С тех пор началась ее странная жизнь. Она спала до часу или двух часов дня. Вставала, бесцельно ходила по комнате, смотрела телевизор. В основном сериалы. А вечерами и до самой ночи сидела в Интернете. Она бесцельно лазила по Сети, читая все подряд. Но информация не задерживалась в ее памяти, а проходила сквозь нее, мимо. Да она и не старалась ничего запомнить или удержать в голове. Интернет нужен был ей для того, чтобы возникало ощущение жизни. Пусть иллюзорной, ненастоящей, но все-таки жизни. Или ее подобия. Анна Семеновна пробовала возражать против такого бесцельного времяпрепровождения, но Надя вставила замок в свою комнату и на все вопросы или возгласы старушки просто не обращала внимания. Одно время она пыталась научиться рисовать на компьютере. Но поняла, что это не так просто, как кажется на первый взгляд. Ей хотелось создавать собственные миры, рисовать фантастические пейзажи. Картинки складывались у нее в голове. Но для начала надо было освоить элементарную технику, купить книги, проштудировать их. Все это требовало усилий, времени. И Надя оставила эту попытку — стать компьютерным художником. Она похудела. Одежда болталась на ней, как на вешалке. Но на это, как и на многое другое, она уже не обращала никакого внимания.
   Пару раз ее захлестывала жгучая волна ненависти. Когда это случилось в первый раз, она рванула в «Ваш шанс», обманула охранника, сказав, что пришла записываться на консультацию, улучила момент, когда секретарша куда-то отошла, ворвалась в кабинет к Лактионову и стала кричать, что он загубил ей жизнь и что она убьет его. Но Надю быстро выпроводили из клиники, опасаясь, что ее вопли могут услышать другие пациенты. Во второй раз ее остановила в приемной секретарша. Она каким-то боевым приемом уложила Надю на пол, а затем вызвала охранника.
   Больше Надя не появлялась в клинике и не делала никаких попыток досадить Лактионову или выплеснуть на него свою обиду. Это было бесполезно. Но обида никуда не ушла, она свернулась клубочком на дне души, притаилась, ожидая своего часа.
   Так прошло несколько недель. Однажды Надя, сидя в своей комнате, услышала сдавленный крик. Она вышла на кухню и увидела там упавшую на пол Анну Семеновну. Она лежала, схватившись за сердце, и хрипела. Одна тапочка свалилась с ноги и валялась около двери. Губы ее были синими, дыхание прерывистым. Надя споткнулась о тапку у двери и остановилась как вкопанная. Только сейчас до нее дошла картина случившегося.
   — Бабушка! — кинулась она к ней — Бабушка! Что с тобой?
   — «Скорую», вызови «Скорую». Сердце…
   Надя кинулась к телефону. «Скорая» приехала через пятнадцать минут.
   Приехавший врач, молодой парень, внимательно осмотрев Анну Семеновну, кратко бросил:
   — В больницу!
   — Как в больницу?
   — Так. Необходима срочная госпитализация. Вы ее родственница?
   — Да.
   — Работаете?
   — Нет.
   Он пристально вгляделся в нее.
   — Вы здоровы?
   Надя вздрогнула, как от удара.
   — Да.
   — Тогда будете приезжать к ней. Навещать.
   — Когда?
   — Когда это будет возможным.
   — Куда вы ее госпитализируете?
   — Звоните по этому телефону. Вам все скажут. — И врач, что-то написав на листке бумаги, протянул его девушке.
   Когда Анну Семеновну увезли, Надя села в кухне на табуретку, растерянная и ошарашенная. Она поправила рукой спутанные волосы и посмотрела в окно. Бабушка в больнице — это событие выходило за рамки ее привычного, устоявшегося за последнее время уклада жизни. Надо было что-то делать: ездить в больницу, готовить еду для передач. Она уже давно не выходила на улицу и ничего не покупала в магазинах. Она просто давала Анне Семеновне деньги, когда они у нее кончались. Этим и ограничивалась ее связь с внешним миром. Теперь ей придется выходить на улицу, с ужасом подумала Надя. Для начала надо бы помыть голову…
   В больнице Анну Семеновну подлечили и выписали домой. Но через две недели у нее случился инсульт. Со смертельным исходом. Нади в это время не было дома. Она ушла в магазин за продуктами.
