Кристиана Йэнна. Дороги. Часть первая.

   Вокруг Ильгет сомкнулась цепь. Идти дальше было некуда. Можно потребовать, чтобы они сделали проход, но — куда?
   Пора, подумала Ильгет. Нет выхода, они меня возьмут. От грохота вертолетных лопастей заложило уши. Сейчас и требовать что-то невозможно, не услышат. Они что, десант с вертолета хотят скинуть?
   Резкий пронзительный запах коснулся ноздрей. Прежде чем Ильгет поняла, что происходит, ноги ее подкосились. Она успела отшвырнуть контролершу — подальше. Упала на колени... Струя белого дыма накрывала ее. Встать... поднять руку... Стиснув зубы, лежа ничком на асфальте, Ильгет потянула непослушную руку к виску. Оскаленная морда в противогазе нависла над ней, и прежде, чем Ильгет успела выстрелить в себя, солдат Системы перехватил обмякшую парализованную руку преступницы и с силой вывернул ее назад.
 
 
   Ильгет проснулась от резких, будто кашляющих звуков. Где-то далеко. Прислушалась — вроде, звуки прекратились.
   Самое удивительное, что она смогла все-таки заснуть. Под утро. Она ожидала, что ее начнут допрашивать сразу, как в прошлый раз, и уже применила психоблокировку. Но ее никто не трогал. Вот уже утренний свет пробился сквозь частую решетку, здесь даже окошко есть. Тускло так, мерзко, но все-таки — дневной свет. Болела правая голень и ломило ребро. Ныла вывихнутая рука. И лицо слегка саднило. Тошнило — видимо, последствия газа. Это мелочи, сказала себе Ильгет, скоро начнется настоящая боль. Вчера на нее навалилось сразу десятка два человек. Она не могла сопротивляться, руки-ноги парализованы, хотя сознание почему-то сохранилось. Видимо, она их здорово достала, сразу начали изливать свои эмоции, правда, офицер их остановил. Могли бы и насмерть забить. Так... ничего страшного пока. Пара синяков.
   Ильгет села на койке. Подошла к умывальнику — водичка текла тонкой струйкой. Умылась, осторожно касаясь ссадины на скуле. Ильгет напилась воды. Вернулась обратно. Из-за стены снова послышались те же звуки, так ведь это выстрелы, поняла она. Стреляют. К чему бы это?
   И снова та же вчерашняя смертельная тоска навалилась на Ильгет.
   Она не помнила теперь ничего. Каким-то образом она оказалась в Томе... каким? Предыдущее свое пребывание в тюрьме — помнила. Но почему, за что? И что с ней было после этого? Вспоминалось что-то очень светлое, теплое, прекрасное. Как солнце. И ничего больше. И потом — вчерашнее. Погоня какая-то, выстрелы, убитые, последний разговор с Нелой. Он не под блоком, и это очень плохо, имя Нелы может вырваться под пыткой. Чем она занималась в Томе — Ильгет не помнила. Но теперь ей было не так тяжело, как в прошлый раз, она знала, что забыла некоторые вещи, и должна была забыть, и это правильно и хорошо.
   Ильгет застонала. Ощущение болеизлучателя снова вспомнилось ей, все кости заломило на миг. Я не переживу этого, нет... я не могу больше! Господи, почему же я не успела выстрелить в висок? Почему так все сложилось? «Под твою защиту прибегаем, святая Богородица, — прошептала она, — не презри молений наших в скорбях наших, но от всех опасностей избавляй нас всегда, Дева преславная и благословенная...»
   Дверь распахнулась — слишком резко. Ильгет вздрогнула, сердце бешено заколотилось — от ужаса. Стоящий на пороге шагнул внутрь.
   — Иль!
   Этот солдат, смутно знакомый ей, держал наперевес какое-то оружие не ярнийского вида... где-то она это оружие видела. И вдруг лопнула пелена.
   — Арнис! — она вскочила.
   — Ходить можешь?
   — Да.
   — Пойдем, быстро. Держи, — Арнис бросил ей... да, она вспомнила — бластер. Второй бластер, висевший у него на поясе. Руки сами заняли правильное положение. Ага, а вот так из него стреляют...
   Вслед за Арнисом Ильгет выскочила из камеры. В коридоре лежали неподвижно два тела в черной форме. Избавление, поняла Ильгет. Это избавление. Ужаса не будет. Не будет, слышишь, сагон? Тебе не удалось развлечение. Если я и умру, то быстро, у меня в руках теперь бластер. Я погибну в бою, а уж это меня не пугает. Они пробежали коридор, поднялись по лестнице. Наверху их встретили пули. Арнис приказал Ильгет прижаться к стене, и сам стрелял из-за угла, оплавив все стены и потолок в этом коридоре, и потом они бежали дальше, и там лежали какие-то трупы, Ильгет не замечала их.
   Выскочили во двор. Какая красивая машина — плоскости ломаными углами переходят друг в друга и сияют, широкие крылья почти распластаны по земле... Ландер, вспомнила Ильгет.
   — В машину! — сказал Арнис. Она вскарабкалась в кабину, тело само вспоминало, как это делается. Через несколько секунд они взлетели.
 
