Козлов Андрей. Тревожная служба

   - Вот-вот подъедет повозка, и мы отправим вас в Койвисто: там формируется эшелон на Ленинград. Все будет хорошо...
   Перед отправлением эшелона навестить раненых пришел исполнявший обязанности военкома отряда старший политрук Лебедев. Присел и около меня, спросил с участием:
   - Больно, Андрей Петрович?
   - Не так больно, как обидно, - ответил я. - Без меня война кончится.
   - Хватит и на вас. - Лебедев нервно побарабанил пальцами по полке вагона, вздохнул и уточнил: - С избытком, думаю, хватит!
   - Немец техникой давит. Превосходит он нас и в танках, и в авиации, и в автоматическом оружии.
   - Да, это так, - согласился старший политрук. - Но никогда не превзойти ему нас в моральном духе. А танков, самолетов и автоматов мы наделаем.
   Лебедев рассказал, что остатки моей роты принял отважный балтиец майор Александр Александрович Углов, с которым за последние две недели меня не раз сводила судьба.
   - Что передать подчиненным? - спросил Лебедев.
   В те дни все мы - бойцы и командиры разных степеней - только еще учились воевать. Война была строгим экзаменатором. Сдал - жив. Не сдал погиб. Третьего не дано.
   Мучительные боли, суматоха, которая царила перед отправкой эшелона, тяжело отразились на мне, и я не нашел подходящих теплых слов для тех, кто оставался в строю, а сказал:
   - Пусть лучше воюют!
   И только после подумал, что, наверное, обидел своих бесстрашных бойцов.
   В дик боев на Карельском перешейке воины-пограничники показали чудеса храбрости. Но лишь единицы из них, да и то уже значительно позже, были отмечены орденами и медалями. Видимо, виной тому была сложная обстановка, менявшаяся по нескольку раз в день, отсутствие надежной связи с вышестоящими начальниками и штабами. Мы с младшим политруком А. Д. Семушиным представляли к наградам особо отличившихся, но реляции где-то затерялись. Уезжая в госпиталь, я чувствовал вину перед подчиненными, которые сделали больше, чем могли.
   Эшелон двигался ночью. Станция Терийоки и другие населенные пункты уже обстреливались артиллерией врага, неподалеку от железнодорожного пути шли бои, горели дома. Порой это было так близко, что всполохи озаряли окна вагона. И все же мы благополучно добрались до Ленинграда.
   Тревожная картина предстала перед нами в Инженерном замке, где размещался эвакогоспиталь. Тревожная и печальная. Стоны, кровь, сбившиеся с ног врачи, сестры и санитары, а главное, беспрерывные вереницы машин у подъезда. Все везут и везут раненых, хотя госпиталь и без того переполнен.
   Признаться, в мирное время, да еще по молодости, мы как-то не очень ценили врачей, медсестер. И лишь угодив на госпитальную койку, увидели их нелегкий труд во всем величии. А трудились медики в ту пору без сна и отдыха, неустанно борясь за жизнь каждого бойца.
   Ленинград стал фронтовым городом. По ночам то в одном, то в другом месте возникали пожары. Горели Бадаевские склады с запасами продовольствия, горели жилые дома. 8 сентября вечером фашистские самолеты сбросили на город шесть тысяч зажигательных бомб. Из окон госпиталя мы видели огромные клубы черного дыма, застилавшие горизонт. Нестерпимо пахло гарью.
   Группы самозащиты, несмотря на усталость после трудового дня, смело вступали в схватку с огненной стихией. На борьбу с врагом в те дни поднялся весь Ленинград. Женщины заменили у станков ушедших на фронт мужей и братьев. После работы они приходили к нам в госпиталь, оказывали помощь раненым, отдавали свою кровь, добровольно становясь донорами.
   В середине сентября стали доноситься глухие отзвуки артиллерийской канонады. Фронт вплотную приблизился к городу Ленина. Впереди предстояли тяжелые, неимоверные испытания. Населению сократили норму выдачи хлеба.
   За месяц, прошедший после ранения, дела мои улучшились. Рана затянулась, пришло время возвращаться в свой отряд. Трудно описать радость при встрече с боевыми друзьями. Штаб 103-го погранотряда находился в Ленинграде, многие подразделения сражались на переднем крае. Где-то билась и моя рота.
   И вот я стою перед П. М. Никитюком (он стал полковником). На усталом его лице вижу новые морщинки, заметно прибавилось седины.
