Кристиана Йэнна. Дороги. Часть первая.

   Арнис был не в форме, к счастью, в обычной темной куртке. В руках он как-то неловко держал небольшой, скромный букет астр. Протянул цветы Ильгет. Она приняла, не зная, что сказать, глядя жадно в лицо Арниса. Отступила в глубь коридора, пропуская его. Норка, виляя хвостом, бросилась гостю под ноги — сразу признала.
   Арнис стащил куртку, повесил в гардероб.
   — Проходи... я обед уже приготовила, — только и выговорила Ильгет.
   — Даже обед... ну ты даешь! — засмеялся Арнис, — ты думаешь, я такой голодный?
   — Меня мама учила, — объяснила Ильгет, — что мужчину надо в первую очередь накормить, — и покраснела, подумав, что Пита сейчас бы немедленно спошлил. Арнис вошел в гостиную. Ильгет подумала, что вот сейчас он увидит эту квартиру, такую неуютную, нелепую, по-мещански пышную, квартиру, в убранстве которой нет почти ничего от самой Ильгет, и подумает, что это — ее, что это она такая... Но Арнис, похоже, не замечал обстановки.
   — Пойдем в кухню...
   Ильгет поставила астры в кувшин. Стала накрывать на стол. Арнис поискал вилки, стаканы, выставил их... Ильгет выложила на тарелки шипящие золотистые треугольнички запеченного мяса в тесте, тушеную капусту.
   — Очень вкусно, правда... я и забыл, как ты здорово готовишь!
   Ильгет улыбнулась.
   — Чего улыбаешься?
   — А это второй раз в моей жизни, когда я слышу, что хорошо готовлю.
   — Странно, — сказал Арнис, — но на самом деле очень вкусно!
   Он перестал есть и посмотрел на Ильгет. Глаза Арниса странно блестели.
   — Я тебя вспоминал, — сказал он тихо, — все время вспоминал.
   — Я тебя тоже.
   Пауза повисла в воздухе. Арнис опустил глаза и принялся за еду.
   — У тебя уже все зажило? Ну конечно, уже год прошел...
   — Зажило за неделю. Это все ерунда, Иль.
   Ей казалось, что в воздухе звенит неслышная музыка, очень светлая, прекрасная музыка, и оба они — Ильгет и Арнис захвачены этой музыкой, как потоком, и поток этот несет и вертит их как хочет, словно сухие листья на ветру, и нет ничего прекраснее этого ощущения.
   — Арнис... — наконец опомнилась она, — как ты оказался здесь? Почему ты... охранник?
   Квиринец перестал есть, положил вилку и внимательно посмотрел на Ильгет.
   — Иль, я выполняю задание. Я нахожусь здесь нелегально. На этот раз. И это связано с тем, что у вас происходит. Я решил рискнуть и сказать тебе это.
   Ильгет хмыкнула.
   — Ты думаешь, я сейчас побегу доносить в СБ?
   — Ну... такой вариант никогда нельзя исключить стопроцентно, особенно учитывая ваши нынешние обстоятельства.
   Да, хотелось сказать Ильгет, обстоятельства... и поговорить, подробно рассказать обо всем, что произошло за этот год и в стране, и в ней самой. Но сейчас не это было главным.
   — Нет, Арнис, я доносить не пойду, — сказала она тихо, — никогда и ни за что. Понимаешь?
   Он кивнул.
   — Что у вас происходит?
   И вот тогда Ильгет прорвало. Она рассказала все о своей тревоге, о страшном ощущении надвигающейся беды... и о всеобщем маразме торговли и процветания, о бешеном, болезненном энтузиазме, охватившем страну. О трудовом рвении Питы и строительных потугах свекрови. О том, что ни одного человека, так или иначе не изменившегося, вокруг, похоже, не осталось. О том, что произошло в церкви. О своих тщетных попытках устроиться на работу, наконец — о проклятой фабрике. О постоянном, непрекращающемся ощущении наползающей на страну коричневатой душной мути.
   Арнис слушал очень внимательно, временами задавая вопросы. Потом он задумался.