 
   Надя была не готова к смерти бабушки. Это было так неожиданно… Первое время она все ходила по квартире и искала ее. Чисто машинально. А просыпалась часто оттого, что слышала ее голос. Так явственно, словно наяву. Бабушка звала ее зачем-то. Но вот зачем, Надя не успевала понять: голос исчезал, оставляя Надю в слезах и страшной тоске.
   Она ходила по квартире в одной ночной рубашке и прислушивалась: не раздастся ли бабушкин голос? Это ожидание знакомого голоса было просто невыносимым. Ей казалось, что она медленно сходит с ума. Однажды Надя выглянула в окно и увидела, как две женщины стоят около помойки и копошатся в ней, что-то отыскивая. Одна из них показалась Наде знакомой. Ей вдруг захотелось выйти на улицу и с кем-нибудь поговорить. Она уже давно ни с кем не общалась. Она быстро оделась и вышла на улицу. Женщины никуда не делись. Они все так же методично, неторопливо рылись в помойке. Она подошла к ним. Никто не обратил на нее никакого внимания. Наконец одна из них повернула к ней голову. Нет, она ошиблась, эта женщина была ей незнакома. Высокая, худая, с прилизанными волосами непонятного цвета. Она скользнула по Наде равнодушным взглядом.
   — Ты чего? — спросила она хриплым голосом.
   — Ничего.
   — Тогда вали отсюда. Не мешай!
   — Разве я мешаю? Та сплюнула сквозь зубы.
   — Зинка, слышишь? Пристает чего-то к нам, цепляется! Что с ней делать?
   — Пошли ее, и всех делов! — пробормотала Зинка, маленькая чернявая женщина, одетая в какие-то пестрые лохмотья.
   — Слышала? Иди-ка ты! Но Надя стояла, как в столбняке.
   — Не слышишь, что ли?
   — У меня… бабушка умерла, — выдавила Надя. Ее собеседница уставилась на нее.
   — И чего теперь?
   — Не знаю, — растерянно сказала Надя.
   — Жить все равно надо, — обронила Зинка.
   — Работаешь?
   — Нет.
   — На что живешь?
   — Так. Кое-что осталось.
   — Это быстро кончится, — уверенно сказала чернявая. — Я вот дом продала под Владимиром. За четыре тысячи баксов. Быстро разлетелись. Так что думай, как жить.
   Высокая женщина, которую Надя назвала про себя «Швабра», сказала, не глядя на нее:
   — Можешь с нами ходить.
   — Куда?
   — Куда, куда! Искать, — она ткнула пальцем в контейнер.
   — Что? — тупо спросила Надя. — Что искать? «Швабра» рассмеялась дребезжащим смехом.
   Продукты. Их часто выкидывают. Люди зажрались. Чуть испортилось — вышвыривают на помойку. Если повезет, можно найти приличную еду. Слегка испорченные макароны. Или муку. Только смотри, если много червяков — не бери. Мало — муку можно обжарить.
   Надя сглотнула слюну, ее чуть не стошнило.
   Чернявая подняла голову и посмотрела на Надю.
   — Ходи с нами, правда! Жить-то надо, — повторила она.
   — Хорошо. — У Нади закружилась голова.
   — Только смотри внимательно. Здесь сноровка нужна. А то я вчера чуть пакет с булками не пропустила. Хорошие булки. Только с одного края заплесневелые. Но это ерунда.
   Надя вздохнула.
   — Не вздыхай. Печаль не перекладывай. Она повернулась к ним спиной и побрела домой.
   — Завтра в это время выходи-и-и! — донеслось ей в спину. — Слышишь?
