Страница:
Когда они остались наедине, Губарев шепнул дочери:
— Мама не должна знать о нашем разговоре, понятно?
— Хорошо, — также шепотом ответила дочь.
— Ты уже девочка взрослая, самостоятельная. И сама должна разбираться в жизни, что к чему. С кем ты встречаешься и чем занимаешься — это твое дело, только помни, что повзрослеть ты всегда успеешь. Зачем торопить события? Все придет в свое время. И не надо поддаваться стадному инстинкту: быть как все. Часто друзья-приятели и подруги из-за вредности толкают на самые разные поступки. Подначивают. И не надо принимать это за чистую монету. Похитрее будь, сама думай, а не чужой головой. И еще… не бойся потерять парня. Не трясись над ним. А то девчонки часто, лишь бы угодить своему другу, готовы на что угодно. Пойти на любую крайность. На это я уже насмотрелся. Знаешь, как говорили в наше время: «Мальчик — не трамвай, уйдет — не догоняй».
Даша улыбнулась:
— Я знаю эту присказку.
— Он тебе нравится?
— Влад? Ничего. Он мне как друг. Пока. С ним интересно. Но ведь это не влюбленность. Пап, а сколько тебе было лет, когда ты влюбился в первый раз?
Губарев хотел сказать, что первая любовь настигла его, когда он учился во втором классе. Ее звали Нина. И она жила в соседнем доме. Но это вряд ли было бы интересным Дашке.
— В девятом классе.
— И кто она была?
— Тоже девочка из параллельного класса. Она переехала из другого района.
— Как ее звали?
— Таня.
Губарев замолчал. Его обдала волна давно забытого сердечного волнения. Даже сейчас, за давностью лет, воспоминания были как живые. Как он был влюблен! Не спал ночами, караулил под ее окнами. Она снилась ему каждую ночь! Он писал ей какие-то дурацкие записки без подписи. Он хотел и не знал, как к ней подойти и познакомиться. Да и как это можно было сделать, когда при виде Тани у него лицо заливалось краской и подкашивались ноги. Наваждение длилось два года и закончилось вместе с последним звонком. Больше он никогда не видел Таню. Но еще долго вспоминал ее. Лет пять…
— А мама?
Вопрос вырвал его из власти воспоминаний.
— Что — мама?
— Ты сразу в нее влюбился?
— Ну и вопрос! Конечно! — Губарев шутливо нажал на кончик Дашкиного носа. — Поговорили? Теперь давай есть, а то я проголодался.
— Не хочешь рассказывать о своем романе с мамой, — проницательно заметила Дашка.
— Как-нибудь в другой раз.
За столом все сидели притихшие и молчаливые. Дашка крутилась на стуле.
— Звонка ждешь?
— Жду.
Когда они уже пили чай, раздался телефонный звонок.
— Началось! — закатила глаза жена. Дашка схватила радиотрубку.
— Да… ага… отлично… когда… м-мм… м-мм.
— Корова на лугу, — ехидно заметила Наташка. Закончив разговаривать, Дашка повернулась к ним.
— Меня пригласили в «Рио»!
— Я так и знала!
— Что такое «Рио»? — спросил Губарев.
«Рио» — такой продвинутый клуб для любителей музыки. Сегодня там выступает диджей Войс Ми. Влад меня пригласил.
— Иди! — кивнул Губарев.
— Как ты смело дочерью распоряжаешься!
— Мы с ней обо всем побеседовали. И она все поняла.
— Сомневаюсь! — фыркнула жена.
— Даже не сомневайся! — И Губарев незаметно подмигнул Дашке.
Та подмигнула ему в ответ.
Когда Дашка ушла из дома, вернее, вылетела, облачившись в джинсы, малиновую кофточку со спущенным плечом и черную кожаную куртку, Наташка страдальчески сказала:
— Все. Теперь я должна не спать, а ждать ее возвращения. Пропал спокойный вечер.
— Да брось! Не дави на нее. Больше будешь давить — будет хуже.
— Какой ты умный!
— Да, чуть не забыл. Я же купил Дашке ее любимый шоколад с цельным орехом. И забыл отдать.
— Дай мне. Я тоже хочу шоколад.
— Пожалуйста. — Губарев пошел в коридор за шоколадом, а когда пришел в гостиную, то увидел, что Наташка стоит у окна и плачет. — Ты что? — растерялся Губарев.
— Ты не представляешь, как я за нее волнуюсь. Какая сейчас кругом вседозволенность! Одна девчонка из их класса в открытую живет с парнем, приводит его на ночь. Другая сделала уже два аборта. Как уберечь от этого Дашку? Как? — вопрошала она, повернувшись к Губареву. Такое знакомое лицо с тонкими чертами лица. Взгляд обиженного ребенка. Родинка около брови справа. Легкая выщербинка на переднем зубе.
— Никак. Это невозможно, — тихо сказал Губарев. — Для этого надо запереть ее дома или сослать в Сибирь. Но ты и сама понимаешь, что это — абсурд.
Всхлипнув, Наташка прижалась к нему. Движение было чисто инстинктивным. Она словно искала у него зашиты. Он обнял ее за плечи, погладил по волосам. Запах едва уловимых цветочных духов странным образом взволновал его. Он приник губами к ее шее и стал целовать. Она обняла его…
Когда все закончилось и они лежали на диване, прижавшись друг к другу, Наташка сказала чуть виноватым тоном:
— Сейчас мама придет.
— Понял. Надо вставать. — Губарев рывком приподнялся с дивана и стал одеваться, не глядя на жену. Наташка потянулась за голубым халатиком, лежавшим на стуле, он упал на пол. Губарев поднял его и протянул жене: — Я куплю тебе новый.
— Этот не нравится?
— Почему? Но ведь я могу сделать тебе подарок?
— Можешь, можешь, — шутливо сказала жена. Они оба испытывали некоторую неловкость и избегали смотреть в глаза друг другу.
— Чай поставить? — спросила Наташка, подходя к столу.
— Да нет. Не хочу. Я уже пойду. Ему не хотелось встречаться с тещей. О чем-то говорить, спорить, убеждать.
— Как хочешь. В коридоре Наташка поцеловала его в щеку и шепнула, поглаживая воротник кожаной куртки:
— Приходи почаще. Что она собиралась этим сказать — неизвестно.
Может быть, намекала на сегодняшнее. Что она не прочь повторить случившийся эпизод. Но Наташка была человеком сдержанным. Иногда это Губарева раздражало, иногда — притягивало. Но он знал, что свои истинные чувства и мысли жена всегда скрывала. И по ее поведению и внешнему виду трудно было угадать, что она на самом деле чувствует и думает. Да, забавно: спать с собственной женой в качестве любовника. Какие только пируэты порой не выделывает жизнь! Губарев усмехнулся и зашагал к метро.
