Страница:
— Вряд ли тебе удастся отсюда ускользнуть, — отозвался он, прислонившись спиной к двери.
— Роберт, неужели ты не понимаешь, что в любую минуту можешь меня скомпрометировать? Уясни себе вот что: ты рано или поздно вернешься в Лондон, где будешь развлекаться в свое удовольствие, — продолжала она с тихой яростью, — а у меня нет такой возможности.
Он небрежно потрепал ее по щеке.
— Если бы ты захотела, я бы предоставил тебе такую возможность.
— Перестань сейчас же! — Она резко отпрянула в сторону, в ярости на себя и на него за то, что его прикосновения были ей так приятны. — Ты оскорбляешь меня, — сказала она, гневно повернувшись к нему спиной.
Он осторожно положил руки ей на плечи.
— Я имел это в виду как комплимент.
— Комплимент! — Она снова вывернулась из его объятий. — У тебя какие-то извращенные представления о морали и приличиях!
— Странно слышать это от тебя, моя дорогая.
— Почему же? В отличие от тебя я не занимаюсь соблазнением невинных барышень.
— А я никогда не пытался продать свое тело за титул и состояние.
— Ловко ты рассуждаешь! Ты, который давным-давно продал свою душу.
— Потрудись объясниться, — холодно потребовал Роберт.
— Нет, — ответила она, разозлившись на его повелительный тон.
— Виктория, не испытывай мое терпение.
— «Не испытывай мое терпение»! — передразнила она. — Ты не имеешь права мне приказывать. Когда-то оно у тебя было, это право… — Голос ее внезапно пресекся, и она с трудом взяла себя в руки. — Но ты сам от него отказался.
— Ты так думаешь?
— Да что толку с тобой говорить! Сама не знаю, зачем я это делаю.
— Неужели?
— Не прикасайся ко мне! — воскликнула Виктория.
Она спиной почувствовала, что он к ней приблизился. Его тело излучало жар и присущую только ему особенную мужскую притягательность. По коже ее побежали мурашки.
— Ты так злишься, — мягко промолвил он, — потому что понимаешь: то, что было между нами, еще не закончилось.
И Виктория знала, что он прав. Их отношения оборвались так внезапно. Вот, наверное, почему ей так тяжело было встретить его спустя столько лет. Но теперь она больше не желает его видеть. Засунуть бы его под ковер и забыть о нем раз и навсегда!
А главное, не может она позволить ему снова разбить ей сердце, что, как она понимала, непременно случится, если сейчас же не прекратить с ним всяческие отношения.
— Ну, скажи, что это не так, — прошептал он. — Я хочу услышать это от тебя. Она молчала.
— Не можешь, верно? — Он подошел к ней и обнял ее, прижавшись подбородком к ее макушке.
В то далекое время, семь лет назад, это объятие было для них привычным, но никогда еще оно не было таким сладостно-горьким. Роберт и понятия не имел, почему ему вдруг вздумалось так обнять ее. Но он чувствовал, что не мог поступить иначе.
— Зачем ты это делаешь? — прошептала она. — Зачем?
— — Не знаю.
И Бог тому свидетель, он не лгал. Он старался убедить себя, что хочет отомстить ей, причинить боль. И какая-то частичка его души действительно жаждала мести: ведь она разбила ему жизнь, и все эти годы он ненавидел ее так же сильно, как прежде любил.
Но обнимать ее было так хорошо — другого слова он просто не мог подобрать, чтобы выразить владевшие им чувства. Она была словно создана для его объятий, а ведь он все эти семь лет обнимал несчетное множество женщин, отчаянно стараясь вычеркнуть из памяти ту единственную, что жила в его сердце.
Возможно ли одновременно испытывать любовь и ненависть? Роберт всегда посмеивался над романтическими стихами, но теперь ему было не до смеха. Он коснулся губами теплой кожи у нее на виске.
— Скажи, ты позволяла другим мужчинам так обнимать тебя? — прошептал он, со страхом ожидая, что она ответит.
Пусть ей нужны были только его деньги, но сердце все равно терзалось ревностью при одной мысли о том, что она могла быть с другим мужчиной.
Какое-то мгновение, показавшееся ему бесконечным, она молчала, и Роберт замер, не дыша. Потом она покачала головой.
— Но почему? — спросил он с непонятным отчаянием. — Почему?
— Не знаю.
— Из-за денег?
Она вздрогнула.
— Что ты сказал?
Он нагнул голову и поцеловал ее в шею со всей нежностью, на которую только был способен.
— Ты не нашла никого, у кого было бы больше денег, чем у меня?
— — Не правда! — с жаром возразила она. — Я не такая. Ты ведь знаешь, я никогда к этому не стремилась.
Он только усмехнулся в ответ, и Виктория почувствовала его усмешку своей кожей.
— Боже мой! — выдохнула она, вырываясь из его объятий. — Так ты подумал… ты подумал….
Он скрестил руки на груди и взглянул на нее с вежливым интересом.
— Что, по-твоему, я подумал, Виктория? Скажи, будь так любезна.
— Ты решил, что мне нужны твои деньги. Что я всего лишь расчетливая авантюристка.
В лице его ничего не дрогнуло — только правая бровь насмешливо взлетела вверх.
— Ты… ты… — Злость и гнев на него, копившиеся в ней все эти семь лет, наконец прорвались, и Виктория бросилась на него и изо всей силы заколотила кулачками по его груди. — Как ты посмел так подумать обо мне? Ты просто чудовище! Ненавижу тебя! Ненавижу!
Роберт отступил на шаг и ловко поймал оба ее запястья.
— Сейчас уже поздно изображать благородное негодование, не так ли?
— Мне не нужны были твои деньги, — горячо воскликнула она. — Богатство для меня никогда ничего не значило.
— Ах, перестань пожалуйста, Виктория. Думаешь, я не понимаю, почему ты умоляла меня помириться с отцом? Ты даже пригрозила мне, что ни за что не выйдешь за меня замуж, пока я все не улажу,
— Это потому, что… О зачем только я оправдываюсь перед тобой?
Он нагнулся к ее лицу.
— Ты пытаешься оправдаться, потому что ты вновь хочешь поймать то, что упустила семь лет назад. Тебе нужен я.
— Ошибаешься, я прихожу к выводу, что не считаю тебя столь уж прекрасным приобретением, — огрызнулась она.
Он хрипло рассмеялся.
— Да, возможно. Именно это, наверное, и объясняет, почему ты отказалась выйти за меня замуж. Но мои деньги и титул, как мне кажется, все еще не потеряли своей привлекательности в твоих глазах.
Виктория рывком высвободила свои руки из его пальцев, удивляясь про себя, что ей это так легко удалось. Она опустилась на постель и закрыла лицо руками. Теперь ей все стало ясно. После того как она не явилась в условленный час на место их встречи, он решил, что она отвергла его, поскольку отец лишил его наследства. Он подумал… О Господи, как он мог о ней такое подумать?
