки и ручьи, окаймленные плакучими ивами и лозняком, то безмолвно и величаво, то бурно и шумливо несут свои воды. Но нам было не до красоты. На местность мы смотрели с точки зрения наступающих или обороняющихся. Ведь в лагерях мы не только слушали лекции, изучали боевую технику всех родов войск Красной Армии, прочитывали массу специальной литературы, но и решали различные боевые задачи, ходили по азимуту.
За эти два месяца каждый из нас заметно похудел - сказались не только дни, заполненные лекциями, бессонные ночи, проведенные над книгами, выходы в поле, но и скудное питание.
До войны в наряд на кухню посылали, как правило, тех, кто провинился. А теперь мы были согласны ходить в наряд добровольно каждый день. На кухне хоть картошки можно было наесться досыта...
Не помню уж теперь, по какому случаю приехал я 17 июля 1944 года из лагерей в Москву, но и до сих пор благодарю судьбу за то, что такой случай представился. Мне посчастливилось быть свидетелем незабываемого зрелища. По Ленинградскому шоссе нескончаемым потоком, по двадцать человек в шеренге, шли немецкие военнопленные. Впереди этой гигантской колонны (по центральным улицам Москвы солдаты, сержанты и офицеры 236-го полка конвойных войск НКВД и дивизии имени Ф. Э. Дзержинского провели 57 600 пленных, захваченных в Белоруссии) вышагивали генералы и офицеры, которые совсем недавно, затянутые в расшитые золотом мундиры, увешанные орденами и медалями, победно маршировали по улицам Брюсселя, Амстердама, Парижа и других европейских столиц.
Они жаждали пройти победителями и по улицам нашей столицы. У высокопоставленных гитлеровских вояк, убитых или взятых в плен в октябре ноябре 1941 года под Москвой, были найдены приглашения на парад на Красной площади. Кто знает, может, и среди тех, кто теперь возглавлял эту внушительную процессию, были обладатели приглашений, признанных Красной Армией недействительными? Во всяком случае, многие генералы и офицеры еще хорохорились - не расставались ни со знаками различия, ни с гитлеровскими наградами. И это вызывало к ним еще большее отвращение.
Тротуары плотно забиты москвичами, на их лицах торжество, гнев, ненависть и презрение. Никто не проронил ни слова, вглядываясь в эту серую массу пленных гитлеровцев. И поэтому многие услышали слова офицера, обращенные к ребенку, которого он высоко поднял над головой? "Смотри, сыночек, смотри и не забывай! только в таком вот виде могут враги попадать в нашу столицу..." (На другой день из газет я узнал, что стоявшим неподалеку от меня офицером был Герой Советского Союза старший лейтенант Власенко. Его сынишку звали Женей.)
Немцы, видимо поняв слова, сказанные офицером, еще ниже опустили головы.
Шествие подходило к концу, когда люди, стаявшие на тротуаре, вдруг засмеялись. Послышались громкие восклицания:
- Правильно!
- Карболкой бы!
- Давай чисть как следует, дружок!
По улице шла машина с цистерной и упругими струями воды мыла асфальт. За рулем сидел усатый гвардеец. На его вылинявшей, без погон гимнастерке блестели ордена и медали...
Как завидовали мне товарищи, особенно приехавшие с западной границы, когда я, возвратившись в лагерь, рассказал о "параде" пленных фашистов!..
Время летело быстро. Остались позади вступительные экзамены. Их выдержали не все. Те, кому не повезло, снова уезжали на фронт или в пограничные округа. За два с половиной месяца все сдружились, поэтому расставание было грустным.
В те дни я с щемящей грустью снова вспомнил геройски погибшего на Карельском перешейке майора Семена Никифоровича Охрименко. Он оказался прав, говоря об изменчивости военной судьбы. Прошло не многим больше четырех лет со дня встречи с ним в поселке Ремпетти, а в моей служебной биографии, несмотря на войну, были и продвижения и вот теперь - учеба в академии.
* * *
Первое занятие по тактике... Когда вошел преподаватель Алексей Федорович Семенов, мы вскочили все как один.
- Здравствуйте, товарищи!
- Здравия желаем, товарищ полковник! - четко ответили мы.
Когда мы сели, наступила звенящая тишина. У меня, да и, подозреваю, у всех, гулко забилось сердце, Найдем ли мы контакт с этим человеком? Нам говорили: полковник знает и любит свой предмет, на занятиях строг, не прощает и малейших отступлений от требований уставов.
Полковник дружелюбно обвел нас взглядом, и глаза его потеплели.