 
 
   Глава 6. Тихие дни.
 
 
   Отряд ДС собрался в той же самой «будке». Будто и не было этих сумасшедших двух месяцев. Все так же. Только никто не смеется. И нет Андорина. Койка его пуста, чисто застелена, и над ней — снимок в черной рамке. Иволга сидит рядом, сгорбившись, с видом тяжело больного человека. Она предпринимала попытку спасти партнера после акции, так же, как сделал Арнис, но было поздно. Сумел Анри покончить с собой или умер от болевого шока и истощения, или же встреча с сагоном оказалась для него фатальной — никто не знал этого.
   Иволга, кажется, совсем раскисла. Глаза больные, ввалившиеся, вид такой, будто она вот-вот упадет. Ильгет подсела к ней, взяла ее руку в свою. Иволга посмотрела на нее, в глазах мелькнуло что-то вроде благодарности.
   Что тут скажешь? Иволга не рассказывала подробностей, и расспрашивать было неудобно. Все, что она сочла нужным сказать — было уже сказано для всех. Анри не сдался, вот все, что она сказала. Он хорошо умер.
   Ильгет посмотрела на Дэцина. Тот держался неплохо. А ведь это ему предстоит сообщать невесте Анри...
   Зачем мы собираемся здесь? — подумала Ильгет. Ведь сидим и молчим. Просто так. Начнем говорить о чем-нибудь, кто-то рассказывает о своих приключениях, потом невольно речь заходит об Анри — и все замолкают снова. Слишком уж мы привязаны друг к другу. Как будто дыра образовалась между нами, и ветер свистит... Ты чувствуешь сквозняк оттого, что это место свободно. А ведь они должны привыкнуть... ведь каждый раз теряют кого-нибудь. Да в общем-то, все нормально держатся, только Иволга раскисла, но она с Андорином работала, и кто знает, что она пережила, когда пыталась его спасти, что она увидела... Она ведь сама не расскажет. Иволга вообще не слишком разговорчива и доверчива.
   — Давайте, ребята, что ли... — Ойланг взял гитару. Показалось, что аккорд слишком громко и неуместно разрезал тишину.
 
   Идет отсчет,
   И стрелки падают назад,
   И отражает циферблат
   Разогревающий каскад
   И ток в сплетеньи.
   Я ухожу.
   И оставляю за собой
   Рассвет и берег голубой,
   Часы, глаза, ступени лестниц, окна, тени.
 
   Пели уже все, негромко, только Иволга молчала.
 
   И новый счет
   Мне предъявляет пустота,
   Мне этот счет не наверстать,
   И я ползти уже устал
   Сквозь мрак бездонный.
   И в мире ночь.
   И звездам хочется звенеть,
   Но там, где ярче звездный свет,
   Там ближе смерть.
   И нам не спеть
   В ее ладонях.
 
   Странное дело, петь не хотелось. Но пели все, словно чтобы заполнить тягучую эту паузу, преодолевая себя, будто песня была лекарством, горьким, но необходимым. И когда допели, Иволга неожиданно сказала.
   — Дайте мне.
   Ойланг слегка опасливо протянул ей инструмент. Иволга заиграла, склонила голову и вдруг запела слегка хрипловатым, надтреснутым голосом.
 