 
   Надя никогда не могла себе даже представить, что у нее когда-то наступит такая жизнь: рыться в помойках. А ее закадычными подружками станут Швабра и Хвостик (так она окрестила вторую, чернявую, бомжиху). Они встречались каждый день в четыре часа дня у помойки во дворе. Копались в ней. А потом шли по дворам. Между ними как бы существовало негласное соревнование: кто больше найдет полезных вещей и продуктов. Однажды Наде «повезло», и она нашла пакет с остатками роскошной еды: салатом оливье, пиццей и жареной картошкой. Наверное, молодежная компания праздновала день рождения или другое событие. А потом выкинула недоеденное в помойку, подумала Надя. Надя стояла с этим пакетом в руках, пока Хвостик не подошла к ней и, раскрыв пакет, не выдохнула с одобрительным присвистом:
   — Ухты! Здорово! Поделись!
   — Бери!
   Подошла Швабра и тоже заглянула в пакет.
   — Смотри, там на дне шмотка какая-то.
   Она сунула руку в пакет и достала оттуда нежно-бирюзовую кофточку.
   — Класс! Повезло! Красота! — Она с завистью посмотрела на Надю. — Вот, будешь ходить как королева!
   Надя хотела сказать, что у нее есть красивая одежда. И эта кофта ей совсем не нужна. Но каким-то чутьем она поняла, что говорить этого не следует. Ее не поймут. Оттолкнут. Она перестанет быть своей. И Надя промолчала. Взяла эту кофту и положила обратно в пакет. Продукты они разделили на троих. Кофту она забрала себе.
   Придя домой, Надя прошла в кухню, опустилась на табурет и, вынув из пакета кофту, уставилась на нее невидящим взглядом, пока не поняла, что ей плохо. Плохо до желудочных колик. Ее жизнь несется куда-то под откос, а у нее нет сил сопротивляться этому… «Я — конченый человек, — подумала Надя. — Я не умерла, но и жизнью назвать мое существование трудно. Разве я живу? А ведь когда-то мечтала поступить в финансовый институт. Закончить его…» Она провела рукой по лицу, как бы отгоняя от себя призраки прошлого, и тут зазвонил телефон. Надя вздрогнула. Ей давно никто не звонил. Она уже забыла о том, что в доме есть телефон. Надя раздумывала: подходить к нему или нет… И тут телефон умолк. А через минуту снова взорвался трелью. Она сняла трубку.

Глава 10

   — Алло! Надя, — раздался женский голос, — добрый вечер! Я так хотела с тобой поговорить!
   — Кто это? — удивленно спросила Надя. Голос был ей незнаком.
   Какая разница! Твоя доброжелательница. — Голос доносился словно издалека, и невозможно было сказать, сколько лет его обладательнице. — Я хочу тебе помочь.
   — Как?
   — Об этом потом. Сначала расскажи, как ты живешь, чем занимаешься?
   — Я… я… ничем не занимаюсь.
   — Работаешь?
   — Нет.
   — Конечно, какая у тебя может быть работа. Ты ведь боишься лишний раз выйти на улицу, правда?
   — Да. — Надя вцепилась рукой в трубку. — Правда.
   Голос незнакомки был мягким, спокойным. Он убаюкивал. Расслаблял.
   — И что же ты делаешь целыми днями, Наденька?
   — Ничего.
   — Совсем ничего?
   — Да. Смотрю телевизор.
   — Телевизор? Ты смотришь картинки красивой жизни, которую у тебя украли?
   При этих словах у Нади закружилась голова, она пошатнулась. Чтобы не упасть, она схватилась рукой за тумбочку и задела любимую фарфоровую безделушку Анны Семеновны: котика с голубым бантиком на шее. Игрушка упала и разбилась вдребезги.
   — Ты что-то уронила? — поинтересовались на том конце провода.
   — Это я так… нечаянно.
   — Ну ладно, отдыхай. Я тебе позвоню еще. Спокойной ночи!
   Надя слушала частые гудки и не понимала: это был сон или явь? Такой мягкий, чарующий голос… С ней давно так никто не говорил. С тех пор как умерла бабушка, никто не называл ее Наденькой, и она уже отвыкла от этого. А тут… «Наденька». Она стояла, прижав трубку к груди, и повторяла тихим шепотом: «Наденька, Наденька»… Эти слова были для нее, как волшебная музыка.
