Куин Джулия. Подари мне луну

   Виктория влетела в свою комнату, где на постели лежало ее многострадальное платье. От соленой воды оно затвердело, и, чтобы влезть в него, ей пришлось долго по нему молотить и расправлять его складки. Голубую рубашку она снимать не стала и оставила ее как нижнюю сорочку. Ее собственная сорочка пропиталась солью, а в ленточках запутались водоросли.
   Когда же наконец Виктория приблизилась к зеркалу, то не смогла удержать горестный стон. Господи, какое страшилище! А волосы — просто конец света. Пока она не смоет с них соль, вряд ли ей удастся их как следует уложить; беглый осмотр дома ничего не дал — мыла нигде не было. Платье было измято до невозможности и порвано в четырех местах, насколько она могла заметить — нет, в пяти, мысленно добавила она, разглядывая подол. И все же оно гораздо лучше скрывало то, что должно быть скрыто, чем подарок Роберта.
   Если она предстанет перед Робертом в таком виде, то это будет вполне соответствовать случаю — она ведь как-никак его пленница. Большего он не заслуживает — она не собирается ради него наряжаться.
   Роберт, который всегда отличался прямотой суждений, даже не попытался скрыть, что ее наряд несколько необычен для светского общества.
   — Можно подумать, тебя собаки покусали, заметил он, когда они встретились в коридоре.
   Он тоже успел одеться, но в отличие от Виктории выглядел безукоризненно. Наверное, в доме он держал для себя одежду на всякий непредвиденный случай, так что ему не обязательно было везти ее с собой.
   Она метнула на него гневный взгляд и, ядовито промолвив: «Лестью ты ничего не добьешься», — стала спускаться по лестнице.
   Он заметно оживился и последовал за ней на кухню.
   — Ты правда так думаешь? Какой же тогда самый короткий путь к твоему сердцу? Я с радостью исполню все твои пожелания — только скажи.
   Виктория, не раздумывая ни секунды, ответила:
   — Еда.
   — Еда? Ты не шутишь? И это все, что поможет мне тебя очаровать?
   Трудно корчить из себя брюзгу, когда он так общителен и весел, но Виктория тем не менее попыталась напустить на себя суровый вид.
   — Во всяком случае, тебе следует с этого начать, — отозвалась она, и в эту минуту, как бы подтверждая ее слова, желудок ее заурчал.
   Роберт поморщился.
   — Поверь, я чувствую себя не лучше, — сказал он, похлопав себя по животу, который, хоть и был всегда плоским, теперь показался ему впалым.
   Вчера Роберт слишком замерз, чтобы попытаться соблазнить Викторию; сегодня же он был для этого слишком голоден.
   Он поднял на нее глаза. Она выжидательно смотрела на него, как будто только что говорила ему что-то, а он ее не слушал.
   — Э-э… ты что-то сказала? — неуверенно спросил он.
   Она нахмурилась и повторила:
   — Я не могу выйти на улицу в таком виде.
   Он рассеянно заморгал, все еще внутренне усмехаясь своим мыслям — ему представилось, как они с Викторией наконец-то занимаются любовью и вдруг в самый разгар страсти разом теряют сознание от голода.
   — Роберт, — нетерпеливо промолвила Виктория, — так ты идешь в город или нет? У нас совсем нет еды, и у меня нет приличной одежды.
   — Хорошо, хорошо, — ворчливо отозвался он, в то же время не переставая улыбаться. — Сейчас иду. Но прежде я хотел бы получить небольшой аванс.
   — Да ты что, спятил? — воскликнула она. — Сначала ты похитил меня, потом я чуть не утонула, а теперь у тебя хватает наглости требовать, чтобы я платила за еду?
   Он чуть усмехнулся уголком рта.
   — Всего лишь один поцелуй, — сказал он и, прежде чем она успела возразить, прижал ее к себе и звонко чмокнул в губы.
