И не смогла продолжать. Арнис спокойно и сухо изложил точку зрения отца Маркуса. По сути, брака и не было, потому что Пита обманул Ильгет, уверив ее, что она живет в браке. А раз так, и раз теперь он решил прекратить обманывать, то она полностью свободна. Согласно представлениям Квиринской церкви в этом случае тот, кто обманывал, уверяя, что состоит в браке — экскоммуницируется, и условие его будущего покаяния — прекращение блудного сожительства и целомудрие до конца жизни. Невиновный в обмане супруг (невиновность устанавливается специальной комиссией) считается свободным и имеет право вступить в нормальный, истинный брак.
   И ведь он тоже прав, в смятении подумала Ильгет. Но...
   Но если бы этого не было: «Ну и выходи замуж за своего Арниса!»
   Ведь это же получится — прав Пита. И прав сагон. Кстати, сагон — это мысль...
   — Послушай, Арнис... — сказала она, — и реши, что мне делать. Все дело в том, что это мне говорил сагон. Про тебя, правда... не говорил, только намекал. Но вроде того, что я могла бы быть так счастлива. Без Питы.
   Она рассказала о беседе с сагоном. Арнис сидел неподвижно. Ильгет лишь коротко, однажды взглянула ему в лицо, и тут же отвела взгляд.
   Глаза Арниса были больными. Обметанными горем.
   — Я люблю тебя, — вырвалось у нее, — знаешь, если бы это случилось раньше... где же ты был, когда я молодой была...
   — С сагонами воевал, — глухо сказал Арнис. Ильгет снова заплакала. Беззвучно, стараясь скрыть слезы.
   — Что же делать, Арнис?
   — Не знаю, — прошептал он, — это я не могу решить... за тебя не могу.
   — А что бы ты сделал... на моем месте?
   — Откуда я знаю? Я на своем месте не знаю, что делать... а ты говоришь, на твоем...
   Они сидели рядом в пустой гостиной, одинокие, несчастные, придавленные бедой.
   Он ведь уйдет сейчас, и это будет уже навсегда...
   Господи, помилуй, подумала Ильгет, прости и помилуй нас грешных. Арнис зашептал вслед за ней: «Под твою защиту прибегаем, святая Богородица...» — и тогда Ильгет поняла, что думает вслух. Потом Арнис сказал.
   — Вот что... давай не будем принимать поспешных решений. Давай просто подумаем над этим. Хорошо?
   — Да, — откликнулась Ильгет. Это был Арнис. Он всегда находил правильный выход, — мы подумаем.
   Он сжал ее ладонь в своих руках.
   — В конце концов, ничего плохого же не случилось. Мы живы, а обстоятельства... все может измениться.
 