   Эта женщина обещала позвонить еще. Но когда?
   Она не сказала этого. Почему? Вдруг она позвонит только через неделю? Это невыносимо долго! Надя собрала осколки разбившейся фарфоровой игрушки и выкинула их в ведро.
   На другой день Надя осталась дома. Она не пошла на рандеву со Шваброй и Хвостиком, потому что боялась пропустить звонок. Но ждала она напрасно. Незнакомка не позвонила. Надя легла спать со странным чувством опустошености: как будто бы у нее отняли нечто дорогое, принадлежащее только ей.
   Следующие два дня тоже были проведены в бесплодном ожидании. На третий день Надя вышла во двор. Швабра и Хвостик встретили ее обиженными восклицаниями. Они не знали, что и подумать об ее отсутствии.
   — Мы уже хотели к тебе домой зайти, но подумали, что ты уехала. Сегодня бы точно приперлись, правда? — обратилась Швабра к Хвостику.
   — Ага, — подтвердила та, отщипывая маленькие кусочки от слегка заплесневевшего хлеба, найденного в мусорном контейнере.
   — Ты чего, заболела? — спросила Швабра.
   — Заболела, — соврала Надя. — Плохо себя чувствовала.
   — Ясненько, — пропела Хвостик, поворачиваясь к ней спиной и роясь в мусорном баке. Через минуту Надя присоединилась к ней.
   Вернувшись вечером домой, Надя, как всегда, сняла одежду в коридоре и, облачившись в халат, прошла на кухню. Ту одежду, в которой она выходила на «охоту», она складывала в коридоре в углу. Прямо на пол. Этим она как бы проводила незримую черту между своей уличной и домашней жизнью. Ей почему-то казалось, что если она смешает одно с другим, то уже никогда не станет прежней Надей. У нее исчезнет имя, и она станет такой же, как Швабра и Хвостик. Только звать ее будут Кикимора или Девушка-без-лица. Или как-то еще в этом роде. Она сидела в кухне и ужинала: пила молоко с белым хлебом, как вдруг раздался телефонный звонок. С минуту-другую она сидела в столбняке, думая, что это — слуховая галлюцинация, а потом рванула в коридор.
   — Алло!
   — Ты узнала меня?
   — Да.
   — Ты думала, что я уже не позвоню? — Голос был тихи вкрадчив.
   — Да… то есть нет.
   В трубке раздался легкий смех.
   — Не лги. Это бесполезно. Ты испугалась, что уже никогда не услышишь мой голос, так ведь?
   — Так, — сказала Надя, и ей стало легче.
   — Но разве я могу оставить тебя, моя маленькая бедная девочка? Ты столько страдала, бедняжка!
   Надя ничего не могла сказать: в горле встал комок.
   — Разве ты должна так мучиться по вине одного-единственного человека? Ты не забыла того врача, который сделал тебе неудачную операцию? Ты не считаешь, что он должен поплатиться за это? Ты не хочешь ему отомстить? Ну скажи, не бойся… Я тебя понимаю…
   — Я… не знаю.
   — Не знаешь? — Наде показалось, что в голове незнакомки прозвучало разочарование. — Почему? Ты готова смириться со своей жизнью и поставить на ней крест? Ты не хочешь сбросить с души это бремя? Подумай над этим!
   — Что… что вы хотите?
   — Я уже говорила: помочь тебе.
   — Помочь? Зачем?
   В трубке воцарилось молчание.
   — Мне жалко тебя. Так жалко! — медленно сказала незнакомка.
