Кууне Янис. Каменный Кулак и Хрольф-Потрошитель

   Хрольф и двое венедов даже остановились на полпути, толкуя друг другу свое понимание пахарского уклада.
   – Да поймите же вы, берестяные головы, – горячился сын бондэ. – Если каждые пять лет новое поле палить, через три колена тут одни пустоши останутся! А так фольки повыдергивают дрянную траву – земле легче. И с одного надела можно урожаи снимать чуть ли не двадцать лет!
   – Так зачем же… – начал было Волькша.
   – Да затем, что это остров! – почти прокричал Хрольф.
   Годинович поскреб в затылке и передал слова свея Олькше. Верзила тоже призадумался.
   – Ано да… – наконец пробасил он, чем заслужил от шеппаря одобрительный тычок кулаком под ребра.
   – Det ar bra, veneden, ^[24]– сказал он, и четверо пешеходов продолжили свой путь к Дворцовой Усадьбе.
   Поселение встретило их неприветливо. Работники ярла исподлобья смотрели на людей с Бирки. Никто их не приветствовал, точно они вышли из царства Хель. Для венедов, привыкших желать здоровья всякому встречному и поперечному, такой прием был как осенний дождь с ветром. Даже рыжие патлы Олькши поникли. А вот свеи, напротив, шествовали так, точно на их пути расстелили беленый фламандский холст.
   – Йохо, венеды, вы чего головы повесили, – через плечо спросил Хрольф.
   – А чего они косятся, точно у каждого нож за пазухой или они только и ждут, как бы сзади напасть? – посетовал Волькша.
   – Дремучий ты, Варг, – хохотнул шеппарь. – Они же нас боятся, вот и глаза прячут. Шёрёверн за лишний взгляд может и око у обидчика потребовать.
   – Так в чем обида-то в погляде? – недоумевал Волкан.
   – А вдруг как сглазит кто воинскую Удачу? Негоже глаза на доспех да на оружие таращить, коли сам в битву не идешь. Лишний взгляд может броню лишить крепости, а меч верткости. Да викинг за сглаз Удачи имеет право и убить фолька.
   Волькша поджал губы и даже не стал передавать слова шеппаря Ольгерду. Уж кто-кто, а он знал, что у Рыжего Люта в голове осиновая труха. А ну как начнет он, наслушавшись про такие варяжские обычаи, раздавать тумаки направо и налево. И без того бедовый он, а тут вовсе узду потеряет…
   Дом синеуса Ларса возвышался над мрачными домами с земляными крышами, как дуб над ракитовым подлеском. Волкан бросил взгляд на Олькшу, но, похоже, его приятель ничего не узнавал. А ведь терем ярла был очень даже схож с Гостиным Двором, на котором они провели масляную неделю. Разве что немного поменьше. А так, те же союзные хоромы в два пряслас гульбищем на внутренний двор. Кто же кого надоумил? Варяг ли подсмотрел на Ильмень-озере, или венеды, гостевавшие у свеев, позаимствовали плотницкую выдумку?
   Войдя на середину двора, Хрольф набрал полную грудь воздуха и проорал:
   – Ларс, я Хрольф, сын Снорри, племянник Неистового Эрланда из рода Гастингов! Твой человек сказал, что ты хочешь говорить со мной!
   Вся челядь ярла точно приросла к земле от этого крика. Но через миг двор вновь наполнился суетой, от чего стал подобен разворошенному муравейнику.
   – Хозяин сейчас выйдет, – с торопливым поклоном сказал кто-то из близких слуг Ларса, может, стремянной, а может, и постельничий. По виду он не был невольником, и слово «хозяин» прозвучало в его устах как-то по-семейному.
   Хрольф сиял ярче железных блях на своем доспехе. Последний раз он был на этом дворе больше десяти лет назад, когда только получил в наследство дядюшкин драккар. Тогда он не посмел разевать рот так, как ныне. В те времена он долго и вкрадчиво объяснял вначале стражникам у ворот, потом дворовым фолькам, а уж затем слугам ярла, кто он такой и что ему нужно от синеуса Ларса. Уппландский наместник тогда даже не удостоил его словом, а передал через людей, что не возражает против того, чтобы «Гром Неистового Эрланда присоединился к нему в следующем походе».