 
   Через два дня, поговорив с Дэцином — он разрешил ей отсутствовать какое-то время — Ильгет уехала в горы, в монастырь святой Дары.
   Когда твое тело изранено, когда ты устал от боли, и вот оно — спасение, больничная мягкая до неощутимости кровать, атен, полностью глушащий боль, питье, заботливый уход — рана не прошла, ты все еще болен, но тебе многократно легче.
   И вот так же сейчас легче стало душе Ильгет. Словно кто-то обезболил ее. Медленные, спокойно движущиеся фигуры монахинь, затянутых в черное. Сильный и сладкий запах медуницы над заросшими полудикими полянами. Тихое многоголосное пение в церкви, уже привычная статуэтка святой эдолийки Дары, старинная, из желтоватого меланита, с выпуклыми и почти живыми глазами, с завитками волос, выбившимися из-под покрова. Ильгет немного работала — монахини своими руками выращивали сад, содержали лошадей, в обслуживании обходились без механизмов. Все это были благочестивые упражнения, а настоящая работа дарит — в городе, в больнице и в детских группах, кроме того, монастырь ежегодно отправлял миссии на другие миры.
   Ильгет мыла руками окна и полы в одном из зданий общины. Но работа была знакома с детства и даже приятна. И не так уж много было этой работы. Но четыре раза в день Ильгет вместе с монахинями ходила на службу, и однажды — к отшельнице, которая жила за пять километров от монастыря, отнести ей немного еды. Дорога среди мохнатых невысоких елей, среди сказочно изломанных голубых вершин, с четками в руках, была так же целительна, как служба в церкви.
   Кроме того, Ильгет много молилась одна.
   Она ничего не просила специально. Как будет — так и ладно. Ей уже начинало казаться, что пусть бы так и было всегда... А зачем вообще уезжать из монастыря? Ильгет никогда не представляла себе монашеского призвания. Но по сути — почему нет? Дариты — орден деятельный. Ильгет хотела работать, а может быть, ее пошлют и в дальнюю миссию (на Визар, с замиранием сердца думала она).
   А главное — здесь было сказочно хорошо. Так хорошо, что просто хотелось остаться. Ильгет слышала, что у некоторых начинаются какие-то проблемы, искушения, трения с монахинями. Но у нее не было ничего. Эти женщины показались ей такими близкими и милыми, некоторые — очень добрыми, другие — очаровательно своеобразными. И так легко она даже в Коринте себя не чувствовала.
   Вот только ДС...
   Ильгет поговорила с сестрой Мартой, которой регулярно исповедовалась (сестры не отпускали грехи, но разговор по душам — тоже ведь своеобразная исповедь).
   — Нет, — Марта покачала головой, — ты ведь к нам сбежать хочешь, Иль... От проблем. Не так?
   — Пожалуй, что так.
   Ильгет пошла к святой Даре, встала на колени. Хочу я бежать от проблем. Муж вот сбежал от меня, я — его проблема. Почему-то ему тяжело со мной жить, наверное, я в этом виновата, только не знаю — как и в чем. Арнис... на самом деле я люблю его так сильно, что... только позволь раскрутиться этой пружине, туго сжатой в сердце. Только разреши. Я ведь просто так долго не позволяла себе об этом думать, и не думала. И так было бы до конца жизни, если бы не... даже не уход Питы, если бы Арнис сам не заговорил об этом. А теперь эта пружина чуть-чуть показалась, самый кончик, и я испугалась этого чувства. Испугалась и бегу от него.
   А еще я хочу от ДС сбежать. Это тоже правда. Никакой я не воин по натуре, и тяжело мне там. Друзей, конечно, я люблю (и это тоже рвет душу, потому что каждый раз рискуешь кого-то потерять). Но у каждого своя судьба, почему моя-то должна быть связана с этой вечной войной.
   Дара, ты не поймешь меня. Ты была девой. Не было у тебя мужчин. Но правда, война зато была в твоей жизни.
   Почему у меня все так запутанно, так непонятно?
   Ведь у тебя все было ясно. Ты служила Богу. И не с оружием в руках — наоборот, ты спасала людей от войны, спасала раненых. Объясни мне, Дара, как жить, что делать, ведь у меня все иначе. Ведь я-то убиваю. А теперь чувствую себя просто распутной девкой — между двух мужчин. Почему все в таком тупике? В чем моя вина? Я хотела разорвать этот круг, разрубить, перестать делать то, в чем меня упрекает совесть. Вообще уйти. Но сестра Марта говорит «бегство». И ведь она права. И отец Маркус скажет то же самое. Но почему бегство, а если это призвание?
   Дара, когда ты ушла из дома вопреки воле родителей, а они ведь хотели выдать тебя замуж — это разве было бегство?
   Но у тебя, наверное, и сомнений не было. Услышала голос, и ушла. Ты знала, что должна так поступить.
   А я вот не знаю, что мне делать.
   Святая Дара, моли Бога обо мне.
 