   Я… — Надя не могла говорить. Ее душили слезы. — Я… — Трубка выскользнула у нее из рук, и телефонный аппарат упал на пол. Раздались частые гудки. Надя поставила телефон на место и села на пол, закрыв лицо руками. Ее сотрясали рыдания. Она уже со всем смирилась. И махнула рукой на свою жизнь: пусть все идет так, как идет. И вдруг… Звонит эта незнакомка и будит в ней неведомые ранее чувства и мысли. Говорит о том, что ей нужно сбросить бремя со своей души и отомстить. И это правильно! Разве Лактионов не исковеркал ей жизнь? Она доверила ему самое дорогое, что у нее было, — лицо. А он? Он уничтожил его и тем самым вверг ее жизнь в пучину хаоса и отчаяния. Она докатилась до того, что побирается по помойкам! Настолько ей уже на все наплевать. Ее подруги — Швабра и Хвостик. Это единственные люди, с кем она может переброситься парой слов. Если бы не они, она давно бы разучилась говорить и превратилась бы в настоящую дикарку. И кто виноват во всем этом? Он. Доктор. Лактионов. Почему она должна влачить жалкое существование, которое и жизнью-то назвать трудно, а он тем временем процветает и принимает новых пациентов! Почему? Разве это справедливо? Нет, та женщина права. Он должен поплатиться за это!
   Поплатиться, поплатиться… Эти слова стучали в ее голове тяжелым молотом. Поплатиться, поплатиться… мысли реяли, как зловещие черные вороны…
   Нет, зло не должно остаться безнаказанным. Надя поднялась с пола. Пошла в ванную и умылась холодной водой. Она вдруг ощутила в себе смелость и решительность. Готовность на поступок.
 
   Незнакомка позвонила через два дня.
   — Привет! — веселым тоном сказала она.
   — Привет! — откликнулась Надя.
   — Как ты себя чувствуешь?
   — Нормально.
   — Ты подумала над моими словами?
   — Да.
   — И что ты скажешь? — В трубке наступила пауза.
   — Я… хочу, чтобы Лактионов поплатился за мои страдания.
   — Умница! — раздалось в трубке. — Ты просто прелесть, Наденька. — Слова капали медом и молоком. — Повтори это еще раз! — попросила женщина.
   — Я хочу, чтобы Лактионов поплатился за мои страдания.
   — Прелесть! Умница! Ты хорошенько запомнила эти слова?
   — Да. Но…
   — Ни о чем не надо беспокоиться. Я все тебе скажу. Но в другой раз. А сейчас отдыхай. Спокойной ночи, Наденька!
   — Спокойной ночи, — прошептала она.
   Надя почувствовала в себе пружинистую легкость. Жизнь обретала давно утраченный смысл. Она отомстит Лактионову. И у нее все пойдет по-другому. Как — она еще не знала. Это откроется ей потом. Сначала надо сбросить с души этот камень. Она не должна страдать в одиночку. Это несправедливо. А после… все разрешится само собой. Она не будет пока ломать над этим голову. Это делать совершенно незачем. Та женщина все скажет. Она желает Наде только добра. Она называет ее Наденькой. Жалеет ее. Понимает.
   Следующий звонок раздался ровно через неделю. В голосе незнакомки больше не было чарующих нот. Напротив, в нем звенели стальные нотки. Она говорила четко, без пауз. Надя слушала ее, затаив дыхание. Она боялась что-нибудь упустить, не понять, перепутать.
   — Завтра ты доедешь до Савеловского вокзала. Спустишься в камеру хранения. Найдешь ячейку номер пятнадцать. Наберешь код. Запиши его…
   Надя схватила записную книжку, лежавшую рядом, и огрызок карандаша.
   — Записываешь? — осведомилась незнакомка.
   — Да.
   Женщина продиктовала код.
   — Будь внимательна, ничего не перепутай. Записала?
   — Да.
   — Хорошо. Откроешь ячейку. Там в маленькой сумочке будет лежать пистолет. Возьмешь его. И поедешь в клинику. К восьми. Поняла?
   — Да.
   — Он будет там один. Ты наберешь код домофона и войдешь внутрь. Запиши его. Записала? Хорошо. Потом откроешь вторую дверь ключами. Они тоже будут лежать в сумочке. Будь осторожна. Он сидит в своем кабинете. Это вторая дверь по коридору налево. Запомнила? Не слышу!
   — Да.
