Куин Джулия. Подари мне луну

   И в этот момент она наконец призналась себе в том, что всегда чувствовала в глубине сердца — она хочет Роберта. Она хочет его и хочет убедиться, что он тоже ее хочет. О любви она думать пока боялась, но ее желание было таким сильным, что отрицать его не имело смысла. С решимостью, которой она сама от себя не ожидала, Виктория подошла к двери его спальни и повернула дверную ручку. Дверь была заперта.
   Виктория не поверила своим глазам. Она снова попыталась повернуть ручку. Да, дверь заперта на ключ.
   Виктория едва не задохнулась от нахлынувшей злости. Она приняла самое важное решение в своей жизни, а он запер эту чертову дверь!
   Она хотела уже развернуться и уйти к себе в комнату, где она сможет дать волю своему гневу. Он никогда не узнает, что он потерял, — ну и поделом ему! Но в тот же момент она вдруг поняла, что и она сама тоже этого не узнает. А ей так хотелось почувствовать себя любимой и желанной.
   И Виктория решительно постучала в закрытую дверь.
   Роберт удивленно вскинул голову. Ему послышалось, что кто-то дергает ручку двери, но он решил, что это просто скрипят стены старого дома. Он и мысли не допускал, что это Виктория.
   Но тут он услышал уже не скрип, а отчетливый стук. Что ей может быть нужно?
   Он быстрыми шагами пересек комнату и распахнул дверь.
   — Что тебе… — У него перехватило дыхание.
   Он не мог сказать, что именно он ожидал увидеть, но во всяком случае не то, что предстало его глазам. Виктория облачилась в соблазнительную шелковую рубашку, которую он ей подарил, и на этот раз не прикрывалась одеялом. Темно-голубой шелк облегал каждый изгиб ее тела, глубокий вырез наполовину обнажал грудь, а сквозь боковой разрез виднелась стройная ножка.
   Роберт почувствовал, как тело его в одно мгновение натянулось, как струна. Каким-то образом ему удалось-таки выговорить ее имя. Это было нелегко — в горле у него стало сухо, как в пустыне.
   Она стояла перед ним, гордо выпрямившись, но руки ее чуть заметно дрожали.
   — Я приняла решение, — тихо сказала она.
   Он потянулся к ней, не в силах вымолвить ни слова.
   — Я хочу тебя, — продолжала она. — Если ты все еще меня хочешь — я твоя.
   Роберт замер как вкопанный не веря своим ушам. Лицо ее потускнело.
   — Прости, — пробормотала она, по-своему расценив его молчание. — Это очень… Какая же я… Пожалуйста, забудь, что я…
   Она не успела договорить — Роберт прижал ее к себе, руки его исступленно гладили ее тело. Казалось, он хочет проглотить ее целиком, стиснуть в объятиях и никогда не отпускать. Виктория испуганно вздрогнула, и только тогда Роберт опомнился. Тяжело дыша, он отстранился от нее.
   Она вопросительно смотрела на него огромными голубыми глазами.
   Он выдавил из себя улыбку.
   — Да, я все еще тебя хочу, — ответил он. Она на мгновение оторопела, потом вдруг рассмеялась. Ее смех был для него сладчайшей музыкой и сделал для спасения его души гораздо больше, чем все проповедники Англии вместе взятые. Он с благоговейной нежностью провел пальцем по ее лицу.
   — Я люблю тебя, Тори, — промолвил он. — И всегда буду любить.
   Она долго молчала, потом приподнялась на цыпочки и легко коснулась губами его губ.
   — Не говори мне пока о «всегда», — прошептала она. — Прошу тебя, не…
   Он понял и избавил ее от необходимости заканчивать фразу, завладев ее губами в жадном поцелуе. Его нисколько не обидело то, что она еще не готова к «всегда». Это наверняка скоро случится. Он убедит ее, что их любовь — вечное и нерушимое чувство. Теперь, когда она позволила, это будет легко.
   Он провел руками вверх по ее телу, собирая в складки темно-голубой шелк. Сквозь тонкую ткань он чувствовал ее трепетавшее тело.
