— Я думаю, вы не откажетесь от печенья с шоколадом. Настоящее английское качество.
   Печенье таяло во рту. Чай тоже был восхитителен.
   — Позвольте узнать, что все-таки произошло? — поинтересовалась Амалия Федоровна.
   — Я не могу пока сказать вам этого. Попозже.
   — Понимаю.
   — Лида сейчас дома?
   — Не знаю. Можно позвонить?
   — Позвоните, пожалуйста. Телефон стоял на изящной тумбочке в углу. Амалия Федоровна позвонила.
   — Никто не отвечает. Наверное, Лида на занятиях.
   — Когда она обычно приходит после них?
   — Где-то в два-три. Иногда раньше.
   — Тетя часто навещает ее?
   — Нет. Редко.
   Амалия Федоровна оказалась гостеприимной хозяйкой. Она рассказывала о своей жизни и подливала им чай.
   Через полчаса Губарев выразительно посмотрел на Витьку и незаметно кивнул головой: мол, пора уходить. Но тот сделал вид, что не замечает эти знаки. Кроме печенья с шоколадом, Амалия Федоровна поставила на стол еще апельсиновый джем, вишневый рулет. Так что оторваться от всех этих вкусностей было практически невозможно. Губарев его хорошо понимал. Он и сам пил уже третью чашку чая.
   — Нет. Все. Огромное спасибо, но уже больше никак. Вы нас просто перекормили, — сказал наконец майор.
   — На здоровье. Губарев встал.
   — Мы уходим. — Он дернул Витьку за рукав.
   — Сейчас, — откликнулся он с набитым ртом. Поэтому получилось «фесяс». Витька энергично задвигал челюстями. Потом встал и сделал последние глотательные движения. — Все. Спасибо! Все было очень вкусно.
   — Пожалуйста.
   В коридоре Губарев предупредил Амалию Федоровну:
   — Не говорите, пожалуйста, Лиде о нашем разговоре.
   — Хорошо.
   На улице Витька недовольно проворчал:
   — Какая вас муха укусила? Могли бы еще посидеть немного.
   — Нет.
   — Почему?
   — Потому. Теперь мы должны дождаться Исакову и поговорить с ней.
   — Сидели бы спокойно у Амалии Федоровны и ждали бы ее.
   — Нет. Так не годится. Мы должны застать ее врасплох. Она может прийти домой и запереться. Никому не открывать.
   — И где мы будем ждать ее?
   Губарев окинул взглядом двор. Между двух машин сиротливо белела скамейка. Это был удобный наблюдательный пункт.
   — Вот там, — показал он рукой.
   — Какой холод! Б-рр.
   — Уже согрелись. Теперь пора и поработать. Витька недовольно передернул плечами.
   — Знал бы — оделся потеплее. Они зашли за скамейку и принялись ждать.
   — Я был прав. Лазарева сделала племяннице пластическую операцию. А потом между девушкой и Лактионовым закрутился роман. Судя по всему, Лазарева сознательно готовила племянницу к этому. Уроки манер, танцы, — сказал майор.
   — Для чего?
   — Для того, чтобы Лактионов попал в ее сети.
   — А ей-то, по большому счету, какой в этом смысл? Это же племянница стала его любовницей. Не она.
   — Хотела прибрать Лактионова к рукам посредством своей Лиды. Для чего? Я еще в этом до конца не разобрался. Но обязательно разберусь, — пообещал Губарев. — Какая тут Лазаревой выгода… Сейчас у нас задача номер один — дождаться племянницы и переговорить с ней. Потом обратимся к Лазаревой.
   — А если Исакова не придет?
   — Куда же она денется?
   — Задержится с подругами. Пойдет в кафе. В кино. По магазинам.
   — Ты же слышал: живет она замкнуто.
   — Просто к ней сюда никто не ходит. А на стороне Исакова, может, отрывается на полную катушку.
   Губарев покачал головой:
   — Не думаю. Она находилась под сильным влиянием тетки. И задачей племянницы было — заполучить Лактионова.
