— Спасибо за совет. А что у вас хорошего, кроме моего тестирования?
   Исакова, оказывается, не такая уж скромная и тихая, какой она представляется. То, что у нее в интерьере преобладает оранжевый цвет, говорит об амбициях и честолюбии.
   — А по внешнему виду этого не скажешь!
   — Для того чтобы разобраться в тайных пружинах личности, и существуют разнообразные тесты. В том числе и по цвету.
   — Как вы заговорили! Вам бы лекции читать по психологии.
   — Пока рановато!
   — А потом будет поздно! По поводу Лактионовой спрашивали?
   — Спрашивал! Ее желание иметь квартиру в Испании говорит о смелом и решительном характере. С налетом авантюризма.
   — В Испанию, в Испанию! Вперед, вперед, труба зовет! — пропел Витька. — Исакова, наверное, тоже хотела куда-то поехать, но передумала.
   — С чего ты это взял?
   — Чемодан стоял в углу, за стулом. Новенький, с этикеткой.
   — Что ж ты раньше-то молчал! — рассердился Губарев.
   — А я только что вспомнил. Заговорили о путешествиях. У меня и возник в памяти этот чемодан, — признался Витька.
   — Нуты даешь!
   В кабинете майор стал названивать Исаковой, но никто не брал трубку.
   Он позвонил ее соседке Амалии Федоровне. Она подошла к телефону, но сказала, что сегодня Лиду не видела. Впрочем, она сталкивается с ней не каждый день. Губарев поблагодарил ее и повесил трубку.
   Потом он решил позвонить в «Ваш шанс» и спросить Лазареву, где находится ее племянница. Там тоже никого не было. Что за чертовщина, подумал майор. Куда они все подевались! Он перезвонил во второй раз. На том конце сняли трубку, а потом повесили.
   Он посмотрел на часы. Восемь часов вечера. Что-то тревожило и беспокоило его. Отсутствие Исаковой. Витька не сказал вовремя про чемодан. Растяпа! «Поеду в клинику. Раз сняли трубку, значит, там кто-то есть. Работал же Лактионов допоздна. Может, и Лазарева переняла его эстафету. Поеду», — решил майор. В кабинет заглянул Витька. Вид у него был виноватый.
   — Вы куда? — спросил он.
   — На Кудыкину гору.
   — А если серьезно?
   — В клинику «Ваш шанс». Я звонил Исаковой — никого. В клинике — тоже. Правда, кто-то снял трубку, а потом повесил. Может, Лазарева работает допоздна. И не хочет, чтобы ее беспокоили. А мне нужно срочно узнать, где ее племянница.
   — Давайте рванем туда. И на месте во всем разберемся.
   — Иногда тебе в голову приходят дельные мысли, — попытался пошутить майор. Но ему было как-то тревожно, не по себе.
 
   Окна в клинике не горели.
   — Никого нет, — сказал Витька, кивая на окна.
   — Похоже на то.
   Они обошли кругом. Темно. Они потоптались на крыльце.
   — Что делать? — спросил Витька.
   — Не знаю.
   Неожиданно откуда-то изнутри раздался странный звук. Будто двигали что-то тяжелое.
   — Слышишь? — спросил Губарев.
   — Что это может быть?
   — Не знаю.
   Губарев нажал на кнопку звонка. Раз, другой. В ответ — тишина.
   — Но нам же не послышалось, правда? — спросил майор.
   — Я слуховыми галлюцинациями пока не страдаю, — ответил Витька.
   — Ты вообще целом букетом маний страдаешь, — поддел напарника майор. — К тому же склонен к порокам и агрессии.
   — Давайте оставим эти неуместные шуточки.
   — Оставим. Нам нужно проникнуть внутрь.
   — Как? Здесь наверняка сигнализация включена.
   — Если кто-то внутри, значит, она пока не включена.
   — Ломиться в дверь? Мы ее все равно не вышибем. Она вон какая: железная и крепкая.
   — Выход один — разбивать окно.