— Ты никогда не понимал меня, — прошептала она, только сейчас по-настоящему это осознав. — Ты никогда меня не понимал.
— Я хотел понять, — почти прошептал он. — Господь свидетель, как я этого хотел. И да поможет мне Бог, до сих пор хочу.
Бесполезно пытаться разубедить его, решила она. Правда теперь не имеет никакого значения. Он никогда ей по-настоящему не доверял, и ничто не заставит его изменить свое мнение о ней. Вряд ли он вообще способен верить женщине.
— Размышляешь о своих прегрешениях? — насмешливо спросил Роберт.
Она подняла голову и встретилась с ним взглядом; в глазах ее поблескивал странный огонек.
— Ты холодный и жестокий человек, Роберт. И к тому же одинокий и несчастный. Куда более одинокий и несчастный, чем я.
Он оторопел. Ее слова задели его за живое — удар был хорошо рассчитан и попал в цель. В мгновение ока он очутился у кровати и схватил ее за плечи.
— Я стал таким по твоей вине.
— Нет, — возразила она, печально покачав головой. — Ты сам себя сделал таким. Если бы ты доверился мне…
— А ты дала мне для этого хоть малейшее основание? — вспылил он.
— Я сделала все, что было в моих силах, — ответила она, дрожа всем телом. — Но ты все равно предпочел мне не верить.
Роберт внезапно почувствовал к ней неодолимое отвращение и резко оттолкнул ее от себя. Она пытается изображать из себя невинную жертву, и ему противно видеть такое лицемерие. Тем более сейчас, когда каждая частичка его существа томится желанием.
И это было страшнее всего. Он и сам точно такой же лицемер, как она. Он ведь желает ее, желает Викторию — единственную из всех женщин, от которой ему надо бы бежать, как от чумы.
Но он давно понял, что это желание ему не удастся побороть. Да и зачем, черт возьми? Она ведь тоже хочет его — он читает это в ее глазах всякий раз, когда целует ее, просто дотрагивается до ее щеки. Он произнес ее имя, и голос его был хриплым от бушевавшей в нем страсти.
Виктория встала, подошла к окну и прижалась лбом к стеклу: она не могла заставить себя посмотреть ему в лицо. Странно, но сознание того, что он никогда не доверял ей, ранило ее гораздо больнее, чем мысль о том, что он тогда хотел только соблазнить ее.
Он снова позвал ее по имени, и на этот раз ей показалось, что он совсем рядом. Она снова почувствовала его дыхание на своей шее.
Он повернул ее к себе, чтобы видеть ее лицо. Его глаза горели голубым огнем, который, казалось, прожигал ее насквозь, и Виктория стояла, глядя на него, как зачарованная.
— Я тебя сейчас поцелую, — медленно произнес он, тяжело и прерывисто дыша. — Я поцелую тебя, но на этом не остановлюсь. Ты меня понимаешь?
Она не пошевелилась.
— Как только мои губы коснутся твоих…
Его слова прозвучали почти угрожающе, но Виктория не обратила на это внимания. По телу ее разлилось жаркое тепло, но она почему-то вся дрожала как в лихорадке. Мысли проносились в ее голове одна за другой с быстротой молнии, но разум отказывался их воспринимать. Душу ее терзали настолько противоречивые чувства, что на их фоне его поцелуй уже не казался ей таким вопиющим безрассудством, как прежде.
Повторить вчерашнее волшебное ощущение — вот чего ей сейчас хотелось. Всего лишь прикоснуться к той мечте, что могла бы стать явью. Почувствовать вкус несбывшегося счастья, которое могло и должно было осуществиться.
Она качнулась к нему, и это было все, что ему требовалось. В мгновение ока он прижал ее к себе изо всех сил и жадно впился губами в ее губы. Она чувствовала его разгоряченное тело, и это заставило ее трепетать от волнения. Пусть он повеса и распутник, но вряд ли он когда-нибудь так желал кого-нибудь, как в эту минуту желал ее.
Виктория сейчас казалась себе самой могущественной женщиной на земле. Это пьянящее чувство вскружило ей голову, и она выгнулась ему навстречу, вздрогнув, когда ее грудь коснулась его груди.
— Я хочу большего. — со стоном произнес он, исступленно прижимая ее к себе. — Я хочу всю тебя.
Виктория не могла бы сказать «нет», даже если бы этого потребовал от нее сам Господь Бог. Она бы непременно уступила Роберту, если бы в эту минуту у двери не раздался незнакомый голос:
— Прошу прощения.
Роберт и Виктория отпрянули друг от друга и обернулись. Там стоял элегантно одетый джентльмен. Виктория никогда его раньше не видела, но была уверена, что он один из приглашенных гостей. Она отвела
Взгляд. Боже, какой позор! Что он о ней сейчас думает!
— А, — это ты, Эверсли, — холодно промолвил Роберт.
— Извини, Макклсфилд, — сказал джентльмен, — но это, кажется, моя комната.
Виктория метнула гневный взгляд на Роберта. Лживый негодяй! Он, конечно, и понятия не имел, в чью комнату ее притащил. Все, чего он добивался, — это остаться с ней наедине. Ему и в голову не пришло, что это может стоить ей работы, не говоря уже о погубленной репутации.
Роберт схватил Викторию за руку и повлек к двери.
— Если не возражаешь, мы пойдем, Эверсли.
При других обстоятельствах Виктория наверняка бы заметила, что Роберт терпеть не может Эверсли, но сейчас она слишком разозлилась на него, чтобы обращать внимание на всякие мелочи.
— Это, похоже, гувернантка? — небрежно обронил Эверсли, нагло ее разглядывая. — Если Холлингвуды узнают об этом маленьком недоразумении, вам, милочка моя, придется несладко.
Роберт резко остановился и с угрожающим видом повернулся к Эверсли.
— Если ты кому-нибудь проболтаешься о том, что сейчас видел, — даже своей собаке, — я тебе шею сверну.
Эверсли усмехнулся.
— Тебе бы следовало назначать свидания в своей собственной комнате.
Роберт увлек Викторию за собой в коридор и захлопнул дверь. Виктория тут же выдернула у него свою руку и взглянула на него с такой яростью, что будь на его месте роза, она тут же увяла бы.
— Так это твоя комната? — вскричала она. — Твоя? Проклятый лжец!
— Тебе же самой не хотелось оставаться в коридоре. Кстати, если ты не хочешь привлечь к себе внимание, говори потише.
— Не смей мне указывать! — Виктория перевела дух, пытаясь взять себя в руки — ее всю трясло. — Поди разберись, что ты собой представляешь на самом деле. Но уж конечно, ты не тот человек, с которым я повстречалась семь лет назад. Ты жестокий, низкий, безнравственный и…
— Можешь не продолжать — основная твоя мысль мне ясна.