   — Вы полагаете, Лазаревой хотелось, чтобы он женился на ней?
   — Еще бы! Современные девушки зря времени не теряют. Тратят его только на объекты, достойные их внимания. Ты же сам слышал: ей хотелось красивой жизни. Квартира, загородный особняк, машина. Я думаю, что она видела Лактионова в качестве своего мужа. Не меньше.
   Я считаю… — О чем он считает, Витька сказать не успел. Губарев схватил его за руку: — Вот она! Смотри!
   Маленькая решительная фигурка в ярко-розовом пальто. В белых сапогах и белом берете. На боку — розовая сумочка. Длинные светлые волосы, отливающие золотистым блеском. Карамельная девочка. Куколка. Барби.
   — Пошли.
   Она шла быстрыми шагами, и они с трудом догнали ее у самого подъезда.
   — Извините, вы Исакова Лидия Валентиновна?
   Она подняла на них глаза, обрамленные длиннющими накрашенными ресницами, и в них майор увидел страх. Ошибиться здесь он не мог. В ее глазах плескались десятибалльные волны страха.
   — Да. — Голос и вправду был тонким и высоким. Неестественным.
   — Мы из милиции. И хотели бы побеседовать с вами.
   Она вцепилась в ручку входной двери и стояла так, смотря на них большими испуганными глазами, словно ожидая поддержки.
   — Может, это удобнее сделать у вас дома?
   Она по-прежнему стояла, не двигаясь с места, как будто бы не понимала, о чем они говорят. Майор взял ее за руку и спросил:
   — Какой у вас код?
   — Код? — Похоже, она понемногу приходила в себя. — Сорок. Ноль-ноль. Пятьдесят два.
   — Нажимать одновременно?
   — Да.
   Майор набрал код и распахнул перед ней дверь. Она пошла вперед, все время оборачиваясь на них.
   — Какой у вас этаж? — Губарев не мог обнаружить перед племянницей Лазаревой тот факт, что они уже побывали на этаже, где располагалась ее квартира.
   — Третий, — неуверенно сказала она.
   Они поднялись по лестнице и остановились перед ее квартирой.
   Она замерла как вкопанная.
   — Открывайте, — сказал Губарев.
   Она достала из сумки ключи и вставила их в замок, повернула, потом нажала на дверь. Та распахнулась. Спотыкающимися шагами Исакова вошла в переднюю. Нащупала выключатель. Зажегся свет. Как сомнамбула, девушка вошла в комнату и, не снимая пальто, села на краешек ярко-оранжевого дивана. Губарев огляделся. Если в одежде Исаковой преобладал розовый цвет, то в комнате доминировали оранжевый и терракотовый. Терракотовые стены, палас на полу. Шторы. Шкаф-купе. Оранжевая люстра, диван, кресла. Чистый детский сад, подумал Губарев. Яркие и броские цвета обычно любят дети.
   Стульев в комнате не было. Не садиться же им с Витькой на диван!
   — Посмотри на кухне табуретки, — тихо сказал ему майор. Через минуту Витька вырос в дверях с двумя табуретками.
   Исакова смотрела прямо перед собой невидящим взглядом.
   — Вы хорошо себя чувствуете? — спросил ее Губарев.
   Она очнулась и посмотрела на него. Но ничего не сказала.
   — Вы догадываетесь, в связи с чем мы пришли к вам?
   Она молча кивнула головой.
   — Ваш любовник Николай Дмитриевич Лактионов убит. Мы ведем расследование. Что вы можете сказать по этому поводу?
   Она по-прежнему молчала.
   — Вы поняли вопрос?
   — Да.
   — Что вы можете сказать по этому поводу? — повторил свой вопрос Губарев.
   И тут она заплакала. По-детски, неумело. Всхлипывая и вытирая слезы тыльной стороной ладони.
   — Я… я… ничего не знаю. Это случилось так… неожиданно.
   — Кто вам сказал о смерти Лактионова?
   — Ирина Владимировна. Моя тетя.
   — Она была в курсе вашего романа?
   — Да.
