Страница:
Слово 'коммерческие' звучало заманчиво, и я тут же нашелся:
– Консультантом по феноменологии. Может, и в самом деле принесу пользу.
– Это что такое? - нахмурился Клима. - Ах да, слышал. Ладно, так и запишем. Зарплату будешь получать в кассе, а как консультант - у меня… - он слегка поморщился и назвал цифру, которая мне весьма понравилась.
Даже не вспомнил, где бесплатный сыр бывает.
А Клима поглядел в окно, и в глазах появилась холодноватая голубизна.
– Ну и к Роману заглядывай, вдруг чем поможешь. У него интересный проект, только сейчас уперся в глухую стену. Раньше тема была закрытой, а теперь… - Клима опять махнул рукой.
Я вышел в коридор радостный, прикидывая, что за год смогу накопить на первый взнос за квартиру. Лары в соседнем кабинете не оказалось, так что решил опять заглянуть к Роману.
Кода не знал, и пришлось долго стучать. Роман открыл недовольный и, не сказав ни слова, вернулся к столу перебирать какие-то бумажки. Наверное, так у него проходил творческий процесс, так что я решил не мешать и бесцельно прошелся по лаборатории.
И возле стеллажа с какими-то приборами остановился как вкопанный…
К стене была пришпилена фотография: ряды мачт на заснеженном поле, крестовидные антенны на верхушках, а вдали белые горы. То же самое, что я видел во снах!
– Что это? - спросил я сипло.
Роман оторвался от бумажек и удивленно посмотрел на меня. Потом глянул на стену:
– Американская установка ХААРП на Аляске. Одно из антенных полей. А что?
Я добрел до стола и сел.
– Видел ее во снах. Никак не мог понять, что это такое.
Роман поглядел пристальнее, будто перед ним проходил любопытный эксперимент. В голубых глазах запрыгали искорки:
– Вообще-то тебе не полагается знать, но черт с этими секретами… Американцы построили на Аляске установку ХААРП для опытов с плазменным оружием. Наш филиал и создавался для изучения того, как ХААРП будет действовать на атмосферу. Подыскали близкое по географической широте место, привезли на брошенный рудник оборудование и принялись экспериментировать. До американских масштабов, конечно, далеко, но у нас свои методы. Американцев это видно беспокоит - надавили или заплатили, кому следует, так что нас хотят прикрыть. Прежний директор уже лапки кверху поднял, но Клима всё ездит и пока чего-то добивается…
Я прокашлялся:
– А что такое ХААРП?
Глаза Романа повеселели:
– Люблю нашу гуманитарную интеллигенцию, ни черта о науке не знает, и знать не хочет. Если коротко, то оружие Армагеддона. Библия упоминает, что Бог поставил у ворот рая ангела с плазменным мечом, чтобы не допустить обратно Адама и Еву… Но ХААРП не просто экспериментальная установка. Это несколько антенных полей, которые посредством высокочастотного излучения создают в верхних слоях атмосферы плазменные образования диаметром в десятки километров. В случае войны ХААРП сможет запросто сбивать ракеты, которые полетят на Америку с северо-западного направления. Плазмоиды разрушают электронику, снижают прочность материалов, так что ракеты и самолеты будут просто разваливаться в воздухе. Есть и другие эффекты, не очень понятные. Их мы и изучали…
Роман поскучнел и умолк.
– Да уж, - неопределенно сказал я. А Роман поинтересовался:
– С чего ты такие сны видишь? Ладно я, у меня эти проблемы в голове сидят. А тебе скорее бабы должны сниться, всякие там Афродиты.
Вечное противостояние технарей и гуманитариев, физиков и лириков… Но все-таки Роман был свой в доску: с кем еще поговорить? Да и задела меня его колкость.
– Тебе такие сны и не снились… - едко ответил я.
И стал рассказывать обо всех своих приключения подряд, начиная с 'санатория' у подножия Безенгийской стены. С удовлетворением отметил, как глаза Романа постепенно делаются круглыми, и не стал скрывать ничего, даже странные сны описал в подробностях.
Так что я его уел. Под конец рассказа Роман выглядел ошалело. Он потер плохо выбритый подбородок:
– Ну, Андрей! Ты либо психом от своей философии сделался, либо…
Он вдруг поднялся:
– Обдумать все это надо. Где-то я вычитал мудрую мысль, что случайностей не бывает. Раз уж тебя сюда занесло, то должна быть какая-то цель… Пойдем, покажу одну вещь. Хотя Клима мне за это голову оторвет… - Тут Роман запнулся, почесал лохматую голову и словно про себя добавил:
– А может, и не оторвет.
Идти было до соседней двери. Роман ловко набрал комбинацию кнопок, и мы оказались почти в такой же лаборатории. Отличала ее только стеклянная стена, за которой над столом был подвешен блестящий металлический цилиндр, да еще здоровенный кот, что сразу стал тереться о ногу Романа и громко мурлыкать.
– Дам я тебе корму, - рассеянно сказал Роман. - Погоди немного.
Я заметил, что лаборатория без окон, а точнее окна забиты фанерой. Роман постоял у явно самодельного пульта, потом щелкнул выключателем. Ничего не произошло, вокруг ярко белели стены. Роман щелкнул еще раз, и помещение погрузилось во тьму.
Не совсем во тьму…
Призрачное голубое свечение исходило от одного торца цилиндра, протягиваясь на метр или полтора, а потом истончалось, сходя на нет. Словно фантастический меч из голубого света висел в темноте.
– Вот это да, - выдохнул я. - Словно меч из 'Звездных войн'.
– Только рукоятка тяжеловата, - хмыкнул Роман. - Килограммов под шестьдесят. Это плазмогенератор, такие разрабатывали для самолетов. Создает сильно ионизированную воздушную оболочку, и радары такой самолет не видят. На постройку антенных полей, как у американцев, у нас денег нет. Хотя пара антенн имеется. А эту штуку мы немного модифицировали. В принципе обычный плазмотрон. Электронный пучок нагревает электроны в газоразрядной камере и ионизирует рабочее вещество. Образуется плазма, которая ускоряется за счет перепада электрического давления и вытекает вдоль магнитных силовых линий…
Он поглядел на меня, ухмыльнулся и замолк.
Я подошел к стеклу, от которого сочился холод, и коснулся пальцами. В воздухе повисло пять туманных пятнышек, они быстро таяли.
– А перегородка зачем?
– Внутри атмосфера сильно разрежена, - объяснил Роман, переводя взгляд на заостренное голубое сияние. - Хорошо бы еще меньшую плотность, как в высших слоях атмосферы, но на такую камеру денег нет.