   - Значит, вернулись в строй? - Он одобрительно разглядывает меня. Хорошо! И главное, вовремя. Вовсю идет пополнение отряда личным составом и боевой техникой. Командиры, да еще с боевым опытом, нужны до зарезу.
   Усадив меня, начальник отряда рассказал о событиях, разыгравшихся после того, как я выбыл из строя.
   ...Овладев железнодорожными станциями Хамалиоки и Метеякюля, противник прорвался к побережью Финского залива. Все дороги, связывающие Выборг с Ленинградом, были перерезаны. Будучи прижатыми к заливу, пограничники под командованием полковника Никитюка продолжали выполнять боевую задачу. Когда положение стало безвыходным, под непрерывным вражеским огнем на подручных средствах переправились на остров Койвисто. Во время переправы многие погибли. Остатки отряда влились в состав морской бригады. После одиннадцатидневной героической обороны защитники острова на кораблях Балтийского флота в невероятно сложной морской и воздушной обстановке были эвакуированы в Ленинград.
   Но не всем пограничникам удалось переправиться на остров Койвисто. Отдельные подразделения, а также мелкие группы пограничников прорвались через боевые порядки противника по суше и вышли к линии старой границы в районе Сестрорецка - Васкелово.
   Пробираясь по территории, занятой врагом, бойцы и командиры уничтожали мелкие группы фашистов, обозы, выводили из строя линии связи, взрывали мосты.
   ...В тот день, когда меня ранило, противник вышел к 12-й погранзаставе у станции Ино, где находились склады с продовольствием, вещевым имуществом, боеприпасами отряда. На заставе хранились и секретные документы, доставленные из Ремпетти. Начальник заставы лейтенант Александр Михайлович Чукалов умело организовал круговую оборону. Против батальона фашистов действовала горстка бойцов. Шесть часов пограничники удерживали свою позицию. К ночи лейтенант Чукалов сжег секретные документы и взорвал склады. Вскоре пограничники вырвались из окружения, уничтожив при этом более сорока вражеских солдат и офицеров. Наши потеряли 18 человек.
   ...До последнего патрона сражались окруженные противником бойцы погранкомендатуры старшего лейтенанта И. Д. Дидоренко и старшего политрука Ф. И. Сигаева.
   ...В течение двух суток бойцы заставы старшего лейтенанта Борыско отбивали яростные атаки фашистов. Ценой больших потерь врагу, получившему подкрепления, удалось захватить населенный пункт Сейвястье и уничтожить гарнизон.
   Позднее битый фашистский генерал Гудериан напишет: "Еще Фридрих Великий сказал о своих русских противниках, что "их нужно дважды застрелить и потом еще толкнуть, чтобы они, наконец, упали". Он правильно понял существо этих солдат. В 1941 году мы вынуждены были убедиться в том же самом".
   Комментарии тут излишни...
   - Теперь задач у пограничников прибавилось, - сказал П. М. Никитюк. Мы не только охраняем тыл фронта, но и готовим пополнение для переднего края. Пока для вас подберут подходящее место, будете сопровождать маршевые роты на пункт формирования отряда.
   Как раз в этот период произошла одна памятная встреча.
   ...Красноармейцы шли словно на параде: правая рука вперед до пряжки, левая - назад до отказа, грудь вперед, подбородок приподнят. Любо-дорого смотреть. А ведь они и по возрасту, и по военной подготовке - разные. Одних призвали из запаса, другим срок действительной службы подошел, третьи выписались из госпиталей.
   Недалеко от Финляндского вокзала строй пересекал улицу. Военные регулировщики перекрыли движение.
   - Товарищ лейтенант, здесь Андрей Александрович Жданов, - предупредил регулировщик, мимо которого я проходил.
   Кровь прилила к лицу: строй задержал автомашину члена Политбюро, секретаря ЦК партии, члена Военного совета Ленинградского фронта, которому дорога каждая минута! И тут как раз подбегает кто-то ко мне и говорит:
   - Вас просит товарищ Жданов.
   Печатая шаг, подхожу, представляюсь.
   - Далеко следуете, товарищ Козлов? - спрашивает А. А. Жданов.
   - На пункт формирования, товарищ член Военного совета.
   - Как настроение у людей?
   - Отличное. Все рвутся в бой, особенно возвратившиеся из госпиталей, и все верят в победу над фашистами.
   - По выправке видно - замечательные люди. Побольше бы таких на фронте было!
   Регулировщик взмахнул флажком - машинам можно было ехать.
   - Передайте им мою благодарность за молодецки" вид.
