— Нет, это и вправду удивительно, — продолжал он, раскачиваясь с пятки на носок. — Посмотри на свои ступни. Они такие маленькие по сравнению со всем остальным телом. Исходя из этого можно было бы предположить, что мы будем утыкаться носом в землю при каждой нашей попытке встать.
   На этот раз ей удалось принять сидячее положение, и она с интересом стала рассматривать свои маленькие ступни.
   — Похоже, ты прав. Это и в самом деле удивительно.
   — Я больше никому этого не говорил, — промолвил он. — Я всегда об этом думал, но до сих пор не решался ни с кем поделиться своими мыслями. Наверное, я просто боялся, что люди сочтут это глупостью и будут правы.
   — А по-моему, это вовсе не глупость.
   — Я знаю. — Он склонился к ней и погладил ее по щеке. — Я знаю, что ты именно так и думаешь.
   — Я даже считаю, что твой вопрос сам по себе очень интересен, — великодушно добавила она.
   — Тори, Тори! Не знаю, как объяснить это и как это понять, но одно я знаю точно — я люблю тебя.
   Она резко обернулась посмотрела ему в лицо.
   — Да, я люблю тебя, — повторил он с жаром. — Со мной еще никогда такого не бывало, и будь я проклят, если позволю рассудку руководить моими чувствами.
   — Роберт, — прошептала она. — Мне кажется, я тоже тебя люблю.
   От этих ее слов у него перехватило дыхание. Он не мог больше сдерживать себя — счастье переполняло его и рвалось наружу. Он подхватил ее на руки и прижал к себе.
   — — Скажи это еще раз.
   — Я тебя люблю, — прошептала Виктория, улыбаясь робко и смущенно
   — Еще раз!
   — Я тебя люблю! — смеясь, воскликнула она.
   — О Тори, Тори! Я сделаю тебя такой счастливой, вот увидишь. Я дам тебе все, что ты ни пожелаешь. Я подарю тебе весь мир.
   — Я хочу луну! — крикнула Виктория. В это мгновение она была твердо уверена, что для него это пара пустяков.
   — Я подарю тебе все, что ты захочешь — и даже луну, — убежденно сказал он. И снова ее поцеловал.

Глава 2

   Прошло два месяца. Роберт и Виктория встречались при каждом удобном случае, познавая природу, а главное — друг друга.
   За это время Роберт поведал Виктории о своем увлечении наукой и о страсти к скаковым лошадям и даже посетовал, что, вероятно, никогда не станет таким, каким его хочет видеть отец.
   Виктория, в свою, очередь, рассказала ему, что питает слабость к романтическим новеллам, с гордостью заявила об умении класть стежки на шитье ровно-ровно, словно по ниточке, и в довершение ко всему призналась, что вряд ли у нее получится жить в соответствии со строгими правилами морали, которые с детства старался внушить ей ее отец-священник.
   Она обожала пирожные.
   Он терпеть не мог горох.
   У него была совершенно безобразная привычка, когда он садился, класть ноги на стол, на кровать — куда придется.
   Она, когда начинала сердиться, упирала кулачки в бока, хотя пока у нее не возникало необходимости принимать по-настоящему суровый и непреклонный вид.
   Ему нравилось, как она надувает губки, когда сердится, с каким вниманием и заботой относится к окружающим и даже то, с каким озорством она подтрунивает над ним, когда он начинает вести себя чересчур самоуверенно.
   Ей нравилось смотреть, как он проводит рукой по волосам, когда бывает чем-то расстроен или взволнован, и как внезапно останавливается во время прогулки, чтобы рассмотреть прихотливую форму цветка, и как притворяется властным деспотом единственно из любопытства — а вдруг она по-настоящему разозлится на него?
   В общем, можно было сказать, что каждый из них нашел в другом родственную душу.
   Они часто делились друг с другом сокровенными мыслями, не боясь показаться смешными или странными.
   — Я до сих пор не могу поверить, что мамы больше нет, и ищу ее повсюду, — сказала как-то Виктория.
   — Правда?