– Бедная у нас наука, - машинально сказал я. Что-то завораживающее было в этой призрачной голубизне среди темноты. И что-то тревожащее…
– Зато у американцев богатая, - фыркнул Роман. - Обирают полмира и мечтают, что так будет длиться вечно. Теперь над плазменным оружием работают, чтобы никто не мог до них дотянуться. А они повсюду…
– А это действительно можно использовать как оружие? - поинтересовался я. - Ну, кроме невидимости для самолетов…
– Вряд ли, - неохотно сказал Роман. - В отличие от меча из 'Звездных войн' этот ничего не рассекает, плотность ионизированного газа слишком мала. Электронику действительно вырубает, но всего на несколько метров. А надо бы на сотни или тысячи километров. К тому же американцы переходят на оптоэлектронику, чтобы даже оружие ЭМИ на бортовые системы не действовало, а они бомбили, кого хотели. Не только малоразвитые страны, но и Россию.
Я пожал плечами:
– Ты разговариваешь, будто они воевать с нами собираются.
– А то нет? Зря наши интеллигенты думает, что юсовцы могут быть друзьями. У них одна цель - новый мировой порядок с Америкой во главе. Кто мешает - довести до разрухи, а еще лучше разбомбить и отбросить в каменный век.
– Гм, - только и сказал я. Типично русская черта - вину за собственный бардак сваливать на других. Но спорить не стал: недолюбливают у нас американцев, так есть за что…
Роман щелкнул выключателем, и голубое свечение стало невидимо в желтоватом электрическом свете.
Помедлив, щелкнул еще.
Легкое содрогание пробежало по стенам лаборатории, и - или это мне только показалось? - свет разгорелся ярче.
Со странным выражением Роман поглядел на меня:
– Заметил что-нибудь?
– Что? - удивился я. Кот с требовательным мяуканьем стал тереться о мою ногу, и я добавил: - Ну и здоровый у вас котяра.
– И это тоже, - непонятно сказал Роман. - А насчет света ничего не заметил?
– Вроде стал ярче, - вяло ответил я, стала одолевать усталость. - А что?
Роман вздохнул и сказал, будто про себя:
– Освещенность слегка падает, когда генератор включен. А когда выключаешь, соответственно увеличивается. Не очень заметно для глаз, но приборы показывают.
Я зевнул:
– Когда-нибудь назовут эффектом Славского. Когда во всем разберешься и получишь Нобелевскую.
– А что? - хмыкнул Роман. - Это идея. Тут можно и Нобелевку отхватить. Вот ты с чего зеваешь?
– Не знаю, - пожал я плечами. - Вроде выспался.
– А это всегда так, - еще шире ухмыльнулся Роман. - Сначала происходит угнетение нервной системы, а потом активизация. То же и с другими биологическими процессами. Думаешь, отчего у нас кот такой здоровый? Все время живет в лаборатории, не выпускаем. И здоровеет не по дням, а по часам. Так что тут такие эффекты могут быть…
И в глазах Романа появилась мечтательность, словно представил, как ему вручают Нобелевку.
Я решил кое-что выяснить:
– По этой линии у вас какие-то коммерческие проекты?
– Да, - неохотно отозвался Роман. - Клима наладил сотрудничество с одним азиатским концерном. Мы сначала получили низкотемпературную плазму, с концентрацией ниже, чем создает ХААРП. Так вот, действие у нее оказалось прямо противоположным. Она улучшает прочностные характеристики материалов и вдобавок производит некий консервирующий эффект. Это еще надо изучать, но практические выходы наклевываются. Сейчас остальные лаборатории ведут плановые исследования, изучают воздействие ХААРПа, и только мы продолжаем эксперименты с низкотемпературной плазмой. Пытаемся построить установку помощнее. Но многое непонятно… - И Роман досадливо потер лоб.
В этом состоянии творческого кризиса я его оставил и снова наведался в кабинет Климы. На этот раз там оказалась Лара, оглядела меня глазами-пуговками и быстро отпечатала на принтере несколько листков.
– Вот планы занятий, один для аспирантов, а другой для сотрудников. Подкорректируешь и дашь на подпись Клименту Ивановичу. Лекции будешь читать в актовом зале, а занятия с аспирантами вести в комнате возле библиотеки. Если нужной литературы не окажется, можешь использовать выделенку и распечатывать на принтере. Только имей в виду, что все соединения идут через прокси-сервер.
Отбарабанив это, она игриво улыбнулась ярко накрашенными губами, так что я даже не обиделся на очередное 'ты'. Видимо, переняла манеру общения у Климы.
Остаток дня провел, дорабатывая планы, подбирая литературу и общаясь с миром через прокси-сервер. Хотел отправить электронное письмо Кире, но вспомнил, что у нее нет компьютера, а попытку выйти на мобильник зловредный прокси блокировал.
Мой телефон тоже отказался работать (никто не позаботился устроить здесь мобильную связь), так что пришлось звонить из маленького почтового отделения. Я сообщил, как доехал и устроился. Голос Киры звучал печально, да и мне к вечеру стало тоскливо…
Я сидел у окна: за снежным двором серел корпус лаборатории, химической зеленью светились прямоугольники окон. От стекла тянуло холодом, и я грел руки на батарее. Вдруг в стылую тишину комнаты ворвался крик - над розовыми перьями заката, над синеющими снегами сопок закружилась стая взбудораженных птиц. Куда они собрались, может быть на далекий юг? Я вспомнил, как согревал своим телом холодные руки и ноги Киры, и как потом нам стало тепло. Почему мы не вместе?…
Вскоре и здесь время потянулось скучно. Только занятия разгоняли тоску: каждую неделю я читал лекции по истории социального и политического устройства России для сотрудников, а два раза в неделю проводил семинары по истории философии для будущих кандидатов наук. Заходил даже Роман, который кандидатскую уже защитил.
Как-то я рассказывал об иерархии бытия у греческого философа Плотина. Превыше всего он ставил невыразимое и непознаваемое Единое. Поскольку природа Единого творит все вещи, оно само не есть что либо из них. Единое переполняется самим собою и изливается в Ум, а тот творит Душу. Душа производит все живые существа, вдыхая в них жизнь. Без Души мир 'не более как мертвый труп, земля и вода, или даже нечто худшее - темная бездна вещества и небытие, - нечто такое, чего ужасаются даже боги'.
Идеи, содержащиеся в Уме, согласно Плотину воплощаются в божественные существа - так, идея любви и красоты воплощается в Афродиту, причем высшая часть в Афродиту Небесную, а низшая в Афродиту Пандемос, земную или всенародную…
Один парень поднял руку:
– Я читал, что ей поклонялись довольно занятно, устраивая сексуальные оргии.