   Андрей Александрович крепко пожал мне руку, и я побежал догонять роту...
   * * *
   Через несколько дней мне пришлось снова расстаться с родной частью: я получил назначение в другой погранотряд.
   Перед отъездом нас, командиров, собрал Петр Михайлович Никитюк. После беседы мы тепло распрощались с ним, и он пожелал нам ни пуха ни пера. Эта встреча оказалась последней. Полковник Никитюк, наш боевой командир и замечательный товарищ, вскоре геройски погиб.
   Только я собрался в дорогу - новый приказ: следовать не в отряд, а в поселок Бернгардовку под Ленинградом. "Что такое, - думаю, - зачем?"
   В Бернгардовке я совершенно неожиданно встретил старшего лейтенанта В. А. Кельбина, после гибели майора Охрименко исполнявшего обязанности начальника штаба 103-го погранотряда.
   - Привет, минометчик! - радостно воскликнул Кельбин и заключил меня в свои медвежьи объятия.
   - Почему - минометчик?
   - А потому, - разъяснил мне Василий Афанасьевич, - что будут нас здесь учить минометному делу. В погранотряды поступают минометы, а их никто не знает, инструкторов нет. Понял?
   Чего ж не понять - яснее ясного.
   - Со сроком обучения как, не слыхал?
   - От нас самих зависит: освоим оружие, выполним боевые стрельбы, и делу конец!
   Это меня вполне устраивало. Если все зависит только от меня - дни и ночи буду учиться. Очень уж Мне хотелось снова в бой.
   Жизнь в блокаде становилась все труднее. Одолевал голод. При росте в сто семьдесят три сантиметра я стал весить всего пятьдесят два килограмма, а Кельбин выглядел и того хуже. Учеба же требовала громадного напряжения сил.
   Однажды хозяйка дома, у которой мы жили, вспомнила, что на чердаке хранится свиная шкура, и неуверенно спросила:
   - Может, что-нибудь получится из нее?
   - Конечно, получится! - радостно заявили мы. Соскоблив щетину, изрезали кожу на куски и стали варить. Не знаю, как сейчас, а тогда хозяйка, Кельбин и я единогласно решили, что вряд ли бывают кушанья лучше!
   И вот настало время - мы на полигоне.
   - Огонь!
   Первая мина - недолет, вторая - перелет, третья - в цель! Я на седьмом небе, командир радуется еще больше меня, жмет руку:
   - Молодец! Если так будешь накрывать цели, у Гитлера и резервов не хватит.
   Это означало конец учебе. Я еду на Ладогу, Кельбин - в поселок Медвежий Стан, где теперь дислоцировался 103-й погранотряд.
   Легендарная дорога
   В осеннем небе медленно плыли вязкие облака, шел мокрый снег. Было зябко. Подняв воротник шинели, я сидел на каких-то ящиках в кузове полуторки и думал о том, что ждет меня впереди.
   Неожиданно машина затормозила.
   - Ириновка, товарищ лейтенант! - объявил водитель, везший меня из Бернгардовки.
   Я спрыгнул на землю и осмотрелся. Вдали, в березовой роще, темнели дома. "Штаб 8-го погранотряда, видимо, там", - решил я и, забросив за спину вещевой мешок, зашагал по обочине дороги.
   На КПП (контрольно-пропускном пункте) долго и тщательно проверяли мои документы, дотошно расспрашивали, кто я и откуда, пока, наконец, не сказали, куда идти и к кому обратиться.
   В большой комнате штаба было шумно. Люди входили и выходили. На меня никто не обратил внимания. Я обвел взглядом собравшихся здесь командиров и не встретил ни одного знакомого лица. Разговорился с сидевшим на подоконнике старшим лейтенантом. Тот рассказал, что отряд формируется на базе разрозненных подразделений 8-го и 103-го пограничных отрядов, геройски сражавшихся в Эстонии и на Карельском перешейке. Командовать им назначен майор М. А. Ревун.
   Сообщение меня обрадовало. Значит, Михаил Анисимович уже майор. Несомненно, в звании его повысили за боевые заслуги под Выборгом.
   - А какую задачу будет решать отряд? - спросил я.
   - Точно не знаю, - ответил старший лейтенант. - Говорят, нам и отдельной пограничной комендатуре майора Иовлева во взаимодействии с моряками Ладожской военной флотилии и частями 17-го укрепрайона предстоит оборонять западное побережье Ладожского озера...