   — Что происходит, Арнис? — спросила Ильгет тихо, — ты видишь, я чувствую что-то, но это все ощущения, сны, эмоции, я не могу ничего объяснить. Вроде бы все нормально и правильно. Может быть ты понимаешь, что происходит?
   Арнис встал, подошел к ней. Сел рядом на табуретку. Внимательно поглядел в глаза.
   — Ильгет, я могу тебе ничего не говорить, и это будет... лучше, проще для тебя.
   — Нет, не лучше! — она почти вскрикнула, — пойми, хуже уже некуда! Я не могу больше так жить... я ничего не понимаю, что происходит!
   — Есть куда хуже, — усмехнулся Арнис, — и намного хуже. Так вот, я не хочу, чтобы тебе стало хуже. Знаешь сказочку про перо жар-птицы?
   Но для счастья своего
   Не бери себе его.
   Много, много непокою
   Принесет оно с собою...
 
   — Все равно, — сказала Ильгет упрямо, — лучше непокой.
   — Это очень опасно, понимаешь? Даже само это знание — того, что происходит, опасно. Смертельно.
   Ильгет помотала головой, золотистые волосы метнулись по плечам.
   — Арнис, я... пожалуйста! Если ты против этого, того, что происходит... если ты хочешь, чтобы все было ну хотя бы как раньше, в моем детстве — я с тобой! Я хочу помочь тебе, если это возможно.
   Арнис посмотрел на Ильгет. Покачал головой.
   — Тогда зачем ты пришел ко мне? — воскликнула она, — подразнить меня? Просто подразнить и сказать — я не хочу, чтобы ты рисковала... это потому, что я женщина, да?
   Арнис покачал головой.
   — Нет, Иль. Я пришел тебя вербовать. Честно. Но сейчас испугался. Я дурак, наверное.
   Он встал, подошел к окну.
   — Ладно, Иль, ты права. Проехали. Слушай. Ваша планета заражена. Вами управляют сагоны.
   Ильгет вздрогнула.
   — О сагонах ты должна кое-что знать...
   — Да, я слышала, конечно. Не то, чтобы много, но я знаю, кто это такие...
   — Ну вот, теперь у них новая тактика. Они захватили Лонгин... ваше правительство — марионетки в руках сагонов. Может быть, сагон только один, никто не знает. Все это началось вместе с пресловутыми Реформами. Их цель — завоевание Лонгином всего остального мира и... ну сама понимаешь, власть, управление, уничтожение неудобных людей и использование удобных для своих целей. Это то, что доказано неопровержимо. С этим, к сожалению, уже не поспоришь. Да взять хотя бы нашу фабрику... вы производите дэггеров. Эти комочки, которые ты выращиваешь — внутренние органы сагонских биороботов.
   Ильгет молчала, опустив глаза. И какая-то злость зрела внутри. Сагоны, значит...
   Да, это объясняет абсолютно все. Оружие сагонов — психотронное, информационное. Это объясняет и странное изменение психологии... и даже то, что Ильгет на работу не брали. И все эти завоевательные кличи. Ильгет подняла глаза на Арниса.
   — Ты здесь для того, чтобы... ты против сагонов?
   — Квирин — основной противник сагонской империи в Галактике, — объяснил Арнис, — в том числе, мы действуем и на таких планетах, как ваша. Согласись, что когда сагон уничтожит половину населения и всю цивилизацию, будет поздно... Сколько стран уже превращены в руины вашими бомбардировками?
   — Я тебе верю, — спокойно сказала Ильгет. Она верила и в самом деле. Не логически, может быть, что-то было и не так во всем этом. А просто потому что если Арнису не верить — кому же тогда можно верить в этом мире?
   — Я хочу быть с тобой.
   Арнис посмотрел ей в глаза.
   — Это серьезно, Иль. Это очень опасно, понимаешь?
   — Какая разница? Тебе ведь нужна помощь?
   — Нужна, — Арнис замолчал.