   — Ты знаешь, я рада за тебя, — задумчиво сказала Иволга. Они лежали в только что созданном с помощью аннигилятора окопе, ожидая появления условного противника.
   — Чего уж тут радоваться? — вздохнула Ильгет.
   — Да, это больно, когда тебя бросают, но... знаешь, когда дерьмо засохло и отпало, этому можно только радоваться.
   — Я не думаю, что он прямо-таки... то, что ты говоришь. И я бы хотела, чтобы он вернулся...
   Иволга вздохнула.
   — Да... это называется — любовь-то зла, полюбишь и козла. На Терре так говорят. Иль, а ты думаешь, это у тебя любовь? А не чувство долга?
   Ильгет подумала.
   — А какая разница между этими понятиями? — спросила она осторожно. Иволга покачала головой.
   — Вопрос века. Ну ты даешь, Иль... Ладно, не переживай. Вернется он еще. Он ведь вроде моего — то уйдет, то вернется...
   — Нет, — тихо сказала Ильгет, — я уже чувствую, что нет. Я ему была нужна... а сейчас у него другая женщина, с ней, видимо, все хорошо. Я ему не нужна больше, и он... нет, не вернется. Ну может, потом, если с той поссорится.
   — Иль, ну и что, ты всю жизнь будешь в такой роли? Будешь ждать, пока ему не надоест развлекаться с другими, и терпеливо предоставлять себя в его распоряжение? Тьфу, — Иволга сплюнула, — и главное, было бы из-за кого... Вот если бы на его месте был Арнис... ну тут можно понять. Даже унижение. Правда, Арнис бы тебя никогда и не унизил. Ну ладно, пусть хоть был бы нормальный мужчина. А это — ну что? Ни таланта, ни ума, никаких проявлений личности, кроме гиперсексуальности...
   — Ну... я бы так не сказала... — возразила ошеломленная Ильгет. Тут «Сторож» дрогнул в ее руках. На экране появилась стайка условных целей.
   — Огонь, — спокойно сказала Иволга. Они выстрелили по разу.
   — Вот сейчас и посмотрим, кто окажется шустрее, мы или авиация.
   Отряд был разделен на две части, четверо сейчас пытались уничтожить цели с ландеров.
   — Огонь!
   Ильгет подумала, что сейчас вокруг них в бою земля уже стояла бы дыбом, все бы горело.
   — Скала, я Океан! Переходите на точку 213! Как поняли!
   — Океан, я Скала, есть переходить на точку 213, — ответила Иволга. Подруги переглянулись, выскочили из окопа, Зевс в защитном костюме прыгнул вслед за ними. Вокруг простиралось желтоватое поле, чавкающее под ногами осенней грязью. Побежали вперед, едва отрывая ноги от хлюпающей земли. «Сторож» и «Щит» здорово оттягивали плечи, но что поделаешь. На другом краю поля начался тягун, довольно крутой подъем, Ильгет бежала, стараясь не отстать от Иволги и сохранить хоть более-менее ровное дыхание...
 
 
   Через час учения были закончены. Бикры были основательно вымазаны желтоватой глиной и приобрели теперь уже совсем камуфляжный вид. Ворча вполголоса, Иволга стащила с себя грязную броню и ринулась в душ. Ильгет последовала за ней.
   После анализа и обсуждения решили остаться и посидеть еще немного, выпить вместе чайку. Завтра суббота, хоть и не совсем выходной, но все же посвободнее. Быстро организовали чай, бутерброды, печенье, аппетит у всех разыгрался зверский. Снаружи молотил дождь, все мысленно благодарили Господа за то, что настоящая непогода разыгралась только к вечеру.
   Пили чай, разбившись на маленькие группки. В комнате пахло мокрой псиной — промерзшие собаки грелись у стены.
   — Хорошо так сидеть под шум дождя, — философствовала Лири.
   — Особенно как подумаешь, что кто-нибудь там еще ползает по полигону, — подхватил Гэсс.
   — Ты бы спел лучше, — попросила Мира, — допил ведь свой чай?
 
   — А как же, — подхватил Гэсс, вытаскивая откуда-то гитару, словно фокусник — голубя из шляпы, — Щас споем!
   Он ударил по струнам. Все запели хорошо знакомую песню, переведенную Иволгой.
 
   Если вы нахмурясь,(11)
   Выйдете из дому,
   Если вам не в радость
   Солнечный денек,
   Пусть вам улыбнется,
   Как своей знакомой,
   С вами вовсе незнакомый
   Встречный паренек...
 