   И вот теперь благодаря шальной мысли спасти двух венедских недотеп Хрольф стоял посредине двора и ждал, когда Ларс выйдет к нему на разговор. Однако произошло куда большее, чем он ожидал: к нему подскочили двое фольков и, поклонившись уже не так небрежно, передали приглашение ярла присоединиться к нему в трапезной.
   От такой нежданной чести сын Снорри опешил. Он стащил с головы шлем. Потом снова надел. Лица слуг натянулись: они едва сдерживали улыбки. Их гримасы отрезвили Хрольфа. К шеппарю вернулась прежняя надменность. Поправив пояс, он двинулся в палаты синеуса Ларса.

Steinknytnave

   Вероятно, именно так варяги представляли себе Валхалу: огромный, но довольно грязный стол, заваленный разнообразной едой. Снеди часто не хватало места в мисах,и она лежала прямо на столешнице. Однако народу вокруг стола сидело немного. Одеты трапезники были просто, так что сразу было ясно, что в столовом чертоге собрались только сродники ярла. Ларс нарочно встретил шёрёвернов в затрапезном виде, чтобы Хрольф во всем блеске своего железа оказался в глупом положении.
   – Ты сегодня уплываешь в набег? – спросил шеппаря седой человек, сидевший далеко не во главе стола, как это полагалось ярлу по чину.
   – Да проживет сто лет синеус Ларс, ярл Уппланда! – пророкотал шеппарь и поклонился.
   Уле, Олькша и Волкан последовали его примеру.
   – Так куда ты сегодня отчаливаешь? – никак не ответил ярл на здравицу.
   – Никуда, – ответил Хрольф.
   – Тогда садись за стол и ешь. На голодное пузо добрые мысли в голову не приходят.
   – Я не голоден, – поблагодарил шеппарь, хотя все видели, как он глазами пожирал окорок кабанчика на одной из мисок.
   – Прекрати рядиться, шеппарь, – осадил его Ларс. – Я знал твоего дядюшку, когда ты еще в люльке писался. Славный был ратарь. Помяни хотя бы его.
   Хрольф сел напротив кабанчика и дал указ своим людям сесть подле себя. Принесли кубки. Налили пиво. Волькша пригубил и аж причмокнул. Он никогда не пробовал такого вкусного хмельного напитка. На дворе Гостомысла ему не раз подносили заморские вина, но такого сладкого и душистого, золотистого, как разведенный мед, пива он не пробовал ни разу.
   – Хорош ли в моем доме скоттландский яблочный эль? – спросил Ларс через стол.
   Хрольф смог только кивать головой, поскольку рот его был полон жирного мяса.
   – Это еще тот, что мы захватили в Одинберге прошлой осенью, – многозначительно пояснил ярл.
   Эль был добыт в Одинберге. Под стенами этого замка Большой Рун не дошел до Валхалы даже по Белому Пути. Каменный Кулак победил безумное чудовище, в которое под Одинбергом превратился Рун-Разрушитель. Даже дурак понял бы, что последует за безобидным вопросом о достоинствах яблочного пива. Сыну Снорри пришлось поспешно глотать недожеванную пищу. Хозяин дома даже не дав гостям утолить голод, уже перешел к тому разговору, ради которого он и позвал к себе Хрольфа.
   – Хороший эль, – выдавил из себя шеппарь, утирая со лба испарину.
   В столовом чертоге повисла тишина. Ларс отстранился от стола и погрузился в задумчивость. К еде никто не притрагивался. Даже Олькша прекратил жевать и недоуменно крутил башкой.
   – Ты гораздо хитрее и дальновиднее, чем я ожидал, Хрольф, сын Снорри, племянник Эрланда, из рода Гастингов, – произнес наконец ярл Уппланда. – Я недооценил тебя…
   Шеппарь хранил молчание. Буде разговор начался, надлежало навострить уши, и, с одной стороны, не поссориться с Ларсом, а с другой, не прозевать своей выгоды.
   – Передал ли тебе мой человек, что я хотел видеть у себя в доме того, кого на Бирке называют Каменным Кулаком?
   Хрольф кивнул и бросил взгляд на Волькшу, точно ожидая, что тот вскочит и закричит, что он и есть тот самый победитель Большого Руна. Но венед сидел, точно за столом говорили не о нем. Странную потеху он затеял.
   – Этот человек, как утверждают люди, заслуживающие доверия, он ведь приплыл на твоем драккаре? – продолжал сурово спрашивать Ларс.
   Хрольф опять кивнул. Венед не шелохнулся.
   – Вот я и говорю, что ты оказался куда хитрее, чем я думал, – подытожил ярл. – Ты хочешь сначала выторговать выгоду для себя, а уж потом представить мне этого бойца… Разумно. Твой дядя был куда прямодушнее. Да, к слову, где ты нашел этого ратаря?
   – Какого? – уточнил шеппарь.
   – Ай-ай-ай, – пожурил его правитель Уппланда. – Можно подумать, у тебя на Громе все сплошь герои и смельчаки.
   Хрольф потупился.
   – Я говорю о Стэйне Кнутневе. О том, кто, по рассказам, одним ударом превратил Бешеного Руна в сопливое беспомощное ничтожество. Думаешь, мне пришла охота поболтать о ком-то еще из твоего сброда.
   Сын бонда поднял голову. Может быть, он и был никудышным викингом, но свой манскап он в обиду не давал ни словом, ни делом.
   – Так откуда ты его привез? Из Дании? Из Фалии? Из Моравии?
   – От Ильменьских словен, – ответил Хрольф.
   – Никогда бы не подумал, что у этих сивых дикарей, что даже лодки до сих пор долбят из цельного ствола дерева, могут быть такие труворы.
   Настал черед Волькшиных глаз вспыхивать недобрым светом.
   – Как же ты отыскал его там, среди этих венедов? – живо полюбопытствовал Ларс. Но Волкан чувствовал, что ярл лишь заговаривает Хрольфу зубы, чтобы потом обрушиться на него с новой силой.
   – Он сам меня нашел, – ответил шеппарь, мысленно взвешивая все за и против честного рассказа о побоище на Волховском льду. Придумывать небылицы он был не мастак, а вранье второй, после конунга, человек Свейланда умел распознавать с полуслова. Так, по крайней мере, о нем говорили досужие языки.
   – Что, вот так прямо и ходил по венедским болотам и спрашивал: «Где здесь Хрольф Гастинг, шеппарь Грома?»
   Сродники ярла захихикали, и хозяин дома не стал их устыжать.
   – Как он меня нашел, а я – его… это наше с ним дело, – гордо сказал Хрольф и вновь взглянул на Волькшу.
   Ларс понял, что зашел слишком далеко в своих насмешках. Этот «разоритель сумьских засек» оказался и вправду неразваристым бобом. Уж не думает ли он, что сможет удержать диво-бойца в своем манскапе, когда люди Ларса все же выяснят, кто из шёрёвернов, гуляющих ныне по Бирке, обладает ударом такой чудовищной силы? Однако, с другой стороны, переманивать ратарей было едва ли не самым позорным делом. Выкуп за свою русь шеппарь должен был получить обязательно. И только после этого следовало начинать разговор с самим воином. Другое дело, если он сам объявлял, что выходит из манскапа. Тогда никому не зазорно было сулить ему все, что угодно.
   Приглашая Хрольфа на Адельсён, Ларс хотел обставить дело самым выгодным для себя образом. Начав этот торг при Каменном Кулаке, он рассчитывал поселить в его душе желание покинуть шеппаря-неудачника и стать хольдомсамого прославленного, после конунга, человека в Свейланде. Хрольфу не оставалось бы ничего другого, кроме как соглашаться на ту мзду, что предложит Ларс. В противном случае, когда Кнутнев все-таки уйдет с его драккара, шеппарь, дабы не поднимал на Бирке смуту против Адельсёна, получит и того меньше. Не одного ратаря позаимствовал ярл у вольных шёрёвернов таким образом.
   Но племянник Эрланда оказался хитрее и смелее, чем о нем говорили: среди тех людей, что он привел с собой, Ларс в упор не видел того, кто сумел бы одним ударом свалить Большого Руна. Какое-то время правитель Уппланда подозревал, что Кнутневым может быть рыжий верзила в знатных сапогах, но, встретившись с ним глазами, понял, что парнище так же может быть Каменным Кулаком, как репа головой.
   Выходило, что торговаться надлежало по-крупному. Однако трувер того стоил. Ярл прекрасно помнил, какую добычу принес ему Большой Рун, а теперь речь шла о том, кто сумел победить самого Разрушителя.
   – Сын Снорри и племянник Эрланда из рода Гастингов, – начал Ларс совсем другим голосом, – не будем тратить время на пустые разговоры. За то, что ты разрешишь Кнутневу покинуть твой манскап, я дам тебе бонд на восточном побережье Уппланда и пятьсот крон в придачу. Такого никогда не платили ни одному шеппарю! Что скажешь?
   От услышанного стены трапезной дрогнули и закачались перед глазами Хрольфа. Бонд на восточном побережье Уппланда и пятьсот крон! Пятьсот крон и бонд. Восточное побережье, конечно, усеяно камнями как орешник тлей, но земля там родит на зависть. Пятьсот крон Ларса да пятьсот крон за Гром! Этого хватит, чтобы купить три десятка фольков. Да куда столько! И десяти хватит. На остальное серебро можно купить коров. Коров и коз. И лодку, чтобы иногда выходить порыбачить в море. Мог ли Хрольф предположить, что жизнь его так споро и дивно изменится, что в одночасье исполнятся все его самые смелые мечты! Да, это уже не семьдесят крон, что похотливая бонна предлагала ему за рыжего верзилу на Рунмарё.
   – Что ты молчишь, Хрольф? – спросил ярл с нажимом на слове «молчишь».
   Шеппарь хлопал глазами и гнал с лица блаженную улыбку. Вряд ли Ларс, старая лиса, назвал ему наибольшую мзду, которую готов заплатить. Конечно, для сына бондэ он предложил сказочные богатства, но сын Снорри уже десять лет как таковым не был. Плохо или хорошо, но все это время он жил как викинг. А бывалый шёрёверн пятьсот крон мог добыть за один поход. Правда, на весь манскап…
   – Дабы ты не сомневался, что я хорошо обойдусь с твоим человеком, – сказал Ларс. Было видно, что молчание Хрольфа начинает выводить правителя Уппланда из себя. – Говорю при всех и можешь это передать Стейну Кнутневу, что я буду отдавать ему пятнадцатую долю всей добычи.
   Лица людей за столом вытянулись, точно они услышали о том, что Рагнарек произойдет еще до конца этого лета. Десятую часть добычи ярл подносил конунгу, три десятых брал себе, остальное доставалось дружине. Пятнадцатая доля добычи – это же двенадцатая часть от того, что раньше получала вся Ларсова русь! Это означало, что Ларс будет посылать конунгу всего в полтора раза больше серебра, чем отдавать Кнутневу?! Ни один воин не стоил таких денег. Даже Большому Руну причиталось всего лишь в три раза больше, чем берсерку, а берсерки обычно брали из добычи в три раза больше, чем простой гребец. Но поскольку Уппландский ярл редко ходил в походы меньше чем на трех драккарах, то выходило, что Каменный Кулак был почти в пять раз дороже Ларсу, чем поверженный им человек-гора.
   Пока сотрапезники молча загибали пальцы, прикидывая, насколько велик Ларсов посул, Хрольф ел глазами Волькшу. Не было сомнения в том, что венед понял каждое слово ярла, но в его лице шеппарь не находил даже крошечной тени радости, гордости или алчности. Можно было подумать, что все сказанное никоим образом его не касалось. Конечно, он не имел понятия о том, как у викингов принято делить добычу, но было достаточно посмотреть на сродников Ларса, чтобы догадаться, сколь велико желание Уппландского правителя заполучить к себе Каменного Кулака.
   – Ларс… – закончив загибать пальцы, прогундосил один из сродников ярла.
   – Заткнись! – рявкнул на него хозяин дома. – Такие труворы родятся в пять колен один раз. И я не хочу, чтобы Кнутнев достался конунгу. Понял!
   – А ты, Хрольф, – оборотил ярл гневное лицо к шеппарю. – Кончай волокиту! Называй свою мзду и покончим с этим.
   Племянник Эрланда продолжал молчать, пережевывая непрожаренное мясо. «Не хочу, чтобы Кнутнев достался конунгу!» Вот, оказывается, как высоко может взлететь венедский парнишка.
   – Так тебе мало бонда и семисот крон! – прорычал Ларс.
   – Бонда и ПЯТИСОТ крон мне достаточно, – холодно поправил его Хрольф.
   – Ты думаешь, Кнутнев не согласится на пятнадцатую долю добычи? – ярл прищурил глаз, слова шеппаря были очень похожи на согласие, но таковыми пока не являлись. Что-то еще не устраивало хитрого сына бондэ.
   – Спроси это у него сам, – с вызовом ответил сын Снорри.
   – Ты смеешь издеваться? – взвился синеус Ларс. – Как я спрошу у него, когда ты его не изволил привезти?!
   – Я привез его, – ответил Хрольф и в очередной раз посмотрел на Волкана.
   Лицо Годиновича потемнело, а когда глаза венеда и свея встретились, точно целый жбан холодной морской воды окатил шеппаря с головы до ног.
   – Где же он? – спросил ярл, заподозрив, что племянник Эрланда мог оставить ратаря сторожить лодку.
   Хрольф отхлебнул эля, чтобы сглотнуть сухой комок в горле, и выдавил:
   – Здесь.
   Настала очередь Ларса хлопать глазами. За свою долгую жизнь, из сорока лет которой он провел в походах не меньше тридцати, ярл научился видеть людей насквозь. За это время плечом к плечу с ним бились лучшие форингии хольды. Единожды взглянув на ратаря, ярл всегда мог сказать, кто перед ним: обычный воин или трувор. С недавних пор ему даже не надо было видеть бойца, достаточно было взглянуть на его поверженного врага. А нынче сын бондэ утверждал, что за обеденным столом все это время сидел Каменный Кулак, а ярл так и не сумел его распознать! Неужели он ошибся, и рыжий верзила, явно не понимавший ни слова по-свейски, и был тем чудо-воином?
   – Я его не вижу, – честно признался синеус Ларс: – Ты, похоже, смеешь издеваться надо мной?
   – Нет, синеус Ларс, у меня и в мыслях такого не было, – ответил Хрольф.
   – Так покажи мне его! – рявкнул ярл.
   Шеппарь молча ткнул пальцем в Волкана.
   – Что-о-о?! – руки правителя Уппланда затряслись от гнева. – Ты смеешь утверждать, что вот этот червяк… этот стручок… этот сопляк победил Большого Руна одним ударом?!
   Хрольф, а вместе с ним и Ульрих закивали головами.
   – Да вы что, держите меня за лопоухую сумь? Его же не то что Рун-Разрушитель мог двумя пальцами покалечить, но и любой из моих хольдов об колено переломит!
   Шеппарь ждал, что Варг после этих слов взовьется и начнет защищать свою часть, но венед молча смотрел перед собой и думал о чем-то далеком от Дрергескапура.Его унижали, обзывали чуть ли не безбородым, а он даже брови к переносью не свел.
   – Ну что же ты, Варг? – вполголоса спросил Хрольф.
   – Что я? – поднял голову Волькша. – Он прав: я не Каменный Кулак.
   – Как это? – поразился шеппарь, и противные мурашки побежали по его спине. – А разве не ты свалил Большого Руна одним ударом?
   – Нет, – ответил Волкан.
   – А кто?
   – Мать Сыра Земля. Это она дает моему кулаку силу.
   – Не понимаю, что ты такое говоришь, венед…
   – Ты ответишь за свои слова! – кричал тем временем синеус Ларс. – Ты поплатишься! Если твой недомерок на кулаках не победит сейчас моего фолька, скотта Гронта, то вы забудете не только дорогу на Адельсён, но и вообще никогда больше не ступите на землю Свейланда! Будете вечно гнить в море или на вашей Бирке! Вы поняли меня?!
   Хрольф мрачно кивнул. Его бонд на восточном побережье и пятьсот крон растаяли, улетучились как дым, как сладость от выпитого эля. Осталась только отрыжка и резь в глазах. Какая такая Мать Сыра Земля? Как она может давать силу этому венедскому заморышу?..
   О скотте Гронте знали на всех островах Мэларена. Ларсовым фольком он лишь именовался. На самом же деле он жил почти как хольд. И все благодаря своему кулачному умению. Отправляясь ко двору конунга, Ларс всегда брал его с собой, и скотт потешал знать, отделывая кулаками любого смельчака. Уппландский наместник, не задумываясь, ставил на Гронта и всегда выигрывал серебро, невольников или даже земли. Конунг не раз выражал желание купить у ярла его кулачника, но тот неизменно находил способ отказать.
   Едва только разнесся слух о поединке, гульбище и двор Ларсова дома заполнились любопытствующими, как мережа плотвой. Давненько Гронт не махал кулаками на Адельсёне. Посмотреть на потеху сбежались даже окрестные бондэ.
   Скотт оказался невысок, но плечист без меры, а узловатые его руки свисали почти до колен. На двор он вышел без рубахи и в скоттландской клетчатой юбке. Кучерявые рыжеватые волосы росли у него даже на костяшках пальцев, а на теле так и вовсе кустились без всякой меры. Словом, был он похож на какого-то улыбчивого мохнатого зверька, и в другое время Волькша непременно сообразил бы, кого из лесных жителей напоминает Гронт.
   – Хрольф. Хрольф! Ничего не выйдет, – втолковывал Волкан шеппарю. – На драккаре остался короб с землей. Пусть Олькша сплавает и привезет мне хотя бы горсть! Без этого ничего не выйдет!
   – Что? Какой короб? Какая земля? – плохо соображал Хрольф. Толпа гудела вокруг. Все ждали приказа Ларса к началу боя.
   – Хрольф! Послушай меня. Помнишь, я в Верховьях Волхова просил причалить к берегу?
   Шеппарь кивнул. Помнил, не помнил, какая разница!
   – Я тогда вернулся с большим коробом, который запретил открывать. Так вот, в нем Мать Сыра Земля. Родная. Волховская. Она мне силы дает. Когда Рун за мной гнался, я только тогда с ним лицом к лицу встретился, когда в кулак Земли набрал. Понимаешь?
   Хрольф опять кивнул. Сказанное Варгом влетало у него в одно ухо, а вылетало из другого.
   – Хрольф, надо отложить кулачки! Надо послать Олькшу, чтобы он привез мне Земли! Понимаешь? Хрольф?!
   Шеппарь поднял на венеда пустые глаза, в которых отражалась лишь мысль о том, что его земельный надел уплывает от него, как весенняя льдина по быстрой реке.
   – Гронт! Вздуй его! – прокричал с гульбища Ларс.
   – Хрольф! – отчаянно вскрикнул Волькша. – Надо отложить! Хрольф!
   Но слуги ярла вытолкали венеда в круг, где уже подпрыгивал скотт. Увидев перед собой шестнадцатилетнего перепуганного парнишку, кулачник опустил руки и выразительно посмотрел на своего хозяина. Дескать, это что – шутка? Ларс дернул щекой, что могло означать: ну, наподдай ему слегка. Гронт хмыкнул, поднял кулаки и вновь заскакал по кругу, точно согревая замерзшие ноги.
   Волькша наклонился и поскреб ногтями суглинок двора. Но никакой силы, никакой уверенности она ему не придала. А что было ожидать от чужой земли? Ох, Хрольф, Хрольф.
   Вокруг гомонила толпа. Смешки. Плевки. Брань.
   Белоснежная улыбка скотта оказалась вдруг совсем близко. Рассекая воздух, просвистел его кулак. Но не достиг цели. В последнее мгновение Волькша успел уклониться.
   Его увертка вызвала гул недовольства зевак и одобрительный кивок Гронта. Волкану даже показалось, что скотт подмигнул ему. Дескать, ты не так плох, как кажешься, но я тебя все равно отлуплю.
   В следующем выпаде Ларсов фольк обрушил на парнишку целый разносол ударов. И прямой, и сбоку, и снизу. Однако итог был тот же. Только мошкара, вившаяся над людьми, разлетелась в страхе.
   Скотт тряхнул головой. Его улыбка превратилась в оскал. Этот верткий сопляк наносил его бойцовской славе ощутимый урон. Безжалостная толпа начала брызгать слюной и в его сторону.
   Следующий наскок Гронта был подобен урагану. Казалось, не было места, где бы не мелькал его рыжий кулак. Но ни один его удар не попал в Волькшу. Разве что несколько раз чиркнул рубаху.
   Волкан не видел себя со стороны, но стоило ему увлечься боем, как и он запрыгал, подобно своему противнику. Оказалось, что так гораздо легче делать резкие отходы и уклонения. Вот только кулаки Волькши безвольно маячили возле груди: некоторые удары скотта он все же гасил локтями. Это было болезненно, но терпимо.
   – Гронт! Разрази тебя Тор, перестань играться! Размажь его, наконец! – заорал с гульбища Ларс.
   А скотт уже тяжело дышал. Еще бы, вложить столько сил в сотрясание воздуха!
   Кулачник остановился. Надо было искать к уворотливому парнишке другой подход. Но больше всего человека в клетчатой юбке злило то, что за весь поединок противник так ни разу и не попытался нанести встречный удар. Сопляк точно вообще не собирался драться, а лишь изматывал противника увертками. Может статься, в этом и была его задумка. Вымотать, а уже потом биться. Слушая свое тяжелое дыхание, Гронт понимал, что парню почти удалось осуществить этот коварный замысел. Еще несколько бесполезных выпадов, и руки скотта станут как соломенные, а перед глазами запляшут глумливые эльфы.
   Волькша тоже остановился. Его дыхание также нельзя было назвать легким. На лбу выступил пот, а под коленками нарастала противная дрожь. Никаких мыслей о том, как закончить этот поединок, у него не имелось. А вот желание завершить его как можно быстрее было так велико, что Годинович, подыскивая слова, дабы предложить Гронту закончить все мировой, опустил руки.
   В следующее мгновение короткий удар вонзился Волкану в грудину. Не сильный. Сделанный наобум. Но он пришелся как раз в медвежий коготь, что висел у Волькши под рубашкой. От резкой боли Годинович сжался и тут же получил другим кулаком в лоб. Нельзя сказать, что это был хваленый удар Гронта. Скорее шлепок, чем удар.
   Но от него Волкан отлетел к толпе и упал на чьи-то руки.
   – Наших бьют! – заревел у него над головой бас Ольгерда.
   В следующее мгновение Рыжий Лют бросил Волькшу на землю и, перешагнув через приятеля, встал перед скоттом. Тот даже обрадовался смене противника, потому как вставший перед ним верзила явно не был наделен той же увертливостью, что и мальчишка.
   Другое дело, что и кулачный бой был здоровяку нипочем. Несколько ударов Олькша вообще не шевелился, точно вникая в происходящее. Потом он выдохнул и насел на скотта, точно они стояли в кулачной стенке. Однако удалое размахайство Ольгерда причинило Гронту не больше вреда, чем ветер. Теперь уже Рыжий Лют вовсю негодовал на изворотливость противника.