Отпечатки пальцев на втором портфеле принадлежали Лактионову. Как и на первом. Больше ничьих отпечатков не было. Результаты баллистической экспертизы были следующими: стреляли из пистолета марки «ТТ». С расстояния двух метров.
— Близко, — сказал Губарев.
— Не ожидал нападения?
— Не ожидал, — согласился майор. — Поэтому убийца и подошел так близко.»
— Вывод: это был человек, знакомый ему.
— Верно говоришь! Но «знакомый человек» — понятие многогранное. Это может быть близкий человек, давний коллега, бывший или потенциальный пациент.
— Да… широкий круг подозреваемых, — саркастически откликнулся Витька.
— Теперь ты понял, с чем нам предстоит столкнуться! Да еще непонятно, что было во втором портфеле. Может, там ответы на все вопросы.
— Знаете, как я бы озаглавил это дело? — спросил Витька. И, не дожидаясь ответа, сказал: — «Тайна двух портфелей!» А что? Неплохо?
Губарев оставил без внимания эту реплику.
— Я сейчас побеседую с Кузьминой. Первая жена Лактионова. А ты еще раз внимательно просмотри портфель Лактионова с бумагами. Вдруг я что-то упустил?
— Хорошо. Я буду сама внимательность.
— Надеюсь.
Кузьмина Любовь Андреевна работала хирургом в гинекологической больнице номер пять.
Она согласилась побеседовать с Губаревым, хотя честно предупредила, что вот уже несколько лет не общалась и не виделась со своим бывшим мужем.
Это была высокая, ширококостная женщина с усталыми глазами. Губарев зашел в небольшой кабинет и остановился у дверей.
— Садитесь, — кивнула Любовь Андреевна на стул, придвинутый вплотную к столу. Сама она сидела за столом и что-то писала. — Одну минутку. Сейчас, заполню карту.
— Конечно.
Через пару минут она отложила карту в сторону и посмотрела на Губарева.
— Я слушаю вас.
Голос у Любови Андреевны был хриплым. Типичный голос курильщицы со стажем.
— Вы уже в курсе случившегося?
— Да. Дина мне звонила.
— Вы с ней общаетесь? Любовь Андреевна поморщилась.
— Знаете, я не люблю околичностей. Когда люди говорят одно, а думают другое. Я вам уже говорила, что отношений с бывшим мужем не поддерживала. Тем более с его женой. За последние семь лет, то есть за время его третьего брака, я раза два или три, точно уже и не помню, говорила с Николаем по телефону. И все.
— По какому поводу?
— Ну… один раз я позвонила — поздравить со свадьбой.
— Вы были на ней?
Любовь Андреевна поморщилась вторично.
— Нет. Однажды мне понадобилась биографическая справка. И я хотела уточнить ее у Лактионова. Мы же учились вместе в Первом медицинском. Я позвонила и наткнулась на Дину. Изложила просьбу. Она обещала связаться ним. И действительно, через какое-то время он перезвонил мне. Потом… — Любовь Андреевна запнулась. — Как-то раз я звонила ему на работу, чтобы узнать координаты одного медицинского светилы. Кажется, все. Не многовато ли — три контакта за семь лет? — И она истерично рассмеялась. — Извините, просто я так нервничаю. Как подумаю, что Коли — нет… Я закурю, — и, не дожидаясь согласия Губарева, вытащила из кармана «Яву». Закурила.
Губарев посмотрела на ее пальцы — крупные, с коротко остриженными ногтями.
— Понимаете, — Любовь Андреевна закашлялась. — Мы расстались давным-давно, но все равно относились друг к другу по-дружески.
— Хотя и не контактировали?
— Да. Именно так.
— А почему? Если вы расстались друзьями? Любовь Андреевна пожала плечами:
— Трудно сказать. По большому счету, нам уже не о чем было говорить. Все уже было сказано. Когда-то.
— Вы поженились студентами? Кузьмина кратко кивнула головой.
— После первого курса. Все было так скоропалительно. И немножко смешно. Свадьба в общежитии. На скорую руку. У меня даже платья не было. Взяла у подружки. Одолжила. Мне все говорили: плохая примета. А я… что делать, у нас не было денег. Коля тоже взял костюм у приятеля. Господи, какими мы были глупыми и наивными! — Она замолчала.
Губарев тоже не знал, что ответить. Он знал, что, когда человек пускается в воспоминания, его лучше не обрывать. Пусть говорит и говорит… Воспоминания — такая хрупкая вещь!
Но Кузьмина молчала. И тогда Губарев решил задать вопрос:
— Сколько времени вы были женаты?
— Сколько? Четыре года!
— Почему вы расстались?
Почему? — Губарев обратил внимание, что она повторяет его вопросы. — Я могу, конечно, сказать, что не сошлись характерами. Поняли, что мы — разные люди. Но все это чушь! Коля был в то время порядочным бабником. Нет, он стал им не сразу. Со временем. Когда обрел столичный лоск. Что он видел до этого? Жил в деревне. Потом — два года в армии. Поступил в институт. Был тогда дуб дубом. Толком ни говорить, ни одеваться не умел. Но потом пообтесался. Он хотел выбиться в люди. Головка у него всегда была светлой, разумной. Он блестяще учился. Его называли «надеждой курса». Преподаватели его очень хвалили, прочили большое будущее. Это окрыляет, кружит голову… — Любовь Андреевна мотнула головой. — Да… лирика! Возвращаясь к вашему вопросу… Коля начал увлекаться женщинами. Дальше — больше. Я смотрела на все сквозь пальцы.
— Почему?
— Почему? Мне нравилось с ним общаться, говорить. Он был интересен мне как человек. Не только как мужчина. А как талантливый медик! Жаль, что у нас не было детей… Да! Так вот, если говорить кратко — его увела Ванда! Стерва жуткая. Она всегда была такой! А в молодые годы особенно! Я, впрочем, особенно не сопротивлялась. Как-то было неприятно пускаться в бабские штучки… Ванда, как познакомилась с ним, сразу забеременела. Коля какое-то время метался между нами. А потом ушел к ней. Вот и вся история… нашей семейной жизни!
— Ванда Юрьевна говорит, что она способствовала карьере Лактионова.
— Чушь собачья. Извините! Коля всего добился сам. Ванда тут ни при чем! Она же его потом и погубила! Придиралась, пилила!
— Откуда вы знаете? Кузьмина нахмурилась.
— Коля звонил иногда… жаловался. Вначале все шло хорошо. Молодой, перспективный. Светлая, разумная головка. Он шаг за шагом лепил свою карьеру. Потом начались проблемы. Склоки, интриги. Его стали зажимать. Колю тянуло вспомнить о молодых годах. Студенчестве. Знаете, каждому человеку хочется порой хоть ненадолго вернуться в юность, молодость.
