Кривенко Евгений. Серые земли Эдема

   Похоже, это была одна из тех белых мышей, что жили в лаборатории. Только эта уже не была белой: шерстка пепельно-серого цвета, зубки оскалены, а глаза-бусинки потускнели.
   Подошла официантка и строго сказала:
   – Что за безобразие! Уберите немедленно.
   Роман бережно уложил мышь в футляр и покосился на меня:
   – Приглашаю на поминки.
   Встал из-за стола и качнулся. Я оставил недопитый компот и уже в коридоре поинтересовался:
   – Что за представление ты устроил?
   Роман долго плелся, не отвечая, и вдруг остановился.
   – Надо еще водки взять. А потом пошли ко мне.
   В его квартире вещи были разбросаны, опять сели на кухне. Роман открыл банку рыбных консервов, и мы выпили. Потом мой приятель опять достал футляр и вытряхнул мышку, на этот раз на пол. Меня снова поразил серый, будто пепельный цвет. Мордочка была чем-то испачкана.
   – Что с ней случилось? - удивился я. - Вроде были белые.
   – Были, - пьяно сказал Роман. - Жили-были белые мыши. Жили, не тужили. Пока не пришел злой дядя…
   Он налил чуть не полстакана водки, но мне не предложил. Выпил залпом и скривился.
   – Этих в клетке было две. Их первыми под луч поставили. Сегодня утром подхожу: одна чуть не разорвана пополам. А у этой рыльце в крови, пена изо рта, и вся серая. Еще немного подрыгала лапками и тоже сдохла.
   Наступило тягостное молчание. Потом я спросил:
   – А другие?
   – Пока ничего, - поморщился Роман. - Но одна тоже стала сереть и зачахла. А эта, похоже, взбесилась и загрызла другую. Не знал, что мыши на такое способны. Видимо, излучение действует не только на электронику.
   – Ну и дела, - пробормотал я. От окна потянуло холодом, и я тоже плеснул себе водки. - Надо предупредить тех, кто готовит экспериментальный запуск.
   – Уже сделал, - мой приятель пнул дохлую мышь носком ботинка. - Но они и не собираются лезть в зоны поражения, будут управлять из подмосковного центра. Меня беспокоит другое - спутник делает восемь километров в секунду, так что воздействие луча будет очень кратковременным и может вообще не проявиться эффекта. Зря они это затеяли, сразу с орбиты… А на полигонах под луч никто не попадет - там тайга, и вокруг обычно ставят оцепление.
   Похоже, люди его волновали меньше, чем лабораторные мыши.
   Почти весь снег сошел, остался только в ложбинах по склонам сопок. Появилась первая зелень. В коридорах и столовой мне стали попадаться два типично азиатских лица - возможно, очередная делегация по линии коммерческих контактов Климы.
   Один азиат, высокий и худой, неожиданно появился перед занятием и стеснительно попросил разрешения присутствовать. Довольно гладко представился по-русски:
   – Ли Шэнь, из Китайской народной республики. Окончил МГУ, интересуюсь философией и вообще всем, связанным с Россией.
   Я пожал плечами:
   – Пожалуйста.
   Сидел он тихо, вопросов не задавал.
   Программа занятий подходила к концу, и я с радостью думал, что скоро срок контракта закончится и снова увижу Киру. А может, разрешат съездить на майские праздники? Я решился зайти к Климе: не отпустит ли хоть теперь на неделю? Клима заворочался в кресле как потревоженный медведь и проворчал, что подумает.
   А вечером явился неожиданный гость.
   Раздался звонок, и я пошел открывать, но, вспомнив о визите Павла, прежде посмотрел в глазок. На тускло освещенной площадке стоял давешний китаец.
   Я застыл в нерешительности, но тот видимо заметил, что глазок потемнел, и поклонился.
   – Можно поговорить с вами? - глухо донеслось сквозь дверь.
