Страница:
Лишь два раза встретились небольшие низины, поросшие дубом и лавром, с такой густой и сочной травой, что даже равнодушные к земле алеуты, присев на корточки, с удовольствием гладили зелень руками. А Лука рвал ее и нюхал, а потом ковырял землю и долго разглядывал жирный перегной.
Тут тебе сам тысячу вырастет! хвалился он всем, вытирая пальцы о штаны.Вот те крест! Как у нас в Расее, в Митькине.
Увлекшись, Лука забыл, что, поротый каждонедельно на барском дворе, еще мальчишкой удрал из далекого Митькина и никогда не знал суглинок ли панская земля или чернозем. Да и за сорок лет скитаний по тайге и ледовым морям вряд ли когда думал о земле.
В этой ложбине Алексей сделал первый привал. Пахучие невиданные деревья, нежная листва дубов, зеленые цепкие нити, как водоросли опутавшие стволы и корни, плеск водяного каскада, низвергающегося со страшной высоты,все поражало новизной и прелестью. Но отдыхали не больше получаса. Алексей хотел сегодня пройти по реке как можно дальше, да и в углублении на берету Василий нашел следы недавнего костра.
Дикие! И не наши! сказал он, отозвав незаметно Алексея в сторону.Вишь скрытые места? Береговые не станут хоронить следы. А только не тревожь задарма людей, хватит и нас, страховитых.
Беззаботно посвистывая, креол отошел к лодке и остался ее сторожить, Алексей оценил совет, ничем не выдал неожиданного открытия, но тоже принял меры предосторожности. Огонь приказал не разводить и с едой не задерживаться. Пока гребцы жевали сухую рыбу и хлеб, сидел с ружьем на камне, не сводя глаз с лесных зарослей. Последним вошел в байдару и повел ее дальше, стараясь держаться середины реки. Но сам страха не чувствовал. Было только неприятное ощущение, что каждую минуту откуда-нибудь из-за камня может взвиться гибкая оперенная стрела. Значит, здесь тоже есть враги?
Остаток дня и вечер продолжали работать веслами, ночевали в байдаре, укрыв ее под каменной глыбой, нависшей над водой. Утром, как только сошел туман, снова тронулись в путь.
Местность почти не изменилась. Те же рваные скалы, крутизна и высокое голубое небо. Лишь река стала немного шире и спокойней, да чаще встречались лесные заросли, спускавшиеся к самой воде. Ни зверя, ни птиц. За все время увидели одного орла, медленно проплывшего далеко в вышине. Зато запахи деревьев и трав становились острее и крепче, ощутительнее жара.
Ить, куда забрались! бормотал Лука и, ворочаясь, беспокойно допытывался у Василия о тростнике «для делания рому».Тут тебе он и расти должен, Василий. Сказано где жара!
Тут,серьезно подтверждал креол.И бочонки рядом. На деревьях, будто груши.
Лука моргал, затем плевал и сердился.
От идол!
Алексей не слушал разговора промышленных. Хотя вчерашние опасения рассеялись кругом было спокойно и тихо,но нетерпеливое беспокойство не оставляло его, и он даже не любовался, как вначале, угрюмой красотой горного каньона. Скалы тянулись за скалами, красные утесы вздымались в невероятную высь, по обрывам взбегали леса. Ни одной долины или широкого увала не пересекали ущелья, селиться могли тут только горные козы да орлы. И все же он не терял надежды.
Смочив шляпу и расстегнув ворот кафтана, Алексей помогал гнать байдару веслом, чаще сменял гребцов. Лицо его осунулось, не защищенные от солнца, покраснели и саднили кисти рук, болела спина. Но он упрямо вглядывался в извилины бесконечного каньона и продолжал вести лодку.
К концу второго дня неожиданно изменилась погода. В горах поднялся ветер, над ущельем взвихрилась песчаная пыль, невидимая снизу туча закрыла солнце. На реке сразу потемнело, вода подернулась рябью.
Гроза будет! сказал Василий, становясь на колени и вглядываясь в небо.Почитай, к ночи, а то и раньше. Поискать бы место укрыться. В тутошних краях ветер до урагану доходит.
Алексей слышал об этом и от Кускова. Во время бури оставаться на реке нельзя. В узком ущелье, как в трубе, разобьет и людей, и лодку. Надо искать пристанища на берегу. Но берег, куда ни глянь, тянулся все такой же обрывистый и недоступный.
Не говоря ни слова, Алексей скинул кафтан, шляпу и, простоволосый, в надувшейся пузырем рубашке, изо всех сил налег на весло. Алеутов тоже не пришлось понукать. Василий сунул в руки Луке запасной багор. Легкая байдара пошла вдвое быстрее, ей помогал и ветер, шквалами налетавший сверху.
Пропадем, Василий,вздыхал Лука, стараясь не отстать от креола и поспешно работая багром.Пустила бабане ревела, не упрашивала... Погибель моя!..
Бороденка промышленного и жидкие волосы были мокры, облупленный нос побурел, усы поднялись торчком. От непривычной гонки он задыхался, но работал ловко и умело, страшась, что Василий огреет его по башке. Лучший котиколов компании, на других работах он был ледащ и ленив и боялся только троих людей: Василия, своей жены огромной, молчаливой Серафимы и главного правителя колоний Баранова.
Ветер постепенно усиливался. Пыль и тучи почти закрыли ущелье, высокие волны ярились в наступившем сумраке. Порывы ветра гнали байдарку к берегу, стоило неимоверных усилий держать ее в середине фарватера. Лодку заливало водой, некогда было вычерпывать, быстро сгущалась темнота. Берега тянулись по-прежнему высокие и отвесные, не было надежды, что когда-нибудь они изменятся. Потом вдруг каньон озарился ослепительным зеленоватым светом, а вслед за ним ахнул такой удар, что, казалось, раскололось небо и рухнули горы. Алеуты упали на дно лодки. Лука выронил багор и присел, закрыл голову руками. Удержались на местах лишь Василий и Алексей, оглушенные и бледные. Неуправляемая байдара заплясала на волне.
Держись!первым опомнился Алексей.Эй, на весла!
Следующий удар был еще сильнее и продолжительнее, зато при вспышке молнии Василий увидел недалеко впереди продольную расщелину у правого берега.
Туда!крикнул он, хватаясь за багор.Скорей!