   Он предполагал, что это будет легкий поцелуй — так, ради шутки, — но как только его губы коснулись ее губ, он почувствовал голод, который не имел ничего •общего с пустотой в желудке. Она была создана для его объятий — маленькая, нежная, теплая. Он всегда мечтал, чтобы женщина была именно такой.
   Он тронул кончиком языка ее язык, удивляясь, какой он у нее горячий и нежный. Она окончательно сдалась и уступила — нет, она уступила ему даным-давно, а сейчас всего лишь возвращает то, что когда-то сама ему подарила.
   Этот поцелуй проник к нему в самую душу.
   — Ты снова меня полюбишь, — прошептал он, прижался подбородком к ее макушке и крепко ее обнял. Иногда ему казалось, что этого вполне достаточно. Просто обнимать ее и не требовать ничего большего. Тело его не лихорадит от страстного томления, руки не дрожат и не наливаются свинцом. Ему просто хочется обнимать ее — и все.
   Так они стояли довольно долго. Затем Роберт мягко отстранился и увидел, что она смотрит на него недоверчиво и чуточку смущенно. Он понял, что она скажет сейчас какую-нибудь колкость, и быстро проговорил, насмешливо улыбнувшись:
   — Твои волосы пахнут водорослями. В ответ она стукнула его по голове пустой плетеной сухарницей, которую держала в руке. Роберт расхохотался, порадовавшись про себя, что у нее не оказалось под рукой скалки.
   Через час после того как Роберт ушел за покупками, Виктории вдруг пришла в голову мысль, что они с ним упустили из виду одно немаловажное обстоятельство: Макдугал отогнал карету Роберта в Лондон. Насколько ей было известно, не имея здесь лошади, Роберт не мог отправиться в город верхом. Вчера она не успела как следует разглядеть хозяйственные постройки, но не сомневалась, что среди них не было конюшен.
   Викторию не слишком беспокоило, что Роберт пошел в город пешком. День выдался солнечным и теплым, ничто не напоминало о вчерашнем шторме, прогулка пойдет ему на пользу. Но как он дотащит до дома все покупки? Они оба голодные как волки — ему, вероятно, придется скупить всю продуктовую лавку. Да еще купить ей новое платье — одно или даже два.
   Она встряхнула головой, отбросив от себя эти мысли. Чего-чего, а изобретательности Роберту не занимать, он обожает планировать. Вот пусть и поломает себе голову и найдет выход.
   В ожидании его возвращения Виктория бесцельно слонялась по дому. Затем ей пришло в голову хорошенько его осмотреть. Домик ее просто очаровал — Виктория никак не могла понять, почему Роберт не живет здесь постоянно. Наверное, он привык к более просторным апартаментам. Виктория сокрушенно вздохнула. Маленький домик, подобный этому, был пределом ее мечтаний — чистенький, опрятный, уютный, с видом на пролив. Чего еще, спрашивается, желать?
   Заметив про себя, что становится излишне сентиментальной, Виктория продолжила осмотр. Она понимала, что поступает не совсем порядочно, заглядывая в ящики его стола, но не чувствовала никаких угрызений совести. Он ее похитил, разве не так? В этом приключении ей отведена роль жертвы, так что она вполне имеет право обстоятельно ознакомиться с его комнатой.
   Кроме того, хотя ей и неприятно было в этом сознаваться, она знала, что ищет среди его вещей упоминания о себе. Интересно, сохранил ли Роберт что-нибудь на память о событиях семилетней давности? Может, она найдет в ящике его стола трогательные сувениры и любовные памятки? Виктория понимала, что вряд ли он привез бы их сюда, даже если бы они у него были, но все равно не могла удержаться от; искушения проверить это.
   Кажется, она потихоньку влюбляется в него снова. Он сказал, что найдет путь к ее сердцу, и так и случилось. Интересно, а можно ли изменить естественный ход событий? Она-то ведь отказывается его любить.