Аудитория явно устала от тонкостей неоплатонизма и желала развлечься. Я пожал плечами:
– Культ Афродиты очень древний. Еще до расцвета греческой цивилизации ее почитали в Финикии как Астарту, а в Вавилоне как Иштар. Наверное, вы имеете в виду вавилонскую Иштар. В ее храмах имелись роскошные покои, где жрицы отдавались пришедшим на поклонение мужчинам. Не только жрицы-проститутки, но и каждая женщина в Вавилонии должна была время от времени участвовать в таких обрядах.
– И я бы не прочь, - заржал парень. - Вообще, почему бы опять не ввести культ Астарты, а то наше православие больно скучно. Посты да молитвы.
Я поспешил закончить занятие.
Но вечером, изнывая от тоски по Кире, вспомнил явление Аннабель в московском бомбоубежище. Не соскучилось ли наше пресыщенное общество по древним дионисийским культам? Лилит, Астарта, Афродита - не разные ли это имена одной и той же богини любви? Быть может, не зря Платон различал Афродиту Уранию, и Афродиту Пандемос.
Где-то я читал, что, по мнению древних, боги состоят из особого вида материи, настолько тонкого, что обычно не воспринимается органами чувств. Так что они материальны и могут рождаться, а также умирать, если их не питать веществами такими же тонкими, как они сами: запахами благовоний, цветов и, в особенности, жизненной энергией живых существ, находящейся в крови. Отсюда и человеческие жертвоприношения…
Но боги это или демоны? Или ни то, ни другое - а просто энергоинформационные сущности, которые живут в тонкоматериальных мирах и питаются психическими излучениями людей? Сейчас их часто называют эгрегорами, но, может быть, греческие мудрецы больше знали о таких вещах, а мы утратили это знание, погрузившись в бесконечные эксперименты наподобие тех, какими занимался Роман.
Кто же ты, Аннабель?
В общем, я долго ворочался, пока не заснул.
Роман все еще не мог выйти из творческого кризиса. Как-то я зашел в гости - он жил в другом корпусе, соединенном с моим крытым переходом. Наверное, чтобы удобнее переходить из дома в дом во время снежных буранов.
Роман выставил на кухонный стол бутылку водки и нарезал соленой семги (эту вкусную рыбу продавали в местном магазине довольно дешево).
– Так и не выпили за встречу. Давай наверстывать.
Выпил сразу полстакана, закусил семгой и посмотрел в темное окно.
– Рано стало темнеть. Работать бы и работать, но лабораторию уже видеть не могу. Что толку аппаратуру переналаживать. Все вслепую…
Вид у него и в самом деле был измученный: светлые волосы торчат лохмами, под глазами темные впадины, один рукав рубашки застегнут, другой закатан по локоть.
Я попробовал отвлечь его воспоминаниями о школе, спросил, был ли на встрече выпускников?
Роман отвечал односложно, пил водку и мрачнел. Потом все-таки заговорил, но снова про работу:
– Ты знаешь, у меня ощущение, что мы наткнулись на что-то очень важное. Нигде не встречал упоминаний о затемнении света в фокусе плазменных образований. Наверное, все дело в характеристиках плазмы, с которой мы работаем. Случайно на них набрели. Фотоны словно куда-то исчезают, а вместо них появляются другие элементарные частицы. Но какие? Зарегистрировать не можем, у нас даже пузырьковой камеры нет. Может быть, это частицы темного вещества Вселенной, о котором так много гадают. Тогда и в самом деле может потянуть на Нобелевку.
Оставалось поддержать умную беседу.
– Понятно, вы регистрируете некий феномен, но его причины неизвестны. Обычное дело. А если попробовать выявить другие феномены, влияющие на этот эффект? Чтобы он то усиливался, то ослабевал…
Роман поставил пустой стакан и ухмыльнулся.
– Тоже мне, глубокая философия на мелком месте! Этим я и занимаюсь. Беда в том, что надо подобрать много параметров. Тут и электронная температура, и ионная, и плотность плазмы, и плотность магнитного поля… У меня такое впечатление, что если все совпадет, то возникнет эффект резонанса, пойдет лавинообразное выделение новых частиц, и мы сможем их наконец зарегистрировать. Только для подбора нужных параметров и суперкомпьютера не хватит. Даже классическая задача трех тел неразрешима, а тут четыре или пять факторов…
И Роман стал безнадежно грызть семгу.
Но отчаявшимся он не выглядел, в глазах была даже некая веселая бесшабашность, и я внимательно на него посмотрел. Знал приятеля как облупленного, всегда сумеет вывернуться. Почему-то в душе появилось нехорошее предчувствие.
– Вот бы попасть в мир, о котором ты рассказывал, - продолжал разглагольствовать Роман, но водки больше не наливал. - Я кое-что прочитал, это называется астральным поиском. Выходишь в энергоинформационный слой, его еще называют ноосферой, и там можешь отыскать любую информацию.
– Попробуй, - с сомнением сказал я. - Может быть, у тебя талант обнаружится. У меня получилось только с помощью специальной компьютерной программы.
Роман не отступал:
– Можно попробовать найти ее. Парни, о которых ты рассказывал, вряд ли связаны корпоративными нормами. Сделали интересную программу и наверняка вывесили где-нибудь в Инете. Себя показать, и людям посмотреть.
– Поищи, - вздохнул я. Неприятное чувство усилилось. - А насчет астрального поиска, сам хочешь сходить или меня послать?
Роман хмыкнул и разлил остатки водки.
– А тебе не хочется? Скучно тут, особенно если настоящего дела нет. У тебя там даже проводник есть… Только может оказаться сложно программу отыскать. Что ты о ней вообще знаешь?
Я вздохнул и стал вспоминать. Требования: процессор с частотой в три гигагерца или более, гигабайт оперативки, минимум 800 мегабайт на жестком диске. В общем, как для обычной игры. Автор - молодой ученый из Барнаула, имя естественно не запомнил…
Ушел от Романа с тошнотой от выпитой водки и неприятным осадком на душе, а 'дома' долго глядел в темное окно: над белесыми склонами сопок бродили светлые полосы, неужели полярное сияние? Потом провалился в сон, где бесконечно блуждал по какому-то странному лесу.
Утром о разговоре забыл и несколько дней не вспоминал, занятый подбором литературы и составлением конспектов лекций. Но после очередного семинара Роман подстерег меня в коридоре:
– Я кое-что нашел. Не заглянешь в лабораторию вечерком?
Я кивнул. Настроение было отвратительное, получил грустное письмо от Киры и оставаться одному в пустой квартире не хотелось.