- Ордена, медали, нашивки за ранения... Эхо хорошо. Вы принесли в аудиторию дыхание войны. Как, есть еще порох в пороховницах?
- Есть! - дружно ответили мы.
- Отлично! - подвел итог преподаватель и добавил: - Легкой жизни не обещаю. Естественно, обстановка здесь, в академии, резко отличается от фронтовой. Ни тебе бомбежек, ни артиллерийского обстрела, можно ходить в полный рост, разговаривать в полный голос. Но учеба - это труд, и по напряжению он, пожалуй, не легче фронтового. Кто хочет быть настоящим командиром, водить войска в бой и побеждать врага с наименьшими потерями, а не красоваться на парадах, тот должен засучить рукава...
Мы горячо полюбили А. Ф. Семенова и, конечно же, его дисциплину. Четыре человека из нашего выпуска, в том числе и автор этих строк, окончили академию с золотыми медалями. Прямо скажу: в этом была немалая заслуга и преподавателя тактики.
Не могу не помянуть добрым словом преподавателей Р. С. Скопцова, И. И. Казанцева, П. А. Шепицина. Они были неумолимо требовательны, заставляли нас штудировать уйму литературы. Признавали лишь четкие, ясные и предельно краткие ответы на поставленные ими вопросы и совершенно не ценили нашего красноречия.
- Я не против красноречия, - говорил, бывало, Роман Семенович Скопцов, - но смотря где. Устав - не роман, а мы, военные, - не литераторы. Вот когда придется выступать на фабриках и заводах - там надо блеснуть. Лектор из военной академии - это звучит!
Генерал-полковники Н. Е. Чибисов, А. Н. Боголюбов, генерал-лейтенанты Н. А. Веревкин-Рохальский, Ф. Н. Ремизов, А. В. Сухомлин, М. Ф. Тихонов, И. С. Шмыго, генерал-майоры А. И. Ямалов, Н. П. Полев, полковники З. X. Гореев и Г. Д. Фадеев были видными военачальниками и талантливыми педагогами. Их лекции не только обогащали нас знаниями, но и доставляли истинное удовольствие. Мы гордились своими преподавателями! С каждым днем убеждались, насколько ценнее становится наш фронтовой опыт в сочетании с теорией.
Один за другим проходили дни, до краев заполненные учебой. В самое "неподходящее" для нас время суток частенько звучала команда "В ружье!". Поднятые по тревоге, мы совершали длительные марши и броски.
- Повторение - мать учения! - шутили мы между собой, намекая на марши и броски с боевой стрельбой, без которых не обходилась почти ни одна неделя в военном училище.
Большое внимание уделялось спортивным соревнованиям. На этом поприще не раз отличались слушатели А. П. Лысенко, А. А. Козлов, И. П. Соколенко, Б. И. Чугунов, И. Т. Болотов, Н. Ф. Курыков, К. Ф. Секретарев.
Мы постоянно были в курсе всех важных событий, происходивших на фронте и в тылу. Перед нами выступали командующие армиями, командиры корпусов и дивизий, члены военных советов, ответственные партийные и советские работники.
К слову следует сказать, что выступали и мы. Слушателей академии, особенно Г. И. Алейникова, Г. Ф. Щербину, Д. П. Ванчинова, П. В. Шаповалова, Н. С. Терещенко, Г. Н. Шмелева, Г. П. Ашина, Н. Т. Кабакова, А. А. Зубарева, В. Н. Дурышина, партийные комитеты предприятий Москвы и Подмосковья приглашали нарасхват. Когда они выступали, аудитории не могли вместить всех желающих послушать полюбившихся лекторов.
Академия поддерживала тесные связи с фронтами, направляла туда своих воспитанников для стажировки. Во время летнего наступления 1944 года несколько групп слушателей стажировались в действующей армии на должностях начальников штабов стрелковых дивизий и полков, оперативных отделений дивизии. Некоторые из них пали смертью храбрых. 92 человека были награждены орденами и медалями.
За годы войны академия имени М. В. Фрунзе внесла большой вклад в дело подготовки высококвалифицированных командных кадров для Красной Армии. Она дала фронту офицеров самых массовых звеньев нашей армии. Командиры-фрунзенцы показали себя горячими патриотами, специалистами военного дела. Тысячи из них были удостоены правительственных наград, 244 человека получили звание Героя Советского Союза, 26 человек этого звания были удостоены дважды.
Оценка работы академии за годы Отечественной войны нашла свое выражение в Указе Президиума Верховного Совета СССР от 21 февраля 1945 года. За выдающиеся успехи в подготовке офицерских кадров для Красной Армии Краснознаменная, ордена Ленина Военная академия имени М. В. Фрунзе была награждена орденом Суворова 1-й степени.
