— Прости, я не хотел тебя пугать, — поспешно сказал он.
   — Ты меня нисколько не напугал. То есть напугал, конечно, но я рада, что это был ты, а не кто-то другой.
   Роберт усилием воли подавил закипавший в нем гнев. Ему нестерпимо было видеть, как она дрожит от страха.
   — Не беспокойся насчет Эверсли. Он сегодня утром уехал в Лондон. Я сам за этим проследил.
   При этом известии Виктория чуть не заплакала от радости. У нее словно гора с плеч свалилась.
   — Слава Богу! — выдохнула она. — Благодарю тебя.
   — Виктория, мы должны поговорить.
   Она судорожно сглотнула.
   — Да, конечно. Я должна поблагодарить тебя. Если бы не ты…
   — Довольно благодарностей! — вспылил он. Она смущенно потупилась.
   — В том, что случилось прошлой ночью, есть и моя вина, — с горечью продолжал он.
   — Нет! — воскликнула она. — Нет, не говори так. Ты спас меня.
   В глубине души Роберту было приятно, что она считает его героем. Рядом с ней он чувствовал себя сильным, добрым и благородным, и ему очень не хватало этого окрыляющего чувства после того, как они расстались. Но совесть не позволяла ему принять незаслуженную благодарность.
   Он прерывисто вздохнул и произнес:
   — Мы обсудим это позже. А сейчас у нас есть более важное дело.
   Она кивнула, и он повел ее прочь от дома. Увидев, что они направляются к лабиринту, Виктория подняла на Роберта недоуменный взгляд.
   — Не хочу, чтобы нас кто-нибудь видел, — пояснил он.
   Она слабо улыбнулась, впервые за это утро.
   — Что ж, веди — я теперь знаю, как найти выход.
   Он усмехнулся и повел ее по извилистым дорожкам, пока они не пришли к каменной скамье.
   — Два раза налево, потом направо и снова два раза налево, — шепнул он.
   Она опять улыбнулась и присела на скамью.
   — Это останется в моей голове на веки вечные. Роберт сел рядом с ней, и вид у него был нерешительный и несколько смущенный.
   — Виктория… Тори.
   Сердце Виктории затрепетало, как пойманная пташка, стоило ей услышать это ласковое прозвище.
   Роберт молчал, кусая губы. Наконец, собравшись с духом, он произнес:
   — Ты не можешь здесь оставаться. Она удивленно вскинула брови.
   — Но ты ведь, кажется, сказал, что Эверсли уехал в Лондон?
   — Да. Но это не имеет значения.
   — Для меня это имеет огромное значение, — возразила она.
   — Тори, я не могу тебя здесь оставить.
   — — Что ты такое говоришь?
   Он нервно провел рукой по волосам.
   — Я не могу уехать, зная, что тебя здесь некому защитить. То, что произошло прошлой ночью, может повториться.
   Виктория твердо посмотрела ему в лицо.
   — Роберт, это был далеко не первый случай, когда мне пришлось стать объектом нескромных домогательств.
   Он замер.
   — И ты думаешь, меня это успокоило?
   — Просто раньше эти домогательства не были столь настойчивыми, — продолжала она. — Пойми, я всего лишь хочу сказать, что смогу за себя постоять и дать отпор чересчур назойливым джентльменам.
   Он схватил ее за плечи.
   — Если бы я вовремя не вмешался, он бы тебя изнасиловал. А возможно, даже и убил.
   Она вздрогнула и отвела взгляд.
   — Не думаю, что подобное еще когда-нибудь повторится. А от щипков и похотливых намеков я сумею, себя защитить.
   — Но ведь это просто немыслимо! — взорвался он, потеряв самообладание. — Как ты можешь терпеть, когда тебя унижают?
   — Никто не сможет меня унизить, если я этого не захочу, — тихо промолвила она в ответ. — Не забывай этого.
   Он отпустил ее плечи и встал.
   — Я знаю, Тори. Но тебе не обязательно оставаться в условиях, которые для тебя невыносимы.