   — Если ты... то и я, — сказала Ильгет, — понимаешь? Я не боюсь ничего. Я так же, как и ты...
   Она не договаривала фраз, но это было и не нужно.
   — Иль, с большой вероятностью это закончится смертью. Твоей, — с трудом сказал Арнис.
   — А если сагоны у нас развернутся — это будет не смерть? Лучше уж так. Лучше бороться.
   — А если тебе придется убивать других? Лонгинцев, Иль, твоих же братьев. Подумай.
   Ильгет подумала.
   — Да, — сказала она , — что же делать, ведь это война.
   — Иль, — сказал Арнис, — еще одно. Они... я имею в виду структуры, созданные сагонами. Нашего противника. Если они возьмут тебя в плен, живой, то... они применяют пытки.
   Ильгет опустила голову.
   — Арнис, я не то, что... но я вообще-то человек слабый, боли ужасно боюсь, так что выдержать не смогу.
   — Поставим психоблокировку. Ты все забудешь. Я о другом — ты просто должна понимать, что это возможно. Такой исход.
   — Я понимаю, — спокойно сказала Ильгет. Пальцы ее медленно теребили серебряный крест на цепочке.
   — Но даже это еще не худшее. Еще есть сагон. Их немного, а может, он здесь один. Но в случае твоего попадания в плен, есть вероятность, что он обратит на тебя внимание... ты будешь ценным пленным. Встреча с сагоном чаще всего кончается безумием. Или человек превращается в марионетку, эммендара, полностью управляемого сагоном.
   — Я все равно хочу быть с тобой, — тихо сказала Ильгет.
   — Ты действительно хочешь этого?
   — Я хочу, чтобы у нас все хорошо кончилось. Я хочу бороться... я не могу больше так жить, Арнис, моя жизнь бессмысленна, я не знаю, зачем я живу, работаю, все становится хуже и хуже.
   Арнис опустил голову и долго молчал. Молчала и Ильгет, глядя поверх склоненной головы Арниса в окно, на голые покачивающиеся верхушки деревьев.
   Квиринец посмотрел на Ильгет. Взял в свои ладони ее руку и слегка сжал.
   — Ладно, Иль, все. Давай работать... Только ты меня еще крендельками обещала угостить, кажется?
   — Конечно, Арнис... давай сначала чаю попьем.
 
 
   Не так уж много узнала Ильгет, но все, что она узнавала, ложилось под психоблокировку, под выбранную ею кодирующую фразу, цитату из любимого Мейлора.
   И крутилось, целыми днями крутилось в голове простенькое детское стихотворение:
   Но для счастья своего
   Не бери себе его.
   Много, много непокою
   Принесет оно с собою.
 
   Первое, что Ильгет должна была сделать — раз уж она работала во «внутреннем» цехе — добыть для Арниса образец «мерзавчика». Осуществить это оказалось совсем несложно. Просто взять с собой пузырек, нагнувшись, незаметно наполнить его жидкостью с черным влажным комочком, убрать в карман. Потом спрятать его в условленном месте, у автобусной остановки, под урной. Все это казалось Ильгет несерьезной детской игрой. В шпионов.
   Разговаривать и встречаться с Арнисом было запрещено. Инструкции для следующего задания Ильгет нашла в том же условленном тайнике. На этот раз задача оказалась сложнее — добыть жидкость, в которой росли «глаза» этих самых биороботов, во втором Внутреннем цехе.
   Ильгет разработала целый план, как добиться этого. К счастью, она продолжала общаться с Сайрой, работавшей в нужном месте. За обедом она заметила у Сайры несколько бородавок на руке и сказала:
   — Между прочим, я слышала, что есть отличное средство от бородавок...
   — Какое?
   — Ты ведь работаешь там, где «глаза» выращивают? Ну или что-то похожее... так вот эта жидкость, в которой они растут — говорят, отлично действует...
   — Откуда ты знаешь? — Сайра посмотрела на свои бородавки.
   — Бабы в цеху говорили сегодня. Слушай, как бы достать, а?
   — А у тебя разве есть бородавки?
   — Ага. На ноге, — соврала Ильгет.