   Ильгет сидела довольно далеко от Арниса, но видела его. Все время. Затылком, вполоборота — она могла точно сказать, где Арнис сидит.
   В последнее время он еще меньше разговаривал с ней. Лишь изредка она ловила взгляд, тут же ускользающий.
   По-моему, эту песню уже кто-то переделал, — заметил Данг, — только я не помню слов.
   — Отличная идея, между прочим. А давайте лимерики споем...
   Спели очередную порцию лимериков, среди которых Ильгет особенно понравился такой:
 
   Местный житель планеты Даная
   В космос вылетел в поисках рая.
   Но найдя астероид,
   Загрустил гуманоид -
   Лучше нету родимого края.
 
   — А пусть Арли споет, — предложила Мира. Новенькая, по имени Аурелина (небольшая, ладненькая, волосы и глаза почти одного — светло-коричневого цвета) засмущалась. Но руку за гитарой протянула.
   — Что спеть? — пальцы машинально пробежали по струнам.
   — Новое что-нибудь, — предложил Иост тихо. И все с удивлением посмотрели на него — Иост редко говорил что-нибудь, и раз уж сказал, видимо, он близко знаком с новенькой? Но откуда?
   — Аурелина поэт, пишет песни, — сообщила Мира.
   — Ну уж... поэт.
   — Так спой же что-нибудь! Ну хоть последнее...
   — Только оно не под настроение... очень уж мрачное, — предупредила Аурелина.
   — А это ничего, — сказал Дэцин, — а то все так развеселились, пора бы немного и сбавить обороты.
   Арли заиграла. Ильгет нравились ее песни, мягкий, чуть глуховатый голос девушки очень подходил к тексту.
 
   Задыхаясь в вонючем дыму (12) Погибаю от тяжкого смрада Ты один мне навеки отрада На пути, что уводит во тьму Без начала мой путь, без конца Семь кругов друг за другом, все ниже По колено в коричневой жиже... В темноте не увидеть лицаНа вопрос бесконечный как стон: Что я делаю здесь? ...и зачем? Тяжесть лат и разрубленный шлем И в ушах одуряющий звон Может, ложным пророкам верна Бесконечно и так одиноко Я иду по неверной дороге Опускаясь до самого дна
   Только голос зовущий во тьме... Уходи, я прошу... я устала Начинать бесконечно сначала В этом странном и каторжном сне Задыхаюсь и падаю... миг В тишине и безумии смрада Ты один мне навеки отрадаТы один мой безудержный крик...
   Молчали долго. Арли опустила голову, и русые волосы закрыли лицо.
   — Это все — про нас, — сказала Мира наконец. И многие молча согласились с ней.
   — Да, может, по неверной дороге, — пробормотала Ильгет, — и ни одного ориентира, кроме...
   Аурелина подняла лицо и неуверенно улыбнулась.
   — Ну совсем уже мрачно.
   — Ну что ты, заинька, — ласково сказал ей Иост, — очень хорошая песня.
   Он подсел ближе к Арли.
   — А вы знаете, что наша Аурелина заняла двенадцатое место в рейтинге?
 
 
 