   Интересно, включилась ли камера Марата? Он сказал, что должна реагировать на каждое движение возле двери. Но тут мне стало стыдно: что это я, как пуганая ворона, боюсь каждого куста? Впустил китайца, и тот еще раз поклонился:
   – Это опять я, Ли Шэнь. Прошу извинить за беспокойство…
   Извинялся он так долго, уважительно называя меня по имени-отчеству, что я перебил:
   – Зовите меня просто Андрей. - И поинтересовался: - Чем могу служить?
   Еще и китайцы на мою голову.
   Ли Шэнь потоптался в тесной прихожей и достал из пакета то, что можно было ожидать заранее - бутылку в форме небольшого дракона. Да, хороша репутация у русских в мире…
   – Вот, - сказал он стеснительно. - В благодарность за лекцию по философии.
   Молодец, и по-русски знает, и обычаи соблюдает. Но на душе у меня заскребли кошки, точно так когда-то явился Павел…
   – Ну что же, проходите, - вздохнул я.
   Ли Шэнь, больше не церемонясь, сразу прошел на кухню и водрузил дракона на стол, добавив еще две картонных коробочки.
   – Говядина в томатном соусе, - объяснил он. - Одно из любимых китайских блюд. Надеюсь, вам понравится.
   Павел тоже притащил водку с семгой… Что же это со мной все повторяется? Но, может быть, на этот раз допрашивать и убивать не будут? На всякий случай я пресек робкую попытку китайца перейти в гостиную, и мы остались на кухне.
   Ли Шэнь разлил по стаканам напиток (оказалась рисовая водка) и чокнулся, причем коснулся верхней частью своей рюмки ножки моей. Наверное, это должно было означать уважение.
   – Кан пей! - произнес он. - По-вашему это означает 'пей до дна', а в дословном переводе с китайского - 'чтобы река обмелела'.
   И у китайцев есть слово 'пей'…
   Водка показалась мне крепче нашей, и я закашлялся. Спохватившись, Ли Шэнь быстро открыл картонные коробки и даже предупредительно подал вилку, а то я стал было опасаться, что есть придется палочками. Говядина оказалась острой и густо залитой кисло-сладким томатным соусом.
   Довольно вкусно.
   Выпили еще по одной, и я заодно обучил китайца русскому присловью: 'между первой и второй промежуток небольшой'. Разговорились. Ли Шэнь оказался переводчиком (меня опять передернуло), а его босс представлял крупную китайскую фирму по производству плазменных телевизоров и прочей электроники. Небольшой состав делегации Ли Шэнь объяснил конфиденциальностью переговоров:
   – Вы, русские, порой разрабатываете уникальные вещи, американцам такие и не снились. Всего-то не хватает умения организовать производство и рекламу.
   – Желания не хватает, - хмуро пробормотал я. - Наши якобы бизнесмены предпочитают гнать сырую нефть за границу. А кто к трубе не сумел пристроиться, торгует лесом-кругляком и металлоломом. Будут они капиталы в современное производство вкладывать.
   Не очень патриотично, но наболело.
   Ли Шэнь поцокал языком:
   – Жаль. Значит, надо заинтересовать их в этом. Наш великий Дэн Сяопин…
   И пошел рассказывать про свободные экономические зоны, привлечение иностранного капитала и стимулирование собственных промышленников.
   Я слушал без энтузиазма.
   – У нас наверху шушера с крысиными мозгами и одной мыслишкой, как бы урвать побольше. Где им до вашего Дэн Сяопина.
   Ли Шэнь вздрогнул и даже пугливо оглянулся. Я и забыл, что у них там не особая демократия.
   – У нас говорить можно всё, - горько сказал я. - Вот только сделать ничего не дадут. Нашим властям на Россию давно наплевать.
   Ли Шэнь совсем смешался, так что пришлось налить еще по одной.
   – Хоть вы остались у американцев как кость в горле. Спят и видят, как бы развалить Китай по примеру Советского Союза.
   После рюмки Ли Шэнь, кажется, пришел в себя, поскольку поинтересовался, что значит 'кость в горле'?
   – Я еще плохо знаю русский, - искательно улыбнулся он. - Хороших преподавателей мало. Вся молодежь кинулась изучать английский.
   Н-да, а у нас большинство тупо уставились в телевизор.
   Я объяснил про кость в горле и спросил:
   – Вы все еще социализм строите?
   Ли Шэнь вежливо улыбнулся:
   – Это далекая перспектива. Сначала нужно догнать Запад. Я очень надеюсь, что наши страны станут больше сотрудничать. У вас, например, мы купили технологию, которая позволит повысить надежность электронных схем. А в Сибири могли бы совместно разрабатывать месторождения полезных ископаемых.
   'Да, пусти козла в огород, - подумал я. - Мигом всю Сибирь оттяпаете. Вон сколько вас, и народ до черта трудолюбивый. А у нас…'.
   Но про козла говорить не стал, еще обидится. Поговорили о китайском пути строительства социализма, и Ли Шэнь откланялся. Вполне мирно, в отличие от Павла. Связывать и допрашивать меня, похоже, не собирался.
   Все-таки на следующий день я рассказал о визите Марату. Тот пожал плечами:
   – Китайцы прямой угрозы не представляют. Скорее всего, тебя навестили, чтобы сформировать хорошие личные отношения - 'дух дружбы', есть у них такое понятие. Они действуют гибче, чем американцы. Возможно, со временем попытаются перетянуть на службу в свою фирму. Ты все-таки поосторожнее, но больше из-за Климы - тот боится, что его секреты выдашь. Ты для него какой-то непонятный, не то, что Роман. Философ, одним словом. Ну что, продолжим занятия?
   Стрельба, разминка, снаряды… Во время передышки Марат вернулся к любимой теме, про себя я мстительно называл ее 'философия рукоприкладства'.
   – Ты заметил, что я не учу тебя боевым искусствам? Они слишком скованы правилами и утратили ориентацию на реальный бой. А даже обычная уличная драка - это бой без правил, когда используются самые коварные уловки. Так что правило здесь - никаких правил! Чем больше 'подлянок' ты применишь, тем лучше. В одной неглупой книжке дается совет вообразить себя крысой, которую загнали в угол, чтобы убить. Ну и поступай, как загнанная в угол крыса. Например, тебя свалили на землю?… Если нет ножа, вцепись в яйца нападающего и крутани хорошенько, чтобы завыл от боли. Мигом утратит к тебе интерес.
   После этого теоретического вступления Марат стал описывать этапы боя. Первый - оценка врага и ситуации. Второй - завязка…
   – Тут важно хоть чем-то вооружиться. Классик марксизма Фридрих Энгельс правильно писал: человек отличается от обезьяны тем, что умеет не только применять орудия, но и создавать их…
   Марат с ухмылкой глянул на меня, проверяя, какой эффект произвела его философская эрудиция. Я изобразил на лице восхищение, авось мордовать станет меньше.
   – Оружием может быть что угодно, - продолжал довольный Марат. - Вот мы тренировались с разбитой бутылкой, но кроме нее сойдет осколок оконного стекла, кусок кирпича, ржавый гвоздь, лопата - короче, все что угодно. Сумеешь пустить с их помощью кровь, и многие от тебя сразу отстанут. Почаще думай, каким из окружающих предметов ты сможешь воспользоваться в качестве оружия. Ходи по институту и представляй…
   Вскоре удобный случай представился. Насупившись, Клима не разрешил уехать на праздники. Мол, и так скоро срок моего контракта закончится. Вспомнив совет Марата, я живо представил, как хватаю со стола ножницы и втыкаю раскрытыми лезвиями в шею Климы, прямо над узлом галстука. Не забыть потренироваться в быстром открывании…
   Подействовало это успокаивающе, а на физиономии Климы появилась неуверенность, и он слегка отодвинулся.
