Страница:
– Убеждения, моя милая, идеология и прочая дребедень – это фиговый листок, прикрывающий политику. Когда приходит время действовать, этот фиговый листок снимается, чтобы не мешал. Те же, кто неспособны к действию, а следовательно, к политике, всю жизнь носят такие фиговые листки, прикрывая ими свою политическую импотенцию. Поясню тебе. Чем выше активность ДС, тем шире простор для действий политической полиции, а следовательно, и для меня – ее главы.
– Ты хочешь власти?
– Да! Именно ее! Власть – это та вершина, на которую я хочу взойти!
Он стоял почти вплотную к ней и она вынуждена была, чтобы видеть его лицо, поднять голову. Она попыталась встать, но он положил ей руку на плечо.
– Но зачем она тебе? – спросила Мария, глядя на него снизу вверх. – Ведь ты сам говорил, что человек там абсолютно одинок.
Дик отпустил ее плечо и снова заходил по комнате. Затем приблизился к окну и стал задумчиво рассматривать что-то происходящее во дворе.
Мария встала, тоже подошла к окну. Дворник и двое рабочих деревянными лопатами, обитыми по краям жестью, убирали выпавший за день снег. Тут же крутились две огромные овчарки, которые привез с собой на этот раз Дик. В свете ярко горящих фонарей снег искрился и переливался мерцающим холодным голубым светом.
– В этом году выпало много снега. Ты когда-нибудь ходила на лыжах?
– Когда? Я вообще-то в первый раз побывала за оградой, когда ты нас с Ириной возил к морю.
– Завтра мы совершим прогулку, – пообещал Дик, – а теперь, – он посмотрел на часы, – пора спать.
Он подошел к столу, взял чемодан с деньгами и запер его в сейф.
– Отвечу тебе на твой вопрос. Зачем мне власть? Для того, чтобы иметь возможность изменить реальность. А потом, – он улыбнулся и привлек ее к себе, – я не буду одинок. Вместе со мною будешь ты!
– Ты хочешь изменений?
– Да! Они необходимы, – он отпустил ее и снова заходил по комнате. -Никто, – продолжал он, – не понимает ситуацию так глубоко, как я, ко мне поступают все сведения о действительном положении вещей. Мы деградируем и деградируем с большим ускорением. Надо ремонтировать всю систему. Мы начали свой путь в XXIII веке, а наша техника сейчас соответствует технике века двадцатого. Если дальше так пойдет, то мы вернемся к бензиновым и паровым двигателям. Мы не стоим на месте. Это не застой, как иногда говорят, а падение. И чем дальше, тем оно скорее происходит.
Мария вспомнила слова Александра. Тот говорил что-то подобное. Но Александр погиб. Погиб, как она знала, именно за такие вот мысли и высказывания. Дик, несомненно, сильная личность, – подумала она.
– Теперь я понимаю, для чего ему нужны деньги.
– Хорошо! – решилась Мария, подходя к нему и беря его за руку.
– Я все понимаю и буду тебе помощницей во всем. Что я должна делать?
– Ты напишешь письмо Дубинину. Напишешь так, чтобы он поверил, что письмо именно от тебя. Напишешь ему также, что у тебя есть к нему важное дело, такое, которое требует встречи. Я позабочусь, чтобы письмо было доставлено ему. Естественно, он не пойдет сюда, так как с полным основанием будет считать, что это ловушка. Тебе придется прибыть на место, указанное им самим. Скорее всего, это будет Западная Канада. Ты полетишь туда вертолетом и передашь ему деньги.
– Это все?
– Нет! От себя ты попросишь его усилить деятельность Движения. Они могут делать свои набеги на питомники и школы, я им не буду мешать. Но кроме того, ты передашь ему список лиц, которых надо устранить. Успокойся! Это отъявленные негодяи. Мне самому не представляло бы труда избавиться от них, но мне нужно, чтобы акция шла со стороны Движения сопротивления. Мне нужен страх в элите. Надо, чтобы они боялись. Чтобы просыпались ночью в холодном поту от ужаса…
– Ты хочешь сделать Павла наемным убийцей? Вряд ли он согласится. Что я ему объясню?
– Объяснять не надо. Он поймет. Кроме того, как я уже говорил, это самые отъявленные негодяи. Движение давно к ним подбирается, но их усиленно охраняют. В списке указано время, когда будет снята охрана. Естественно, не полностью. Это вызвало бы подозрение, но с оставшимися легко будет справиться.
– Ну вот, теперь уже лучше! – воскликнул Дик, когда она четвертый раз спустилась с горы, покрытой мелким ельником, лавируя между деревьями, и упала всего один раз, уже внизу, под горой.