   — Так кто из нас склонен к агрессии? Они подошли к окну. Прильнули к нему. Нет, здесь они уже ошибиться не могли. Внутри раздавались странные, непонятные звуки. Что-то двигали, толкали. Звук, похожий на тихий стон…
   — Все! Разбиваем окно. Только сейчас позвоню по рации: попрошу выехать сюда группу подкрепления, — сказал Губарев.
   Взяв урну, стоявшую у крыльца, Губарев изо всех сил шарахнул ею по окну. Раздался звук разбитого стекла. В образовавшуюся дыру влез Губарев, потом Витька. При этом торчащий из рамы острый край разбитого окна больно царапнул майора по ноге. Они очутились в приемной. В полной темноте.

Глава 14

   Губарев обернулся к Витьке и приложил палец к губам.
   — Мы должны застать его врасплох, — прошептал он.
   — Кого его? — также шепотом спросил Витька.
   — Человека, который находится внутри. Не шуми, чтобы он не смог определить, где мы находимся. Свет зажигать не будем.
   Майор вынул пистолет.
   — Слышишь? Кажется, звуки доносятся оттуда, — показал он впереди себя.
   — По-моему, вы правы. Они медленно продвигались вперед, постоянно прислушиваясь. Пока не оказались около кабинета Лактионова.
   Губарев кивнул помощнику. Тот сделал жест рукой, означающий: штурмуем.
   Они налегли на дверь, но она была открыта, поэтому, ворвавшись в кабинет, они с трудом устояли на ногах. Тут вспыхнул свет, и перед их глазами предстала следующая картина: на стуле сидела связанная Лазарева. Рот ее был замотан платком, а руки отведены назад и привязаны к стулу.
   Губарев не успел оглянуться, как сзади раздался голос:
   — Не двигаться! Стоять на месте.
   Он обернулся. Перед ним стояла Исакова в розовом пальто и белом берете, с небольшим чемоданчиком в одной руке и пистолетом в другой. Глаза ее смотрели холодно и презрительно.
   — Бросьте пистолет на пол. Живо! Образ карамельной девочки растаял на глазах с космической скоростью.
   Перед ним стояла решительная, уверенная в себе женщина. Даже голос ее изменился. Никаких высоких нот и ломанья. «Действительно, права Марина Никандровна: она притворялась. На самом деле она совсем не такая, какой хотела казаться. Жаль только, что я не разобрался в этом раньше», — подумал майор.
   Он положил пистолет на пол. Исакова стояла от него на расстоянии двух шагов. Она нагнулась, чтобы поднять его пистолет. И тут Витька прыгнул на Исакову сбоку, схватив в последний момент ее руку с пистолетом. Они упали на пол. Витька не давал ей опустить руку вниз, пытаясь отнять пистолет. Губарев навалился на нее с другой стороны. Исакова непроизвольно нажала на курок. Раздался выстрел. Пуля попала в стенку. Девчонка отчаянно визжала и царапалась.
   Они прижали ее к полу и приковали наручниками к ножке стола. Она плюнула в майора, плевок попал на рукав куртки. Он вытер его.
   — Плеваться, барышня, нехорошо. Тем более что вы, кажется, обучались благородным манерам. Пистолетик, очевидно, тот самый, из которого вы убили Лактионова. Верно? Не хотите отвечать? Не надо. Экспертиза все покажет.
   Зубы Исаковой стучали, спутанные волосы упали на лоб. Лицо мгновенно сморщилось и стало некрасивым. Исакова грязно выругалась.
   — Ну… — насмешливо протянул Губарев, — а это совсем никуда не годится.
   Майор подошел к Лазаревой. Он освободил ее от тряпок, которыми она была привязана к стулу, вытащил изо рта кляп. Ее голова безвольно опустилась на грудь. Она была в обмороке.
   — Готово! — перевел дух майор. — Вовремя мы подоспели. Иначе птичка бы улетела. Интересно, что у нее в чемоданчике?
   И он направился к чемодану, отлетевшему к стене. Он нажал на замок. Чемоданчик раскрылся. Он был набит деньгами. Долларами и рублями.