   Весь май я промаялся. Северная природа просыпалась от зимнего сна: бежали ручьи, свежо зеленели первые листья, ночь стала прозрачной и короткой. А я подолгу не мог заснуть, ворочался и думал о Кире.
   Однажды в выходной наводил порядок в кладовке, и за ружьем для подводной охоты наткнулся на резиновые сапоги. Попробовал надеть, оказались лишь чуть велики, так что я решил прогуляться по лесу. На месте бывшей лыжни оказалась едва заметная тропка, и по ее извивам я поднялся на холм. Как и зимой, шумели сосны, но теперь в лицо бил свежий теплый ветер. Из-за сопки, через которую зимой пытался перевалить, блестела полоса морского залива. Налево она расширялась, переходя в тусклое серебряное пространство.
   Белое море. Гиперборея, откуда ушли на юг арийские племена, оставив по берегам загадочные каменные спирали.
   Я долго сидел на камне в компании сопок и бескрайнего неба, потягивая из бутылки пиво. Когда пиво закончилось, еще немного посидел и пошел вниз. Скрылся за деревьями серебряный простор моря, отступило в высь небо.
   Ненадолго мы приближаемся к любви, ненадолго приближаемся к небу. А потом всегда спускаемся вниз.
   Китайцы задержались в институте, и меня еще несколько раз навещал Ли Шэнь. Приносил блюда китайской кухни и подолгу сидел, рассказывая о разных уголках своей родины.
   Описывал Куньлунь: желтые горные хребты с серпантинами гравийных дорог по склонам, ирреально мерцающие снега и ледники на самых высоких вершинах, массивные стены буддистского монастыря в пустынном ущелье… Но тут почему-то осекся, в глазах промелькнул испуг. Сразу перешел к рассказу о южных островах с рощами пальм и голубым простором Тихого океана за ослепительно-белыми пляжами.
   И мне хотелось туда: к синим волнам, пальмам и сияющему голубому небу. Полежать бы на белом песке рядом с Кирой… Но по оконным стеклам стекали капли дождя, а над лесом уныло тянулись серые облака.
   Роман снова безвылазно торчал в лаборатории, но меня туда не пускали. Мавр сделал свое дело, мавр может уйти.
   Ну и пусть, мне осталось меньше месяца…

8. Царевна-лебедь.doc

   Финал подошел неожиданно. Все в нашем мире заканчивается неожиданно - и обыкновенно иначе, чем мы предполагали.
   Я сидел в своей квартире, уныло глядя на зеленеющие склоны сопок. Занятия окончились, ребята уехали сдавать экзамены в Петрозаводский университет. Когда вернутся, моя миссия будет завершена. Я рассчитаюсь, упакую чемодан и наконец-то поеду к Кире.
   Моя жизнь радикально изменилась за несколько минут…
   Прозвучали странные аккорды, словно вдали торжественно и вместе с тем печально запели охотничьи рога. В окне стало темнеть, сопки таяли в сумраке, напоследок вспыхивая изумрудно-зелеными склонами. Небо почернело, в нем зажглась фиолетовая дуга.
   Солнечное затмение?
   Что-то произошло с глазами, и я никак не мог сфокусировать взгляд. А когда наконец смог видеть, то пейзаж за окном полностью изменился.
   Собственно, окна больше не было. Да и стены тоже…
   Пол комнаты словно обрезало, и передо мной открылся хмурый простор моря. Небо из дневного превратилось в вечернее - с тяжелыми облаками над багровой полосой зари. Серых пятиэтажек института не стало - вдаль протянулся темный берег, где на скалах таинственно тлели красноватые отсветы. Я ощутил порыв свежего ветра и запах водорослей…
   Багровая полоса быстро гасла, и вдруг на ее месте вспыхнул изумрудно-зеленый луч. Наполовину охватил горизонт, словно фантастическая диадема, и… застыл.