   Виктория вернулась в его спальню и открыла дверь в соседнюю комнату, которая по ее предположению должна была оказаться гардеробной. В углу стояла ванна, а в ванне… возможно ли это? Она пригляделась. Так и есть: ко дну ванны прилепился маленький кусочек мыла, который кто-то — скорее всего сам Роберт — забыл убрать. Виктория впервые в жизни была рада подобному проявлению неряшливости. Она провела рукой по волосам, и пальцы ее застряли в жестких спутанных прядях. С каким наслаждением она смыла бы сейчас всю эту соль!
   Роберт ушел надолго и не появится здесь несколько часов. У нее будет достаточно времени, чтобы понежиться в горячей воде. Охая от тяжести, Виктория выволокла тяжелую ванну из гардеробной в спальню Роберта. Комната была залита солнечным светом. Виктория внезапно почувствовала себя неуютно при мысли, что ей придется мыться в его комнате, и потащила ванную через коридор в свою спальню. Она попыталась отодрать мыло, прилипшее к металлическому дну, но оно, похоже, приклеилось намертво. Виктория решила пока оставить его в покое — горячая вода его размочит, и оно отлепится само собой.
   Процедура наполнения ванны заняла у нее не меньше часа — пришлось несколько раз сбегать на кухню за водой. Наконец все было готово. От одного вида дымящейся ванны мурашки поползли у нее по спине. Она мигом разделась и ступила в воду. Вода была несколько горячее, чем нужно, и слегка обжигала кожу, но это была чистая вода, и Виктория чувствовала себя на седьмом небе.
   Счастливо вздохнув, она опустилась в металлическую ванну и смотрела, как белесые следы морской соли на ее теле растворяются в горячей воде, потом окунула голову, чтобы смочить волосы. Вдоволь наплескавшись, она принялась отодвигать кусок мыла пяткой левой ноги, пытаясь отлепить его от днища ванны.
   Но мыло не желало так просто сдаваться.
   — Ну, давай же! — бормотала Виктория. — У тебя было добрых двадцать минут. — Тут до нее дошло, что она разговаривает с куском мыла, как с живым существом. Что ж, после всего того, что ей довелось испытать за эти двое суток, она имеет право вести себя несколько странно.
   Правой ногой она толкнула кусок еще сильнее. Теперь-то уж точно он должен отлепиться.
   — А ну шевелись! — приказала она, продолжая изо всех сил давить на него пяткой.
   Но мыло было гладким и скользким, и пятка соскочила с него, а кусок так и не сдвинулся с места.
   — О черт! — пробормотала она, садясь. Ну хорошо же, теперь она попробует отодрать его руками. Виктория впилась ногтями в мыло и рванула его на себя, потом попыталась немного повернуть. Наконец она почувствовала, что кусок поддался, и после нескольких секунд упорной борьбы ей удалось оторвать его от днища ванны.
   — Ага! — торжествующе воскликнула она, празднуя победу над коварным врагом, который был всего лишь маленьким кусочком мыла. — Моя взяла! Я победила, победила!
   — Виктория!
   Она замерла от неожиданности.
   — Виктория, с кем это ты там разговариваешь?
   Роберт. Каким образом ему удалось так быстро обернуться — сходить туда и обратно, не говоря уже о том, чтобы сделать все покупки? Он отсутствовал всего час. А может, два?
   — — Сама с собой! — прокричала она в ответ, не в силах пошевелиться. Господи, он вернулся, а она еще не успела вымыть волосы. Пропади он пропадом! Она должна вымыть волосы, и все тут.
   Роберта протопал вверх по ступенькам.
   — Ты не хочешь посмотреть, что я купил?
   Нет, в данный момент ее ничто не интересует. Виктория испуганно вскрикнула:
   — Не входи сюда!
   Шаги замерли в коридоре.
   — Виктория, все в порядке?