— Понимаю…
Ванда заездила его. Да тут еще неприятности на работе. Коле не давали развернуться в полную силу. Он начал пить… В общем, жуть началась! Если бы. не Дина…
— Она помогла ему?
Кузьмина выразительно посмотрела на Губарева.
— Он спасла его! Вытащила из ямы, пропасти, куда он неуклонно скатывался под вопли Ванды. Дина вдохнула в него новую жизнь. Дай бог ей здоровья! Есть такие женщины — тонкие, хрупкие, но на самом деле тверже стали. Дина из таких. Сначала она покончила с его пьянством. А потом заставила уйти с работы и открыть свою клинику. Все, чего он достиг за последние годы, — заслуга Дины. Известность, деньги, престиж…
— Ванда Юрьевна утверждает, что Дина Александровна хладнокровно увела его из семьи, вцепилась мертвой хваткой, лишила детей отца.
Кузьмина иронично хмыкнула.
— Если мужик не хочет, его никто никуда не уведет, правильно? — Майору показалось, что она хотела фамильярно толкнуть его локтем, но в последний момент удержалась. — Нет, Динка — хорошая баба! Здесь Лактионов не промахнулся. Сделал правильный выбор! А Ванда получила свое по заслугам.
Губарев вспомнил ненависть, которая буквально сочилась из Ванды Юрьевны, когда она заговаривала о Дине Александровне. Она ненавидела ее. Это было очевидно.
— Кто, по-вашему, мог убить Лактионова?
— Откуда же я знаю?
— Могли Лактионов кого-то преднамеренно обидеть, оскорбить?
— Характер у Коли — прямой. Был. Изменился ли он с годами? Я же с ним не общалась. Я помню его таким, каким он был когда-то. Но ведь жизнь меняет людей, правда?
— Наверное. И последний вопрос? Где вы были третьего ноября вечером. С семи до десяти?
Кузьмина вскинула на него глаза, но ничего не сказала. Потом произнесла:
— Закончила работу я в начале восьмого. Поехала домой. Потом зашла в магазин. Кое-что купить к ужину.
— Во сколько вы приехали домой?
— Около десяти.
— Спасибо за беседу.
— Пожалуйста. Когда Губарев уходил, Любовь Андреевна сидела,
откинувшись на стуле, и отрешенно смотрела в окно. Она даже не повернула голову и не сказала ему: «До свидания».
Приехав домой, Губарев вошел в свою комнату и перевел дух. Он чувствовал усталость и измотанность. Есть не хотелось. Он прошел на кухню, заварил крепкий чай и вернулся обратно в комнату. Позвонил Витьке. Тот сказал, что ничего существенного в бумагах не обнаружил. Проекты договоров. Перевод из английского журнала. Рекламные буклеты фирм, поставлявших оборудование и медицинские материалы. То же самое видел Губарев. Значит, он ничего не упустил. Повесив трубку, он сел на диван и задумался. О личной жизни Лактионова. И о его трех женах.
Картинка была ясной и знакомой. Из светской хроники таких историй можно было почерпнуть навалом! Первый скоропалительный брак. Как первая проба пера. Губарев подумал, что студенческие браки обычно быстро разваливаются. То ли молодость не выдерживает проверку временем, то ли, взрослея, люди все больше отдаляются друг от друга… Трудно сказать. Причин много, а результат один. Развод. Потом появляется другая женщина. Хваткая, напористая. Которая относится к браку как к поставленной шахматной задаче. Ей нужен муж. И все. Вынь да положь! Желательно — с хорошими карьерными перспективами. Она получает свою добычу. Но проходит время, заканчивается и этот брак. Почему? Может быть, главная истина состоит в том, что все когда-то кончается.
Просто людям не хватает мудрости понять это. Им кажется, что все в любой момент можно переиграть, повернуть по-своему. Возвратиться в ту страну, которой уже нет.
Брак с Вандой Юрьевной исчерпал себя. Появилась Дина… Дина Александровна. Губарев вдруг подумал, что эта женщина — загадка, женщина — омут. Бездна. В ней было нечто, что постоянно ускользало, дразнило, манило. Даже ее внешность представляла собой сочетание противоположностей. Худенькая, почти мальчишеская фигурка — и обаяние зрелой женственности. Обманчивая хрупкость, в которой таилась сталь. Третий брак… Лактионов сделал правильный выбор, как выразилась Любовь Андреевна. Судя по всему, они жили… дружно. Слаженно. Откуда ты это знаешь, шепнул Губареву внутренний голос. Благополучная семья может на самом деле оказаться полем, начиненным минами….
Майор вдруг подумал, что эти бесконечные ребусы личной жизни Лактионова, возможно, уведут его слишком далеко от цели расследования.
Надо попробовать зайти с другой стороны. Поговорить с бухгалтером. Вникнуть в финансовые дела клиники. Может быть, зацепочка таится там…
Губарев открыл записную книжку и сделал пометку: позвонить завтра утром в «Ваш шанс» и узнать, вышла ли на работу бухгалтер.
На другой день, когда Губарев изложил Витьке свои соображения по поводу дела Лактионова, тот сказал, что это правильный «вектор» — финансы, разговор с бухгалтером. А то они блуждают в личной жизни убитого хирурга, как в трех сосенках. Ходят уже по второму кругу.
— Ну что эти бабы могут сказать существенного? Если бросил — то скотина. Если живет вместе — тоже скотина. Но с проблесками порядочности.
— Первая жена говорила о нем с уважением, тепло. Грязью и помоями не поливала.
— Да в ней все уже притупилось за давностью лет. И характер, видно, не стервозный. Не то что у Ванды Юрьевны.
— Да. Нормальная женщина, — кивнул майор.
— Надо к бухгалтеру подъехать. Не верю, что в клинике все было гладко и благополучно. Вон бизнесмены только и успевают киллеров нанимать да друг дружку отстреливать. Клиника — такой же бизнес, как и другой. Почему же там не может быть конкурентной борьбы и подножек?
— Я тоже так думаю. Хотя Ирина Владимировна и пыталась убедить меня, что они никому дорогу не перебегали. Но это все — отмазка. Всем хочется быть белыми и пушистыми. Без всякого дерьма. Но так в бизнесе не бывает.
— Сейчас я и звякну на работу. Вышла бухгалтер или нет?
Бухгалтер была на месте. И Губарев договорился, что они подъедут через часик.
Людмила Александровна, невысокая блондинка с прической каре, перебегала глазами с Губарева на Витьку.
— У «Вашего шанса» финансовые дела были в полном порядке. Кредиты мы ни у кого не брали. Обходились собственными средствами. Долгов не имели.
— А первоначальный капитал? — задал вопрос Губарев.
— Кредит в банке «Трастстрой». Но это было шесть лет назад.
— Вы все выплатили?
— Естественно.
Разговор не клеился. Бухгалтер держала в руках стопку листов и заглядывала в них, как будто сверялась с цифрами.