   А затем я увидел, для кого он возник столь царственным украшением…
   Не один я странствовал по странным мирам. Снова мне открылось то, что когда-то видел полубезумный художник.
   Женщина в платье, похожем на лебединое оперение, стояла то ли на берегу, то ли прямо на темной воде - ног не было видно. И лицо я видел неясно: серебряный венец на голове то жемчужно мерцал, то вспыхивал зелеными искрами, и это затуманивало черты. Я понял только, что оно прекрасно, а потом огромные черные глаза уже не отпускали меня.
   Машинально я встал.
   Послышался голос, и я не понял: пришел со стороны моря, или зазвучал у меня в голове?
   – Привет тебе, путник на темной дороге. Вот ты и достиг развилки пути.
   – Кто… вы? - с трудом выговорил я. Бешено застучало сердце.
   – Говори мне 'ты', - тихо раздалось в ответ. - Мало верных среди людей, и все же друзья предают реже.
   Я сглотнул:
   – Но я не знаю… тебя.
   Никогда не встречал такой красоты. Лишь один художник когда-то увидел и попытался изобразить на холсте загадочный облик, но вскоре сошел с ума. Да на иконах можно увидеть столь же таинственные и прекрасные женские лики. Впрочем, чем религии отличаются от живописи? Всё это лишь неумелые наброски, пусть порой гениальные, той грандиозной реальности, уголки которой и я посетил.
   – Мое имя не может быть называемо, - словно ветер пропел над темной зыбью. - По крайней мере, пока. Просто говори мне 'ты'.
   Ничего себе! Я с трудом подавил желание опуститься на колени. Хорошо еще, что вспомнил Ницше: 'Все вещи крещены у истока вечности и по ту сторону добра и зла'. Раз уж оказался у истоков вечности, то забудь привычки раба…
   – Зачем… ты явилась? - выдавил я.
   Белая пена расцветала на темных камнях, со мной словно разговаривал ветер.
   – Мне нужен помощник и друг из твоего времени и пространства.
   Я машинально отметил, что слово 'помощник' она произнесла первым. Все-таки женщина…
   – Как я могу помочь? - горько спросил я. - Я живу на руинах страны, которая не выполнила своего предназначения. Планета быстро меняется, и для России скоро не останется места. Моя родина просто исчезнет с карты мира…
   Ответ пришел неожиданно ясный, слова холодно входили в мозг.
   – Ты близко подошел к пониманию, но не додумал. Для каждой страны и народа есть замысел. Иногда - лишь внести новый фрагмент мирового узора. Иногда - ввести новый организующий принцип для всего человечества. Россия создана столь беспримерно обширной, чтобы произвести синтез мировых Начал. Поэтому одним краем она примыкает к Китаю и Японии, другим должна была коснуться Индии, третьим вышла к мусульманскому миру, а четвертым открылась Западу. Она мыслилась как страна-ключ к будущему всего мира. Но замысел был осознан немногими, а потом извращен. Сейчас возникла угроза победы лишь одного из Начал, а это означает гибель планеты. Мы не допустим этого - хотят люди или нет, мир будет изменен. Если понадобится, то через очистительное пламя. Но мы давно покинули Землю, и нам нужны союзники…
   Как говорится, клин клином вышибают. У меня даже столбняк прошел, настолько ошеломила неожиданная лекция по политологии. Так что не удержался и вставил:
   – Или наемники. У нас это обычное дело…
   В ответе прозвучала грусть, и мое сердце сжалось.
   – Потому я и хочу быть на 'ты'. Ты не наемник. Можешь стать другом, а можешь отказаться. Ставки слишком высоки…
   Наконец-то я сумел оторвать взгляд от ее глаз и перевести на зеленый луч. Он не мерк, изумрудной дугой обтекая горизонт. Мое сердце то начинало отчаянно биться, то сжималось в тоске.
   – Ты говоришь об очистительном пламени. Неужели будет война?