   — Да, я… Я просто…
   После продолжительного молчания вновь раздался голос Роберта из-за двери:
   — Может, ты все же закончишь свою мысль?
   — Я принимаю ванну.
   Последовала пауза, потом:
   — Я понял.
   Виктория чуть не поперхнулась.
   — Лучше бы ты ничего не понял.
   — Почему?
   — Потому.
   До ее ушей донесся громкий стон. Ну конечно, Роберт думает, что она в ванне и…
   — Подать тебе полотенце?
   Виктория вздохнула с облегчением — хорошо, что Роберт прервал ход ее мыслей как раз тогда, когда они приняли весьма рискованное направление.
   — Нет, — откликнулась она. — Здесь уже есть одно.
   — Какая жалость, — пробормотал он.
   — Я нашла его вместе с простынями, — добавила она единственно потому, что надо было что-то сказать.
   — А мыло тебе не нужно?
   — Оно прилипло ко дну ванны.
   — А есть ты не хочешь? Я купил полдюжины пирожков с мясом.
   Виктория проглотила слюну, собрала всю свою волю в кулак и ответила:
   — Если не возражаешь, я поем потом.
   — Скажи, тебе нужно хоть что-нибудь? — воскликнул Роберт почти в отчаянии.
   — Нет-нет, хотя…
   — Хотя что? — живо подхватил он. — Что ты хочешь? Я буду счастлив доставить это тебе по твоему первому требованию. Да что там счастлив — просто в восторге. Все, что пожелаешь.
   — Ты не забыл купить мне новое платье? Я должна во что-нибудь переодеться. Думаю, от моего старого платья откажутся даже нищие.
   — Один момент, — откликнулся он из-за двери. — Только не двигайся. И никуда не уходи.
   — Как будто я могу куда-то пойти в таком виде, — буркнула она себе под нос, окинув взглядом свое нагое тело.
   Не прошло и минуты, как она услышала, что Роберт бежит по коридору к ее комнате.
   — Я здесь! — крикнул он. — Я принес тебе платье. Надеюсь, оно тебе подойдет.
   — Да мне все подойдет, если сравнивать с… — Виктория чуть не задохнулась, увидев, что дверная ручка начала медленно поворачиваться. — Что ты делаешь? — испуганно закричала она.
   Дверная ручка послушно замерла. Похоже, Роберт все-таки понял, что зашел слишком далеко.
   — Я хочу передать тебе платье, — сказал он полувопросительным тоном.
   — Приоткрой дверь и брось его в комнату, — приказала она.
   Секундная пауза, затем:
   — А войти нельзя?
   — Нет!
   — О! — выдохнул он, словно разочарованный школьник.
   — Роберт, ты же не думаешь, что я позволю тебе зайти, пока моюсь.
   — Я надеялся… — Конец его фразы утонул в прерывистом вздохе.
   — Бросай платье в комнату.
   Он сделал, как она просила.
   — А теперь прикрой дверь.
   — Хочешь, я брошу тебе пирожок?
   Виктория смерила взглядом расстояние между ванной и дверью. Ей придется вылезти из ванной, чтобы подобрать пирожок. Нет, не стоит рисковать, подумала она, но ее желудок, по-видимому, придерживался другого мнения на этот счет.
   — Ты можешь бросить его так, чтобы он скользнул по полу? — спросила она.
   — А он не перепачкается?
   — Ах, мне уже все равно.
   — Ну хорошо. — Рука его высунулась в полуоткрытую дверь на расстоянии дюйма от пола. — В каком направлении?
   — Что?
   — В каком направлении я должен бросить пирожок? Не хочу, чтобы он оказался далеко от тебя.
   Виктория вдруг заподозрила подвох. С чего бы это он спросил о направлении? А вдруг он отыскал в двери щелку и подглядывает за ней? Что если он увидит ее в ванне? Что если…
   — Виктория?
