Куин Джулия. Подари мне луну

   — С удовольствием.
   — Я хочу, чтобы вы помогли мне отвлечь кое-кого.
   — О это проще простого. Мама всегда говорит мне, что я ее отвлекаю по всяким пустякам.
   — Раз так, то не могли бы вы, Харриет, выбежать из магазина и отвлечь его светлость, пока я попробую выскользнуть через боковую дверь?
   Харриет нахмурилась.
   — Если я так сделаю, то лишу его возможности ухаживать за вами.
   Огромным усилием воли Виктория удержалась, чтобы не закричать: «Вот именно!» — и мысленно возвела себя за это в ранг святых. Она промолвила как можно мягче:
   — Харриет, я в любом случае не собираюсь замуж за вашего кузена. Но если мне не удастся выбраться отсюда, мы просидим здесь всю ночь. Роберт, похоже, никуда не торопится.
   Харриет колебалась в нерешительности. И Виктория выложила последний козырь.
   — Ваша матушка всех просто измучает, — прошептала она.
   Такая перспектива не могла не ужаснуть Харриет.
   — Ну, хорошо, — согласилась она.
   — Подождите секунду, я захвачу свои вещи. — И Виктория принялась поспешно собираться.
   — А что я ему скажу?
   — Да что хотите.
   Харриет надула губки.
   — Знаете, эта идея мне уже разонравилась.
   Виктория остановилась на полпути к двери.
   — Харриет, я вас умоляю.
   Издав громкий вздох и драматически пожав плечами, девушка толкнула дверь магазина и вышла на улицу.
   — Вот и хорошо, вот и отлично, — прошептала Виктория, ринувшись в соседнюю комнату. Она поплотнее запахнула накидку и выскользнула в заднюю дверь.
   Свобода! У Виктории даже голова закружилась. Она, конечно, понимала, что рано обрадовалась своему освобождению, но перехитрить Роберта было так приятно! Если поразмыслить, то следовало бы признать тот факт, что человек, который дважды разбил ей сердце, снова ворвался в ее жизнь, но в данный момент она была довольна уже тем, что побила Роберта его же оружием.
   — Ха! — воскликнула она, чрезвычайно довольная собой. Теперь ей осталось пройти по переулку, повернуть налево — и она свободна от его назойливых ухаживаний. По крайней мере на сегодня.
   Виктория поспешила прочь от магазинчика. Но не успела она зайти за угол, как услышала чьи-то шаги за спиной.
   Это Роберт! Больше некому.
   Но, обернувшись, она увидела не Роберта, а здоровенного черноволосого детину с безобразным шрамом во всю щеку.
   Он настиг ее в мгновение ока.
   Виктория выронила от испуга свой узелок и отчаянно закричала.
   — Тише ты, милашка, — пробасил злодей. — Я тебе ничего не сделаю.
   У Виктории не было никаких оснований ему верить, и поэтому она изо всех сил ударила его ногой в колено и понеслась вниз по переулку, надеясь, что успеет добежать до поворота, где смешается с лондонской толпой.
   Но он оказался проворнее, или, может быть, она его не сумела обескуражить, потому что в следующую секунду он схватил ее поперек талии и куда-то потащил. Она молотила его кулачками, визжала и царапалась, твердо решив не сдаваться без боя.
   Изловчившись, она ударила его по лицу, и он, громко выругавшись, выпустил ее. Виктория оказалась на земле и мигом вскочила на ноги, но не успела она сделать и двух шагов, как злодей ухватил ее за подол накидки.
   И тут она услышала то, что больше всего боялась услышать.
   — Ваша светлость! — заорал злодей. «Ваша светлость»? Сердце ее упало. Как она сразу не догадалась!
   А разбойник взревел пуще прежнего:
   — Если вы сию минуту не появитесь, то я сбегу, прежде чем вы меня уволите!
   Виктория без сил опустилась на мостовую и зажмурила глаза, чтобы не видеть довольную ухмылку Роберта, выходящего из-за поворота.

Глава 12

   Когда Виктория открыла глаза, Роберт уже стоял перед ней.
   — Они за тобой не идут? — спросил он.
   — Кто?
   — Они. Все эти женщины, — пояснил он так, будто речь шла о каком-то неизвестном виде насекомых.
   Виктория попыталась выдернуть свою руку из его цепких пальцев.
   — Они все еще пыот чай.
   — Слава Богу.
   — Между прочим, твоя тетушка пригласила меня пожить у нее.
   Роберт пробормотал что-то неразборчивое, по, судя по тону, весьма нелицеприятное.
   После непродолжительного молчания Виктория сказала:
   — Мне правда пора домой, поэтому, будь так любезен, отпусти мою руку. — Она натянуто улыбнулась, твердо решив любой ценой придерживаться светского тона.
   Он скрестил руки на груди, поглядел на нее сверху вниз и произнес:
   — Я никуда без тебя не пойду.
   — Зато я никуда не пойду с тобой. Итак, я не вижу иной возможности…
   — Виктория, не испытывай мое терпение. Она вытаращила на него глаза.
   — Что ты сказал?
   — Я сказал…
   — Да слышала я, что ты сказал! — Она стукнула его по плечу ладонью. — Как ты смеешь мне это говорить! Ты послал за мной злодея, убийцу! А если бы он меня покалечил?
   Здоровенный детина, напавший на нее, возмутился:
   — Милорд!
   Роберт скривил губы.
   — Виктория, Макдугал возражает против того, чтобы его называли злодеем. По-моему, ты его смертельно обидела.
   Виктория молча уставилась на него — беседа приняла неожиданный оборот.
   — Я ее и пальцем не тронул, — буркнул Макдугал.
   — Виктория, — продолжал Роберт. — Похоже, тебе придется извиниться.
   — Извиниться? — прошипела она, кипя от негодования. — Извиниться! Да ни за что на свете!
   Роберт повернулся к своему кучеру с выражением страдальческого терпения.
   — Мне кажется, она не собирается извиняться.
   Макдугал вздохнул и великодушно промолвил:
   — Ну ладно, у малышки был тяжелый день.
   Виктория никак не могла решить, кого из них стукнуть первым.
   Роберт что-то сказал Макдугалу, и шотландец покинул место действия — видимо, отправился за каретой, которую оставил за поворотом.
   — Роберт, — твердо промолвила Виктория, — я иду домой.
   — Прекрасно. Я буду тебя сопровождать.
   — Я с успехом доберусь одна.
   — Одной женщине ходить опасно, — живо возразил он, очевидно, пытаясь скрыть раздражение под маской деловитости.
   — Последние несколько недель я только так и хожу, так что благодарю за заботу.
   — Ах да, последние несколько недель, — промолвил он, и желваки заходили на его скулах. — Хочешь, расскажу, как я провел последние несколько недель?
   — Что ж, вряд ли я смогу тебе это запретить.
   — Последние несколько недель я себе места не находил от тревоги. Я понятия не имел, где тебя искать…
   — Уверяю тебя, — едко заметила она, — у меня и в мыслях не было, что ты меня разыскиваешь.
   — Почему ты никому не сообщила о своих планах?
   — И кому, спрашивается, я должна была о них сообщить? Леди Холлингвуд? О да, мы ведь с ней большие друзья. А может быть, тебе? Ты ведь проявлял такую трогательную заботу о моем благополучии!
   — Но у тебя же есть сестра — ты о ней забыла?
   — Сестре я сообщила. Я послала ей письмо неделю назад.
   Роберт перебрал в уме события прошедшего месяца. Он виделся с Элеонорой две недели назад. В то время она еще ничего не знала о Виктории. Он вынужден был признать, что гнев его необоснован — просто он здорово перенервничал за эти несколько недель. Немного успокоившись, он постарался смягчить тон.
   — Виктория, ты не согласишься поехать со мной? Я отвезу тебя к себе домой, и мы обо всем спокойно переговорим наедине.
   Она наступила ему на ногу, с явным намерением ее отдавить.
   — — Это что, еще одна из твоих гадких, оскорбительных выходок? Ах прости, пожалуйста, ты, наверное, называешь это предложением руки и сердца? Мерзкий, подлый…
   — — Виктория, — протянул он, — если ты будешь продолжать в том же духе, у тебя эпитетов скоро не хватит.
   — О! — возмущенно выдохнула она, не придумав ничего больше, негодующе всплеснула руками и буркнула:
   — Все, я ухожу.
   Он схватил ее за плечи и рывком притянул к себе.
   — По-моему, я уже сказал тебе, — холодно произнес он, — что без меня ты никуда не пойдешь. — С этими словами он потащил ее за угол дома, где стояла его карета.
   — — Роберт, — прошипела она. — Не устраивай скандал.
   Он насмешливо вскинул бровь.
   — А почему бы и нет?
   Она попыталась сменить тактику.
   — Роберт, чего ты хочешь от меня?
   — — Как чего? Жениться на тебе. По-моему, я повторил это раз десять. Неужели до сих пор не ясно?
   — До этого мне было ясно только одно, — гневно возразила она. — Помнится, ты хотел, чтобы я стала твоей любовницей.
   — Это было непростительной ошибкой с моей стороны, — твердо сказал он. — Сейчас я прошу тебя стать моей женой.
   — Очень хорошо. Ну так вот, я тебе отказываю.
   — Отказ тебе не поможет.
   Она взглянула на него так, словно хотела вцепиться ему в горло.
   — Насколько мне известно, по законам английской церкви священник спрашивает согласия на брак у обеих сторон.
   — Тори, — хрипло произнес он, — ты что, не понимаешь, как я волновался за тебя?
   — Не понимаю, — ответила она с наигранным простодушием. — Я устала и хочу домой.
   — Ты прямо как сквозь землю провалилась. Бог мой, когда леди Холлингвуд сказала мне, что она тебя уволила…
   — Ну да, и мы оба знаем, по чьей вине это произошло, — отрезала она. — Но в результате у меня теперь новая работа, которой я чрезвычайно довольна. Полагаю, мне следует поблагодарить тебя за это.
   Но он продолжал, не обращая внимания на ее колкости:
   — Виктория, я… — Он остановился и смущенно кашлянул. — Я говорил с твоей сестрой. Виктория сделалась бледна как полотно.
   — Я не знал, что отец тебя связал в ту ночь. Клянусь, я ничего не знал.
   Виктория сглотнула и отвела взгляд, пряча непрошенные слезы.
   — Не напоминай мне об этом, — промолвила она, мысленно проклиная себя за то, что голос ее так предательски дрожит, — Я не хочу об этом думать. Я теперь счастлива. Прошу тебя, оставь меня в покое.
   — Виктория. — Его голос зазвучал пугающе нежно. — Я люблю тебя. Я всегда тебя любил.
   Она яростно встряхнула головой, по-прежнему не решаясь взглянуть ему в лицо.
   — Я люблю тебя, — повторил он, — Я хочу, чтобы мы прожили вместе всю оставшуюся жизнь.
   — Слишком поздно, — прошептала она. Он рывком повернул ее к себе.
   — Не говори так! Мы ничуть не лучше животных, если не пытаемся учиться на своих ошибках и не хотим двигаться вперед.
   Она вскинула голову.
   — Не в этом дело. Просто я больше не хочу за тебя замуж.
   И это была правда, вдруг поняла Виктория. Сердце ее навеки отдано ему, но она познала сладкий вкус свободы и независимости, с тех пор как переехала в Лондон. Наконец-то она сама себе хозяйка! Распоряжаться собственной жизнью — что может быть лучше? Пьянящее, волшебное ощущение.
   Роберт побледнел и прошептал:
   — Ты сказала это сгоряча, не подумав.
   — Ошибаешься, я все обдумала, Роберт. Я не хочу выходить за тебя замуж.
   — Ты зла на меня, — продолжал он убеждать ее. — Ты сердишься и хочешь причинить мне боль, и ты имеешь на это полное право.
   — Я не сержусь. — Она помолчала. — Нет, сержусь, конечно, но я отказываю тебе не поэтому.
   Он скрестил руки на груди.
   — Так почему же? Почему ты не хочешь даже выслушать меня?
   — Да потому что я теперь счастлива! Неужели тебе это так трудно понять? Мне нравится моя работа, моя независимость. Впервые за семь лет я всем довольна, и я не хочу ничего менять.
   — Ты счастлива здесь? — Он пренебрежительно махнул рукой в сторону магазина. — Ты, продавщица в магазине дамского платья?
   — Да, — промолвила она ледяным тоном, — я счастлива. Понимаю, это оскорбляет твои утонченные чувства, но…
   — Не язви, Тори.
   — Тогда я больше ничего не скажу. — Она плотно сжала губы.
   Роберт потихоньку потянул ее к своему экипажу.
   — Я думаю, будет удобнее продолжить наш разговор наедине.
   — Это тебе будет удобнее.
   — Я имел в виду нас обоих, — огрызнулся он, теряя терпение.
   Она попыталась вырваться от него, смутно сознавая, что ведет себя скандально, но не имея уже сил остановиться.
   — Если ты думаешь, что я поеду с тобой в одной карете…
   — Виктория, даю тебе честное благородное слово, что не причиню тебе никакого вреда.
   — Смотря что ты подразумеваешь под словом «вред».
   Он тут же отпустил ее и театрально воздел руки к небу.
   — Клянусь, что пальцем тебя не трону. Она прищурилась.
   — И почему, спрашивается, я должна тебе верить?
   — Да потому, — выкрикнул он, потеряв терпение, — что я никогда не нарушал данного тебе обещания.
   Она пренебрежительно фыркнула, что несколько не соответствовало манерам благовоспитанной леди.
   — О прошу тебя, без громких слов!
   Скулы его напряглись, желваки заходили под кожей. Честь всегда стояла для Роберта на первом месте, и Виктория прекрасно понимала, что задела его за живое.
   Когда он вновь заговорил, голос его звучал тихо и твердо:
   — Я никогда не нарушал своего обещания ни по отношению к тебе, ни к кому бы то ни было. Я, может быть, не всегда обращался с тобой с таким… — он судорожно глотнул, — с таким уважением, какого ты заслуживаешь, но я никогда не нарушал данной тебе клятвы.
   Виктории нечего было на это сказать — она знала, что он говорил правду.
   — Ты отвезешь меня домой?
   Он кивнул.
   — Где ты живешь?
   Она назвала ему свой адрес, и он повторил его Макдугалу.
   Роберт протянул руку, чтобы помочь ей сесть в карету, но Виктория сделала вид, что не замечает ее, и сама взобралась в экипаж.
   Роберт с трудом перевел дух — у него так и чесались руки подтолкнуть ее сзади пониже спины и без лишних слов запихнуть в карету. Черт, здорово она наловчилась испытывать его терпение. Он снова глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться (похоже, ему придется еще не раз так вздыхать, прежде чем они доберутся до места), и поднялся вслед за ней в экипаж.
   Он приложил все старания, чтобы ненароком не коснуться ее, пока устраивался рядом, но ее аромат был повсюду. От нее всегда пахло весной, и Роберта захлестнула волна воспоминаний. Он тщетно пытался собраться с мыслями. Судьба подарила ему возможность вновь обрести любовь, и он твердо решил сделать все, чтобы не упустить этот волшебный шанс.
   — Ну, так что ты хотел мне сказать? — сухо спросила Виктория.
   Он опустил глаза. По-видимому, она не собирается делать шаг навстречу.
   — Я хотел сказать, что сожалею. Она удивленно вскинула на него глаза.
   — Ты сожалеешь? — эхом откликнулась она.
   — Да, сожалею, что усомнился в тебе. Я позволил отцу убедить меня в том, во что сам не верил ни секунды.
   Она молчала, предоставляя ему продолжать свои неловкие оправдания.
   — Я так хорошо знал тебя, Тори, — прошептал он. — Я доверял тебе, как самому себе. Но когда ты не явилась на нашу встречу…
   — Ты решил, что я тебя обманывала, — докончила она за него ровным, безжизненным голосом.
   Он отвернулся и посмотрел в окно кареты, потом снова взглянул в ее бледное, напряженное лицо.
   — Я не знал, что и думать, — пробормотал он.
   — Но ты мог дождаться утра и расспросить меня о том, что случилось, — возразила она. — Тебе не обязательно было думать обо мне самое плохое.
   — Я заглянул в твое окно.
   — Правда? — ахнула она. — Н-но я тебя не видела.
   Роберт продолжал дрогнувшим голосом:
   — Ты лежала в кровати, спиной к окну. Казалось, ты крепко спишь, забыв обо всем на свете.
   — Я плакала, — глухо промолвила она.
   — Я не знал этого.
   На лице ее отразились самые противоречивые чувства, и на мгновение Роберту показалось, что она готова потянуться к нему и коснуться его руки, но вместо этого она решительно скрестила руки и сказала:
   — Ты вел себя просто отвратительно.
   Роберт тут же позабыл свое обещание держать себя в руках.
   — А ты разве нет? — гневно возразил он. Она оторопела.
   — Ты о чем?
   — Мы оба виноваты, Виктория. Мы оба позволили себе усомниться в чувствах друг друга. И ты не имеешь права винить в этом меня одного.
   — Что ты имеешь в виду?
   — Твоя сестра сказала мне, что ты думала обо мне. Ты думала, что я всегда хотел только соблазнить тебя, что я и не собирался на тебе жениться. — Он наклонился к ней и в последний момент удержался, чтобы не взять ее руки в свои. — Загляни в свое сердце, Виктория. Ты ведь знаешь, я любил тебя. И всегда буду любить.
   Виктория тяжело вздохнула, гнев ее разом куда-то пропал.
   — Наверное, мне тоже следует извиниться перед тобой.
   У Роберта вырвался прерывистый вздох, и волна радостного облегчения затопила его душу. На этот раз он решился-таки взять ее за руки.
   — Значит, мы можем начать все сначала, — радостно сказал он.
   Виктория попыталась заставить себя отдернуть руки, но его пожатие было таким нежным и ласковым. Его кожа была теплой, и ей захотелось прильнуть к его груди, почувствовать себя в его объятиях. Что плохого в том, что ей хочется снова стать любимой и желанной?
   Она встретилась с ним взглядом. Его голубые глаза смотрели на нее в упор, их выражение одновременно пугало и притягивало ее. Она почувствовала, как слезы потекли по ее щекам.
   — Роберт, я… — Она умолкла, не зная, что сказать.
   Он потянулся к ней, и Виктории стало ясно, что он собирается ее поцеловать. И тут, к ужасу своему, она поняла, что ей хочется ощутить его губы на своих губах.
   — Нет! — вскричала она, пытаясь остановить и его, и себя. Она отвела взгляд и отняла у него свои руки.
   — Виктория…
   — Перестань. — Она всхлипнула и уставилась в окно. — Тебе не понять меня.
   — Тогда скажи мне, что я должен знать. Скажи, что я должен сделать, чтобы ты была счастлива.
   — Неужели ты не понимаешь? Ты не можешь сделать меня счастливой!
   Роберт вздрогнул. Ее слова ранили его гораздо больнее, чем он ожидал.
   — Потрудись объясниться, — сдержанно промолвил он.
   Она невесело рассмеялась.
   — Ты подарил мне луну, Роберт. Да нет, ты сделал даже больше. Ты поднял меня на небо и усадил прямо посреди серебристой лунной равнины. — Виктория уже не замечала катящихся по щекам слез. — А потом я упала с луны вниз. И мне было очень больно, когда я ударилась о землю. И я не хочу, чтобы подобное повторилось еще раз.
   — Этого больше не повторится. Я стал старше и мудрее. Мы оба повзрослели и поумнели.
   — Но разве ты не понял? Это случилось уже дважды.
   — Дважды? — растерянно повторил он, думая о том, что ему придется сейчас услышать нечто не очень для себя приятное.
   — Тогда, у Холлингвудов, помнишь? — продолжала она спокойным, бесстрастным тоном. — Ты предложил мне стать твоей…
   — Не говори этого, — оборвал он ее.
   — Не говорить чего? Тебя смущает слово «любовница»? С каких это пор ты стал таким щепетильным в выражениях?
   Кровь отхлынула от его лица.
   — Я и не знал, что ты такая злопамятная.
   — Я не злопамятная. Я просто говорю все как есть. И в тот раз я не сама свалилась с луны — ты меня столкнул.
   Роберт с трудом перевел дух. Не в его правилах было просить, и он чувствовал необходимость защитить себя. Но Виктория была ему дороже, и поэтому он сказал:
   — Тогда дай мне возможность загладить свою вину, Тори. Позволь мне жениться на тебе и стать отцом твоих детей. Позволь мне каждый день боготворить землю, по которой ты ступаешь.
   — Роберт, не надо. — Голос ее дрожал, и от Роберта не укрылось, как вспыхнули ее глаза, когда он упомянул о детях.
   — Что не надо? — попробовал он отшутиться. — Боготворить землю, по которой ты ступаешь? Слишком поздно — я уже ее боготворю.
   — Не будь таким настойчивым, — прошептала она.
   Губы его изумленно приоткрылись.
   — Но почему, черт возьми, мне нельзя быть настойчивым? Интересно, с какой стати я позволю тебе снова меня бросить?
   — Я никогда тебя не бросала! — воскликнула она. — Ты меня бросил, ты!
   — — Мы оба виноваты. Ты тоже с легкостью поверила самому худшему обо мне.
   На это Виктории нечего было сказать. Он придвинулся к ней и пристально посмотрел ей в глаза.
   — Я не сдамся, Виктория. Я буду преследовать тебя днем и ночью. Я заставлю тебя признать, что ты любишь меня.
   — Но я не люблю тебя, — прошептала она. В этот момент карета остановилась, и Роберт сказал:
   — Должно быть, мы подъехали к твоему дому.
   Виктория мигом собрала свои вещи и потянулась к двери кареты. Но не успела она коснуться полированной деревянной ручки двери, как рука Роберта твердо легла на ее руку.
   — Еще одну минуту, — хрипло произнес он.
   — Что ты хочешь, Роберт?
   — — Поцелуй.
   — Нет.
   — Только один поцелуй — чтобы я смог пережить эту ночь.
   Виктория посмотрела ему в глаза. Они были похожи на голубые льдинки, но взгляд их обжигал, как огонь. Она облизала пересохшие губы.
   Рука Роберта мягко легла ей на затылок. Прикосновение его было мучительно нежным. Если бы он попытался применить силу, она бы стала сопротивляться. Но его нежность обезоружила ее, и она не смогла отклонить его ласку.
   Роберт приблизил свои губы к ее лицу и потерся ими о ее губы, пока не почувствовал, что они дрогнули и потянулись к его губам. Тогда он коснулся языком сначала одного, потом другого уголка ее рта, а затем провел кончиком языка по краю ее милых губок. Виктории казалось, что она сейчас растает. Но в следующее мгновение он резко отпрянул от нее. Руки его тряслись. Виктория взглянула на свои руки и увидела, что они тоже дрожат.
   — Я знаю, когда мне следует остановиться, — глухо промолвил он.
   Виктория часто заморгала — ей вдруг стало ясно, что про себя она этого сказать не может. Еще одна секунда этой чувственной пытки — и она была бы уже на полу кареты, умоляя его взять ее. Краска стыда залила ей щеки, она открыла дверцу кареты и протянула Макдугалу дрожащую руку, чтобы он помог ей выйти. Роберт вышел тотчас вслед за ней и, оглянувшись вокруг, не смог сдержать проклятий.