— А «крыша»?
Людмила Александровна сделала непонимающие глаза.
— «Крыша»? — переспросила она.
— Да. Вы платили кому-нибудь дань? Как это делают все фирмы.
— Я об этом ничего не знаю. Может быть, Николай Дмитриевич был в курсе? Он сам улаживал такие дела. Если они были, — подчеркнула Людмила Александровна.
Губарев с отчаянием посмотрел на Витьку.
— У вас были дочерние фирмы? — спросил напарник.
— Филиалов у нас нет.
— Можно посмотреть финансовый отчет за последнее время?
— Пожалуйста, — и бухгалтер с готовностью протянула ему листы, испещренные цифрами.
Губарев пробежал глазами столбцы цифр и графу расходов.
Зарплата… закупка материалов… Пятьдесят тысяч долларов переведено на счет фирмы… «Велан».
— Это что за фирма?
— Какая?
— «Велан»…
— Можно посмотреть, — засуетилась Людмила Александровна.
Губарев молча отдал ей лист финотчета.
— Ах да! Это было сделано по личному распоряжению Николая Дмитриевича.
— Для чего?
— Наверное, он собирался открыть новую фирму… Или кто-нибудь попросил его об одолжении крупной суммы денег на открытие собственного дела.
Майор переглянулся с Витькой.
— А на кого зарегистрирована эта фирма, можно узнать?
— Никаких документов по «Велану» у меня нет. Это были дела Николая Дмитриевича. Я лишь выполняла его распоряжение.
— Странно, — пробормотал Губарев.
Он подумал: неужели они наконец-то вышли на свежий след? Мотив — подходящий. Получить деньги и убрать своего компаньона или кредитора. Человека нет, и возвращать ничего не надо. Зачем? Все шито-крыто. Все долги списаны вместе со смертью. В кабинет заглянула Юлия Константиновна.
— Людмила Александровна… — Увидев Губарева с Витькой, она поздоровалась с ними:
— Здравствуйте.
— Вы нам сейчас как раз и нужны, — сказал Губарев.
— Пожалуйста.
— Мы можем побеседовать здесь? — майор посмотрел бухгалтера.
— Конечно. Я сейчас выйду и оставлю вас. Юлия Константиновна села на стул и положила руки на колени. Ни дать ни взять — пай-девочка. На ней был красивый костюм синего цвета и белая блузка.
— Юлия Константиновна, тут возникла маленькая проблема. — Она смотрела на него спокойно, выжидающе. — Вы нам не объясните, что это за фирма — «Велан»?
— «Велан»? — переспросила она. — Не знаю.
— Разве вы не были в курсе рабочих дел Николая Дмитриевича?
— До известного предела.
— Как это понять: до известного предела? — слегка возвысил голос Губарев. Он решил не давать спуска этой девице, чтобы не сесть в лужу.
— Это значит, что я знала многое, но не все… Я уже говорила вам об этом. Николай Дмитриевич во все свои дела меня не посвящал, — снисходительно заметила она.
Если в прошлый раз Губарев временами чувствовал себя с Юлией Константиновной, как глупый школьник, которому втолковывают урок, то сейчас он ощущал себя трехлетним мальчиком, которого учат, как правильно садиться на горшок.
— Но, может, вы посмотрите в своих бумагах, записях? Вдруг там наткнетесь на «Велан»?
Юлия Константиновна отрицательно покачала головой:
— У меня профессиональная память. И если бы «Велан» проходил через меня, я бы сразу сказала об этом.
— Как по-вашему, что это могла быть за фирма? Юлия Константиновна пожала плечами:
— Понятия не имею.
— Спасибо, вы нам очень помогли, — с издевкой сказал Губарев.
— Обращайтесь, если вам нужна моя помощь, — услышал он в ответ.
Нет, эта девчонка спуска не даст. Определенно!
На работе Губарев сказал Витьке:
— Два месяца назад Лактионов переводит на счет некой фирмы «Велан» пятьдесят тысяч долларов, а вскоре его убивают. Хороший мотивчик для убийства — не возвращать деньги. Среди бизнесменов это принято. Надо раскопать этот «Велан», и тогда многое может проясниться. Да, не забыть бы — завтра похороны Лактионова.
— Вы пойдете?
— Да. А тебе я даю задание. Откопать «Велан». Найди эту фирму. Нам нужно знать: кто стоит за этой организацией? Какие отношения связывали ее учредителей с Лактионовым? Здесь можно выйти на верный след. Понял?
— Понял, — откликнулся Витька.
— Все. Действуй!
Витька ушел, а Губарев придвинул к себе записную книжку и написал в ней: «Похороны. Николо-Архангельское кладбище. Двенадцать ноль-ноль».
Похороны прошли в спокойной, тихой атмосфере. Церемония прощания была сведена к минимуму. Никаких громких, пафосных речей. Все говорили кратко и по существу, отделываясь общими словами. Без надрыва и причитаний. Культурные похороны, отметил про себя Губарев. Если только это определение могло подойти к подобному мероприятию.
Он стоял в стороне и внимательно наблюдал за церемонией. Ближе всех к гробу находилась Дина Александровна. Чуть поодаль, примерно на расстоянии метра, стояла Ванда Юрьевна с сыновьями. С поджатыми губами. Затем — Лазарева и несколько сотрудников клиники. Несколько незнакомых людей. С опозданием подошла Кузьмина. Губарев передвинулся вправо, чтобы лучше видеть первую жену Лактионова. Она скользнула взглядом по собравшимся, и на ее лице отразилось удивление. Наверное, она удивилась, увидев его сыновей, подумал Губарев. Старший так похож на отца! Просто копия. Ведь она помнит Лактионова молодым. Примерно в его возрасте. Постояв минут пятнадцать, Кузьмина ушла. Вскоре церемония прощания закончилась, и могильщики стали закапывать гроб. Потом все потянулись к выходу.
Губарев подумал, что неплохо бы задать пару вопросов Юре Лактионову. Он подошел к Ванде Юрьевне. Неохотно она согласилась. Но младший сын Лактионова, рыхлый мальчик, ничего толком не сказал. Он выдавливал из себя «да» и «нет» и смотрел на мать, которая стояла в стороне. Из его слов майор понял, что убитый больше общался со старшим сыном. Ничего странного в поведении отца Юра Лактионов не заметил. Когда тот ушел из семьи, мальчику было восемь лет. Он любил отца, но быстро привык тому, что его с ними нет. Очевидно, мальчик был больше привязан к матери, подумал Губарев. Он похож на типичного маменькиного сынка. Стоит и глаз с нее не сводит. Если бы он мог читать мысли на расстоянии, то охотно повторял бы их за ней. Как попугай. Отпустив Юру, майор подумал, что Ванда Юрьевна изо всех сил старается подавить сыновей, подчинить их своему влиянию. И, похоже, с младшим сыном ей это Удалось.
