Кристиана Йэнна. Дороги. Часть первая.

   А после общения с сагоном ни один психотерапевт не поможет. Есть вещи, сказал Арнис, которые человек должен преодолеть сам. И только сам.
 
 
 
   Арнис как-то привел к ней священника своей церкви, прихода Святого Квиринуса, отца Маркуса. Отец Маркус, собственно, уже был у Ильгет, в самом начале, сразу после операции. Но Ильгет почти не заметила ни его, ни соборования, она была слишком слаба. Теперь же они поговорили наедине, почти не прибегая к услугам транслятора, Ильгет уже хорошо говорила на линкосе (и это ее безмерно удивляло... то, что на этом совершенно чужом языке она могла выразить любую мысль так же легко, как на лонгинском. Хотя чего-то все равно не хватало — ассоциаций, наверное, знания литературы, практики).
   Ильгет исповедалась, отец Маркус причастил ее.
   Вскоре Арнис принес и надел ей на шею маленький скромный серебряный крестик с распятием.
   Пальцы действительно начали расти, как хвост у ящерицы, под действием эмбриональных факторов роста и ускорителей регенерации. Ильгет все это безмерно удивляло. Миран рассказывал, что на самой заре заместительной хирургии — так это называлось — людям пересаживали клонированные органы эмбрионов, полученных из собственных клеток. Для этого приходилось убивать клонированных детей. Но так никогда не делали на Квирине, поскольку наука здесь управляется, как и все остальное, Этическим Сводом. Так не делали и на Эдоли. Но получать с помощью измененных водорослей эмбриональные факторы роста — научились, хоть для этого и потребовалось время. Теперь собственно трансплантология отмерла, поскольку все новые органы можно выращивать непосредственно на теле пациента.
 
 
   Арнис все это время жил в больнице. Это, собственно, самая обычная практика на Квирине, кто-то из родственников или друзей ухаживает за раненым и на это время переселяется в больницу. Для этого в палате стояла и вторая койка, и шкафчик.
   Ильгет, немного придя в себя, начала удивляться этому.
   — Но... у тебя же есть свои дела. Работа...
   — Ну, моя работа сейчас кончена. Я могу отдохнуть. Мне в патруль через три месяца, а пока...
   — Но Арнис... вот именно, тебе отдыхать надо. Здесь же какой-то медперсонал есть.
   — Есть, но... тебе неприятно, что я с тобой?
   — Мне очень, очень приятно, — сказала Ильгет, — ты даже не представляешь, как... Но я просто не знаю... мне неудобно. Я тебе очень благодарна, ты столько для меня делаешь.
   — А ты сколько для меня сделала? И для Иволги, и для всех нас? И главное — какой ценой? — тихо спросил Арнис. И помолчав, добавил.
   — У нас так принято, Иль. У тебя же, кроме нас с Иволгой, на Квирине нет ни родных, ни друзей.
 
 
 
   По мере выздоровления Ильгет начали посещать тревожные мысли о будущем.
   Когда пальцы были восстановлены, она сразу поверила, что выздоровеет. Это было так наглядно — новые, гладкие и чистые, как у младенца, пальчики. Еще у нее смещены позвонки, не восстановлены хрящи, внутренние органы еще не в порядке, аритмия, не зажили переломы. Но она уже знала, что все это пройдет. Она встанет на ноги. Станет такой же, как раньше.
   Такой же — ни на что не годной никчемностью. Только теперь уже на Квирине. Еще хуже. Здесь у нее даже нет надежды поступить в какой-нибудь университет (или что тут у них?) Квирин настолько по научно-техническому уровню выше Ярны, что Ильгет никогда, никогда не сможет выполнять здесь хоть какую-нибудь работу...
   Да и есть ли здесь простые профессии, доступные любой домохозяйке? Ильгет была поражена, например, когда окончательно осознала, что в больнице НЕТ медсестер. Не говоря о санитарках. Ни одной. Были, правда, практиканты — все обучение будущих врачей строилось на практике.