Нарочитая вежливость его тона окончательно ее взбесила.
— И не приближайся ко мне ближе, чем на десять метров, — продолжала она дрожащим от бешенства голосом. — Никогда, слышишь?
И она гордо прошествовала мимо него, жалея про себя, что не может напоследок хлопнуть дверью у него перед носом.
Глава 8
— Роберт, неужели ты не понимаешь, что в любую минуту можешь меня скомпрометировать? Уясни себе вот что: ты рано или поздно вернешься в Лондон, где будешь развлекаться в свое удовольствие, — продолжала она с тихой яростью, — а у меня нет такой возможности.
Он небрежно потрепал ее по щеке.
— Если бы ты захотела, я бы предоставил тебе такую возможность.
— Перестань сейчас же! — Она резко отпрянула в сторону, в ярости на себя и на него за то, что его прикосновения были ей так приятны. — Ты оскорбляешь меня, — сказала она, гневно повернувшись к нему спиной.
Он осторожно положил руки ей на плечи.
— Я имел это в виду как комплимент.
— Комплимент! — Она снова вывернулась из его объятий. — У тебя какие-то извращенные представления о морали и приличиях!
— Странно слышать это от тебя, моя дорогая.
— Почему же? В отличие от тебя я не занимаюсь соблазнением невинных барышень.
— А я никогда не пытался продать свое тело за титул и состояние.
— Ловко ты рассуждаешь! Ты, который давным-давно продал свою душу.
— Потрудись объясниться, — холодно потребовал Роберт.
— Нет, — ответила она, разозлившись на его повелительный тон.
— Виктория, не испытывай мое терпение.
— «Не испытывай мое терпение»! — передразнила она. — Ты не имеешь права мне приказывать. Когда-то оно у тебя было, это право… — Голос ее внезапно пресекся, и она с трудом взяла себя в руки. — Но ты сам от него отказался.
— Ты так думаешь?
— Да что толку с тобой говорить! Сама не знаю, зачем я это делаю.
— Неужели?
— Не прикасайся ко мне! — воскликнула Виктория.
Она спиной почувствовала, что он к ней приблизился. Его тело излучало жар и присущую только ему особенную мужскую притягательность. По коже ее побежали мурашки.
— Ты так злишься, — мягко промолвил он, — потому что понимаешь: то, что было между нами, еще не закончилось.
И Виктория знала, что он прав. Их отношения оборвались так внезапно. Вот, наверное, почему ей так тяжело было встретить его спустя столько лет. Но теперь она больше не желает его видеть. Засунуть бы его под ковер и забыть о нем раз и навсегда!
А главное, не может она позволить ему снова разбить ей сердце, что, как она понимала, непременно случится, если сейчас же не прекратить с ним всяческие отношения.
— Ну, скажи, что это не так, — прошептал он. — Я хочу услышать это от тебя. Она молчала.
— Не можешь, верно? — Он подошел к ней и обнял ее, прижавшись подбородком к ее макушке.
В то далекое время, семь лет назад, это объятие было для них привычным, но никогда еще оно не было таким сладостно-горьким. Роберт и понятия не имел, почему ему вдруг вздумалось так обнять ее. Но он чувствовал, что не мог поступить иначе.
— Зачем ты это делаешь? — прошептала она. — Зачем?
— — Не знаю.
И Бог тому свидетель, он не лгал. Он старался убедить себя, что хочет отомстить ей, причинить боль. И какая-то частичка его души действительно жаждала мести: ведь она разбила ему жизнь, и все эти годы он ненавидел ее так же сильно, как прежде любил.
Но обнимать ее было так хорошо — другого слова он просто не мог подобрать, чтобы выразить владевшие им чувства. Она была словно создана для его объятий, а ведь он все эти семь лет обнимал несчетное множество женщин, отчаянно стараясь вычеркнуть из памяти ту единственную, что жила в его сердце.
Возможно ли одновременно испытывать любовь и ненависть? Роберт всегда посмеивался над романтическими стихами, но теперь ему было не до смеха. Он коснулся губами теплой кожи у нее на виске.
— Скажи, ты позволяла другим мужчинам так обнимать тебя? — прошептал он, со страхом ожидая, что она ответит.
Пусть ей нужны были только его деньги, но сердце все равно терзалось ревностью при одной мысли о том, что она могла быть с другим мужчиной.
Какое-то мгновение, показавшееся ему бесконечным, она молчала, и Роберт замер, не дыша. Потом она покачала головой.
— Но почему? — спросил он с непонятным отчаянием. — Почему?
— Не знаю.
— Из-за денег?
Она вздрогнула.
— Что ты сказал?
Он нагнул голову и поцеловал ее в шею со всей нежностью, на которую только был способен.
— Ты не нашла никого, у кого было бы больше денег, чем у меня?
— — Не правда! — с жаром возразила она. — Я не такая. Ты ведь знаешь, я никогда к этому не стремилась.
Он только усмехнулся в ответ, и Виктория почувствовала его усмешку своей кожей.
— Боже мой! — выдохнула она, вырываясь из его объятий. — Так ты подумал… ты подумал….
Он скрестил руки на груди и взглянул на нее с вежливым интересом.
— Что, по-твоему, я подумал, Виктория? Скажи, будь так любезна.
— Ты решил, что мне нужны твои деньги. Что я всего лишь расчетливая авантюристка.
В лице его ничего не дрогнуло — только правая бровь насмешливо взлетела вверх.
— Ты… ты… — Злость и гнев на него, копившиеся в ней все эти семь лет, наконец прорвались, и Виктория бросилась на него и изо всей силы заколотила кулачками по его груди. — Как ты посмел так подумать обо мне? Ты просто чудовище! Ненавижу тебя! Ненавижу!
Роберт отступил на шаг и ловко поймал оба ее запястья.
— Сейчас уже поздно изображать благородное негодование, не так ли?
— Мне не нужны были твои деньги, — горячо воскликнула она. — Богатство для меня никогда ничего не значило.
— Ах, перестань пожалуйста, Виктория. Думаешь, я не понимаю, почему ты умоляла меня помириться с отцом? Ты даже пригрозила мне, что ни за что не выйдешь за меня замуж, пока я все не улажу,
— Это потому, что… О зачем только я оправдываюсь перед тобой?
Он нагнулся к ее лицу.
— Ты пытаешься оправдаться, потому что ты вновь хочешь поймать то, что упустила семь лет назад. Тебе нужен я.
— Ошибаешься, я прихожу к выводу, что не считаю тебя столь уж прекрасным приобретением, — огрызнулась она.
Он хрипло рассмеялся.
— Да, возможно. Именно это, наверное, и объясняет, почему ты отказалась выйти за меня замуж. Но мои деньги и титул, как мне кажется, все еще не потеряли своей привлекательности в твоих глазах.