Вечером коридор был пуст и еле освещен, только из приоткрытой двери лаборатории падала полоса света - как обнаженный клинок. Но установка была выключена, я не увидел голубого меча в темноте.
Роман возбужденно ходил возле стола с монитором.
– Отыскал несколько программ в укромных уголках Инета. Все из разряда психоделических, использовать на свой страх и риск. Насмотрелся, чуть крыша не поехала, хотя и установил автоотключение. Садись поудобнее, я кресло из приемной припер.
Какая трогательная забота. В том 'санатории' кресло тоже было удобным.
– Включай!
Я погрузился в кресло, а экран полыхнул зеленым и стал затягивать взгляд в темную глубину, где колыхались и росли какие-то паучьи тени…
Я поспешно махнул рукой:
– Не то!
Долгая перезагрузка. Затем в темноте стали загораться звезды, все шире раскидывая радужные оболочки. Фиолетовые и голубые туманности поплыли через экран в сопровождении холодной электронной музыки…
Я внезапно обнаружил, что не в силах оторвать взгляд, и с трудом выговорил:
– Не она. Хотя в чем-то похожа.
Скоро и наркотики не понадобятся, садись перед монитором и лови кайф…
Долгая темнота. А потом раздались странные музыкальные аккорды, и словно багровое солнце стало подниматься над кромкой черного льда… Я быстро закрыл глаза. Стало жутко - я снова в том 'санатории', и серые волосы Сибил опутывают меня, увлекая во тьму.
Сибил, кто она на самом деле?…
– Выключай! - хрипло выдавил я. - Это та самая.
Глаза Романа голубовато блестели, он запустил пальцы в разлохмаченные волосы.
– Ну как, сходишь?
Словно просил за пивом сходить. Я почувствовал раздражение: почему меня все время пытаются использовать?
– Послушай, я даже не знаю, что тебе надо. Это как в сказке: 'Пойди туда, не знаю куда; принеси то, не знаю что…'.
Роман растерянно присел на край стола и опять стал терзать волосы.
– Я же тебе говорил. Электронная температура, ионная, плотность плазмы, плотность магнитного поля… какие именно параметры нужны для усиления эффекта затемнения. Хочешь, на бумаге напишу.
– Что толку от твоей бумажки? - фыркнул я. - Так в моем кармане и останется. Ты бы еще предложил пива на дорожку взять.
Роман ошалело поглядел на меня, а потом расхохотался и спрыгнул со стола.
– Извини, Андрей! Я видно не сообразил, в какую авантюру тебя втягиваю. Загрузил своими проблемами. Давай забудем про все и в самом деле пойдем пиво пить. В левом крыле бар до полуночи работает.
Знал, подлец, чем меня взять. Хотя, возможно, говорил искренне…
– Нет уж, - буркнул я. - Сначала погуляю. Давай включай.
Роман с сомнением поглядел на меня и потянулся к мышке.
– Ну, тогда с Богом! - серьезно сказал он.
С Богом ли?… Но меня уже понесла, повлекла за собою череда картин: калейдоскоп чистых красок… багровое солнце… зал с колоннами из льющегося синего света…
И снова загадочный сумрак, лаборатория пуста, только с темных стеллажей боязливо выглядывают стеклянные личики осциллографов, и мертвая тишина.
Тишина?
Грозный рык раздается внизу. Будь я в обычном состоянии, наверное покрылся бы холодным потом, а так просто пробирает озноб. С чего я взял, что буду в безопасности? Ведь видел черных псов на улицах ирреальной Москвы.
Мой потусторонний знакомый на этот раз не спешит появиться, поэтому я встаю и крадусь к двери. Хотя самому становится смешно: кто может услышать шаги призрака? Выглядываю в коридор, но вижу только тлеющие лампы и глубокие тени за ящиками. Может быть, проводник ждет на улице?…
Идти одному не хочется, где-то там рычал неведомый зверь. Но делать нечего, приходится сойти в холл, хотя ноги слегка подгибаются на ступеньках (странно, вроде бы остались в лаборатории вместе с физическим телом). На площадке удивленно приостанавливаюсь: бюста Ленина нет, словно вождь мирового пролетариата тоже вышел прогуляться куда-то. Наконец сквозь стеклянные входные двери с облегчением вижу 'Волгу' и лицо шофера за ветровым стеклом. На улице тоже сумрак, снега белеют над черной щетиной лесов.
От рычания сзади отнимаются ноги. Я хватаюсь за ручку двери, чтобы не упасть, и оборачиваюсь.
Во второй раз вижу этого пса, только теперь куда ближе: черная морда с оскаленными зубами нависает над моим лицом, горят желтые блюдца глаз, красный язык свешивается из раскрытой пасти.
'Сейчас загрызет!', - мелькает жуткая мысль.
Ручка выскальзывает из ладони, я начинаю падать вперед, дверь поворачивается и вышвыривает меня на крыльцо. Я устремляюсь к 'Волге', едва не падаю на ступеньках и со злорадством вижу, как громадный пес бьется в дверях. Как раз успеваю сесть в машину, прежде чем он выпрыгивает на крыльцо.
– Вы зря боитесь, - говорит проводник сухо. - Этот мир очень пластичен и подчиняется силе мысли. Если испытываете страх перед кем-то, то он немедленно станет вашим врагом. А может стать и другом. Похоже, это судьба.
– Кто? - хрипло спрашиваю я.
– Пес, конечно. - Проводник сидит прямо, пиджак чернеет на фоне снега.
Я скашиваю глаза назад и содрогаюсь - огромная собака, глухо рыча, спускается по ступеням.
– Он последует за нами? - сипло осведомляюсь я.
– Зачем? - пожимает плечами шофер. - Вам стоит только позвать, и он окажется рядом.
– Позвать? - Меня бьет дрожь. - Я даже не знаю его клички.
– Теперь знаете, - безразлично говорит проводник. - Только по-русски он не поймет, привык к более древнему имени.
– Какому? - Мне становится очень холодно. Холод струится от снега, от черного неба с редкими звездами. И такой же холод звучит в голосе шофера.
– Его зовут Рок, - говорит он.
Пес прыгает, и от скрежета когтей по металлу меня пронизывает озноб, а зубы начинают ныть. Машина только покачивается на рессорах. Пес разочарованно садится рядом, кошмарная голова выше 'Волги'.
– Куда поедем на этот раз? - как ни в чем не бывало, осведомляется шофер. - Вы неосмотрительны с желаниями, я больше не приду на зов. Если куда-нибудь опять влипнете, выпутывайтесь сами.
Черт! Я и забыл, что в прошлый раз меня предупредили.