   Майор Ревун был очень занят, поэтому каждому из нас мог уделить всего несколько минут. Но и этот жесткий бюджет времени он старался наполнить до предела. Командиры уходили от него благодарными за теплый прием, готовыми решить любую боевую задачу, какой бы трудной она ни была.
   Настала и моя очередь.
   - Подлечились, товарищ Козлов? - поинтересовался начальник отряда, когда я вошел в его кабинет.
   - Да, товарищ майор, и подлечился и подучился, - ответил я.
   Видимо, он не сразу понял меня - несколько секунд раздумывал над моим ответом, заглянул в лежавшую перед ним бумагу.
   - Вы имеете в виду курсы минометчиков? - уточнил майор. - Хорошее дело.
   Михаил Анисимович выглядел уставшим. Бледное осунувшееся лицо, глубоко запавшие воспаленные глаза свидетельствовали о том, что работает он много, а спит урывками.
   - Вы назначены начальником заставы, - объявил майор. - Получайте предписание и отправляйтесь в деревню Коккорево - там находится штаб первой пограничной комендатуры. Командует ею капитан Лебедев. Знаете Василия Андреевича?
   - Не тот, что служил в сто третьем погранотряде?
   - Он самый.
   - Встречаться не приходилось, но отзывы о нем слышал самые лестные.
   - Вот и прекрасно. Задачу получите на месте.
   В Коккорево направлялись еще несколько командиров. Из штаба мы вышли вместе. Попутных машин долго не было, и мы собрались в придорожной посадке, где свободный от службы регулировщик пытался разжечь небольшой костер. Сырые дрова горели плохо, шипели, постреливая капельками горячей пены.
   - Вы случайно не из первой дивизии НКВД? - обратился к нам регулировщик.
   Среди нас оказался его сослуживец. Разговор стал общим.
   1-я и 21-я мотострелковые дивизии НКВД, о которых я уже кратко упоминал, действуя совместно с армейскими частями, доставили фашистам немало хлопот. 1-й дивизией командовал полковник С. И. Донсков, разносторонне образованный человек, блестящий тактик. Против его дивизии немцы бросили 39-й моторизованный корпус, части 1-го и 28-го армейских корпусов 16-й армии, почти непрерывно бомбили с воздуха. И в таких невероятно тяжелых условиях воины-чекисты стойко сдерживали противника в районе Мги и Шлиссельбурга. В трудный момент С. И. Донсков под непрерывным огнем переправил дивизию через Неву. Для этого были использованы рыбацкие лодки, плоты, бревна, доски - все, что могло держать людей на воде.
   В районе г. Урицка храбро сражалась 21-я дивизия НКВД. Командовал ею полковник М. Д. Папченко. Это был человек завидной силы воли, бесстрашный и инициативный. В самые критические минуты Папченко находился в боевых порядках, мгновенно оценивая обстановку и в соответствии с ней принимая решения.
   ...Был уже поздний вечер, когда шофер полуторки, приоткрыв дверцу, крикнул нам, сидевшим в кузове:
   - Приехали. Живо вылезайте!
   Старинная рыбачья деревня Коккорево трехкилометровой лентой протянулась вдоль пологого берега Ладожского озера.
   - Стой, кто идет? - послышался приглушенный оклик часового.
   - Пополнение, - тоже негромко ответил я.
   - Стой!
   Дежурный, прикрывая плащ-палаткой электрический фонарик, проверил наши документы и проводил в землянку коменданта, надежно укрытую среди деревьев и кустарников.
   Это была обычная фронтовая землянка. Справа от входа стояла печка-"буржуйка", тянулись нары, слева - пирамида для автоматов и скамья, посредине - грубо сколоченный стол. Единственное оконце выходило на Ладогу.
   По нуги дежурный рассказал нам, что вражеские летчики чуть ли не ежедневно появляются над Ладогой. Особенно ожесточенно они бомбят маяк на мысе Осиновец и помещение штаба комендатуры - самый большой в Коккорево дом, стоявший на отшибе. К счастью, так ни разу и не попали в них, но наше командование все же решило надежно укрыть людей. Сейчас весь личный состав штаба размещается в землянках. Когда мы вошли, капитан Лебедев говорил по телефону. Он повернулся в нашу сторону, кивком попросил подождать.
   Этот коренастый человек с волевым лицом и добрым прищуром глаз сразу располагал к себе. Кто знал тогда, что пройдет совсем немного времени и меня назначат начальником штаба батальона, которым он будет командовать, а позже судьба сведет нас в 104-м полку - В. А. Лебедев станет начальником штаба, я - его заместителем.