   При этом уход за больными далеко не всегда осуществляли родственники. Нет, здесь все было устроено иначе. К больному прикреплялся лечащий и ведущий его врач, и этот врач постоянно находился в палате (как Арнис), и он же ухаживал за больным — при наличии автоматики это было вовсе не трудно и не отнимало много времени. Но он же и осуществлял лечение, причем всестороннее, и операции делал, и диагностировал, и назначал препараты, и сам же давал их с ложечки или вводил. Во всем этом не было ничего невероятного, тем более, что на одного врача приходилось одновременно не более трех-четырех пациентов (а если тяжелый — то один). Позже, когда Арнис стал уходить домой на ночь, Миран частенько с утра сам выполнял все процедуры для Ильгет (мытье, кормление, физиотерапия). Иногда ему помогала ученица — будущий врач, смугленькая молодая Эрлис.
   Но в этом было что-то и пугающее. Если здесь, в больнице, вообще нет людей, выполняющих простые механические функции, это говорит о том, что и в обществе такие функции уже почти никто не выполняет. Так кем же и как устроится в этой жизни Ильгет?
   Вернуться на Ярну? А может быть, ей и вовсе не разрешат здесь жить, вернут на Родину. Но ведь там ее сразу убьют. Ведь с сагонами на Ярне еще далеко не покончено. Да нет, разрешат, конечно. Арнис говорил, что на Квирине много эмигрантов. Это здесь в порядке вещей. Но что она будет здесь делать? Как зарабатывать на жизнь? Ведь и мужа нет... Какие-нибудь социальные пособия? Всю жизнь? Учиться — она, может, и смогла бы, голова ясная, память хорошая, но ведь ее никуда не примут, наверняка ярнийское образование здесь вообще ничего не значит.
   И муж... Что там с Питой? Могли быть неприятности из-за меня. Только сейчас Ильгет стала понимать, что по-правильному решение бороться с сагонами нельзя было принимать в одиночку. Ведь Пите тоже из-за нее могло достаться.
   Хотя, вспоминая последние его слова, Ильгет все же думала, что Пита выкрутится. Ну и правильно — пусть разведется, главное, чтобы он остался жив. Чтобы с ним ничего не случилось.
   — Иль, ты что-то грустная. Болит что-нибудь?
   — Да нет, Арнис. Все хорошо.
   Он сел рядом с ней, провел ладонью по лицу.
   — Вспоминаешь? Не надо...
   — Да нет, я просто так... да не грустная я, Арнис. Я просто думаю.
   — О чем?
   — Думаю, как я жить буду, когда встану. Ведь и на Ярне я не могла никуда устроиться... как на жизнь зарабатывать.
   Арнис внимательно посмотрел на нее.
   — Иль, ты еще такая слабенькая... Еле шевелишься, а туда же... о карьере задумалась.
   — Но ведь я встану? Ты говорил, я буду здоровой.
   — Да, конечно, ты будешь здоровой. Не думай об этом, Иль. Поверь, на Квирине ты обязательно найдешь себе место. У нас не бывает безработных. У нас даже такого слова нет.
   — А как же... ведь я ничего не знаю, не умею. Меня и учиться не возьмут.
   — Это все у нас давно отработано, Иль. Существует эмигрантский минимум. Ну так же, как для школьников образовательный минимум, они его в 15 лет сдают. Эмигрантский попроще. Год тебе будут платить деньги, чтобы ты училась. За год выучить все, что нужно — нечего делать. Впрочем, тебе будут и дольше платить, мы тебя оформили через Военную Службу, у тебя уже сейчас на счету деньги лежат. Когда сдашь эмигрантский минимум, можешь выбирать любую профессию. Все, что хочешь. Хоть лингвистом, как ты была, хоть пилотом. У нас все можно. Но ты не торопись, Иль. Тебе сейчас в первую очередь о здоровье нужно думать.
   — Ты сказал — пилотом, — произнесла Ильгет с замиранием сердца, — я не ослышалась?