Вручая 24 февраля высокую награду представителям академии, Председатель Президиума Верховного Совета СССР М. И. Калинин сказал:
"Мне хочется в этот день отметить достижения Военной академии имени М. В. Фрунзе. Военная академия - это высшее учреждение для изучения военного дела. Но академия - не институт, это не только учебное заведение. Академия... имеет своей целью двигать вперед военную науку, она должна стоять всегда, если так можно выразиться, на вершине военных знаний. И вот награда, полученная сегодня академией, как бы подтверждает, что она эту свою роль выполняет. Надеюсь, что и в будущем она эту роль будет выполнять не менее успешно".
...День выдался на славу: легкий морозец, солнце. Помощник начальника академии генерал-майор Н. К. Норейко построил личный состав по случаю вручения академии ордена Суворова 1-й степени. Принимал парад начальник академии генерал-полковник Н. Е. Чибисов. Правительственная награда воодушевила всех.
Ладожцы - народ крепкой, кремневой породы. Но и они не смогли сдержать слез, когда в зал телетеатра вошли ленинградские пионеры и преподнесли участникам Дороги жизни символический подарок - корзиночку с мандаринами. Это были дети тех, кому в голодную блокадную зиму сорок первого водитель Максим Емельянович Твердохлеб, рискуя жизнью, доставил мандарины - подарок трудящихся Грузии.
Полтора часа жители Ленинграда и области, сидевшие у голубых экранов, слушали из уст участников Дороги жизни рассказы о героических днях. Перед телекамерой выступили разведчики трассы Михаил Сергеевич Дмитриев и Иван Иванович Смирнов, комиссар участка дороги Петр Сергеевич Глухов, командир зенитной батареи Кирилл Иванович Лазаренко, авиаторы Николай Федорович Минеев и Николай Павлович Можаев, начальник санитарной службы Дороги жизни Дмитрий Николаевич Кузнецов, медицинские сестры Лидия Георгиевна Егорова, Александра Николаевна Лопатина, комиссар Ладожской военной флотилии Николай Дмитриевич Фенин, герой обороны острова Сухо Петр Константинович Каргин...
Мне, представителю пограничников, тоже дали возможность рассказать "об огнях-пожарищах, о друзьях-товарищах".
А вечером в Академическом театре оперы и балета имени С. М. Кирова состоялось торжественное собрание представителей партийных, советских и общественных организаций, воинов Ленинградского гарнизона и активных участников обороны Ленинграда.
Собрание открыл председатель Ленинградского облисполкома А. Н. Шибалов.
О героических буднях ледовой трассы, мужестве и стойкости ее работников, о славном подвиге ленинградцев говорил И. В. Шикин.
Своими воспоминаниями поделились бывшие ладожцы - водитель В. И. Сердюк, фельдшер П. М. Сальникова, командир эскадрильи Герой Советского Союза В. Н. Харитонов, начальник штаба военной флотилии С. В. Кудрявцев и другие.
Участники Дороги жизни выступали на фабриках и заводах, в учреждениях и организациях. Мне посчастливилось побывать в гостях у пионеров 174, 257, 303 и 311-й школ Ленинграда.
Побывал я и на Ладоге, в тех местах, где воевал. Снова увидел, как озеро катит свои тяжелые, отливающие сталью волны.
На выставке "Дорога жизни" - филиале Центрального военно-морского музея на меня глянула со стены фотография 1942 года. Под ней подпись: "Командный состав 3-й роты 104-го пограничного полка, оборонявшей побережье Шлиссельбургской губы. В центре - командир роты старший лейтенант А. П. Козлов".
Три командира стоят возле молоденьких, в руку толщиной, березок... Теперь любую из этих белоствольных красавиц и не обхватишь. Через тридцать лет я снова сфотографировался на старом месте.
Время изменило не только людей. Уже не нашел я ни окопов, ни траншей. Там, где земля была рябой от воронок, вырос лес. А вот землянку свою отыскал. Правда, и она изменилась. Местные рыбаки приспособили ее для своих нужд. Сохранилось здание штаба батальона, которым командовал В. А. Лебедев, дом, в котором я часто бывал, когда командовал 3-й резервной ротой пограничного полка. Встреча с ними была, как с добрыми знакомыми. Когда увидел их, защемило сердце.