   Василий Андреевич Лебедев был строг, никому не прощал ни малейшей ошибки. Но подчиненные его любили. К нему можно отнести слова Суворова: "Смел без опрометчивости, деятелен без легкомыслия, тверд без упрямства, осторожен без притворства".
   После войны В. А. Лебедев командовал пограничным отрядом на западной и юго-западной границах. В запас ушел в звании полковника и поселился в Минске. Мы и до сих пор поддерживаем дружеские связи.
   Но я забежал вперед.
   Окончив разговор по телефону, капитан тепло поздоровался с нами, пригласил сесть, расспросил, где каждый из нас служил до войны, какую должность занимал, где воевал.
   - Я очень рад вашему приезду, - просто сказал комендант.
   Меня капитан тоже увидел впервые, но, как он выразился, был хорошо наслышан и о мирных, и о боевых делах Краснознаменной заставы на острове Пий-Саари.
   Согнувшись в дверях, в землянку вошел высокий человек в звании политрука.
   - А вот и комиссар! - воскликнул комендант. - Прошу любить и жаловать. - И к политруку: - Знакомься с новым пополнением.
   Комиссар комендатуры подошел ко мне и остановился удивленный.
   - Андрей!
   - Николай!
   С Николаем Александровичем Кудряшовым мы познакомились, когда он был политруком соседней с нами 1-й заставы.
   Тогда Николай, высокий, подтянутый, пышущий здоровьем, покорил меня своей жизнерадостностью. Он был весел, остроумен, всех заражал своей энергией...
   Теперь Николай сильно изменился. Похудел, глаза посуровели.
   - Словно родного человека встретил! - обрадовался Николай. - А твой левый сосед, лейтенант Николай Иванович Антипин, тоже здесь. Его застава на мысе Осиновец. Обстановка там тяжелая. Для немцев этот наш порт что бельмо на глазу. Они непрерывно бомбят его, обстреливают из дальнобойной артиллерии. Пограничники держатся стойко. Антипин - геройский человек! Ты, Андрей, обязательно побывай у него, навести старого друга.
   Это была еще одна радостная для меня весть.
   - Ну а теперь я кратко познакомлю вас с обстановкой на нашем участке фронта и с задачей, которую получила комендатура, - сказал В. А. Лебедев. Он достал из полевой сумки карту и развернул ее на столе. Мы придвинулись ближе.
   - Ценой огромных потерь немцы перерезали все железные и шоссейные дороги и почти полностью блокировали Ленинград. Вот фронт противника. Лебедев показал на карте дугу, фланги которой упирались в Финский залив и Ладожское озеро. - Вся Ладога под контролем врага. На восточном и западном берегах в наших руках остались сравнительно небольшие территории. Моряки Ладожской военной флотилии и речники Северо-западного речного пароходства под бомбежками и артобстрелами круглые сутки перевозят через озеро продовольствие и горючее, боеприпасы и топливо, медикаменты - все, что необходимо фронту и городу. Но судов не хватает, портовые сооружения не рассчитаны и на десятую долю таких массовых и напряженных перевозок. Осиновецкий озерный порт в девятнадцати километрах от занятого врагом Шлиссельбурга создан по решению Военного совета лишь в начале сентября. Если не считать маяка и нескольких домиков, там до недавних пор было голое место.
   Ленинграду трудно. Фашисты, не сумев захватить его силой оружия, теперь стремятся замкнуть кольцо блокады, взять город измором, удушить голодом. Поэтому они так рвутся сейчас вот сюда - к Лодейному полю. Снабжение Ленинграда все время висит на волоске. Перевалочные ладожские базы, на которые прибывают грузы с Северной железной дороги, ежедневно подвергаются жесточайшей бомбежке. Как только озеро покроется надежным льдом, по нему будет проложена военно-автомобильная дорога на восточный берег, в Кобону и Лаврове.
   Лебедев показал оба населенных пункта на карте.
   - Нам приказано в сжатые сроки создать здесь, на побережье, прочную оборону; ни в коем случае не допустить фашистов в район, предназначенный для организации дороги. Кроме того, мы будем заниматься разведкой, вылавливать вражеских шпионов и диверсантов, распространителей ложных слухов. В ближайшее время предстоит сколотить отряды боевого охранения. Выполняя боевую задачу, мы должны учить людей и учиться сами. Первое, что надо сделать, - это освоить минометы и противотанковые ружья, которые к нам уже поступили. - Лебедев посмотрел на меня. - Тут уж вам карты в руки, товарищ лейтенант. Насколько мне известно, кроме вас, в отряде нет ни одного специалиста. Так что наряду с выполнением обязанностей начальника заставы вам придется поработать и в качестве инструктора.