   — Когда вы видели Лактионова в последний раз? — Губарев сыпал один вопрос за другим, не давая ей времени одуматься и прийти в себя.
   Исакова сделала глубокий вздох.
   — За неделю до убийства, — прошептала она.
   — Где?
   — У него на работе.
   — Вы встречались там?
   — Да.
   — Как часто?
   — По-разному. Иногда — раз в неделю. Иногда — реже.
   — Сколько времени длиться ваш роман?
   — Около двух лет.
   — Вы все время встречались у него на работе?
   — Нет. — Исакова запнулась. — Вначале он снимал квартиру. А потом отказался от этого.
   — Почему?
   — Николаю Дмитриевичу так было удобнее. Экономить время. Он был слишком занят на работе.
   — Вы заговаривали с ним о женитьбе?
   — Он сам хотел этого.
   «Врет или нет?» — гадал майор.
   — Он собирался уйти от жены? — спросил Губарев.
   — Да. — Девушка отвечала на вопросы, не поднимая глаз. Светлые волосы свешивались прядями на ее руки. Но она не откидывала их назад.
   — Почему?
   Тут она вскинула на майора глаза. Ярко-голубые.
   — Он говорил, что больше не любит ее.
   — Вы думаете, он говорил это искренне? Не морочил вам голову?
   — Николай Дмитриевич не морочил мне голову. — У нее был взгляд обиженной девочки. Ребенка, у которого внезапно отняли любимую игрушку. — Мы собирались пожениться. Если бы… если бы не эта… смерть.
   Конечно, такой удар по планам. Без пяти минут — жена номер четыре. И вдруг…
   — Он так и говорил вам, что хочет жениться на вас?
   — Да. Он все время говорил мне: потерпи, малыш. Еще немного, и мы будем вместе. Это все она! — Исакова почти выкрикнула эти слова. — Она!
   — Кто — «она»?
   — Его жена! Она и убила его. Как только узнала, что он собирается уйти от нее. И жениться на мне.
   — Каким образом она узнала это?
   — Я сказала ей. И Коля говорил все время. А она — ни в какую. Не хотела его отпускать, и все.
   — Вы? — Дело принимало совсем неожиданный оборот.
   — Да.
   — Как? Когда?
   — Я позвонила ей по телефону и сказала, что Николай Дмитриевич больше не любит ее и хочет уйти ко мне. Просто он не знает, как сказать ей об этом.
   — Когда был этот звонок?
   — Три месяца назад.
   — И как Дина Александровна отреагировала на ваши слова?
   — Сказала, что не хочет со мной разговаривать. И повесила трубку.
   — И все?
   — Все! И после этого она убила его. Как же — лишиться таких денег! Что она умеет в жизни делать, кроме как рисовать картины!
   — Это вам Лактионов сказал, что его жена — художница?
   — Да.
   — А ваша тетя как относилась ко всему этому?
   На секунду в глазах Исаковой мелькнуло замешательство.
   — Она говорила: поступай, как знаешь. Это — твоя жизнь.
   — Ирина Владимировна и подтолкнула вас к Лактионову?
   — Нет. Я… как увидела его, так и влюбилась.
   — Где вы познакомились с Лактионовым?
   — Он… делал мне пластическую операцию.
   — Когда?
   — Два года назад.
   — И вскоре после этого между вами возникли любовные отношения?
   — Да. Он влюбился в меня. Опекал. Заботился. Как о дочери. Дарил подарки.
   — Сколько тогда вам было лет?
   — Восемнадцать.
   …Какой банальный и тривиальный сюжет. Врач влюбился в собственную пациентку. Прямо анекдот какой-то!
   — Где вы были третьего ноября примерно с семи до десяти вечера?
   Зрачки Исаковой расширились.
   — Вы… подозреваете меня! Но это же смешно! Я… — Она приложила руку к горлу. — Извините. Я… любила его! Мы собирались пожениться!
   — Вы не ответили на мой вопрос!
   — Где я была? — Она задумалась. — Покупала продукты в магазине.