   — Я покажу тебе, что такое любовь, — шепнул он, прижимаясь губами к нежной коже ее груди. — Я буду любить тебя здесь.
   Губы его продвинулись вверх по ее шее.
   — И здесь.
   Он сжал ее ягодицы.
   — И здесь.
   Она застонала в ответ — из груди ее вырвался хриплый, низкий звук. Роберт внезапно засомневался, сможет ли он устоять на ногах. Он подхватил ее на руки и отнес в постель. Опустив ее на кровать, он добавил:
   — Я буду любить тебя везде, где только можно. У Виктории перехватило дыхание. Его взгляд прожигал ее насквозь, и она чувствовала себя так, словно он мог видеть, что творится в ее душе. Затем он опустился рядом с ней, и вихрь страсти закружил ее. Его тело было сильным, крепким, горячим — ей казалось, что ее уносит жаркой волной.
   — Я хочу дотронуться до тебя, — шепнула она, несколько испуганная собственной смелостью.
   Он схватил ее руку и прижал к своей груди. Кожа его была горячей, и Виктория чувствовала, как бьется сердце под ее ладонью.
   — Потрогай меня, — пробормотал он. — И ты увидишь, что со мной делают твои прикосновения.
   Пальцы ее скользнули по упругой коже его живота, и она зачарованно следила за тем, как напрягаются его мышцы там, где она касается его. Лицо его было спокойным, но по лбу катился пот. Он еле сдерживался. Какое это было волнующее и одновременно пугающее ощущение — знать, что от одного ее прикосновения он сходит с ума. От любви к ней.
   Виктория отбросила страх. Она чувствовала себя смелой и безрассудной. Ей хотелось обнять весь мир — сейчас, сию минуту. Она качнулась к нему, потом у нее закружилась голова и она отпрянула назад. Ее рука продвинулась ниже, пока не коснулась пояса его панталон.
   Роберт резко втянул в себя воздух и быстро накрыл ладонью ее руку.
   — Не сейчас, — хрипло промолвил он. — Я не могу… Не сейчас.
   Виктория отняла руку.
   — Скажи, что мне сделать, — попросила она. — Я сделаю все, что ты захочешь.
   Он замер, онемев от изумления. Она еще ближе придвинулась к нему.
   — Все, что ты захочешь, — прошептала она. — Все что угодно.
   — Я хочу, чтобы ты снова меня коснулась, — наконец вымолвил он. — Обеими руками.
   Она потянулась к нему, и пальцы ее замерли в нерешительности у его плеча.
   — Здесь?
   Он кивнул и задержал дыхание, когда ее ладонь скользнула к его предплечью. Она обхватила его бицепс и удивленно сказала:
   — Какой ты сильный.
   — Это ты делаешь меня таким, — сказал он. — Все что есть во мне хорошего — это благодаря тебе. С тобой рядом я становлюсь лучше, чем я есть на самом деле. — Он беспомощно пожал плечами. — Я говори чепуху. Не знаю, как это объяснить.
   Глаза Виктории наполнились слезами, и то чувство, которое она так долго отвергала, заполнило ее сердце. Она обняла его за шею.
   — Поцелуй меня.
   И он поцеловал ее. О, как он ее целовал! Сначала он был нежен и немилосердно дразнил ее, заставляя ее тело трепетать от предвкушения. И в тот момент, когда Виктория была уверена, что не выдержит больше ни секунды этой сладостной пытки, его руки обвились вокруг ее тела и сжали в стальном объятии.
   Роберт отбросил свою сдержанность, движения его стали лихорадочными. Он поднял ей подол рубашки выше талии, и шелк складками собрался у нее под грудью. Потом раздвинул ее ноги бедром, и Виктория почувствовала, как ткань его панталон трется о ее женское естество. Это ощущение было таким головокружительным, что она наверняка упала бы на спину, если бы Роберт не прижимал ее к себе
   — Я хочу тебя, — простонал он. — Господи, как я хочу тебя.