   — Ну достать-то я могу... а это не вредно, как ты думаешь?
   — Да не думаю, что вредно... во всяком случае, заколебали эти бородавки уже, хуже не будет. Вот только... если охрана заметит, что скажут.
   — Ну, я потихоньку, не заметят...
   Сайра и сама загорелась. На следующий день вынесла в столовую баночку с желтоватой жидкостью, таинственно, под столом передала Ильгет. В тот же вечер образец перекочевал в новый тайник — в подъезде, куда Ильгет зашла, якобы, поправить колготки.
   Самое любопытное, что через два дня сияющая Сайра продемонстрировала Ильгет абсолютно чистое предплечье. Без всяких бородавок.
   — Ты посмотри-ка, бабы-то не соврали! А у тебя как?
   — Да, у меня тоже сошла, — Ильгет отвернулась, чтобы не расхохотаться.
 
 
 
   Дома, бросив сумку в гардероб, Ильгет сразу проскользнула в ванную. Развернула записку, вынутую из тайника
   "Информация под блок: через два месяца завершение операции. Спасибо за образец, он нам здорово пригодился. В течение месяца ты должна постараться перевестись в закладочный цех. Там хуже условия, но это нужно. Следующее — 14го, в воскресенье надо будет поехать в Тригону и передать нашему человеку пакет с деталями. Пакет ты найдешь в следующем тайнике: пустой почтовый ящик без номера в синем корпусе вашего квартала, А3. Предлог придумай сама. В Тригоне тебя встретят на вокзале, поезд в 13 ч., это наша женщина, у нее твое фото, она тебя узнает. Она высокая, худая, светловолосая. Пароль: вы хотите комнату снять? — ответ: меня интересуют только отдельные квартиры. Женщину зовут Иволга. Пакет ей передашь, когда доберетесь до дома, если все будет благополучно. В том же тайнике смотри инструкции начиная с 20го, если ты понадобишься раньше, я найду способ тебя известить.
   Блок окончен.
   Храни тебя Господь. До победы. А."
   В конце был нарисован маленький силуэт ландера — условный значок, удостоверяющий, что текст принадлежит именно Арнису. Ильгет села на край ванны и сосредоточившись, стала повторять упражнения, чтобы «убрать» содержание письма под психоблокировку. Если, не дай Бог, Ильгет попадется, достаточно произнести фразу-сигнал, и содержание письма забудется навсегда. Минут через пять Ильгет удостоверилась, что блокировка удалась. В этот момент зазвонил телефон.
   — Ильгет! Ты долго еще сидеть будешь? Тебя!
   Кто бы это мог быть? Ильгет вскочила, недоумевая... ну вот, хотелось еще и помыться после работы. Мне же никто никогда не звонит. Арнис звонить не станет. А так — никому я не нужна... Ильгет подбежала к Пите и взяла у него трубку. Тут же все разъяснилось. Ильгет слегка напряглась, услышав голос мамы.
   Все равно странно... мама никогда не звонит. Ждет, когда Ильгет сама соберется... а может, и не ждет.
   — Привет! — голос мамы казался бодрым и молодым, — ну, как дела у тебя?
   — Нормально, — сказала Ильгет, — работаю вот.
   — А, ты все-таки нашла работу! И где же?
   — Да на фабрике...ну а ты как? — быстро спросила Ильгет. Что-то не очень хотелось рассказывать о своей работе. Гордиться особенно нечем.
   — У меня дела идут, — сказала мама с плохо скрываемой гордостью, — взяли в школу для одаренных детей. Теперь везде такие открывают. Ну, говорят, все-таки вы опытный педагог...
   — Поздравляю, — сказала Ильгет. Действительно — за несколько лет до пенсии, это очень неплохо, что маме удалось так устроиться.
   — Зарплата неплохая. Две тысячи, и это только начало, — поделилась мама, — ну а у тебя что?
   — У меня все как обычно.
   — Ребенка не завела еще?
   — Нет, — Ильгет понизила голос.
   — А с работой что?