   — Да! — присвистнул майор. — Богатая наживка. Я так понимаю, что это касса фирмы. Решила девочка грабануть напоследок. — Он показал Витьке на раскрытый сейф позади стола.
   Приехавший наряд милиции забрал Исакову. Она находилась в странном столбняке. Смотрела невидящим взглядом, словно никого не узнавая. Мелкая дрожь сотрясала ее тело.
   — Что с ней? — кивнул на нее Витька.
   — А то… Кто она у нас? Актриса первостатейная! Теперь будет изображать сумасшедшую, чтобы послабление приговора вышло. Неплохо соображает девочка. Сечет быстро. Но вряд ли у нее что-то получится.
   Раздался тихий стон. Лазарева очнулась. Она обвела глазами кабинет и, все вспомнив, тихо заплакала.
   — Принеси воды, — сказал Губарев Витьке.
   — А где я возьму стакан?
   — Где сидит Юлия Константиновна, знаешь? Вот там и посмотри. Ирина Владимировна! — обратился к Лазаревой Губарев. — Вы знали, что ваша племянница убила Лактионова и Кузьмину?
   Она молча кивнула головой.
   — Но ведь вы тоже приложили к этому руку. В случившемся есть и ваша вина.
   — Нет. Я не хотела! Я не знала, что Лида так изменится! Не знала, не думала, — слова вырывались толчками. — Она была такой тихой, скромной. Всегда меня слушалась. Но как только ей сделали пластическую операцию, ее словно подменили. Она стала совсем, совсем другой! Я не узнавала ее. Боялась. Она вышла из-под моего контроля. Стала слишком самостоятельной.
   — Это была ваша идея: свести Лактионова с племянницей?
   Лазарева глубоко вздохнула:
   — Моя.
   Три года назад вы случайно встретились с Лактионовым, и он пригласил вас работать к себе в клинику. И в этот момент, или какое-то время спустя, у вас в голове возник некий дьявольский план. Вы решили сделать вашу племянницу любовницей Лактионова. Целый год вы готовились к этому событию. Для начала вам надо было полностью переделать внешность девушки. И к этому вы, Ирина Владимировна, подошли с научной основательностью. Вы все проанализировали и пришли к выводу, что Лактионову всегда нравились блондинки определенного типа. Вы это помнили по его молодым годам. Да и вы тоже воплощали в то время этот тип. Вы перекрасили племяннице волосы. И решили «слепить» ей лицо по определенным параметрам. Сделать из девушки чувственную блондинку с полными губами. Так что ваша племянница отдаленно стала напоминать первую жену Лактионова в молодости. Не случайно, когда я увидел фотографию Кузьминой в студенческие годы, то она мне кого-то напомнила.
   Вы старательно готовили вашу племянницу к другой жизни. Стали обучать ее манерам, пластике. Вы хотели, чтобы она произвела впечатление на Лактионова. Вы все точно рассчитали. Получилось так, как вы хотели. Операцию, я думаю, делали под вашим руководством. Вы не могли допустить здесь ни малейшей ошибки. Только зачем вам все это надо было? Зачем? Прошлого не вернуть. Что двигало вами? Жажда мести? Расчет? Что?
   — Я ненавидела его. — Голос Лазаревой был хриплым. Она уже не плакала, а смотрела на майора красными воспаленными глазами. — Я ненавидела его больше всех! Он сломал, исковеркал мне жизнь. Из-за него у меня не было детей. А он… процветал! Богател. Менял жен как перчатки! Надоела одна, взял другую. Мне хотелось сделать ему больно. Заставить страдать.
   — Каким образом? Ну женился бы он, предположим, на вашей племяннице? И что?
   — А потом она стала бы его обманывать, изменять, и он бы медленно сходил с ума, бесился, нервничал, страдал, — монотонно говорила Лазарева. Судя по всему, она продумала будущую жизнь Лактионова и своей племянницы в мельчайших деталях и подробностях.
