Страница:
— Не знаю.
Вот так просто — «не знаю», и все! Без всяких объяснений.
— Где она? — спросил Губарев.
Дина Александровна раскрыла конверт, лежавший на столе, и протянула снимок Губареву. Он так и впился в него взглядом.
Снимок был небольшим: семь на восемь. Цветной. Молодая девушка. Лет двадцати. Красивая блондинка с безупречными чертами лица. Пожалуй, даже слишком правильными и безупречными. Светло-голубые глаза. Открытый лоб. Пухлые губы. Девушка, любящая орхидеи…
— Вы когда-нибудь раньше видели ее?
— Нет. Никогда.
— Вы думаете — это любовница вашего мужа? — спросил майор, по-прежнему не отводя глаз от снимка.
— Да.
— Я возьму эту фотографию себе.
— Пожалуйста, мне она не нужна, — с нервным смешком сказала Дина Александровна.
— Спасибо за ценную информацию, — сказал майор, вставая и пряча фотографию во внутренний карман пиджака. — Если будут угрозы или вообще возникнет подозрительная обстановка, сразу звоните мне. Договорились?
— Хорошо, — сказала Дина Александровна, опуская глаза.
Пришли результаты из лаборатории: оказалось, что Кузьминой в чашку было подсыпано снотворное. Она уснула, а потом ее подтащили к плите, открыли духовку и засунули туда ее голову. Остальное — известно. Отпечатки пальцев были только на чашке Кузьминой. Братец — или кто там — предусмотрительно стер свои следы.
Губарев постучал карандашом по столу. С некоторых пор у него появилась эта дурацкая привычка: долбить, как дятел.
— Вот тебе и полная картина убийства Кузьминой.
— Братец это, — с уверенностью сказал Витька.
— Похоже на то.
— Убил, взял бабки и дал деру.
— Будем искать.
У майора неприятно стрельнуло в виске. А если это убийство — не последнее? Майор потер лоб рукой. Кто тогда следующий?
— Размышляете?
— Да. Мыслю, — буркнул майор.
— Мыслю — значит, существую, сказал один философ.
— Давно ли ты к философии обратился?
— Недавно. Не обижайтесь, это всего лишь шутка!
— У тебя все шуточки. А у меня сплошная головная боль.
— Купите анальгин.
— Пошел ты! — беззлобно сказал Губарев.
— С удовольствием. Тем более, что рабочий день уже закончился. И пора по домам.
— Иди, тебя здесь никто не держит.
— В самом деле?
— Гуляй, Вася, гуляй!
— Вы по правде или шутите?
— В отличие от тебя, я хохмить не собираюсь. Я тебя и вправду отпускаю.
— А вы? — спросил Витька.
— А я посижу, поработаю. Поразмышляю. Может быть, какая мысль осенит? В одиночестве хорошо думается. Никто на мозги не капает, не отвлекает.
— Это вы намекаете на меня? На мою продуктивную и своевременную помощь?
— На кого же еще? Ладно, иди! У меня и вправду что-то разболелась голова.
— Тогда заканчивайте работу.
— Ни-ни. Я еще посижу тут немного. Витя встал и потоптался около стула:
— Я пошел!
— Да говорю же, иди.
— Не обидитесь?
— Если сию минуту исчезнешь — нет.
Когда Витька ушел, Губарев вздохнул. Ему действительно хотелось побыть одному. Он взял карандаш и стал рисовать разные геометрические фигуры. Так ему легче думалось.
Лактионова… Улик — никаких. Одни подозрения. Мотив — весомый. Убить мужа и начать новую жизнь. С молодым любовником. Или — без. Взять другого «мачо». За этим дело не станет. Молодых жеребцов, готовых услаждать богатых дам, — навалом. Даже долго искать не придется. Можно почитать объявления в газетах вроде «Спид-инфо». Выбрать то, что подходит. Набрать телефон — и готово!
Нет мужа — можно пуститься во все тяжкие. А в придачу устраивать художественные выставки. Губарев представил, как Дина Александровна со скучающей миной представляет свою выставку журналистам и почетным гостям. Молодая светская женщина…
Кузьмина. Могла убить, чтобы не возвращать кредит. Озлобленность на жизнь, собственная нереализованность могли подтолкнуть ее на это. А братец решил прикарманить деньги себе. И поэтому отравил сестру. Логично? Логично! Неудачник Алкоголик. Человек с такой «характеристикой» может пойти до конца.
Другая подозреваемая — девушка с орхидеями. Так майор окрестил любовницу Лактионова. Никаких следов… Он еще раз побеседовал с охранником и уборщицей. Нет, они ее не видели. Словно она — призрак. Никто о ней не слышал и никто ее не видел. Но это была девушка из плоти и крови. Она приходила в кабинет к Лактионову. Они занимались там любовью. Хотя раньше он снимал ей квартиру. Почему же потом Лактионов отказался от этого варианта? Так было бы удобнее. И безопаснее. Все-таки кабинет — « не лучшее место для интимных свиданий. В любой момент их могли там обнаружить… Кто? Уборщица? Она приходила в строго означенное время. Охранника он отпускал. Жена? Судя по всему, Дина Александровна очень редко появлялась на работе мужа. Лактионов все хорошо продумал. И тем самым исключил риск того, что их застанут врасплох.
Их отношения длятся уже, по крайней мере, год. Это — неоспоримый факт. Год назад Юлька-пулька подслушала телефонный разговор Лактионова и его любовницы. Но отношения могли возникнуть и значительно раньше. Просто любовники никак не обнаруживали себя…
Голова шла кругом. Как найти эту любительницу изысканных цветов? Где Лактионов мог познакомиться с ней? В командировке? На улице? В компании?
Первый вариант, скорее всего, отпадает. Губарев не мог себе представить, чтобы солидный мужчина вроде Лактионова приставал к девушкам на улице. Нет, это не его амплуа. В компании? Но, судя по информации, которой владел Губарев, в компании Лактионов не ходил. Его жизнь была четко регламентирована. Дом — работа. Работа — дом. Да и вряд ли Дина Александровна отпустила бы мужа одного на какое-нибудь мероприятие. Если только она не полная дура. Но таковой Дина Александровна, безусловно, не являлась. Остается — командировки. Был еще один вариант. Эта девушка могла быть как-то связана с Лактионовым по работе. Однако здесь возникало множество «но»…Она была молода. Следовательно, не могла возглавлять фирму или компанию, сотрудничавшую с клиникой. Значит, «прочесывание» контактов — исключается. Остаются командировки. И… медицинские выставки. Если такие были. Конференции… Но здесь опять-таки играет роль фактор возраста. Правда, эта девушка вполне могла входить в обслуживающий персонал. Секретари, сотрудники, отвечающие за организационные вопросы. Нужно поговорить с Ириной Владимировной. Она должна быть в курсе подобных мероприятий.