   — Неужели? — Она невесело рассмеялась. — И каким же образом могу я изменить те условия, на которые ты так прозрачно намекаешь? Мне ведь нужно как-то жить, милорд.
   — Тори, оставь, пожалуйста, свой сарказм. С этим не шутят.
   — А я и не думала шутить! Я говорю совершенно серьезно. Если я перестану работать гувернанткой, мне придется голодать. Другого выбора у меня нет.
   — Нет, есть, — горячо зашептал он, опускаясь перед ней на колени. — Ты можешь поехать со мной. Она ошеломленно уставилась на него. — С тобой?
   — Да, — кивнул он. — В Лондон. Мы уедем сегодня же.
   У Виктории пересохло в горле, она нервно сглотнула, пытаясь подавить в себе желание кинуться в его объятия. В глубине ее души снова затеплилась надежда, и ей вдруг вспомнилось, как много лет назад он впервые сказал, что хочет на ней жениться. Но пережитое разочарование сделало ее недоверчивой и осторожной, и поэтому она спросила, тщательно взвешивая каждое слово:
   — — Что именно вы предлагаете мне, милорд?
   — Я куплю тебе дом и найму прислугу. При этих словах робкая надежда Викторин растаяла как дым. Роберт не собирается на ней жениться, И никогда не женится. Даже если она станет его возлюбленной. Джентльмены никогда не женятся на своих любовницах.
   — Ты не будешь ни в чем нуждаться, — добавил он.
   Кроме любви, с тоской подумала Виктория. И уважения.
   — И что от меня потребуется взамен? — холодно спросила она. Она знала что, но ей хотелось, чтобы он сам произнес эти слова.
   Роберт онемел от изумления; он никак не думал, что она задаст ему подобный вопрос.
   — Ты… э-э…
   — Ну, так что, Роберт? — повторила она.
   — — Я хочу быть с тобой, — произнес он, сжимая ее руки и отводя взгляд, понимая, как неубедительно все это звучит.
   — Но не женишься на мне, — договорила она за него упавшим голосом. Как глупо с ее стороны было надеяться, что они снова могут быть счастливы!
   Он встал.
   — Но ты же не думаешь, что я…
   — Ну конечно, нет! Как я могла подумать, что вы, граф Макклсфилд, снизойдете до того, чтобы взять в жены дочку священника? — Голос ее сорвался на крик. — Боже правый, ведь я охотилась за вашим состоянием семь лет назад, как же можно это забыть!
   Роберт вздрогнул — он не ожидал такого яростного выпада с ее стороны. Ее слова задели его за живое и пробудили сомнения. Он и раньше никак не мог свыкнуться с мыслью о Виктории как об алчной авантюристке, но что еще он мог подумать? Он же сам ее видел тогда, в ночь их предполагаемого побега, — она лежала в кровати и спала безмятежным сном. При этом воспоминании он почувствовал, как сердце его снова каменеет и холодно повторил:
   — Сарказм тебе не идет, Тори.
   — Что ж, прекрасно. — Она решительно махнула рукой. — В таком случае наш разговор окончен.
   Он молниеносно перехватил ее руку и стиснул запястье.
   — Не совсем.
   — Отпусти меня, — спокойно потребовала она. Роберт с трудом перевел дух, борясь с желанием хорошенько ее встряхнуть. Он никак не мог поверить, что эта дурочка скорее согласится остаться здесь и продолжать заниматься ненавистной ей работой, чем поехать с ним в Лондон.
   — Повторяю тебе в последний раз, — процедил он сквозь зубы, пронизывая ее гневным взглядом. — Я не собираюсь оставлять тебя здесь, где к тебе будут приставать всякие похотливые мерзавцы.
   Она расхохоталась, что совершенно вывело его из себя.
   — Значит, ты хочешь сказать, — выдавила она сквозь смех, — что единственный похотливый мерзавец, с которым я могу иметь дело, — это ты?
   — Да. То есть нет! Ради Бога, Виктория, пойми, ты не можешь здесь оставаться.