   — Люди — не пешки, Ирина Владимировна. И все наверняка было бы не так, как вы это задумали. Вы предполагали, что ваша племянница будет до конца своих дней послушна и покорна вам. Но здесь вы просчитались. Вы только что сами признались в этом.
   — Да. Я не думала, что она станет такой… самостоятельной.
   — Почему ваш план дал сбой? Лактионов не захотел жениться на вашей племяннице?
   Лазарева вздрогнула. Майор понял, что попал в точку.
   — Да. Он стал морочить Лиде голову. Хуже относился к ней. Вначале он снимал квартиру, потом стал « приглашать ее для свиданий на работу. Лида злилась: она чувствовала, что он ускользает от нее. А ей хотелось красивой жизни. Она уже видела себя в ней.
   — Благодаря вам, — вставил майор. Но Лазарева не слышала его.
   — Наконец она поставила вопрос ребром: или он женится на ней, или… Он назначил ей свидание. Здесь. Она пришла. Он объявил, что между ними все кончено. Все! И больше он не хочет ее видеть. Он предложил ей отступные — десять тысяч долларов. — «…которые она потом предложила Арсеньевой», понял Губарев. — Она взяла деньги. Но потом сказала, что не может уйти от него. Отказаться от их отношений. Лида звонила ему несколько раз, но он стоял на своем. Все отношения между ними отныне прекращаются. Она умоляла его передумать. Но он уже не слушал ее, она была ему не нужна. Он попользовался ею — и бросил. Как он бросал всех женщин. Всю жизнь! Лида попросила еще об одном свидании. Пришла на него. Между ними возник конфликт. Он накинулся на нее, стал избивать. Она показала мне потом: на ее теле были широкие красные полосы. Она взвилась… И… застрелила его. Она не смогла вынести его издевательств. Он обещал на ней жениться — и не сдержал своего слова. В Лиде взыграла гордость…
   Возникла пауза. Майор кашлянул.
   — Но вы не упомянули еще об одном моменте.
   — Каком? — прохрипела Лазарева.
   — О том, что ваша Лида подстрекала к убийству Надежду Арсеньеву. Или это были вы сами? Меняли голос и звонили Арсеньевой.
   — Я ничего об этом не знаю… — прошептала Лазарева.
   Знаете, прекрасно знаете. Перед тем как Лактионов стер все координаты Арсеньевой из компьютерной базы данных, вы записали их. Так, на всякий случай. Вы подумали: вдруг вам эта информация когда-нибудь пригодится? Вы ненавидели Лактионова и поэтому не могли оставить без внимания эту неудачную операцию. И когда события стали развиваться не в том направлении, вы вместе с вашей племянницей решили убрать Лактионова с помощью Арсеньевой. Вы стали терроризировать ее телефонными звонками. Наверняка «Вариант Арсеньевой» возник в то время, когда ваша Лида взяла эти десять тысяч долларов. Она поняла, что ее игра проиграна и ей не светит стать женой Лактионова. Она унаследовала вашу мстительность и злобность характера. И решила убить человека, который сломал ее планы на красивую жизнь. Кстати, кто все-таки из вас звонил ей? Вы или Лида? Или вы работали посменно? Не отвечаете? Ну что ж — не хотите и не надо. Вы с племянницей надеялись, что нервы Арсеньевой сдадут и она решится на убийство. Вы умело разжигали ее ненависть и вливали яд в ее уши. Вы почти добились своего. Арсеньева пришла к выводу, что ей нужно убить Лактионова — виновника ее несчастья. Тогда вы сказали ей, как это лучше сделать. Даже купили пистолет, чтобы облегчить техническую часть подготовки к убийству. Положили его в камеру хранения Савеловского вокзала. Туда же положили и задаток. Пять тысяч долларов. И сообщили обо всем этом Арсеньевой. И даже сказали, в какое время лучше подъехать к клинике. Когда он остается там один.
   Но вы просчитались! Арсеньева действительно хотела убить Лактионова, но не сделала этого. Не смогла. И тогда ваша племянница решила своими руками убрать Лактионова. Так она и поступила.