   — Да ничего. Просто на фабрике... надо же где-нибудь работать.
   — Зря ты все-таки университет бросила, — упрекнула мама.
   — Ну а как у тебя с личной жизнью? — Ильгет перевела разговор. Мама вздохнула.
   — Да как... дядя Гент заходит иногда.
   С Гентом Ильгет познакомилась, уже сама будучи замужем. Но по старой привычке мама своих ухажеров для Ильгет называла «дядями».
   — Ты, Ильке, все-таки какая-то размазня. И ведь раньше ты такой не была! Вспомни, какая ты была собранная, целеустремленная, у тебя было столько увлечений... А что сейчас? Я в твоем возрасте уже добилась и квартиры, и содержала давно сама себя, и была хорошим специалистом. А ты что... никаких даже планов на жизнь, плывешь себе по течению...
   — Ну почему, мам? Я коплю деньги, хочу в университет поступить.
   — В твоем возрасте пора научиться реально смотреть на жизнь. Какой университет? Кому ты будешь нужна после университета? Тебе нужно приобрести нормальную специальность...
   — Ладно, я подумаю, — выдавила Ильгет. Говорить совершенно не хотелось.
   — Вот и бесплодие у тебя не случайно, — безжалостно продолжала мама, — у тебя ничего не получается, и тебе надо задуматься о своем характере... Это тебе знак свыше! Доченька, ты не обижайся, — сменила она тон, — я хочу тебе только добра.
   — Ага, мам. Ну ладно... мне тут надо ужин готовить.
   Ильгет распрощалась с матерью, положила трубку. Проскочила на кухню. Что бы приготовить сегодня? Побыстрее, попроще... макароны с сыром и яйцом. Ильгет поставила воду, начала у раковины оттирать грязную с позавчерашнего дня сковородку.
   Устала... руки-ноги уже отваливаются после этой фабрики. Пите все-таки хорошо, сидит себе за компьютером, сегодня у него вообще домашний офис. В своем кабинете, захотел — сделал перерыв, захотел — пивка выпил. С другой стороны, меня тоже на эту работу никто силком не загонял, могла бы оставаться домохозяйкой. А так мучайся — на работе упахаешься, есть хочется, сил нет, а надо ужин готовить.
   Ильгет высыпала в воду макароны
 
 
   Надо еще измыслить предлог для перевода в закладочный цех. Там сейчас набирают новых работниц... хоть бы зарплата была выше, так нет — такая же. Можно подать заявление или просто пойти поговорить с мастером. Но вот чем я буду аргументировать это желание?
   Сугубым интересом к процессу эмбрионального развития биороботов? Так этот интерес как раз очень подозрителен.
   Ильгет вытащила из почтового ящика тяжелый картонный пакет. Детали... что еще за детали? Взрывное устройство, радио... оружие какое-нибудь. Ладно, не мое это дело. Про свое пребывание в этом подъезде Ильгет уже сочинила легенду: якобы зашла в гости к знакомой, но ошиблась дверью. Не ахти как хорошо, но ничего другого в голову не пришло.
   Сердце стучало сильно и быстро. Ильгет едва сдерживалась, чтобы не начать выглядывать из-за угла и тревожно озираться. Спокойно, все совершенно спокойно. Пакет в сумке, его не видно. Выхожу из подъезда. Ну что за глупость, можно подумать, у входа рота мотоциклистов дежурит. Кому это надо меня выслеживать? Хотя всякое может быть... нет, это у меня уже паранойя.
   Ильгет поймала себя на том, что происходящее все еще кажется ей забавной игрой. Какой-то пакет, билет на поезд, пароль-отзыв...
   Смешно. Только вот следить могут на самом деле. Мало ли кто еще замешан во всем этом, мало ли какая информация окажется у СБ... или не СБ этим занимается — тогда кто, Народная Система? На самом деле в любой момент могут подойти, нацепят наручники, швырнут в машину. Ильгет это понимала, но как-то разумом, внутренне она никак не могла прочувствовать, что действия ее на самом деле серьезны. На самом деле — измена Родине. И кара будет соответствующей, если, конечно, поймают.