   Она гордо вздернула подбородок.
   — Я не вижу иного выхода. Роберт стиснул зубы.
   — Но я только что объяснил тебе…
   — Я сказала, — твердо перебила она его, — что не вижу иного выхода. Любовницей я быть не согласна — это не для меня. — Она высвободила руку и пошла к выходу из лабиринта.
   И, глядя ей вслед, Роберт понял, что она уходит из его жизни навсегда.

Глава 10

   Роберт вернулся в Лондон и постарался вновь окунуться в привычную жизнь. Но он был несчастен — так несчастен, что даже не пытался убедить себя, что отказ Виктории ровным счетом ничего для него не значит.
   Он не мог ни есть, ни спать. Он становился похож на пресловутого страдальца из дешевых мелодрам. Повсюду ему мерещилось лицо Виктории — среди облаков, среди толпы и даже в проклятом гороховом супе.
   Если бы он не был так несчастен, размышлял Роберт, то, возможно, оставил бы без внимания письмо отца.
   Дело в том, что каждые несколько месяцев маркиз присылал Роберту письмо, в котором просил его приехать в поместье Каслфорд. Сначала письма эти носили характер жесткого приказа, но постепенно тон их сменился на более снисходительный и даже временами умоляющий. Маркиз хотел, чтобы Роберт проявлял больше интереса к своим земельным владениям; он надеялся, что его сын будет гордиться титулом маркиза, который рано или поздно перейдет к нему по наследству. А больше всего на свете ему хотелось, чтобы Роберт женился и оставил после себя наследника.
   Обо всем этом маркиз довольно прямо и со всевозрастающей настойчивостью сообщал в своих письмах сыну, но Роберт едва пробегал глазами строчки и тут же бросал листки в огонь. Он не был в Каслфорде более семи лет, а если точно, то с того ужасного дня, когда все его мечты и надежды разбились вдребезги, а отец, вместо того чтобы посочувствовать ему, завопил от радости и чуть ли не бросился танцевать в своем кабинете.
   Стоило Роберту вспомнить об этом, как он начинал скрежетать зубами от злости. Когда у него самого будут дети, он будет относиться к ним с пониманием и заботой. И никогда не станет смеяться над их неудачами и ошибками.
   Дети. Забавная мысль. Вряд ли ему суждено оставить след в этом мире в виде маленьких наследников. Он не мог заставить себя жениться на Виктории и в то же время понимал, что ни на ком другом он и не женится.
   Вот чертовщина!
   Итак, после того как, пришло последнее письмо от отца, в котором тот сообщал, что лежит на смертном одре, Роберт решил наконец отдать последний сыновний долг. Это было уже третье подобное послание за год — вряд ли стоит расценивать его всерьез. Тем не менее Роберт упаковал чемоданы и отбыл в Кент. По крайней мере это хоть на время поможет ему забыть ее.
   Когда Роберт прибыл в свои пенаты, он ни капли не удивился, обнаружив отца в добром здравии, хотя тот, конечно, постарел за то время, что они не виделись.
   — С приездом домой, мой мальчик, — произнес маркиз. — По правде, он никак не ожидал, что Роберт в конце концов откликнется на его просьбу и покинет Лондон.
   — Вы неплохо выглядите, — ехидно заметил Роберт.
   Маркиз откашлялся.
   — Неужто подхватили бронхит? — осведомился сын, вскинув бровь в преувеличенном удивлении.
   Отец бросил на него недовольный взгляд.
   — Я просто прочистил горло, и тебе это известно.
   — Ах, ну да, у всех Кемблов лошадиное здоровье. Выносливы, как мулы, и, как мулы, упрямы.
   Маркиз со стуком опустил на стол полупустой бокал вина.
   — Что с тобой происходит, Роберт?
   — Прошу прощения? — переспросил Роберт, развалясь на диване и закинув ногу на ногу.
   — Ну разве таким должен быть будущий маркиз? Что за скверные манеры!
   Точно таким тоном отец разговаривал с ним в детстве, когда отчитывал Роберта за какой-нибудь проступок. Роберт повиновался, скорее, по привычке.
   — Посмотри на себя, — с отвращением продолжал Каслфорд. — Болтаешься без дела в Лондоне, пьянствуешь, распутничаешь, проматываешь свое состояние за карточным столом.
   Роберт мрачно усмехнулся. — В картах мне везет. Я удвоил свои сбережения.
   — Ты превратился в повесу!
   — Когда-то я не был таким, — прошептал Роберт, внезапно ощутив щемящую тоску.
   Маркиз залпом проглотил остатки вина. Затем, прибегнув к последнему и самому сильному доводу, сказал:
   — Твоей матери было бы стыдно за тебя.
   Роберт вскинул на него глаза, в горле у него пересохло. Отец редко упоминал при нем о матери. Прошло несколько секунд, прежде чем он вымолвил:
   — Вы ничего не можете знать о ее чувствах. Вы никогда не знали, что у нее на душе, потому что вы не знаете, что такое настоящая любовь.
   — Я любил ее! Я любил твою мать так, как ты вряд ли сможешь кого-нибудь полюбить. И клянусь Богом, я знал, о чем она мечтала. Она хотела, чтобы ее сын вырос сильным, честным и благородным.
   — И не забудьте самое главное — «чтобы он понимал всю ответственность, которую возлагает на него титул маркиза», — язвительно добавил Роберт.
   Отец отвернулся и промолвил:
   — Нет, это ее не особенно заботило. Она хотела всего лишь, чтобы ты был счастлив.
   Роберт опустил глаза. Все могло быть совсем по-другому, если бы в то время, когда он ухаживал за Викторией, его мать была жива.
   — Я вижу, вы поставили себе целью воплотить в жизнь ее заветные мечты. — Он горько рассмеялся. — Что ж, ваши желания сбылись — я чертовски счастлив.
   — Никогда не думал, что ты станешь таким, — задумчиво произнес Каслфорд, и на его лице вдруг отразились все его шестьдесят пять лет и еще десять лет сверх того. Он покачал головой и тяжело опустился на стул. — Я не хотел этого, клянусь Богом. Господи, что я наделал!
   Роберт почувствовал, как тревожный холодок пробежал по спине.
   — Что вы имеете в виду? — спросил он.
   — Знаешь, она ведь сюда приходила.
   — Кто приходил?
   — Она. Дочка священника.
   Роберт так вцепился в подлокотник дивана, что пальцы его побелели.
   — Виктория? Отец кивнул.
   Тысячи вопросов вихрем пронеслись в голове Роберта. Неужели Холлингвуды отказали ей от места? Д может быть, она заболела? Наверное, заболела, решил он. Случилось что-то ужасное, если она отважилась прибегнуть к помощи его отца.
   — Когда она здесь была?
   — Сразу после того, как ты уехал в Лондон.
   — После того, как я… Да о чем, черт возьми, вы говорите?
   — Это было семь лет назад.
   Роберт вскочил на ноги.
   — Виктория была здесь семь лет назад, и вы ничего мне об этом не сказали? — Он чуть не бросился на отца. — Да как вы могли?
   — Я не хотел, чтобы ты загубил свою жизнь. — Каслфорд горько усмехнулся. — Но ты все равно ее загубил, как я ни старался этому воспрепятствовать.
   Роберт сжал кулаки — если бы не это, он вцепился бы своему батюшке в горло.
   — Что она вам сказала?
   Отец медлил с ответом.
   — Что она сказала? — выкрикнул Роберт.
   — Точно не помню, но… — Каслфорд глубоко вздохнул. — Но она очень расстроилась, узнав, что ты уехал в Лондон. Мне кажется, она и вправду хотела прийти тогда на вашу условленную встречу, но, видно, ей что-то помешало.
   Роберт молча смотрел на него, стиснув зубы, не в силах вымолвить ни слова.
   — Я не думаю, что ей нужны были твои деньги, — мягко добавил маркиз. — Хотя я до сих пор считаю, что из девушки ее круга вряд ли получилась бы настоящая графиня, я все же должен признать… — Маркиз откашлялся. Он был не из тех, кому нравится выказывать свою слабость. — Я должен признать, что ошибался насчет нее. Она, возможно, и в самом деле тебя любила.
   Роберт несколько мгновений был пугающе неподвижен, затем неожиданно развернулся и со всей силы ударил кулаком в стену. Маркиз в замешательстве отступил назад: он понял, кому предназначался этот удар.
   — Будьте вы прокляты! — воскликнул Роберт. — Как вы могли так со мной поступить?
   — В то время мне казалось, что так будет лучше. Теперь я вижу, что ошибся.
   Лицо Роберта исказилось гримасой отчаяния.
   — Что вы ей сказали?
   Маркиз отвернулся, не решаясь посмотреть в лицо сыну.
   — Что?!
   — Я сказал, что ты не собирался на ней жениться. — Каслфорд опустил голову под яростным взглядом сына. — Что она была для тебя всего лишь развлечением.
   — И она подумала… О Господи, она подумала… — У Роберта подкосились ноги, и он без сил опустился на диван.
   Когда Виктория узнала, что он уехал в Лондон, она, вероятно, решила, что он все это время ей лгал, что он никогда ее не любил. А потом — потом он оскорбил ее, предложив ей стать его любовницей. Боже, что он сделал! Как он теперь сможет смотреть ей в глаза? Вряд ли она позволит ему даже извиниться перед ней.
   — Роберт, — промолвил его отец. — Прости, мне очень жаль.
   Роберт медленно поднялся, с трудом соображая, что делает.
   — Я никогда вам этого не прощу. — Голос его звучал безжизненно.
   — Роберт!
   Но его сын, не оглядываясь, вышел из комнаты, не прибавив больше ни слова.
   Роберт брел, не разбирая дороги, пока вдалеке не показался домик священника. Почему Виктория в ту ночь была в постели? Почему она не пришла на условленную встречу, как обещала?
   Он добрых пять минут простоял перед коттеджем, тупо уставившись на дверное кольцо. Мысли его путались, взгляд был рассеянным, и он не заметил, что в окнах гостиной слегка зашевелились занавески.
   Дверь внезапно распахнулась, и на пороге появилась Элеонора Линдон.
   — Милорд, это вы? — воскликнула она, удивленная его неожиданным приходом.
   Роберт очнулся от задумчивости. Элли почти не изменилась, вот только ее светлые с соломенным отливом волосы, которые раньше окутывали ее головку золотистым облаком, теперь были уложены в тугой пучок на затылке.
   — Здравствуй, Элли, — хрипло промолвил он.
   — Что вы здесь делаете?
   — Н-не знаю.
   — Вы плохо выглядите. Может быть, вы… — Она помедлила в нерешительности. — Может, вы зайдете в дом?
   Роберт неуверенно кивнул и проследовал за ней в маленькую гостиную.
   — Отца нет дома, — сказала она. — Он в церкви. Роберт продолжал все так же молча смотреть на нее.
   — Вы случайно не заболели? По правде сказать, вид у вас неважный.
   У Роберта вырвался прерывистый вздох, который при других обстоятельствах можно было бы принять за смех: Элли всегда была прямолинейна в своих оценках.
   — Милорд? Роберт?
   Он помолчал, потом вдруг спросил:
   — Что произошло?
   Элли изумленно захлопала ресницами.
   — О чем это вы?
   — Что произошло той ночью? — повторил он с отчаянной настойчивостью.
   На этот раз Элли поняла и смущенно отвела глаза.
   — Так вы не знаете?
   — Я думал, что знаю, но теперь я… теперь я понял, что ничего не знаю.
   — Он ее связал.
   Услышав это, Роберт побледнел.
   — Что?
   — Отец ее связал, — повторила Элли, проглотив комок, подступивший к горлу. — Он проснулся и обнаружил, что Виктория собирается бежать из дома. А потом он связал ее. Он сказал, что вы ее погубите.