   Складывалось впечатление, что все женщины, которые могли быть причастны к этому убийству, как сговорившись, отоваривались в магазинах. Дина Александровна, Кузьмина, Ванда Юрьевна, теперь Исакова…
   — Лактионов содержал вас?
   — Как вы могли подумать! — Она чуть не задохнулась от возмущения.
   — Лидия Валентиновна, вы знали девушку по имени Арсеньева Надежда Алексеевна?
   В ее глазах отразилось удивление:
   — Кто это?
   — Пациентка Лактионова. Как и вы. Но, в отличие от вас, ей сделали крайне неудачную операцию.
   — Не знаю. А что?
   — Неизвестная женщина позвонила Арсеньевой и предложила убить Лактионова за десять тысяч долларов. При этом половину аванса она дала ей сразу. Положила в ячейку в камеру хранения на Савеловском вокзале. Туда же она положила и пистолет, из которого Арсеньева должна была убить Николая Дмитриевича.
   — Это — Лактионова! Она! Зачем ей убивать собственными руками, когда можно нанять? И никто ничего не узнает! Он жаловался на жену. Она была транжирка, тратила деньги. Устраивала какие-то выставки. Бедный Коля! Она пила из него кровь и портила нервы.
   Губарев вспомнил взгляд Дины Александровны, когда она говорила о выставке. Хищный, застывший. Высокомерный. Эта женщина ни за что не упустит своего. И она вполне может пойти на крайние меры, если что-то угрожает ее жизненным интересам.
   Губарев посмотрел на Витьку. А тот — на него.
   — Что ж! Вас вызовут дать показания в письменном виде и возьмут подписку о невыезде. Я вас официально предупреждаю, что вы не имеете права покидать Москву.
   — Хорошо. Я — подозреваемая? — горько усмехнулась она.
   — Да.
   Брови девушки взлетели вверх, но она ничего не сказала.
   Губарев встал. За ним — Витька.
   — И еще… Вы часто общались с Лазаревой?
   — Нет. Не часто.
   Они вышли из квартиры, при этом майор чувствовал на своей спине ее взгляд.
   — Что скажешь? — спросил майор, когда они спустились по лестнице и вышли во двор.
   — Что тут сказать? Девочка в трансе. Все планы полетели к чертям. Планировала красивую жизнь, а получился облом.
   — Ты думаешь, она не врет? Лактионов и вправду собирался уйти от Дины Александровны и зажить с этой девчонкой?
   — А кто теперь правду скажет? — проницательно заметил Витька. — Лактионов — мертв. И подтвердить или опровергнуть его слова некому.
   — Ой, как же ты прав! Мы должны переговорить с Лактионовой. И немедленно. Поехали! Нет, поеду я один. Ситуация здесь щекотливая.
   Дина Александровна была дома. В неизменной серой шали на плечах.
   Губарев сразу ошарашил ее вопросом:
   — Почему вы нам столько времени морочили голову и вводили в заблуждение? Что вы не знали о любовнице вашего мужа?
   — Господи! — Лактионова прикрыла глаза.
   — Вы скрывали от следствия важные улики! Она открыла глаза.
   — Проходите в комнату! Здесь говорить неудобно.
   — Да. Неудобно.
   В комнате Дина Александровна встала и подошла к окну.
   — Вы думаете, мне легко было признаться в этом? В том, что мой муж имел любовницу?
   Губарев понимал ее. Для гордой Дины Александровны это было равносильно пощечине, залепленной публично.
   — Это было внутреннее дело нашей семьи, — сказала она.
   — Нет. Не внутреннее. Возникла пауза.
   — Как давно вы знали об этом? Она молчала.
   — Вы слышите меня?
   — Она повернулась к нему. — Слышу. Прекрасно слышу. — Она поправила рукой сползшую с плеч шаль. — Почти сразу. Как только она появилась в жизни Николая Дмитриевича.
   — Сразу? — все смешалось в голове Губарева. — Как вы узнали об этом? Она позвонила вам?
   — Нет. Я это почувствовала. Каждая женщина, если у нее с мужем доверительные, теплые отношения, обычно сразу чувствует, когда у него появляется любовница.