   В этот момент Виктория вспомнила о его пристрастии к точным наукам и о том, как он любит рассчитывать все свои действия. Этот сумасшедший, возможно, и в самом деле хочет знать, под каким углом бросить ей пирожок.
   — Я нахожусь примерно к юго-западу от тебя, — сказала она, вытянув руку влево от себя.
   Роберт повернул руку вправо и бросил пирожок в указанном Викторией направлении. Пирожок прокатился по деревянному полу и ударился о стенку металлической ванны.
   — Попал! — радостно воскликнула Виктория. — Теперь можешь закрыть дверь. Желаемой реакции не последовало.
   — Я сказала, закрой дверь! — повторила она уже более суровым тоном.
   Послышался очередной прерывистый вздох, и дверь захлопнулась.
   — Я буду на кухне, — приглушенно прозвучал снаружи голос Роберта.
   Виктория, может, и ответила бы ему, но рот у нее был набит мясным пирожком.
   Роберт опустился на стул, положил руки на стол и уронил на них голову. Сначала он чертовски замерз. Потом его мучил зверский голод. Но сейчас… Да, если говорить начистоту, сейчас он в полном порядке, а Виктория в ванне, и он…
   У Роберта вырвался стон. Сейчас его муки были просто невыносимы.
   Он попытался отвлечься от назойливых мыслей и с этой целью принялся раскладывать покупки, которые притащил с собой. Хотя ему почти не приходилось сталкиваться с домашней работой, Роберт предпочитал не брать с собой много слуг, когда отправлялся в коттедж под Рэмсгейтом, и поэтому здесь он чувствовал себя более свободно и по-домашнему, чем в своих особняках в Каслфорде или Лондоне. Кроме того, распаковывать было особенно нечего — он договорился с владельцами продуктовых лавок, что они пришлют к нему своих разносчиков с покупками. Он взял с собой только те продукты, которые можно было сразу съесть.
   Роберт быстро разобрал покупки, сунув булочки в корзину для хлеба, и вновь уселся на стуле, изо всех сил стараясь не думать о том, что сейчас делает Виктория.
   Попытка не увенчалась успехом, и ему внезапно стало так жарко, что он вынужден был распахнуть окно.
   — Перестань о ней думать, — сказал он. — Зачем тебе думать именно о Виктории? На этой планете существуют миллионы людей, и Виктория всего лишь одна из этих миллионов. И планет тоже множество. Меркурий, Венера, Земля, Марс…
   Роберт перечислил все планеты по порядку, но их было слишком мало. Так, что еще вспомнить? Ну, например… например, таксономические категории Линнея:
   — Царство, тип, затем… что затем?
   Он умолк и прислушался. В коридоре раздались шаги… или ему послышалось? Роберт вздохнул и продолжал:
   — …класс, отряд, семейство и… и… Дьявол, что же идет следом?
   Он замолотил кулаком по столу, с каждым ударом приговаривая: «Черт, черт, черт», — стараясь таким образом напрячь свою память. Его ужасно расстроило, что он не может вспомнить простейший научный термин, но в данный момент это было очень даже непросто: Виктория наверху в ванне и…
   — Генуе! — вдруг радостно завопил он. — Генуе и специй! [Род и вид! (лат.)>
   — Что ты сказал?
   Он резко обернулся. В дверях стояла Виктория, волосы ее были все еще влажные после купания. Платье, что он купил, оказалось ей длинновато, и подол волочился по полу, но в остальном оно было ей почти впору. Он смущенно откашлялся.
   — Ты… — Он снова кашлянул. —Ты выглядишь просто восхитительно.
   — Спасибо, — машинально обронила она. — Но что ты тут только что кричал?
   — Ничего.
   — Могу поклясться, я слышала, как ты сказал: «Гений и специи».
   Роберт уставился на нее в полном недоумении. Похоже, телесные страдания окончательно иссушили его мозги, поскольку он совершенно не понимал, о чем идет речь.