Виктория рывком высвободила свои руки из его пальцев, удивляясь про себя, что ей это так легко удалось. Она опустилась на постель и закрыла лицо руками. Теперь ей все стало ясно. После того как она не явилась в условленный час на место их встречи, он решил, что она отвергла его, поскольку отец лишил его наследства. Он подумал… О Господи, как он мог о ней такое подумать?
— Ты никогда не понимал меня, — прошептала она, только сейчас по-настоящему это осознав. — Ты никогда меня не понимал.
— Я хотел понять, — почти прошептал он. — Господь свидетель, как я этого хотел. И да поможет мне Бог, до сих пор хочу.
Бесполезно пытаться разубедить его, решила она. Правда теперь не имеет никакого значения. Он никогда ей по-настоящему не доверял, и ничто не заставит его изменить свое мнение о ней. Вряд ли он вообще способен верить женщине.
— Размышляешь о своих прегрешениях? — насмешливо спросил Роберт.
Она подняла голову и встретилась с ним взглядом; в глазах ее поблескивал странный огонек.
— Ты холодный и жестокий человек, Роберт. И к тому же одинокий и несчастный. Куда более одинокий и несчастный, чем я.
Он оторопел. Ее слова задели его за живое — удар был хорошо рассчитан и попал в цель. В мгновение ока он очутился у кровати и схватил ее за плечи.
— Я стал таким по твоей вине.
— Нет, — возразила она, печально покачав головой. — Ты сам себя сделал таким. Если бы ты доверился мне…
— А ты дала мне для этого хоть малейшее основание? — вспылил он.
— Я сделала все, что было в моих силах, — ответила она, дрожа всем телом. — Но ты все равно предпочел мне не верить.
Роберт внезапно почувствовал к ней неодолимое отвращение и резко оттолкнул ее от себя. Она пытается изображать из себя невинную жертву, и ему противно видеть такое лицемерие. Тем более сейчас, когда каждая частичка его существа томится желанием.
И это было страшнее всего. Он и сам точно такой же лицемер, как она. Он ведь желает ее, желает Викторию — единственную из всех женщин, от которой ему надо бы бежать, как от чумы.
Но он давно понял, что это желание ему не удастся побороть. Да и зачем, черт возьми? Она ведь тоже хочет его — он читает это в ее глазах всякий раз, когда целует ее, просто дотрагивается до ее щеки. Он произнес ее имя, и голос его был хриплым от бушевавшей в нем страсти.
Виктория встала, подошла к окну и прижалась лбом к стеклу: она не могла заставить себя посмотреть ему в лицо. Странно, но сознание того, что он никогда не доверял ей, ранило ее гораздо больнее, чем мысль о том, что он тогда хотел только соблазнить ее.
Он снова позвал ее по имени, и на этот раз ей показалось, что он совсем рядом. Она снова почувствовала его дыхание на своей шее.
Он повернул ее к себе, чтобы видеть ее лицо. Его глаза горели голубым огнем, который, казалось, прожигал ее насквозь, и Виктория стояла, глядя на него, как зачарованная.
— Я тебя сейчас поцелую, — медленно произнес он, тяжело и прерывисто дыша. — Я поцелую тебя, но на этом не остановлюсь. Ты меня понимаешь?
Она не пошевелилась.
— Как только мои губы коснутся твоих…
Его слова прозвучали почти угрожающе, но Виктория не обратила на это внимания. По телу ее разлилось жаркое тепло, но она почему-то вся дрожала как в лихорадке. Мысли проносились в ее голове одна за другой с быстротой молнии, но разум отказывался их воспринимать. Душу ее терзали настолько противоречивые чувства, что на их фоне его поцелуй уже не казался ей таким вопиющим безрассудством, как прежде.
Повторить вчерашнее волшебное ощущение — вот чего ей сейчас хотелось. Всего лишь прикоснуться к той мечте, что могла бы стать явью. Почувствовать вкус несбывшегося счастья, которое могло и должно было осуществиться.
Она качнулась к нему, и это было все, что ему требовалось. В мгновение ока он прижал ее к себе изо всех сил и жадно впился губами в ее губы. Она чувствовала его разгоряченное тело, и это заставило ее трепетать от волнения. Пусть он повеса и распутник, но вряд ли он когда-нибудь так желал кого-нибудь, как в эту минуту желал ее.
Виктория сейчас казалась себе самой могущественной женщиной на земле. Это пьянящее чувство вскружило ей голову, и она выгнулась ему навстречу, вздрогнув, когда ее грудь коснулась его груди.
— Я хочу большего. — со стоном произнес он, исступленно прижимая ее к себе. — Я хочу всю тебя.
Виктория не могла бы сказать «нет», даже если бы этого потребовал от нее сам Господь Бог. Она бы непременно уступила Роберту, если бы в эту минуту у двери не раздался незнакомый голос:
— Прошу прощения.
Роберт и Виктория отпрянули друг от друга и обернулись. Там стоял элегантно одетый джентльмен. Виктория никогда его раньше не видела, но была уверена, что он один из приглашенных гостей. Она отвела
Взгляд. Боже, какой позор! Что он о ней сейчас думает!
— А, — это ты, Эверсли, — холодно промолвил Роберт.
— Извини, Макклсфилд, — сказал джентльмен, — но это, кажется, моя комната.
Виктория метнула гневный взгляд на Роберта. Лживый негодяй! Он, конечно, и понятия не имел, в чью комнату ее притащил. Все, чего он добивался, — это остаться с ней наедине. Ему и в голову не пришло, что это может стоить ей работы, не говоря уже о погубленной репутации.
Роберт схватил Викторию за руку и повлек к двери.
— Если не возражаешь, мы пойдем, Эверсли.
При других обстоятельствах Виктория наверняка бы заметила, что Роберт терпеть не может Эверсли, но сейчас она слишком разозлилась на него, чтобы обращать внимание на всякие мелочи.
— Это, похоже, гувернантка? — небрежно обронил Эверсли, нагло ее разглядывая. — Если Холлингвуды узнают об этом маленьком недоразумении, вам, милочка моя, придется несладко.
Роберт резко остановился и с угрожающим видом повернулся к Эверсли.
— Если ты кому-нибудь проболтаешься о том, что сейчас видел, — даже своей собаке, — я тебе шею сверну.
Эверсли усмехнулся.
— Тебе бы следовало назначать свидания в своей собственной комнате.
Роберт увлек Викторию за собой в коридор и захлопнул дверь. Виктория тут же выдернула у него свою руку и взглянула на него с такой яростью, что будь на его месте роза, она тут же увяла бы.
— Так это твоя комната? — вскричала она. — Твоя? Проклятый лжец!
— Тебе же самой не хотелось оставаться в коридоре. Кстати, если ты не хочешь привлечь к себе внимание, говори потише.