 
   В начале ноября Ильгет все-таки удалось между делом сдать экзамен и стать реальным членом Милитарии.
   Экзамен этот длился трое суток и включал в себя: теоретическую подготовку (самая легкая часть), наземную боевую и тактическую подготовку, физическую, рэстан (чего Ильгет особенно боялась) и наконец — последняя часть проводилась на учебном крейсере, находящемся на орбите Бетриса — самостоятельный космический полет на ландере с облетом четвертой планеты системы Квиридана и учебным космическим боем (могли дать и воздушный по выбору комиссии).
   И вот справившись со всем этим, Ильгет получила вместе с рукопожатием префекта Космического крыла простую карточку дектора — низшего офицера вооруженных сил Квирина, командира декурии или, если как в ДС, декурия была отдельной и выполняла особые задачи — отряда.
   В Третьем — учебном космопорте за ксиоровой стеной Ильгет и Миру — ее как-никак наставницу — ожидал весь 505й отряд ДС в полном составе. И еще пришла Белла с букетом цветов. У Ильгет даже слезы навернулись на глаза.
   Если человек заранее планирует праздник — он снимает какой-нибудь зал, заказывает дизайн и кухню. А если праздник спонтанный — можно просто пойти в «Синюю Ворону», и результат будет ничуть не хуже.
   И вот весь отряд сидел в «Синей Вороне», и пили за Ильгет и за все, что положено, пели песни, разговаривали и ходили танцевать на небольшой пятачок за эстрадой. Ильгет сидела между Иволгой и Мирой, наставницей, получившей свою долю поздравлений, и медленно осознавала: теперь она такая же, как все. У нее есть профессия. Правда, вряд ли у нее найдется время, чтобы работать... хотя Мира как-то умудряется в промежутках между акциями еще летать на испытания новых боевых ландеров. Но Ильгет прошла тот же путь, что и все ее друзья, все квиринцы. Она действительно ничем не отличается от них.
   — Ну все, — говорила ей Мира, — до первого звания я тебя довела, а теперь уж твоя работа дальше. Если хочешь, конечно. Хочешь — учись, зарабатывай повышение.
   — Ох... до того ли нам?
   — Да, может быть, и не до того, — согласилась Мира, — я вот тоже как попала в ДС, так все... так центором и останусь до конца жизни. Да это неважно, тем более, женщине. Может, у тебя еще дети будут...
   Сомнительно что-то, подумала Ильгет, какие там дети... У меня и мужа-то, похоже, не предвидится больше.
 
 
 
   Странно было видеть Эннори в обычной квиринской одежде — белой скете и брюках, совершенно нормального паренька, в привычной обстановке городской квартиры. Только улыбка, пожалуй, осталась прежняя — застенчивая, открытая. Юноша из иной эпохи, из мира арбалетов и человеческих жертвоприношений злым духам.
   — А вы... ты тоже был на Визаре тогда? — обратился он к Арнису. Тот кивнул.
   — Арнис работал на фабрике, где создавали уйгаран, — объяснила Ильгет.
   — То есть дэггеров, — придирчиво добавил Эннори, — вы еще чаю хотите?
   — Нет, Энни, спасибо. Ты хочешь?
   — А вот этих вкусненьких соленых крендельков можно? — спросил Арнис, — ага.
   — Арнис остался там на целый год, он был кавуром... там много кавуров пленных работало, — объяснила Иволга, — там тяжело очень. Килийцев в основном туда отправляли. А потом мы эту фабрику взорвали.