Изменилась дорога Ленинград - Осиновец. Она стала своеобразным памятником бессмертной славы. На каждом километре - столбы-обелиски, на шоссе много монументов. Особенно впечатляет "Разорванное кольцо" на знаменитом Вагановском спуске. Я долго стоял перед надписью, выбитой на мраморе:
Потомок, знай! В суровые года,
Верны пароду, долгу и Отчизне,
Через торосы ладожского льда
Отсюда мы вели Дорогу жизни,
Чтоб жизнь не умирала никогда.
В населенных пунктах по обе стороны шоссе были вывешены флаги, транспаранты, царило оживление. Ленинградцы отмечали 30-летие Дороги жизни как большой праздник.
В те волнующие для меня минуты я особенно ярко вспомнил известные слова Генерального секретаря Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза Леонида Ильича Брежнева. Вручая в 1965 году городу-герою Ленинграду Золотую Звезду, он сказал:
"Каждый килограмм хлеба и сахара, каждая банка консервов доставлялись с неимоверными трудностями по единственной трассе - ледовой дороге".
Это была высокая оценка величайшего подвига участников Дороги жизни!
Академия имени Фрунзе
В Ленинграде кандидатов на учебу собралось несколько человек. Нас принял начальник войск охраны тыла фронта генерал-лейтенант Г. А. Степанов. После обстоятельной беседы, хитровато улыбнувшись, он сказал:
- Народ вы, бесспорно, боевой, в военном отношении подготовленный, краснеть мне за вас не придется, а все же не мешает проверить, не забыли ли него, не дай бог? Начнем, пожалуй, с диктанта.
Все приуныли: сколько лет уж после учебы минуло! Но с диктантом, который мы писали уже на другой день, справились. Одолели математику и геометрию. Работать с картой умели все - эту проверку мы тоже прошли. Последний этап - собеседование по текущему моменту.
- Молодцы! - похвалил генерал. - Теперь я по-настоящему уверен в каждом из вас. Желаю вам, товарищи, успешно сдать экзамены в академию, так же успешно учиться и вернуться в родной округ. Мы будем вас ждать.
Генерал, как отец, выпускавший своих сыновей в большую жизнь, с гордостью и одновременно с грустью посмотрел на нас.
- Ну, ни пуха ни пера!
Он еще раз обвел всех нас добрым взглядом, снова, как накануне, перед тем, как устроить нам проверку, хитровато улыбнулся и громко сказал:
- Не слышу!
Мы смотрели на генерала и... не понимали.
- Студенты в таких случаях посылают "к черту", - развеселился генерал. - Вы, понятно, не приучены произносить такие слова, да еще хором...
- Да еще адресовать их начальству! - добавил начальник политотдела полковник С. И. Гусаров.
Мы горячо, от души зааплодировали...
Поезд уходил все быстрее и быстрее. В вагоне было тесно и душно. В проходе, прямо на полу, вперемежку с военными, сидели старики и женщины. Пространства между полками, на которых пассажиры ухитрялись устраиваться по двое и по трое, были завалены мешками и узлами - на них спали дети. В закопченном фонаре тускло горела стеариновая свеча - одна на весь вагон.
Я сидел на нижней полке, в уголке, и смотрел в окно, за которым то разматывалась черная лента посадок, то тянулись поля с проплешинами снега, мелькали будки путевых обходчиков.
Твердо уверен: у всех из нас так было - на жизненном пути встречалось гораздо больше хороших людей, чем плохих. Поездкой на учебу я был обязан командиру полка И. Н. Богданову. По-отечески тепло относился ко мне этот человек, развивал любовь к военному делу, учил всесторонне анализировать складывавшуюся обстановку, удерживал от скоропалительных решений.
Прощаясь со мной в Шлиссельбурге, полковник сказала:
- Не забывайте, товарищ капитан, в какое время мы живем. О месте командира в бою теперь не скажешь так, как говаривал когда-то Василий Иванович Чапаев: "Впереди, на лихом коне!" Отечественная война не похожа на войну гражданскую. И если нашему народу когда-нибудь придется пережить еще одну схватку с врагом, она и отдаленно не будет напоминать Отечественную войну... Мы победим. И армии-победительнице будут нужны хорошо обученные командиры. Ведь победу мало завоевать - ее надо закрепить. Учитесь, товарищ капитан, так, чтобы вас ставили в пример!..
Третий раз ехал я на учебу. Память перенесла меня на родину, в далекую Сибирь.
...Окончив семилетку, я в 1935 году поступил в Ачинское педагогическое училище. Незаметно пролетели три года - подошло время призыва на действительную военную службу. Как я тогда волновался! А вдруг что-то не так со здоровьем? Ведь его еще не проверял ни один врач.