 
 
   Ильгет взбежала по лестнице на шестой этаж. А ведь если подумать, я все-таки рада тому, как все изменилось. Разве сравнить тот кошмар, ту депрессию, в которую я была погружена два месяца назад — и теперешнее состояние готовности ко всему, и к смерти, и к победе, и страшное, огромное желание ЖИТЬ. Выжить. А пару месяцев назад готова была добровольно уйти из жизни, не понимала, зачем жить дальше.
   Да просто чтобы жить. Глупость какая.
   Впрочем, и перспективы есть. Если мы победим, все станет по-прежнему... будем жить как люди. Затмение это пройдет.
   Может, даже Пита изменится. Ну да, у нас и раньше были сложные отношения, но так, как сейчас, все же не было.
   Мы с ним когда-нибудь и на Квирин слетаем. Главное сейчас — выжить и победить.
   Ильгет открыла дверь. Громкий жизнерадостный голос свекрови резал слух.
   — Главное, посмотри, как это будет хорошо, обивка с такими цветочками! А этот ваш уголок давно пора выбросить! Такому место только на помойке...
   Ильгет сделала пару глубоких вдохов и выдохов. Приласкала Норку, бешено вертящую хвостом.
   Она догадывалась, о чем шла речь. Свекровь уже месяц вела планомерное наступление на их мягкую мебель. Уголок, купленный четыре года назад, почти без единого изъяна, был объявлен безнадежным старьем, а взамен мамочка пыталась всучить детям какой-то супердешевый (всего лишь месячный заработок Ильгет) и очень красивый гарнитур с цветочками, который продавала ее знакомая (и никак не могла продать). Пита, как всегда, мычал что-то — да, мама, да... и по обыкновению просто оттягивал момент покупки нового уголка, хотя потом за глаза ворчал на мать. Ильгет никто не спрашивал.
   Она скинула куртку, поставила сапожки в гардероб. Туда же аккуратно убрала сумку с таинственным пакетом. Вошла в комнату. Норка почапала за ней.
   — А, Ильгет! Ну, доченька, вот посмотри, — свекровь совала ей под нос фотографию гарнитура, призывая ее, как обычно, в союзницы, — ну скажи свое слово: ведь этот уголок вам гораздо больше подходит? Ведь правда?
   — Нет, — сказала Ильгет. Глаза свекрови в буквальном смысле слова вылезли на лоб. Она осеклась, не зная, что сказать. Ильгет развила свою мысль.
   — Нам этот уголок не нравится. Да и старый еще очень даже ничего, по-моему, он чистый, зачем его менять? Только деньги тратить. Но даже если мы захотим его менять, то сами что-нибудь выберем. Спасибо за заботу, не надо.
   — А... — протянула свекровь, вмиг потемнев лицом, — Ну ладно... не надо — значит не надо...
   Она вышла в коридор. Пита побежал за ней — подавать пальто и прощаться. Ильгет плюхнулась на охаянный диван, бессильно уронив руки. Норка подошла, положила ей на колени голову.
   Из коридора доносилось глухое ворчание.
   — У вас еще и собака на диване лежит. Ну разве нормальная женщина, хозяйка допустит, чтобы собака диваны портила?
   Пита проводил мать, хлопнула дверь. Вернулся в комнату. Посмотрел на Ильгет недовольно.
   — Что, обязательно надо было скандал устраивать?
   — Какой скандал? — удивилась Ильгет, — по-моему, я просто высказала свое мнение. Я не имею права на свое мнение? Даже по поводу нашей же мебели?
   — О Господи! — простонал Пита, — ты что, не понимаешь? Она теперь будет полгода мне этот уголок припоминать!
   — Так что — дешевле было бы его поменять, как она хочет? Ты же сам не хотел, ну Пита! Ты же не хотел этот новый уголок!
   Пита стоял в любимой позе — уткнувшись головой в стенку, с видом смертельно больного и уставшего человека.