   — Прошу тебя, — произнесла она умоляющим тоном.
   Он сдернул ее рубашку через голову, и голубой шелк упал на пол рядом с постелью. Викторию внезапно охватило смущение, и она отвела глаза, не в силах встретиться с ним взглядом. Он взял ее за подбородок и мягко повернул ее голову лицом к себе.
   — Я люблю тебя, — сказал он негромко, но твердо.
   Она промолчала.
   — Вскоре ты тоже скажешь мне это, — добавил он, заключив ее в объятия и опуская на постель. — Меня не тревожит твое молчание. Я могу ждать. Ради тебя я готов ждать вечно.
   Виктория не заметила, как это произошло, но через секунду она уже не чувствовала ткань его панталон. Она ощущала его всем телом — так близко, как только может быть.
   — Бог мой, как ты прекрасна, — промолвил Роберт, приподнимаясь на локтях, чтобы посмотреть на нее.
   Она ласково коснулась его щеки.
   — И ты тоже.
   — Прекрасен? — переспросил он, улыбнувшись.
   Она кивнула.
   — Знаешь, я всегда мечтала о тебе. Все эти годы.
   — Правда?
   Виктория охнула, как только его пальцы сомкнулись вокруг ее груди и слегка ее сжали.
   — Я никак не могла побороть это в себе, — призналась она. — А потом поняла, что и не хочу.
   Роберт прерывисто вздохнул.
   — Я тоже мечтал о тебе. Но я даже представить себе^не мог, что наяву это будет так хорошо. — Он опустил голову, почти касаясь губами ее груди, и добавил:
   — В мечтах я даже не мог к тебе прикоснуться.
   Он припал губами к ее соску, целуя его со сводящей с ума страстью, и ее бедра выгнулись ему навстречу. Ее пальцы сами собой зарылись в его густые волосы.
   — О Роберт, — простонала она.
   Он что-то прошептал у ее груди. Она не разобрала, что именно, а потом поняла, что это и не важно. Его язык выводил на ее теле горячие дорожки, дыхание щекотало кожу. Он продвинулся губами вверх по ее шее и пробормотал:
   — Я хочу большего, Тори. Я хочу всю тебя. Он раздвинул ее ноги, и она почувствовала, как он расположился на ней. Он был такой твердый, горячий — он пугал и притягивал ее одновременно. Его руки обхватили ее, прижимая еще крепче.
   — Я не хочу спешить, — прошептал он. — Я хочу насладиться каждым мгновением.
   В его голосе Виктории послышалось еле сдерживаемое желание, и она поняла, каких усилий ему стоило вымолвить эти слова. Она потянулась к нему и провела пальцами по его бровям.
   — Ты все делаешь в совершенстве, — прошептала она. — Иначе просто быть не может.
   Роберт взглянул на нее сверху вниз, его тело трепетало от желания и сгорало от любви. Он не переставал удивляться, как доверчиво и безропотно она приняла его в свои объятия. Она была с ним открытой и честной — он всегда хотел этого не только от женщины, но и от самой жизни.
   Господи, да она и есть его жизнь. И пусть об этом узнает хоть весь мир. Сейчас, перед тем как наконец сделать ее своей, он готов был крикнуть во весь голос:
   «Я люблю эту женщину! Я люблю ее!»
   — Тебе будет немного больно.
   Она погладила его по щеке:
   — Ты не можешь причинить мне боли.
   — Я бы никогда этого не сделал, но… — Он не смог закончить фразу. Он вошел в нее — всего на дюйм, но это было так хорошо, что он потерял дар речи.
   — О Господи! — выдохнула Виктория.
   Роберт промычал что-то неразборчивое — он не мог говорить. Он усилием воли заставил себя остановиться и подождать, пока она расслабится, и лишь потом погрузился в нее еще глубже. Черт, сдерживать себя становилось уже невозможным — каждая клеточка его тела молила об облегчении. Ему понадобилось стиснуть зубы, напрячь каждый мускул, чтобы сдержать свою страсть, но он сделал это.