Когда на медицинской комиссии сказали, что здоровьем меня бог не обидел, я поделился своей мечтой с военкомом.
- Хотите летать? - переспросил он. - Что ж, это дело хорошее. Пошлем вас в авиационное училище - все данные для этого у вас есть.
А через несколько дней меня вызвали в городской отдел НКВД и предложили поехать в Саратовское пограничное военное училище.
- Поздно, - развел я руками. - Уже решил пойти в авиацию.
- У вас такая биография, что только в НКВД и служить! - ответили мне.
Мне шел двадцать первый год. Еще ребенком я спал и видел себя военным. Не буду летать? А такая ли уж это беда? Буду охранять нашу границу, задерживать шпионов... И я твердо сказал:
- Согласен. Доверие оправдаю!..
Несколько дней провел я в родных краях. Когда настало время отъезда, односельчане но старинному обычаю проводили меня до околицы.
- Приезжай, Андрей, на побывку! - приглашали они. В военной гимнастерке, в брюках и сапогах, которые мне подарил брат Гавриил, я чувствовал себя самым счастливым человеком. Все во мне ликовало. Когда поезд тронулся, мне казалось, что колеса отстукивали: "Пог-ра-нич-ник, ко-ман-дир..." Я мысленно подгонял поезд: "Быстрее, быстрее!"
В Саратов прибыл вечером. Дежурный по училищу выслушал меня и спокойно сообщил:
- Прием в училище закончен, вы опоздали.
Радость сразу померкла. Вот тебе и "пограничник-командир".
- Что же мне делать?
- Вернуться обратно.
- У меня на руках пакет за пятью печатями из Ачинского горотдела НКВД Красноярского края, - ухватился я за спасительную соломинку. - Кто-то ведь должен взять его у меня, прочитать находящиеся в нем документы.
- Резонно, - согласился дежурный. - Переночуйте в карантинном помещении. Завтра разберемся.
Утром дежурный проводил меня к заместителю начальника училища полковнику Простову.
Вскрыв пакет, тот углубился в чтение моих бумаг и время от времени произносил вслух:
- Среднее образование... Диплом с отличием... Такие нам нужны!
С видом победителя я посмотрел на дежурного? "А вот и не опоздал!"
В этот же день приказом начальника училища комбрига Крамарчука я был зачислен курсантом...
* * *
"Как-то все сложится теперь?" - подумал я, возвратившись из мира воспоминаний.
Поезд, не останавливаясь на маленьких станциях, мчался вперед, приближая меня к Москве.
Всего раз в жизни был я в столице, да и то проездом. Многоэтажные дома, красавцы мосты, шумные улицы - все ранее увиденное слилось теперь перед моим мысленным взором в пеструю картину.
С военной Москвой я был знаком по кадрам кинохроники, газетам да по письмам брата Гавриила, участника военного парада на Красной площади 7 ноября 1941 года. В памяти возникали аэростаты воздушного заграждения в небе, зенитные батареи на площадях Пушкина, Коммуны, баррикады из мешков с песком на улице Горького, противотанковые ежи на окраинах...
Москва...
Я мечтал о ней в далекой сибирской деревне Петровке, в лесах Заполярья, на островной пограничной заставе южнее Выборга, на Ладоге... И вот я еду в этот город, еду не на день и не на два - на годы...
Незаметно для себя я уснул. Меня разбудили громкие голоса, суета поезд подходил к Москве.
Первое, что поразило нас на перроне, - это обилие электрических огней, оживленные разговоры и смех. Не сразу мы к этому привыкли и по-прежнему, как на фронте, разговаривали вполголоса, закуривая, старательно прикрывали ладонями трепетный огонек зажигалки.
К вагону приближался высокий, статный капитан-пограничник. Новенькая форма, хромовые сапоги... И нам сразу стало неудобно за свои помятые, кое-где прожженные шинели, кирзовые сапоги, не знакомые с гуталином и щеткой, за видавшие виды вещевые мешки.
- Живут же люди! - с завистью сказал один из нас, кивая на капитана.
- Кому война, а кому - мать родна, - добавил другой.
- Северо-западная? - спросил офицер. - С приездом! - Он дружески улыбнулся, сверкнув красивыми, ослепительно белыми зубами, и каждому крепко пожал руку.
Кисть капитана была изуродована иссиня-багровыми грубыми рубцами, одного пальца не было. Нам стало стыдно за то, что мы так нехорошо подумали об этом человеке.
- Для вас приготовлено общежитие, - объявил капитан. - Сегодняшний день - в вашем распоряжении: приведите себя в порядок, посмотрите город, навестите родных и знакомых, у кого они есть. Завтра в десять ноль-ноль вас примет начальник войск. На привокзальной площади вас ждет автобус.