   — О Боже правый! — У Роберта перехватило дыхание.
   — Это было так ужасно. Папа был просто вне себя. Я никогда раньше не видела его таким. Я хотела ей помочь — правда хотела. Накрыла ее одеялом, чтобы она не замерзла.
   Роберт вспомнил, как Виктория лежала в кровати, отвернувшись от окна. Он тогда страшно на нее разозлился, а она, оказывается, была связана по рукам и ногам. В голове у него помутилось, словно он и вправду заболел.
   Элли продолжала свой рассказ:
   — Он и меня связал. Наверное, догадывался, что я помогу ей бежать. Ну вот, как только отец освободил ее, она тотчас же побежала в Каслфорд. Когда она вернулась, у нее все лицо и руки были исцарапаны ветками наверное, она неслась напрямик, через лес.
   Роберт отвел взгляд, губы его шевелились, но он не мог вымолвить ни слова.
   — Она ему этого так и не простила, — продолжала Элли печально. — Я с ним в конце концов помирилась. Конечно, я его не оправдываю, но его тоже можно понять. А вот Виктория…
   — Что?
   — Она так и не вернулась домой. Мы не видели ее целых семь лет.
   — Я ничего этого не знал, Элли. Клянусь тебе.
   — Мы очень огорчились, когда стало известно, что вы покинули Кент, — сказала она. — Я боялась, что Виктория умрет от горя — так она переживала разлуку с вами.
   — Я ничего этого не знал, — тупо повторил он.
   — Она решила, что вы хотели соблазнить ее, а когда потерпели неудачу, вам стало скучно с ней и вы уехали. — Элли смущенно потупилась. — Мы не знали, что и думать. Вот и отец так говорил.
   — Нет, — прошептал Роберт. — Это не правда. Я любил ее.
   — Но почему же вы тогда уехали?
   — Мой отец пригрозил лишить меня наследства. И поскольку она не пришла ко мне в ту ночь, как было условлено, я решил, что она больше не хочет иметь со мной дела — я перестал быть для нее выгодной партией. — Ему было стыдно произносить вслух эти слова. Как будто деньги имели какое-то значение для Виктории! Он порывисто поднялся, но покачнулся и вынужден был опереться рукой о стол, пока не перестала кружиться голова.
   — Может, посидите еще? — спросила Элли, поднимаясь вслед за ним. — Мне кажется, вы нездоровы.
   — Элли, — произнес он, и в голосе его впервые за весь их разговор послышалась твердая решимость. — Я был нездоров все эти семь лет. С твоего позволения, я пойду.
   С этими словами он вышел из дома. И Элли точно знала, куда он направился.
* * *
   — Что значит вышвырнули ее вон?
   — Я уволила ее без рекомендательного письма, — самодовольно пояснила леди Холлингвуд.
   Роберт с трудом взял себя в руки — впервые в жизни он чуть не ударил женщину.
   — Вы посмели… — Он остановился, пытаясь обуздать свой гнев. — Вы уволили благовоспитанную леди без рекомендации? И что же ей теперь, по-вашему, делать, куда идти?
   — А вот это, смею вас заверить, не моя забота. Я сделала все, чтобы устранить тлетворное влияние этой потаскушки на моего сына, и, уж конечно, заявила, что о рекомендации она может забыть — таким, как она, нельзя доверять воспитание детей,
   — На вашем месте, леди Холлингвуд, я бы не стал называть мою будущую жену потаскушкой, — сухо заметил Роберт.
   — Вашу будущую жену? выпучила глаза леди Холлингвуд. — Мисс Линдон?
   — Вот именно. — Роберт смерил леди Холлингвуд ледяным взглядом — в этом искусстве он преуспел за годы, проведенные в свете.
   — Но… но вы не можете на ней жениться!
   — — С чего вы взяли?
   — Эверсли рассказал мне, что она сама бросилась ему на шею.
   — Эверсли просто грязная свинья.