– Три желания? - криво улыбаюсь я.
– Консультантом по феноменологии. Может, и в самом деле принесу пользу.
– Это что такое? - нахмурился Клима. - Ах да, слышал. Ладно, так и запишем. Зарплату будешь получать в кассе, а как консультант - у меня… - он слегка поморщился и назвал цифру, которая мне весьма понравилась.
Даже не вспомнил, где бесплатный сыр бывает.
А Клима поглядел в окно, и в глазах появилась холодноватая голубизна.
– Ну и к Роману заглядывай, вдруг чем поможешь. У него интересный проект, только сейчас уперся в глухую стену. Раньше тема была закрытой, а теперь… - Клима опять махнул рукой.
Я вышел в коридор радостный, прикидывая, что за год смогу накопить на первый взнос за квартиру. Лары в соседнем кабинете не оказалось, так что решил опять заглянуть к Роману.
Кода не знал, и пришлось долго стучать. Роман открыл недовольный и, не сказав ни слова, вернулся к столу перебирать какие-то бумажки. Наверное, так у него проходил творческий процесс, так что я решил не мешать и бесцельно прошелся по лаборатории.
И возле стеллажа с какими-то приборами остановился как вкопанный…
К стене была пришпилена фотография: ряды мачт на заснеженном поле, крестовидные антенны на верхушках, а вдали белые горы. То же самое, что я видел во снах!
– Что это? - спросил я сипло.
Роман оторвался от бумажек и удивленно посмотрел на меня. Потом глянул на стену:
– Американская установка ХААРП на Аляске. Одно из антенных полей. А что?
Я добрел до стола и сел.
– Видел ее во снах. Никак не мог понять, что это такое.
Роман поглядел пристальнее, будто перед ним проходил любопытный эксперимент. В голубых глазах запрыгали искорки:
– Вообще-то тебе не полагается знать, но черт с этими секретами… Американцы построили на Аляске установку ХААРП для опытов с плазменным оружием. Наш филиал и создавался для изучения того, как ХААРП будет действовать на атмосферу. Подыскали близкое по географической широте место, привезли на брошенный рудник оборудование и принялись экспериментировать. До американских масштабов, конечно, далеко, но у нас свои методы. Американцев это видно беспокоит - надавили или заплатили, кому следует, так что нас хотят прикрыть. Прежний директор уже лапки кверху поднял, но Клима всё ездит и пока чего-то добивается…
Я прокашлялся:
– А что такое ХААРП?
Глаза Романа повеселели:
– Люблю нашу гуманитарную интеллигенцию, ни черта о науке не знает, и знать не хочет. Если коротко, то оружие Армагеддона. Библия упоминает, что Бог поставил у ворот рая ангела с плазменным мечом, чтобы не допустить обратно Адама и Еву… Но ХААРП не просто экспериментальная установка. Это несколько антенных полей, которые посредством высокочастотного излучения создают в верхних слоях атмосферы плазменные образования диаметром в десятки километров. В случае войны ХААРП сможет запросто сбивать ракеты, которые полетят на Америку с северо-западного направления. Плазмоиды разрушают электронику, снижают прочность материалов, так что ракеты и самолеты будут просто разваливаться в воздухе. Есть и другие эффекты, не очень понятные. Их мы и изучали…
Роман поскучнел и умолк.
– Да уж, - неопределенно сказал я. А Роман поинтересовался:
– С чего ты такие сны видишь? Ладно я, у меня эти проблемы в голове сидят. А тебе скорее бабы должны сниться, всякие там Афродиты.
Вечное противостояние технарей и гуманитариев, физиков и лириков… Но все-таки Роман был свой в доску: с кем еще поговорить? Да и задела меня его колкость.
– Тебе такие сны и не снились… - едко ответил я.
И стал рассказывать обо всех своих приключения подряд, начиная с 'санатория' у подножия Безенгийской стены. С удовлетворением отметил, как глаза Романа постепенно делаются круглыми, и не стал скрывать ничего, даже странные сны описал в подробностях.
Так что я его уел. Под конец рассказа Роман выглядел ошалело. Он потер плохо выбритый подбородок:
– Ну, Андрей! Ты либо психом от своей философии сделался, либо…
Он вдруг поднялся:
– Обдумать все это надо. Где-то я вычитал мудрую мысль, что случайностей не бывает. Раз уж тебя сюда занесло, то должна быть какая-то цель… Пойдем, покажу одну вещь. Хотя Клима мне за это голову оторвет… - Тут Роман запнулся, почесал лохматую голову и словно про себя добавил:
– А может, и не оторвет.
Идти было до соседней двери. Роман ловко набрал комбинацию кнопок, и мы оказались почти в такой же лаборатории. Отличала ее только стеклянная стена, за которой над столом был подвешен блестящий металлический цилиндр, да еще здоровенный кот, что сразу стал тереться о ногу Романа и громко мурлыкать.
– Дам я тебе корму, - рассеянно сказал Роман. - Погоди немного.
Я заметил, что лаборатория без окон, а точнее окна забиты фанерой. Роман постоял у явно самодельного пульта, потом щелкнул выключателем. Ничего не произошло, вокруг ярко белели стены. Роман щелкнул еще раз, и помещение погрузилось во тьму.
Не совсем во тьму…
Призрачное голубое свечение исходило от одного торца цилиндра, протягиваясь на метр или полтора, а потом истончалось, сходя на нет. Словно фантастический меч из голубого света висел в темноте.
– Вот это да, - выдохнул я. - Словно меч из 'Звездных войн'.
– Только рукоятка тяжеловата, - хмыкнул Роман. - Килограммов под шестьдесят. Это плазмогенератор, такие разрабатывали для самолетов. Создает сильно ионизированную воздушную оболочку, и радары такой самолет не видят. На постройку антенных полей, как у американцев, у нас денег нет. Хотя пара антенн имеется. А эту штуку мы немного модифицировали. В принципе обычный плазмотрон. Электронный пучок нагревает электроны в газоразрядной камере и ионизирует рабочее вещество. Образуется плазма, которая ускоряется за счет перепада электрического давления и вытекает вдоль магнитных силовых линий…
Он поглядел на меня, ухмыльнулся и замолк.
Я подошел к стеклу, от которого сочился холод, и коснулся пальцами. В воздухе повисло пять туманных пятнышек, они быстро таяли.
– А перегородка зачем?
– Внутри атмосфера сильно разрежена, - объяснил Роман, переводя взгляд на заостренное голубое сияние. - Хорошо бы еще меньшую плотность, как в высших слоях атмосферы, но на такую камеру денег нет.