Как только машина тронулась, мы прилипли к окнам. Столица совершенно изменила свой облик. Уже не было на площадях зенитных орудий, не жались к тротуарам толстые колбасы аэростатов, исчезли баррикады из мешков с песком, противотанковые ежи. Весело названивая, громыхали трамваи, в потоках автомашин неуклюже прокладывали себе дорогу троллейбусы. Дома смотрели на нас умытыми, без бумажных крестов, окнами. Нигде не было видно следов бомбежек.
Трудно описать, что творилось со мною, когда мы проезжали через Красную площадь. Приятно заныло сердце. Мне почудилось, что вдруг раздвинулись границы площади, стало словно бы светлее. На какое-то мгновение я даже дышать перестал - смотрел во все глаза, стараясь ничего не пропустить. Мавзолей Владимира Ильича Ленина... Кремль... Лобное место... Памятник Минину и Пожарскому... Храм Василия Блаженного... Все это я видел впервые. Шофер - спасибо ему! - понял, что творилось в душе каждого из нас, и как можно медленнее провел машину по Красной площади.
* * *
Всех нас мучила одна мысль: как-то сложится дальнейшая наша судьба, кто кого "в плен возьмет" - учеба нас или мы ее? Мы не раз смотрели в глаза смерти, не раз ранены были, ходили за "языком", водили подразделения в штыковые атаки, попадали под бомбежку и артиллерийский обстрел... Но учеба в академии! Она казалась нам страшнее всего пережитого. Мы понимали: учеба потребует напряжения всех сил, бессонных ночей, мучительных раздумий, ей нужно будет отдать всего себя.
Мы знали: учебную и воспитательную работу со слушателями в академии ведут люди заслуженные, широко известные не только в военных кругах. Это и радовало, и пугало. Крупные ученые, знатоки военного дела, обогатят нас знаниями. Но как надо готовиться, сколько надо перечитать литературы, чтобы, разговаривая с таким человеком, не выглядеть профаном?
Однако до учебы, как оказалось, было еще далеко. Беседа с начальником войск охраны-тыла Красной Армий, с которым мы встретились утром следующего дня, напоминала ленинградскую. Генерал высказал особенно теплые слова в адрес офицеров-фронтовиков, отметил, что направление в академию - это большая честь, что он уверен - на учебу приехали лучшие из лучших. И все-таки...
В общем, нас снова ждали экзамены по русскому языку и литературе, алгебре и геометрии, географии, топографии и другим дисциплинам. Разница состояла в том, что было решено проверять нас не с места в карьер, как в Ленинграде, а дать нам две недели на подготовку.
Не все прошли через "фильтры": одни не сдали экзаменов, других забраковали врачи, которые, как нам казалось, придирались к каждому пустяку, третьи споткнулись на мандатной комиссии. Северо-западная граница "потерь" не имела, и мы, ленинградцы, чувствовали себя героями.
Всех, кого зачислили кандидатами для поступления в Военную академию имени М. В. Фрунзе, ждала еще одна проверка - самая трудная! - вступительные экзамены. Для подготовки к ним нам отвели два месяца и отправили в учебный лагерь.
Подмосковная природа славится своей красотой. Смешанные леса, тянущиеся на многие десятки километров, перемежаются лугами и озерами, возвышенностями, на которых, словно дозорные, стоят древние белокаменные монастыри. Широкие и полноводные реки, речушки и ручьи, окаймленные плакучими ивами и лозняком, то безмолвно и величаво, то бурно и шумливо несут свои воды. Но нам было не до красоты. На местность мы смотрели с точки зрения наступающих или обороняющихся. Ведь в лагерях мы не только слушали лекции, изучали боевую технику всех родов войск Красной Армии, прочитывали массу специальной литературы, но и решали различные боевые задачи, ходили по азимуту.
За эти два месяца каждый из нас заметно похудел - сказались не только дни, заполненные лекциями, бессонные ночи, проведенные над книгами, выходы в поле, но и скудное питание.
До войны в наряд на кухню посылали, как правило, тех, кто провинился. А теперь мы были согласны ходить в наряд добровольно каждый день. На кухне хоть картошки можно было наесться досыта...