   — И что? Что вы сделали?
   — Ничего. — Потом, помолчав, добавила: — Сначала я страдала. Когда надоело, завела любовника.
   — Дмитрия Лактионова?
   Дина Александровна кивнула головой.
   — Специально? Из чувства мести? Она вздохнула.
   — Не так все просто. И да. И нет. Не заставляйте меня отвечать на этот вопрос.
   — Ну а… вы смирились с этим? Не пытались вызвать своего мужа на доверительный разговор?
   — Зачем? Какой в этом смысл? Заводить разговор на эту тему — значит, подтолкнуть к действиям. Каким? Меня устраивала моя жизнь с мужем. И я ничего не хотела в ней менять.
   — И поэтому вы делали вид, что ничего не происходит?
   — Именно так. Ничего не происходит, — с расстановкой произнесла она.
   — А как вел себя ваш муж? Тоже как ни в чем не бывало?
   — Да.
   — Скажите, пожалуйста, а Николай Дмитриевич говорил вам, что хочет уйти от вас и создать новую семью?
   — Ни разу.
   — И он не делал никаких попыток как-то объясниться с вами?
   Нет. Поймите, мы — взрослые люди, которые подходили друг к другу. Прожили какое-то количество лет вместе. И рвать брак из-за интрижки на стороне по меньшей мере глупо. Так думала я. И Коля.
   — Но его любовница утверждает обратное: Лактионов хотел уйти из семьи и жениться на ней.
   — Но вы сами прекрасно понимаете все уловки, к которым прибегает мужчина в таких случаях. Конечно, он кормит обещаниями. А как же иначе! Эта тактика стара, как мир. В ней нет ничего нового и оригинального. Так поступал и Николай Дмитриевич. А девочка вообразила себе бог знает что. Приняла его слова всерьез. Смешно!
   — Да, она все восприняла крайне серьезно. И тому доказательство — ее телефонный звонок вам. Он был?
   — Был, — подтвердила Лактионова. — Был. И я была готова к этому. Мне все время казалось, что девочка не выдержит и предпримет какой-нибудь отчаянный шаг. Подкараулит меня около дома или нападет с угрозами. Она позвонила и стала угрожать мне.
   — Угрожать?
   — Да. Она говорила, что Коля спит и видит, как бы соединиться с ней. Единственная помеха их счастью — я. Поэтому я должна все понять и устраниться. Иначе я об этом пожалею. Такие, знаете ли, детские угрозы: будет плохо, пожалеешь!
   — Вы сказали вашему мужу об этом звонке?
   — Нет. Зачем?
   Получалась забавная головоломка! Жена утверждала одно, а любовница — совершенно противоположное. Но той и другой выгодно придерживаться именно своей точки зрения.
   — Н-да… Ему очень хотелось верить Дине Александровне,
   но… что-то мешало этому. Может быть, некая двойственность и загадочность ее натуры. Понимание, что всей правды она никогда не скажет. Это — не в ее стиле и характере. Кто из этих двоих был прав, кто виноват — решить было трудно. Во всяком случае, сейчас. Сию минуту. Над всем увиденным и услышанным надо было подумать, поразмышлять.

Глава 13

   Приехав на работу, Губарев вызвал к себе Витьку.
   — Дело это — как матрешка, — пожаловался он. — Раскрываешь одну загадку, появляется другая. Я думал, что, разыскав Исакову, мы расставим точки над «и». Но она все валит на Лактионову. Алиби, заметь, нет ни у той, ни у другой. Спрашивается, как мне разобраться во всем этом?
   — Сами-то вы что думаете по поводу этого?
   — Пока — ничего. Но Дина Александровна меня очень смущает. У нее мотив убрать мужа более весом. В случае развода она теряла все. А Исаковой какой смысл убивать? Осталась на бобах. Так — был богатый любовник. А теперь что? Никого!
   — Верно!