   Леди Холлингвуд оторопела, услышав такое из уст графа.
   — Лорд Макклсфилд, я бы вас попросила…
   — Где она? — перебил он ее.
   — Понятия не имею.
   Роберт сделал к ней шаг.
   — Понятия не имеете? А может, все-таки пораскинете мозгами?
   — Она… э-э… она, вероятно, связалась с агентством по найму, которое мне рекомендовало ее, когда я искала гувернантку.
   — А, ну вот это уже кое-что. Вы еще можете быть полезной.
   Леди Холлингвуд проглотила это замечание и добавила:
   — У меня есть адрес. Я его вам напишу.
   Роберт коротко кивнул и скрестил руки на груди. Он умел, когда надо, нагнать страх на собеседника, и теперь ему хотелось так запугать леди Холлингвуд, чтобы она на всю жизнь запомнила, что не всегда можно безнаказанно унижать тех, кто не может ответить. Леди Холлингвуд дрожащей рукой переписала адрес агентства.
   — Вот, пожалуйста, — сказала она, протягивая ему листок. — Надеюсь, это маленькое недоразумение никак не скажется на нашей дружбе.
   — Миледи, я не представляю, каким образом вы сможете вынудить меня в дальнейшем выносить ваше присутствие — если честно, оно мне просто омерзительно.
   Леди Холлингвуд побелела как мел — все ее мечты попасть в высшее общество в один миг лопнули как мыльный пузырь.
   Роберт прочел лондонский адрес на бумажке и не попрощавшись вышел из комнаты.
   Дама из агентства по найму сообщила Роберту, что Виктория действительно справлялась в агентстве о новом месте работы, но ей отказали. Они не могут взять на работу гувернантку без рекомендательного письма, пояснила дама, безразлично пожав плечами.
   У Роберта задрожали руки. Никогда еще он не чувствовал себя таким беспомощным. Где, черт возьми, ее искать?
* * *
   Месяц спустя Виктория несла узелок с шитьем и весело напевала себе под нос. Она была так счастлива, как еще никогда в жизни. О да, сердце ее до сих пор сжималось при мысли о Роберте, но она уже почти смирилась с тем, что эта боль теперь стала частью ее самой.
   Наконец-то судьба ей улыбнулась! Когда она получила отказ в агентстве, Виктория была на грани отчаяния, но потом вспомнила, что раньше неплохо шила. Если она что и умела делать в совершенстве, так это ровно-ровно класть стежок за стежком, и поэтому довольно быстро нашла работу в магазине дамского платья.
   Оплата у нее была сдельная, и новая работа пришлась ей по душе. Если она справлялась с ней успешно, никто к ней не придирался. Никакие леди Холлингвуд не следили теперь за каждым ее шагом и не ругали за то, что их чадо недостаточно быстро осваивает алфавит и спотыкается сразу после "М", "Н" или "О". Виктория была безумно рада, что новая работа исключает пристрастную оценку ее труда: если она кладет стежки ровно, никто не скажет, что шов кривой.
   Это не то, что быть гувернанткой. Виктория была чрезвычайно довольна своей новой работой.
   Когда леди Холлингвуд уволила ее, для Виктории это был тяжелый удар. А все по вине этого злобного негодяя Эверсли. Он стал распространять про нее грязные слухи, а леди X., конечно же, ему поверила — что для нее значило слово гувернантки против обвинения лорда?
   Роберт к тому времени уже уехал, и защитить ее было некому. А может быть, он и не стал бы за нее заступаться. По правде сказать, она не ждала от него ничего хорошего после того гнусного предложения стать его любовницей.
   Виктория встряхнула головой. Нет, надо постараться не думать об их последней встрече. В мечтах она занеслась тогда так высоко и тут же упала с облаков на землю. Никогда, никогда она ему этого не простит!
   Ха! Как будто он собирался просить у нее прощения, грубиян!
   Виктория вдруг поняла, что ей гораздо легче думать о нем, как о Роберте-грубияне. Жаль, что эта мысль не пришла ей в голову семь лет назад.