Не помню уж теперь, по какому случаю приехал я 17 июля 1944 года из лагерей в Москву, но и до сих пор благодарю судьбу за то, что такой случай представился. Мне посчастливилось быть свидетелем незабываемого зрелища. По Ленинградскому шоссе нескончаемым потоком, по двадцать человек в шеренге, шли немецкие военнопленные. Впереди этой гигантской колонны (по центральным улицам Москвы солдаты, сержанты и офицеры 236-го полка конвойных войск НКВД и дивизии имени Ф. Э. Дзержинского провели 57 600 пленных, захваченных в Белоруссии) вышагивали генералы и офицеры, которые совсем недавно, затянутые в расшитые золотом мундиры, увешанные орденами и медалями, победно маршировали по улицам Брюсселя, Амстердама, Парижа и других европейских столиц.
Они жаждали пройти победителями и по улицам нашей столицы. У высокопоставленных гитлеровских вояк, убитых или взятых в плен в октябре ноябре 1941 года под Москвой, были найдены приглашения на парад на Красной площади. Кто знает, может, и среди тех, кто теперь возглавлял эту внушительную процессию, были обладатели приглашений, признанных Красной Армией недействительными? Во всяком случае, многие генералы и офицеры еще хорохорились - не расставались ни со знаками различия, ни с гитлеровскими наградами. И это вызывало к ним еще большее отвращение.
Тротуары плотно забиты москвичами, на их лицах торжество, гнев, ненависть и презрение. Никто не проронил ни слова, вглядываясь в эту серую массу пленных гитлеровцев. И поэтому многие услышали слова офицера, обращенные к ребенку, которого он высоко поднял над головой? "Смотри, сыночек, смотри и не забывай! только в таком вот виде могут враги попадать в нашу столицу..." (На другой день из газет я узнал, что стоявшим неподалеку от меня офицером был Герой Советского Союза старший лейтенант Власенко. Его сынишку звали Женей.)
Немцы, видимо поняв слова, сказанные офицером, еще ниже опустили головы.
Шествие подходило к концу, когда люди, стаявшие на тротуаре, вдруг засмеялись. Послышались громкие восклицания:
- Правильно!
- Карболкой бы!
- Давай чисть как следует, дружок!
По улице шла машина с цистерной и упругими струями воды мыла асфальт. За рулем сидел усатый гвардеец. На его вылинявшей, без погон гимнастерке блестели ордена и медали...
Как завидовали мне товарищи, особенно приехавшие с западной границы, когда я, возвратившись в лагерь, рассказал о "параде" пленных фашистов!..
Время летело быстро. Остались позади вступительные экзамены. Их выдержали не все. Те, кому не повезло, снова уезжали на фронт или в пограничные округа. За два с половиной месяца все сдружились, поэтому расставание было грустным.
В те дни я с щемящей грустью снова вспомнил геройски погибшего на Карельском перешейке майора Семена Никифоровича Охрименко. Он оказался прав, говоря об изменчивости военной судьбы. Прошло не многим больше четырех лет со дня встречи с ним в поселке Ремпетти, а в моей служебной биографии, несмотря на войну, были и продвижения и вот теперь - учеба в академии.
* * *
Первое занятие по тактике... Когда вошел преподаватель Алексей Федорович Семенов, мы вскочили все как один.
- Здравствуйте, товарищи!
- Здравия желаем, товарищ полковник! - четко ответили мы.
Когда мы сели, наступила звенящая тишина. У меня, да и, подозреваю, у всех, гулко забилось сердце, Найдем ли мы контакт с этим человеком? Нам говорили: полковник знает и любит свой предмет, на занятиях строг, не прощает и малейших отступлений от требований уставов.
Полковник дружелюбно обвел нас взглядом, и глаза его потеплели.
- Ордена, медали, нашивки за ранения... Эхо хорошо. Вы принесли в аудиторию дыхание войны. Как, есть еще порох в пороховницах?
- Есть! - дружно ответили мы.
- Отлично! - подвел итог преподаватель и добавил: - Легкой жизни не обещаю. Естественно, обстановка здесь, в академии, резко отличается от фронтовой. Ни тебе бомбежек, ни артиллерийского обстрела, можно ходить в полный рост, разговаривать в полный голос. Но учеба - это труд, и по напряжению он, пожалуй, не легче фронтового. Кто хочет быть настоящим командиром, водить войска в бой и побеждать врага с наименьшими потерями, а не красоваться на парадах, тот должен засучить рукава...
Мы горячо полюбили А. Ф. Семенова и, конечно же, его дисциплину. Четыре человека из нашего выпуска, в том числе и автор этих строк, окончили академию с золотыми медалями. Прямо скажу: в этом была немалая заслуга и преподавателя тактики.