   — Конечно. Эстаргом быть — на Квирине нет ничего лучше, ничего почетнее. Хочешь летать — сколько угодно!
   — Я тебе говорила, что в детстве мечтала стать летчицей?
   — Ага, говорила. Но я думал, что у тебя тяги к романтике поубавилось...
   — Ну, сейчас, может быть, и не хочется, но вот в принципе... неужели даже это мне может быть доступно? Да нет, Арнис... нереально это. Понятно, что в первую очередь берут мужчин, молодых, после школы, рожденных на Квирине... мне не стать пилотом.
   — Стать, Ильгет. Все можно. Нет у нас никакого конкурса, никаких экзаменов. Минимум сдашь — и ищи себе наставника. Лишних пилотов быть не может, их всегда не хватает. Чем больше, тем лучше...
   — Господи! Как в сказке, — произнесла Ильгет слабым голосом. Арнис посмотрел на нее, улыбнулся, покачал головой. Пилот...
   — Если ты всерьез думаешь о своем будущем, Иль... хотя я бы сказал, что рано еще. Но если ты все равно об этом думаешь... Знаешь, я бы познакомил тебя с одним человеком.
 
 
   — Здравствуйте, сэни Эйтлин.
   Ильгет скосила глаза. Человек, стоящий рядом с кроватью, казался невысоким, ниже Арниса, во всяком случае. Очень прямой, с седыми короткими волосами, нос горбинкой, глаза — удивительно светлые и блестящие. На плечи поверх какого-то скромного темного костюма наброшен белый халат.
   — Здравствуйте.
   — Мое имя Дэцин, — он слегка пожал ее предплечье, уже без фиксаторов, выше прозрачного пластика, в котором покоилась кисть. Присел рядом. Арнис, с выражением некоторого беспокойства на лице, сидел с другой стороны, заложив ногу на ногу.
   — Вы хорошо понимаете линкос? Или лучше на лонгинском?
   — Пока понимаю, — сказала Ильгет. Дэцин деловито кивнул.
   — Хорошо, в случае чего Арнис поможет. Он рассказывал мне о вас. Ильгет... можно вас называть по имени?
   — Да, конечно.
   — Ильгет, мне хотелось познакомиться с вами. Вы можете говорить? Как вы себя чувствуете?
   — Хорошо, — сказала она.
   — Может быть, все это слишком рано, но Арнис считает, что мы уже можем говорить о вашем будущем. Я положился на его знание вашей ситуации и вашего характера... Я могу говорить откровенно?
   — Конечно.
   — Прежде всего о нас. Я непосредственный начальник Арниса. Основная задача нашей деятельности — борьба с сагонами. Вы знаете, что последняя сагонская война закончилась около полувека назад. Это официально. Сагоны не ушли из Галактики. Считается, что их нет, но они есть, они активно ведут свою деятельность по завоеванию миров, вот и на вашем мире, на Ярне, как вы сами убедились, они действуют по заранее составленному сценарию. После войны они сменили тактику и довольно редко просто штурмуют планеты, хотя и такое случается. Сейчас они в основном действуют через существующие правительства, подменяя их волю своей. Как вирусы. Нам ничего другого не остается, как искать следы сагонского присутствия на разных планетах, и в случае обнаружения явных следов — например, сагонских космодромов и биозаводов — организовывать сначала диверсии, а потом и прямые военные действия против этой планеты. Для этого и существует наша служба — Дозорная Служба. Это может выглядеть как свидетельство наших якобы завоевательных намерений и нашей агрессивности. Но разумеется, это не так, после освобождения планеты ни одного квиринца на ней не остается, конечно, мы оказываем возможную материальную помощь, но не диктуем другим мирам наши условия и не навязываем наш образ жизни. Мало того, наш образ жизни и навязать-то невозможно. Кроме того, мы решаемся на военные действия только в случае, как на Ярне, когда дело зашло уже очень далеко, например, открыто ведется производство дэггеров. Вы знаете, что у вас они производились. Я вас не утомил, Ильгет?
   — Нет, — она покачала головой, — я примерно так все и представляла.
   — Ну вот, это первоначальные, так сказать, сведения о нас. Еще я должен сказать, что практически все наши бойцы — это эстарги, в своей жизни случайно встретившиеся с сагонами. Нет, не все, но большинство. Мы набираем именно таких людей. Из каких соображений? Во-первых, если сагон однажды контактировал с человеком, как правило, он не оставляет его до конца жизни, он знает о его местонахождении и может в любой момент достать его. На Квирине контактер находится в безопасности, здесь сагонов не бывает, но только на Квирине. Если человек изъявляет желание летать дальше, он рано или поздно встретится со своим «наставником» в кавычках, и эта встреча, вы понимаете, ничего хорошего не принесет. Поэтому в интересах таких контактеров вступить в наши ряды и бороться с сагонами напрямую. Во-вторых, обычных людей просто жаль, потому что для них повышается риск встречи с сагоном, а это, естественно, коренным образом меняет всю последующую жизнь человека. В-третьих, и это уже важно для нас... Вы знаете, что большая часть встреч с сагонами заканчивается безумием контактера, его смертью, физическое тело иногда не выдерживает стресса, или же полным подчинением личности, превращением в эмменДара. Те, кто встретились с сагоном и сохранили, по крайней мере, сохранили свою личность — это люди, по своей психической природе способные противостоять сагону. То есть это своеобразный отбор для нашей службы... — Дэцин умолк.
   Ильгет внимательно смотрела на него блестящими глазами.
   — Конечно, не всем так достается, как вам, — добавил командир Арниса, — многие не выдерживают просто одного взгляда сагона. Но даже если и выдерживают — существует целая классификация тактики сагонов. Они часто пытаются обмануть, заманить, сыграть на каких-то слабостях... они, в общем, меньше заинтересованы в эмменДарах, чем в добровольных слугах, сингах — контролирование эмменДара для сагона дополнительная ментальная нагрузка. Но с вами, боюсь, сагон рассчитывал даже не на подчинение, ему просто нужно было получить сведения и убить вас, но он даже и их не смог получить. А ведь он вас ломал по полной программе, да еще после месяца пыток. Поэтому, Ильгет... Мне удалось для вас выбить премию, нам всем выделили, у вас есть деньги, и до полного выздоровления вам будут платить как за ранение, так у нас положено. Потом вы можете выбрать любую профессию. Но если откровенно, наша служба заинтересована в вас. Арнис говорил, что вы выражали желание летать, быть эстаргом. Я должен заметить, что быть простым эстаргом для вас означает неизбежный риск новой встречи с сагоном...
   — Подождите, — сказала Ильгет, — ведь Арнис, мне казалось, убил этого сагона. Или только ранил?
   Дэцин покачал головой.
   — Обезвредил на время. Лишил телесной оболочки. Это возможно с сагоном, он уязвим, как любой человек, но убили его вы... Это вы смогли настолько занять сагона ментальным поединком, что он ослаб и не смог вычислить приближение Арниса и выстрел. Однако сагоны не умирают. Нужно несколько лет, чтобы он воплотился в новом теле. Ильгет, вам плохо?
   — Нет, ничего, — сказала Ильгет сдавленным голосом. Арнис положил руку ей на лоб.
   — Успокойся, Иль... ничего. Здесь он тебя никак не достанет. Ты всегда можешь остаться на Квирине.
   — Я не боюсь, — сказала Ильгет сердито. На самом деле, оказывается, внутренняя уверенность, что сагон уже мертв, была для нее очень важна. И вот выясняется, что он вовсе не мертв, и что он обязательно будет ее искать... и уж конечно, если начнет снова ломать — то опять по полной программе.
   Но ей не хотелось говорить об этом ни Арнису, ни Дэцину. Она справится со своим страхом... потом.
   Дэцин неуверенно посмотрел на нее.
   — Может быть, мы все-таки поговорим позже? Хотя, в общем, я уже сказал почти все.
   — Нет, Дэцин, говорите, — спокойно сказала Ильгет, — все в порядке. У меня только вопрос...
   — Да?
   — Вы говорите — ваша служба заинтересована... вы предлагаете мне поступить в вашу службу?
   — В общем, да.
   — Что именно мне придется делать? Это такая же работа, подпольная, как то, что мы делали сейчас?
   — Не только, — Дэцин качнул головой, — это обычная военная служба, Ильгет. Причем мы должны быть универсалами, потому что только мы в состоянии справиться с дэггерами. И военными пилотами, и десантниками. Это настоящая война.
   — Но я же... ну — ничего не умею. Предположим, я бы могла выучиться здесь какой-нибудь профессии на Квирине. Но — военная служба? А я... я женщина, и ничего толком не умею. Я не очень спортивная. Да и не очень молодая. Я и раньше-то была так... а сейчас, после всего этого, наверное, и ста метров не пробегу. Стрелять не умею, да и не знаю, могу ли вообще, например, в человека выстрелить...
   — Это все не проблема, — сказал Арнис.
   — Конечно, это пустяки, — согласился Дэцин, — женщин у нас много, воюют они не хуже, а ментальная устойчивость у них, пожалуй, еще повыше, чем у мужчин. Ильгет, для Квирина все это не проблема. Мы вас научим всему, и стрелять, и бегать, и на ландере летать. Проблема для нас как раз в другом. Мы за семьсот лет общения с сагонами так и не смогли понять, что заставляет одних людей, казалось бы, очень сильных и уверенных в себе, легко ломаться при одном взгляде сагона — сагон ломает взглядом, и других, иногда сильных, иногда очень слабых и неподготовленных, вот как вы, например, выдерживать сильнейшие ментальные атаки. Кстати, устойчивость психоблокировки — из той же оперы. Мы не знаем, почему у одних людей этот блок можно вскрыть, при достаточно сильной боли или наркотическом воздействии они все вспоминают, а у других — нельзя вскрыть ничем. И это коррелирует с противосагонской устойчивостью. Мы изучали различные психологические методики, существующие у разных народов эзотерические методы — ничего не помогло. Обучение скорее наоборот понижает устойчивость, чем повышает ее. Мы уже давно делаем ставку только на отбор людей. То есть мы отбираем людей, которые желательно, выдержали хотя бы одну встречу с сагоном, хотя бы взгляд. Теперь вы понимаете, Ильгет? Вы нужны нам. Людей с такой устойчивостью у нас нет. С проверенной на практике стойкостью. Вы сможете воевать на планетах, зараженных сагонами.
   Дэцин замолчал. Ильгет тоже не говорила ничего.
   Никакой радости не было. Несмотря на все замечательные слова о ее стойкости... Значит, они нуждаются в ней. Она может воевать против сагонов. И если она снова встретится с сагоном, и он начнет ее ломать, она выдержит ломку... Ильгет затошнило. Ломку... знал бы ты, что это такое.
   Она встретилась взглядом с Дэцином. С его светлыми, блестящими, холодными глазами. Глядящими прямо и бескомпромиссно... мороз пробежал по коже. С чего она взяла, что Дэцин не знает, что такое ломка?
   Ведь и он встречался с сагоном.
   Встречался и рискнул начать все заново. Пойти навстречу своему ужасу.
   И Арнис встречался.
   Но может быть, они не пережили ТАКОЙ ломки? Может быть. Но они вполне рискуют в следующий раз ее пережить.
   Нет, все правильно. Ей так хотелось когда-то найти свое место в жизни, оказаться хоть кому-нибудь нужной. И вот — она нужна, и ей предлагают место. И какое место! Разве она могла когда-либо о таком мечтать?
   Только очень уж страшно. Дэцин одного не понимает — никакая она, Ильгет, не героиня... выдержала пытки. Так ведь если бы не блок — ни за что бы не выдержала. Кого угодно можно сломать, а уж ее — тем более, она даже и слабее других. А почему они блок не вскрыли — она и сама не понимает. И сейчас ужасно, просто жутко боится... Все, что угодно — военная служба, это прекрасно. Если она до сих пор об этом не мечтала, то только потому, что понимала, что это ну совершенно не реально. Летать? Это было бы счастьем. Пули, лучи, смерть? Ничего, другие же рискуют...
   Но вот это...
   Этим рисковать?
   Это уже слишком.
   Дэцин не говорил ничего. Смотрел на нее. Ждал. Смотрел и Арнис, и видел, что лицо Ильгет напряглось, что в глазах появилось страдание. Наконец он не выдержал. Погладил ее по голове. Обратился к Дэцину.
   — Вы видите, она все-таки еще слабенькая... Давайте, может, потом как-нибудь.
   — Ну что вы, Ильгет, — ласково сказал Дэцин, — я ведь не жду от вас ответа сейчас. Сейчас я бы его не принял. Такие решения так просто не принимаются. Я просто дал вам информацию, а вы теперь уже думайте. А еще лучше отдыхайте, лечитесь, набирайтесь сил. А потом придет время, и вы подумаете об этом. У вас еще много времени.
 
 
   — Я люблю ее, — выдохнул Арнис, опуская голову.
   — Ильгет?
   — Да.
   Отец Маркус помолчал.
   — Ты хочешь быть с ней?
   — Я знаю, что это невозможно. У нее есть муж. Я хочу, чтобы он умер.
   — Так нельзя.
   — Я знаю. Он мой враг, он ведь вступил в организацию, созданную сагонами. Но я не поэтому хочу его смерти, а... Думаю, Ильгет было бы легче.
   — И тебе.
   — И мне, — согласился Арнис.
   — Господь не разрешил нам прелюбодеяния, Арнис. Молись, Он даст тебе силы. Это страшный соблазн, тяжелый. Тебе трудно будет. Ильгет тоже. Надо вытерпеть. Муж Ильгет — это тоже твой ближний.
   — Как все, кого я убиваю на акциях?
   — Да. Но это другое.
   — Я знаю.
   — Тогда терпи, — сказал отец Маркус. Арнис по-прежнему не смотрел на него.
   — И береги Ильгет, — неожиданно добавил священник, — у нее на земле нет никого, кроме тебя. Подумай об этом. О ней. Чтобы ей было хорошо.
   — Да только об этом я и думаю.
   — Только о ней, Арнис. Не о себе. И в первую очередь — о Боге, и да свершится Его воля во всем. Его, а не наша.
   — Да, — прошептал Арнис. Они встали. Отец Маркус прочел разрешительную молитву.
 
 
   Арнис вышел из исповедальни, приблизился к образу Христа в боковом притворе. Поставил свечку. Постоял на коленях, глядя в светлый и благостный лик.
   «Я все понимаю, Господи... я знаю, что крест надо тащить, и я его буду тащить, и если это для меня значит — никогда в жизни не прикоснуться к Ильгет и никогда не назвать ее своей — значит, пусть будет так. Только одного я понять не могу — за что это ЕЙ? Почему ей нельзя быть со мной, ведь ей со мной гораздо лучше. Какой еще крест для нее Ты готовишь? Какое еще страдание? Разве ей уже не достаточно муки и боли?»
   Арнис опустил голову. Кулаки яростно сжались. Вдруг он устыдился своих мыслей.
   Выходит — защищать Ильгет он готов даже от самого Господа... какая глупость. Неужели Он не лучше знает наши души и жизни? Да и Господь ли взваливает на нас все эти кресты? Разве Его вина, что цивилизация сагонов развилась по пути запрещенной Им магии? Разве Он виноват в том, что делали палачи с Ильгет? Разве Он организовал все в нашем мире именно так? Нет, Он просто дал нам свободу, а организовали себе и муки, и боль — и Ему тоже, между прочим — уже мы сами.
   «И есть свобода, и она превыше всех иных даров».
   Господи, Тебе я доверяю. В Твои руки отдаю судьбу Ильгет. Я верю, Ты сделаешь как лучше. Арнис вдруг ощутил, что не все так ужасно, и какое-то светлое предчувствие крылом коснулось его души. Он вышел из храма, улыбаясь сам не зная чему.
 
 
 
   Это было, когда Ильгет начала немного приходить в себя, сознание ее прояснилось. Она уже не так много спала. Однажды, проснувшись, Ильгет обнаружила возле своей кровати незнакомую женщину.
   Высокая, статная, очень красивая и уже в возрасте, с серыми огромными глазами. И казалось, Ильгет где-то уже видела эти глаза, эти благородно и тонко вырезанные черты узкого лица.
   Женщина улыбнулась ей. Она говорила через транслятор, висевший на плече цветком, это Ильгет уже знала, видела у спасателей, да и с отцом Маркусом говорила так же, и это ее не смущало.
   — Здравствуй, Ильгет. Я мама Арниса.
   Ну конечно же! На Арниса она и похожа... то есть он на нее. Мама Арниса заботливо поправила одеяло.
   — Ты пить хочешь? Или чего-нибудь?
   — Нет, спасибо, — сдавленным голосом сказала Ильгет.
   — Меня зовут Белла Кейнс, — сообщила женщина, — можешь называть меня просто Белла. Ничего, что я на «ты» сразу?
   — Конечно, ничего.
   — Ильгет, ты знаешь, я... мы все очень тебе благодарны. Если бы не ты, погиб бы Арнис. Он у меня теперь единственный сын, мой старший погиб в экспедиции. И какой ценой ты его спасла, знаешь, Ильгет... такое не забывают. Ты знай, что у тебя на Квирине есть дом и семья. Всегда можешь к нам прийти. Хорошо?
   — Ага, — Ильгет не знала, куда девать глаза от смущения.
   Белла что-то переложила на столике.
   — Я тебе цветы принесла, видишь? — она развернула кровать, Ильгет увидела оранжевые веселые лепестки с синей внутренней каймой, целую охапку в вазе на небольшом столике у своей головы.
   — Это из нашего сада. Ты знаешь, я вообще биолог, много летала в экспедиции. Но люблю и в саду возиться. Террисы, это со Скабиака, эндемики, но мне их удается и здесь выращивать. Красивые, верно?
   — Очень, — искренне сказала Ильгет.
   И очень скоро непринужденная болтовня Беллы захватила ее. Как-то перестала ощущаться разница в возрасте. Она рассказывала о себе, и о семье, и о Квирине, и болтала просто так, всякую ерунду и много расспрашивала Ильгет о Ярне. Как там готовят (какой кошмар — каждый день у плиты?!), какие квартиры, какая семья у Ильгет...
   Наконец появился Арнис. Подошел к матери, слегка обнял ее, потом к Ильгет.
   — Ну что, Иль? Мама тебя не слишком утомила? Мам, ты бы болтала поменьше, а? По-моему, Иль уже устала.
   — Нет, почему, мы очень хорошо поговорили, — возразила Ильгет, улыбаясь.
 
 
   Ильгет все думала о Пите. Когда и как она увидит его теперь? Дэцин сказал, что Ярну они будут освобождать от сагонов. Может быть, тогда... Однажды она сказала об этом Арнису. Он слегка нахмурился и отвел взгляд. Ильгет показалось, что ему неприятно слышать о Пите. Но Арнис снова взглянул на нее и сказал.
   — Иль... твой муж. Он вступил в Народную Систему.
   — Да? — Ильгет это мало взволновало, — Откуда ты знаешь?
   — Я был у него, — нехотя сказал Арнис, — во время акции... вернее, после.
   Он помолчал и добавил.
   — Я хотел забрать твою собаку.
   — Арнис! — пораженно воскликнула Ильгет. Ей захотелось коснуться его руки, но ее собственная кисть была еще зафиксирована.
   — Твоя собака... я не знаю, где она. Он отдал ее. В хорошие руки, — с едва заметной горечью добавил Арнис, — так он сказал.