Алексей мигом повернул лодку. Он тоже приметил распадок. И, словно указывая путь, оттуда блеснул выстрел. Эхо слилось с очередным громовым раскатом, но вспышка была замечена. Друзья или враги?.. Не рассуждая и не колеблясь, Алексей направил байдару к берегу.
Вы можете здесь располагаться, сеньоры!
Человек в темном покрывале, накинутом по-индейски, и в высокой шляпе с широкими полями, обшитыми серебряной тесьмой, прислонил ружье к камню и указал Алексею и его спутникам место возле костра.
В другом углу пещеры лежали и сидели несколько индейцев, тоже закутанные в одеяла, но без головных уборов и украшений. Черные волосы их были завязаны на макушке пучком. При появлении новых людей сидевшие переглянулись, что-то резко и гортанно сказали и снова уставились на огонь.
Сюда,перевел испанскую фразу Василий, быстро и внимательно оглядывая убежище.Приглашает пока с почтением.
Измученные путники молча уселись у костра. От напряжения еще дрожали руки и ноги, мерещились разбушевавшаяся стихия, спасительный берег, веревка, брошенная незнакомцем с обрыва, крутая тропа среди скал. Люди тяжело дышали и не шевелились.
Человек в плаще и шляпе тронул одного из индейцев, что-то ему сказал. Тот поднялся и вышел. Незнакомец тоже направился вслед за ним.
Минут через пять Алексей почувствовал, что первое оцепенение прошло. Он глубоко вздохнул и повернулся к Василию, единственному, кто, казалось, совсем почти не устал.
Ну, не гадал я,признался он откровенно,что выберемся, да еще в гости попадем. Он понизил голос, с любопытством и некоторым беспокойством поглядел на лежавших индейцев, на всю необычную обстановку.Что за люди? Как думаешь, Василий, а?
Креол повел плечом.
Кто знает?.. Одно полагаю, худого для нас не замышляют. Главный, должно, из Мексики, черный весьма. Дикиевроде дальновских. Может, ранчеры, а может, разбойники. В прошлом году слышал и о таких.
Василий говорил небрежно и довольно вяло, но у него блестели глаза. Дух приключения уже будоражил его беспокойную натуру.
Алексей осмотрелся. Пещера была большая, высокая, своды и стены тонули в темноте. Очевидно, она находилась неглубоко в горе раскаты грома доносились явственно, временами проникал ветер. Дым уходил вверх. Никакого убранства или признаков постоянного жилья. Люди спали на голых камнях, место для костра было выбрано, как видно, случайно. Несколько ружей стояли прислоненные к стене, рядом валялись кое-какая поклажа и седла. Быть может, находившиеся в пещере были на самом деле пастухами из какого-нибудь владения и пережидали здесь грозу. Значит, отсюда недалеко испанские земли!
Это соображение озадачило Алексея. Кусков сказал, что речка как раз уходила от них в сторону, шла по русским, уступленным индейцами местам и что вблизи нее чужих поселений не было. Он уже обернулся, чтобы сообщить об этом Василию и расспросить поподробней (креол плавал тогда с Кусковым), но в это время раздался стук камней, донесся повелительный голос и в дальнем конце пещеры снова появился человек в плаще и шляпе. Он вернулся один.
Незнакомец был худ, высок. Темное лицо его словно перекрещивалось длинными тонкими усами, большой шрам поперек лба приподнимал левую бровь. Хозяину пещеры могло быть и пятьдесят лет и тридцать, а изуродованная бровь придавала лицу свирепое выражение. Но сейчас он казался скорее взволнованным, чем недовольным.
Приблизившись к огню, он тронул рукой шляпу, поклонился и произнес несколько фраз по-испански. Василий неожиданно вздохнул.
Он говорит, что его зовут дон Петронио и что он рад, что мы не бостонцы, перевел он поспешно, не сводя глаз с испанца.А наипаче доволен, что мы русские...
Креол хотел еще что-то добавить, но Алексей, а глядя на него, и Лука встали со своих мест и, в свою очередь, раскланялись.
Передай, что мы тоже рады и благодарим за помощь,за явил Алексей Василию. И сообщи, кто мы такие и для чего сюда прибыли.
Алексею понравилась вежливость испанца, и, кроме того, было приятно сознавать себя начальником. А особенно радовало, что этот дон, кто бы он ни был, особо уважительно отнесся к ним по тому, что они русские. Выходит, что тут уже о них слышали.
Пока Василий переводил, один из индейцев притащил на себе убитого барана и принялся его свежевать. Только сейчас Алексей и его спутники почувствовали, что они голодны, а Лука сразу же подсел к индейцу и начал ему помогать.
Горло ему перережь, почтенный,трогал он индейца за руку.Кровь собери. Ить, темнота!
Индеец не понимал, но старался сообразить, о чем идет речь. Потом что-то проговорил и, важно кивнув головой, передал нож промышленному. Лука с ожесточением принялся за дело. Скоро куски ловко разрубленного барана жарились на углях, а проснувшиеся индейцы с любопытством и уважением глядели на Луку.
Петронио внимательно слушал Василия. Временами, когда креол, подыскивая нужное слово, умолкал, он спокойно ждал. Лицо его, наполовину скрытое широкими полями шляпы, оставалось неподвижным, но видно было, что испанец внимательно слушает. А когда Василий упомянул о Резанове, о том, что они приехали сюда во исполнение его планов, Петронио быстро поднял голову.
Я знаю сеньора Резанова,сказал он с неожиданным интересом.Я служил тогда в президии. И я знаю, что он умер. Вы были все время с ним?
Нет, он уехал один,ответил Василий.А скончался в Сибири.
Я спрашиваю не из любопытства...Петронио вдруг нахмурился, снял шляпу. Шрам на лбу, длинные усы и впалые щеки делали его старше. Теперь он выглядел пятидесятилетним, да и на самом деле, очевидно, это было так. В сорока милях отсюда, в миссии Сан-Пабло, живет сеньорита Аргуэлло. Четыре года назад она узнала о смерти сеньора Резанова и покинула людей. Может быть, вам придется бывать в тех местах расскажите ей. Но не упоминайте моего имени... Он умолк, прошелся по пещере. Длинная тень его задевала каменные своды.
Она получила известие утром. Мы уже знали с вечера. Весть о смерти сеньора Резанова губернатор получил из Мексики. Но никто первый не хотел сообщить сеньорите. Сказал Гервасио, приемный сын ее отца, преследовавший девочку своей любовью... Два дня не выходила она из комнаты, два дня не варился обед, слуги на кухне плакали. Дон Жозе Аргуэлло не покидал церкви, а сеньора и дети молились дома... На третий день она вышла. Ни единой слезинки не было в ее глазах. Раздала свои платья женщинам, попросила позвать настоятеля. Монах благословил ее отъезд... С тех пор она живет в миссии.