В полукилометре от них стоял вертолет, около которого, стараясь согреться, топтались на снегу Рональд и три охранника.
– Не замерзла?
– Нет, даже жарко! – ответила она, смеясь.
– Тебе надо заставить себя меньше напрягаться. Ты тратишь в пять раз больше усилий, чем это необходимо.
– Я попробую. В первый раз…
– Для первого раза отлично! Я даже не ожидал. Но учти, времени мало. Рональд! – крикнул он офицеру.
Тот покинул охранников и поспешил на зов.
– Слушай меня внимательно, мой мальчик! За полтора месяца, что меня не будет, она должна в совершенстве владеть лыжами, уметь стрелять, водить вертолет, разжигать костер, словом, все, что необходимо. Кроме того, каждое утро – занятия в спортзале. Обучение приемам каратэ…
– Все меры по обеспечению твоей безопасности будут приняты, – сказал он уже дома, за обедом, – но нужно, чтобы ты в любом случае смогла сама за себя постоять. Всего не предусмотришь. Если не сейчас, то потом.
– Ты все заранее обдумал и решил. Даже привез мне лыжный костюм.
– Что делать! Привычка! Если бы я все заранее не обдумывал и не решал быстро, то вряд ли сидел сейчас здесь! Когда-нибудь я тебе расскажу, что случилось раз со мной на одном из притоков Амазонки.
– Расскажи сейчас, – попросила Мария.
– Длинная история. Потом, мне не особенно приятно ее вспоминать. Там я, кажется, впервые по-настоящему струсил. Это надо рассказывать под настроение.
– Не знала, что ты можешь струсить!
– Еще как! Мне тогда хотелось кричать "мама".
– Расскажи.
– Потом, потом, – он посмотрел на часы, – через семь минут у меня видеосвязь с императором, – и поднялся из-за стола.
БОЛЬШАЯ ИГРА
ДВОРЦОВЫЙ ПЕРЕВОРОТ
ТУПИК
– Ты хочешь власти?
– Да! Именно ее! Власть – это та вершина, на которую я хочу взойти!
Он стоял почти вплотную к ней и она вынуждена была, чтобы видеть его лицо, поднять голову. Она попыталась встать, но он положил ей руку на плечо.
– Но зачем она тебе? – спросила Мария, глядя на него снизу вверх. – Ведь ты сам говорил, что человек там абсолютно одинок.
Дик отпустил ее плечо и снова заходил по комнате. Затем приблизился к окну и стал задумчиво рассматривать что-то происходящее во дворе.
Мария встала, тоже подошла к окну. Дворник и двое рабочих деревянными лопатами, обитыми по краям жестью, убирали выпавший за день снег. Тут же крутились две огромные овчарки, которые привез с собой на этот раз Дик. В свете ярко горящих фонарей снег искрился и переливался мерцающим холодным голубым светом.
– В этом году выпало много снега. Ты когда-нибудь ходила на лыжах?
– Когда? Я вообще-то в первый раз побывала за оградой, когда ты нас с Ириной возил к морю.
– Завтра мы совершим прогулку, – пообещал Дик, – а теперь, – он посмотрел на часы, – пора спать.
Он подошел к столу, взял чемодан с деньгами и запер его в сейф.
– Отвечу тебе на твой вопрос. Зачем мне власть? Для того, чтобы иметь возможность изменить реальность. А потом, – он улыбнулся и привлек ее к себе, – я не буду одинок. Вместе со мною будешь ты!
– Ты хочешь изменений?
– Да! Они необходимы, – он отпустил ее и снова заходил по комнате. -Никто, – продолжал он, – не понимает ситуацию так глубоко, как я, ко мне поступают все сведения о действительном положении вещей. Мы деградируем и деградируем с большим ускорением. Надо ремонтировать всю систему. Мы начали свой путь в XXIII веке, а наша техника сейчас соответствует технике века двадцатого. Если дальше так пойдет, то мы вернемся к бензиновым и паровым двигателям. Мы не стоим на месте. Это не застой, как иногда говорят, а падение. И чем дальше, тем оно скорее происходит.
Мария вспомнила слова Александра. Тот говорил что-то подобное. Но Александр погиб. Погиб, как она знала, именно за такие вот мысли и высказывания. Дик, несомненно, сильная личность, – подумала она.
– Теперь я понимаю, для чего ему нужны деньги.
– Хорошо! – решилась Мария, подходя к нему и беря его за руку.
– Я все понимаю и буду тебе помощницей во всем. Что я должна делать?