   - Есть, товарищ капитан! - ответил я.
   В дальнейшем мне пришлось готовить минометные расчеты не только для своей комендатуры и отряда, но и для соседних частей.
   Часто эти занятия проходили непосредственно на переднем крае. Чтобы попусту не тратить боеприпасов, мы огонь вели по врагу. Он, конечно, яростно огрызался.
   Но вернемся к разговору, который проходил в землянке.
   Напомнив еще раз о земляных работах, В. А. Лебедев сказал:
   - Оборонительные сооружения надо строить скрытно. Противник ни о чем не. должен догадываться. О ледовой трассе - никому ни слова!
   Капитан сложил карту, спрятал в полевую сумку. Когда мы вышли на воздух, стояла ночь. Над недалеким передним краем взлетали ракеты.
   Я видел немало озер на Карельском перешейке, не в диковину были для меня и штормы в Финском заливе. Но то, с чем встретился я утром следующего дня на Ладоге, крупнейшем озере Европы, поразило меня. Зловещее черное водное пространство, которому не было видно ни конца ни края, кипело. Огромные волны бешено неслись к берегу и разбивались о камни. Ладога ревела, свистела, выла. Казалось, нет такой силы, которая скует ее, сделает покорной. А за кромкой прибоя белел выпавший за ночь снег, дремали пушистые ели. Тяжелые свинцовые облака то затягивали, то открывали красно-белый маяк на мысе Осиновец.
   "Как ты там, Николай Иванович?" - мысленно обратился я к лейтенанту Антипину.
   Своими подчиненными я остался доволен. Подавляющее большинство побывало в боях, что меня особенно обрадовало. Проходя перед строем, вглядываясь в лица пограничников, я с замиранием сердца ждал, что вот-вот встречу кого-нибудь с острова Пий-Саари или из резервной заставы 103-го погранотряда, но - тщетно.
   Между прочим, находясь в госпитале в Ленинграде, я дотошно расспрашивал вновь поступавших раненых о положении на Карельском перешейке, о боевых действиях пограничников, радовался, когда удавалось услышать знакомую мне фамилию, название населенного пункта или железнодорожной станции, где я бывал по делам службы или воевал. Но вот человека, с которым полтора года охранял границу, с кем воевал, не встретил ни разу.
   Когда я приказал подчиненным разойтись, они молча спокойно сломали строй, окружили меня. Посыпались вопросы:
   - Что нового на фронте?
   - До каких пор мы будем отступать?
   - В минометчики будут назначать или добровольцев вызывать?..
   Вместе с командирами взводов наметил план неотложных работ. Дело закипело. Бойцы старательно рыли траншеи и щели, маскировали землянки. Особое внимание мы обращали на укрепление участков, наиболее уязвимых из-за их близости к противнику и вероятности высадки воздушных и морских десантов.
   8 ноября 1941 года немецкие войска овладели Тихвином. Положение под Ленинградом еще более осложнилось. Теперь грузы для осажденного города стали прибывать не на Волхов и Войбокало, а на затерявшиеся в лесах небольшие станции Подборовье и Заборье, расположенные в 100-120 километрах от Тихвина. В конце ноября фашисты прорвались к станции Войбокало - одной - из самых важных перевалочных баз на Ладожском озере. Гитлеровские войска перерезали железную дорогу и стали пробиваться к Кобоне. Это грозило полной блокадой города.
   В эти дни нам стало известно, что Военный совет принял решение о строительстве автомобильной дороги Осиновец - Подборовье. Она была в шесть раз длиннее плеча Войбокало - Осиновец, проходила по сильно пересеченной лесистой и болотистой местности. Но иного выхода не было. Снабжение Ленинграда по воздуху было делом нереальным. Устанавливался жесткий срок окончания строительства - 1 декабря. Воинские части и местное население завершили работы с некоторым запозданием - 6 декабря. А через четыре дня советские войска вышибли фашистов из Тихвина. Новая дорога во многом утратила свое значение. Подготовка к прокладке дороги по льду Ладожского озера (продолжение плеча Осиновец - Подборовье) началась задолго до ледостава. Не только наша комендатура, а и весь 8-й пограничный отряд оказались в центре важных дел.