   И все потому, что он любил ее. Какое непривычное, возвышающее ощущение.
   Наконец он продвинулся на последний дюйм и вздрогнул от наслаждения. Это было самое сладостное ощущение. Его переполняло самое сильное желание в его жизни, и в то же время он еще никогда не чувствовал себя таким удовлетворенным.
   — Мы с тобой одно, — прошептал он, осторожно откинув влажную прядь у нее со лба. — Ты и я. Мы единое целое.
   Виктория закрыла глаза и глубоко вздохнула. Ее охватило странное чувство полноты и завершенности. Роберт был внутри нее — она едва могла это осознать. Это было самое необычное и самое естественное ощущение, какое ей когда-либо приходилось испытывать. Ей казалось, что она взорвется, если он углубится в нее еще хоть немного, и в то же время ей хотелось большего. Она шевельнулась.
   — Я сделал тебе больно? — прошептал он. Она покачала головой.
   — Это так… необычно. Он негромко рассмеялся.
   — Сейчас будет еще лучше, обещаю тебе.
   — О я не хотела сказать, что мне плохо, — горячо возразила она, стараясь убедить его. — Пожалуйста, не думай…
   Он усмехнулся и прижал палец к ее губам.
   — Ш-ш-ш. Позволь, я покажу тебе. — С этими словами ,он прижался губами к ее губам, отвлекая ее, чтобы она не заметила, когда он начнет двигаться в ней.
   Но она заметила. При первом же его движении она вскрикнула, и ноги ее сами собой крепко стиснули его бедра.
   — О Виктория, — простонал он. Но это был счастливый стон. Он снова задвигался, постепенно входя в ритм столь же простой, сколь и прекрасный.
   Виктория двигалась вместе с ним — инстинкт вел ее там, где недоставало опыта. Что-то поднималось, росло внутри нее. Она не могла сказать, была ли это боль или наслаждение. Она как будто находилась на подступах к чему-то неизведанному, готовая вот-вот взорваться от переполнявших ее ощущений.
   И когда накопившееся в ней напряжение хлынуло наружу, она в первый раз в жизни поняла, что значит чувствовать себя по-настоящему умиротворенной.
   Движения Роберта сделались еще более яростными и неистовыми. Вслед за тем у него вырвался крик, и он упал на нее, обессиленный. Несколько минут никто из них не мог вымолвить ни слова.
   Роберт повернулся на бок, прижал к себе Викторию и нежно поцеловал ее в губы.
   — Тебе было больно? Она покачала головой.
   — Я не слишком тяжелый для тебя?
   — Нет. Мне нравится чувствовать твою тяжесть. — Она покраснела, смущенная собственной откровенностью. — А почему ты закрыл дверь?
   — М-м?
   — Дверь — она была закрыта. Он повернулся и взглянул на нее нежно и задумчиво.
   — Привычка, я думаю. Я всегда запираю дверь. Я совсем не хотел запираться именно от тебя. — По его 'губам лениво проползла довольная улыбка. — Мне нравится твое общество.
   Она засмеялась.
   — Да, ты это только что доказал.
   Лицо его внезапно посерьезнело.
   — Между нами больше не будет закрытых дверей. В наших отношениях не должно быть никаких преград — будь то двери, ложь или непонимание.
   Виктория проглотила комок, подступивший к горлу. Она была слишком растрогана и только молча кивнула в ответ.
   Роберт еще крепче прижал ее к себе.
   — Ты никуда не уйдешь? Сейчас день, но мы можем немного подремать.
   — Да, — сонно сказала она. Потом свернулась калачиком в его объятиях, закрыла глаза и заснула.

Глава 20

   Когда час спустя Виктория проснулась, первое, что она увидела, открыв глаза, была сияющая физиономия Роберта. Он лежал рядом, опершись на локоть, и у нее возникло подозрение, что он наблюдал за ней все то время, пока она спала.
   — Сегодня, — радостно объявил он, — самый подходящий день для того, чтобы пожениться.
   Виктория решила, что ослышалась.
   — Что ты сказал?
   — Пожениться. Муж и жена, понимаешь?
   — Ты и я?
   — Нет, на самом деле я пекусь о ежиках, живущих в саду, — их непременно следует соединить священными узами брака. Страшно подумать, сколько лет они прожили во грехе! Сердце кровью обливается.
   — Роберт, — сказала Виктория, давясь от смеха.
   — А их потомство, все эти маленькие ежата, они ведь незаконнорожденные. Подумай, какой позор! Их родители плодились и размножались, прямо как кролики. Или как ежики, если уж на то пошло.
   — Роберт, это серьезный вопрос.
   Легкомысленная усмешка исчезла из его глаз, и Роберт бросил на нее страстный взгляд.
   — Я сейчас серьезен, как никогда. Виктория сказала, тщательно подбирая слова:
   — А тебе не кажется, что сегодня еще рано? Брак — это очень серьезно. Мы должны хорошенько все обдумать.
   — Я уже целый месяц только об этом и думаю.
   Виктория села на постели, натянув на себя простыню, чтобы прикрыть наготу.
   — Но я-то еще не думала. Сейчас я не готова к такому решению.
   Лицо его окаменело.
   — Ты должна была подумать об этом перед тем, как постучать в мою дверь.
   — Тогда я ни о чем не думала, кроме…
   — Кроме чего? — резко спросил он.
   — — Я обидела тебя, — прошептала она. — И я хотела…
   Он вскочил с постели. Скрестив руки на груди, он гневно глянул на нее сверху вниз, совершенно забыв о том, что на нем совсем ничего не надето.
   — Ты занималась со мной любовью из жалости? — прошипел он.
   — Нет! — Она в отличие от него не могла забыть про его наготу и поэтому не смела поднять глаза.
   — Посмотри на меня! — приказал он, голос его стал хриплым от ярости.
   Она подняла глаза на несколько дюймов, но тут же снова опустила.
   — Ты не мог бы одеться?
   — Такая скромность несколько не к месту, ты не находишь? — огрызнулся он, но тем не менее натянул панталоны.
   — Я сделала это не из жалости, — сказала она, взглянув наконец ему в лицо, хотя, будь ее воля, она бы посмотрела лучше на потолок, или на стену, или даже на ночной горшок в углу. — Я сделала это потому, что хотела это сделать, и я думала только о сегодняшнем дне, а не о будущем.
   — Мне трудно поверить, что женщина, которая превыше всего в жизни ценит постоянство, вдруг согласилась на короткое любовное приключение.
   — Я не думала об этом именно в таком смысле.
   — Тогда в каком смысле ты об этом думала? Виктория взглянула ему в глаза, увидела в них боль, которую он старался скрыть под маской гнева, и поняла, как важен для него ее ответ.
   — Я не полагалась на рассудок, принимая это решение, — мягко сказала она. — Я думала сердцем. Я увидела тебя в окне, ты выглядел таким печальным и одиноким…
   — И ты решила меня пожалеть, — горько заметил он.
   — Я сделала это не только ради тебя, но и ради себя тоже. Наверное, мне просто хотелось почувствовать себя любимой.
   В его глазах зажглась надежда,
   — Ты любима, — горячо сказал он, потянулся к ней и сжал ее руки в своих. — И ты будешь чувствовать себя любимой каждый день своей жизни, если только позволишь это себе. Виктория, выходи за меня замуж. Стань моей женой и сделай меня счастливейшим из смертных. Стань моей женой, и в твоей жизни воцарятся мир и спокойствие. И, — добавил он, и голос его перешел в хриплый шепот, — любовь. Ибо я люблю тебя так, как ни один мужчина никогда не любил женщину.
   Виктория хотела удержать подступившие к глазам слезы, но его слова слишком глубоко тронули ее, и она почувствовала, что щеки стали влажными.
   — Роберт, — начала она, не зная толком, что собирается сказать, — я так долго не…
   — У тебя может быть ребенок, — перебил он ее. — Ты подумала об этом?