Это он запланировал на завтра. А сегодня… надо ехать домой. Но прежде — звонок своим. Жене и дочери. Губарев набрал телефон.
— Алло! — Это была Наташка.
И тут он почему-то не мог вымолвить ни слова. Наступила пауза.
— Алло! — повторила жена. — Алло! Перезвоните. Вас плохо слышно.
Губарев повесил трубку. Неизвестно почему, на него напал приступ немоты. И это было уже не первый раз. После того, как они с Наташкой слились в экстазе на диванчике в гостиной, он испытывал какую-то неловкость и смущение. И поэтому, услышав голос жены, вешал трубку. Ну совсем как пятнадцатилетний пацан — звонит девчонке, которая ему нравится. Несколько раз звонила на работу Дашка и спрашивала, когда он приедет к ним. Губарев что-то мямлил и отнекивался под предлогом срочной работы. Вся эта ситуация была донельзя смешной. Со стороны. Ему-то она смешной не казалась. Напротив… Он не знал, как ему теперь вести себя с женой. Как ни в чем не бывало? Или… Но если он будет вести себя так, словно ничего не произошло, то Наташка может обидеться. Она подумает, что этот эпизод не имел для него никакого значения. Женщины, они вообще существа обидчивые. А Наташка — особенно. В молодости дулась по каждому пустяку. Чуть что — и слезы…
Но если рассуждать здраво, то все равно когда-то придется говорить с Наташкой и ехать в гости. Своим глупым поведением он просто тянет время.
Майор откинулся на стуле и прикрыл глаза. Как он устал! Как хочется в отпуск… Правда, слово «отпуск» для него — чистой воды эвфемизм. Вот уже который год он проводит его в Москве. Никуда не выезжая. Вот если бы рвануть на море…
О чем он думает? Губарев открыл глаза. Мечтает об отпуске! Пора домой. А завтра с утра — в «Ваш шанс». Поговорить с Лазаревой.
Утро выдалось на редкость мерзким. Такую погоду Губарев обычно называл «хмурянь». Производное от двух слов: хмурь и дрянь. Небо — гнетуще-серое. Без малейшего просвета. Того и гляди пойдет дождь или мокрый снег. Он быстро побрился в ванной и поставил чайник. Кофе осталось в банке совсем немного. На две-три чашки. Сыр кончился вчера. Надо было сбегать в магазин, но он поддался лени и никуда не пошел. Есть сливочное масло. Можно сделать бутерброд с маслом. И два яйца. Сварить всмятку. Похоже на английский завтрак. Не хватает только овсянки. Но это уже увольте — есть каши! Когда он читал в книжках описание английских завтраков, то удивлялся, как много едят жители туманного Альбиона. Тарелка каши. Одно или два яйца. Бутербродик с каким-нибудь паштетом из телячьей печени. Бекон. Неизменная булочка с джемом. И кофе. Тянет на обед, а не на завтрак. У него сегодня — треть английского завтрака, развеселился майор. Интересно, каким будет ленч?
Из своей комнаты выползла соседка Марья Степановна — или Васильевна. С годами она стала путать свое отчество. Не поздоровалась. Бросила на него тяжелый взгляд и проковыляла к плите. Как будто бы она не может попозже позавтракать! Нет, ей надо обязательно поставить свой чайник в то время, когда майор на кухне. Любопытно, вредность — это качество врожденное или приобретенное? Чайник вскипел. Наскоро сделав бутерброд с маслом и прихватив чайник с банкой кофе, майор ушел к себе в комнату. Отказавшись от яиц. Находиться в кухне со старой мегерой было выше его сил.
Позавтракав, он поехал в «Ваш шанс», прокручивая в уме, как лучше разговорить Лазареву.
В клинике первым делом он увидел Юлию Константиновну, сидевшую на своем месте и разговаривавшую с кем-то по телефону. Увидев майора, она кивнула ему головой, делая знак, что сейчас освободится. Закончив разговаривать, секретарша поздоровалась и спросила:
— У вас ко мне какой-то вопрос?
— Не к вам к Лазаревой.
— Она будет попозже. Часов в двенадцать.
— Уехала по делам?
— Нет. У нее сегодня день рождения.
Только сейчас Губарев обратил внимание, что на стойке стоит красиво запакованная коробка.
— Подарок? — кивнул Губарев.
— Да.
— Вы будете отмечать день рождения Лазаревой на работе?
— Раньше отмечали. А сегодня… В связи со смертью Николая Дмитриевича решили не праздновать. Просто преподнесем подарок от коллектива, и все. Еще надо не забыть цветы купить. Сейчас придет курьер, я его и отправлю за цветами. Когда был Николай Дмитриевич, он занимался этими вопросами. Теперь все легло на меня. Я спросила у Ирины Владимировны, какие цветы она любит, она сказала — орхидеи.
— Да… странно, — усмехнулся Губарев. И тут же чуть не поперхнулся. Как же он забыл! Есть еще одна любительница экзотики — любовница Лактионова. Совпадение вкусов — это невероятно! В своей жизни майор плохо верил в случайные совпадения. Случайность — есть тайная закономерность, любил повторять он. И это была сущая правда, неоднократно подтвержденная и доказанная. Губарев почувствовал, как его охватило волнение. Нет, сегодня ему не надо встречаться с Лазаревой. Надо как следует обдумать этот факт. Поразмыслить, что к чему? Но как уйти, не вызвав подозрения у Юлии Константиновны? Позвонить на работу и сказать, что его срочно вызывают? Да, это выход из создавшегося положения. Губарев отошел в сторону, достал мобильный и набрал Витькин номер.
— Алло!
— Товарищ майор, это вы?
— Да.
— Вы откуда звоните?
— Что?
— Откуда, говорю, звоните?
— Сейчас буду.
— Где?
— И до конца дня я буду занят?
— Вы что — плохо слышите?
— Выезжаю. — Губарев дал отбой, несмотря на Витькины вопли: «Алло! Алло!» Потом повернулся к секретарше: — Вызывают на работу. Срочное дело.
— Вы не будете дожидаться Ирину Владимировну?
— Нет. К сожалению, не могу.
— Ей что-нибудь передать?
— Нет, не надо. Я сам в ближайшее время свяжусь с ней.
— Хорошо.
— До свидания.
— Всего доброго.
На работе его ждал Витька. В полном недоумении.
— С вами все в порядке? — обрушился он на Губарева, едва тот переступил порог своего кабинета. — Я вам одно говорю, вы мне — другое.
— В порядке, в порядке, — заверил его майор. — Просто я передумал беседовать с Лазаревой. И мне нужен был предлог, чтобы слинять из «Вашего шанса».
— Может быть, вы перестанете говорить загадками?
— Смотря по обстоятельствам.
— И что это за обстоятельства?
— Во-первых, в клинике выявилась еще одна любительница орхидей. И ни за что не угадаешь, кто.
— Юлия Константиновна?
— Нет. Не она. Лазарева!
— И что?
А то! Тебе не кажется это странным: две любительницы орхидей? Это тебе не розы и тюльпаны. Любовь к орхидеям — не столь уж повально распространенное увлечение.
— Ну, если собрать всех поклонников орхидей по Москве…
— Мне не нужна вся Москва. У меня на руках два любопытных факта. Первый — любовница Лактионова любила орхидеи. Второй — Лазарева тоже предпочитает эти цветы всем остальным.
— Вывод? — прищурился Витька.
— Вывод: найти связь между этими двумя явлениями. Моя догадка: Лазарева и эта девушка как-то связаны между собой. Вить, а что, если это ее дочь? — воскликнул Губарев.
— Она разве похожа на нее?
Губарев достал из портмоне фотографию любовницы Лактионова и положил на стол.
— Смотри!
Витька подошел к столу и взял фотографию в руки.
— Нет. Не похожа.
— Не обязательно девочки похожи на матерей. Моя Дашка, например, больше похожа на меня. Может, любовница Лактионова внешностью пошла в отца?
— И как вы собираетесь это узнать? Проверить ваши предположения?
— Как? Конечно, если спросить напрямую, Лазарева будет все отрицать. Факт, что любовница Лактионова — ее дочь, ставит Лазареву в затруднительное положение. Кроме того, это зрелая и умная женщина, и так просто ее к стенке не припрешь. Как, например, Диму. Нет, здесь нужен совсем другой подход! Какой — я пока не знаю. Надо все хорошенько обдумать. Вить, у тебя есть кофе? Погода такая — голову тянет. Как свинцом обложена.
— Кончился.
— Сходи в магазин. Будь другом. Денег я тебе сейчас дам. Купи самый лучший кофе — дорогой. Например, «Картье Нуар». Или что-то в этом роде. Колбаски копченой немного. Грамм триста. И хлеба, естественно.
— Разбогатели?
— Побаловать себя иногда хочется.
— Да уж, баловство!
— Не говори, Вить! Вот жизнь! Кто-то себя поездкой на Канары балует или в Париж. А тут все удовольствие — кофейку попить! Просто смешно!
— Действительно, смешно.
— Я, представляешь, без завтрака остался!
— Да ну!
— Как моя соседка-мегера встала за спиной на кухне, так я и выскочил оттуда. Толком не поев.
— Бывают такие старушки — почище атомной бомбы!
— Я с такой и живу.
— Фильм «Дюплекс» смотрели?
— Нет. А что?
— Комедия — класс! Правда, с черным юмором… Сюжет в двух словах такой: молодая пара покупает себе дом. Вместе со старушкой. Они думают — милое безобидное создание. Как бы не так! Ну и задала же она им перцу! То музыку включала ночью на полную катушку, то потоп устраивала, то звонила в дверь в самое неподходящее время… Они потом даже убить эту старушку надумали с помощью наемного киллера. Да не тут-то было! Она сама чуть не убила киллера! Такая вот чумовая бабулька!
— Как моя! В точности! Ладно, ты в магазин идешь или нет?
— Иду. Деньги давайте.
После двух выпитых чашек кофе настроение у Губарева заметно пошло вверх.
— Значит, так. План дальнейших действий таков: мы прежде всего выясняем, есть ли у Лазаревой дочь! А потом уже пляшем от этого.
— А если у нее нет дочери?
— Ты меня, пожалуйста, не пугай! Тогда вся моя стройная концепция летит к черту!
— Я не пугаю. Я предупреждаю.
— Спасибо, — фыркнул Губарев.
— Пожалуйста.
— А если без шуток, то давай «просвечивать» Лазареву на предмет дочери.
— Есть!
— Посмотрим нашу базу данных. Если этого будет недостаточно, то запросим паспортный стол. Короче, за работу.
Облом есть облом! Как ни крути! Разочарование было сильным, и майор не смог его скрыть. Впрочем, он и не старался. Оказалось, что у Лазаревой никакой дочери нет и в помине.
— Н-да! — крякнул Губарев, когда узнал это. — Н-да!
— Я же вас предупреждал…
— Ты был прав! А я — старый дурак, который построил версию на пустом месте. Высосал из пальца.
Витька дипломатично молчал.
— Уф, — вздохнул Губарев. — Что теперь делать, ума не приложу. Мне так хотелось найти эту девушку с орхидеями… А теперь мы вернулись на исходные позиции. То есть на нулевую отметку. Поздравлямши!
— Может, за пивком сходить?
— Не поможет! И не мечтай! Знаешь, Вить, а я иногда думаю: почему мы все решили, что убийца Лактионова связан с ним в настоящем?
— Не понял…
— Это я не по-русски выразился! Я хочу сказать: не обязательно убийца появился в жизни Лактионова в последние годы. Может, он — из прошлого? И мы копаем совсем не в том направлении?
— И что вы предлагаете конкретно?
— Конкретно? Вернуться в прошлое Лактионова. Поговорить с теми людьми, кто знал его давно. Побеседовать с однокурсниками. С коллегами по работе, где он начинал свою карьеру. Вдруг мы что-нибудь там и обнаружим?
Надя обошла клинику кругом. Только в одном окне горел свет. Это кабинет Лактионова, поняла она. Он сидит там один… В этом месте она ощутила, как по коже побежали мурашки. Ей вдруг стало страшно. Если раньше она не задумывалась над тем, как она будет осуществлять план мести, то теперь посторонние непрошеные мысли властно вторглись в ее сознание. «А если он сразу закричит и я не успею вынуть пистолет? Что тогда? Все! Меня арестуют как грабительницу? Я попаду в тюрьму, а он по-прежнему будет жить и процветать…
Ну хорошо, предположим, мне удастся подойти к нему достаточно близко, я выстрелю, но вдруг я все-таки промахнусь? Дрогнет рука, или он дернется в сторону. В ответ он нападет на меня. Он — сильный, крепкий мужчина. Завяжется драка. Он разделает меня, как орех, в два счета. А потом вызовет милицию…
А если… все удастся? И я не промахнусь! Он не успеет ничего понять, как уже будет мертвым. Неужели я способна убить человека? Это ужасно! Вот он только что был живым, сидел, работал в своем кабинете, вхожу я, стреляю, и его больше — нет?»
Надя вспомнила веселые, смеющиеся глаза доктора, и ей стало не по себе. Но тут же обида мутной волной поднялась со дна ее души и накрыла с головой. «Он — сволочь, исковеркавшая мне жизнь, из-за него я теперь побираюсь по помойкам вместо того, чтобы учиться в институте и жить, как все нормальные девушки: флиртовать, влюбляться, ходить в кино. Он сделал мою жизнь тихим ужасом, кошмаром. Если я отступлю или дрогну, я буду презирать себя. Я должна это сделать, должна! А потом… все будет иначе. Я получу оставшиеся деньги и начну новую жизнь». Эта мысль вернула Наде пошатнувшуюся было решимость. Она нащупала в сумочке пистолет и погладила его. Она не имеет права поворачивать назад. Не имеет! У нее только один выход: убить Лактионова!
Она подошла к двери клиники, набрала код и осторожно потянула дверь на себя. Тяжелая, тугая дверь с легким скрипом открылась. Надя замерла на месте. Потом, не дыша, достала из сумки ключи и открыла вторую дверь, медленно поворачивая ключ в замке. Постояв минуту-другую, она пошла вперед, стараясь двигаться как можно бесшумнее. Вот коридор. Вот — секретарская стойка. Глаза быстро привыкли к темноте, и вскоре она стала различать контуры предметов. Ей нужна была вторая дверь по коридору слева. Внезапно раздался какой-то шум, и Надя, , пригнувшись, быстро зашла за стойку и задержала дыхание. Потом тихо выдохнула. Лактионов прошел мимо нее и направился в другой конец клиники. Она слышала его шаги совсем рядом. Он что-то напевал про себя! Это разозлило Надю больше всего. «Он еще и поет, — с раздражением подумала она. — Ему хорошо, весело, он доволен собой и своей жизнью. Тогда как я…» — Она сглотнула слюну. Нет, она сделает то, что задумано! Непременно. Обратного хода нет! Можно прокрасться в его кабинет, пока там никого нет. И найти удобное место, с которого и выстрелить. Она вынырнула из-за стойки и бегом направилась к кабинету Лактионова. Дверь была полуоткрыта. Она проскользнула в кабинет и осмотрелась.
Глава 11
Вот так просто — «не знаю», и все! Без всяких объяснений.
— Где она? — спросил Губарев.
Дина Александровна раскрыла конверт, лежавший на столе, и протянула снимок Губареву. Он так и впился в него взглядом.
Снимок был небольшим: семь на восемь. Цветной. Молодая девушка. Лет двадцати. Красивая блондинка с безупречными чертами лица. Пожалуй, даже слишком правильными и безупречными. Светло-голубые глаза. Открытый лоб. Пухлые губы. Девушка, любящая орхидеи…
— Вы когда-нибудь раньше видели ее?
— Нет. Никогда.
— Вы думаете — это любовница вашего мужа? — спросил майор, по-прежнему не отводя глаз от снимка.
— Да.
— Я возьму эту фотографию себе.
— Пожалуйста, мне она не нужна, — с нервным смешком сказала Дина Александровна.
— Спасибо за ценную информацию, — сказал майор, вставая и пряча фотографию во внутренний карман пиджака. — Если будут угрозы или вообще возникнет подозрительная обстановка, сразу звоните мне. Договорились?
— Хорошо, — сказала Дина Александровна, опуская глаза.
Пришли результаты из лаборатории: оказалось, что Кузьминой в чашку было подсыпано снотворное. Она уснула, а потом ее подтащили к плите, открыли духовку и засунули туда ее голову. Остальное — известно. Отпечатки пальцев были только на чашке Кузьминой. Братец — или кто там — предусмотрительно стер свои следы.
Губарев постучал карандашом по столу. С некоторых пор у него появилась эта дурацкая привычка: долбить, как дятел.
— Вот тебе и полная картина убийства Кузьминой.
— Братец это, — с уверенностью сказал Витька.
— Похоже на то.
— Убил, взял бабки и дал деру.
— Будем искать.
У майора неприятно стрельнуло в виске. А если это убийство — не последнее? Майор потер лоб рукой. Кто тогда следующий?
— Размышляете?
— Да. Мыслю, — буркнул майор.
— Мыслю — значит, существую, сказал один философ.
— Давно ли ты к философии обратился?
— Недавно. Не обижайтесь, это всего лишь шутка!
— У тебя все шуточки. А у меня сплошная головная боль.
— Купите анальгин.
— Пошел ты! — беззлобно сказал Губарев.
— С удовольствием. Тем более, что рабочий день уже закончился. И пора по домам.
— Иди, тебя здесь никто не держит.
— В самом деле?
— Гуляй, Вася, гуляй!
— Вы по правде или шутите?
— В отличие от тебя, я хохмить не собираюсь. Я тебя и вправду отпускаю.
— А вы? — спросил Витька.
— А я посижу, поработаю. Поразмышляю. Может быть, какая мысль осенит? В одиночестве хорошо думается. Никто на мозги не капает, не отвлекает.
— Это вы намекаете на меня? На мою продуктивную и своевременную помощь?
— На кого же еще? Ладно, иди! У меня и вправду что-то разболелась голова.
— Тогда заканчивайте работу.
— Ни-ни. Я еще посижу тут немного. Витя встал и потоптался около стула:
— Я пошел!
— Да говорю же, иди.
— Не обидитесь?
— Если сию минуту исчезнешь — нет.
Когда Витька ушел, Губарев вздохнул. Ему действительно хотелось побыть одному. Он взял карандаш и стал рисовать разные геометрические фигуры. Так ему легче думалось.
Лактионова… Улик — никаких. Одни подозрения. Мотив — весомый. Убить мужа и начать новую жизнь. С молодым любовником. Или — без. Взять другого «мачо». За этим дело не станет. Молодых жеребцов, готовых услаждать богатых дам, — навалом. Даже долго искать не придется. Можно почитать объявления в газетах вроде «Спид-инфо». Выбрать то, что подходит. Набрать телефон — и готово!
Нет мужа — можно пуститься во все тяжкие. А в придачу устраивать художественные выставки. Губарев представил, как Дина Александровна со скучающей миной представляет свою выставку журналистам и почетным гостям. Молодая светская женщина…
Кузьмина. Могла убить, чтобы не возвращать кредит. Озлобленность на жизнь, собственная нереализованность могли подтолкнуть ее на это. А братец решил прикарманить деньги себе. И поэтому отравил сестру. Логично? Логично! Неудачник Алкоголик. Человек с такой «характеристикой» может пойти до конца.
Другая подозреваемая — девушка с орхидеями. Так майор окрестил любовницу Лактионова. Никаких следов… Он еще раз побеседовал с охранником и уборщицей. Нет, они ее не видели. Словно она — призрак. Никто о ней не слышал и никто ее не видел. Но это была девушка из плоти и крови. Она приходила в кабинет к Лактионову. Они занимались там любовью. Хотя раньше он снимал ей квартиру. Почему же потом Лактионов отказался от этого варианта? Так было бы удобнее. И безопаснее. Все-таки кабинет — « не лучшее место для интимных свиданий. В любой момент их могли там обнаружить… Кто? Уборщица? Она приходила в строго означенное время. Охранника он отпускал. Жена? Судя по всему, Дина Александровна очень редко появлялась на работе мужа. Лактионов все хорошо продумал. И тем самым исключил риск того, что их застанут врасплох.
Их отношения длятся уже, по крайней мере, год. Это — неоспоримый факт. Год назад Юлька-пулька подслушала телефонный разговор Лактионова и его любовницы. Но отношения могли возникнуть и значительно раньше. Просто любовники никак не обнаруживали себя…
Голова шла кругом. Как найти эту любительницу изысканных цветов? Где Лактионов мог познакомиться с ней? В командировке? На улице? В компании?
Первый вариант, скорее всего, отпадает. Губарев не мог себе представить, чтобы солидный мужчина вроде Лактионова приставал к девушкам на улице. Нет, это не его амплуа. В компании? Но, судя по информации, которой владел Губарев, в компании Лактионов не ходил. Его жизнь была четко регламентирована. Дом — работа. Работа — дом. Да и вряд ли Дина Александровна отпустила бы мужа одного на какое-нибудь мероприятие. Если только она не полная дура. Но таковой Дина Александровна, безусловно, не являлась. Остается — командировки. Был еще один вариант. Эта девушка могла быть как-то связана с Лактионовым по работе. Однако здесь возникало множество «но»…Она была молода. Следовательно, не могла возглавлять фирму или компанию, сотрудничавшую с клиникой. Значит, «прочесывание» контактов — исключается. Остаются командировки. И… медицинские выставки. Если такие были. Конференции… Но здесь опять-таки играет роль фактор возраста. Правда, эта девушка вполне могла входить в обслуживающий персонал. Секретари, сотрудники, отвечающие за организационные вопросы. Нужно поговорить с Ириной Владимировной. Она должна быть в курсе подобных мероприятий.
Это он запланировал на завтра. А сегодня… надо ехать домой. Но прежде — звонок своим. Жене и дочери. Губарев набрал телефон.
— Алло! — Это была Наташка.
И тут он почему-то не мог вымолвить ни слова. Наступила пауза.
— Алло! — повторила жена. — Алло! Перезвоните. Вас плохо слышно.
Губарев повесил трубку. Неизвестно почему, на него напал приступ немоты. И это было уже не первый раз. После того, как они с Наташкой слились в экстазе на диванчике в гостиной, он испытывал какую-то неловкость и смущение. И поэтому, услышав голос жены, вешал трубку. Ну совсем как пятнадцатилетний пацан — звонит девчонке, которая ему нравится. Несколько раз звонила на работу Дашка и спрашивала, когда он приедет к ним. Губарев что-то мямлил и отнекивался под предлогом срочной работы. Вся эта ситуация была донельзя смешной. Со стороны. Ему-то она смешной не казалась. Напротив… Он не знал, как ему теперь вести себя с женой. Как ни в чем не бывало? Или… Но если он будет вести себя так, словно ничего не произошло, то Наташка может обидеться. Она подумает, что этот эпизод не имел для него никакого значения. Женщины, они вообще существа обидчивые. А Наташка — особенно. В молодости дулась по каждому пустяку. Чуть что — и слезы…
Но если рассуждать здраво, то все равно когда-то придется говорить с Наташкой и ехать в гости. Своим глупым поведением он просто тянет время.
Майор откинулся на стуле и прикрыл глаза. Как он устал! Как хочется в отпуск… Правда, слово «отпуск» для него — чистой воды эвфемизм. Вот уже который год он проводит его в Москве. Никуда не выезжая. Вот если бы рвануть на море…
О чем он думает? Губарев открыл глаза. Мечтает об отпуске! Пора домой. А завтра с утра — в «Ваш шанс». Поговорить с Лазаревой.
Утро выдалось на редкость мерзким. Такую погоду Губарев обычно называл «хмурянь». Производное от двух слов: хмурь и дрянь. Небо — гнетуще-серое. Без малейшего просвета. Того и гляди пойдет дождь или мокрый снег. Он быстро побрился в ванной и поставил чайник. Кофе осталось в банке совсем немного. На две-три чашки. Сыр кончился вчера. Надо было сбегать в магазин, но он поддался лени и никуда не пошел. Есть сливочное масло. Можно сделать бутерброд с маслом. И два яйца. Сварить всмятку. Похоже на английский завтрак. Не хватает только овсянки. Но это уже увольте — есть каши! Когда он читал в книжках описание английских завтраков, то удивлялся, как много едят жители туманного Альбиона. Тарелка каши. Одно или два яйца. Бутербродик с каким-нибудь паштетом из телячьей печени. Бекон. Неизменная булочка с джемом. И кофе. Тянет на обед, а не на завтрак. У него сегодня — треть английского завтрака, развеселился майор. Интересно, каким будет ленч?
Из своей комнаты выползла соседка Марья Степановна — или Васильевна. С годами она стала путать свое отчество. Не поздоровалась. Бросила на него тяжелый взгляд и проковыляла к плите. Как будто бы она не может попозже позавтракать! Нет, ей надо обязательно поставить свой чайник в то время, когда майор на кухне. Любопытно, вредность — это качество врожденное или приобретенное? Чайник вскипел. Наскоро сделав бутерброд с маслом и прихватив чайник с банкой кофе, майор ушел к себе в комнату. Отказавшись от яиц. Находиться в кухне со старой мегерой было выше его сил.
Позавтракав, он поехал в «Ваш шанс», прокручивая в уме, как лучше разговорить Лазареву.
В клинике первым делом он увидел Юлию Константиновну, сидевшую на своем месте и разговаривавшую с кем-то по телефону. Увидев майора, она кивнула ему головой, делая знак, что сейчас освободится. Закончив разговаривать, секретарша поздоровалась и спросила:
— У вас ко мне какой-то вопрос?
— Не к вам к Лазаревой.
— Она будет попозже. Часов в двенадцать.
— Уехала по делам?
— Нет. У нее сегодня день рождения.
Только сейчас Губарев обратил внимание, что на стойке стоит красиво запакованная коробка.
— Подарок? — кивнул Губарев.
— Да.
— Вы будете отмечать день рождения Лазаревой на работе?
— Раньше отмечали. А сегодня… В связи со смертью Николая Дмитриевича решили не праздновать. Просто преподнесем подарок от коллектива, и все. Еще надо не забыть цветы купить. Сейчас придет курьер, я его и отправлю за цветами. Когда был Николай Дмитриевич, он занимался этими вопросами. Теперь все легло на меня. Я спросила у Ирины Владимировны, какие цветы она любит, она сказала — орхидеи.
— Да… странно, — усмехнулся Губарев. И тут же чуть не поперхнулся. Как же он забыл! Есть еще одна любительница экзотики — любовница Лактионова. Совпадение вкусов — это невероятно! В своей жизни майор плохо верил в случайные совпадения. Случайность — есть тайная закономерность, любил повторять он. И это была сущая правда, неоднократно подтвержденная и доказанная. Губарев почувствовал, как его охватило волнение. Нет, сегодня ему не надо встречаться с Лазаревой. Надо как следует обдумать этот факт. Поразмыслить, что к чему? Но как уйти, не вызвав подозрения у Юлии Константиновны? Позвонить на работу и сказать, что его срочно вызывают? Да, это выход из создавшегося положения. Губарев отошел в сторону, достал мобильный и набрал Витькин номер.
— Алло!
— Товарищ майор, это вы?
— Да.
— Вы откуда звоните?
— Что?
— Откуда, говорю, звоните?
— Сейчас буду.
— Где?
— И до конца дня я буду занят?
— Вы что — плохо слышите?
— Выезжаю. — Губарев дал отбой, несмотря на Витькины вопли: «Алло! Алло!» Потом повернулся к секретарше: — Вызывают на работу. Срочное дело.
— Вы не будете дожидаться Ирину Владимировну?
— Нет. К сожалению, не могу.
— Ей что-нибудь передать?
— Нет, не надо. Я сам в ближайшее время свяжусь с ней.
— Хорошо.
— До свидания.
— Всего доброго.
На работе его ждал Витька. В полном недоумении.
— С вами все в порядке? — обрушился он на Губарева, едва тот переступил порог своего кабинета. — Я вам одно говорю, вы мне — другое.
— В порядке, в порядке, — заверил его майор. — Просто я передумал беседовать с Лазаревой. И мне нужен был предлог, чтобы слинять из «Вашего шанса».
— Может быть, вы перестанете говорить загадками?
— Смотря по обстоятельствам.
— И что это за обстоятельства?
— Во-первых, в клинике выявилась еще одна любительница орхидей. И ни за что не угадаешь, кто.
— Юлия Константиновна?
— Нет. Не она. Лазарева!
— И что?
А то! Тебе не кажется это странным: две любительницы орхидей? Это тебе не розы и тюльпаны. Любовь к орхидеям — не столь уж повально распространенное увлечение.
— Ну, если собрать всех поклонников орхидей по Москве…
— Мне не нужна вся Москва. У меня на руках два любопытных факта. Первый — любовница Лактионова любила орхидеи. Второй — Лазарева тоже предпочитает эти цветы всем остальным.
— Вывод? — прищурился Витька.
— Вывод: найти связь между этими двумя явлениями. Моя догадка: Лазарева и эта девушка как-то связаны между собой. Вить, а что, если это ее дочь? — воскликнул Губарев.
— Она разве похожа на нее?
Губарев достал из портмоне фотографию любовницы Лактионова и положил на стол.
— Смотри!
Витька подошел к столу и взял фотографию в руки.
— Нет. Не похожа.
— Не обязательно девочки похожи на матерей. Моя Дашка, например, больше похожа на меня. Может, любовница Лактионова внешностью пошла в отца?
— И как вы собираетесь это узнать? Проверить ваши предположения?
— Как? Конечно, если спросить напрямую, Лазарева будет все отрицать. Факт, что любовница Лактионова — ее дочь, ставит Лазареву в затруднительное положение. Кроме того, это зрелая и умная женщина, и так просто ее к стенке не припрешь. Как, например, Диму. Нет, здесь нужен совсем другой подход! Какой — я пока не знаю. Надо все хорошенько обдумать. Вить, у тебя есть кофе? Погода такая — голову тянет. Как свинцом обложена.
— Кончился.
— Сходи в магазин. Будь другом. Денег я тебе сейчас дам. Купи самый лучший кофе — дорогой. Например, «Картье Нуар». Или что-то в этом роде. Колбаски копченой немного. Грамм триста. И хлеба, естественно.
— Разбогатели?
— Побаловать себя иногда хочется.
— Да уж, баловство!
— Не говори, Вить! Вот жизнь! Кто-то себя поездкой на Канары балует или в Париж. А тут все удовольствие — кофейку попить! Просто смешно!
— Действительно, смешно.
— Я, представляешь, без завтрака остался!
— Да ну!
— Как моя соседка-мегера встала за спиной на кухне, так я и выскочил оттуда. Толком не поев.
— Бывают такие старушки — почище атомной бомбы!
— Я с такой и живу.
— Фильм «Дюплекс» смотрели?
— Нет. А что?
— Комедия — класс! Правда, с черным юмором… Сюжет в двух словах такой: молодая пара покупает себе дом. Вместе со старушкой. Они думают — милое безобидное создание. Как бы не так! Ну и задала же она им перцу! То музыку включала ночью на полную катушку, то потоп устраивала, то звонила в дверь в самое неподходящее время… Они потом даже убить эту старушку надумали с помощью наемного киллера. Да не тут-то было! Она сама чуть не убила киллера! Такая вот чумовая бабулька!
— Как моя! В точности! Ладно, ты в магазин идешь или нет?
— Иду. Деньги давайте.
После двух выпитых чашек кофе настроение у Губарева заметно пошло вверх.
— Значит, так. План дальнейших действий таков: мы прежде всего выясняем, есть ли у Лазаревой дочь! А потом уже пляшем от этого.
— А если у нее нет дочери?
— Ты меня, пожалуйста, не пугай! Тогда вся моя стройная концепция летит к черту!
— Я не пугаю. Я предупреждаю.
— Спасибо, — фыркнул Губарев.
— Пожалуйста.
— А если без шуток, то давай «просвечивать» Лазареву на предмет дочери.
— Есть!
— Посмотрим нашу базу данных. Если этого будет недостаточно, то запросим паспортный стол. Короче, за работу.
Облом есть облом! Как ни крути! Разочарование было сильным, и майор не смог его скрыть. Впрочем, он и не старался. Оказалось, что у Лазаревой никакой дочери нет и в помине.
— Н-да! — крякнул Губарев, когда узнал это. — Н-да!
— Я же вас предупреждал…
— Ты был прав! А я — старый дурак, который построил версию на пустом месте. Высосал из пальца.
Витька дипломатично молчал.
— Уф, — вздохнул Губарев. — Что теперь делать, ума не приложу. Мне так хотелось найти эту девушку с орхидеями… А теперь мы вернулись на исходные позиции. То есть на нулевую отметку. Поздравлямши!
— Может, за пивком сходить?
— Не поможет! И не мечтай! Знаешь, Вить, а я иногда думаю: почему мы все решили, что убийца Лактионова связан с ним в настоящем?
— Не понял…
— Это я не по-русски выразился! Я хочу сказать: не обязательно убийца появился в жизни Лактионова в последние годы. Может, он — из прошлого? И мы копаем совсем не в том направлении?
— И что вы предлагаете конкретно?
— Конкретно? Вернуться в прошлое Лактионова. Поговорить с теми людьми, кто знал его давно. Побеседовать с однокурсниками. С коллегами по работе, где он начинал свою карьеру. Вдруг мы что-нибудь там и обнаружим?
Надя обошла клинику кругом. Только в одном окне горел свет. Это кабинет Лактионова, поняла она. Он сидит там один… В этом месте она ощутила, как по коже побежали мурашки. Ей вдруг стало страшно. Если раньше она не задумывалась над тем, как она будет осуществлять план мести, то теперь посторонние непрошеные мысли властно вторглись в ее сознание. «А если он сразу закричит и я не успею вынуть пистолет? Что тогда? Все! Меня арестуют как грабительницу? Я попаду в тюрьму, а он по-прежнему будет жить и процветать…
Ну хорошо, предположим, мне удастся подойти к нему достаточно близко, я выстрелю, но вдруг я все-таки промахнусь? Дрогнет рука, или он дернется в сторону. В ответ он нападет на меня. Он — сильный, крепкий мужчина. Завяжется драка. Он разделает меня, как орех, в два счета. А потом вызовет милицию…
А если… все удастся? И я не промахнусь! Он не успеет ничего понять, как уже будет мертвым. Неужели я способна убить человека? Это ужасно! Вот он только что был живым, сидел, работал в своем кабинете, вхожу я, стреляю, и его больше — нет?»
Надя вспомнила веселые, смеющиеся глаза доктора, и ей стало не по себе. Но тут же обида мутной волной поднялась со дна ее души и накрыла с головой. «Он — сволочь, исковеркавшая мне жизнь, из-за него я теперь побираюсь по помойкам вместо того, чтобы учиться в институте и жить, как все нормальные девушки: флиртовать, влюбляться, ходить в кино. Он сделал мою жизнь тихим ужасом, кошмаром. Если я отступлю или дрогну, я буду презирать себя. Я должна это сделать, должна! А потом… все будет иначе. Я получу оставшиеся деньги и начну новую жизнь». Эта мысль вернула Наде пошатнувшуюся было решимость. Она нащупала в сумочке пистолет и погладила его. Она не имеет права поворачивать назад. Не имеет! У нее только один выход: убить Лактионова!
Она подошла к двери клиники, набрала код и осторожно потянула дверь на себя. Тяжелая, тугая дверь с легким скрипом открылась. Надя замерла на месте. Потом, не дыша, достала из сумки ключи и открыла вторую дверь, медленно поворачивая ключ в замке. Постояв минуту-другую, она пошла вперед, стараясь двигаться как можно бесшумнее. Вот коридор. Вот — секретарская стойка. Глаза быстро привыкли к темноте, и вскоре она стала различать контуры предметов. Ей нужна была вторая дверь по коридору слева. Внезапно раздался какой-то шум, и Надя, , пригнувшись, быстро зашла за стойку и задержала дыхание. Потом тихо выдохнула. Лактионов прошел мимо нее и направился в другой конец клиники. Она слышала его шаги совсем рядом. Он что-то напевал про себя! Это разозлило Надю больше всего. «Он еще и поет, — с раздражением подумала она. — Ему хорошо, весело, он доволен собой и своей жизнью. Тогда как я…» — Она сглотнула слюну. Нет, она сделает то, что задумано! Непременно. Обратного хода нет! Можно прокрасться в его кабинет, пока там никого нет. И найти удобное место, с которого и выстрелить. Она вынырнула из-за стойки и бегом направилась к кабинету Лактионова. Дверь была полуоткрыта. Она проскользнула в кабинет и осмотрелась.
Глава 11
Кабинет был небольшим, но плотно заставленным мебелью. Шкафы с книгами. Стол. На столе — компьютер. Раскрытый альбом. Поминутно прислушиваясь, Надя подошла на цыпочках к столу. Это был альбом отзывов и фотографий пациенток: до операции и после. Надя впилась глазами в эти снимки. Стандартные некрасивые лица полностью преображались под волшебным скальпелем хирурга. Это было настоящее чудо! Надя не удержалась и перевернула несколько страниц назад. Она увидела знакомое лицо одной актрисы, сериал с участием которой она недавно видела по телевизору. Она восхищалась этой женщиной. Ее утонченной красотой. Тонкими чертами лица, безукоризненной линией лба и щек. И вот она видит ее фотографию до операции: такое впечатление, что это не она, а другая женщина — грубее, проще, с невыразительным лицом. Симпатичная — да! Но не более того! Надя перелистнула еще несколько страниц. Прямо на нее со снимка смотрела известная певица, прославившаяся своим скандальным нравом. Волевое лицо, яркая, броская красота. Но что было до Лактионова — серая мышь, каких пруд пруди. Ни скульптурных черт, ни броскости. Пройдешь мимо — и не остановишься. Надя как завороженная листала альбом.
Лица, лица… Знакомые и незнакомые. Красота как абсолют, красота, доведенная до немыслимого совершенства. До последней отточенности черт и линий. Надя посмотрела на свои руки. Они дрожали. Она ощутила благоговейный трепет. Она попала в настоящий храм. Храм преображенных лиц! Украденных лиц, поправила она себя. Он украл их у природы, вступил с ней в соперничество и — победил. Он сделал неслыханное — победил саму природу. Это был настоящий Бог, человек, перед которым можно было преклонить колени за те чудеса, которые он совершил.
Да, он сделал одну-единственную ошибку. Этой ошибкой была она, Надя. Но имела ли она право поднимать руку на человека, который сделал столько прекрасного и полезного? Кто она такая, чтобы лишать мир того, кто делает его красивее и чудеснее? Она сделала шаг назад. Потом вернулась к столу и открыла альбом на той самой странице, которую смотрел Лактионов. По ее щекам текли слезы. Еще немного, и она бы заплакала во весь голос. Но она не могла себе этого позволить. Ей надо было уходить. Так же незаметно, как она и пришла. Пока не вернулся Лактионов. Она быстро метнулась к двери и тут услышала вдалеке шаги. Она молниеносно промчалась по коридору и нырнула за стойку. Надя сделала это вовремя.
Потому что быстрыми шагами Лактионов прошел мимо нее, скрючившейся около стула секретарши. Какое-то время Надя подождала. Потом, услышав звук закрывающейся двери и поняв, что Лактионов уже находится в своем кабинете, она на цыпочках проделала обратный путь к входной двери и, открыв ее, оказалась на улице. Было холодно, очень холодно. Черное беззвездное небо отчужденно смотрело на Надю, когда она, повинуясь безотчетному порыву, подняла вверх голову. Слез уже не было. Была щемящая тоска и чувство ужасающего одиночества. Такого одиночества — хоть вой! Она всегда ощущала свою обособленность от этого мира, но еще никогда пропасть между ней и остальными людьми не казалась ей такой бездонной и непреодолимой. «Ну что ж, — подумала она, — ничего особенного не произошло. Буду жить так, как жила».
Еще подходя к двери своей квартиры, она услышала телефонную трель. И сразу поняла: кто это звонит. Она второпях открыла дверь, путаясь в ключах, и подбежала к телефону. Она сорвала трубку и услышала раздраженное:
— Алло!
— Алло! — Надя не узнавала собственного голоса. Он был бесконечно усталым и спокойным.
— Что случилось?
— Ничего.
— Но ты же не сделала то, что хотела. Почему? — в голосе была настойчивая требовательность.
— Потому.
— Это не ответ. Я хочу знать!
— Я… не смогла.
— Струсила?
— Нет.
— Тогда почему ты повела себя, как жалкая соплячка?
— Так случилось.
— Говори же!
Он… Я не буду этого делать. — Наде не хотелось ничего объяснять. Она поняла, что со стороны ее объяснения будут выглядеть странными, непонятными и смешными. — Я струсила. — Это было лучше, чем говорить о красоте и волшебстве преображения.
— Почему ты струсила? — допытывалась незнакомка. — Мне показалось, что ты решилась. Мы же обо всем договорились!
Надя молчала.
— Завтра с утра верни пистолет на место. Деньги — тоже. Слышишь? И не вздумай никому говорить о наших разговорах. Понятно? Иначе…
Женщина невнятно прошипела что-то и швырнула трубку.
Надя не почувствовала ничего. Только жуткую усталость и пустоту. «Ну вот и все, — подумала она, горько усмехаясь. — Хеппи-энд откладывается. Не будет ни операции, ни Испании, ни новой жизни. Впрочем, если мне не суждено стать такой, как все, значит, не надо и рыпаться. Надо жить той жизнью, которая мне дана. А не строить воздушные замки. Завтра я встречусь со Шваброй и Хвостиком. Вот моя жизнь. А о чем-то другом не стоит даже и мечтать. Все это глупости!» Она разделась и легла в кровать. Но сон не шел. Она уснула уже под утро. Последней ее мыслью было, что утром надо поехать на Савеловский вокзал. Вернуть деньги и пистолет. Положить обратно в камеру хранения.
Лица, лица… Знакомые и незнакомые. Красота как абсолют, красота, доведенная до немыслимого совершенства. До последней отточенности черт и линий. Надя посмотрела на свои руки. Они дрожали. Она ощутила благоговейный трепет. Она попала в настоящий храм. Храм преображенных лиц! Украденных лиц, поправила она себя. Он украл их у природы, вступил с ней в соперничество и — победил. Он сделал неслыханное — победил саму природу. Это был настоящий Бог, человек, перед которым можно было преклонить колени за те чудеса, которые он совершил.
Да, он сделал одну-единственную ошибку. Этой ошибкой была она, Надя. Но имела ли она право поднимать руку на человека, который сделал столько прекрасного и полезного? Кто она такая, чтобы лишать мир того, кто делает его красивее и чудеснее? Она сделала шаг назад. Потом вернулась к столу и открыла альбом на той самой странице, которую смотрел Лактионов. По ее щекам текли слезы. Еще немного, и она бы заплакала во весь голос. Но она не могла себе этого позволить. Ей надо было уходить. Так же незаметно, как она и пришла. Пока не вернулся Лактионов. Она быстро метнулась к двери и тут услышала вдалеке шаги. Она молниеносно промчалась по коридору и нырнула за стойку. Надя сделала это вовремя.
Потому что быстрыми шагами Лактионов прошел мимо нее, скрючившейся около стула секретарши. Какое-то время Надя подождала. Потом, услышав звук закрывающейся двери и поняв, что Лактионов уже находится в своем кабинете, она на цыпочках проделала обратный путь к входной двери и, открыв ее, оказалась на улице. Было холодно, очень холодно. Черное беззвездное небо отчужденно смотрело на Надю, когда она, повинуясь безотчетному порыву, подняла вверх голову. Слез уже не было. Была щемящая тоска и чувство ужасающего одиночества. Такого одиночества — хоть вой! Она всегда ощущала свою обособленность от этого мира, но еще никогда пропасть между ней и остальными людьми не казалась ей такой бездонной и непреодолимой. «Ну что ж, — подумала она, — ничего особенного не произошло. Буду жить так, как жила».
Еще подходя к двери своей квартиры, она услышала телефонную трель. И сразу поняла: кто это звонит. Она второпях открыла дверь, путаясь в ключах, и подбежала к телефону. Она сорвала трубку и услышала раздраженное:
— Алло!
— Алло! — Надя не узнавала собственного голоса. Он был бесконечно усталым и спокойным.
— Что случилось?
— Ничего.
— Но ты же не сделала то, что хотела. Почему? — в голосе была настойчивая требовательность.
— Потому.
— Это не ответ. Я хочу знать!
— Я… не смогла.
— Струсила?
— Нет.
— Тогда почему ты повела себя, как жалкая соплячка?
— Так случилось.
— Говори же!
Он… Я не буду этого делать. — Наде не хотелось ничего объяснять. Она поняла, что со стороны ее объяснения будут выглядеть странными, непонятными и смешными. — Я струсила. — Это было лучше, чем говорить о красоте и волшебстве преображения.
— Почему ты струсила? — допытывалась незнакомка. — Мне показалось, что ты решилась. Мы же обо всем договорились!
Надя молчала.
— Завтра с утра верни пистолет на место. Деньги — тоже. Слышишь? И не вздумай никому говорить о наших разговорах. Понятно? Иначе…
Женщина невнятно прошипела что-то и швырнула трубку.
Надя не почувствовала ничего. Только жуткую усталость и пустоту. «Ну вот и все, — подумала она, горько усмехаясь. — Хеппи-энд откладывается. Не будет ни операции, ни Испании, ни новой жизни. Впрочем, если мне не суждено стать такой, как все, значит, не надо и рыпаться. Надо жить той жизнью, которая мне дана. А не строить воздушные замки. Завтра я встречусь со Шваброй и Хвостиком. Вот моя жизнь. А о чем-то другом не стоит даже и мечтать. Все это глупости!» Она разделась и легла в кровать. Но сон не шел. Она уснула уже под утро. Последней ее мыслью было, что утром надо поехать на Савеловский вокзал. Вернуть деньги и пистолет. Положить обратно в камеру хранения.