Не могу не помянуть добрым словом преподавателей Р. С. Скопцова, И. И. Казанцева, П. А. Шепицина. Они были неумолимо требовательны, заставляли нас штудировать уйму литературы. Признавали лишь четкие, ясные и предельно краткие ответы на поставленные ими вопросы и совершенно не ценили нашего красноречия.
- Я не против красноречия, - говорил, бывало, Роман Семенович Скопцов, - но смотря где. Устав - не роман, а мы, военные, - не литераторы. Вот когда придется выступать на фабриках и заводах - там надо блеснуть. Лектор из военной академии - это звучит!
Генерал-полковники Н. Е. Чибисов, А. Н. Боголюбов, генерал-лейтенанты Н. А. Веревкин-Рохальский, Ф. Н. Ремизов, А. В. Сухомлин, М. Ф. Тихонов, И. С. Шмыго, генерал-майоры А. И. Ямалов, Н. П. Полев, полковники З. X. Гореев и Г. Д. Фадеев были видными военачальниками и талантливыми педагогами. Их лекции не только обогащали нас знаниями, но и доставляли истинное удовольствие. Мы гордились своими преподавателями! С каждым днем убеждались, насколько ценнее становится наш фронтовой опыт в сочетании с теорией.
Один за другим проходили дни, до краев заполненные учебой. В самое "неподходящее" для нас время суток частенько звучала команда "В ружье!". Поднятые по тревоге, мы совершали длительные марши и броски.
- Повторение - мать учения! - шутили мы между собой, намекая на марши и броски с боевой стрельбой, без которых не обходилась почти ни одна неделя в военном училище.
Большое внимание уделялось спортивным соревнованиям. На этом поприще не раз отличались слушатели А. П. Лысенко, А. А. Козлов, И. П. Соколенко, Б. И. Чугунов, И. Т. Болотов, Н. Ф. Курыков, К. Ф. Секретарев.
Мы постоянно были в курсе всех важных событий, происходивших на фронте и в тылу. Перед нами выступали командующие армиями, командиры корпусов и дивизий, члены военных советов, ответственные партийные и советские работники.
К слову следует сказать, что выступали и мы. Слушателей академии, особенно Г. И. Алейникова, Г. Ф. Щербину, Д. П. Ванчинова, П. В. Шаповалова, Н. С. Терещенко, Г. Н. Шмелева, Г. П. Ашина, Н. Т. Кабакова, А. А. Зубарева, В. Н. Дурышина, партийные комитеты предприятий Москвы и Подмосковья приглашали нарасхват. Когда они выступали, аудитории не могли вместить всех желающих послушать полюбившихся лекторов.
Академия поддерживала тесные связи с фронтами, направляла туда своих воспитанников для стажировки. Во время летнего наступления 1944 года несколько групп слушателей стажировались в действующей армии на должностях начальников штабов стрелковых дивизий и полков, оперативных отделений дивизии. Некоторые из них пали смертью храбрых. 92 человека были награждены орденами и медалями.
За годы войны академия имени М. В. Фрунзе внесла большой вклад в дело подготовки высококвалифицированных командных кадров для Красной Армии. Она дала фронту офицеров самых массовых звеньев нашей армии. Командиры-фрунзенцы показали себя горячими патриотами, специалистами военного дела. Тысячи из них были удостоены правительственных наград, 244 человека получили звание Героя Советского Союза, 26 человек этого звания были удостоены дважды.
Оценка работы академии за годы Отечественной войны нашла свое выражение в Указе Президиума Верховного Совета СССР от 21 февраля 1945 года. За выдающиеся успехи в подготовке офицерских кадров для Красной Армии Краснознаменная, ордена Ленина Военная академия имени М. В. Фрунзе была награждена орденом Суворова 1-й степени.
Вручая 24 февраля высокую награду представителям академии, Председатель Президиума Верховного Совета СССР М. И. Калинин сказал:
"Мне хочется в этот день отметить достижения Военной академии имени М. В. Фрунзе. Военная академия - это высшее учреждение для изучения военного дела. Но академия - не институт, это не только учебное заведение. Академия... имеет своей целью двигать вперед военную науку, она должна стоять всегда, если так можно выразиться, на вершине военных знаний. И вот награда, полученная сегодня академией, как бы подтверждает, что она эту свою роль выполняет. Надеюсь, что и в будущем она эту роль будет выполнять не менее успешно".
...День выдался на славу: легкий морозец, солнце. Помощник начальника академии генерал-майор Н. К. Норейко построил личный состав по случаю вручения академии ордена Суворова 1-й степени. Принимал парад начальник академии генерал-полковник Н. Е. Чибисов. Правительственная награда воодушевила всех.