   — Пита, давай не будем, — сказала Ильгет спокойно, — ты сам понимаешь, что мы слишком много уступаем. Во всем. У тебя самого нет никакой собственной воли, никаких желаний, ты во всем только слушаешься маму.
   — А я что, должен слушаться тебя?
   — Но Пита... почему? Ты же сам не хотел этот уголок, разве не так?
   — Почему ты надо мной издеваешься? — риторически вопросил Пита.
   — Я? Издеваюсь? — Ильгет внутренне напряглась. Обычно вслед за этим вопросом следовала жуткая истерика. Иногда сопровождающаяся рукоприкладством. К счастью редко... И потом все же следовали извинения.
   — Я больше не могу, — трагические нотки в голосе Питы нарастали, — я работаю, как вол, чтобы удовлетворить вас всех! И маму с ее проектами! И тебя! А ты еще устраиваешь мне такие сцены! Неужели так трудно сохранить с мамой хорошие отношения?
   — Но какой ценой? — спросила Ильгет. Пита торжествующе указал на нее пальцем.
   — Вот ты сама точно такая же, как мама! Ты всегда ее осуждаешь, а посмотри на себя! Тебя интересуют эти тряпки, эта мебель!
   — Меня интересует моя жизнь, — спокойно сказала Ильгет, — и в частности, мебель тоже. Это моя квартира, и здесь я хочу жить так, как мне нравится.
   — Вот! Как тебе нравится! А обо мне ты подумала?!
   — А что, ты в таком восторге от гарнитура с цветочками?
   — Да мне плевать на этот гарнитур! — заревел Пита, — плевать, ты понимаешь? Я хочу спокойно жить! Спокойно! А вы мне не даете!
   Ильгет поняла, что дело плохо. Муж уже завелся. В таких ситуациях она никогда не знала, как отвечать, что сделать...
   — Ну ладно, Пита, ты успокойся...
   — Я должен успокоиться? — голос Питы сел. Глаза его наливались кровью, — зачем ты все это говоришь?! — заорал он.
   — Что — это? — успела еще спросить Ильгет. Муж вдруг оказался рядом и мощными ручищами схватил ее за горло. Рывком поднял, дернул к себе и начал бить головой о стену, одновременно пытаясь задушить. Ильгет задергалась в тщетных попытках освободиться. Пита дико кричал:
   — Зачем ты это сказала?! Зачем?! Отвечай сейчас же! Или я тебя убью!
   Наконец запал ярости прошел, он выпустил Ильгет, тяжело дыша. Плача, она стала поправлять волосы
   Пита стоял рядом, красный от натуги, дышащий как паровоз, злой, как зверь, но уже начинающий сожалеть о своем поступке...
   — Больной, — сказала Ильгет, отходя подальше. Села в кресло, свернулась клубочком.
   — Вот ты опять начинаешь! — Пита оказался рядом с ней, — за что ты меня оскорбляешь?
   — Как я тебя оскорбила?
   — Ты сказала, что я больной. Значит, ты меня считаешь сумасшедшим?
   — Нет, не считаю.
   — Тогда почему я больной?!
   Лицо мужа опять стало наливаться кровью. Ильгет предусмотрительно отодвинулась.
   — Пита, ты сегодня меня оставишь в покое? Или мне полицию вызывать?
   — Давай! — закричал муж, — давай, вызывай, — он принес телефонную трубку и стал настойчиво впихивать ее Ильгет. Он даже сделал вид, что набирает номер, — сейчас позвоним в полицию! Пусть меня в тюрьму забирают... вот на это ты способна... сука!
   Ильгет охнула. Так он ее еще не называл.
   Это уже что-то новенькое.
   — Пита, — сказала она мягко, хотя внутри все клокотало от унижения, — ну подумай сам. Неужели вот сейчас ты вел себя адекватно? Ну мы всегда с тобой ругались, но ведь такого же не было!
   — Так и ты меня так не доводила!
   — То есть ты считаешь, что во всем виновата я?
   — А кто виноват, по-твоему? — с иронией спросил Пита, — кто надо мной издевается весь вечер?