– Ты напишешь письмо Дубинину. Напишешь так, чтобы он поверил, что письмо именно от тебя. Напишешь ему также, что у тебя есть к нему важное дело, такое, которое требует встречи. Я позабочусь, чтобы письмо было доставлено ему. Естественно, он не пойдет сюда, так как с полным основанием будет считать, что это ловушка. Тебе придется прибыть на место, указанное им самим. Скорее всего, это будет Западная Канада. Ты полетишь туда вертолетом и передашь ему деньги.
– Это все?
– Нет! От себя ты попросишь его усилить деятельность Движения. Они могут делать свои набеги на питомники и школы, я им не буду мешать. Но кроме того, ты передашь ему список лиц, которых надо устранить. Успокойся! Это отъявленные негодяи. Мне самому не представляло бы труда избавиться от них, но мне нужно, чтобы акция шла со стороны Движения сопротивления. Мне нужен страх в элите. Надо, чтобы они боялись. Чтобы просыпались ночью в холодном поту от ужаса…
– Ты хочешь сделать Павла наемным убийцей? Вряд ли он согласится. Что я ему объясню?
– Объяснять не надо. Он поймет. Кроме того, как я уже говорил, это самые отъявленные негодяи. Движение давно к ним подбирается, но их усиленно охраняют. В списке указано время, когда будет снята охрана. Естественно, не полностью. Это вызвало бы подозрение, но с оставшимися легко будет справиться.
– Ну вот, теперь уже лучше! – воскликнул Дик, когда она четвертый раз спустилась с горы, покрытой мелким ельником, лавируя между деревьями, и упала всего один раз, уже внизу, под горой.
В полукилометре от них стоял вертолет, около которого, стараясь согреться, топтались на снегу Рональд и три охранника.
– Не замерзла?
– Нет, даже жарко! – ответила она, смеясь.
– Тебе надо заставить себя меньше напрягаться. Ты тратишь в пять раз больше усилий, чем это необходимо.
– Я попробую. В первый раз…
– Для первого раза отлично! Я даже не ожидал. Но учти, времени мало. Рональд! – крикнул он офицеру.
Тот покинул охранников и поспешил на зов.
– Слушай меня внимательно, мой мальчик! За полтора месяца, что меня не будет, она должна в совершенстве владеть лыжами, уметь стрелять, водить вертолет, разжигать костер, словом, все, что необходимо. Кроме того, каждое утро – занятия в спортзале. Обучение приемам каратэ…
– Все меры по обеспечению твоей безопасности будут приняты, – сказал он уже дома, за обедом, – но нужно, чтобы ты в любом случае смогла сама за себя постоять. Всего не предусмотришь. Если не сейчас, то потом.
– Ты все заранее обдумал и решил. Даже привез мне лыжный костюм.
– Что делать! Привычка! Если бы я все заранее не обдумывал и не решал быстро, то вряд ли сидел сейчас здесь! Когда-нибудь я тебе расскажу, что случилось раз со мной на одном из притоков Амазонки.
– Расскажи сейчас, – попросила Мария.
– Длинная история. Потом, мне не особенно приятно ее вспоминать. Там я, кажется, впервые по-настоящему струсил. Это надо рассказывать под настроение.
– Не знала, что ты можешь струсить!
– Еще как! Мне тогда хотелось кричать "мама".
– Расскажи.
– Потом, потом, – он посмотрел на часы, – через семь минут у меня видеосвязь с императором, – и поднялся из-за стола.
БОЛЬШАЯ ИГРА
– Ну вот. Теперь ты знаешь все, – закончила Мария свои рассказ.
Костер, возле которого они сидели, уже погас и едва дымился. Павел поднялся и крикнул Ирине, что она может подойти.
– Как здесь все-таки красиво! – Мария разглядывала узкую, не более мили в ширину, долину, окруженную со всех сторон горами, покрытыми лесом.
– Когда за тобой должны прилететь? – спросил Павел.
– Я дам знак из ракетницы. Но, пожалуй, уже пора. Мне бы не хотелось лететь ночью через перевал. Я рада, что ты согласился, – сказала она ласково, беря его за руку.
– Что ж, – кивнул головой Павел. – Пока нам с твоим мужем по пути. Дальше дороги наши разойдутся. Когда это будет? – Он пожал плечами. – Я понял, чего он хочет. Только, думаю, нам потом будет труднее. Вместо безвольного пьяницы придется иметь дело с умным и волевым человеком, облеченным всей полнотой власти.
– А если со временем будет возможен компромисс?
Павел задумчиво покачал головой.
– Вряд ли.