   Я боюсь слова «Бог»,
   Лучше слово «Судьба»,
   Но когда в небесах
   Не хватало лица,
   Я возжаждал Тебя...
 
 
   Сердце Ильгет замерло. Она физически чувствовала, как тяжело Иволге петь. Глаза ее заблестели, наполнились слезами, но ни одна слеза не выкатилась на лицо, голос иногда дрожал предательски, но тут же, зло сощурившись, Иволга выравнивала мелодию.
 
   Мы же зерна, которые
   Всходы дадут,
   Странным образом встав,
   Вот вся вера моя -
   Из земной темноты.
   Так оставим же все
   На пятнадцать минут,
   Ну хотя бы на десять,
   Забыв обо всем,
   Что не Ты.
 
   Прошло две недели, а Ильгет все еще не могла поверить, что жива, что вернулась на Квирин. Она снова занималась с Сантой — надо снять последствия психоблокировки. Программа тренировок, сказал Дэцин, продолжится после Нового Года. Ильгет могла отдохнуть и восстановиться.
   Она не ела мяса — приближалось Рождество. Бойцы ДС разбрелись по семьям и больше не встречались. Как-то не хотелось... Только с Иволгой Ильгет часто разговаривала через Сеть, иногда и с Арнисом, тренировки еще не начались, и у них не было повода встретиться. Ильгет вполне обжилась в Коринте, чужая помощь ей не требовалась.
   Хотя настоящие тренировки еще не должны были начаться, Ильгет каждый день ходила в спортзал, качала мышцы, училась плавать, бегать, развивала гибкость. В следующий раз будет еще сложнее, придется воевать по-настоящему. На весну ДС планировала окончательную акцию, полное освобождение планеты.
 
 
   — Я убивала, — сказала Ильгет на исповеди. И замолчала. Говорить об этом не хотелось.
   — Во время акции? — уточнил отец Маркус.
   — Да.
   Ей было тошно. Операция проведена успешно. Она выжила. Только вот радости от этого нет никакой. И снится черный кровавый разрез на шее клерка, вывороченное мясо...
   — Это не грех, Ильгет.
   Она вздрогнула.
   — Но...
   — Я знаю, это страшно, — спокойно сказал отец Маркус, — но это не грех. В оригинале Библии используются два слова в значении «убивать». Одно из них стоит в заповеди. Это убийство, совершенное по личному решению, из личных мотивов. Это грех. Второе используется для обозначения убийства на войне и казни преступников. Это не является грехом.
   — Я... — Ильгет заплакала, — я своими руками убивала. Я не могу... И еще при взрыве сколько погибло. Я не могу так! — вырвалось у нее.
   Отец Маркус положил ладонь ей на руку.
   — Успокойся, Ильгет. Успокойся. Давай помолимся. Призовем Святого Духа.
   Они замолчали. Ильгет не молилась. Но перестала плакать.
   Все будет хорошо, сказал кто-то, и были эти слова безрадостными. Никакого объяснения в них не было, ни оправдания. Просто так — все будет хорошо.
   — Господь даст тебе мужество, Ильгет.
 
 
 
 
   Ильгет не очень жалела, что пропала поэма, написанная на Ярне. Она и никогда не жалела о своих творениях. Всегда ведь можно написать что-то новое. И поэму она почти полностью восстановила по памяти. И вообще писала очень много. Такого состояния у нее никогда еще не было на Ярне, да и до акции, пожалуй, хоть она и писала что-то, но было все же не так. Слишком тяжело. Слишком много тренировок. Сейчас она почти все время одна, да и делать-то особенно нечего. Отчет об акции Ильгет написала еще в первую неделю. Дозорная Служба собирала все возможные сведения о сагонах, сюда относились и все сны, и галлюцинации, и душевные переживания бойцов, побывавших на зараженной планете. Разумеется те, что могли быть хоть частично отнесены к сагонскому влиянию.
   Ильгет бродила по Набережной, по Бетрисанде. Снег выпадал временами, в основном же было мокро и холодно, с моря дул пронизывающий зимний ветер. Однако Коринта нравилась Ильгет и такой. Как, впрочем, и многим, на Набережной всегда было людно. Любая непогода и холод в Коринте все же куда лучше замороженного вечного холода Пространства. Заходила Ильгет и в «Синюю ворону», пропустить стаканчик вина или поесть мороженого. Одна — а почему бы и нет? Здесь и этому никто не удивляется.
   Потом Ильгет возвращалась домой. Тренировалась в спортзале, читала, смотрела, слушала что-нибудь — если не хотелось писать, а хотелось теперь почти всегда. После двух-трех часов работы мысль как-то иссякала, Ильгет уставала и принималась за потребление плодов чужого творчества.
 