   — А кавуры как же?
   — Все кавуры вышли, — объяснила Иволга, — Арнис подготовил восстание. Он же не просто так работал там.
   Эннори покачал головой.
   — Только помощь Господа и может объяснить, как вы можете все это делать...
   — Да, Энни, — мягко сказала Ильгет, — только Он и держит нас. Все в Его руке.
   Она подумала — как хорошо, что именно сейчас они решили навестить Эннори. У него все было хорошо, он успешно и быстро учился и собирался вскорости принять сан.
   «А тебе не хочется остаться на Квирине?»
   «Наверное, да. Но когда я думаю о вас, о том, как вы живете, и на что вы идете все время — ради нас, я понимаю, что гораздо важнее делать то, к чему я предназначен. А я уже знаю, к чему именно».
   Если Эннори и отличался чем-то от квиринцев, то — более чистой душой, открытой и откровенной, более глубокой и последовательной верой в Христа, которой он был теперь предан всем сердцем и всей душой... Пожалуй, он настоящий священник, думала Ильгет, и он прав — это его призвание.
   — Ты знаешь, Энни, я все хотела тебя спросить... и боялась. Вот тогда, когда мы показывали чудеса, помнишь? Соревновались с тэйфином, исцеляли... Ты потом, когда все узнал здесь, на Квирине, не стал думать, что это было нечестно? Ведь тэйфин творил настоящие чудеса, а мы...
   — А что же в ваших чудесах было ненастоящего? — Эннори поднял белесые мохнатые брови.
   — Ну один раз, правда, это было чудо, — сказала Ильгет, — на самом деле. С исцелением мальчика. И когда Иволга отвела дэггера... можно сказать, это тоже чудо. Но все остальное — это же просто... ну ты понимаешь, мы просто, получается, всех обманули. Иволга командовала собственной собакой, а выдали мы это за умение управлять чужой волей. Гравипояс использовали для полетов. Не было у тебя такой мысли?
   — Не было, — Эннори покачал головой, — какое это имеет значение, какими силами вы совершаете чудеса. Ваши лекарства, ваши гравитационные двигатели, ваши знания — вы все это сделали силой Христа и с Его помощью, разве не так?
   Ильгет и Арнис переглянулись.
   — Наверное, так.
   — Ваша цивилизация — что лежит в самой ее глубине, в самой основе? Что дает вам силы и смелость исследовать космос, искать другие миры, бороться с сагонами? Разве это не ваша вера?
   — Но ты же знаешь, что у нас живут люди разных вероисповеданий, — неуверенно сказала Ильгет. Но Арнис тут же возразил.
   — Иль, он прав. Эдолийская империя, которая погибла, но дала толчок возникновению Квирина — была христианской.
   Эннори с интересом посмотрел на него.
   — Я изучал историю Эдоли.
   — Есть разница, конечно, — признал Арнис, — на Квирине христианство не является государственной религией. Но у нас все-таки многие... ну, довольно многие принадлежат к Церкви.
   — А в Дозорной службе даже очень многие, — сказала Иволга, — и я теперь понимаю, почему.... Энни, вот что я еще хотела спросить — ты с кем встречаешь Рождество?
   — С друзьями, — Эннори слегка покраснел. Ильгет кивнула.
   — Просто чтобы знать, что ты не один.
 