Петронио, как видно, хотел еще что-то сказать, но удержался. Не доходя костра, он резко прикрикнул на ждавших ужина индейцев, поднял их. Те послушно и торопливо стали собираться.
Прощайте, сеньоры,приблизился он снова к гостям.Гроза прошла. Завтра продолжите путь. Это жилищеваше!
Петронио сделал широкий жест рукой, низко поклонился и вышел вслед за индейцами.
Куда они?нарушил молчание Лука.Пошто сорвались? Кто такие?
Инсургенты!вдруг зло сказал Василий.По-ихнему мятежники. Против короля воюют. За то, чтоб людям вольно жилось! За этого дона Петронио гишпанцы объявили десять тысяч пиастров. Еще у Дракова мыса про него слышал...
...Алексей вышел из пещеры. Гроза действительно утихла. Внизу гудела река, огромные звезды светились между разорванными облаками, кругом темнели горы. Белый плотный туман наползал на землю, было беспокойно и душно.
Встреча с человеком, знавшим Резанова, а главное, рассказ о той странице его жизни, о которой услыхал впервые, заинтересовали и взволновали Алексея. Он даже не стал слушать Василия, рассказывавшего Луке про действия инсургентов. Николай Петрович никогда не говорил ему о своей калифорнийской невесте. Он приехал тогда деятельный больше прежнего, бодрый, говорливый. Правда, иной раз он внезапно умолкал посреди разговора, задумывался, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя. Как будто чувствовал, что покидает эти края навсегда...
Полный сочувствия и какого-то неизъяснимого любопытства, долго бродил Алексей по каменной площадке. Затем вернулся к костру и молча прилег возле уснувших спутников.
Весь следующий день партия Алексея поднималась по реке. Но и на этот раз мест для заселения не было. Тянулись все те же крутые берега, скалы, потом речка стала совсем узкой. Пришлось повернуть назад.
Глава третья
Глава четвертая
Тут тебе сам тысячу вырастет! хвалился он всем, вытирая пальцы о штаны.Вот те крест! Как у нас в Расее, в Митькине.
Увлекшись, Лука забыл, что, поротый каждонедельно на барском дворе, еще мальчишкой удрал из далекого Митькина и никогда не знал суглинок ли панская земля или чернозем. Да и за сорок лет скитаний по тайге и ледовым морям вряд ли когда думал о земле.
В этой ложбине Алексей сделал первый привал. Пахучие невиданные деревья, нежная листва дубов, зеленые цепкие нити, как водоросли опутавшие стволы и корни, плеск водяного каскада, низвергающегося со страшной высоты,все поражало новизной и прелестью. Но отдыхали не больше получаса. Алексей хотел сегодня пройти по реке как можно дальше, да и в углублении на берету Василий нашел следы недавнего костра.
Дикие! И не наши! сказал он, отозвав незаметно Алексея в сторону.Вишь скрытые места? Береговые не станут хоронить следы. А только не тревожь задарма людей, хватит и нас, страховитых.
Беззаботно посвистывая, креол отошел к лодке и остался ее сторожить, Алексей оценил совет, ничем не выдал неожиданного открытия, но тоже принял меры предосторожности. Огонь приказал не разводить и с едой не задерживаться. Пока гребцы жевали сухую рыбу и хлеб, сидел с ружьем на камне, не сводя глаз с лесных зарослей. Последним вошел в байдару и повел ее дальше, стараясь держаться середины реки. Но сам страха не чувствовал. Было только неприятное ощущение, что каждую минуту откуда-нибудь из-за камня может взвиться гибкая оперенная стрела. Значит, здесь тоже есть враги?
Остаток дня и вечер продолжали работать веслами, ночевали в байдаре, укрыв ее под каменной глыбой, нависшей над водой. Утром, как только сошел туман, снова тронулись в путь.
Местность почти не изменилась. Те же рваные скалы, крутизна и высокое голубое небо. Лишь река стала немного шире и спокойней, да чаще встречались лесные заросли, спускавшиеся к самой воде. Ни зверя, ни птиц. За все время увидели одного орла, медленно проплывшего далеко в вышине. Зато запахи деревьев и трав становились острее и крепче, ощутительнее жара.
Ить, куда забрались! бормотал Лука и, ворочаясь, беспокойно допытывался у Василия о тростнике «для делания рому».Тут тебе он и расти должен, Василий. Сказано где жара!
Тут,серьезно подтверждал креол.И бочонки рядом. На деревьях, будто груши.
Лука моргал, затем плевал и сердился.
От идол!
Алексей не слушал разговора промышленных. Хотя вчерашние опасения рассеялись кругом было спокойно и тихо,но нетерпеливое беспокойство не оставляло его, и он даже не любовался, как вначале, угрюмой красотой горного каньона. Скалы тянулись за скалами, красные утесы вздымались в невероятную высь, по обрывам взбегали леса. Ни одной долины или широкого увала не пересекали ущелья, селиться могли тут только горные козы да орлы. И все же он не терял надежды.
Смочив шляпу и расстегнув ворот кафтана, Алексей помогал гнать байдару веслом, чаще сменял гребцов. Лицо его осунулось, не защищенные от солнца, покраснели и саднили кисти рук, болела спина. Но он упрямо вглядывался в извилины бесконечного каньона и продолжал вести лодку.
К концу второго дня неожиданно изменилась погода. В горах поднялся ветер, над ущельем взвихрилась песчаная пыль, невидимая снизу туча закрыла солнце. На реке сразу потемнело, вода подернулась рябью.
Гроза будет! сказал Василий, становясь на колени и вглядываясь в небо.Почитай, к ночи, а то и раньше. Поискать бы место укрыться. В тутошних краях ветер до урагану доходит.
Алексей слышал об этом и от Кускова. Во время бури оставаться на реке нельзя. В узком ущелье, как в трубе, разобьет и людей, и лодку. Надо искать пристанища на берегу. Но берег, куда ни глянь, тянулся все такой же обрывистый и недоступный.
Не говоря ни слова, Алексей скинул кафтан, шляпу и, простоволосый, в надувшейся пузырем рубашке, изо всех сил налег на весло. Алеутов тоже не пришлось понукать. Василий сунул в руки Луке запасной багор. Легкая байдара пошла вдвое быстрее, ей помогал и ветер, шквалами налетавший сверху.