   И наступило Рождество.
   Служба продолжалась около двух часов. Храм был не освещен, лишь многочисленные живые огоньки свечей трепетали в сумраке, озарен был алтарь, и сверху, неземным сиянием светилось Распятие, центральное в храме Святого Квиринуса. Впереди, справа от алтаря, устроены были Рождественские Ясли, и перед живой картиной рядами стояли и сидели дети, принаряженные, в белых платьицах и костюмчиках. Ильгет почти никого и ничего не замечала. Спокойная и тихая радость охватила ее, она видела полутемные Ясли с Младенцем, и видела Распятие в высоте, слушала музыку и стройное, красивое пение общины — квиринцы умеют петь. Слова священника почти не долетали до нее. Вместе со всеми она вставала на колени и склоняла голову, и ей казалось, что Христос здесь, рядом, что живая и теплая рука вот-вот коснется ее головы. Она убеждала себя настойчиво в том, что это фантазия... но именно сегодня так хотелось просто отдаться этой фантазии. Даже не думать, не анализировать, просто — отдаться этому сказочному свету. И когда кусочек чудесного Хлеба лег на язык Ильгет, она вдруг неожиданно для себя тихо заплакала...
   И мне — Господи? И мне тоже? Но ведь Ты знаешь, сколько я натворила, в каком зле я живу... И за что же мне — такое счастье?
   Молящиеся встали, запели последнюю рождественскую песню. Ильгет пела вместе с другими — квиринцы как-то умудрялись разнести песню на три голоса, два женских и мужской, хотя ни разу не репетировали. И только сейчас Ильгет начала замечать окружающих... Нарядных, притихших детей — кажется, им нисколько не трудно тихонько себя вести целых 2 часа. И взрослых... почти исключительно эстаргов. Приход Святого Квиринуса и располагался около Второго космопорта, и состоял почти полностью из работников Космоса.
   Сегодня все они были приодеты, как принято в церкви. В черное и белое, в полудлинные легкие платья и строгие изящные костюмы с высокими, как у бикров, стоячими воротниками. У всех женщин альвы на голове, кружевные белые накидки, двумя углами загнутые у висков и ниспадающие на плечи. Обычно как минимум несколько человек на службе присутствовали в бикрах. Да нет, вот и сегодня... Недалеко от Ильгет стояли двое ско, в мощных броневых бикрах... разве что оружия нет, оно складывалось у входа в храм. Наверное, бедолаги, сегодня уходят в патруль. Но может быть, и вернулись только что, и сразу попали на Рождественскую литургию.
   Дэцин — стоит сухонький, прямой, смотрит так строго светлыми блестящими глазами. Как-то он воспринимает все это?
   Арнис... Белла, а подальше — Нила с мужем и малышом на руках.
   Мира и ее семья, трое детей.
   Иост и Гэсс. Данг и Лири. Почти весь отряд ДС — и наверное, не единственный — сегодня в церкви.
   Впереди — семья спасателей, Рени и Симон, с младшеньким, остальные сидят у Яслей. Рядом — Эрри, сейсмологическая служба, с семьей... Ильгет почти всех в общине уже знала, если не по именам и профессиям, то хотя бы в лицо.
   Братья мои, подумала она. Братья и сестры. Друзья. Товарищи. Как здорово, что вы есть. Как здорово, что Бог соединил нас всех.
 