   Сейчас вы обеляете себя и сваливаете все на племянницу. Но вы являлись активной участницей совершенного преступления. И ваша вина — очевидна. Без вашей помощи Исакова не смогла бы осуществить свой план убийства. А кстати, зачем это она связала вас? Решила напоследок ограбить клинику и прихватить чужие денежки? Вы стали сопротивляться, понимая, что в этом случае вам придется искать новое место работы. Да и ваша репутация была бы я основательно подмочена. Между вами разгорелась ссора. И бойкая девушка связала вас, угрожая пистолетом? Я правильно нарисовал картинку случившегося?
   Лазарева молчала, опустив голову. А когда подняла ее, то майор удивился лихорадочному блеску ее глаз.
   — Ну и пусть! — негромко сказала она. — Ну и пусть. Я спокойна — он получил свое. Я отомстила.
   Губарев только покачал головой, а про себя подумал: насколько же страшны женщины, когда вступают на путь мести. Как изощренно-изобретательны. Нет, каждому мужчине следует задуматься, прежде чем связываться с очередной подружкой. Он должен отдавать себе отчет, к чему это может привести…
   Лазареву увели. Она прошла мимо Губарева с гордо поднятой головой. Но он отвернулся, поморщившись.
   — Вот и все, — сказал майор, обратившись к напарнику. — Дело закрыто.
   — Только подумать, что из-за мести одной женщины клиника лишилась своего директора! Дина Александровна — мужа, сыновья — отца. Ведь, несмотря ни на что, он был хорошим отцом. Заботился о своих мальчиках. Воспитывал их.
   — Да. Порол ремнем в детстве. — Здесь Губарев осекся. И уставился на Витьку. Во все глаза. — Вить! Ты мне сейчас дал ответ на загадку, что было во втором портфеле, с которым Лактионов вышел из дома в день убийства.
   — Да ну!
   Нет, правда. Я понял! Там был ремень! Он отстегал Исакову как непослушную, вздорную девчонку. Только что Лазарева сказала нам о широких красных полосах, которые остались на теле Исаковой. Это был ремень! Но в этом девчонка не призналась даже тетке. Было стыдно, что ее отстегали, как провинившегося ребенка. Помнишь, уборщица рассказывала нам, что Лактионов считал: девочек тоже нужно воспитывать ремнем. Он имел в виду Исакову, которая стала ему надоедать и действовать на нервы. Наверняка она стала капризничать, требовать, настаивать. Я думаю, если хорошенько поискать в квартире Исаковой, мы найдем этот ремень.
   — Вы думаете, она его не выбросила?
   — Трудно сказать, может, и выбросила. Я знаю, у кого надо спросить насчет ремня. У Дины Александровны.
   Губарев позвонил ей и рассказал об Исаковой и Лазаревой. Дина Александровна молчала, не перебивая и не задавая никаких вопросов. Временами майору казалось, что он говорит в пустоту, тогда он кричал: «Алло! Вы меня слышите?» И Лактионова отвечала ему тихим голосом: «Да, да. Я вас хорошо слышу».
   Закончив, майор замолчал. Молчала и Лактионова. Потом майор спросил:
   — Простите, может, мой вопрос покажется вам странным, но я должен его задать. Не пропал ли у Николая Дмитриевича незадолго до смерти или в день его смерти ремень?
   — Вы знаете, действительно из нашей квартиры пропал один ремень. Мой подарок Николаю Дмитриевичу. Хороший кожаный ремень. От Гермеса. Я сама выбирала его. Дорогой подарок. Двести пятьдесят долларов. Он исчез, но я не придала этому никакого значения. Подумала, что муж где-то потерял его.
   — Вы обнаружили это уже после смерти Лактионова?
   — Да, когда разбирала его вещи. Коле нравился этот ремень, поэтому я удивилась, что его нет. Николай Дмитриевич обычно аккуратно обращался со своими вещами.
   — Спасибо.
   — А что, этот ремень нашелся где-то?
   — Нет.
   — Если найдете, я хотела бы получить его обратно.
   — Разумеется. И еще. Я хотел бы приехать и поговорить с вами об одном деле.