 
   Ильгет встретила Рождество у Иволги, с ее семьей. Причем подруги, оставив дома Иволгиного мужа, Дрона, вместе с детьми посетили рождественскую службу. Потом — веселая раздача подарков... праздничный стол. Ильгет все смотрела на Дрона и Иволгу. Пара вполне подходящая друг другу. Дрон — высокий и молчаливый, тощий, как и сама Иволга, очень длинный, со скептическими складками в углах губ. О нем Иволга сказала что-то странное.
   — Понимаешь, он не совсем терранин. То есть, он с Терры, но... не из моего мира, — и умолкла.
   — В каком смысле? Из другого государства? — спросила Ильгет.
   — Нет, он... из другой реальности, — Иволга осеклась, — прости, я не могу сказать тебе больше.
   Снова тайны... да ладно, Бог с ними. Сейчас все было у них хорошо. Иволга с Дроном подкалывали друг друга, но скорее в шутку. Около десяти стали загонять детей в постель. Ильгет, чтобы не мешать, уселась в кабинете Иволги.
   Надо еще позвонить, поздравить остальных. Они как раз собирались этим заняться. Но своих Ильгет должна поздравить сама...
   Ее родственники не были христианами. Но на Квирине Рождество отмечают все, это массовый праздник. В прошлый раз, во всяком случае, Ильгет знала, что родственники собирались за праздничным столом.
   Страшно, конечно... можно представить, что теперь свекровь о ней думает. Если раньше хоть что-то сдерживало — все же сын выбрал эту женщину — то теперь... Но поздравить надо. Ильгет набрала номер свекрови.
   Они все сидели за столом — мама Питы, Эдика, ее сын, и еще какой-то мужчина, и пожилая женщина. Незнакомые. Неважно. Ильгет улыбнулась. Как ни странно, ей было приятно видеть родственников — такими веселыми, довольными, устроенными.
   — Добрый вечер, — сказала она, — я вас поздравляю... с Рождеством Христовым.
   И улыбнулась.
   И мать Питы вполне искренне улыбнулась в ответ.
   — И тебя, Ильгет, — сказала она, — и тебя с тем же!
   Подняла рюмку, наполненную чем-то прозрачным. Мать Питы предпочитала крепкие напитки.
   — Выпьем за счастливый новый год! — сказала она, — чтобы все у тебя было хорошо!
   — Спасибо, — сказала Ильгет растерянно, — и у вас тоже... чтобы все было хорошо.
   Посияли улыбками, Ильгет попрощалась. Посидела перед пустым монитором, прислушиваясь к себе. Внутри было тошно... Она набрала номер Питы.
   — Слушаю, — изображение не включилось. Ильгет вдруг почувствовала раскаяние — зачем звонит? Мешает семейной жизни... новой семьи своего мужа. Бред какой...
   — Пита, это я, — тьфу ты, у него-то изображение включено, — извини... я, наверное, помешала. Я хотела тебя поздравить с Рождеством!
   Монитор вдруг вспыхнул. Пита сидел в одном халате. Помещение неразличимо. Из постели, наверное, вылез, с раскаянием подумала Ильгет.
   — Спасибо, — едко сказал Пита, — тебя с тем же поздравляю. Ну что? Как твои боевые успехи?
   — Нормально, — сказала Ильгет, — извини еще раз... я не подумала, что ты... занят... Я больше не буду звонить. А как твои дела?
   — Да ничего. Кстати, можешь меня поздравить, Сайна ждет ребенка. Уже три месяца. Сын!
   Ильгет смотрела на мужа растерянно, чуть приоткрыв рот.
   — Поздравляю, — наконец произнесла она. Потом добавила.
   — Вы, наверное, хотите официально зарегистрироваться?
   — Ну зачем же, — сказал Пита, — я теперь буду осторожен... Не буду давать обещаний так запросто.
   С Ильгет он уже развелся формально (впрочем, это произошло еще на Ярне, а на Квирине брак не был восстановлен официально).
   — Но ведь у тебя будет ребенок...
   — Знаешь, тебе не кажется, что это все-таки мое дело?
   — Да, ты прав, конечно... конечно. Ну ладно, поздравляю... Извини еще раз.
   Монитор отключился. Иволга вошла в кабинет.
   — Иль, ты уже обзваниваешь народ?
   — Нет, я только своих, — Ильгет скрутила возникшие внутри слезы в тугой комок, завернула его и положила на донышке души, — давай дальше...
   Иволга набрала номер Арниса.
   — Он, наверное, с мамой отмечает.
   — А ты знаешь номер его мамы? — Ильгет уже делала вызов. В глубине монитора замерцали блестки... свечи... маленький стол. Глаза Арниса, Беллы, полузнакомой женщины — ее подруги. Арнис... Как хорошо, что можно молчать, подумала Ильгет. Иволга все скажет. Она уже говорила. Арнис тоже молчал и не сводил с Ильгет глаз. Лихорадочно горящих. Как у больного. Или это просто свечи в глазах отражаются?
   Он не улыбался. Ильгет тоже. Не надо улыбаться сквозь боль. Иволга непринужденно болтала с Беллой, иногда обращалась к Арнису, тот кивал. Но смотрел только на Ильгет. Потом он поднял руку и начертил в воздухе крест. Ильгет перекрестила его в ответ.
 
 
   Через три дня после Нового Года 505й отряд снова вылетел на Визар.
   Дэцин всю дорогу знакомил своих бойцов с предстоящим, на Визаре сильно изменилась обстановка за это время.
   После потери с таким трудом и тщанием созданных боевых мощностей сагоны перестали быть осторожными, да и с чего бы — маскироваться уже бесполезно, Дозорная Служба взялась за них всерьез. Аборигенами Визара управлять очень легко, это не грамотные ярнийцы, которых нужно в чем-то убеждать для того, чтобы заставить их служить себе. Визарийцы всегда готовы служить духам, вековые традиции человеческих жертвоприношений приучили их к тому, что духи могут потребовать чего угодно, а отказывать им нельзя.
   Поэтому сагоны, под именем Нинья Теннар, уже развернули открытые фабрики и космодромы, рудники (они использовали кое-какие ископаемые), непонятные свои биотехнологические объекты. Уже сейчас были готовы новые партии дэггеров, часть местных жителей, ставших сингами (добровольными служителями сагонов) и эмменДарами, обучили обращению с оружием и сагонскими космолетами. Сагоны формировали армию для защиты своей новой планетарной базы. Фактически Визар уже полностью принадлежал им.