— Не смей мне указывать! — Виктория перевела дух, пытаясь взять себя в руки — ее всю трясло. — Поди разберись, что ты собой представляешь на самом деле. Но уж конечно, ты не тот человек, с которым я повстречалась семь лет назад. Ты жестокий, низкий, безнравственный и…
— Можешь не продолжать — основная твоя мысль мне ясна.
Нарочитая вежливость его тона окончательно ее взбесила.
— И не приближайся ко мне ближе, чем на десять метров, — продолжала она дрожащим от бешенства голосом. — Никогда, слышишь?
И она гордо прошествовала мимо него, жалея про себя, что не может напоследок хлопнуть дверью у него перед носом.
Глава 8
Виктория не представляла себе, как ей удастся пережить этот вечер. Довольно уже и того, что придется провести эти несколько часов в обществе Роберта, а там еще будет и Эверсли, который наверняка считает ее любовницей Макклсфилда.
Она уже всерьез подумывала о том, чтобы сослаться на расстройство желудка. Можно будет сказать, что вчера каким-то образом общалась с мисс Ипатией Винтон и, вполне возможно, заразилась от нее. Скорее всего леди Холлингвуд не будет настаивать, чтобы она присутствовала на праздничном обеде. Но с другой стороны, вдруг леди X. вообразит себе, что Виктория нарочно притворилась больной, чтобы ей досадить? Это вполне может послужить основанием для увольнения. Для леди Холлингвуд таким основанием может быть всякий пустяк.
Виктория вздохнула и стала рассматривать платье, лежащее перед ней на постели. Оно оказалось не таким уж и безобразным, но было слишком велико —будет болтаться на ней, как мешок. Кроме того, оно было желтое, а этот цвет всегда придавал ее лицу какой-то болезненный оттенок. Впрочем, к черту женское тщеславие! Виктория решила не расстраиваться из-за такой ерунды: ей ведь в любом случае лучше не привлекать к себе внимания. Лучше всего прикинуться там комнатным цветком и не двигаться весь вечер.
К тому же, такое смирение пришлось бы по душе ее хозяйке.
Виктория взглянула на часы. Без пятнадцати восемь — пора собираться: ей ведь нужно сойти в гостиную в двадцать пять минут девятого. Ровно в двадцать пять минут, подумала она, слегка поморщившись. Ни секундой позже, ни секундой раньше.
Виктория прекрасно понимала, что от этого зависит ее будущее.
Она постаралась как можно лучше уложить волосы. Конечно, ей не удастся соорудить сложную прическу — у нее же нет горничной, как у других леди. Простой, аккуратный пучок — вот все, что ей удалось сделать со своими непокорными прядями.
Стрелки часов показывали, что пора спускаться вниз, и Виктория выскользнула из комнаты, заперев дверь на ключ. Когда она вошла в гостиную, все приглашенные уже были в сборе и вели непринужденную беседу за бокалом вина. Виктория тут же заметила в углу лорда Эверсли, который, к счастью, стоял к ней спиной, оживленно разговаривая с какой-то блондинкой. Виктория с облегчением перевела дух: она все еще чувствовала себя ужасно неловко после сегодняшнего инцидента.
Роберт стоял, прислонившись к стене; на лице его застыло угрожающе-неприступное выражение, которое отпугнуло бы и самого общительного собеседника. Он не сводил глаз с двери гостиной — вероятно, ждал ее появления.
Виктория огляделась. Вокруг Роберта образовалось пустое пространство. Очевидно, собравшиеся здесь были не настолько глупы, чтобы не понять его настроения.
Роберт сделал шаг в ее сторону, но его опередила леди Холлингвуд.
— Благодарю вас, что пришли вовремя, — промолвила она. — Мистер Персиваль Хорнсби будет сопровождать вас в столовую. Я вас ему сейчас представлю.
Виктория последовала за своей хозяйкой, удивляясь про себя, как та умудрилась, обращаясь к ней, выдавить из себя «благодарю вас». И тут у них за спиной раздался голос Роберта:
— Мисс Линдон? Виктория? Виктория обернулась, похолодев от ужаса. — Боже правый, да это и в самом деле вы! — На лице у Роберта было написано совершенно искреннее удивление. Он оторвался от стены и, не успела Виктория и глазом моргнуть, очутился рядом с ними.
Она почувствовала, как от ужаса у нее подгибаются колени. Что, черт возьми, он задумал?
— — Лорд Макклсфилд! — Леди Холлингвуд вытаращила глаза и открыла рот. — Вы… вы знаете мисс Линдон?
— О да. Прекрасно знаю.
Виктории оставалось только надеяться, что, кроме нее, никто не понял весьма двусмысленного намека.
Ее так и подмывало высказать все, что она думает о его поведении.
Леди Холлингвуд посмотрела на нее с укоризной.
— Мисс Линдон, вы не сказали мне, что знакомы с лордом Макклсфилдом.
— — Я не знала, что он ваш гость, миледи. — Что ж, если он так хочет, она тоже будет врать напропалую — пусть ему будет стыдно.
— Мы выросли вместе, — как ни в чем не бывало продолжал Роберт. — В графстве Кент.
Ну, это почти правда, вынуждена была согласиться Виктория. В Кент она переехала, когда ей было семнадцать, но за те два месяца она успела приобрести немалый жизненный опыт: впервые познав обман и предательство, поневоле взрослеешь.
— Неужели? — переспросила леди Холлингвуд несколько озадаченно — она никак не предполагала, что ее гувернантка вращалась в высшем обществе и водила знакомство с графом.
— Да, наши семьи очень дружат между собой.
Виктория поперхнулась и закашлялась, так что вынуждена была извиниться и попросить воды.
— — О, позвольте мне, — любезно предложил Роберт. — Я сделаю это с огромным удовольствием.
— Мне бы тоже кое-что доставило удовольствие, — пробормотала Виктория себе под нос. Например, отдавить ему ногу или вылить на голову бокал вина. Как в том случае с тазом для умывания. Тогда вышло очень даже неплохо. А вино, к тому же красное, — эффект был бы просто потрясающим.
В то время как Роберт отправился за бокалом лимонада для Виктории, леди Холлингвуд повернулась к ней и прошипела:
— Вы знаете Макклсфилда? Почему вы мне об этом не сказали?
— — Я же говорю, я и понятия не имела, что он тоже ваш гость.
— Гость он или нет, это к делу не относится. У него большие связи. Когда я нанимала вас, вы должны были упомянуть, что вы с ним… А, вы уже здесь, лорд Макклсфилд.
Роберт улыбнулся и протянул им два бокала — один Виктории, другой-леди Холлингвуд.
— Леди Холлингвуд, я взял на себя смелость предложить и вам бокал лимонада.
Леди Холлингвуд, жеманничая, рассыпалась в благодарностях. Виктория же, наоборот, стиснула зубы — она чувствовала, что если откроет рот, то наверняка скажет совсем не то, что принято говорить в подобных случаях. Тут к ним подошел лорд Холлингвуд и спросил жену, не пора ли начинать.