   После службы эстарги толпились во дворе, поздравляли друг друга. Ильгет пробилась поближе к своим. Счастливые лица. Лири, красивая, как королева, в своей белой альве поцеловала Ильгет в щеку. Все обнимали друг друга, радовались. Ильгет тоже улыбалась и поздравляла друзей с Рождеством.
   Вот сейчас закончится праздник, все разойдутся по домам, тихо сядут там, будут петь и разговаривать, глядеть в счастливые любимые лица. Арнис проведет рождество с мамой. А Ильгет...
   Ильгет останется одна. Грусть вдруг сжала ей сердце. Но так и надо, сказала она себе, это правильно. Вот Пита вернется, будем с ним Рождество отмечать.
   — Иль! — Арнис смотрел на нее, — а пойдем к нам? Ну что ты одна будешь?
   — Правда, Иль, пойдем, — подошла Белла. И вдруг ей стало легко — а почему бы и нет, в самом деле?
   На Рождество принято делать подарки. Ильгет об этом не подумала. Но если заехать домой, там что-нибудь да найдется.
   — Только мне надо будет домой заскочить, хорошо?
   Дома Ильгет проскользнула в свою рабочую комнату. Томик Мейлора на лонгинском. Бумажный. Бумажная книга на Квирине — редкость, стоит дорого. Прекрасный подарок. Ильгет бросила книгу в сумку. Для Беллы — кружевную черную шаль. Заказала себе недавно в сети, очень уж понравилась. Авторская работа. Но пусть будет для мамы Арниса. Еще ее сестра прилетела из Дары, ей тоже что-то нужно. Ильгет остановилась, размышляя. Вот что, набор глиняных горшочков. Ильгет хотела приготовить мясо в горшочках как-нибудь. Ребят угостить. Но еще ни разу не удалось использовать посуду, а она красивая. Вот и замечательно.
   С полной сумкой Ильгет выскочила на балкон, где у флаера ее ожидал Арнис.
 
 
   Стол был накрыт богато и красиво. Мерцали зимние цветы в вазах. Горели свечи. Золотистое сочное мясо было засыпано снежными горками картофельных хлопьев. Салаты выложены слоями. Белла — в сияющем белизной платье, с диадемой, похожа на королеву. Ее сестра, тетка Арниса, Крис, меньше ростом и суше — как придворная фрейлина. Арнис. В нарядной скете из серой блестящей ткани. Глаза блестят, отражая свечные огоньки. Он разливает вино.
   — Выпьем за Рождество Христа!
   Бокалы со звоном соединились. Вино было сухое и легкое. Пили за рождение Бога на Терре две тысячи стандартных лет назад.
   — Подарки! — Белла хлопнула в ладоши. Маленький мохнатый терьер, сидящий у ее ног, поднял голову и бдительно гавкнул.
   Подарки сложены на небольшой столик.
   Обменялись подарками с Беллой. Королева обняла Ильгет, поцеловала в щеку, обдав нежностью и теплом. Ильгет рассматривала подарок — редкий ярко-алый цветок в маленьком горшочке.
   — Когда подрастет, надо будет его пересадить, — заметила Белла. Ее сестра, Крис, учительница из Дары, тоже обняла Ильгет, и они поцеловались. Крис обрадовалась горшочкам для мяса и подарила Ильгет статуэтку из черного дерева, вырезанную собственноручно. Это было ее хобби.
   Ильгет подошла к Арнису, протянула ему книгу. Вдруг ей стало неловко.
   — Спасибо, Иль! Это же твой Мейлор, как здорово! А это тебе... я тебе давно купил, — тихо сказал Арнис, — только все случая не было.
   — Ой... — Ильгет открыла футляр. Ноги ее вдруг ослабели, — Арнис, ты с ума сошел... это же фанки?
   — Они тебе, по-моему, пойдут.
   Камни — янтарно-вишневые, неповторимой глубины и внутреннего блеска. Фанки с Изеле. Такие бывают только на планетах с бешеными атмосферами. Их невозможно добывать, да их и не добывают — прихватывают по случаю.
   — Арнис... они же дорогие жутко.
   — Ну и что? Мне деньги девать некуда, ты же знаешь.
   — Ты разорился, — констатировала Ильгет.
   — Надень, — попросил Арнис. Ильгет подержала на ладони живое горящее ожерелье.
   — Арнис... в этих экспедициях столько народу гибнет. Цена этих камешков — чья-то смерть. Как их носить?
   — Тебе можно, — прошептал он. Ильгет послушно надела ожерелье. Вставила в уши сережки. Арнис обнял ее. Рождество. Ильгет тоже обняла брата и поцеловала его в щеку. Необыкновенно тепло ей было, и так счастливо, как еще никогда в жизни. У него очень сильные руки, вдруг поняла она. Сколько раз он ее швырял на тренировках, а поняла она это вот только сейчас.
   Мясо было острым и горячим, картошка таяла во рту. Сидели за столом до одиннадцати. Ильгет и Арнис молчали и почти не смотрели друг на друга. Зато без умолку трещали Белла и Крис, бывший психосоциолог, ныне учительница в Даре. Учила она совсем маленьких ребятишек 4-5 лет, о чем с удовольствием рассказывала.
   — Это так увлекательно, вы себе не представляете... когда они начинают думать. Например, ну хоть математику взять... спрашиваю, как вы думаете, чего на свете больше — квадратов или четырехугольников. Они все, конечно, кричат — квадратов. Говорю: почему? А потому что они везде есть, например, окно — квадрат, дверная ручка, экран, потому что нарисовать, говорят, легче...
   — Ну и тут ты им объясняешь...
   — Ничего подобного! — возмутилась Крис, — Ничего я им не объясняю.
   — А как же они, так и остаются при своем заблуждении?
   — А через несколько дней Тили, это у меня самая быстрая девочка, вдруг ко мне подходит и говорит: знаете, тари Крис, а мы ведь вам тогда неправильно сказали... четырехугольников больше. И объясняет, почему...
   — А другие если не догадались?
   — А это неважно, — сказала Крис, — важно разбудить мышление. То, что квадраты лишь подмножество четырехугольников, они и так узнают рано или поздно. Важно, чтобы им было любопытно, понимаете? А им очень любопытно!
   — Да, я еще помню, — сказал Арнис, — нас так же учили...
   Крис посмотрела на Ильгет.
   — А ты, Ильгет... ничего, что на ты? Учительская привычка, а ты мне кажешься такой маленькой, хрупкой девочкой... Ты ведь с Ярны?
   Ильгет кивнула.
   — Моя мама — она тоже учитель.
   — У вас все иначе, — сказала Крис, — тебе не одиноко здесь?
   — Да нет, вот и друзья есть, — смущенно улыбнулась Ильгет. Белла почувствовала ее замешательство, обняла могучей рукой за плечи.
   — Ильгет работает вместе с Арнисом. Между прочим, замечательно работает... и не красней! Арнис мне рассказывал.
   Крис, сощурив серые глаза, начала расспрашивать Ильгет о Ярне, о матери... Ильгет отвечала, и понемногу ей становилось проще и легче. Потом заговорили о нашумевшем романе, занявшем третье место в Большом Рейтинге... Конечно, спорная вещь. Вдруг Белла взглянула на часы.
   — Уже поздно, а я думала, мы споем еще. Кстати, Иль замечательно поет. Не смущайся, ради Бога! Арнис, тащи гитару.
   Ильгет сидела в мягкой разноцветной полутьме — лучи невидимых ламп освещали по-разному углы гостиной, перебирала струны гитары. Посмотрела на Арниса.
   — Арнис... там, на Ярне. Я все время вспоминала песню одну.
   — Ну спой, — попросил он. Ильгет наклонила голову и запела.
 
   Слышите, это кажется вальс.
   Кружится посреди мостовой.
   Господи, как нашел он нас
   Этой зимой?
   В городе... в городе...
 
   Помолчали, когда Ильгет закончила песню. Потом без перехода она запела — давно уже хотелось спеть Арнису все это, просто вот так рядом посидеть и спеть. И ничего, что здесь Белла и Крис, неважно.
 