Пропадем, Василий,вздыхал Лука, стараясь не отстать от креола и поспешно работая багром.Пустила бабане ревела, не упрашивала... Погибель моя!..
Бороденка промышленного и жидкие волосы были мокры, облупленный нос побурел, усы поднялись торчком. От непривычной гонки он задыхался, но работал ловко и умело, страшась, что Василий огреет его по башке. Лучший котиколов компании, на других работах он был ледащ и ленив и боялся только троих людей: Василия, своей жены огромной, молчаливой Серафимы и главного правителя колоний Баранова.
Ветер постепенно усиливался. Пыль и тучи почти закрыли ущелье, высокие волны ярились в наступившем сумраке. Порывы ветра гнали байдарку к берегу, стоило неимоверных усилий держать ее в середине фарватера. Лодку заливало водой, некогда было вычерпывать, быстро сгущалась темнота. Берега тянулись по-прежнему высокие и отвесные, не было надежды, что когда-нибудь они изменятся. Потом вдруг каньон озарился ослепительным зеленоватым светом, а вслед за ним ахнул такой удар, что, казалось, раскололось небо и рухнули горы. Алеуты упали на дно лодки. Лука выронил багор и присел, закрыл голову руками. Удержались на местах лишь Василий и Алексей, оглушенные и бледные. Неуправляемая байдара заплясала на волне.
Держись!первым опомнился Алексей.Эй, на весла!
Следующий удар был еще сильнее и продолжительнее, зато при вспышке молнии Василий увидел недалеко впереди продольную расщелину у правого берега.
Туда!крикнул он, хватаясь за багор.Скорей!
Алексей мигом повернул лодку. Он тоже приметил распадок. И, словно указывая путь, оттуда блеснул выстрел. Эхо слилось с очередным громовым раскатом, но вспышка была замечена. Друзья или враги?.. Не рассуждая и не колеблясь, Алексей направил байдару к берегу.
Вы можете здесь располагаться, сеньоры!
Человек в темном покрывале, накинутом по-индейски, и в высокой шляпе с широкими полями, обшитыми серебряной тесьмой, прислонил ружье к камню и указал Алексею и его спутникам место возле костра.
В другом углу пещеры лежали и сидели несколько индейцев, тоже закутанные в одеяла, но без головных уборов и украшений. Черные волосы их были завязаны на макушке пучком. При появлении новых людей сидевшие переглянулись, что-то резко и гортанно сказали и снова уставились на огонь.
Сюда,перевел испанскую фразу Василий, быстро и внимательно оглядывая убежище.Приглашает пока с почтением.
Измученные путники молча уселись у костра. От напряжения еще дрожали руки и ноги, мерещились разбушевавшаяся стихия, спасительный берег, веревка, брошенная незнакомцем с обрыва, крутая тропа среди скал. Люди тяжело дышали и не шевелились.
Человек в плаще и шляпе тронул одного из индейцев, что-то ему сказал. Тот поднялся и вышел. Незнакомец тоже направился вслед за ним.
Минут через пять Алексей почувствовал, что первое оцепенение прошло. Он глубоко вздохнул и повернулся к Василию, единственному, кто, казалось, совсем почти не устал.
Ну, не гадал я,признался он откровенно,что выберемся, да еще в гости попадем. Он понизил голос, с любопытством и некоторым беспокойством поглядел на лежавших индейцев, на всю необычную обстановку.Что за люди? Как думаешь, Василий, а?
Креол повел плечом.
Кто знает?.. Одно полагаю, худого для нас не замышляют. Главный, должно, из Мексики, черный весьма. Дикиевроде дальновских. Может, ранчеры, а может, разбойники. В прошлом году слышал и о таких.
Василий говорил небрежно и довольно вяло, но у него блестели глаза. Дух приключения уже будоражил его беспокойную натуру.
Алексей осмотрелся. Пещера была большая, высокая, своды и стены тонули в темноте. Очевидно, она находилась неглубоко в горе раскаты грома доносились явственно, временами проникал ветер. Дым уходил вверх. Никакого убранства или признаков постоянного жилья. Люди спали на голых камнях, место для костра было выбрано, как видно, случайно. Несколько ружей стояли прислоненные к стене, рядом валялись кое-какая поклажа и седла. Быть может, находившиеся в пещере были на самом деле пастухами из какого-нибудь владения и пережидали здесь грозу. Значит, отсюда недалеко испанские земли!
Это соображение озадачило Алексея. Кусков сказал, что речка как раз уходила от них в сторону, шла по русским, уступленным индейцами местам и что вблизи нее чужих поселений не было. Он уже обернулся, чтобы сообщить об этом Василию и расспросить поподробней (креол плавал тогда с Кусковым), но в это время раздался стук камней, донесся повелительный голос и в дальнем конце пещеры снова появился человек в плаще и шляпе. Он вернулся один.
Незнакомец был худ, высок. Темное лицо его словно перекрещивалось длинными тонкими усами, большой шрам поперек лба приподнимал левую бровь. Хозяину пещеры могло быть и пятьдесят лет и тридцать, а изуродованная бровь придавала лицу свирепое выражение. Но сейчас он казался скорее взволнованным, чем недовольным.
Приблизившись к огню, он тронул рукой шляпу, поклонился и произнес несколько фраз по-испански. Василий неожиданно вздохнул.
Он говорит, что его зовут дон Петронио и что он рад, что мы не бостонцы, перевел он поспешно, не сводя глаз с испанца.А наипаче доволен, что мы русские...
Креол хотел еще что-то добавить, но Алексей, а глядя на него, и Лука встали со своих мест и, в свою очередь, раскланялись.
Передай, что мы тоже рады и благодарим за помощь,за явил Алексей Василию. И сообщи, кто мы такие и для чего сюда прибыли.
Алексею понравилась вежливость испанца, и, кроме того, было приятно сознавать себя начальником. А особенно радовало, что этот дон, кто бы он ни был, особо уважительно отнесся к ним по тому, что они русские. Выходит, что тут уже о них слышали.
Пока Василий переводил, один из индейцев притащил на себе убитого барана и принялся его свежевать. Только сейчас Алексей и его спутники почувствовали, что они голодны, а Лука сразу же подсел к индейцу и начал ему помогать.
Горло ему перережь, почтенный,трогал он индейца за руку.Кровь собери. Ить, темнота!