— Ах да, — спохватилась леди Холлингвуд. — Я только представлю мисс Линдон мистеру Хорнсби.
— Если позволите, я сам буду сопровождать мисс Линдон в столовую, — вмешался Роберт.
Виктория так и застыла с раскрытым ртом. Неужели он не понимает, какое это оскорбление для леди Холлингвуд? Как самый знатный из гостей, он должен сопровождать хозяйку дома, а не гувернантку.
Виктория закрыла рот как раз в тот момент, когда леди Холлингвуд открыла свой и, запинаясь, пробормотала:
— Но… но как же…
Роберт одарил ее любезной улыбкой.
— Мы так давно не виделись — уверен, у нас с мисс Линдон есть что рассказать друг другу. Я и о ее сестре почти ничего не знаю, с тех пор как уехал из Кента. — Он повернулся к Виктории и с нескрываемым любопытством спросил:
— Как поживает наша дорогая Элеонора?
— Прекрасно. У Элли все хорошо, — буркнула Виктория.
— Она все такая же дерзкая плутовка?
— Ну, все же не такая дерзкая, как ты, — хмыкнула Виктория. И тут же прикусила язык.
— Мисс Линдон! — воскликнула леди Холлингвуд. — Как вы смеете так разговаривать с лордом Макклсфилдом? Не забывайтесь!
А Роберт и ухом не повел.
— Мы с мисс Линдон частенько вели такие непринужденные и искренние беседы. Вот, наверное, почему нам всегда было хорошо в обществе друг друга.
Виктория никак не могла себе простить, что не удержала свой острый язычок, и поэтому скромно промолчала, хотя ее так и подмывало заметить, что лично ей его общество не доставляет ни малейшего удовольствия.
Леди Холлингвуд находилась в явном затруднении — она никак не могла решить, как ей поступить. Достаточно было одного взгляда на ее перекошенное лицо, чтобы понять: гувернантка, претендующая на роль самой знатной гостьи, сильно испортила настроение своей хозяйке.
Виктория быстро сообразила, что это может послужить поводом для увольнения, и поэтому сочла своим долгом вмешаться:
— Смею вас уверить, вовсе не обязательно, чтобы мы с графом сидели рядом за столом. Мы могли бы…
— О нет, это обязательно, — перебил ее Роберт, обворожительно улыбаясь. — Мы не виделись целую вечность.
— Но леди Холлингвуд уже определила, кто с кем должен сидеть и…
— Ну, это еще не поздно поправить. Уверен, мистер Хорнсби будет счастлив занять мое место во главе стола подле хозяйки дома.
Услышав это, леди Холлингвуд совсем позеленела. Мистер Хорнсби отнюдь не принадлежал к числу важных и влиятельных персон. Но прежде чем она успела возразить, Роберт сам обратился к джентльмену, из-за которого вот-вот должна была вспыхнуть ссора.
— Перси, ты не согласишься сопровождать леди Холлингвуд? Я был бы тебе чрезвычайно признателен, если бы ты занял мое место за столом.
Перси растерянно заморгал.
— Н-н-но я всего лишь…
Роберт дружески похлопал мистера Хорнсби по плечу, совершенно не замечая его бледного, перекошенного лица.
— — Ты отлично проведешь время. Леди Холлингвуд — удивительно приятная собеседница.
Перси наконец перестал заикаться и предложил руку леди Холлингвуд. Она молча приняла ее, — ничего другого ей и не оставалось — но перед этим, успела бросить на Викторию взгляд, полный бессильной злобы.
Виктория зажмурилась. Ничто не заставит леди Холлингвуд поверить в ее непричастность к этой истории. И не важно, что идея принадлежала Роберту и именно он воплотил ее в жизнь с присущей ему беспардонностью. Леди X. обязательно найдет способ обвинить во всем гувернантку.
Роберт склонился к ней и с улыбкой заметил:
— Видишь, это было не так уж и сложно.
Она наградила его свирепым взглядом, которому позавидовала бы и леди Холлингвуд.
— Были бы у меня сейчас вилы, проткнула бы тебя насквозь.
Он усмехнулся.
— Вилы? Сказывается твое деревенское воспитание. Женщины моего круга предпочли бы кинжал. Или в крайнем случае ножик для разрезания книг.
— Мне теперь несдобровать, — прошипела Виктория, наблюдая, как гости парами проходят в столовую согласно своему чину и званию.
Поскольку Роберт поменялся с мистером Хорнсби, он должен был войти последним и сесть в самом дальнем конце стола.
— Да, мы несколько нарушили очередность; но ведь это еще не конец света, — заметил Роберт.
— Боюсь, леди Холлингвуд с тобой не согласится. Я-то знаю, что ты кретин, но она видит в тебе только внешний лоск и графский титул.
— Иногда это может и пригодиться, — пробормотал он, за что был награжден еще одним гневным взглядом.
— Она последние два дня только о тебе и говорит, страшно гордится тем, что ты ее гость, сердито добавила Виктория. — Да она сейчас просто кипит от злости, что ты предпочел ей гувернантку.
— Ну, я сидел с ней вчера. Что ей еще от меня нужно?
— Начнем с того, что я не желаю с тобой сидеть! Меня вполне устроило бы общество мистера Хорнсби. И я была бы совершенно счастлива, если бы меня вообще избавили от необходимости присутствовать на этом обеде и принесли, как обычно, поднос в комнату. Вы все мне просто отвратительны.
— Ну-ну, Тори, не преувеличивай.
— Хорошо еще, если она просто уволит меня. Держу пари, пока мы с тобой тут беседуем, она уже мысленно поджаривает меня на медленном огне.
— Выше голову, Тори. Не все так плохо на этом свете.
Роберт взял ее под руку и провел в столовую, где они заняли свои места. Остальные гости разинули рты. Дамы перешептывались. Роберт вежливо улыбнулся и пояснил окружающим:
— Леди Холлингвуд оказала мне любезность. Мисс Линдон — подруга моего детства, и мне очень хотелось сесть с ней рядом.
Все присутствующие закивали головами с видимым облегчением, узнав причину такого вопиющего нарушения этикета.
— Мисс Линдон, — повернулся к Виктории дородный джентльмен средних лет. — Кажется, мы с вами раньше не встречались. Кто ваши родители?
— Мой отец — священник в Белфилде, в графстве Кент.
— Это совсем рядом с Каслфордом, — добавил Роберт. — Мы там играли в детстве.
Виктория с трудом удержала смешок. В детстве, как же! В такие игры дети не играют.