– Бедная у нас наука, - машинально сказал я. Что-то завораживающее было в этой призрачной голубизне среди темноты. И что-то тревожащее…
– Зато у американцев богатая, - фыркнул Роман. - Обирают полмира и мечтают, что так будет длиться вечно. Теперь над плазменным оружием работают, чтобы никто не мог до них дотянуться. А они повсюду…
– А это действительно можно использовать как оружие? - поинтересовался я. - Ну, кроме невидимости для самолетов…
– Вряд ли, - неохотно сказал Роман. - В отличие от меча из 'Звездных войн' этот ничего не рассекает, плотность ионизированного газа слишком мала. Электронику действительно вырубает, но всего на несколько метров. А надо бы на сотни или тысячи километров. К тому же американцы переходят на оптоэлектронику, чтобы даже оружие ЭМИ на бортовые системы не действовало, а они бомбили, кого хотели. Не только малоразвитые страны, но и Россию.
Я пожал плечами:
– Ты разговариваешь, будто они воевать с нами собираются.
– А то нет? Зря наши интеллигенты думает, что юсовцы могут быть друзьями. У них одна цель - новый мировой порядок с Америкой во главе. Кто мешает - довести до разрухи, а еще лучше разбомбить и отбросить в каменный век.
– Гм, - только и сказал я. Типично русская черта - вину за собственный бардак сваливать на других. Но спорить не стал: недолюбливают у нас американцев, так есть за что…
Роман щелкнул выключателем, и голубое свечение стало невидимо в желтоватом электрическом свете.
Помедлив, щелкнул еще.
Легкое содрогание пробежало по стенам лаборатории, и - или это мне только показалось? - свет разгорелся ярче.
Со странным выражением Роман поглядел на меня:
– Заметил что-нибудь?
– Что? - удивился я. Кот с требовательным мяуканьем стал тереться о мою ногу, и я добавил: - Ну и здоровый у вас котяра.
– И это тоже, - непонятно сказал Роман. - А насчет света ничего не заметил?
– Вроде стал ярче, - вяло ответил я, стала одолевать усталость. - А что?
Роман вздохнул и сказал, будто про себя:
– Освещенность слегка падает, когда генератор включен. А когда выключаешь, соответственно увеличивается. Не очень заметно для глаз, но приборы показывают.
Я зевнул:
– Когда-нибудь назовут эффектом Славского. Когда во всем разберешься и получишь Нобелевскую.
– А что? - хмыкнул Роман. - Это идея. Тут можно и Нобелевку отхватить. Вот ты с чего зеваешь?
– Не знаю, - пожал я плечами. - Вроде выспался.
– А это всегда так, - еще шире ухмыльнулся Роман. - Сначала происходит угнетение нервной системы, а потом активизация. То же и с другими биологическими процессами. Думаешь, отчего у нас кот такой здоровый? Все время живет в лаборатории, не выпускаем. И здоровеет не по дням, а по часам. Так что тут такие эффекты могут быть…
И в глазах Романа появилась мечтательность, словно представил, как ему вручают Нобелевку.
Я решил кое-что выяснить:
– По этой линии у вас какие-то коммерческие проекты?
– Да, - неохотно отозвался Роман. - Клима наладил сотрудничество с одним азиатским концерном. Мы сначала получили низкотемпературную плазму, с концентрацией ниже, чем создает ХААРП. Так вот, действие у нее оказалось прямо противоположным. Она улучшает прочностные характеристики материалов и вдобавок производит некий консервирующий эффект. Это еще надо изучать, но практические выходы наклевываются. Сейчас остальные лаборатории ведут плановые исследования, изучают воздействие ХААРПа, и только мы продолжаем эксперименты с низкотемпературной плазмой. Пытаемся построить установку помощнее. Но многое непонятно… - И Роман досадливо потер лоб.
В этом состоянии творческого кризиса я его оставил и снова наведался в кабинет Климы. На этот раз там оказалась Лара, оглядела меня глазами-пуговками и быстро отпечатала на принтере несколько листков.
– Вот планы занятий, один для аспирантов, а другой для сотрудников. Подкорректируешь и дашь на подпись Клименту Ивановичу. Лекции будешь читать в актовом зале, а занятия с аспирантами вести в комнате возле библиотеки. Если нужной литературы не окажется, можешь использовать выделенку и распечатывать на принтере. Только имей в виду, что все соединения идут через прокси-сервер.
Отбарабанив это, она игриво улыбнулась ярко накрашенными губами, так что я даже не обиделся на очередное 'ты'. Видимо, переняла манеру общения у Климы.
Остаток дня провел, дорабатывая планы, подбирая литературу и общаясь с миром через прокси-сервер. Хотел отправить электронное письмо Кире, но вспомнил, что у нее нет компьютера, а попытку выйти на мобильник зловредный прокси блокировал.
Мой телефон тоже отказался работать (никто не позаботился устроить здесь мобильную связь), так что пришлось звонить из маленького почтового отделения. Я сообщил, как доехал и устроился. Голос Киры звучал печально, да и мне к вечеру стало тоскливо…
Я сидел у окна: за снежным двором серел корпус лаборатории, химической зеленью светились прямоугольники окон. От стекла тянуло холодом, и я грел руки на батарее. Вдруг в стылую тишину комнаты ворвался крик - над розовыми перьями заката, над синеющими снегами сопок закружилась стая взбудораженных птиц. Куда они собрались, может быть на далекий юг? Я вспомнил, как согревал своим телом холодные руки и ноги Киры, и как потом нам стало тепло. Почему мы не вместе?…
Вскоре и здесь время потянулось скучно. Только занятия разгоняли тоску: каждую неделю я читал лекции по истории социального и политического устройства России для сотрудников, а два раза в неделю проводил семинары по истории философии для будущих кандидатов наук. Заходил даже Роман, который кандидатскую уже защитил.
Как-то я рассказывал об иерархии бытия у греческого философа Плотина. Превыше всего он ставил невыразимое и непознаваемое Единое. Поскольку природа Единого творит все вещи, оно само не есть что либо из них. Единое переполняется самим собою и изливается в Ум, а тот творит Душу. Душа производит все живые существа, вдыхая в них жизнь. Без Души мир 'не более как мертвый труп, земля и вода, или даже нечто худшее - темная бездна вещества и небытие, - нечто такое, чего ужасаются даже боги'.
Идеи, содержащиеся в Уме, согласно Плотину воплощаются в божественные существа - так, идея любви и красоты воплощается в Афродиту, причем высшая часть в Афродиту Небесную, а низшая в Афродиту Пандемос, земную или всенародную…
Один парень поднял руку:
– Я читал, что ей поклонялись довольно занятно, устраивая сексуальные оргии.