   — А потом — случай типичный и банальный. Когда муж уходит от жены к молоденькой девушке и начинает жизнь с чистого листа. Лактионов был женат на Дине Александровне уже семь лет. Возраст для брака — по нынешним меркам — солидный. Нашел новую пассию. Свеженькую, молоденькую. Думал, что позабавится, и все. Не получилось. Что-то зацепило, удержало. Понял, что всерьез и надолго. Взвесив все «за» и «против», решил сделать выбор. И сделал. Сказал жене, что уходит. Та прикинула и решила убрать его. Зачем ей становиться нищенкой и идти опять работать в музей?
   — Да. Резона никакого нет. Это точно!
   — Уф! — вздохнул Губарев. — Что делать? Улик-то никаких!
   — Искать!
   — Искать, — повторил Губарев, налегая на стол грудью. — Знаешь, что я подумал: мне нужно еще раз переговорить с сыном Лактионова. Отец мог поделиться с ним насчет любовницы. Парень он уже взрослый. И если Лактионов хотел уйти из семьи, наверняка он поставил парня об этом в известность. Или намекнул.
   — Хорошая мысль!
   — Сколько времени, Вить? Мои часы встали.
   — Семнадцать тридцать.
   — Наташка еще с работы не пришла. А дочь, наверное, дома. Позвоню.
   Но трубку никто не брал.
   — Ходят где-то, шляются, — проворчал майор.
   — А вы хотите, чтобы ваши женщины сидели дома и дожидались вас в любое время суток?
   — Только так. И никак иначе!
   Губарев придвинул к себе телефон и стал набирать номер Ванды Юрьевны. Трубку взял Дима.
   — Добрый вечер! Майор Губарев. Мне нужно переговорить с вами.
   Наступило молчание.
   — Хорошо! Когда?
   — Сегодня. Примерно через часик. Я подъеду к вам. — Издалека был слышен голос Ванды Юрьевны. Она что-то выговаривала.
   — Может, удобнее встретиться вне дома? — спросил Дима.
   — Мне нужно задать несколько вопросов вашей маме. А потом — вам. Мы можем выйти на улицу. Вас это устроит?
   — Да.
   — До свидания.
   Повесив трубку, Губарев сказал Витьке:
   — Веселая семейка! Как Лактионова угораздило жениться на Ванде, ума не приложу.
   — Это она сейчас такая. А в молодости, наверное, была красивая.
   — Теперь об этом судить трудно. Ладно, некогда мне тут с тобой балясы точить. Я поехал. До завтра.
   — Своим перезванивать не будете?
   — Нет. Завтра.
   — Я обратил внимание, вы им реже звонить стали. Поссорились?
   Майор вздрогнул.
   — Да нет. Просто некогда.
   — Понятно. А я решил: с женой поцапались. «Если бы поцапались, было б проще, — подумал про себя майор. — А так не знаешь, как себя вести. Чувствуешь себя дурак дураком».
   — Пока.
   — До свидания, — ответил ему Витька.
   За дверью майор вспомнил, что оставил в столе портмоне с фотографией Исаковой, и вернулся. Подходя к двери, он услышал, как Витька говорил кому-то:
   — Договорились. Через час я туда подъеду. Нет. Обязательно. Жди меня. До встречи. — Судя по тону, он разговаривал с девушкой.
   Ну и ну, подумал Губарев, с кем-то шуры-муры разводит, а от меня скрывает. Вот хитрый парень! Раньше я за ним этого не замечал. Он открыл дверь и сказал:
   — А вот и я!
   — Здра… что-то забыли?
   — Забыл. — Майор достал из ящика стола портмоне. — Ас кем это ты там любезничаешь? Новую кралю подцепил?
   И тут майор увидел, как Витька залился краской. Весь. До кончиков волос.
   — Это не девушка, — пробормотал он.
   — Не девушка? — саркастически спросил Губарев. — А кто? Мальчик? Ты что, ориентацию сменил?
   — Это Юлия Константиновна. Губарев вытаращил на него глаза.
   — Кто?! Когда это ты успел с ней роман закрутить?
   — Не роман. Мы просто вместе ходим заниматься карате.
   — Это так теперь называется?