Виктория сидела, еле сдерживая возмущение, а Роберт тем временем представил ее соседям по столу. Молодого человека, сидящего слева от Виктории, звали Чарльз Пейз, он был капитаном королевского флота. Виктория вынуждена была признать, что он довольно красив, хоть и совершенно не похож на Роберта. Дородного джентльмена звали сэр Томас Уистлдаун, а леди справа от него — мисс Люсинда Мейфорд, которая, как не замедлил сообщить Виктории капитан Пейз, была богатой наследницей, мечтающей заполучить знатного жениха. И наконец, напротив Роберта сидела миссис Уильям Хаппертон — вдова, которая, не теряя времени, сообщила Роберту, что он может звать ее просто Селия.
Она уже всерьез подумывала о том, чтобы сослаться на расстройство желудка. Можно будет сказать, что вчера каким-то образом общалась с мисс Ипатией Винтон и, вполне возможно, заразилась от нее. Скорее всего леди Холлингвуд не будет настаивать, чтобы она присутствовала на праздничном обеде. Но с другой стороны, вдруг леди X. вообразит себе, что Виктория нарочно притворилась больной, чтобы ей досадить? Это вполне может послужить основанием для увольнения. Для леди Холлингвуд таким основанием может быть всякий пустяк.
Виктория вздохнула и стала рассматривать платье, лежащее перед ней на постели. Оно оказалось не таким уж и безобразным, но было слишком велико —будет болтаться на ней, как мешок. Кроме того, оно было желтое, а этот цвет всегда придавал ее лицу какой-то болезненный оттенок. Впрочем, к черту женское тщеславие! Виктория решила не расстраиваться из-за такой ерунды: ей ведь в любом случае лучше не привлекать к себе внимания. Лучше всего прикинуться там комнатным цветком и не двигаться весь вечер.
К тому же, такое смирение пришлось бы по душе ее хозяйке.
Виктория взглянула на часы. Без пятнадцати восемь — пора собираться: ей ведь нужно сойти в гостиную в двадцать пять минут девятого. Ровно в двадцать пять минут, подумала она, слегка поморщившись. Ни секундой позже, ни секундой раньше.
Виктория прекрасно понимала, что от этого зависит ее будущее.
Она постаралась как можно лучше уложить волосы. Конечно, ей не удастся соорудить сложную прическу — у нее же нет горничной, как у других леди. Простой, аккуратный пучок — вот все, что ей удалось сделать со своими непокорными прядями.
Стрелки часов показывали, что пора спускаться вниз, и Виктория выскользнула из комнаты, заперев дверь на ключ. Когда она вошла в гостиную, все приглашенные уже были в сборе и вели непринужденную беседу за бокалом вина. Виктория тут же заметила в углу лорда Эверсли, который, к счастью, стоял к ней спиной, оживленно разговаривая с какой-то блондинкой. Виктория с облегчением перевела дух: она все еще чувствовала себя ужасно неловко после сегодняшнего инцидента.
Роберт стоял, прислонившись к стене; на лице его застыло угрожающе-неприступное выражение, которое отпугнуло бы и самого общительного собеседника. Он не сводил глаз с двери гостиной — вероятно, ждал ее появления.
Виктория огляделась. Вокруг Роберта образовалось пустое пространство. Очевидно, собравшиеся здесь были не настолько глупы, чтобы не понять его настроения.
Роберт сделал шаг в ее сторону, но его опередила леди Холлингвуд.
— Благодарю вас, что пришли вовремя, — промолвила она. — Мистер Персиваль Хорнсби будет сопровождать вас в столовую. Я вас ему сейчас представлю.
Виктория последовала за своей хозяйкой, удивляясь про себя, как та умудрилась, обращаясь к ней, выдавить из себя «благодарю вас». И тут у них за спиной раздался голос Роберта:
— Мисс Линдон? Виктория? Виктория обернулась, похолодев от ужаса. — Боже правый, да это и в самом деле вы! — На лице у Роберта было написано совершенно искреннее удивление. Он оторвался от стены и, не успела Виктория и глазом моргнуть, очутился рядом с ними.
Она почувствовала, как от ужаса у нее подгибаются колени. Что, черт возьми, он задумал?
— — Лорд Макклсфилд! — Леди Холлингвуд вытаращила глаза и открыла рот. — Вы… вы знаете мисс Линдон?
— О да. Прекрасно знаю.
Виктории оставалось только надеяться, что, кроме нее, никто не понял весьма двусмысленного намека.
Ее так и подмывало высказать все, что она думает о его поведении.
Леди Холлингвуд посмотрела на нее с укоризной.
— Мисс Линдон, вы не сказали мне, что знакомы с лордом Макклсфилдом.
— — Я не знала, что он ваш гость, миледи. — Что ж, если он так хочет, она тоже будет врать напропалую — пусть ему будет стыдно.
— Мы выросли вместе, — как ни в чем не бывало продолжал Роберт. — В графстве Кент.
Ну, это почти правда, вынуждена была согласиться Виктория. В Кент она переехала, когда ей было семнадцать, но за те два месяца она успела приобрести немалый жизненный опыт: впервые познав обман и предательство, поневоле взрослеешь.
— Неужели? — переспросила леди Холлингвуд несколько озадаченно — она никак не предполагала, что ее гувернантка вращалась в высшем обществе и водила знакомство с графом.
— Да, наши семьи очень дружат между собой.
Виктория поперхнулась и закашлялась, так что вынуждена была извиниться и попросить воды.
— — О, позвольте мне, — любезно предложил Роберт. — Я сделаю это с огромным удовольствием.
— Мне бы тоже кое-что доставило удовольствие, — пробормотала Виктория себе под нос. Например, отдавить ему ногу или вылить на голову бокал вина. Как в том случае с тазом для умывания. Тогда вышло очень даже неплохо. А вино, к тому же красное, — эффект был бы просто потрясающим.
В то время как Роберт отправился за бокалом лимонада для Виктории, леди Холлингвуд повернулась к ней и прошипела:
— Вы знаете Макклсфилда? Почему вы мне об этом не сказали?
— — Я же говорю, я и понятия не имела, что он тоже ваш гость.
— Гость он или нет, это к делу не относится. У него большие связи. Когда я нанимала вас, вы должны были упомянуть, что вы с ним… А, вы уже здесь, лорд Макклсфилд.
Роберт улыбнулся и протянул им два бокала — один Виктории, другой-леди Холлингвуд.
— Леди Холлингвуд, я взял на себя смелость предложить и вам бокал лимонада.
Леди Холлингвуд, жеманничая, рассыпалась в благодарностях. Виктория же, наоборот, стиснула зубы — она чувствовала, что если откроет рот, то наверняка скажет совсем не то, что принято говорить в подобных случаях. Тут к ним подошел лорд Холлингвуд и спросил жену, не пора ли начинать.
— Ах да, — спохватилась леди Холлингвуд. — Я только представлю мисс Линдон мистеру Хорнсби.
— Если позволите, я сам буду сопровождать мисс Линдон в столовую, — вмешался Роберт.
Виктория так и застыла с раскрытым ртом. Неужели он не понимает, какое это оскорбление для леди Холлингвуд? Как самый знатный из гостей, он должен сопровождать хозяйку дома, а не гувернантку.