   — Нет, — призналась она, судорожно глотнув. — Но я…
   — Выходи за меня, — повторил он, крепко сжимая ее руки. — Так будет лучше всего.
   — Зачем ты так говоришь? — сказала она. — Ты же знаешь, что я терпеть не могу, когда ты указываешь мне, что делать.
   Роберт перевел дух.
   — Я не это имел в виду, ты же понимаешь.
   — Я понимаю. Вот только…
   — Только что? — мягко переспросил он ее. — Что мучает тебя, Тори?
   Она отвела взгляд, чувствуя себя ужасно глупо.
   — Не знаю. Брак — это что-то такое постоянное и неизменное. Что если я совершу ошибку?
   — Если это ошибка, то ты ее уже совершила, — заметил он, кивнув в сторону постели. — Но это не ошибка. Супружеская жизнь не всегда будет гладкой, но жизнь без тебя… — Он провел рукой по волосам, беспомощно улыбнулся. — Я не могу без тебя жить. Не знаю, как это еще сказать.
   Виктория прикусила губу — кажется, она тоже приходит к такому же выводу. После всего что случилось с ней за этот месяц, она уже успела привыкнуть к его насмешливым ухмылочкам, к тому, как лукаво поблескивают его глаза, и что его волосы всегда выглядят так, словно он не удосужился как следует пригладить их щеткой. Она прямо посмотрела ему в глаза.
   — У меня есть некоторые возражения, — неуверенно начала она.
   — Это вполне понятно, — заверил он ее.
   — Но у меня также есть и несколько доводов в пользу супружеского союза. — Она говорила медленно, старательно подбирая слова.
   Внезапно умолкнув, она бросила быстрый взгляд в сторону Роберта, опасаясь, что он не даст ей докончить свою мысль и кинется ее обнимать. Но он не двинулся с места, прекрасно понимая, что ей надо выговориться.
   — Прежде всего, — продолжала Виктория, — как ты уже сказал, у нас может быть ребенок. С моей стороны непростительное легкомыслие не подумать об этом заранее, но теперь уже ничего не поделаешь. Полагаю, мне следует подождать несколько недель, и тогда мы увидим…
   — Я бы не советовал тебе так поступать, — живо возразил Роберт.
   Она спрятала улыбку.
   — Нет, у меня и в мыслях не было, что ты позволишь мне вернуться в Лондон, а если я останусь здесь, то…
   — Я не смогу держаться от тебя на расстоянии вытянутой руки, — промолвил он, пожав плечами. — Я честно в этом признаюсь.
   — Тогда я тоже не буду пытаться обманывать тебя и говорить, что мне… — она покраснела, — …что мне неприятно твое внимание. Ты ведь знаешь, мне всегда нравились твои ласки — даже семь лет назад.
   Он понимающе улыбнулся.
   — Но есть и другие причины, по которым наш брак не должен состояться.
   — Должен.
   Она удивленно заморгала.
   — Прости, что ты сказал?
   — Мы должны пожениться. И не говори мне, что не должны.
   Виктория чуть не расхохоталась. Если Роберт чего-то отчаянно хотел, то становился похожим на очаровательного упрямого щенка.
   — Я уже начинаю сомневаться, что ты позволишь мне принять собственное решение, — пригрозила она ему.
   — Впредь я постараюсь уважать твои желания, — торжественно пообещал он. — Если я вдруг стану вести себя, как властный тупоголовый осел, ты сможешь стукнуть меня по голове своим ридикюлем.
   Она прищурилась.
   — Хм, а расписку дашь?
   — Ну конечно. — Он подошел к столу, открыл ящик, вынул оттуда перо, лист бумаги и чернильницу.
   Виктория следила за ним с открытым ртом. Он что-то нацарапал на листке и подписался размашистым росчерком пера. Затем подошел к ней и, протягивая ей листок, сказал:
   — Вот, пожалуйста.
   Виктория взяла листок и прочла:
   — «Если я стану вести себя, как властный тупоголовый осел, я разрешаю моей возлюбленной жене, Виктории Мэри Линдон Кембл…» — Она подняла на него глаза. — Кембл?