   — Что это значит? — тупо спросил он ее.
   — Понятия не имею. А к чему ты это сказал?
   — Я этого не говорил. Я сказал: «Генуе и специй».
   — А-а. — Она помолчала и добавила:
   — Это, вероятно, прояснило бы кое-что, если бы я знала, что это означает.
   — Это означает… — Он запнулся. Она смотрела на него выжидательно и чуть насмешливо. — Это просто научный термин.
   — Понятно, — протянула она. — А позволь полюбопытствовать, были ли у тебя причины, чтобы так вопить?
   — Да, — ответил он, сосредоточив свой взгляд на ее губах. — Да, были причины.
   — Правда?
   Он сделал к ней шаг, потом другой.
   — Правда. Видишь ли, я пытался отвлечься.
   Она нервно облизала губы и покраснела.
   — Ах, вот как.
   Он подошел к ней еще ближе.
   — Но это не помогло.
   — Совсем не помогло? — сдавленно пискнула она.
   Он покачал головой так близко от нее, что они чуть не потерлись носами друг о друга.
   — Я все равно хочу тебя. — Он пожал плечами, словно извиняясь. — Ничего не могу с собой поделать.
   Она смотрела на него не мигая. Роберт решил, что это уже не так плохо, и положил руку ей на талию.
   — Я искал в твоей двери щелочку, — сказал он. Ее, похоже, не очень удивило это признание.
   — Ну и как, нашел?
   — Нет. Но у меня богатое воображение. Хотя, — он наклонился к ней и запечатлел на ее губах легкий поцелуй, — оно и не идет ни в какое сравнение с действительностью, тем не менее именно по его вине я нахожусь сейчас в таком… нервном состоянии.
   — Нервном? — эхом откликнулась она, глядя на него широко раскрытыми глазами.
   — Угу. — Он снова поцеловал ее — нежный поцелуй, слегка волнующий, без страстного огня.
   И опять она не сделала никаких попыток отстраниться. Роберт почувствовал, как нарастает в нем желание по мере того как оживают его надежды. Но он обуздал его, понимая, что Викторию нужно очаровать словами, а не только поцелуями. Он ласково коснулся ее щеки и прошептал:
   — Можно мне тебя поцеловать?
   Она удивленно взглянула на него.
   — Но ты ведь только что это сделал.
   Он медленно усмехнулся.
   — Если говорить формально, то это, — он снова потерся губами о ее губы, — вполне можно считать поцелуем. Но то, что я хочу показать тебе сейчас, настолько отличается от моих предыдущих действий, что называть это поцелуем — просто кощунство.
   — Ч-что ты хочешь этим сказать?
   Ее любопытство показалось ему забавным.
   — Я думал, ты помнишь, — улыбнулся он. Но придется, видимо, освежить твою память…
   Он захватил ртом ее рот и впился в нее страстным поцелуем, скользнув языком в ее полуоткрытые губы.
   — Вот это.
   Он всем телом ощущал, как ее уносит потоком страсти. Сердце ее отчаянно колотилось, дыхание стало частым и прерывистым. Его прикосновения воспламеняли ее — он чувствовал это сквозь тонкую ткань ее платья. Она откинула голову, пока он целовал ее в шею, проложив огненный след из поцелуев к впадинке у ее горла.
   Она тает в его объятиях. В этом нет никакого сомнения.
   Он провел руками вниз по ее телу и сжал ее ягодицы, привлекая к себе. Его возбуждение теперь стало очевидным, и поскольку она не отшатнулась от него, он принял это за молчаливое согласие.
   — Пойдем наверх в мою комнату, — прошептал он ей на ухо. — Пойдем, я покажу тебе, как я умею любить.
   Она не стала вырываться из его объятий, но внезапно окаменела в его руках.
   — Виктория, — простонал он.
   — Не проси меня об этом, — сказала она, отвернув голову.