   В ответе просквозил холодок:
   – Люди не желают понять, что необходима гармония Начал. Снова и снова пытаются устроить мир по-своему, а это неизбежно ведет к войнам. Поэтому я и пришла к тебе.
   Словно льдом сковало корни волос. 'Вот ты и достиг развилки пути', - вспомнил я. Между Кирой и разлукой. Между собакой и волком. Между Лилит и… кем?
   А ведь мне даже не пришлось ничего делать. Хотя Ли Шэнь как-то сказал: 'Сиди на крыльце, и рано или поздно мимо пронесут труп твоего врага'. Правда, имея в виду Америку…
   Но теперь выбор придется сделать. Я до крови закусил губу и наконец решился.
   – У меня есть одно условие, - хрипло выговорил я. - Пусть даже буду считаться наемником. Я не хочу разлучаться с Кирой. Хотя бы весь мир погиб в пламени. Я знаю, что ты можешь…
   Словно ветер подул с темного моря, неожиданно ласково пошевелив мои волосы.
   – В моей власти пространство и время, - тихо прозвучало в ответ. - И ваш мир не погибнет, и условие принято. И я по-прежнему буду считать тебя другом.
   – Я буду служить тебе, - страшная усталость навалилась на меня. - Пусть я не знаю, как. И все равно, сколько времени…
   – Помни, что слово сказано, - словно прохладные пальцы пробежали у меня в голове. - А срок не такой уж долгий. Спустя несколько часов начнется очередной этап Армагеддона. Я освобожу тебя от слова, когда эта битва закончится.
   Я потерял способность удивляться и глупо спросил:
   – А сколько она продлится?
   – Столетие или два. В крайнем случае, три. Неясно, какой вариант осуществится.
   Тут я все-таки удивился:
   – Я проживу три столетия?
   Молчание в ответ. А потом словно шорох снежинок, еле слышный и грустный:
   – Ты должен знать, что на этом пути легко погибнуть. Все равно ты увидишь Киру - слово Владык незыблемо, даже если рухнет мир. Но тогда вы встретитесь под стенами Исейона. Умершие не возвращаются в этом эоне, разве что в виде призраков. И твоя служба на этом закончится.
   Да уж. Спасибо, что предупредила.
   – А что я должен делать?
   – О многих вещах ты узнаешь позднее. И научишься многому тоже. Пока важно одно, ты должен оставить Землю и отправиться в Сад - это мой мир. Сейчас ты видишь один из его уголков. Я уверена, что Кира последует за тобой… - Тут чудесная гостья слегка улыбнулась, и будто жемчужный свет замерцал на темной воде. - Проблема в том, что в Сад нельзя попасть напрямую, он четырехмерен, и вы не сможете существовать там. Лишь по окраинам у него три измерения, но чтобы добраться туда, нужно пройти через особый мир - Мир между мирами. Попасть в него несложно, он сдвинут относительно вашего во времени, и некоторые догадливые люди уже проникали туда. В этом мире придется идти день или два по направлению к солнцу, оно там неподвижно, пока тебя не подхватит поток времени Сада… К сожалению, этот мир открыт для каждого и могут случиться неприятные встречи. Там все равны - Владыки и люди, - и это будет первое испытание, просто дойти.
   – Кто-то еще пойдет через этот мир?
   На этот раз послышался будто ласковый шелест берез:
   – Я открою двери для части людей. Тех, кто будет нужен в изменившемся мире, а здесь могут погибнуть. Для них откроется путь в страну тихих сумерек, где солнце вечно садится и никак не может сесть, у вас ее называют Китеж-град. Но твоя дорога лежит в другую сторону, в направлении солнца.
   – А война?… - начал было я.
   Незнакомка поднесла палец к губам, и перстень таинственно замерцал зеленым.