   — Ну да, Кембл. Ты станешь Викторией Кембл уже с сегодняшнего дня, стоит мне сделать соответствующие распоряжения. — Он указал пальцем на закорючку вверху листа. — Я датировал документ следующей неделей. Тогда-то уж ты точно будешь носить фамилию Кембл.
   Виктория не стала комментировать его нахальную выходку и продолжила:
   — Так, посмотрим… «моей возлюбленной жене, Виктории Мэри Линдон, э-э, Кембл, стукнуть меня по голове любым предметом, который окажется у нее под рукой». — Она вопросительно взглянула на него. — Любым предметом?
   Роберт пожал плечами.
   — Если я вдруг стану невыносимым ослом, тебе, вероятно, захочется стукнуть меня чем-нибудь потяжелее ридикюля.
   Плечи ее затряслись от беззвучного смеха, когда она дочитывала:
   — «Подписано: Роберт Филип Артур Кембл, граф Макклсфилд».
   — Я не силен в юриспруденции, но, по-моему, этот документ можно считать вполне законным.
   Виктория расплылась в улыбке и смахнула слезы со щек.
   — Вот почему я согласна выйти за тебя замуж, — сказала она, торжественно потрясая листком.
   — Потому что я позволил тебе молотить меня по голове, когда вздумается?
   — Нет, не поэтому, — возразила она, смеясь, — а потому, что мне трудно представить, что было бы со мной, если бы ты не дразнил меня. Я стала чересчур серьезной, Роберт. Но я не всегда была такой.
   — Я знаю, — нежно промолвил он.
   — Целых семь лет я не позволяла себе даже улыбнуться. И я уже почти забыла, как можно смеяться.
   — Я тебе напомню. Она кивнула.
   — Мне кажется, ты мне действительно нужен, Роберт. Правда.
   Он присел рядом с ней на край кровати и нежно ее обнял.
   — И ты мне тоже нужна, милая моя Тори. Правда.
   Некоторое время она молчала, наслаждаясь теплом его объятий. Потом вдруг встрепенулась и спросила:
   — — А ты серьезно решил жениться именно сегодня?
   — Совершенно серьезно.
   — Но это же невозможно. Мы должны еще получить разрешение на брак.
   Он хитро улыбнулся.
   — Я уже достал это специальное разрешение.
   — Как, уже? — Она открыла рот. — Но когда ты успел?
   — Неделю назад.
   — Ты несколько самоуверен, тебе не кажется?
   — Но ведь я оказался прав, не так ли? Виктория попыталась напустить на себя неприступный вид, но глаза ее продолжали смеяться, и она ничего не могла с этим поделать.
   — Я думаю, милорд, в данном случае вы вели себя, как властный тупоголовый осел.
   — Просто осел или невыносимый осел? Я хочу знать, поскольку от этого зависит сохранность моего черепа.
   Виктория не выдержала и захихикала.
   — Знаешь, Роберт, мне начинает нравиться эта мысль — стать твоей женой.
   — Значит ли это, что ты простила меня за то, что я тебя похитил?
   — Пока нет.
   — Нет?
   — Нет. Я попридержу свое прощение до тех пор, пока не получу все, что мне причитается.
   На этот раз пришел черед Роберта согнуться пополам от хохота. Пока он ловил ртом воздух, Виктория стукнула его кулачком по плечу и заметила:
   — Мы в любом случае не сможем сегодня обвенчаться.
   — Почему это?
   — Время к вечеру. А по правилам венчание должно происходить утром.
   — Дурацкое правило.
   — Но мой отец всегда строго его придерживался, — возразила она. — Я прекрасно это помню, поскольку вынуждена была колотить по клавишам органа каждый раз, когда он проводил брачную церемонию.
   — Я и не знал, что в нашей деревенской церкви есть орган.
   — Нет, это было в Лидсе, где мы раньше жили. И мне кажется, ты пытаешься сменить тему.