   — Мне было четырнадцать, когда она умерла. А сколько лет было тебе, когда ты потерял свою маму?
   — Семь. Она умерла при родах.
   Виктория сочувственно вздохнула.
   — Как жалко! Она была с тобой так недолго, и ты потерял вместе с ней сестру или брата. Это был мальчик или девочка?
   — Девочка. Мама успела перед смертью дать ей имя — Энн.
   — Бедненькая… — У Виктории на глазах блестели слезы.
   Он грустно улыбнулся.
   — Я помню ее руки, ласковый голос. Отец, бывало, сердился на нее за то, что она меня балует, но она его не слушала.
   — Доктор сказал, что у моей матушки была чахотка, — сказала Виктория и проглотила подступивший к горлу комок. — Она умирала, а мы ничего не могли поделать. Мне хочется верить, что она теперь там, — Виктория запрокинула голову к проплывающим облакам, — там, где нет ни боли, ни страданий.
   Роберт нежно сжал ее маленькую ладошку.
   — Порой я очень по ней скучаю, и мне так хочется, чтобы она была со мной! Наверное, даже став взрослыми, мы все равно в душе остаемся детьми, которые нуждаются в любви и заботе своих родителей. И я говорю с ней. А она мне отвечает.
   — — Каким образом? — удивленно спросил он.
   — Ты скажешь, что я дурочка.
   — Никогда я этого не скажу, ты же знаешь. Виктория помолчала, потом неуверенно проговорила:
   — Ну, я говорю, к примеру, так: «Если моя матушка слышит меня, пускай ветерок прошелестит по кустам». Или: «Мамочка, если ты смотришь на меня, сделай так, чтобы солнце зашло вон за то облачко. Тогда я буду знать, что ты со мной».
   — Она с тобой, — прошептал Роберт. — Я это чувствую.
   Виктория прильнула к его груди, и он обнял ее, крепко прижав к себе.
   — Я никогда никому об этом не говорила — даже Элли, хотя я знаю, что она тоже сильно скучает по маме.
   — Ты можешь сказать мне все.
   — Да, это правда, — откликнулась она и счастливо вздохнула.
   Их встречи недолго были тайной для отца Виктории. Роберт появлялся у домика священника чуть ли не каждый день. Он говорил, что учит Викторию верховой езде, что вполне соответствовало истине — каждый, кто видел, как она ковыляет домой после очередного урока, не стал бы в этом сомневаться.
   И все же скоро стало совершенно ясно, что молодые люди питают друг к другу нежные чувства. Преподобный отец Линдон был в ярости, потому что все его попытки образумить дочь ничего не дали.
   — Он никогда не женится на тебе! — гремел по дому голос проповедника. Его обличительная речь произвела бы огромное впечатление на прихожан, но Виктория даже бровью не повела.
   — Папа, он любит меня!
   — Да не важно, любит он тебя или нет! Он не женится на тебе, и точка. Он граф, а в один прекрасный день станет и маркизом. Он никогда не женится на дочери приходского священника.
   Виктория только фыркнула.
   — Он совсем не такой, батюшка!
   — Все они одинаковы. Он попользуется тобой, а потом бросит.
   Виктория вспыхнула — откровенные выражения отца ее несказанно смутили.
   — Папа, я…
   Но священник перебил ее:
   — Пойми, ты живешь в реальном и суровом мире, который не, имеет ничего общего с твоими дурацкими романами. Очнись наконец!
   — Я не такая наивная дурочка, как ты думаешь!
   — Тебе всего семнадцать лет! — вновь возвысил .голос отец. — И ты совершенно не знаешь жизни.
   Виктория не удержалась и состроила гримасу, прекрасно зная, что отец терпеть не может, когда она ведет себя не так, как подобает благовоспитанной леди.
   — И зачем только я тебя слушаю — понятия не имею.
   — Да потому, что я твой отец! И клянусь Богом, ты будешь меня слушаться. — Священник склонился к дочери. — Я достаточно пожил на свете, Виктория. Я знаю, что к чему. У графа не может быть честных намерений в отношении тебя, и если ты и дальше будешь позволять ему волочиться за собой, то вскоре превратишься в падшую женщину. Тебе это понятно?
   — Вот мама бы меня поняла, — буркнула Виктория.
   Лицо отца побагровело от гнева.
   — Что ты сказала?
   Виктория нервно сглотнула, но все же повторила:
   — Я говорю, что мама бы меня поняла.
   — Твоя мать была богобоязненной, верующей женщиной, которая прекрасно знала свое место. И уж конечно, она не стала бы мне перечить и защищать тебя.
   Виктория вспомнила, как мама рассказывала ей и Элли всякие смешные истории потихоньку от отца. Миссис Линдон вовсе не была такой чопорной и важной, какой считал ее муж. Да, решила про себя Виктория, мама бы все поняла.
   Некоторое время они молчали. Виктория обдумывала, как лучше поступить: покорно со всем соглашаться или устроить истерику. Но затем она решила спросить его прямо:
   — Ты что, запрещаешь мне видеться с ним?
   Отцу было нелегко ответить на этот вопрос. Его лицо словно окаменело.
   — Ты прекрасно знаешь, что я не могу тебе этого запретить, — нехотя ответил он. — Стоит ему пожаловаться маркизу, как меня в два счета вышвырнут отсюда без всякого рекомендательного письма. Ты сама должна положить конец вашим встречам.
   — Не буду, — с вызовом промолвила Виктория.
   — Ты должна это сделать, — продолжал священник, делая вид, что не расслышал ее слов. — И сделаешь это вежливо и тактично.
   Виктория метнула на него взгляд, который никак нельзя было назвать покорным.
   — Мы с Робертом уговорились встретиться через два часа. И я пойду с ним на прогулку.
   — Ты объявишь ему, что не можешь больше с ним встречаться. Скажи это сегодня же или, клянусь Богом, ты горько пожалеешь.
   Виктория похолодела. Отец редко давал волю рукам — он ни разу не ударил ее с тех пор, как она вышла из детского возраста, — но сейчас она была уверена, что он изобьет ее. И Виктория решила, что благоразумнее будет промолчать.
   — Вот и хорошо, — с довольным видом заключил отец, по-своему расценив ее молчание. — И обязательно возьми с собой Элеонору. Тебе не следует выходить вместе с ним из дому без сестры — пусть она тебя сопровождает.
   — Да, папа. — Так уж и быть, это условие она выполнит. Но только это условие.
* * *
   Через два часа, минута в минуту, явился Роберт. Элли проворно распахнула перед ним дверь, едва он успел второй раз стукнуть дверным кольцом.
   — Здравствуйте, милорд, — весело прощебетала она, и на губах ее заиграла хитрая улыбочка.
   И неудивительно: Роберт платил ей по целому фунту каждый раз, когда она соглашалась оставить его с Викторией наедине во время их совместных прогулок. А упрашивать Элли никогда не приходилось, за что Роберт был ей чрезвычайно признателен.
   — Добрый день, Элли, — улыбнулся он в ответ. — Ты куда-то уходишь?
   — О да, милорд, мы с сестрой идем гулять. Хотите к нам присоединиться?
   — Вот плутовка, — пробормотал Роберт. Но сказал он это совершенно беззлобно — ему нравилась младшая сестренка Виктории. Они с ней оба были прагматиками и тщательно, планировали свое будущее. Если бы он был на месте Элеоноры, думал Роберт, то требовал бы не один, а два фунта за каждую прогулку.
   — А, ты уже здесь, Роберт. — Виктория поспешно вышла в коридор. — Я и не слышала, как ты пришел.
   Он улыбнулся.
   — Элеонора открыла мне прежде, чем я успел постучать.
   — Да, в этом я не сомневаюсь. — Виктория бросила на сестру укоризненный взгляд. — Стоит тебе появиться на пороге, она бежит к двери со всех ног.
   Элли пожала плечами.
   — Конечно, ведь от этого зависят мои доходы. Роберт расхохотался. Протянув руку Виктории, он спросил:
   — Ну, так мы идем?
   — Я только захвачу с собой книгу, — сказала Элли. — А то, боюсь, мне будет скучновато. — С этими словами она юркнула в свою комнату.
   Роберт смотрел, как Виктория завязывает ленточки шляпки под подбородком.
   — Я люблю тебя, — почти беззвучно проговорил он.
   Ее пальцы неуверенно теребили ленты.
   — Может, мне сказать это погромче? — шепнул Роберт с лукавой улыбкой.
   Виктория отчаянно замотала головой, стрельнув глазами в сторону закрытой двери отцовского кабинета. Отец сказал, что Роберт ее не любит, что он не может ее любить. Он, конечно же, не прав — в этом Виктория была абсолютно уверена. Достаточно взглянуть в смеющиеся голубые глаза Роберта, чтобы в этом убедиться.
   — Ромео и Джульетта!
   Виктория вздрогнула, услышав голосок сестры:
   Она решила, что Элли сказала это в насмешку, сравнивая ее и Роберта с несчастными влюбленными. Но тут заметила в руках сестры маленький томик Шекспира.
   — Не очень-то веселенькую книгу ты выбрала для такого прелестного денька, как сегодня, — заметила Виктория.
   — А вот и нет, — возразила Элли, — По-моему, в целом это очень романтичная история — но мне не нравится, что в конце все погибают.
   — Да, — хмыкнул Роберт. — Я, кажется, догадываюсь, почему концовка пьесы пришлась тебе не по душе.
   Виктория засмеялась и шутливо ткнула его локтем в бок.
   Веселая троица вышла из дому и направилась на прогулку. Они пересекли широкий луг и углубились в лес. Прошло минут десять, и Элли со вздохом промолвила:
   — Пожалуй, здесь я вас покину.
   Она разложила покрывало на земле и взглянула на Роберта с хитрой усмешкой.
   Он бросил ей монету и заметил:
   — Элеонора, у тебя душа банкира,
   — Ну да, а что в этом плохого? — пробормотала она. Затем демонстративно села к ним спиной и раскрыла книгу.
   Роберт тут же схватил Викторию за руку, и оба скрылись за деревьями.
   Вскоре они уже были на заросшем травой берегу пруда, где произошла их первая встреча. Виктория едва успела перевести дух, как Роберт упал в траву, увлекая ее за собой.
   — Я люблю тебя, — сказал он, целуя ее в левый уголок рта.
   — — Я люблю тебя. — Теперь он поцеловал ее в правый уголок губ.
   — Я люблю тебя, — повторил он, сдернув шляпку с ее головы. — Я люб…
   — Я знаю, знаю! — расхохоталась Виктория, пытаясь остановить его, пока не потерялись все шпильки из прически.
   Он пожал плечами.
   — Что поделать, если это действительно так. Но слова отца вдруг всплыли в ее памяти: «Он попользуется тобой, а потом бросит».
   — А это правда? — спросила она, пристально глядя ему в глаза. — Ты правда любишь меня?
   Он с силой взял ее за подбородок, так что пальцы впились в кожу.
   — Почему ты спрашиваешь об этом? — Не знаю, — прошептала Виктория, нежно коснувшись его руки, отчего он сразу же ослабил хватку. — Прости меня, я не должна была так говорить. Я знаю, ты любишь меня. И я тебя тоже люблю.
   — Так докажи мне это, — еле слышно промолвил он.
   Виктория нервно облизала губы и потянулась к нему.
   Их губы соприкоснулись, и Роберта охватил огонь страсти. Всё стало словно в тумане, ясно он видел только Викторию, ее глаза, ее губы, ее волосы…
   — О Господи, Тори, — хрипло шептал он, — Я обожаю тебя — твои ласки, твой аромат…
   Она крепче прильнула к нему и снова поцеловала, проводя кончиком языка по его губам, как когда-то он сам.
   Роберт вздрогнул, в тот же момент ощутив, как внутри него проснулся вулкан желания. Ему хотелось погрузиться в нее и не отпускать ни за что на свете. Пальцы его нащупали пуговки ее лифа, и он принялся торопливо их расстегивать.
   — Роберт? — Виктория резко отпрянула.
   — Ш-ш-ш, милая, — произнес он, и желание сделало его голос хриплым. — Я просто хочу дотронуться до тебя. Вот уже несколько недель я ни о чем другом так не мечтаю. — Он накрыл ее грудь ладонью и сжал сквозь тонкую ткань летнего платья.
   У Виктории вырвался приглушенный стон удовольствия — она откинулась назад и позволила ему довершить начатое.
   Пальцы Роберта дрожали от нетерпения, но все же ему как-то удалось расстегнуть маленькие пуговки и открыть лиф ее платья. Виктория тут же прижала руки к груди, прикрывая свою наготу, но он мягко отвёл их.
   — Нет, — прошептал он. — Они прекрасны. Ты прекрасна.
   И затем, в подтверждение своих слов, он протянул руку и накрыл ладонью ее грудь. Едва касаясь, Роберт нежно поглаживал сосок, чувствуя, как он набухает, превращаясь в тугой бутон.
   — Тебе холодно? — шепнул он. Она кивнула, потом помотала головой, потом снова кивнула, прошептав:
   — Не знаю.
   — Я тебя согрею. — Он сомкнул пальцы вокруг ее груди, обжигая своим прикосновением, — Я хочу тебя поцеловать, ты позволишь?
   У Виктории внезапно пересохло в горле. Он уже целовал ее сотни, если не тысячи раз. Почему вдруг теперь он спрашивает у нее на это позволения?
   И тут, когда его язык медленно обвел ее сосок, она догадалась, что он имел в виду.
   — О мой Бог! — воскликнула она, толком не понимая, что он делает. — Роберт!
   — Я хочу тебя, Тори. — Голос его звучал глухо. — Ты не понимаешь, как я хочу тебя.
   — Я д-думаю, нам пора остановиться, — запинаясь, пробормотала она. — Я не могу… Мы не должны… — У нее никак не получалось облечь свои мысли в слова. Зловещая фраза, сказанная отцом, непрерывно стучала в ее мозгу: «Он попользуется тобой, а потом бросит».
   Она увидела голову Роберта у своей груди.
   — Роберт, нет, не надо!
   Роберт прерывисто вздохнул и прикрыл ее грудь половинками лифа. Он попытался застегнуть пуговицы, но пальцы его дрожали.
   — Позволь, я сама, — быстро сказала Виктория, отвернувшись так, чтобы он не видел, как щеки ее залила краска стыда. Ее руки тоже тряслись, но ей в конце концов удалось привести себя в порядок.
   Роберт видел, как вспыхнуло ее лицо, и его сердце защемило.
   — Тори, — мягко позвал он ее.
   Она молчала, отвернувшись, и тогда он взял ее за плечи и осторожно повернул к себе лицом.
   В глазах ее блестели готовые вот-вот пролиться слезы.
   — О Тори, — сказал он, отчаянно борясь с желанием заключить ее в объятия. Он ограничился тем, что ласково коснулся ее щеки. — Пожалуйста, перестань себя казнить.
   — Мне не следовало тебе этого позволять. Он улыбнулся.
   — Да, возможно, и не следовало. И мне, наверное, тоже не следовало вести себя так. Но я влюблен. Это, конечно, не оправдание, но я ничего не могу с собой поделать.
   — Я понимаю, — прошептала она. — Но я не должна была этим наслаждаться.
   Услышав это, Роберт так громко расхохотался, что Виктория испугалась, как бы сюда не примчалась Элли — узнать, что случилось.
   — Ах Тори, Тори, — еле вымолвил он, задыхаясь от смеха. — Прошу тебя, никогда не извиняйся за то, что тебе нравятся мои ласки,
   Виктория попыталась бросить на него грозный взгляд, но выражение ее глаз было слишком нежным. Забыв о притворной суровости, она лукаво заметила:
   — Хорошо, но тогда и ты обещай мне то же самое.
   Он в мгновение ока притянул ее к себе за руку и крепко обнял. Затем вкрадчиво шепнул на ухо:
   — Уж об этом-то, дорогая моя, можешь не беспокоиться.
   Виктория негромко рассмеялась, страх и сковывавшее ее напряжение постепенно стали проходить. Она чувствовала себя очень уютно, прильнув к его груди. Он рассеянно играл ее локонами, и она была на седьмом небе.
   — Мы скоро поженимся, — неожиданно прошептал он. — Мы скоро поженимся, и тогда ты увидишь, как сильно я тебя люблю,
   Виктория вздрогнула. Он говорил, почти касаясь губами ее кожи, и она чувствовала его дыхание на своей шее.
   — Мы поженимся, — повторил он. — Как только будет возможно. Но до тех пор я бы не хотел, чтобы ты стыдилась чего-либо в наших отношениях. Мы любим друг друга, а ведь нет ничего прекраснее любви. — Он повернул ее лицом к себе, и глаза их встретились. — Я не знал этого, пока не повстречал тебя. Я… — он запнулся. — У меня были женщины, но до тебя я не испытывал ничего подобного.
   Почувствовав его неуверенность, Виктория ласково коснулась его щеки.
   — Никто не посмеет упрекнуть нас за то, что мы любим друг друга до свадьбы, — добавил он.
   Виктория не совсем поняла, что именно подразумевает он под словом «любим» — плотские или духовные отношения, и потому не нашла ничего другого, как сказать:
   — Никто, кроме моего отца.
   Роберт нахмурился.
   — Что он сказал тебе?
   — Он сказал, что я больше не должна с тобой встречаться.
   Роберт тихонько выругался и посмотрел на Викторию.
   — Почему? — спросил он, и голос его прозвучал чуть более хрипло, чем он ожидал.
   Виктория мысленно перебрала в уме возможные варианты ответов и поняла, что лучше всего сказать правду.
   — Он утверждает, что ты на мне не женишься.
   — Но откуда ему знать? — взорвался Роберт.
   Виктория отпрянула от него в испуге.
   — Роберт!
   — Прости. Я не хотел повышать голос — у меня вырвалось случайно. Но… но как твой отец может знать, что у меня на уме?
   Она накрыла его руку ладонью.
   — Он и не знает этого. Но он думает, что знает, и, боюсь, только это сейчас имеет для нас значение. Ты граф, а я дочка деревенского священника. Согласись, такой союз был бы весьма необычен.
   — Да, необычен, — яростно подхватил он. — Но возможен, Виктория, возможен.
   — Для моего отца он именно невозможен, — возразила она. — Он никогда не поверит, что у тебя честные намерения.
   — А если я поговорю с ним и попрошу у него твоей руки?
   — Пожалуй, это бы его убедило и успокоило. Я говорила ему, что ты собираешься жениться на мне, но он считает все это моими выдумками.
   Роберт встал, помог ей подняться и галантно поцеловал руку.
   — Итак, решено, завтра я пойду к нему официально просить твоей руки.
   — А почему не сегодня? — не без лукавства спросила Виктория.
   — Я должен сначала уведомить о своих планах отца, — ответил Роберт. — Я обязан предоставить ему честь первым узнать об этом.
   Роберт еще не говорил отцу о существовании Виктории. И дело было вовсе не в том, что маркиз наверняка не одобрил бы его выбор: в свои двадцать четыре года Роберт имел право на самостоятельные решения. Но он прекрасно понимал; отец приложит все усилия, чтобы заставить его «одуматься». Он все уши прожужжал о необходимости выгодного брака, и Роберт сомневался, что отец запрыгает от радости, когда узнает, что сын решил жениться на дочке сельского священника.
* * *
   Отогнав от себя эти тревожные мысли, Роберт решительно, хотя и не без внутреннего трепета, постучал в дверь отцовского кабинета.
   — Войдите. — Хыо Кембл, маркиз Каслфорд, сидел за письменным столом. — А, это ты, Роберт. Что случилось?
   — У вас найдется для меня несколько минут, сэр? Мне надо с вами поговорить.
   Каслфорд посмотрел на сьвда, в глазах его ясно читалось нетерпение.
   — Я очень занят, Роберт. Твое дело может подождать?
   — Это дело чрезвычайной важности, сэр.
   Каслфорд вздохнул и раздраженно отложил перо. Роберт молчал. Маркиз подождал немного. Молчание затягивалось.
   — Ну?
   Роберт улыбнулся и произнес как можно более беззаботно:
   — Я решил жениться.
   Маркиз подпрыгнул на стуле. На лице его расцвела улыбка. Роберт не помнил, когда он видел отца таким счастливым. Каслфорд вскочил на ноги и заключил сына в объятия.
   — Но это же просто замечательно! Это прекрасно, мой мальчик! Ты же знаешь, я хотел этого…
   — Да, я знаю.
   — Конечно, ты молод, но на тебе лежит большая ответственность. Меня пугает мысль о том, что титул не перейдет к продолжателю нашего рода — я этого не переживу. А если у тебя не будет наследника…
   Роберт благоразумно решил воздержаться от замечания, что даже если титул маркиза и не перейдет к наследнику из рода Каслфордов, его батюшка к тому времени будет уже в земле, и весть об этой трагедии никак не сможет его опечалить.
   — Да, я все понимаю, сэр.
   Каслфорд наконец отпустил сына и, скрестив руки на груди, добродушно сказал:
   — Ну, рассказывай. Кто же она? Нет, дай-ка я сам угадаю. Это дочка Биллингтона — неприступная блондинка, холодная как сосулька.
   — Сэр, я…
   — Не угадал? Ну, тогда это, должно быть, леди Леони. А ты, оказывается, ловкач. — Маркиз шутливо ткнул сына в бок. — Она единственная дочка старого герцога. Лакомый кусочек — за ней дадут богатое приданое.
   — Нет, сэр, — промолвил Роберт, стараясь не замечать хищного блеска в отцовских глазах. — Вы ее не знаете.
   Глаза маркиза округлились от удивления.
   — Не знаю? Но, черт возьми, кто же она в таком случае?
   — Мисс Виктория Линдон, сэр.
   Каслфорд растерянно заморгал.
   — Где-то я слышал это имя.
   — Ее отец — новый священник в Белфилде.
   Ошеломленный, маркиз вначале только открывал и закрывал рот. Внезапно он расхохотался. Утирая выступившие слезы, он с трудом вымолвил:
   — Боже милостивый, ну и насмешил же ты меня, сынок! А я чуть было тебе не поверил. Дочка священника! Придет же такое в голову!
   — Я говорю совершенно серьезно, сэр, — твердо проговорил Роберт.
   — Дочка… дочка… священника… хе-хе… Что ты сказал?!
   — Я сказал, что все это очень серьезно. — Он помедлил, потом добавил:
   — Сэр.
   Каслфорд кинул на сына подозрительный взгляд, надеясь прочесть по его лицу, что все сказанное им шутка. Но как только он удостоверился в обратном, то взревел, не помня себя от ярости:
   — — Да ты что, спятил?!
   Роберт спокойно скрестил руки на груди.
   — Ошибаетесь, я в здравом уме.
   — Я не позволю, я запрещаю тебе жениться на ней!
   — Прошу прощения, сэр, но вы не можете мне этого запретить. Я давно уже не ребенок. И, — добавил он после некоторого раздумья, втайне надеясь затронуть этим наиболее чувствительные струны отцовского сердца, — я влюблен в нее.
   — Черт подери, мальчишка! Я лишу тебя наследства!
   Очевидно, в сердце маркиза напрочь отсутствовали чувствительные струны. Роберт вскинул брови, и его глаза из светло-голубых стали серо-стальными.
   — Что ж, действуйте! — бросил он с полнейшим безразличием.
   — «Действуйте»?! — Каслфорд чуть не захлебнулся от негодования. — Да я сейчас возьму тебя за ухо и вышвырну из моего дома без единого фартинга в кармане! Я оставлю тебя без…