   Этой ночью город распят на крестах дорог. Этой ночью время застыло, как кровь, и даже бетон продрог. Что за холод — адский — январский; метель — как плеть. В такую ночь плохо родиться — и умереть.
 
   Арнис опускал голову все ниже. Он помнил, о чем пела Ильгет. Промерзший город, машина, непослушные пальцы едва держат руль. Сердце еще колотится от пережитого напряжения. Ломкий девичий голос. «Этой ночью город распят на крестах дорог». Ильгет пела похоже. Он словно перенесся в ту ночь... да нет же, бред это. Он здесь, рядом мама, тетя Крис, Иль — живая, здоровая Иль. Все хорошо, и все будет хорошо.
   Ильгет допела и сказала.
   — Как жаль, Арнис, что ты не играешь. Да и не поешь почти. Я всегда так мечтала, чтобы петь с кем-нибудь... с мужским голосом.
   — Ты же пела с Гэссом.
   — А сейчас мы бы могли с тобой.
   Ильгет протянула гитару вперед, Крис взяла инструмент.
   — Есть один автор очень талантливый, — сказала она, — вроде бы, вошел в десятку в нынешнем рейтинге. Вы, наверное, еще не слышали. Сейчас я спою...
 
   Я боюсь слова «Бог»,
   Лучше слово «Судьба»...
 
   Ильгет почувствовала, как ногти впились в ладони. Спокойно. Она опустила лицо. Ладонь Арниса легла ей на плечо. Чуть сжала.
   Только не думать. Не вслушиваться в слова. Думать о чем-нибудь другом. Когда тренировки начнутся — вроде после Нового Года?
 
   Мы же зерна, которые
   Всходы дадут,
   Странным образом встав -
   Вот вся вера моя -
   Из земной тесноты...
 
   Ты еще встанешь, вдруг резанула мысль. Ты не навсегда умер, Анри. Я знаю, какая боль тебе досталась. Но все пройдет, правда. Это проходит. Ильгет поспешно вытерла глаза, но слезы набежали снова. Арнис обнял ее, прижал к себе.
   — Не плачь, — прошептал он. Крис допела и с удивлением смотрела на них.
   — Ты что, Иль, такая песня спокойная, светлая. Ты что?
   — Ничего, — ответил за нее Арнис, — это пройдет.
 
 
   В новогоднюю ночь вся Коринта высыпала на улицы. Был карнавал и большой фейерверк, море и небо светились феерическими россыпями огней. 505й отряд по традиции гулял в городе и праздновал в «Синей Вороне».
   А через три дня после Нового года начались тяжелые тренировки.
   Ильгет очень уставала, но это ничего не значило. Вечером она еще сидела за циллосом, или забиралась с голосовым терминалом в кровать, она научилась диктовать. И то стихи, то чудные сказки шли одна за другой. Иногда она просто читала что-нибудь на ночь. Весь день был заполнен работой. Ильгет понимала, что это необходимо. Никто на Квирине так тяжело не работает, досуг здесь считается очень важным делом — но для Ильгет все эти тренировки неизбежны, весной предстоит уже настоящая война. Кроме этого, Ильгет занималась по программе для сдачи общеобразовательного минимума — ее и так-то приняли в Службу в обход всех правил. Ильгет и не надеялась к весне сдать минимум, но все равно учить-то надо... ну просто чтобы стать — как все. И к тому же — интересно было.
   Вскоре начались общие тренировки на полигоне. Раз в неделю весь отряд собирался на учения. Погода стояла зимняя, то снег, то дождь, но это никого не волновало. Полигон располагался в горах, далеко за Коринтой, больше часа лету. Весь день, а иногда и сутки — учились работать и ночью — ползали по заснеженным, заросшим лесом холмам с картой и спайсом, с учебным оружием, отрабатывали разные маневры. Дважды отряд побывал и в виртуальном тренинге. На Квирине не было подходящего полигона для отработки действий в городе, поэтому приходилось тренироваться в виртуалке. Частое использование виртуального пространства запрещено — вредное воздействие на психику. Но Ильгет очень даже понравилось — мир тот был практически неотличим от настоящего, и все это напоминало увлекательную игру.