Индеец не понимал, но старался сообразить, о чем идет речь. Потом что-то проговорил и, важно кивнув головой, передал нож промышленному. Лука с ожесточением принялся за дело. Скоро куски ловко разрубленного барана жарились на углях, а проснувшиеся индейцы с любопытством и уважением глядели на Луку.
Петронио внимательно слушал Василия. Временами, когда креол, подыскивая нужное слово, умолкал, он спокойно ждал. Лицо его, наполовину скрытое широкими полями шляпы, оставалось неподвижным, но видно было, что испанец внимательно слушает. А когда Василий упомянул о Резанове, о том, что они приехали сюда во исполнение его планов, Петронио быстро поднял голову.
Я знаю сеньора Резанова,сказал он с неожиданным интересом.Я служил тогда в президии. И я знаю, что он умер. Вы были все время с ним?
Нет, он уехал один,ответил Василий.А скончался в Сибири.
Я спрашиваю не из любопытства...Петронио вдруг нахмурился, снял шляпу. Шрам на лбу, длинные усы и впалые щеки делали его старше. Теперь он выглядел пятидесятилетним, да и на самом деле, очевидно, это было так. В сорока милях отсюда, в миссии Сан-Пабло, живет сеньорита Аргуэлло. Четыре года назад она узнала о смерти сеньора Резанова и покинула людей. Может быть, вам придется бывать в тех местах расскажите ей. Но не упоминайте моего имени... Он умолк, прошелся по пещере. Длинная тень его задевала каменные своды.
Она получила известие утром. Мы уже знали с вечера. Весть о смерти сеньора Резанова губернатор получил из Мексики. Но никто первый не хотел сообщить сеньорите. Сказал Гервасио, приемный сын ее отца, преследовавший девочку своей любовью... Два дня не выходила она из комнаты, два дня не варился обед, слуги на кухне плакали. Дон Жозе Аргуэлло не покидал церкви, а сеньора и дети молились дома... На третий день она вышла. Ни единой слезинки не было в ее глазах. Раздала свои платья женщинам, попросила позвать настоятеля. Монах благословил ее отъезд... С тех пор она живет в миссии.
Петронио, как видно, хотел еще что-то сказать, но удержался. Не доходя костра, он резко прикрикнул на ждавших ужина индейцев, поднял их. Те послушно и торопливо стали собираться.
Прощайте, сеньоры,приблизился он снова к гостям.Гроза прошла. Завтра продолжите путь. Это жилищеваше!
Петронио сделал широкий жест рукой, низко поклонился и вышел вслед за индейцами.
Куда они?нарушил молчание Лука.Пошто сорвались? Кто такие?
Инсургенты!вдруг зло сказал Василий.По-ихнему мятежники. Против короля воюют. За то, чтоб людям вольно жилось! За этого дона Петронио гишпанцы объявили десять тысяч пиастров. Еще у Дракова мыса про него слышал...
...Алексей вышел из пещеры. Гроза действительно утихла. Внизу гудела река, огромные звезды светились между разорванными облаками, кругом темнели горы. Белый плотный туман наползал на землю, было беспокойно и душно.
Встреча с человеком, знавшим Резанова, а главное, рассказ о той странице его жизни, о которой услыхал впервые, заинтересовали и взволновали Алексея. Он даже не стал слушать Василия, рассказывавшего Луке про действия инсургентов. Николай Петрович никогда не говорил ему о своей калифорнийской невесте. Он приехал тогда деятельный больше прежнего, бодрый, говорливый. Правда, иной раз он внезапно умолкал посреди разговора, задумывался, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя. Как будто чувствовал, что покидает эти края навсегда...
Полный сочувствия и какого-то неизъяснимого любопытства, долго бродил Алексей по каменной площадке. Затем вернулся к костру и молча прилег возле уснувших спутников.
Весь следующий день партия Алексея поднималась по реке. Но и на этот раз мест для заселения не было. Тянулись все те же крутые берега, скалы, потом речка стала совсем узкой. Пришлось повернуть назад.
Глава третья
Место для колонии нашел Кусков. Отправив Алексея вверх по реке, он вам с партией алеутов и промышленных двинулся вдоль морского берега. Ему не хотелось удаляться в глубину края. Океан был знаком, отсюда все же ближе казалось до Аляски. Океан был не только изведанным другом, он связывал его с Барановым. Он мог служить и защитой.
На второй день пути, перейдя речку по камням и перевалив горный кряж, Иван Александрович остановился со своим отрядом на отдых. Расположились у самого берега, полого спускавшегося к морю. С севера равнину сторожили горы, густо поросшие лесом. К югу местность постепенно возвышалась и уходила до горизонта. А прямо перед путниками открывались небольшая бухта и почти напротив нее чуть видная каменистая гряда островков. Кусков узнал их. Это были Ферлонские камни, расположенные на траверзе залива св. Франциска. Там находились лежбища морского зверя.
Высокое, открытое место, годное для посевов и пастбищ, близость моря, а главное, обилие леса и возможность удобного общения с испанцами и промысла котов прельстили расчетливого Ивана Александровича. Примерно о таком месте он и говорил главному правителю. Все же, честный и точный во всем, он решил дождаться Алексея и, ежели тот не нашел лучшего, селиться здесь.
А неделю спустя уже приступили к строительству форта.
...Алексей шел берегом. Солнце накалило камни, бледное небо незримо сливалось с океаном. Был час отлива и так знойно, что казалось, рыболовы-чайки рассекают горячий воздух. Стояла середина лета.
Сверху, со стороны нового форта, доносился стук топоров, звенела пила, в кузне, стоявшей ближе к морю, гулко ковали железные скобы. Иван Александрович спешил до осенних дождей обнести заселение палисадом.
Алексей возвращался из стоянки алеутов, разместившихся со своими байдарами у подножия береговых скал. На разведку лежбищ морского зверя алеуты пока не ходили ловили для всей колонии рыбу, били птиц. Кусков наказал передать старшине, алеутскому князьку Нанкоку, чтобы явился завтра с половиной отряда на таску деревьев из леса.
Рыбка в море уйдет, кит кушать будет. Я лучше тут буду...пробовал было отвертеться от тяжелой работы Нанкок, но Алексей засмеялся и что-то чересчур быстро согласился. Озадаченный князек поспешил отказаться от своих слов.
С молодым помощником Кускова он чувствовал себя всегда неуверенно. Тот не грозил, не ругался, а если кричал, то потом шутил и самое трудное делал сам. И все вокруг него кричали и смеялись, а делали больше других. Но однажды Нанкок видел, что, когда задира промышленный кинулся с ножом на другого, Алексей вывернул ему руку так, что тот провалялся больше месяца. Непонятный человек...