   Он мысленно выругался.
   — И долго ты собираешься мучить меня?
   Она промолчала.
   Он еще крепче прижал ее к себе.
   — Долго?
   — Ты несправедлив ко мне. Ты же знаешь, я не могу так просто. Это не правильно.
   Он выпустил ее так внезапно, что она пошатнулась.
   — Нет, это как раз самое правильное, Виктория. Ты просто не хочешь в этом признаться. — Какое-то мгновение он просто смотрел на нее, чувствуя себя слишком несчастным, чтобы заметить боль в ее глазах. Затем повернулся и вышел из комнаты.

Глава 19

   Виктория зажмурилась, пытаясь спрятаться от неприкрытой горечи в его голосе, но не смогла зажать руками уши. Его тяжелые шаги гулко протопали вверх по лестнице и смолкли, после того как он с грохотом захлопнул дверь своей спальни.
   Она устало прислонилась к стене кухни. Почему она так боится? Она ведь не может себя больше обманывать — ей нужен Роберт, и от этого никуда не деться. Ее сердце сладко замирает в груди, стоит ему только улыбнуться. Но позволить ему любить себя — это означает очень многое. Ей придется расстаться с той застарелой, затаенной обидой, которую она хранила в своей душе все эти годы. В каком-то смысле злость на него стала частью ее самой, а ничто так не пугало ее, как возможность потерять себя. И мысль об этом поддерживала ее все то время, пока она служила гувернанткой. «Я Виктория Мэри Линдон, — говорила она самой себе, когда ей становилось совсем уж невмоготу. — Никто у меня этого не отнимет».
   Виктория прижала ладони к лицу и горестно вздохнула. Глаза ее были закрыты, но перед ее мысленным взором стояло лицо Роберта. Он смотрел на нее нежно и серьезно, и она слышала его голос, который без конца повторял: «Я люблю тебя». Виктория потянула носом воздух — ее ладони пахнут сандаловым деревом и кожей. Его запах. Нет, это просто невыносимо!
   — Я не могу больше здесь оставаться, — пробормотала она и решительно направилась к двери черного хода, которая вела в маленький палисадник у задней стены дома. Очутившись на улице, Виктория глубоко втянула в себя свежий морской воздух. Опустившись на траву, она потрогала цветы и прошептала:
   — Мама, ты слышишь меня?
   В небе не полыхнула молния, но, повинуясь шестому чувству, присущему всем женщинам, она обернулась и, подняв глаза, увидела в окне спальни Роберта, сидевшего на подоконнике спиной к ней. Он выглядел несчастным и одиноким.
   Она обидела его, причинила ему боль своим отказом. Она так цеплялась за свою злость, стараясь спасти часть себя, а в результате сделала несчастным единственного человека, которого она…
   Неужели она собиралась сказать «любит» ?
   Виктория вскочила на ноги, словно ее подняла с земли невидимая сила. В сердце ее родилось какое-то новое чувство. Она не могла сказать, была ли это любовь, но это было что-то доброе, нежное, и оно победило обиду и гнев. Сейчас она ощущала себя более свободной и сильной, чем все эти годы.
   Она вновь взглянула на окно. Роберт сидел, охватив себя руками, словно ему очень холодно. Нет, так больше не может продолжаться. Хватит мучить его! Он ведь совсем не злодей. Порой, правда, он ведет себя чересчур властно, подумала она, слегка улыбнувшись, но все равно он вовсе не так плох, как она старается себе внушить.
   Виктория вернулась в дом и неслышно поднялась в свою спальню.
   Минуту или две она неподвижно сидела на постели. Хватит ли у нее на это решимости? Она зажмурилась и кивнула. Затем, глубоко вздохнув, принялась дрожащими пальцами расстегивать пуговки платья.
   Виктория влезла в шелковую ночную рубашку, провела ладонями вдоль складок. Рубашка полностью ее преобразила.