— Мама не должна знать о нашем разговоре, понятно?
— Хорошо, — также шепотом ответила дочь.
— Ты уже девочка взрослая, самостоятельная. И сама должна разбираться в жизни, что к чему. С кем ты встречаешься и чем занимаешься — это твое дело, только помни, что повзрослеть ты всегда успеешь. Зачем торопить события? Все придет в свое время. И не надо поддаваться стадному инстинкту: быть как все. Часто друзья-приятели и подруги из-за вредности толкают на самые разные поступки. Подначивают. И не надо принимать это за чистую монету. Похитрее будь, сама думай, а не чужой головой. И еще… не бойся потерять парня. Не трясись над ним. А то девчонки часто, лишь бы угодить своему другу, готовы на что угодно. Пойти на любую крайность. На это я уже насмотрелся. Знаешь, как говорили в наше время: «Мальчик — не трамвай, уйдет — не догоняй».
Даша улыбнулась:
— Я знаю эту присказку.
— Он тебе нравится?
— Влад? Ничего. Он мне как друг. Пока. С ним интересно. Но ведь это не влюбленность. Пап, а сколько тебе было лет, когда ты влюбился в первый раз?
Губарев хотел сказать, что первая любовь настигла его, когда он учился во втором классе. Ее звали Нина. И она жила в соседнем доме. Но это вряд ли было бы интересным Дашке.
— В девятом классе.
— И кто она была?
— Тоже девочка из параллельного класса. Она переехала из другого района.
— Как ее звали?
— Таня.
Губарев замолчал. Его обдала волна давно забытого сердечного волнения. Даже сейчас, за давностью лет, воспоминания были как живые. Как он был влюблен! Не спал ночами, караулил под ее окнами. Она снилась ему каждую ночь! Он писал ей какие-то дурацкие записки без подписи. Он хотел и не знал, как к ней подойти и познакомиться. Да и как это можно было сделать, когда при виде Тани у него лицо заливалось краской и подкашивались ноги. Наваждение длилось два года и закончилось вместе с последним звонком. Больше он никогда не видел Таню. Но еще долго вспоминал ее. Лет пять…
— А мама?
Вопрос вырвал его из власти воспоминаний.
— Что — мама?
— Ты сразу в нее влюбился?
— Ну и вопрос! Конечно! — Губарев шутливо нажал на кончик Дашкиного носа. — Поговорили? Теперь давай есть, а то я проголодался.
— Не хочешь рассказывать о своем романе с мамой, — проницательно заметила Дашка.
— Как-нибудь в другой раз.
За столом все сидели притихшие и молчаливые. Дашка крутилась на стуле.
— Звонка ждешь?
— Жду.
Когда они уже пили чай, раздался телефонный звонок.
— Началось! — закатила глаза жена. Дашка схватила радиотрубку.
— Да… ага… отлично… когда… м-мм… м-мм.
— Корова на лугу, — ехидно заметила Наташка. Закончив разговаривать, Дашка повернулась к ним.
— Меня пригласили в «Рио»!
— Я так и знала!
— Что такое «Рио»? — спросил Губарев.
«Рио» — такой продвинутый клуб для любителей музыки. Сегодня там выступает диджей Войс Ми. Влад меня пригласил.
— Иди! — кивнул Губарев.
— Как ты смело дочерью распоряжаешься!
— Мы с ней обо всем побеседовали. И она все поняла.
— Сомневаюсь! — фыркнула жена.
— Даже не сомневайся! — И Губарев незаметно подмигнул Дашке.
Та подмигнула ему в ответ.
Когда Дашка ушла из дома, вернее, вылетела, облачившись в джинсы, малиновую кофточку со спущенным плечом и черную кожаную куртку, Наташка страдальчески сказала:
— Все. Теперь я должна не спать, а ждать ее возвращения. Пропал спокойный вечер.
— Да брось! Не дави на нее. Больше будешь давить — будет хуже.
— Какой ты умный!
— Да, чуть не забыл. Я же купил Дашке ее любимый шоколад с цельным орехом. И забыл отдать.
— Дай мне. Я тоже хочу шоколад.
— Пожалуйста. — Губарев пошел в коридор за шоколадом, а когда пришел в гостиную, то увидел, что Наташка стоит у окна и плачет. — Ты что? — растерялся Губарев.
— Ты не представляешь, как я за нее волнуюсь. Какая сейчас кругом вседозволенность! Одна девчонка из их класса в открытую живет с парнем, приводит его на ночь. Другая сделала уже два аборта. Как уберечь от этого Дашку? Как? — вопрошала она, повернувшись к Губареву. Такое знакомое лицо с тонкими чертами лица. Взгляд обиженного ребенка. Родинка около брови справа. Легкая выщербинка на переднем зубе.
— Никак. Это невозможно, — тихо сказал Губарев. — Для этого надо запереть ее дома или сослать в Сибирь. Но ты и сама понимаешь, что это — абсурд.
Всхлипнув, Наташка прижалась к нему. Движение было чисто инстинктивным. Она словно искала у него зашиты. Он обнял ее за плечи, погладил по волосам. Запах едва уловимых цветочных духов странным образом взволновал его. Он приник губами к ее шее и стал целовать. Она обняла его…
Когда все закончилось и они лежали на диване, прижавшись друг к другу, Наташка сказала чуть виноватым тоном:
— Сейчас мама придет.
— Понял. Надо вставать. — Губарев рывком приподнялся с дивана и стал одеваться, не глядя на жену. Наташка потянулась за голубым халатиком, лежавшим на стуле, он упал на пол. Губарев поднял его и протянул жене: — Я куплю тебе новый.
— Этот не нравится?
— Почему? Но ведь я могу сделать тебе подарок?
— Можешь, можешь, — шутливо сказала жена. Они оба испытывали некоторую неловкость и избегали смотреть в глаза друг другу.
— Чай поставить? — спросила Наташка, подходя к столу.
— Да нет. Не хочу. Я уже пойду. Ему не хотелось встречаться с тещей. О чем-то говорить, спорить, убеждать.
— Как хочешь. В коридоре Наташка поцеловала его в щеку и шепнула, поглаживая воротник кожаной куртки:
— Приходи почаще. Что она собиралась этим сказать — неизвестно.
Может быть, намекала на сегодняшнее. Что она не прочь повторить случившийся эпизод. Но Наташка была человеком сдержанным. Иногда это Губарева раздражало, иногда — притягивало. Но он знал, что свои истинные чувства и мысли жена всегда скрывала. И по ее поведению и внешнему виду трудно было угадать, что она на самом деле чувствует и думает. Да, забавно: спать с собственной женой в качестве любовника. Какие только пируэты порой не выделывает жизнь! Губарев усмехнулся и зашагал к метро.
Отпечатки пальцев на втором портфеле принадлежали Лактионову. Как и на первом. Больше ничьих отпечатков не было. Результаты баллистической экспертизы были следующими: стреляли из пистолета марки «ТТ». С расстояния двух метров.
— Близко, — сказал Губарев.
— Не ожидал нападения?
— Не ожидал, — согласился майор. — Поэтому убийца и подошел так близко.»
— Вывод: это был человек, знакомый ему.
— Верно говоришь! Но «знакомый человек» — понятие многогранное. Это может быть близкий человек, давний коллега, бывший или потенциальный пациент.
— Да… широкий круг подозреваемых, — саркастически откликнулся Витька.
— Теперь ты понял, с чем нам предстоит столкнуться! Да еще непонятно, что было во втором портфеле. Может, там ответы на все вопросы.
— Знаете, как я бы озаглавил это дело? — спросил Витька. И, не дожидаясь ответа, сказал: — «Тайна двух портфелей!» А что? Неплохо?
Губарев оставил без внимания эту реплику.
— Я сейчас побеседую с Кузьминой. Первая жена Лактионова. А ты еще раз внимательно просмотри портфель Лактионова с бумагами. Вдруг я что-то упустил?
— Хорошо. Я буду сама внимательность.
— Надеюсь.
Кузьмина Любовь Андреевна работала хирургом в гинекологической больнице номер пять.
Она согласилась побеседовать с Губаревым, хотя честно предупредила, что вот уже несколько лет не общалась и не виделась со своим бывшим мужем.
Это была высокая, ширококостная женщина с усталыми глазами. Губарев зашел в небольшой кабинет и остановился у дверей.
— Садитесь, — кивнула Любовь Андреевна на стул, придвинутый вплотную к столу. Сама она сидела за столом и что-то писала. — Одну минутку. Сейчас, заполню карту.
— Конечно.
Через пару минут она отложила карту в сторону и посмотрела на Губарева.
— Я слушаю вас.
Голос у Любови Андреевны был хриплым. Типичный голос курильщицы со стажем.
— Вы уже в курсе случившегося?
— Да. Дина мне звонила.
— Вы с ней общаетесь? Любовь Андреевна поморщилась.
— Знаете, я не люблю околичностей. Когда люди говорят одно, а думают другое. Я вам уже говорила, что отношений с бывшим мужем не поддерживала. Тем более с его женой. За последние семь лет, то есть за время его третьего брака, я раза два или три, точно уже и не помню, говорила с Николаем по телефону. И все.
— По какому поводу?
— Ну… один раз я позвонила — поздравить со свадьбой.
— Вы были на ней?
Любовь Андреевна поморщилась вторично.
— Нет. Однажды мне понадобилась биографическая справка. И я хотела уточнить ее у Лактионова. Мы же учились вместе в Первом медицинском. Я позвонила и наткнулась на Дину. Изложила просьбу. Она обещала связаться ним. И действительно, через какое-то время он перезвонил мне. Потом… — Любовь Андреевна запнулась. — Как-то раз я звонила ему на работу, чтобы узнать координаты одного медицинского светилы. Кажется, все. Не многовато ли — три контакта за семь лет? — И она истерично рассмеялась. — Извините, просто я так нервничаю. Как подумаю, что Коли — нет… Я закурю, — и, не дожидаясь согласия Губарева, вытащила из кармана «Яву». Закурила.
Губарев посмотрела на ее пальцы — крупные, с коротко остриженными ногтями.
— Понимаете, — Любовь Андреевна закашлялась. — Мы расстались давным-давно, но все равно относились друг к другу по-дружески.
— Хотя и не контактировали?
— Да. Именно так.
— А почему? Если вы расстались друзьями? Любовь Андреевна пожала плечами:
— Трудно сказать. По большому счету, нам уже не о чем было говорить. Все уже было сказано. Когда-то.
— Вы поженились студентами? Кузьмина кратко кивнула головой.
— После первого курса. Все было так скоропалительно. И немножко смешно. Свадьба в общежитии. На скорую руку. У меня даже платья не было. Взяла у подружки. Одолжила. Мне все говорили: плохая примета. А я… что делать, у нас не было денег. Коля тоже взял костюм у приятеля. Господи, какими мы были глупыми и наивными! — Она замолчала.
Губарев тоже не знал, что ответить. Он знал, что, когда человек пускается в воспоминания, его лучше не обрывать. Пусть говорит и говорит… Воспоминания — такая хрупкая вещь!
Но Кузьмина молчала. И тогда Губарев решил задать вопрос:
— Сколько времени вы были женаты?
— Сколько? Четыре года!
— Почему вы расстались?
Почему? — Губарев обратил внимание, что она повторяет его вопросы. — Я могу, конечно, сказать, что не сошлись характерами. Поняли, что мы — разные люди. Но все это чушь! Коля был в то время порядочным бабником. Нет, он стал им не сразу. Со временем. Когда обрел столичный лоск. Что он видел до этого? Жил в деревне. Потом — два года в армии. Поступил в институт. Был тогда дуб дубом. Толком ни говорить, ни одеваться не умел. Но потом пообтесался. Он хотел выбиться в люди. Головка у него всегда была светлой, разумной. Он блестяще учился. Его называли «надеждой курса». Преподаватели его очень хвалили, прочили большое будущее. Это окрыляет, кружит голову… — Любовь Андреевна мотнула головой. — Да… лирика! Возвращаясь к вашему вопросу… Коля начал увлекаться женщинами. Дальше — больше. Я смотрела на все сквозь пальцы.
— Почему?
— Почему? Мне нравилось с ним общаться, говорить. Он был интересен мне как человек. Не только как мужчина. А как талантливый медик! Жаль, что у нас не было детей… Да! Так вот, если говорить кратко — его увела Ванда! Стерва жуткая. Она всегда была такой! А в молодые годы особенно! Я, впрочем, особенно не сопротивлялась. Как-то было неприятно пускаться в бабские штучки… Ванда, как познакомилась с ним, сразу забеременела. Коля какое-то время метался между нами. А потом ушел к ней. Вот и вся история… нашей семейной жизни!
— Ванда Юрьевна говорит, что она способствовала карьере Лактионова.
— Чушь собачья. Извините! Коля всего добился сам. Ванда тут ни при чем! Она же его потом и погубила! Придиралась, пилила!
— Откуда вы знаете? Кузьмина нахмурилась.
— Коля звонил иногда… жаловался. Вначале все шло хорошо. Молодой, перспективный. Светлая, разумная головка. Он шаг за шагом лепил свою карьеру. Потом начались проблемы. Склоки, интриги. Его стали зажимать. Колю тянуло вспомнить о молодых годах. Студенчестве. Знаете, каждому человеку хочется порой хоть ненадолго вернуться в юность, молодость.
— Понимаю…
Ванда заездила его. Да тут еще неприятности на работе. Коле не давали развернуться в полную силу. Он начал пить… В общем, жуть началась! Если бы. не Дина…
— Она помогла ему?
Кузьмина выразительно посмотрела на Губарева.
— Он спасла его! Вытащила из ямы, пропасти, куда он неуклонно скатывался под вопли Ванды. Дина вдохнула в него новую жизнь. Дай бог ей здоровья! Есть такие женщины — тонкие, хрупкие, но на самом деле тверже стали. Дина из таких. Сначала она покончила с его пьянством. А потом заставила уйти с работы и открыть свою клинику. Все, чего он достиг за последние годы, — заслуга Дины. Известность, деньги, престиж…
— Ванда Юрьевна утверждает, что Дина Александровна хладнокровно увела его из семьи, вцепилась мертвой хваткой, лишила детей отца.
Кузьмина иронично хмыкнула.
— Если мужик не хочет, его никто никуда не уведет, правильно? — Майору показалось, что она хотела фамильярно толкнуть его локтем, но в последний момент удержалась. — Нет, Динка — хорошая баба! Здесь Лактионов не промахнулся. Сделал правильный выбор! А Ванда получила свое по заслугам.
Губарев вспомнил ненависть, которая буквально сочилась из Ванды Юрьевны, когда она заговаривала о Дине Александровне. Она ненавидела ее. Это было очевидно.
— Кто, по-вашему, мог убить Лактионова?
— Откуда же я знаю?
— Могли Лактионов кого-то преднамеренно обидеть, оскорбить?
— Характер у Коли — прямой. Был. Изменился ли он с годами? Я же с ним не общалась. Я помню его таким, каким он был когда-то. Но ведь жизнь меняет людей, правда?
— Наверное. И последний вопрос? Где вы были третьего ноября вечером. С семи до десяти?
Кузьмина вскинула на него глаза, но ничего не сказала. Потом произнесла:
— Закончила работу я в начале восьмого. Поехала домой. Потом зашла в магазин. Кое-что купить к ужину.
— Во сколько вы приехали домой?
— Около десяти.
— Спасибо за беседу.
— Пожалуйста. Когда Губарев уходил, Любовь Андреевна сидела,
откинувшись на стуле, и отрешенно смотрела в окно. Она даже не повернула голову и не сказала ему: «До свидания».
Приехав домой, Губарев вошел в свою комнату и перевел дух. Он чувствовал усталость и измотанность. Есть не хотелось. Он прошел на кухню, заварил крепкий чай и вернулся обратно в комнату. Позвонил Витьке. Тот сказал, что ничего существенного в бумагах не обнаружил. Проекты договоров. Перевод из английского журнала. Рекламные буклеты фирм, поставлявших оборудование и медицинские материалы. То же самое видел Губарев. Значит, он ничего не упустил. Повесив трубку, он сел на диван и задумался. О личной жизни Лактионова. И о его трех женах.
Картинка была ясной и знакомой. Из светской хроники таких историй можно было почерпнуть навалом! Первый скоропалительный брак. Как первая проба пера. Губарев подумал, что студенческие браки обычно быстро разваливаются. То ли молодость не выдерживает проверку временем, то ли, взрослея, люди все больше отдаляются друг от друга… Трудно сказать. Причин много, а результат один. Развод. Потом появляется другая женщина. Хваткая, напористая. Которая относится к браку как к поставленной шахматной задаче. Ей нужен муж. И все. Вынь да положь! Желательно — с хорошими карьерными перспективами. Она получает свою добычу. Но проходит время, заканчивается и этот брак. Почему? Может быть, главная истина состоит в том, что все когда-то кончается.
Просто людям не хватает мудрости понять это. Им кажется, что все в любой момент можно переиграть, повернуть по-своему. Возвратиться в ту страну, которой уже нет.
Брак с Вандой Юрьевной исчерпал себя. Появилась Дина… Дина Александровна. Губарев вдруг подумал, что эта женщина — загадка, женщина — омут. Бездна. В ней было нечто, что постоянно ускользало, дразнило, манило. Даже ее внешность представляла собой сочетание противоположностей. Худенькая, почти мальчишеская фигурка — и обаяние зрелой женственности. Обманчивая хрупкость, в которой таилась сталь. Третий брак… Лактионов сделал правильный выбор, как выразилась Любовь Андреевна. Судя по всему, они жили… дружно. Слаженно. Откуда ты это знаешь, шепнул Губареву внутренний голос. Благополучная семья может на самом деле оказаться полем, начиненным минами….
Майор вдруг подумал, что эти бесконечные ребусы личной жизни Лактионова, возможно, уведут его слишком далеко от цели расследования.
Надо попробовать зайти с другой стороны. Поговорить с бухгалтером. Вникнуть в финансовые дела клиники. Может быть, зацепочка таится там…
Губарев открыл записную книжку и сделал пометку: позвонить завтра утром в «Ваш шанс» и узнать, вышла ли на работу бухгалтер.
На другой день, когда Губарев изложил Витьке свои соображения по поводу дела Лактионова, тот сказал, что это правильный «вектор» — финансы, разговор с бухгалтером. А то они блуждают в личной жизни убитого хирурга, как в трех сосенках. Ходят уже по второму кругу.
— Ну что эти бабы могут сказать существенного? Если бросил — то скотина. Если живет вместе — тоже скотина. Но с проблесками порядочности.
— Первая жена говорила о нем с уважением, тепло. Грязью и помоями не поливала.
— Да в ней все уже притупилось за давностью лет. И характер, видно, не стервозный. Не то что у Ванды Юрьевны.
— Да. Нормальная женщина, — кивнул майор.
— Надо к бухгалтеру подъехать. Не верю, что в клинике все было гладко и благополучно. Вон бизнесмены только и успевают киллеров нанимать да друг дружку отстреливать. Клиника — такой же бизнес, как и другой. Почему же там не может быть конкурентной борьбы и подножек?
— Я тоже так думаю. Хотя Ирина Владимировна и пыталась убедить меня, что они никому дорогу не перебегали. Но это все — отмазка. Всем хочется быть белыми и пушистыми. Без всякого дерьма. Но так в бизнесе не бывает.
— Сейчас я и звякну на работу. Вышла бухгалтер или нет?
Бухгалтер была на месте. И Губарев договорился, что они подъедут через часик.
Людмила Александровна, невысокая блондинка с прической каре, перебегала глазами с Губарева на Витьку.
— У «Вашего шанса» финансовые дела были в полном порядке. Кредиты мы ни у кого не брали. Обходились собственными средствами. Долгов не имели.
— А первоначальный капитал? — задал вопрос Губарев.
— Кредит в банке «Трастстрой». Но это было шесть лет назад.
— Вы все выплатили?
— Естественно.
Разговор не клеился. Бухгалтер держала в руках стопку листов и заглядывала в них, как будто сверялась с цифрами.
— А «крыша»?