   Дина Александровна не выразила никакого удивления.
   — Пожалуйста. Когда вам будет удобно.
   — Я еще позвоню вам. Губарев повесил трубку и посмотрел на Витьку.
   — О чем вы хотели с ней поговорить? — спросил тот.
   — Об Арсеньевой.
   — А о чем конкретно?
   — Как-то надо исправлять эту несправедливость.
   — Каким образом? — не отставал Витька.
   — Не знаю. Вот и хочу поговорить об этом с Диной Александровной. В самое ближайшее время.
   — Я вам там не нужен?
   — Нет. Я поеду один. Разговор щекотливый.
   — Вы у нас спец по щекотливым ситуациям. Со своими домашними разобрались? А то вы почему-то молчите о ваших семейных делах. Что-то случилось?
   — Это не твое дело, — буркнул майор. Настроение у него сразу испортилось.
   — Конечно, не мое. Это я так спросил.
   — Ты со своей Юлией Константиновной разбирайся.
   — А что там разбираться! У нас с Юлей все нормально.
   — У нас с Юлей, — передразнил его майор. — У нас с Юлей! Вот и крути с ней шуры-муры. А в мои дела не лезь.
   — Не буду, — обиделся Витька.
   Он ушел, а Губарев сидел в растрепанных чувствах. Наконец придвинул к себе телефон. Позвонил. Подошла жена.
   — Алло!
   — Алло! Это я.
   — Я поняла. Ты куда-то пропал.
   — Работаю.
   — Понятно. Знакомая песенка. Без работы ты — никуда.
   — Нет, правда. Дело запутанное. Но оно уже позади.
   — Поздравляю! — В голосе жены позвякивали льдинки. А как их растопить — майор не знал.
   Наступила пауза.
   — У тебя как дела? — спросил Губарев.
   — Нормально.
   — Как Даша?
   — Тебя это действительно интересует? Разговор выруливал куда-то не туда. Надо было срочно исправлять ситуацию.
   — Я хотел заскочить к вам. Повидаться.
   — Заскакивай. Возникла пауза.
   — Я тебе подарок купил.
   — Подарок? — неуверенно протянула жена. — По какому случаю?
   — Просто так. Обязательно дарить по случаю?
   — Конечно, нет. А когда ты приедешь?
   — В ближайшее время. Завтра или послезавтра.
   — Хорошо. Ждем. — Голос потеплел.
   Дарите женщинам цветы, вспомнил майор какой-то старый лозунг. В самом деле, надо чаще делать подарки. И тогда отношение будет другим. Надо же, какая «истина» открылась ему на старости лет! А о чем он думал раньше? Губарев почесал в затылке. Действительно, жизнь — такая сложная штука, что когда в ней только-только начинаешь что-то понимать, то с ужасом обнаруживаешь, что большая и лучшая ее часть уже прошла. Да еще Витьку ни за что ни про что обидел. И все же в глубине души Губарев чувствовал приятную усталость. Расследование было закончено. Теперь он мог позволить себе передохнуть и расслабиться.
 
   Но майор рано поставил точку в этом деле. Обыск в квартире Исаковой произвел эффект разорвавшейся бомбы. У нее в квартире были найдены пятьдесят тысяч долларов. Те самые, «велановские».
   — Дурак я, Вить, настоящий дурак! Я не подумал, что эти двое могут быть как-то причастны к смерти Кузьминой. А ведь на самом деле все сходится. Помнишь, я тебе говорил, что на похоронах Лактионова на лице Кузьминой выразилось удивление, когда она скользнула взглядом по стоявшим у гроба. Я подумал, что она удивилась, увидев сыновей Лактионова, тому, как старший похож на отца. Но я ошибся. Она удивилась при виде Лазаревой! Она-то знала, что у Лазаревой в молодости был роман с Лактионовым. Вот она и удивилась. Не ожидала ее тут увидеть. Помнишь, медсестра Баранова сказала нам, что, вернувшись с похорон, Кузьмина обронила следующую фразу: «Как странно встретиться со своей молодостью. При таких обстоятельствах». За точность я не ручаюсь, но смысл был таков. Я думал, что это относится к Лактионову. А теперь понимаю — Кузьмина говорила о Лазаревой.