Алексей давно не спускался сюда, к скалам. С тех пор как начали ставить срубы и рыть колодец, прошло уже больше месяца, у моря делать было нечего. Люди рубили в горных ущельях дубы и чагукрасную сосну, носили на себе к месту будущего форта, добывали глину, лепили мазанки. Часть промышленных и бабы копали землю, сеяли на пробу роясь, сажали картошку.
На заре, как в далекой России, вился над жильем дым, пахло квашней и хлебом. Хлопал крыльями и голосил вывезенный с Ситхи огненно-рыжий петух.
Туманы и зной отнимали много дорогого времени. Непривычные к этим местам люди не знали, как укрыться от ночного холода и сырости, а днем не выдерживали изнуряющей жары, худели и сохли. Бабам не помогали платки, козырьком повязанные почти под бровями, лупились носы и щеки, с непривычки темнело в глазах.
Но Иван Александрович не давал отдыха никому. Почерневший и заросший бородой, всегда в картузе и суконном кафтане, тащил он на плечах дубовое бревно, а за ним, подхватив другой конец, согнувшись от тяжести, тужились четверо мужиков. Алексей тоже по нескольку дней не выходил из лесу рубил и пилил здоровенные комли.
Коней и быков не было. Кусков рассчитывал достать их в миссии Сан-Франциско, но до окончания первых построек не хотел заводить связей с испанцами. Ограничился тем, что послал в Монтерей подарки Баранова. Правда, ждал, что испанцы прибудут сами. Узнав же от Алексея о доне Петронио, нахмурился.
Нечего нам в чужие дела вмешиваться,заявил он недовольно.Тут свои законы, не нами придуманные. А мы приехали со своими соседями в мире жить.
Но о Петронио расспросил подробно, сколько с ним индейцев, каковы на вид, какое оружие. А услышав про дочку коменданта, посветлел и, трогая в ухе золотую серьгу, молча постоял у камня. Алексей догадался, что Кусков знал обо всей этой истории и, быть может, даже видел девушку. Но спросить о ней почему-то удержался. А вместе с тем уже не раз он вспоминал рассказ Петронио, и когда заходило солнце и длинные тени бугров ложились на равнине, часто глядел в сторону степи, словно ожидал увидеть там донну Марию.
Сейчас, идя по плотному, упругому песку обнажившейся отмели и видя очертания кряжа, за которым находился залив св. Франциска, Алексей опять подумал о печальной судьбе этой девушки.
Он шел, подбирая мелкую гальку, потихоньку швырял ее в крабов, ползавших по отмели. Потом остановился, посмотрел на чуть видневшиеся в мареве Ферлонские камни. Они выступали на поверхности океана как огромные квадратные зубы. Так и не удалось послать туда котиколовов. А времени прошло порядочно! На сей раз Иван Александрович и слышать не хотел о промысле, пока не поставят главных строений. Если есть коты никуда не денутся. Сперва нужно обстроиться. Расчетливый и бережливый во всем, правитель новой колонии не скупился, когда дело шло о его людях. Казармы ставили добрые, на сотню лет, крыли тесом, семейным рубили особо. Рыли колодец, два погреба, собирались строить баню, кожевенный завод и сукновальню...
Хозяйственные заботы вновь овладели мыслями Алексея. Он был теперь главным помощником Кускова. Вздохнув и передвинув шляпу на выгоревших от солнца волосах, он швырнул последний подобранный камешек и свернул к складам. Там, за крайним утесом, находился широкий проход наверх.
Однако, не доходя шагов тридцати до мыска, он услышал доносившийся оттуда непонятный топот и отчаянные выкрики Луки. Словно промышленный с кем-то бранился. Алексей прибавил шагу, а когда свернул за камень, в недоумении остановился. Лука, в подштанниках и нательной рубашке (пришел «с жары окунуться»), босой и без картуза, кружился среди четырех коней, дерзка их за концы арканов, накинутых на шеи. Полудикие животные пятились и храпели, пробовали вздыбиться, а Лука скользил по горячему песку, еще больше пугая лошадей криками.
Лексий Петрович! завопил он, увидев наконец подмогу. Выпущу!..
Подхватив арканы, Алексей помог успокоить животных. Это были длинногривые степные кони рыжей масти с темными полосами вдоль спины. Они оказались довольно послушными и больше не пытались вырваться. Очевидно, Лука просто напугал их своими криками. А крайняя, по виду самая беспокойная лошадь, вдруг тихонько заряжала и потянулась теплыми мягкими губами к плечу Алексея.
Откуда они? спросил он, запыхавшись, и ласково погладил золотистую морду животного.Где ты их взял?
Лука уже приободрился и, подтягивая подштанники, пустился в подробный рассказ о том, как хотел «окунуться» и только разделся, а тут из-за береговых скал вдруг показалась эта четверка, а на пятом коне ехал индеец «наг и черен видом». Он сунул в руки Луке арканы, приложил пальцы к груди, затем ко лбу, что-то проговорил, повернул своего конька и скрылся «как скрозь землю».
По-своему сказал или по-нашему?
Лука переступил на горячем песке, хотел почесать бороденку, но руки у него были заняты.
Видать, по-своему... Погоди! промышленный вдруг восхищенно выругался. Ить он же с того отряду! Барана с ним вместе резали... С отряду Петрония. И бубнил-то он тут о нем! Ну, прямо из головы вон! Как же я-то так, а?..
Алексей перестал расспрашивать. Подобрав арканы и повернув лошадей, он быстро повел их к форту. Пусть Кусков решает сам. Ясно, что четверку прислал дон Петронио, и, как видно, в подарок. Наверное, появился в этих местах и успел разузнать, что тут делается... Примет ли Иван Александрович сей сюрприз?
Правитель новой колонии отказался от неожиданного подарка. Он погладил каждого из приведенных коней и с видимым усилием над собой отпустил их на волю. Затем подошел к Алексею.
Не возьмем, Леша,сказал он, положив руку ему на плечо.Может, он и добрый человек, а только мы тут флаг свой представляем...
Стуча сапогами по камням, он двинулся к палисаду. Алексей знал, как трудно было ему отказаться от этой помощи. Люди изнурились, скот надо было добывать у испанцев или индейцев, а с теми и другими еще не удалось встретиться. Племена, уступившие землю, видимо, откочевали к Каскадным горам, испанцы не подавали признаков жизни.