   – Война - не мое дело, - донеслось с вечернего моря. - О планах и сроках с тобой поговорят другие. А пока… остается только одно. Подойди ближе, но не пересекай границы миров, твое сердце остановится мгновенно. Протяни руку над гранью, и пролей каплю крови на почву моего мира. У Владык незыблемо слово, но у людей прочно лишь основанное на крови.
   Что же, вполне классический способ подписания контракта. Я поискал глазами что-нибудь острое…
   – Нет! - женщина подняла руку к волосам под серебристой короной. - Только протяни руку.
   Я сделал пару шагов, и голова сильно закружилась. Совсем близко на камнях распускались пенные цветы, но одновременно почему-то казалось, что они расцветают в бездне. Я протянул руку ладонью вверх и почувствовал, как кожу будто закололи ледяные иголки, рука сразу онемела.
   А женщина вынула из волос серебряную шпильку и посмотрела мне прямо в глаза…
   Я не могу описать этот взгляд - он был как черная молния. Словно отдернулась завеса в некий сверкающий мир… Но тотчас все погасло, я покачнулся и ощутил боль в пальце.
   Моргнул и поглядел.
   Капля крови набухла на кончике, помедлила и сорвалась. Проплыла в воздухе, коснулась темного камня и тотчас превратилась в облачко розоватого пара.
   Которое сразу развеял порыв холодного ветра…
   Женщина отступила, медленно поднимая руку, и вложила шпильку обратно в волосы. На миг я отчетливо увидел лицо - оно было несказанно прекрасно и немного грустно. В следующий миг у меня перехватило дыхание - она как лебедь заскользила к багровеющим скалам.
   – До свидания, - услышал я. - Не печалься на темной дороге…
   Зеленый луч погас, накатила тьма. Снова фиолетовая дуга промелькнула в небе. Скачком возникла из небытия стена комнаты.
   Окно почему-то осталось черным.
   Я отвернулся, чувствуя легкую тошноту и усталость. Сходить за бутылкой пива?…
   Не скоро доведется снова его попробовать. Я застыл в полуобороте.
   Или не все гости разошлись, или этот только что явился - за столом сидел старый знакомый. Он поставил меч вертикально, будто крест, и обхватил пальцами рукоять.
   Александр!
   – Здравствуй, - вежливо произнес он, но кланяться на сей раз не стал. Я мимолетно отметил, что в этот раз обратился ко мне на 'ты'.
   Выглядел он все так же: худое, будто обветренное лицо; черная бородка; пронзительный взгляд из-под густых бровей. Только одежда как будто другая, не похожая на монашеское одеяние…
   Впрочем, у меня все еще кружилась голова. Я сел на тахту и вяло пробормотал:
   – Извините, я несколько выбит из колеи.
   Гость едва заметно улыбнулся.
   – Понятно, - проронил он, но больше говорить не стал.
   Я с трудом взял себя в руки и попытался завести светскую беседу:
   – Как-то встретил человека, похожего на вас. Помог мне бежать и представился Симоном, из Ново-Афонского монастыря. Но я узнавал, монастырь давно разрушен…
   Александр слегка пожал плечами:
   – Да, это один из моих сотрудников, а они нередко перенимают манеры и даже отчасти облик… Но лучше поговорим о другом. Ты ведь хотел узнать, когда начнется война?
   Он не спросил, а скорее констатировал. Я вздохнул:
   – Ну да. Все-таки большой войны давно не было.
   Мой гость невесело улыбнулся:
   – Скоро столетие, как война не кончается. Она просто приняла иные формы, чем привыкли люди. Но еще в Древнем Китае был написан трактат 'Искусство войны'. Там сказано: 'подчинить армию врага, не сражаясь, - вот подлинная вершина превосходства. Поэтому высшее пресуществление войны - разрушить планы врага; затем - разрушить его союзы; затем - напасть на его армию; и самое последнее - напасть на его укрепленные города… Тот, кто преуспел в военном деле, подчиняет чужие армии, не вступая в битву, захватывает чужие города, не осаждая их, и разрушает чужие государства без продолжительного сражения'.