   — Ну подумаешь, роман. Дело прошлое. А убивать-то зачем понадобилось? Зачем Лазарева убрала Кузьмину?
   — Я думаю, это делала не она. А ее маленький демон, маленькое чудовище. Племянница. Которая однажды уже переступила опасную черту. И теперь могла нарушить ее и во второй раз.
   — А смысл всего этого? Логика?
   — Лазарева сказала, что она раньше не знала Лактионова, что они познакомились на научной конференции, а потом он пригласил ее работать в клинику. Она боялась, что одна обнаруженная ложь потянет за собой другую. В принципе, она мыслила логично. Но это чудовищная логика. Да и деньги «Велана» смущали ее. Точнее, ее племянницу.
   Они с Витькой находились в квартире Исаковой.
   — Смотри, — Губарев раскрыл шкатулку, стоявшую на трюмо. — Часики с бриллиантами. Золотой браслет с жемчугом. Кольца… Девочка привыкла жить на широкую ногу. А тут — такой лакомый кусок! Пятьдесят тысяч долларов! Урвать напоследок! А потом уехать куда-нибудь подальше. Скрыться с глаз, чтобы никто не нашел. С такими деньгами можно везде устроиться. Убив Лактионова, она встала на опасную тропу: ее опьянила собственная ловкость, решительность. Стало казаться, что море — по колено. Так оно часто и бывает. Насмотрелся я за свою жизнь. Страшно только в первый раз переступить черту, а затем у многих идет уже по наклонной. Так получилось и с Исаковой. Да еще напоследок решила клинику ограбить. Жажда денег ослепила ее.
   — Получается, что мы напрасно думали на брата Кузьминой? Что он причастен к убийству сестры? — спросил Витька.
   — Получается, что так. Его поведение и поставило нас в тупик. Нас насторожило, что он исчез в неизвестном направлении. Мы подумали: раз сбежал, значит, виноват. Тем более у него были ключи от квартиры сестры. А как там было на самом деле — мы не знаем. Например, сестра ему срочно понадобилась для чего-то. Хотел очередную порцию денег выклянчить. Он звонил, звонил. Кузьмина к телефону не подходила. Он решил приехать к ней домой. Приехал, увидел труп — и дал деру. Или как-то узнал, что она убита, и решил сбежать, испугавшись, что на него повесят это убийство. Тараканы в башке зашевелились. Ты сам говорил, что он странный какой-то.
   — Ага, малахольный!
   — Вывод: ничего не бери на веру. Все проверяй!
   — А как Лазарева узнала о «Велане»? — спросил Витька.
   — Пока не знаю. Одна из предполагаемых версий: Кузьмина пыталась связаться с Лазаревой, когда все выплыло наружу и стало ясно, что скрываться дальше нет смысла. Нужно либо возвращать деньги клинике, либо сотрудничать с ней. Съезди в клинику и посмотри органайзер Лазаревой. Или спроси у своей Юлии Константиновны. Были ли звонки от Кузьминой? Незадолго до ее смерти. Проверь.
   — Хорошо.
   — Позвони мне из клиники. Сразу, как только « что-нибудь обнаружишь.
   — Есть!
   Губарев оказался прав. В органайзере Юлии Константиновны было зафиксировано два звонка Кузьминой. За день до ее смерти.
   — Юля говорит, что Лазарева была в курсе этих звонков, но сказала, что сейчас нет времени и она перезвонит Кузьминой позже, — говорил Витька по телефону.
   — Ясно, — сказал Губарев. — Я так и думал.
   — Юля вам привет передает.
   — Ей от меня тоже. Большой и пламенный. Встретимся с тобой на работе.
   На работу Витька приехал бодрый и сияющий. Влюбленный, понял майор.
   Они сидели в кабинете, и Губарев говорил Витьке, машинально рисуя в блокноте геометрические узоры: