Страница:
Гости начали съезжаться вскоре после того, как прозвонили в монастыре. Дневная жара спала, медленно остывали камни и накаленная зноем земля, уползали в расщелины зеленые ящерицы. Ароматы трав и кроваво-красных цветов мадроны наполняли вечерний воздух. Час покоя и прохлады спускался над Калифорнией.
Комендант и донья Игнасия встречали гостей на крыльце президии. С одинаковой любезностью они принимали и тех, кто приехал на великолепных скакунах, в расшитых золотом куртках, плащах и шляпах, и тех, кто прибыл на скрипучей арбе, запряженной мулами, и тех, кто просто пришел пешком. Почти все носили такие же древние фамилии, как и богатые владельцы поместий.
Гости и хозяева долго обменивались приветствиями, справляясь о семьях, детях, потом мужчины постарше шли представляться губернатору, сидевшему в кресле на галерее, женщины оживленно разглядывали друг у друга мантильи, вышивку сорочек, передавали, что в моду снова входят узкие юбки и что в Мадриде их носят уже давно. Девушки сразу же скрылись в комнате Кончи.
Сегодня она тоже была одета в староиспанский костюм. Короткая коричневая юбка из домотканой шерсти, белоснежная сорочка, оттеняющая смуглую шею, кружевная накидка и белая маргаритка в волосах над ухом удивительно шли к ней и делали ее похожей на прелестную девочку с плоскогорий Кастилии. Только взгляд темных-темных глаз и приподнятые уголки пухлых маленьких губ таили недетскую сдержанность, а может быть, и печаль.
Конча была ниже ростом своих подруг, она не носила высокого гребня, но тоненькая ее фигурка выделялась среди девушек, веселых и взволнованных предстоящим праздником.
Русские обязательно приедут, Конча, да? все время приставала к ней такая же невысокая светловолосая Кристина с бледной родинкой на лбу.Русские красивые, да?
Она приоткрывала рот, смотрела вопросительно и возбужденно.
Ты увидишь, Крис.
Конча отвечала и говорила приветливо и сердечно, но чувствовала себя стесненно. Она редко встречалась со сверстницами, не знала ни их интересов, ни стремлений, товарищем игр был Луис, собеседникамимонахи. Сегодня она почти завидовала девушкам.
Прибытие русских ознаменовалось криками, стрельбой из мушкетов, чадным светом факелов и горящих пучков соломы, прикрепленных к шестам у стен президии. Потом заиграл оркестр. Монтерейские офицеры и съехавшиеся испанцы столпились у дверей, с любопытством разглядывая входивших. Губернатор поднялся со своего кресла и, опираясь на руку Луиса, двинулся навстречу.
Впереди, рядом с комендантом и доньей Игнасией, шел Резанов. За ним улыбающийся Давыдов, поблескивающий очками Лансдорф, суховатый, немного сутулый Хвостов. Офицеры «Юноны» были в темно-зеленых с золотыми эполетами мундирах, при шпагах, с треугольными шляпами в руках.
Резанов выглядел сегодня особенно представительным. Камергерский мундир, спереди сплошь расшитый золотом, белый Мальтийский крест и орден Иоанна Иерусалимского, высокий рост, осанка, светлые, слегка курчавые волосы. Поклонившись всем, Николай Петрович подошел к губернатору и, улыбаясь, взял его под руку.
Ей-богу, Николай, они бы его в короли произвели! шепнул Хвостову Давыдов. А нас в министры.
Дон Давидио де Гаврила! Тебе бы отменно пристало.
Девушки тоже выскользнули из своей комнаты и восхищенно разглядывали чужеземцев, а маленькая Кристина схватила за руку Кончу, не замечая, как пальцы той задрожали и как медленно она опустила ресницы.
Ужин прошел шумно и весело. Домашние вина, а главное ром, доставленный с корабля Резанов приказал отправить целый бочонок,разогрели и без того приподнятое настроение. Гостям казалось, что они давно уже знают друг друга.
Резанов сидел далеко от Кончи, рядом с хозяйкой и губернатором. Но девушка два раза уловила его внимательный взгляд и нахмурилась, когда Кристина шепнула, что русский на них смотрит. Она так еще и не знала, получил ли Резанов послание, и то, что он не подошел к ней и ничего не сказал, мучило и угнетало. Быть может, он осудил ее поступок. Расстроенная и озабоченная, она еле отвечала на вопросы Кристины и соседа низенького глуховатого испанца и старалась не глядеть в сторону приезжих. Однако ей это плохо удавалось. Она видела их веселые лица, улыбку Резанова, беседующего с комендантом и губернатором. Видела, как крестный часто задумывался и забывал выпить вино.
За столом становилось все оживленней. Домоуправитель, не привыкший к пиршествам, не успевал наполнять бокалы. Монтерейские офицеры пили за здоровье русских, безостановочно тараторили женщины. Лансдорф, сняв очки и размахивая ими, уговаривал Хвостова спеть гимн. Потом Резанов предложил тост за испанского короля. Двадцать один раз прогремели пушки крепости. «Юнона» салютовала таким же количеством выстрелов.
Общее оживление постепенно передалось и Конче. Она успокоилась, отвечала на вопросы, шутила и смело встретила взгляд Резанова.
А затем неожиданно обняла Кристину и поцеловала ее светлые мягкие волосы.
Тебе весело, Конча, да? обернулась та радостно и, забыв своего соседамолоденького лейтенанта, защебетала, глядя на Кончу сияющими глазами.Ты самая красивая, и ты очень нравишься всем, да? Мы скоро будем танцевать, и я буду тобой любоваться, да? И русские будут танцевать, да?
Да, Крис. Да...
Танцевали фанданго. Пожилые гости сидели у стен на стульях и диванах, в коридоре впереди любопытствующих индейских слуг разместился оркестр. Множество свечей, облепленных тучами бабочек, освещало разгоряченные лица, белые воротники старинных костюмов губернатора и Аргуэлло, деревянную статую мадонны, золото и серебро позументов, шитье офицерских мундиров, мелькающую пару танцоров в кольце обступившей их молодежи.
Круг то сужался, то расширялся, пара все больше убыстряла движение. Потом музыка стала нежнее и тише, танцоры постепенно сближались и наконец остановились друг против друга. Это были Конча и сосед Кристины молоденький лейтенант. Девушку почти нельзя было узнатькак преобразил ее танец. Она казалась выше и старше, темные волосы, не скрепленные гребнем, растрепались, побледнели щеки. Слабо улыбаясь и тяжело дыша, она произносила строки куплета: В темноте я увидела солнце Оно было яркое и большое, И оно пришло издалека, С островов, которых я, может быть, не увижу...
Партнер отвечал ей тоже стихами, но Конча не слушала их и не глядела на него. Она видела непритворно восхищенный взгляд Резанова, сидевшего рядом с ее матерью, видела, как он склонился к той и что-то сказал, от чего донья Игнасия с благодарностью взглянула на него и опустила веер.
Девушка закончила танец и, оглушенная бурными возгласами одобрения, выскользнула на галерею. Здесь было прохладно и темно, лишь падавший свет из окна зала выхватывал у мрака столбы и перила, увитые зубчатыми виноградными листьями, ветки деревьев. Каменные стены дома приглушали музыку.
Конча прислонилась к стене и несколько минут стояла так, вдыхая ночной воздух. Губы ее были полураскрыты, трепетали веки, сползшая с плеч легкая накидка обвилась вокруг тоненькой гибкой талии. Девушка не пошевельнулась даже тогда, когда раздались шаги и перед нею очутился Резанов. Николай Петрович подошел совсем близко.
Я боялся, что сегодня не увижу вас, сеньорита. Ваш танец был так прекрасен, и я искал вас, чтобы поблагодарить за него.
Конча, словно пробуждаясь, повернула к Резанову свое лицо,
Не надо, сеньор Резанов.
Ему показалось, что в глазах ее блеснули слезы.
Резанов умолк. Он шел, чтобы поговорить с ней о записке, пожурить и предостеречь ведь девушка рисковала навлечь на себя большую неприятность,но ничего этого не сказал. Он догадывался, что происходит сейчас в ее душе, и хотел уйти.
За стеной снова послышались крики, возгласы, заглушившие оркестр, потом опять донеслись звуки скрипок.
Девушка наконец справилась со своим волнением.
Слушайте, сеньор Резанов! она повернулась к нему и, положив руку на расшитый обшлаг мундира, заговорила уже деловито и быстро.Я обещала мадонне, что буду помогать вам, и потому хотела сегодня вас увидеть. Губернатор получил секретные депеши от вице- короля, читал их монахам. Я не видела их. Кто знает! Может быть, ничего важного, но я думаю, вам надо знать... Я не хотела портить вам праздник. Вы были так веселы. Но не понимаю, как это вышло...
Конча доверчиво посмотрела на него, смутилась, пальцы ее соскользнули с рукава. Затем торопливо покинула галерею.
Резанов возвращался на корабль вдвоем с Хвостовым. Давыдова и Лансдорфа засадили играть в карты, хотя Давыдову хотелось спать, а Лансдорфу петь, и не отпускали ни на минуту. Николаю Петровичу пришлось оставить их до утра.
Было уже поздно. Ночной туман скоплялся между холмами, медленно сгущаясь и поднимаясь все выше и выше. Ехавший в полусотне шагов позади Резанов не различал ни лошади Хвостова, ни самого всадника. Слышал только стук копыт да пофыркиванье коня. Но Николай Петрович ехал уверенно дорога всюду ровная, идет под скалами, и до берега рукой подать. Он нарочно не догонял своего спутника, чтобы наедине обдумать еще раз слова губернатора, сказанные при прощанье. Девушка не выдумывала. Ариллага что-то скрывает, хотя в его расположении как будто нельзя сомневаться. Очевидно, подозрительный Мадрид успел прислать инструкции... Но как ни старался Резанов сосредоточиться и думать о делах, мысли все время возвращались к Конче, к маленькой растерянной фигурке на галерее, милому, побледневшему лицу.
Грохот обвала заставил его лошадь вдруг шарахнуться в сторону. Послышался свист и стук сорвавшихся камней. Какая-то фигура мелькнула в тумане среди скал. А затем лошадь упала на бок, тяжело придавив Резанова. Он потерял сознание.
Глава девятая
Комендант и донья Игнасия встречали гостей на крыльце президии. С одинаковой любезностью они принимали и тех, кто приехал на великолепных скакунах, в расшитых золотом куртках, плащах и шляпах, и тех, кто прибыл на скрипучей арбе, запряженной мулами, и тех, кто просто пришел пешком. Почти все носили такие же древние фамилии, как и богатые владельцы поместий.
Гости и хозяева долго обменивались приветствиями, справляясь о семьях, детях, потом мужчины постарше шли представляться губернатору, сидевшему в кресле на галерее, женщины оживленно разглядывали друг у друга мантильи, вышивку сорочек, передавали, что в моду снова входят узкие юбки и что в Мадриде их носят уже давно. Девушки сразу же скрылись в комнате Кончи.
Сегодня она тоже была одета в староиспанский костюм. Короткая коричневая юбка из домотканой шерсти, белоснежная сорочка, оттеняющая смуглую шею, кружевная накидка и белая маргаритка в волосах над ухом удивительно шли к ней и делали ее похожей на прелестную девочку с плоскогорий Кастилии. Только взгляд темных-темных глаз и приподнятые уголки пухлых маленьких губ таили недетскую сдержанность, а может быть, и печаль.
Конча была ниже ростом своих подруг, она не носила высокого гребня, но тоненькая ее фигурка выделялась среди девушек, веселых и взволнованных предстоящим праздником.
Русские обязательно приедут, Конча, да? все время приставала к ней такая же невысокая светловолосая Кристина с бледной родинкой на лбу.Русские красивые, да?
Она приоткрывала рот, смотрела вопросительно и возбужденно.
Ты увидишь, Крис.
Конча отвечала и говорила приветливо и сердечно, но чувствовала себя стесненно. Она редко встречалась со сверстницами, не знала ни их интересов, ни стремлений, товарищем игр был Луис, собеседникамимонахи. Сегодня она почти завидовала девушкам.
Прибытие русских ознаменовалось криками, стрельбой из мушкетов, чадным светом факелов и горящих пучков соломы, прикрепленных к шестам у стен президии. Потом заиграл оркестр. Монтерейские офицеры и съехавшиеся испанцы столпились у дверей, с любопытством разглядывая входивших. Губернатор поднялся со своего кресла и, опираясь на руку Луиса, двинулся навстречу.
Впереди, рядом с комендантом и доньей Игнасией, шел Резанов. За ним улыбающийся Давыдов, поблескивающий очками Лансдорф, суховатый, немного сутулый Хвостов. Офицеры «Юноны» были в темно-зеленых с золотыми эполетами мундирах, при шпагах, с треугольными шляпами в руках.
Резанов выглядел сегодня особенно представительным. Камергерский мундир, спереди сплошь расшитый золотом, белый Мальтийский крест и орден Иоанна Иерусалимского, высокий рост, осанка, светлые, слегка курчавые волосы. Поклонившись всем, Николай Петрович подошел к губернатору и, улыбаясь, взял его под руку.
Ей-богу, Николай, они бы его в короли произвели! шепнул Хвостову Давыдов. А нас в министры.
Дон Давидио де Гаврила! Тебе бы отменно пристало.
Девушки тоже выскользнули из своей комнаты и восхищенно разглядывали чужеземцев, а маленькая Кристина схватила за руку Кончу, не замечая, как пальцы той задрожали и как медленно она опустила ресницы.
Ужин прошел шумно и весело. Домашние вина, а главное ром, доставленный с корабля Резанов приказал отправить целый бочонок,разогрели и без того приподнятое настроение. Гостям казалось, что они давно уже знают друг друга.
Резанов сидел далеко от Кончи, рядом с хозяйкой и губернатором. Но девушка два раза уловила его внимательный взгляд и нахмурилась, когда Кристина шепнула, что русский на них смотрит. Она так еще и не знала, получил ли Резанов послание, и то, что он не подошел к ней и ничего не сказал, мучило и угнетало. Быть может, он осудил ее поступок. Расстроенная и озабоченная, она еле отвечала на вопросы Кристины и соседа низенького глуховатого испанца и старалась не глядеть в сторону приезжих. Однако ей это плохо удавалось. Она видела их веселые лица, улыбку Резанова, беседующего с комендантом и губернатором. Видела, как крестный часто задумывался и забывал выпить вино.
За столом становилось все оживленней. Домоуправитель, не привыкший к пиршествам, не успевал наполнять бокалы. Монтерейские офицеры пили за здоровье русских, безостановочно тараторили женщины. Лансдорф, сняв очки и размахивая ими, уговаривал Хвостова спеть гимн. Потом Резанов предложил тост за испанского короля. Двадцать один раз прогремели пушки крепости. «Юнона» салютовала таким же количеством выстрелов.
Общее оживление постепенно передалось и Конче. Она успокоилась, отвечала на вопросы, шутила и смело встретила взгляд Резанова.
А затем неожиданно обняла Кристину и поцеловала ее светлые мягкие волосы.
Тебе весело, Конча, да? обернулась та радостно и, забыв своего соседамолоденького лейтенанта, защебетала, глядя на Кончу сияющими глазами.Ты самая красивая, и ты очень нравишься всем, да? Мы скоро будем танцевать, и я буду тобой любоваться, да? И русские будут танцевать, да?
Да, Крис. Да...
Танцевали фанданго. Пожилые гости сидели у стен на стульях и диванах, в коридоре впереди любопытствующих индейских слуг разместился оркестр. Множество свечей, облепленных тучами бабочек, освещало разгоряченные лица, белые воротники старинных костюмов губернатора и Аргуэлло, деревянную статую мадонны, золото и серебро позументов, шитье офицерских мундиров, мелькающую пару танцоров в кольце обступившей их молодежи.
Круг то сужался, то расширялся, пара все больше убыстряла движение. Потом музыка стала нежнее и тише, танцоры постепенно сближались и наконец остановились друг против друга. Это были Конча и сосед Кристины молоденький лейтенант. Девушку почти нельзя было узнатькак преобразил ее танец. Она казалась выше и старше, темные волосы, не скрепленные гребнем, растрепались, побледнели щеки. Слабо улыбаясь и тяжело дыша, она произносила строки куплета: В темноте я увидела солнце Оно было яркое и большое, И оно пришло издалека, С островов, которых я, может быть, не увижу...
Партнер отвечал ей тоже стихами, но Конча не слушала их и не глядела на него. Она видела непритворно восхищенный взгляд Резанова, сидевшего рядом с ее матерью, видела, как он склонился к той и что-то сказал, от чего донья Игнасия с благодарностью взглянула на него и опустила веер.
Девушка закончила танец и, оглушенная бурными возгласами одобрения, выскользнула на галерею. Здесь было прохладно и темно, лишь падавший свет из окна зала выхватывал у мрака столбы и перила, увитые зубчатыми виноградными листьями, ветки деревьев. Каменные стены дома приглушали музыку.
Конча прислонилась к стене и несколько минут стояла так, вдыхая ночной воздух. Губы ее были полураскрыты, трепетали веки, сползшая с плеч легкая накидка обвилась вокруг тоненькой гибкой талии. Девушка не пошевельнулась даже тогда, когда раздались шаги и перед нею очутился Резанов. Николай Петрович подошел совсем близко.
Я боялся, что сегодня не увижу вас, сеньорита. Ваш танец был так прекрасен, и я искал вас, чтобы поблагодарить за него.
Конча, словно пробуждаясь, повернула к Резанову свое лицо,
Не надо, сеньор Резанов.
Ему показалось, что в глазах ее блеснули слезы.
Резанов умолк. Он шел, чтобы поговорить с ней о записке, пожурить и предостеречь ведь девушка рисковала навлечь на себя большую неприятность,но ничего этого не сказал. Он догадывался, что происходит сейчас в ее душе, и хотел уйти.
За стеной снова послышались крики, возгласы, заглушившие оркестр, потом опять донеслись звуки скрипок.
Девушка наконец справилась со своим волнением.
Слушайте, сеньор Резанов! она повернулась к нему и, положив руку на расшитый обшлаг мундира, заговорила уже деловито и быстро.Я обещала мадонне, что буду помогать вам, и потому хотела сегодня вас увидеть. Губернатор получил секретные депеши от вице- короля, читал их монахам. Я не видела их. Кто знает! Может быть, ничего важного, но я думаю, вам надо знать... Я не хотела портить вам праздник. Вы были так веселы. Но не понимаю, как это вышло...
Конча доверчиво посмотрела на него, смутилась, пальцы ее соскользнули с рукава. Затем торопливо покинула галерею.
Резанов возвращался на корабль вдвоем с Хвостовым. Давыдова и Лансдорфа засадили играть в карты, хотя Давыдову хотелось спать, а Лансдорфу петь, и не отпускали ни на минуту. Николаю Петровичу пришлось оставить их до утра.
Было уже поздно. Ночной туман скоплялся между холмами, медленно сгущаясь и поднимаясь все выше и выше. Ехавший в полусотне шагов позади Резанов не различал ни лошади Хвостова, ни самого всадника. Слышал только стук копыт да пофыркиванье коня. Но Николай Петрович ехал уверенно дорога всюду ровная, идет под скалами, и до берега рукой подать. Он нарочно не догонял своего спутника, чтобы наедине обдумать еще раз слова губернатора, сказанные при прощанье. Девушка не выдумывала. Ариллага что-то скрывает, хотя в его расположении как будто нельзя сомневаться. Очевидно, подозрительный Мадрид успел прислать инструкции... Но как ни старался Резанов сосредоточиться и думать о делах, мысли все время возвращались к Конче, к маленькой растерянной фигурке на галерее, милому, побледневшему лицу.
Грохот обвала заставил его лошадь вдруг шарахнуться в сторону. Послышался свист и стук сорвавшихся камней. Какая-то фигура мелькнула в тумане среди скал. А затем лошадь упала на бок, тяжело придавив Резанова. Он потерял сознание.
Глава девятая
Из окна комнаты был виден сад. Красные цветы мадроны свисали над карнизом, сквозь росистую зелень олив и яблонь пробивалось нежаркое солнце. Где-то в листве свиристела птица, напоминающая иволгу, жужжал шмель. Прекрасное калифорнийское утро хранило прохладу, тянувшуюся со снежных отрогов Сьерры.
Резанов медленно приподнялся и сел на постели. В ногах еще ощущалась слабость, но головокружение прекратилось, он с удовольствием вдыхал свежий, увлажненный росою воздух. Затем попытался вспомнить подробности ночного происшествия.
Вчера, когда его, окровавленного, притащил Хвостов в президию и он очнулся среди перепуганных испанцев, Николай Петрович плохо соображал, как все произошло, и был рад, что отделался только ушибами. Зато сегодня многие детали всплыли в памяти, особенно одна, поразившая его в момент потери сознания, мелькнувшая фигура на скале. Он ясно разглядел ее сквозь редкий вверху туман. Вспомнил и расстроенное, нахмуренное лицо старика Аргуэлло, услышавшего про обвал. Двадцать лет существовала эта дорога, и только один раз, во время землетрясения, обрушилась каменная стена. Правда, после зимних дождей камни иногда падали...
Неужели таким образом испанцы хотели от него избавиться? Но он сразу отбросил эту мысль, зная, что в глазах коменданта он был неприкосновенной особой. Безопасность гостя для него вопрос личной чести.
Слабость еще основательно давала себя знать, и Николай Петрович снова опустился на подушки. Все же получилось очень плохо. Губернатор уехал, по существу они ни о чем не договорились. Там, в Ново-Архангельске, считают каждый день, ждут хлеба, а переговоры теперь могут еще больше затянуться. Да и неизвестно, чем все это кончится. Безусловно, у губернатора есть тайные предписания, Конча не выдумала... А он вынужден лежать и терять дорогое время!
Обеспокоенный, Резанов опять сел на постели и пробовал обдумать создавшееся положение.
Узорчатые тени от цветов и листьев передвинулись ближе к углу, на темной стене у самого потолка задрожал солнечный зайчик. Но тишина не нарушалась, и только кто-то несколько раз прошел мимо двери.
«Может быть, Конча?» подумал Резанов.
Однако девушка не появлялась, а вскоре он услышал рыкание коней, доносившееся со двора, и вслед за тем в дверь осторожно постучал домоуправитель. Неподдельно обрадовавшись, что, слава мадонне, сеньор чувствует себя хорошо, он передал просьбу губернатора разрешить ему навестить больного.
Эксцеленца ждал, когда вы проснетесь,сказал старый слуга почтительно. Несмотря на ранний час, на нем были парадные штаны, расшитые позументами, и куртка, из тесных рукавов которой торчали почти черные кисти рук. Старик будто не знал, куда их девать, и все время жестикулировал.Эксцеленца приказал солдатам не расседлывать коней. Он старый, ему нельзя ехать по жаре, но он приказал додать.
Действительно, губернатор, торопившийся в Монтерей, был обескуражен несчастным случаем и не уехал сразу после бала, как говорил Резанову.
Николай Петрович забыл про свои ушибы. То, что губернатор остался и, по-видимому, страшится ответственности, вернуло ему бодрость.
Проси! сказал он дворецкому почти весело.
Губернатор в сопровождении Луиса и коменданта вошел к Резанову, справился о здоровье и некоторое время молчал.
Я и сеньор Аргуэлло,сказал он немного спустя, трогая свою белую эспаньолку, просим еще раз у вас прощения, сеньор Резанов, и глубоко обрадованы, что все обошлось благополучно. Сеньор Аргуэлло и я просим вас также считать этот дом своим и не покидать его, пока совершенно не поправитесь. К моему несчастью, дела призывают меня в Монтерей, но мне будут сообщать о вашем здоровье... И верьте, что я сделаю все, что будет от меня зависеть...
Губернатор говорил хмурясь, видимо, очень обеспокоенный случившимся. Он обещал еще раз немедленно заняться делами Резанова и ходатайствовать перед вице-королем.
Николай Петрович понял, что именно сейчас самый подходящий момент сделать еще одну попытку подействовать на губернатора. Приподнявшись на постели, он протянул ему руку и крепко ее пожал.
Благодарю вас, господин губернатор. Я привык уважать чужие законы и особенно ценю гостеприимство. Без дозволения вице-короля я не буду открывать торговлю, а только прошу вас не препятствовать мне вести переговоры с миссионерами, кои выражали желание дать мне хлеба из своих избытков. Святые отцы были у меня на корабле, они могут наполнить зерном все мое судно. И они сказали, что церковь здесь вольна в своих действиях...
Говоря так, он не ждал положительного ответа, он хотел только уловить интонацию, чтобы знать, как поступить дальше. Но губернатор вдруг поднял голову, поглядел мимо него в открытое окно.
Я ничего не могу запретить святым отцам,сказал он наконец медленно и, усмехнувшись, добавил: Святые отцы не всегда грешны!
Вскоре он попрощался и покинул крепость. Восемьдесят географических миль предстояло ему проехать по калифорнийской жаре.
Весь день навещали Резанова неразъехавшиеся гости, семейство дона Аргуэлло, офицеры. С любопытством и сочувствием заглядывали в дверь индейские слуги. Мануэлла притащила букет полевых ромашек она недавно видела, как Резанов с радостным изумлением набрел на эти простые цветы своей родины.
Лансдорф, исполнявший роль судового лекаря, разрешил Николаю Петровичу встать и одеться. Они вместе с Давыдовым ночевали в президии, но мичману Резанов приказал отправиться на «Юнону» и ни ему, ни Хвостову не оставлять корабль. Ночное происшествие заставило его быть еще более осторожным.
Как всегда стремительный, явился Луис и просидел целый час, хотя был сегодня дежурным и тайком прискакал из крепости на две минуты. Он рассказал, как утром вместе с сестрой побывал на месте обвала и убедился, что сорвался камень, который давно уже висел над обрывом, но зарос травой и никто не знал, что он еле держится.
Я видел там следы мужских ног, но Конча сказала, что эти следы наверное, отпечатки ног солдат, разглядывавших по приказу отца место обвала.
Донна Мария ездила с вами?
Да, сеньор. Сестра и я мы не могли заснуть. Потом Конча искала Гервасио, но он еще не вернулся из миссии Санта-Клара. Сейчас она поехала к падре Уриа... Мы так беспокоились за вас, сеньор Резанов!
Резанов потрепал юношу по плечу.
Спасибо, милый Луис. Мы еще с вами попутешествуем!
Кончу Николай Петрович увидел только к вечеру. Она пришла вместе с матерью, и пока донья Игнасия, уже не один раз навещавшая Резанова, спрашивала о его здоровье, девушка молча сидела в кресле. Она похудела за эти сутки. Черные волосы, туго связанные сзади ленточкой, чуть приметная складка между нешироких легких бровей делали лицо старше. Словно какая-то забота неотступно овладела ее думами.
Донья Игнасия вспомнила о питье, специально приготовленном для больного, и, извинившись, вышла. Конча осталась сидеть в кресле. Неожиданно девушка смутилась.
Вы лучше себя чувствуете сегодня? спросила она, раскрывая и закрывая молитвенник, который все время держала в руках.Вам теперь не так больно?
Я уже совсем здоров, сеньорита. Меня только не выпускают из комнаты.
Конча чуть улыбнулась.
Вы очень нетерпеливы. Совсем как я.
Я приехал ненадолго. Мне болеть нельзя.
Резанов говорил обычным шутливым тоном, чтобы девушка чувствовала себя свободней. С повязанной черной шалью курчавой головой, в светлом домашнем камзоле, привезенном ему Лансдорфом, он сидел возле стола, в тени, и с удовольствием наблюдал за гостьей. Он был рад ее посещению и не скрывал этого.
Знаете, о чем я думал, когда возвращался на корабль после бала? Я думал о том, что приехал сюда не напрасно. Мы близкие соседи, а наши люди до сих пор ничего не знали друг о друге... И о вас я ничего не знал.
Девушка поднялась и подошла к окну.
Вы скоро покинете эти места, сеньор Резанов,сказала она с откровенной грустью. Но я тоже думала...Она сорвала цветок, бросила его в сад.Мне много рассказывали губернатор и падре, и я читала книги. Земля Новой Испании кончается вот здесь, где мы живем. Дальше никого нет, только на севере вы русские. У вас там холодно, идут дожди, нет хлеба. Почему вы не поселитесь рядом с нами? Испанцы ненавидят американцев. Янки, как полевые мыши, расползаются по всей стране, высаживают на наших берегах десятки семей настоящих разбойников. Они грубые и жадные, не признают святой мадонны, у них даже женщиныхудшее, что выбросила сюда Европа... Вы хорошо сказали недавно о сеньоре Баранове,закончила она свою горячую тираду.Я думаю, испанские владения были бы в большей безопасности, если бы он жил рядом... Только люди, которые не хотят видеть звезд, говорят, что они тусклы...
Уже не в первый раз Конча говорила о делах, которые так близко касались планов Баранова и о которых Николай Петрович сам писал министру коммерции. Она словно присутствовала при его беседах с правителем в далекой Ситхе...
...Мерно шагает по залу хозяин российских колоний, низенький, в неизменном черном кафтане; подходит к глобусу, проводит пухлой рукой две черты.
От Кантона и до Сан-Франциско, границу Калифорнии составляющего, могут ходить суда наши, и своих и соседственных стран благосостояние усилять... А когда возрастет торг, не потребуется отправлять суда кругом света, не будет риску от дальних плаваний и корсаров. У гишпанского двора нужно испросить дозволения приходить судам нашим для закупки хлеба и разных продуктов в Калифорнии, Хили и островах Филиппинских... С королем Томеа-Меа завести вечную дружбу...
Планы оставались пустой мечтой. Петербург похоронил не одно начинание. Пока же пришлось ехать сюда выпрашивать хлеб...
Николай Петрович встал, отодвинул кресло.
Я очень благодарен вам за доброе мнение о нас,сказал он серьезно. До сих пор он все же говорил с ней полушутливо.Мы могли бы быть добрыми соседями... А что касается янки, они действительно ничего не упустят...
Да,сказала Конча и положила молитвенник на выступ окна.Они заняли Луизиану и скоро займут Калифорнию... Все это уже было... Когда пришли сюда первые завоеватели, они тоже строили огромные каменные здания, церкви. Они тоже пролили много крови, хотели создать сильную страну. Может быть, они делали не так, я не знаю, но сейчас здесь жалкие хижины и глиняные крепости, возле которых валяются старые пушки. И люди, которые умеют только играть на мандолине. Хотя крови не меньше... Святая матерь, я очень жалела когда-то, что родилась девочкой!
Она покраснела и, глянув исподлобья на Резанова, притихла.
Я беспокою вас,закончила она неловко. Морщинка перерезала ее смуглый лоб.
Нет.Резанов подошел к ней блинке. Смелый ум девушки, чистота ее прямой натуры все сильнее поражали и покоряли его. Неужели шутливая дружба, скрепленная невольной симпатией, превращалась в более сильное и глубокое чувство?
Конча...назвал он ее неожиданно по имени.Я вижу, вы очень любите свою страну. Хотя недавно не очень ее хвалили.
Удивленная, она немного отодвинулась. Затем вспыхнула и взяла свой молитвенник.
Да.
И не покинули бы ее никогда?
Не знаю...
Даже на корабле с белыми-белыми парусами?
Резанов тихонько отобрал у нее черную книжечку с золотым распятием. Но девушка на этот раз ничего не ответила и, блеснув гладко причесанной опущенной головой, быстро вышла из комнаты.
Лансдорф запретил Резанову в течение пяти семи дней покидать президию. Ушибы Николая Петровича были не так уж значительны, но естествоиспытатель боялся, чтобы не случилось каких-либо осложнений.
Вы посланы самим государем императором, сударь,говорил он нарочито официально, укрепляя сползавшие очки.Вам надлежит соблюдать превеликую осторожность. На корабле качка, а здесь... О, я хотел бы болеть здесь!заканчивал он лукаво, поднимая указательный палец.
Старательный натуралист являлся по жаре два раза в день и скрывал свое огорчение, что не может вместе с Давыдовым снова отправиться на реку. Резанов строжайше приказал мичману и Хвостову не оставлять «Юнону».
Навещать Николая Петровича приходили почти все обитатели крепости. Утром обычно появлялся домоуправитель в сопровождении Мануэллы, и пока индианка, кося смеющиеся глаза в сторону сидевшего в халате Резанова, убирала постель или, ползая на коленях, вытирала пол, старик торжественно справлялся о здоровье, сообщал, что какой-нибудь де ла Круц уснул на посту, а у кобылы капрала родился жеребенок; что роса сегодня обильнее вчерашней; что в 1795 году в этот день было землетрясение. Старый дворецкий приходил в своей расшитой куртке с короткими рукавами, облысевших бархатных штанишках, но держался с достоинством гранда и лично сам подавал шоколад на помятом серебряном подносе.
Потом наступала очередь дона Жозе. Так же, как и его древний слуга, комендант приходил в неизменной парадной форме, после церемонного поклона садился и, сказав несколько слов, уходил. Резанов видел, что он озабочен своим положением хозяина.
Младших Аргуэлло приводила донья Игнасия или Гертруда старшая девочка после Кончи, добродушная и толстая ленивица. Дети выстраивались шеренгой и, глядя друг на друга и раскланиваясь, разноголосо приветствовали:
Buenas dias, senor!
Последней кланялась Гертруда, затем, поворотив свою команду к двери, неторопливо уходила, улыбаясь, совсем как маленькая женщина.
Из всей семьи не показывался только Гервасио. Однажды Резанов спросил про него у Луиса, навещавшего его раза три в день. Юноша смутился и сказал, что он не знает, в чем дело, но Конча потребовала у отца отправить Гервасио в миссию Санта-Роза.
Они очень поссорились. Это было после обвала. Конча даже мне ничего не сказала. Она стояла бледная у него в кабинете и поклялась перед мадонной, что так надо.
Может быть, Луис действительно не знал, может быть, не хотел говорить, но Резанову вдруг показалось, что между исчезновением Гервасио и случаем на дороге есть какая-то связь. Волчий взгляд ровесника Луиса, узкое, заостренное лицо с нависшими надбровьями всегда вызывали антипатию. Но Резанову сейчас было не до этого. После разговора с губернатором прошло уже несколько дней, однако до сих пор никто из монахов не явился. Может быть, все их разговоры о желании продать хлеб были притворством, и губернатор, зная об этом, так легко дал свое согласие?.. Беспокоило и положение дел на корабле, бездельничавшая команда которого снова начала ворчать. Хвостову пришлось посадить двоих матросов в карцер...
Приезд падре Уриа сразу поднял настроение Резанова. Настоятель только что вернулся из дальней поездки, о несчастном случае узнал час назад. Священник даже не отдохнул после утомительной дороги. Ссутулившийся и еще более потемневший, он сидел в кресле и, слушая Резанова, медленно перебирал четки.
Misericordia! сказал он наконец, когда Николай Петрович кончил.Милосердие господне! Велико его имя и слава! Я рад, сеньор Резанов, за вас и за свою бедную страну. Тридцать лет я живу здесь и тридцать лет верю, что настанут и для нее лучшие дни... И вот, не дай господи, несчастье с вами!Он поднял голову, оставил в покое свои четки.Я говорю чистосердечно, сеньор Резанов, в Европе всякое могли подумать. Там каждый день меняются веяния, корсиканец натравливает народы друг на друга. Губернатор сказал, что может вспыхнуть война и между нашими государствами.
Резанов медленно приподнялся и сел на постели. В ногах еще ощущалась слабость, но головокружение прекратилось, он с удовольствием вдыхал свежий, увлажненный росою воздух. Затем попытался вспомнить подробности ночного происшествия.
Вчера, когда его, окровавленного, притащил Хвостов в президию и он очнулся среди перепуганных испанцев, Николай Петрович плохо соображал, как все произошло, и был рад, что отделался только ушибами. Зато сегодня многие детали всплыли в памяти, особенно одна, поразившая его в момент потери сознания, мелькнувшая фигура на скале. Он ясно разглядел ее сквозь редкий вверху туман. Вспомнил и расстроенное, нахмуренное лицо старика Аргуэлло, услышавшего про обвал. Двадцать лет существовала эта дорога, и только один раз, во время землетрясения, обрушилась каменная стена. Правда, после зимних дождей камни иногда падали...
Неужели таким образом испанцы хотели от него избавиться? Но он сразу отбросил эту мысль, зная, что в глазах коменданта он был неприкосновенной особой. Безопасность гостя для него вопрос личной чести.
Слабость еще основательно давала себя знать, и Николай Петрович снова опустился на подушки. Все же получилось очень плохо. Губернатор уехал, по существу они ни о чем не договорились. Там, в Ново-Архангельске, считают каждый день, ждут хлеба, а переговоры теперь могут еще больше затянуться. Да и неизвестно, чем все это кончится. Безусловно, у губернатора есть тайные предписания, Конча не выдумала... А он вынужден лежать и терять дорогое время!
Обеспокоенный, Резанов опять сел на постели и пробовал обдумать создавшееся положение.
Узорчатые тени от цветов и листьев передвинулись ближе к углу, на темной стене у самого потолка задрожал солнечный зайчик. Но тишина не нарушалась, и только кто-то несколько раз прошел мимо двери.
«Может быть, Конча?» подумал Резанов.
Однако девушка не появлялась, а вскоре он услышал рыкание коней, доносившееся со двора, и вслед за тем в дверь осторожно постучал домоуправитель. Неподдельно обрадовавшись, что, слава мадонне, сеньор чувствует себя хорошо, он передал просьбу губернатора разрешить ему навестить больного.
Эксцеленца ждал, когда вы проснетесь,сказал старый слуга почтительно. Несмотря на ранний час, на нем были парадные штаны, расшитые позументами, и куртка, из тесных рукавов которой торчали почти черные кисти рук. Старик будто не знал, куда их девать, и все время жестикулировал.Эксцеленца приказал солдатам не расседлывать коней. Он старый, ему нельзя ехать по жаре, но он приказал додать.
Действительно, губернатор, торопившийся в Монтерей, был обескуражен несчастным случаем и не уехал сразу после бала, как говорил Резанову.
Николай Петрович забыл про свои ушибы. То, что губернатор остался и, по-видимому, страшится ответственности, вернуло ему бодрость.
Проси! сказал он дворецкому почти весело.
Губернатор в сопровождении Луиса и коменданта вошел к Резанову, справился о здоровье и некоторое время молчал.
Я и сеньор Аргуэлло,сказал он немного спустя, трогая свою белую эспаньолку, просим еще раз у вас прощения, сеньор Резанов, и глубоко обрадованы, что все обошлось благополучно. Сеньор Аргуэлло и я просим вас также считать этот дом своим и не покидать его, пока совершенно не поправитесь. К моему несчастью, дела призывают меня в Монтерей, но мне будут сообщать о вашем здоровье... И верьте, что я сделаю все, что будет от меня зависеть...
Губернатор говорил хмурясь, видимо, очень обеспокоенный случившимся. Он обещал еще раз немедленно заняться делами Резанова и ходатайствовать перед вице-королем.
Николай Петрович понял, что именно сейчас самый подходящий момент сделать еще одну попытку подействовать на губернатора. Приподнявшись на постели, он протянул ему руку и крепко ее пожал.
Благодарю вас, господин губернатор. Я привык уважать чужие законы и особенно ценю гостеприимство. Без дозволения вице-короля я не буду открывать торговлю, а только прошу вас не препятствовать мне вести переговоры с миссионерами, кои выражали желание дать мне хлеба из своих избытков. Святые отцы были у меня на корабле, они могут наполнить зерном все мое судно. И они сказали, что церковь здесь вольна в своих действиях...
Говоря так, он не ждал положительного ответа, он хотел только уловить интонацию, чтобы знать, как поступить дальше. Но губернатор вдруг поднял голову, поглядел мимо него в открытое окно.
Я ничего не могу запретить святым отцам,сказал он наконец медленно и, усмехнувшись, добавил: Святые отцы не всегда грешны!
Вскоре он попрощался и покинул крепость. Восемьдесят географических миль предстояло ему проехать по калифорнийской жаре.
Весь день навещали Резанова неразъехавшиеся гости, семейство дона Аргуэлло, офицеры. С любопытством и сочувствием заглядывали в дверь индейские слуги. Мануэлла притащила букет полевых ромашек она недавно видела, как Резанов с радостным изумлением набрел на эти простые цветы своей родины.
Лансдорф, исполнявший роль судового лекаря, разрешил Николаю Петровичу встать и одеться. Они вместе с Давыдовым ночевали в президии, но мичману Резанов приказал отправиться на «Юнону» и ни ему, ни Хвостову не оставлять корабль. Ночное происшествие заставило его быть еще более осторожным.
Как всегда стремительный, явился Луис и просидел целый час, хотя был сегодня дежурным и тайком прискакал из крепости на две минуты. Он рассказал, как утром вместе с сестрой побывал на месте обвала и убедился, что сорвался камень, который давно уже висел над обрывом, но зарос травой и никто не знал, что он еле держится.
Я видел там следы мужских ног, но Конча сказала, что эти следы наверное, отпечатки ног солдат, разглядывавших по приказу отца место обвала.
Донна Мария ездила с вами?
Да, сеньор. Сестра и я мы не могли заснуть. Потом Конча искала Гервасио, но он еще не вернулся из миссии Санта-Клара. Сейчас она поехала к падре Уриа... Мы так беспокоились за вас, сеньор Резанов!
Резанов потрепал юношу по плечу.
Спасибо, милый Луис. Мы еще с вами попутешествуем!
Кончу Николай Петрович увидел только к вечеру. Она пришла вместе с матерью, и пока донья Игнасия, уже не один раз навещавшая Резанова, спрашивала о его здоровье, девушка молча сидела в кресле. Она похудела за эти сутки. Черные волосы, туго связанные сзади ленточкой, чуть приметная складка между нешироких легких бровей делали лицо старше. Словно какая-то забота неотступно овладела ее думами.
Донья Игнасия вспомнила о питье, специально приготовленном для больного, и, извинившись, вышла. Конча осталась сидеть в кресле. Неожиданно девушка смутилась.
Вы лучше себя чувствуете сегодня? спросила она, раскрывая и закрывая молитвенник, который все время держала в руках.Вам теперь не так больно?
Я уже совсем здоров, сеньорита. Меня только не выпускают из комнаты.
Конча чуть улыбнулась.
Вы очень нетерпеливы. Совсем как я.
Я приехал ненадолго. Мне болеть нельзя.
Резанов говорил обычным шутливым тоном, чтобы девушка чувствовала себя свободней. С повязанной черной шалью курчавой головой, в светлом домашнем камзоле, привезенном ему Лансдорфом, он сидел возле стола, в тени, и с удовольствием наблюдал за гостьей. Он был рад ее посещению и не скрывал этого.
Знаете, о чем я думал, когда возвращался на корабль после бала? Я думал о том, что приехал сюда не напрасно. Мы близкие соседи, а наши люди до сих пор ничего не знали друг о друге... И о вас я ничего не знал.
Девушка поднялась и подошла к окну.
Вы скоро покинете эти места, сеньор Резанов,сказала она с откровенной грустью. Но я тоже думала...Она сорвала цветок, бросила его в сад.Мне много рассказывали губернатор и падре, и я читала книги. Земля Новой Испании кончается вот здесь, где мы живем. Дальше никого нет, только на севере вы русские. У вас там холодно, идут дожди, нет хлеба. Почему вы не поселитесь рядом с нами? Испанцы ненавидят американцев. Янки, как полевые мыши, расползаются по всей стране, высаживают на наших берегах десятки семей настоящих разбойников. Они грубые и жадные, не признают святой мадонны, у них даже женщиныхудшее, что выбросила сюда Европа... Вы хорошо сказали недавно о сеньоре Баранове,закончила она свою горячую тираду.Я думаю, испанские владения были бы в большей безопасности, если бы он жил рядом... Только люди, которые не хотят видеть звезд, говорят, что они тусклы...
Уже не в первый раз Конча говорила о делах, которые так близко касались планов Баранова и о которых Николай Петрович сам писал министру коммерции. Она словно присутствовала при его беседах с правителем в далекой Ситхе...
...Мерно шагает по залу хозяин российских колоний, низенький, в неизменном черном кафтане; подходит к глобусу, проводит пухлой рукой две черты.
От Кантона и до Сан-Франциско, границу Калифорнии составляющего, могут ходить суда наши, и своих и соседственных стран благосостояние усилять... А когда возрастет торг, не потребуется отправлять суда кругом света, не будет риску от дальних плаваний и корсаров. У гишпанского двора нужно испросить дозволения приходить судам нашим для закупки хлеба и разных продуктов в Калифорнии, Хили и островах Филиппинских... С королем Томеа-Меа завести вечную дружбу...
Планы оставались пустой мечтой. Петербург похоронил не одно начинание. Пока же пришлось ехать сюда выпрашивать хлеб...
Николай Петрович встал, отодвинул кресло.
Я очень благодарен вам за доброе мнение о нас,сказал он серьезно. До сих пор он все же говорил с ней полушутливо.Мы могли бы быть добрыми соседями... А что касается янки, они действительно ничего не упустят...
Да,сказала Конча и положила молитвенник на выступ окна.Они заняли Луизиану и скоро займут Калифорнию... Все это уже было... Когда пришли сюда первые завоеватели, они тоже строили огромные каменные здания, церкви. Они тоже пролили много крови, хотели создать сильную страну. Может быть, они делали не так, я не знаю, но сейчас здесь жалкие хижины и глиняные крепости, возле которых валяются старые пушки. И люди, которые умеют только играть на мандолине. Хотя крови не меньше... Святая матерь, я очень жалела когда-то, что родилась девочкой!
Она покраснела и, глянув исподлобья на Резанова, притихла.
Я беспокою вас,закончила она неловко. Морщинка перерезала ее смуглый лоб.
Нет.Резанов подошел к ней блинке. Смелый ум девушки, чистота ее прямой натуры все сильнее поражали и покоряли его. Неужели шутливая дружба, скрепленная невольной симпатией, превращалась в более сильное и глубокое чувство?
Конча...назвал он ее неожиданно по имени.Я вижу, вы очень любите свою страну. Хотя недавно не очень ее хвалили.
Удивленная, она немного отодвинулась. Затем вспыхнула и взяла свой молитвенник.
Да.
И не покинули бы ее никогда?
Не знаю...
Даже на корабле с белыми-белыми парусами?
Резанов тихонько отобрал у нее черную книжечку с золотым распятием. Но девушка на этот раз ничего не ответила и, блеснув гладко причесанной опущенной головой, быстро вышла из комнаты.
Лансдорф запретил Резанову в течение пяти семи дней покидать президию. Ушибы Николая Петровича были не так уж значительны, но естествоиспытатель боялся, чтобы не случилось каких-либо осложнений.
Вы посланы самим государем императором, сударь,говорил он нарочито официально, укрепляя сползавшие очки.Вам надлежит соблюдать превеликую осторожность. На корабле качка, а здесь... О, я хотел бы болеть здесь!заканчивал он лукаво, поднимая указательный палец.
Старательный натуралист являлся по жаре два раза в день и скрывал свое огорчение, что не может вместе с Давыдовым снова отправиться на реку. Резанов строжайше приказал мичману и Хвостову не оставлять «Юнону».
Навещать Николая Петровича приходили почти все обитатели крепости. Утром обычно появлялся домоуправитель в сопровождении Мануэллы, и пока индианка, кося смеющиеся глаза в сторону сидевшего в халате Резанова, убирала постель или, ползая на коленях, вытирала пол, старик торжественно справлялся о здоровье, сообщал, что какой-нибудь де ла Круц уснул на посту, а у кобылы капрала родился жеребенок; что роса сегодня обильнее вчерашней; что в 1795 году в этот день было землетрясение. Старый дворецкий приходил в своей расшитой куртке с короткими рукавами, облысевших бархатных штанишках, но держался с достоинством гранда и лично сам подавал шоколад на помятом серебряном подносе.
Потом наступала очередь дона Жозе. Так же, как и его древний слуга, комендант приходил в неизменной парадной форме, после церемонного поклона садился и, сказав несколько слов, уходил. Резанов видел, что он озабочен своим положением хозяина.
Младших Аргуэлло приводила донья Игнасия или Гертруда старшая девочка после Кончи, добродушная и толстая ленивица. Дети выстраивались шеренгой и, глядя друг на друга и раскланиваясь, разноголосо приветствовали:
Buenas dias, senor!
Последней кланялась Гертруда, затем, поворотив свою команду к двери, неторопливо уходила, улыбаясь, совсем как маленькая женщина.
Из всей семьи не показывался только Гервасио. Однажды Резанов спросил про него у Луиса, навещавшего его раза три в день. Юноша смутился и сказал, что он не знает, в чем дело, но Конча потребовала у отца отправить Гервасио в миссию Санта-Роза.
Они очень поссорились. Это было после обвала. Конча даже мне ничего не сказала. Она стояла бледная у него в кабинете и поклялась перед мадонной, что так надо.
Может быть, Луис действительно не знал, может быть, не хотел говорить, но Резанову вдруг показалось, что между исчезновением Гервасио и случаем на дороге есть какая-то связь. Волчий взгляд ровесника Луиса, узкое, заостренное лицо с нависшими надбровьями всегда вызывали антипатию. Но Резанову сейчас было не до этого. После разговора с губернатором прошло уже несколько дней, однако до сих пор никто из монахов не явился. Может быть, все их разговоры о желании продать хлеб были притворством, и губернатор, зная об этом, так легко дал свое согласие?.. Беспокоило и положение дел на корабле, бездельничавшая команда которого снова начала ворчать. Хвостову пришлось посадить двоих матросов в карцер...
Приезд падре Уриа сразу поднял настроение Резанова. Настоятель только что вернулся из дальней поездки, о несчастном случае узнал час назад. Священник даже не отдохнул после утомительной дороги. Ссутулившийся и еще более потемневший, он сидел в кресле и, слушая Резанова, медленно перебирал четки.
Misericordia! сказал он наконец, когда Николай Петрович кончил.Милосердие господне! Велико его имя и слава! Я рад, сеньор Резанов, за вас и за свою бедную страну. Тридцать лет я живу здесь и тридцать лет верю, что настанут и для нее лучшие дни... И вот, не дай господи, несчастье с вами!Он поднял голову, оставил в покое свои четки.Я говорю чистосердечно, сеньор Резанов, в Европе всякое могли подумать. Там каждый день меняются веяния, корсиканец натравливает народы друг на друга. Губернатор сказал, что может вспыхнуть война и между нашими государствами.