   — Нет. Правда.
   — Как это вообще случилось?
   — Ну… я… недавно… позвонил ей. — Витька говорил, как под пытками. — И спросил, какой адрес у спортивного клуба, куда она ходит.
   — Тебе непременно был нужен именно этот клуб?
   — Да, — с жаром сказал Витька, — именно этот! Она всегда выбирает самое хорошее. У нее первоклассное чутье. В плохой клуб Юля… Юлия Константиновна ходить не будет. Поэтому я и решил проконсультироваться у нее.
   — А Юлия Константиновна не удивилась, когда ты ей позвонил и спросил адрес клуба?
   — Она умеет сдерживать свои эмоции, — с достоинством ответил Витька.
   — А что потом?
   — Потом… случайно встретились около клуба. Разговорились…
   — Случайно?
   — Случайно!
   — И теперь вы, как два голубка, ходите в одну группу.
   — Нет, пока в разные. Я ведь новичок. Но я стараюсь, и, может, меня скоро переведут в ее группу.
   — Не сомневаюсь!
   — В чем вы не сомневаетесь? — вспыхнул Витька.
   — Что ты стараешься!
   — Вы всегда во всем какую-то пошлость выискиваете!
   — Ничуть! Я рад за тебя! У тебя появилась новая подружка. Умная, симпатичная девушка.
   — Вы так далеко не заглядывайте. У нас с Юлей пока чисто товарищеские отношения. Я, честно говоря, думал, что она уж совсем неприступная. Два дня назад букет ей подарил. Так боялся! Поджилки все тряслись. Думал, она высмеет меня или вернет цветы обратно. Приняла!
   — Ну, ты у нас спец по букетам. Своей гречанке сколько их надарил. Музыкантше из оркестра! — Здесь майор понял, что он сболтнул лишнего. Надо было промолчать. А он ляпнул. К счастью, Витька был в хорошем настроении.
   — Подкалывайте, подкалывайте. Сегодня я вас прощаю, — фыркнул он.
   — Потому что идешь в спортивный клуб?
   — Да. Иду. С Юлей. А потом, может, приглашу ее в кафе.
   — Счастливо, счастливо. Успеха!
   — Вам тоже успеха! С Вандой Юрьевой и ее отпрысками.
   — Вот уж спасибо за такое пожелание. Ты развлекаться идешь. А я…
   — Пардон-с.
   — Ладно. Я пошел.
 
   Ванда Юрьевна сразу распахнула дверь, едва он нажал на кнопку звонка. Наверное, стояла под дверью и ждала его. В длинном алом балахоне, с рыжими всклокоченными волосами и длинной серебряной цепью на груди она напоминала жрицу или ведьму.
   — Здравствуйте! — поздоровался Губарев.
   — Здравствуйте! — Ванда Юрьевна взмахнула рукой и пригласила его в комнату. Они сели за стол, и здесь Ванда Юрьевна выпалила: — Вы представляете, что она придумала?
   Майор догадался, кто это «она».
   — Отняла у меня мужа, а теперь собирается и сына отобрать. Я ей этого не позволю!
   — Мама! — из смежной комнаты вышел Дима. — Перестань, пожалуйста!
   — Не перестану. Ни за что!
   — Зачем ты забрал документы и отдал в архитектурный институт? Теперь она тебя в Испанию посылает!
   — Мама! — но это был глас вопиющего в пустыне. Ванду Юрьевну было не остановить.
   — Какую Испанию? — не понял Губарев.
   Я все слышала! Все, что она говорила по телефону. Она хочет, чтобы ты поехал в Испанию, в какую-то Барселону, и присмотрел там для нее квартирку. Видите ли, она доверяет твоему вкусу. Так как ты хорошо разбираешься в архитектуре и у тебя есть вкус. Вы только подумайте! Мой сын в этих… руках! Да никогда в жизни ты никуда не поедешь. Никогда и никуда!
   Дима стоял красный, взъерошенный. Ему было невыносимо стыдно за мать, которая говорила с таким пафосом, как будто бы играла роль на сцене.