   Виктория жила в одном из беднейших кварталов Лондона. Роберт не сразу пришел в себя. Он промолвил почти умоляюще:
   — Прошу тебя, скажи, что ты не здесь живешь.
   Она как-то странно на него посмотрела и указала на окно четвертого этажа.
   — Я живу вон там.
   — Ты… здесь… не останешься, — вымолвил он, запинаясь и с трудом выговаривая слова.
   Виктория пропустила его реплику мимо ушей и направилась было к дому, но Роберт обхватил ее за талию.
   — Я не желаю больше ничего слышать, — крикнул он. — Ты сию же минуту поедешь ко мне домой.
   — Пусти меня! — Виктория попыталась вырваться из его рук, но Роберт держал ее крепко.
   — Я не позволю тебе оставаться в таком опасном месте.
   — Не думаю, что с тобой я буду в большей безопасности! — едко возразила она.
   Роберт немного ослабил хватку, но не выпустил ее руки. И вдруг он почувствовал, как что-то скользнуло по его ноге.
   — О растреклятый дьявол! — Он яростно дернул ногой, и огромная крыса шлепнулась на мостовую.
   Виктория воспользовалась его замешательством, вырвала у него свою руку и бросилась к дому, где она могла от него укрыться.
   — Виктория! — взревел Роберт, кидаясь за ней. Но когда он рванул на себя входную дверь, перед ним как из-под земли выросла старуха с отвратительными гнилыми зубами.
   — И кто вы такой, смею спросить? — прошамкала она.
   — Я граф Макклсфилд. Прочь с дороги!
   Старуха толкнула его рукой в грудь.
   — Полегче, ваша милость.
   — Уберите от меня ваши руки, будьте любезны.
   — А вы, будьте любезны, уберите свою паршивую задницу из моего дома, — проскрипела она. — У нас здесь мужчинам разгуливать не позволено. Это порядочный дом.
   — Мисс Линдон — моя невеста, — отрезал Роберт.
   — Навряд ли. Сдается мне, она с вами и знаться не хочет.
   Роберт поднял голову и заметил в окне Викторию, которая сверху наблюдала всю эту сцену. Гнев захлестнул его с новой силой.
   — Меня это не остановит, Виктория! — крикнул он.
   Она с грохотом захлопнула окно.
   Вот тут-то Роберт впервые в жизни понял, что означает выражение, «света не взвидеть от ярости». Когда семь лет назад Виктория, как он думал, предала его, он был слишком несчастен, чтобы так злиться. Но сейчас… Черт возьми, он две недели места себе не находил от беспокойства, гадая, куда запропастилась Виктория. И теперь, когда он наконец нашел ее, она не только с пренебрежением отвергла его предложение руки и сердца, но и с присущим ей упрямством отказалась покинуть этот омерзительный дом, где с ней соседствуют пьяницы, воры и шлюхи. И крысы.
   Роберт оглянулся и заметил, как уличный воришка залез в карман ничего не подозревающего прохожего, и чуть не задохнулся от злости. Нет, он вытащит Викторию отсюда во что бы то ни стало — если не для ее безопасности, так для собственного спокойствия.
   Это просто чудо, что ее здесь до сих пор не изнасиловали или, того хуже, не убили.
   Он повернулся к хозяйке дома, но та захлопнула дверь у него перед носом, и в замке повернулся ключ. Роберт остановился под окном Виктории и принялся внимательно разглядывать стену, прикидывая, где удобнее было бы взобраться наверх и проникнуть в ее комнату.
   — Милорд, — послышался у него за спиной негромкий, но настойчивый голос Макдугала.
   — Если поставить ногу на подоконник, то, пожалуй, можно добраться и до ее окна, — пробормотал Роберт себе под нос.
   — Милорд, сегодня ей здесь ничего не грозит.
   Роберт гневно повернулся к нему и воскликнул:
   — Да ты хоть понимаешь, что это за место?
   Макдугал обиженно заметил:
   — Прошу прощения, Милорд, но я сам вырос в таком квартале, как этот.
   Роберт тут же смягчился.