   — Ну, тогда действуй. Стреляй с близкого расстояния. Тогда не промахнешься. Для начала подойди поближе. Скажи, что приехала поговорить. Главное — подойти к нему. Так, чтобы он не поднял панику раньше времени. А когда подойдешь, то стреляй. Все поняла?
   — Да.
   — Наденька… — ласково сказала женщина. — Ты не думай, что я тебя оставлю. Тебе нужно будет найти хорошего хирурга, чтобы он переделал твое лицо. Я помогу тебе. Ведь для этого нужны деньги, большие деньги. Так вот… в камере хранения, в сумочке, кроме пистолета, будут лежать пять тысяч долларов. В конверте. Когда все кончится, в ячейку я положу еще пять тысяч. Тебе хватит на новую операцию. Еще и останется. Ты сможешь куда-нибудь поехать отдохнуть. Ты ведь этого хочешь, да?
   — Да, — прошептала Надя. — Да. — Когда-то она мечтала поехать в Испанию. И попробовать там настоящую паэлью. Правда, это было очень давно. В другой жизни. Но ничто не помешает ей осуществить свою мечту в ближайшем будущем. Ничто и никто. Она заслужила это. Как и многое другое. Заслужила!
   — Ну хорошо, моя девочка. Тогда договорились. Ты не забыла то, что я тебе сказала?
   — Нет.
   — Ты сделаешь все, о чем мы только что говорили?
   — Да.
   — Не испугаешься?
   — Не испугаюсь.
   — Ну вот и умница! Какая ты смелая и храбрая девочка! Ты отомстишь подонку. И тебе станет намного-намного легче. У тебя наступит новая жизнь. И в ней ты будешь счастлива. Обязательно.
   — Обязательно, — прошептала Надя одними губами. — Обязательно.
   — Ничего не бойся. Все будет хорошо, все будет хорошо… все будет хорошо… — Голос постепенно отдалялся, словно человек отходил от телефона и посылал свои слова в пустое пространство. — Хорошо… хорошо… — Раздался щелчок. Трубку повесили.
   Надя отошла от телефона, слыша, как громко бьется ее сердце. Она вдруг подумала, что та новая жизнь, о которой она столько мечтала, совсем рядом. Осталось только протянуть руку. Она убьет своего обидчика, сделает операцию и поедет в Испанию. Да, все будет именно в такой последовательности: смерть, операция, Испания. В последнее время она скатилась на самое дно жизни, не понимая, что выход — есть. Она не знала этого. Для нее жизнь была кончена. Но вот появилась незнакомая женщина и сказала ей, что надо делать. И как.
   И еще она подумала, что, по странной иронии судьбы, эта женщина предлагает ей десять тысяч долларов. Ровно столько, сколько она накопила на операцию! Надя увидела в этом тайный знак судьбы. Она должна сделать намеченное. Непременно.
   Надя легла спать, заведя будильник на восемь утра. Завтра у нее очень ответственный и трудный день. Ей надо хорошенько выспаться и быть в форме. Бодрой, отдохнувшей. Со свежей головой. Иначе тщательно продуманный план может сорваться и все пойдет наперекосяк. А этого допустить ни в коем случае нельзя.
 
   На следующий день раздался странный звонок. От Дины Александровны.
   — Приезжайте, пожалуйста, немедленно, — голос Дины Александровны дрожал. То ли от слез, то ли от испуга.
   — Хорошо. Выезжаю. — И Губарев повесил трубку. — Что-то случилось, — пояснил он Витьке, — и Лактионова просит меня приехать к ней.
   На этот раз Дина Александровна не сидела на диване, а ходила по комнате взад-вперед, обхватив себя руками. Серая шаль лежала на стуле.
   — Вчера, когда я выходила из клиники, на меня напали!
   — Напали?
   — Да.
   — Когда это было?
   — Поздно вечером. Примерно в начале одиннадцатого.
   — Зачем вы приезжали туда?
   — Разобраться с делами. Мне надо решить, что делать с клиникой. Продавать или оставлять. Дело в том, что я ни черта не понимаю в медицине, эстетической хирургии и так далее. — Она замолчала.