Виктория закрыла рот как раз в тот момент, когда леди Холлингвуд открыла свой и, запинаясь, пробормотала:
— Но… но как же…
Роберт одарил ее любезной улыбкой.
— Мы так давно не виделись — уверен, у нас с мисс Линдон есть что рассказать друг другу. Я и о ее сестре почти ничего не знаю, с тех пор как уехал из Кента. — Он повернулся к Виктории и с нескрываемым любопытством спросил:
— Как поживает наша дорогая Элеонора?
— Прекрасно. У Элли все хорошо, — буркнула Виктория.
— Она все такая же дерзкая плутовка?
— Ну, все же не такая дерзкая, как ты, — хмыкнула Виктория. И тут же прикусила язык.
— Мисс Линдон! — воскликнула леди Холлингвуд. — Как вы смеете так разговаривать с лордом Макклсфилдом? Не забывайтесь!
А Роберт и ухом не повел.
— Мы с мисс Линдон частенько вели такие непринужденные и искренние беседы. Вот, наверное, почему нам всегда было хорошо в обществе друг друга.
Виктория никак не могла себе простить, что не удержала свой острый язычок, и поэтому скромно промолчала, хотя ее так и подмывало заметить, что лично ей его общество не доставляет ни малейшего удовольствия.
Леди Холлингвуд находилась в явном затруднении — она никак не могла решить, как ей поступить. Достаточно было одного взгляда на ее перекошенное лицо, чтобы понять: гувернантка, претендующая на роль самой знатной гостьи, сильно испортила настроение своей хозяйке.
Виктория быстро сообразила, что это может послужить поводом для увольнения, и поэтому сочла своим долгом вмешаться:
— Смею вас уверить, вовсе не обязательно, чтобы мы с графом сидели рядом за столом. Мы могли бы…
— О нет, это обязательно, — перебил ее Роберт, обворожительно улыбаясь. — Мы не виделись целую вечность.
— Но леди Холлингвуд уже определила, кто с кем должен сидеть и…
— Ну, это еще не поздно поправить. Уверен, мистер Хорнсби будет счастлив занять мое место во главе стола подле хозяйки дома.
Услышав это, леди Холлингвуд совсем позеленела. Мистер Хорнсби отнюдь не принадлежал к числу важных и влиятельных персон. Но прежде чем она успела возразить, Роберт сам обратился к джентльмену, из-за которого вот-вот должна была вспыхнуть ссора.
— Перси, ты не согласишься сопровождать леди Холлингвуд? Я был бы тебе чрезвычайно признателен, если бы ты занял мое место за столом.
Перси растерянно заморгал.
— Н-н-но я всего лишь…
Роберт дружески похлопал мистера Хорнсби по плечу, совершенно не замечая его бледного, перекошенного лица.
— — Ты отлично проведешь время. Леди Холлингвуд — удивительно приятная собеседница.
Перси наконец перестал заикаться и предложил руку леди Холлингвуд. Она молча приняла ее, — ничего другого ей и не оставалось — но перед этим, успела бросить на Викторию взгляд, полный бессильной злобы.
Виктория зажмурилась. Ничто не заставит леди Холлингвуд поверить в ее непричастность к этой истории. И не важно, что идея принадлежала Роберту и именно он воплотил ее в жизнь с присущей ему беспардонностью. Леди X. обязательно найдет способ обвинить во всем гувернантку.
Роберт склонился к ней и с улыбкой заметил:
— Видишь, это было не так уж и сложно.
Она наградила его свирепым взглядом, которому позавидовала бы и леди Холлингвуд.
— Были бы у меня сейчас вилы, проткнула бы тебя насквозь.
Он усмехнулся.
— Вилы? Сказывается твое деревенское воспитание. Женщины моего круга предпочли бы кинжал. Или в крайнем случае ножик для разрезания книг.
— Мне теперь несдобровать, — прошипела Виктория, наблюдая, как гости парами проходят в столовую согласно своему чину и званию.
Поскольку Роберт поменялся с мистером Хорнсби, он должен был войти последним и сесть в самом дальнем конце стола.
— Да, мы несколько нарушили очередность; но ведь это еще не конец света, — заметил Роберт.
— Боюсь, леди Холлингвуд с тобой не согласится. Я-то знаю, что ты кретин, но она видит в тебе только внешний лоск и графский титул.
— Иногда это может и пригодиться, — пробормотал он, за что был награжден еще одним гневным взглядом.
— Она последние два дня только о тебе и говорит, страшно гордится тем, что ты ее гость, сердито добавила Виктория. — Да она сейчас просто кипит от злости, что ты предпочел ей гувернантку.
— Ну, я сидел с ней вчера. Что ей еще от меня нужно?
— Начнем с того, что я не желаю с тобой сидеть! Меня вполне устроило бы общество мистера Хорнсби. И я была бы совершенно счастлива, если бы меня вообще избавили от необходимости присутствовать на этом обеде и принесли, как обычно, поднос в комнату. Вы все мне просто отвратительны.
— Ну-ну, Тори, не преувеличивай.
— Хорошо еще, если она просто уволит меня. Держу пари, пока мы с тобой тут беседуем, она уже мысленно поджаривает меня на медленном огне.
— Выше голову, Тори. Не все так плохо на этом свете.
Роберт взял ее под руку и провел в столовую, где они заняли свои места. Остальные гости разинули рты. Дамы перешептывались. Роберт вежливо улыбнулся и пояснил окружающим:
— Леди Холлингвуд оказала мне любезность. Мисс Линдон — подруга моего детства, и мне очень хотелось сесть с ней рядом.
Все присутствующие закивали головами с видимым облегчением, узнав причину такого вопиющего нарушения этикета.
— Мисс Линдон, — повернулся к Виктории дородный джентльмен средних лет. — Кажется, мы с вами раньше не встречались. Кто ваши родители?
— Мой отец — священник в Белфилде, в графстве Кент.
— Это совсем рядом с Каслфордом, — добавил Роберт. — Мы там играли в детстве.
Виктория с трудом удержала смешок. В детстве, как же! В такие игры дети не играют.
Виктория сидела, еле сдерживая возмущение, а Роберт тем временем представил ее соседям по столу. Молодого человека, сидящего слева от Виктории, звали Чарльз Пейз, он был капитаном королевского флота. Виктория вынуждена была признать, что он довольно красив, хоть и совершенно не похож на Роберта. Дородного джентльмена звали сэр Томас Уистлдаун, а леди справа от него — мисс Люсинда Мейфорд, которая, как не замедлил сообщить Виктории капитан Пейз, была богатой наследницей, мечтающей заполучить знатного жениха. И наконец, напротив Роберта сидела миссис Уильям Хаппертон — вдова, которая, не теряя времени, сообщила Роберту, что он может звать ее просто Селия.