Аудитория явно устала от тонкостей неоплатонизма и желала развлечься. Я пожал плечами:
– Культ Афродиты очень древний. Еще до расцвета греческой цивилизации ее почитали в Финикии как Астарту, а в Вавилоне как Иштар. Наверное, вы имеете в виду вавилонскую Иштар. В ее храмах имелись роскошные покои, где жрицы отдавались пришедшим на поклонение мужчинам. Не только жрицы-проститутки, но и каждая женщина в Вавилонии должна была время от времени участвовать в таких обрядах.
– И я бы не прочь, - заржал парень. - Вообще, почему бы опять не ввести культ Астарты, а то наше православие больно скучно. Посты да молитвы.
Я поспешил закончить занятие.
Но вечером, изнывая от тоски по Кире, вспомнил явление Аннабель в московском бомбоубежище. Не соскучилось ли наше пресыщенное общество по древним дионисийским культам? Лилит, Астарта, Афродита - не разные ли это имена одной и той же богини любви? Быть может, не зря Платон различал Афродиту Уранию, и Афродиту Пандемос.
Где-то я читал, что, по мнению древних, боги состоят из особого вида материи, настолько тонкого, что обычно не воспринимается органами чувств. Так что они материальны и могут рождаться, а также умирать, если их не питать веществами такими же тонкими, как они сами: запахами благовоний, цветов и, в особенности, жизненной энергией живых существ, находящейся в крови. Отсюда и человеческие жертвоприношения…
Но боги это или демоны? Или ни то, ни другое - а просто энергоинформационные сущности, которые живут в тонкоматериальных мирах и питаются психическими излучениями людей? Сейчас их часто называют эгрегорами, но, может быть, греческие мудрецы больше знали о таких вещах, а мы утратили это знание, погрузившись в бесконечные эксперименты наподобие тех, какими занимался Роман.
Кто же ты, Аннабель?
В общем, я долго ворочался, пока не заснул.
Роман все еще не мог выйти из творческого кризиса. Как-то я зашел в гости - он жил в другом корпусе, соединенном с моим крытым переходом. Наверное, чтобы удобнее переходить из дома в дом во время снежных буранов.
Роман выставил на кухонный стол бутылку водки и нарезал соленой семги (эту вкусную рыбу продавали в местном магазине довольно дешево).
– Так и не выпили за встречу. Давай наверстывать.
Выпил сразу полстакана, закусил семгой и посмотрел в темное окно.
– Рано стало темнеть. Работать бы и работать, но лабораторию уже видеть не могу. Что толку аппаратуру переналаживать. Все вслепую…
Вид у него и в самом деле был измученный: светлые волосы торчат лохмами, под глазами темные впадины, один рукав рубашки застегнут, другой закатан по локоть.
Я попробовал отвлечь его воспоминаниями о школе, спросил, был ли на встрече выпускников?
Роман отвечал односложно, пил водку и мрачнел. Потом все-таки заговорил, но снова про работу:
– Ты знаешь, у меня ощущение, что мы наткнулись на что-то очень важное. Нигде не встречал упоминаний о затемнении света в фокусе плазменных образований. Наверное, все дело в характеристиках плазмы, с которой мы работаем. Случайно на них набрели. Фотоны словно куда-то исчезают, а вместо них появляются другие элементарные частицы. Но какие? Зарегистрировать не можем, у нас даже пузырьковой камеры нет. Может быть, это частицы темного вещества Вселенной, о котором так много гадают. Тогда и в самом деле может потянуть на Нобелевку.
Оставалось поддержать умную беседу.
– Понятно, вы регистрируете некий феномен, но его причины неизвестны. Обычное дело. А если попробовать выявить другие феномены, влияющие на этот эффект? Чтобы он то усиливался, то ослабевал…
Роман поставил пустой стакан и ухмыльнулся.
– Тоже мне, глубокая философия на мелком месте! Этим я и занимаюсь. Беда в том, что надо подобрать много параметров. Тут и электронная температура, и ионная, и плотность плазмы, и плотность магнитного поля… У меня такое впечатление, что если все совпадет, то возникнет эффект резонанса, пойдет лавинообразное выделение новых частиц, и мы сможем их наконец зарегистрировать. Только для подбора нужных параметров и суперкомпьютера не хватит. Даже классическая задача трех тел неразрешима, а тут четыре или пять факторов…
И Роман стал безнадежно грызть семгу.
Но отчаявшимся он не выглядел, в глазах была даже некая веселая бесшабашность, и я внимательно на него посмотрел. Знал приятеля как облупленного, всегда сумеет вывернуться. Почему-то в душе появилось нехорошее предчувствие.
– Вот бы попасть в мир, о котором ты рассказывал, - продолжал разглагольствовать Роман, но водки больше не наливал. - Я кое-что прочитал, это называется астральным поиском. Выходишь в энергоинформационный слой, его еще называют ноосферой, и там можешь отыскать любую информацию.
– Попробуй, - с сомнением сказал я. - Может быть, у тебя талант обнаружится. У меня получилось только с помощью специальной компьютерной программы.
Роман не отступал:
– Можно попробовать найти ее. Парни, о которых ты рассказывал, вряд ли связаны корпоративными нормами. Сделали интересную программу и наверняка вывесили где-нибудь в Инете. Себя показать, и людям посмотреть.
– Поищи, - вздохнул я. Неприятное чувство усилилось. - А насчет астрального поиска, сам хочешь сходить или меня послать?
Роман хмыкнул и разлил остатки водки.
– А тебе не хочется? Скучно тут, особенно если настоящего дела нет. У тебя там даже проводник есть… Только может оказаться сложно программу отыскать. Что ты о ней вообще знаешь?
Я вздохнул и стал вспоминать. Требования: процессор с частотой в три гигагерца или более, гигабайт оперативки, минимум 800 мегабайт на жестком диске. В общем, как для обычной игры. Автор - молодой ученый из Барнаула, имя естественно не запомнил…
Ушел от Романа с тошнотой от выпитой водки и неприятным осадком на душе, а 'дома' долго глядел в темное окно: над белесыми склонами сопок бродили светлые полосы, неужели полярное сияние? Потом провалился в сон, где бесконечно блуждал по какому-то странному лесу.
Утром о разговоре забыл и несколько дней не вспоминал, занятый подбором литературы и составлением конспектов лекций. Но после очередного семинара Роман подстерег меня в коридоре:
– Я кое-что нашел. Не заглянешь в лабораторию вечерком?
Я кивнул. Настроение было отвратительное, получил грустное письмо от Киры и оставаться одному в пустой квартире не хотелось.