Людмила Александровна сделала непонимающие глаза.
— «Крыша»? — переспросила она.
— Да. Вы платили кому-нибудь дань? Как это делают все фирмы.
— Я об этом ничего не знаю. Может быть, Николай Дмитриевич был в курсе? Он сам улаживал такие дела. Если они были, — подчеркнула Людмила Александровна.
Губарев с отчаянием посмотрел на Витьку.
— У вас были дочерние фирмы? — спросил напарник.
— Филиалов у нас нет.
— Можно посмотреть финансовый отчет за последнее время?
— Пожалуйста, — и бухгалтер с готовностью протянула ему листы, испещренные цифрами.
Губарев пробежал глазами столбцы цифр и графу расходов.
Зарплата… закупка материалов… Пятьдесят тысяч долларов переведено на счет фирмы… «Велан».
— Это что за фирма?
— Какая?
— «Велан»…
— Можно посмотреть, — засуетилась Людмила Александровна.
Губарев молча отдал ей лист финотчета.
— Ах да! Это было сделано по личному распоряжению Николая Дмитриевича.
— Для чего?
— Наверное, он собирался открыть новую фирму… Или кто-нибудь попросил его об одолжении крупной суммы денег на открытие собственного дела.
Майор переглянулся с Витькой.
— А на кого зарегистрирована эта фирма, можно узнать?
— Никаких документов по «Велану» у меня нет. Это были дела Николая Дмитриевича. Я лишь выполняла его распоряжение.
— Странно, — пробормотал Губарев.
Он подумал: неужели они наконец-то вышли на свежий след? Мотив — подходящий. Получить деньги и убрать своего компаньона или кредитора. Человека нет, и возвращать ничего не надо. Зачем? Все шито-крыто. Все долги списаны вместе со смертью. В кабинет заглянула Юлия Константиновна.
— Людмила Александровна… — Увидев Губарева с Витькой, она поздоровалась с ними:
— Здравствуйте.
— Вы нам сейчас как раз и нужны, — сказал Губарев.
— Пожалуйста.
— Мы можем побеседовать здесь? — майор посмотрел бухгалтера.
— Конечно. Я сейчас выйду и оставлю вас. Юлия Константиновна села на стул и положила руки на колени. Ни дать ни взять — пай-девочка. На ней был красивый костюм синего цвета и белая блузка.
— Юлия Константиновна, тут возникла маленькая проблема. — Она смотрела на него спокойно, выжидающе. — Вы нам не объясните, что это за фирма — «Велан»?
— «Велан»? — переспросила она. — Не знаю.
— Разве вы не были в курсе рабочих дел Николая Дмитриевича?
— До известного предела.
— Как это понять: до известного предела? — слегка возвысил голос Губарев. Он решил не давать спуска этой девице, чтобы не сесть в лужу.
— Это значит, что я знала многое, но не все… Я уже говорила вам об этом. Николай Дмитриевич во все свои дела меня не посвящал, — снисходительно заметила она.
Если в прошлый раз Губарев временами чувствовал себя с Юлией Константиновной, как глупый школьник, которому втолковывают урок, то сейчас он ощущал себя трехлетним мальчиком, которого учат, как правильно садиться на горшок.
— Но, может, вы посмотрите в своих бумагах, записях? Вдруг там наткнетесь на «Велан»?
Юлия Константиновна отрицательно покачала головой:
— У меня профессиональная память. И если бы «Велан» проходил через меня, я бы сразу сказала об этом.
— Как по-вашему, что это могла быть за фирма? Юлия Константиновна пожала плечами:
— Понятия не имею.
— Спасибо, вы нам очень помогли, — с издевкой сказал Губарев.
— Обращайтесь, если вам нужна моя помощь, — услышал он в ответ.
Нет, эта девчонка спуска не даст. Определенно!
На работе Губарев сказал Витьке:
— Два месяца назад Лактионов переводит на счет некой фирмы «Велан» пятьдесят тысяч долларов, а вскоре его убивают. Хороший мотивчик для убийства — не возвращать деньги. Среди бизнесменов это принято. Надо раскопать этот «Велан», и тогда многое может проясниться. Да, не забыть бы — завтра похороны Лактионова.
— Вы пойдете?
— Да. А тебе я даю задание. Откопать «Велан». Найди эту фирму. Нам нужно знать: кто стоит за этой организацией? Какие отношения связывали ее учредителей с Лактионовым? Здесь можно выйти на верный след. Понял?
— Понял, — откликнулся Витька.
— Все. Действуй!
Витька ушел, а Губарев придвинул к себе записную книжку и написал в ней: «Похороны. Николо-Архангельское кладбище. Двенадцать ноль-ноль».
Похороны прошли в спокойной, тихой атмосфере. Церемония прощания была сведена к минимуму. Никаких громких, пафосных речей. Все говорили кратко и по существу, отделываясь общими словами. Без надрыва и причитаний. Культурные похороны, отметил про себя Губарев. Если только это определение могло подойти к подобному мероприятию.
Он стоял в стороне и внимательно наблюдал за церемонией. Ближе всех к гробу находилась Дина Александровна. Чуть поодаль, примерно на расстоянии метра, стояла Ванда Юрьевна с сыновьями. С поджатыми губами. Затем — Лазарева и несколько сотрудников клиники. Несколько незнакомых людей. С опозданием подошла Кузьмина. Губарев передвинулся вправо, чтобы лучше видеть первую жену Лактионова. Она скользнула взглядом по собравшимся, и на ее лице отразилось удивление. Наверное, она удивилась, увидев его сыновей, подумал Губарев. Старший так похож на отца! Просто копия. Ведь она помнит Лактионова молодым. Примерно в его возрасте. Постояв минут пятнадцать, Кузьмина ушла. Вскоре церемония прощания закончилась, и могильщики стали закапывать гроб. Потом все потянулись к выходу.
Губарев подумал, что неплохо бы задать пару вопросов Юре Лактионову. Он подошел к Ванде Юрьевне. Неохотно она согласилась. Но младший сын Лактионова, рыхлый мальчик, ничего толком не сказал. Он выдавливал из себя «да» и «нет» и смотрел на мать, которая стояла в стороне. Из его слов майор понял, что убитый больше общался со старшим сыном. Ничего странного в поведении отца Юра Лактионов не заметил. Когда тот ушел из семьи, мальчику было восемь лет. Он любил отца, но быстро привык тому, что его с ними нет. Очевидно, мальчик был больше привязан к матери, подумал Губарев. Он похож на типичного маменькиного сынка. Стоит и глаз с нее не сводит. Если бы он мог читать мысли на расстоянии, то охотно повторял бы их за ней. Как попугай. Отпустив Юру, майор подумал, что Ванда Юрьевна изо всех сил старается подавить сыновей, подчинить их своему влиянию. И, похоже, с младшим сыном ей это Удалось.