   Странное дело! В устах Дины Александровны даже ругательства звучали изящно и красиво! Удивительная, непостижимая женщина.
   — Вы приехали… — вернулся к случившемуся Губарев.
   — Да. Я приехала…
   — Во сколько?
   Дина Александровна метнула на него сердитый взгляд. Майор подумал, что она сейчас скажет, чтобы он ее не перебивал, но — нет. Он ошибся.
   — Во сколько? Кажется, в семь.
   — В клинике никого не было?
   — Были… Была бухгалтер.
   — Терентьева?
   — Да. И охранник. Я приехала, — Дина Александровна села на диван, скрестив ноги, — два часа провела с Людмилой Александровной. Разбиралась в отчетах, бумагах. Там все так сложно! Потом я ее отпустила. Решила остаться одна. Просмотреть еще раз все бумаги.
   — Вы могли забрать документы с собой и просмотреть их дома.
   Дина Александровна слегка забарабанила пальцами по подлокотнику дивана.
   — Такая мысль приходила мне в голову. Но мне нужно было проверить все по горячим следам. Пока я не забыла объяснения Людмилы Александровны. А потом… мне захотелось побыть в Колином кабинете. Посидеть, представить, что… Впрочем, это неважно, — оборвала она себя. — Я осталась одна. Охранника я тоже отпустила.
   — Зачем?
   — Я же вам говорю — захотелось побыть одной.
   — А уборщицы не было?
   — Сегодня у нее выходной. Я перешла в кабинет Николая Дмитриевича, захватив папку с бумагами.
   — До этого вы сидели в кабинете бухгалтера? Дина Александровна кивнула головой.
   — В Колином кабинете меня охватило странное чувство. Мне показалось, что сейчас откроется дверь — и войдет Коля. Я ощущала его присутствие. Он был где-то рядом, за дверью. Я сидела за Колиным столом и смотрела в стену. — Она повела плечами. — Да, я вспомнила одну вещь, — сказала Дина Александровна громким шепотом. — Когда я подошла к окну, мне показалось, что чья-то тень метнулась в сторону. Но я тогда не придала этому значения. Подумала, что это ветер качнул ветки деревьев. Получается, что меня выслеживали?
   Губарев неопределенно пожал плечами. Возникла пауза.
   — Что было дальше? — спросил майор.
   Примерно в десять часов я решила ехать домой. Вышла из кабинета, закрыла его. Потом закрыла входную дверь. Вышла на крыльцо. И здесь боковым зрением я увидела человека с поднятой рукой. Я быстро пригнулась. Удар пришелся по плечу. Я упала на колени и закричала. Нападавший убежал…
   — Вы разглядели того человека, кто напал на вас?
   — Нет. Все произошло очень быстро. К тому же было темно.
   — Это был мужчина или женщина?
   — По-моему, женщина. Но это мог быть и мужчина.
   — Какого роста примерно был нападавший? Лактионова задумалась.
   — Кажется, среднего.
   — В чем одет?
   — Что-то темное.
   — Пальто, плащ?
   — Пальто… Вроде бы пальто.
   — Кто это мог быть, по-вашему?
   — Понятия не имею. Возникло молчание.
   — Я так нервничаю, — пожаловалась Дина Александровна голосом обиженной девочки. Майору захотелось погладить ее по руке.
   Дина Александровна смотрела на Губарева, словно решала про себя какую-то задачу. Наконец она решительно тряхнула головой, и тяжелые серебряные серьги-колечки звякнули в ушах.
   — Я нашла фотографию Колиной любовницы.
   — Что?! — воскликнул Губарев.
   — Я нашла фотографию Колиной любовницы, — повторила Дина Александровна.
   — Почему вы уверены, что это фотография его любовницы?
   — Она была вложена в книгу, которая стояла в книжном шкафу. Я случайно взяла ее и нашла там фотографию. Зачем Коле прятать там фотографию чужой женщины?
   — Когда это было?
   — Несколько дней назад.
   — Почему вы сразу не перезвонили мне? Дина Александровна пожала плечами.