Вечером коридор был пуст и еле освещен, только из приоткрытой двери лаборатории падала полоса света - как обнаженный клинок. Но установка была выключена, я не увидел голубого меча в темноте.
Роман возбужденно ходил возле стола с монитором.
– Отыскал несколько программ в укромных уголках Инета. Все из разряда психоделических, использовать на свой страх и риск. Насмотрелся, чуть крыша не поехала, хотя и установил автоотключение. Садись поудобнее, я кресло из приемной припер.
Какая трогательная забота. В том 'санатории' кресло тоже было удобным.
– Включай!
Я погрузился в кресло, а экран полыхнул зеленым и стал затягивать взгляд в темную глубину, где колыхались и росли какие-то паучьи тени…
Я поспешно махнул рукой:
– Не то!
Долгая перезагрузка. Затем в темноте стали загораться звезды, все шире раскидывая радужные оболочки. Фиолетовые и голубые туманности поплыли через экран в сопровождении холодной электронной музыки…
Я внезапно обнаружил, что не в силах оторвать взгляд, и с трудом выговорил:
– Не она. Хотя в чем-то похожа.
Скоро и наркотики не понадобятся, садись перед монитором и лови кайф…
Долгая темнота. А потом раздались странные музыкальные аккорды, и словно багровое солнце стало подниматься над кромкой черного льда… Я быстро закрыл глаза. Стало жутко - я снова в том 'санатории', и серые волосы Сибил опутывают меня, увлекая во тьму.
Сибил, кто она на самом деле?…
– Выключай! - хрипло выдавил я. - Это та самая.
Глаза Романа голубовато блестели, он запустил пальцы в разлохмаченные волосы.
– Ну как, сходишь?
Словно просил за пивом сходить. Я почувствовал раздражение: почему меня все время пытаются использовать?
– Послушай, я даже не знаю, что тебе надо. Это как в сказке: 'Пойди туда, не знаю куда; принеси то, не знаю что…'.
Роман растерянно присел на край стола и опять стал терзать волосы.
– Я же тебе говорил. Электронная температура, ионная, плотность плазмы, плотность магнитного поля… какие именно параметры нужны для усиления эффекта затемнения. Хочешь, на бумаге напишу.
– Что толку от твоей бумажки? - фыркнул я. - Так в моем кармане и останется. Ты бы еще предложил пива на дорожку взять.
Роман ошалело поглядел на меня, а потом расхохотался и спрыгнул со стола.
– Извини, Андрей! Я видно не сообразил, в какую авантюру тебя втягиваю. Загрузил своими проблемами. Давай забудем про все и в самом деле пойдем пиво пить. В левом крыле бар до полуночи работает.
Знал, подлец, чем меня взять. Хотя, возможно, говорил искренне…
– Нет уж, - буркнул я. - Сначала погуляю. Давай включай.
Роман с сомнением поглядел на меня и потянулся к мышке.
– Ну, тогда с Богом! - серьезно сказал он.
С Богом ли?… Но меня уже понесла, повлекла за собою череда картин: калейдоскоп чистых красок… багровое солнце… зал с колоннами из льющегося синего света…
И снова загадочный сумрак, лаборатория пуста, только с темных стеллажей боязливо выглядывают стеклянные личики осциллографов, и мертвая тишина.
Тишина?
Грозный рык раздается внизу. Будь я в обычном состоянии, наверное покрылся бы холодным потом, а так просто пробирает озноб. С чего я взял, что буду в безопасности? Ведь видел черных псов на улицах ирреальной Москвы.
Мой потусторонний знакомый на этот раз не спешит появиться, поэтому я встаю и крадусь к двери. Хотя самому становится смешно: кто может услышать шаги призрака? Выглядываю в коридор, но вижу только тлеющие лампы и глубокие тени за ящиками. Может быть, проводник ждет на улице?…
Идти одному не хочется, где-то там рычал неведомый зверь. Но делать нечего, приходится сойти в холл, хотя ноги слегка подгибаются на ступеньках (странно, вроде бы остались в лаборатории вместе с физическим телом). На площадке удивленно приостанавливаюсь: бюста Ленина нет, словно вождь мирового пролетариата тоже вышел прогуляться куда-то. Наконец сквозь стеклянные входные двери с облегчением вижу 'Волгу' и лицо шофера за ветровым стеклом. На улице тоже сумрак, снега белеют над черной щетиной лесов.
От рычания сзади отнимаются ноги. Я хватаюсь за ручку двери, чтобы не упасть, и оборачиваюсь.
Во второй раз вижу этого пса, только теперь куда ближе: черная морда с оскаленными зубами нависает над моим лицом, горят желтые блюдца глаз, красный язык свешивается из раскрытой пасти.
'Сейчас загрызет!', - мелькает жуткая мысль.
Ручка выскальзывает из ладони, я начинаю падать вперед, дверь поворачивается и вышвыривает меня на крыльцо. Я устремляюсь к 'Волге', едва не падаю на ступеньках и со злорадством вижу, как громадный пес бьется в дверях. Как раз успеваю сесть в машину, прежде чем он выпрыгивает на крыльцо.
– Вы зря боитесь, - говорит проводник сухо. - Этот мир очень пластичен и подчиняется силе мысли. Если испытываете страх перед кем-то, то он немедленно станет вашим врагом. А может стать и другом. Похоже, это судьба.
– Кто? - хрипло спрашиваю я.
– Пес, конечно. - Проводник сидит прямо, пиджак чернеет на фоне снега.
Я скашиваю глаза назад и содрогаюсь - огромная собака, глухо рыча, спускается по ступеням.
– Он последует за нами? - сипло осведомляюсь я.
– Зачем? - пожимает плечами шофер. - Вам стоит только позвать, и он окажется рядом.
– Позвать? - Меня бьет дрожь. - Я даже не знаю его клички.
– Теперь знаете, - безразлично говорит проводник. - Только по-русски он не поймет, привык к более древнему имени.
– Какому? - Мне становится очень холодно. Холод струится от снега, от черного неба с редкими звездами. И такой же холод звучит в голосе шофера.
– Его зовут Рок, - говорит он.
Пес прыгает, и от скрежета когтей по металлу меня пронизывает озноб, а зубы начинают ныть. Машина только покачивается на рессорах. Пес разочарованно садится рядом, кошмарная голова выше 'Волги'.
– Куда поедем на этот раз? - как ни в чем не бывало, осведомляется шофер. - Вы неосмотрительны с желаниями, я больше не приду на зов. Если куда-нибудь опять влипнете, выпутывайтесь сами.
Черт! Я и забыл, что в прошлый раз меня предупредили.
– Три желания? - криво улыбаюсь я.