Все же Алексей почувствовал облегчение от этого поступка Кускова. Словно боялся, что тот не выдержит искуса. Он даже улыбнулся, видя, как разочарованно плюнул Лука, ждавший, по крайней мере, хоть полкружки рома. Теперь награда пропала. Промышленный
поднял камень и с ожесточением кинул его в одну из лошадей, отставшую от других и мирно щипавшую посевы. Животное шарахнулось, стало на дыбы, затем понеслось вскачь в прерию.
Алексей вернулся к строениям и до вечера уже никуда не отлучался. Палило солнце, густо истекала из свежеокоренных бревен смола, сохла и превращалась в камень глина. Ошалелые от зноя люди копались у высокого тына, тесали и пилили плахи. Они работали в одних потемневших от пота нательных рубахах, обернув голову тряпьем и пахучими ветками лавра.
Разговоров не было. Шуршали с веселым подзвоном пилы, стучали топоры, изредка кто-нибудь натужно крякал, дорвавшись до баклаги с квасом. Да в тени мазанки, развешивая на веревке белье, высоким голосом пела баба.
Жара истомила всех, но Иван Александрович торопил своих людей, ставших плотниками, землекопами, лесорубами. На пустынном берегу океана, под бирюзовым небом медленно, вершок за вершком, вырастало новое поселение Российско-американской компании.
На второй день пути, перейдя речку по камням и перевалив горный кряж, Иван Александрович остановился со своим отрядом на отдых. Расположились у самого берега, полого спускавшегося к морю. С севера равнину сторожили горы, густо поросшие лесом. К югу местность постепенно возвышалась и уходила до горизонта. А прямо перед путниками открывались небольшая бухта и почти напротив нее чуть видная каменистая гряда островков. Кусков узнал их. Это были Ферлонские камни, расположенные на траверзе залива св. Франциска. Там находились лежбища морского зверя.
Высокое, открытое место, годное для посевов и пастбищ, близость моря, а главное, обилие леса и возможность удобного общения с испанцами и промысла котов прельстили расчетливого Ивана Александровича. Примерно о таком месте он и говорил главному правителю. Все же, честный и точный во всем, он решил дождаться Алексея и, ежели тот не нашел лучшего, селиться здесь.
А неделю спустя уже приступили к строительству форта.
...Алексей шел берегом. Солнце накалило камни, бледное небо незримо сливалось с океаном. Был час отлива и так знойно, что казалось, рыболовы-чайки рассекают горячий воздух. Стояла середина лета.
Сверху, со стороны нового форта, доносился стук топоров, звенела пила, в кузне, стоявшей ближе к морю, гулко ковали железные скобы. Иван Александрович спешил до осенних дождей обнести заселение палисадом.
Алексей возвращался из стоянки алеутов, разместившихся со своими байдарами у подножия береговых скал. На разведку лежбищ морского зверя алеуты пока не ходили ловили для всей колонии рыбу, били птиц. Кусков наказал передать старшине, алеутскому князьку Нанкоку, чтобы явился завтра с половиной отряда на таску деревьев из леса.
Рыбка в море уйдет, кит кушать будет. Я лучше тут буду...пробовал было отвертеться от тяжелой работы Нанкок, но Алексей засмеялся и что-то чересчур быстро согласился. Озадаченный князек поспешил отказаться от своих слов.
С молодым помощником Кускова он чувствовал себя всегда неуверенно. Тот не грозил, не ругался, а если кричал, то потом шутил и самое трудное делал сам. И все вокруг него кричали и смеялись, а делали больше других. Но однажды Нанкок видел, что, когда задира промышленный кинулся с ножом на другого, Алексей вывернул ему руку так, что тот провалялся больше месяца. Непонятный человек...
Алексей давно не спускался сюда, к скалам. С тех пор как начали ставить срубы и рыть колодец, прошло уже больше месяца, у моря делать было нечего. Люди рубили в горных ущельях дубы и чагукрасную сосну, носили на себе к месту будущего форта, добывали глину, лепили мазанки. Часть промышленных и бабы копали землю, сеяли на пробу роясь, сажали картошку.
На заре, как в далекой России, вился над жильем дым, пахло квашней и хлебом. Хлопал крыльями и голосил вывезенный с Ситхи огненно-рыжий петух.
Туманы и зной отнимали много дорогого времени. Непривычные к этим местам люди не знали, как укрыться от ночного холода и сырости, а днем не выдерживали изнуряющей жары, худели и сохли. Бабам не помогали платки, козырьком повязанные почти под бровями, лупились носы и щеки, с непривычки темнело в глазах.
Но Иван Александрович не давал отдыха никому. Почерневший и заросший бородой, всегда в картузе и суконном кафтане, тащил он на плечах дубовое бревно, а за ним, подхватив другой конец, согнувшись от тяжести, тужились четверо мужиков. Алексей тоже по нескольку дней не выходил из лесу рубил и пилил здоровенные комли.
Коней и быков не было. Кусков рассчитывал достать их в миссии Сан-Франциско, но до окончания первых построек не хотел заводить связей с испанцами. Ограничился тем, что послал в Монтерей подарки Баранова. Правда, ждал, что испанцы прибудут сами. Узнав же от Алексея о доне Петронио, нахмурился.
Нечего нам в чужие дела вмешиваться,заявил он недовольно.Тут свои законы, не нами придуманные. А мы приехали со своими соседями в мире жить.
Но о Петронио расспросил подробно, сколько с ним индейцев, каковы на вид, какое оружие. А услышав про дочку коменданта, посветлел и, трогая в ухе золотую серьгу, молча постоял у камня. Алексей догадался, что Кусков знал обо всей этой истории и, быть может, даже видел девушку. Но спросить о ней почему-то удержался. А вместе с тем уже не раз он вспоминал рассказ Петронио, и когда заходило солнце и длинные тени бугров ложились на равнине, часто глядел в сторону степи, словно ожидал увидеть там донну Марию.
Сейчас, идя по плотному, упругому песку обнажившейся отмели и видя очертания кряжа, за которым находился залив св. Франциска, Алексей опять подумал о печальной судьбе этой девушки.
Он шел, подбирая мелкую гальку, потихоньку швырял ее в крабов, ползавших по отмели. Потом остановился, посмотрел на чуть видневшиеся в мареве Ферлонские камни. Они выступали на поверхности океана как огромные квадратные зубы. Так и не удалось послать туда котиколовов. А времени прошло порядочно! На сей раз Иван Александрович и слышать не хотел о промысле, пока не поставят главных строений. Если есть коты никуда не денутся. Сперва нужно обстроиться. Расчетливый и бережливый во всем, правитель новой колонии не скупился, когда дело шло о его людях. Казармы ставили добрые, на сотню лет, крыли тесом, семейным рубили особо. Рыли колодец, два погреба, собирались строить баню, кожевенный завод и сукновальню...
Хозяйственные заботы вновь овладели мыслями Алексея. Он был теперь главным помощником Кускова. Вздохнув и передвинув шляпу на выгоревших от солнца волосах, он швырнул последний подобранный камешек и свернул к складам. Там, за крайним утесом, находился широкий проход наверх.
Однако, не доходя шагов тридцати до мыска, он услышал доносившийся оттуда непонятный топот и отчаянные выкрики Луки. Словно промышленный с кем-то бранился. Алексей прибавил шагу, а когда свернул за камень, в недоумении остановился. Лука, в подштанниках и нательной рубашке (пришел «с жары окунуться»), босой и без картуза, кружился среди четырех коней, дерзка их за концы арканов, накинутых на шеи. Полудикие животные пятились и храпели, пробовали вздыбиться, а Лука скользил по горячему песку, еще больше пугая лошадей криками.
Лексий Петрович! завопил он, увидев наконец подмогу. Выпущу!..
Подхватив арканы, Алексей помог успокоить животных. Это были длинногривые степные кони рыжей масти с темными полосами вдоль спины. Они оказались довольно послушными и больше не пытались вырваться. Очевидно, Лука просто напугал их своими криками. А крайняя, по виду самая беспокойная лошадь, вдруг тихонько заряжала и потянулась теплыми мягкими губами к плечу Алексея.
Откуда они? спросил он, запыхавшись, и ласково погладил золотистую морду животного.Где ты их взял?
Лука уже приободрился и, подтягивая подштанники, пустился в подробный рассказ о том, как хотел «окунуться» и только разделся, а тут из-за береговых скал вдруг показалась эта четверка, а на пятом коне ехал индеец «наг и черен видом». Он сунул в руки Луке арканы, приложил пальцы к груди, затем ко лбу, что-то проговорил, повернул своего конька и скрылся «как скрозь землю».
По-своему сказал или по-нашему?
Лука переступил на горячем песке, хотел почесать бороденку, но руки у него были заняты.
Видать, по-своему... Погоди! промышленный вдруг восхищенно выругался. Ить он же с того отряду! Барана с ним вместе резали... С отряду Петрония. И бубнил-то он тут о нем! Ну, прямо из головы вон! Как же я-то так, а?..
Алексей перестал расспрашивать. Подобрав арканы и повернув лошадей, он быстро повел их к форту. Пусть Кусков решает сам. Ясно, что четверку прислал дон Петронио, и, как видно, в подарок. Наверное, появился в этих местах и успел разузнать, что тут делается... Примет ли Иван Александрович сей сюрприз?
Правитель новой колонии отказался от неожиданного подарка. Он погладил каждого из приведенных коней и с видимым усилием над собой отпустил их на волю. Затем подошел к Алексею.
Не возьмем, Леша,сказал он, положив руку ему на плечо.Может, он и добрый человек, а только мы тут флаг свой представляем...
Стуча сапогами по камням, он двинулся к палисаду. Алексей знал, как трудно было ему отказаться от этой помощи. Люди изнурились, скот надо было добывать у испанцев или индейцев, а с теми и другими еще не удалось встретиться. Племена, уступившие землю, видимо, откочевали к Каскадным горам, испанцы не подавали признаков жизни.
Все же Алексей почувствовал облегчение от этого поступка Кускова. Словно боялся, что тот не выдержит искуса. Он даже улыбнулся, видя, как разочарованно плюнул Лука, ждавший, по крайней мере, хоть полкружки рома. Теперь награда пропала. Промышленный
поднял камень и с ожесточением кинул его в одну из лошадей, отставшую от других и мирно щипавшую посевы. Животное шарахнулось, стало на дыбы, затем понеслось вскачь в прерию.
Алексей вернулся к строениям и до вечера уже никуда не отлучался. Палило солнце, густо истекала из свежеокоренных бревен смола, сохла и превращалась в камень глина. Ошалелые от зноя люди копались у высокого тына, тесали и пилили плахи. Они работали в одних потемневших от пота нательных рубахах, обернув голову тряпьем и пахучими ветками лавра.
Разговоров не было. Шуршали с веселым подзвоном пилы, стучали топоры, изредка кто-нибудь натужно крякал, дорвавшись до баклаги с квасом. Да в тени мазанки, развешивая на веревке белье, высоким голосом пела баба.
Жара истомила всех, но Иван Александрович торопил своих людей, ставших плотниками, землекопами, лесорубами. На пустынном берегу океана, под бирюзовым небом медленно, вершок за вершком, вырастало новое поселение Российско-американской компании.
Глава четвертая
Форт стоял на горе. Сто шестьдесят шесть ступеней вели от него к морю среди гряды камней и скал. Просторный прямоугольник берега был обнесен двухсаженным тыном, по углам поставлены сторожевые будки. Казармы и дом правителя примыкали к самому палисаду. Прочие строения и магазины заложены на другой стороне двора. Форт еще не был достроен и походил на крепость с высокими воротами, глухими стенами, обширной внутри площадью. Жилища для алеутов и байдарочные сараи собирались строить за оградой, там же выбрали и место для бани. Иван Александрович собирался развести еще сад и пасеку. Это было его давней мечтой.
Не на год строимся,говорил он с гордостью, хлопая огрубевшей рукой по какому- нибудь срубу.
Он отходил прочь, подальше от форта, и долго глядел на желтеющие строения, на склоны гор, поросшие дубом и лавром, на пустынный пока океан и ровную дикую прерию, на которой видел стада, пашни, проселок меж высокой пшеницы, коня под дугою, телегу со снопами... Благодатные земли, освященные мужицким трудом.
Не на год строимся,говорил он с гордостью, хлопая огрубевшей рукой по какому- нибудь срубу.
Он отходил прочь, подальше от форта, и долго глядел на желтеющие строения, на склоны гор, поросшие дубом и лавром, на пустынный пока океан и ровную дикую прерию, на которой видел стада, пашни, проселок меж высокой пшеницы, коня под дугою, телегу со снопами... Благодатные земли, освященные мужицким трудом.