Подошла Ирина. Мария еще при встрече, когда отпустила вертолет и увидела приближающихся к ней Павла и подругу, обратила внимание, как изменилась та за шесть месяцев, что они не виделись. И дело не только в том, что Ирина посвежела и стала еще красивее, у нее появилось что-то новое в глазах, в жестах, в движениях, что-то неуловимое, но в то же время значительное.
Теперь наступила очередь Павла отойти на несколько шагов, чтобы не слышать, о чем говорят женщины. А они говорили о самом своем сокровенном. Он только заметил, как зарделась Ирина и как Мария бросила на него удивленный и, ему показалось, осуждающий взгляд. Он отвернулся и пошел по берегу замерзшего ручья. Был март, самый снежный и самый суровый месяц в этих местах, но в воздухе уже чувствовалось дыхание весны.
– Иди сюда! – услышал он голос Ирины и поспешил к женщинам.
– Ну, что? Будем прощаться? – с едва уловимой грустью сказала Мария. Она поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. – Будь ласковее с Ириной. И береги себя и ее.
Она достала ракетницу и послала вверх с промежутком три минуты красную и зеленую ракеты. Павел заметил, что далеко в горах в ответ вспыхнули такого же цвета огоньки. Через полчаса послышался гул и над вершинами гор показались идущие на близком расстоянии друг от друга два вертолета.
– Почему два? – насторожился Павел.
– Если бы ты не дал согласия, я бы послала только красную ракету и прибыл бы один, – спокойно ответила Мария. – Второй идет автопилотом и доставит тебе оружие. Дик хочет, чтобы вы начали свои действия как можно скорее, не тратя времени на его приобретение. Летчик вернется вместе со мной на моем вертолете. Надеюсь, ты умеешь управлять этой стрекозой? Второй я оставляю тебе. Надо торопиться, – еще раз подчеркнула она.
– Что за оружие? – успокоившись, но все еще не совсем придя в себя от удивления, спросил Павел.
– В основном бластеры и батареи к ним. Дик, – она усмехнулась, – говорит, что у тебя есть опыт в обращении с таким оружием.
– Это по поводу моста? Как он реагировал?
– Очень смеялся! Ну, прощай! – заторопилась она, видя, что вертолеты пошли на снижение. Павел и Ирина направились к отрогам скал и быстро скрылись за валунами.
Вертолеты опустились на поляну. Из одного вышел летчик и остановился у двери второго, ожидая, когда к нему подойдет Мария. Он помог ей подняться в кабину, взобрался сам и захлопнул дверь. Вертолет поднялся и взял курс на юго-запад.
Павел вытащил из ниши под валуном ружье и выстрелил в воздух. Вскоре к ним присоединился Олаф. В руках у него был бластер, тот самый, узнала Ирина, который был у Павла в день их побега.
– Пошли, пригласил его Павел и направился к оставшемуся вертолету. – Да ты можешь опустить его, – сказал он, заметив, что Олаф держит оружие наготове, и пояснил: – Там никого нет.
– Вот это да! – вскрикнул Олаф, открывая ящик, в котором лежали бластеры. – Да их тут целых три ящика! – удивился он. – Это все Мария?
– Да нет… ее муж, – ответил Павел.
– Что?! Начальник политической полиции? – не поверил своим ушам Олаф.
– Именно он. Мы временные союзники. Ему надо напугать, как я понял, элиту, а может быть, у него более далеко идущие планы и цели. Кроме оружия, он прислал нам деньги, много денег.
– Деньги придется отдать в ЦК и объяснить, откуда они. Ох, Павел, ты, боюсь, взял на себя большую ответственность. ЦК может не поверить тебе.
– На-ка, прочти этот документ, – Павел протянул ему сложенный вчетверо лист бумаги.
– Да ты читай, читай! Говорить будешь после.
– Постой! Да это же списки ЦК! Откуда они у тебя? Их имена хранятся в строгой тайне!
– Передал начальник полиции. Теперь ты понимаешь, что к чему?
– А эти семизначные номера против некоторых фамилий? Что они означают?
– Всего-навсего номера счетов в банках. Теперь ты понимаешь, куда идут партийные деньги и те, которые мы передаем им после завершенных акций.
– Ах, подлецы! – вскричал Олаф.
– Погоди, не реви! Все это надо тщательно проверить. Но я почти уверен, что это не туфта. И вот тебе еще доказательства, – он протянул ему пластиковый пакет. Олаф раскрыл его. В пакете лежали паспорта.
– Обрати внимание, что на всех наклеена моя фотография. Та, которая наклеена на мою учетную карточку, сделанная в единственном экземпляре, и негатив должен был быть сразу же уничтожен.
Олаф вертел в руках паспорта.
– Фамилий нет, но стоит отметка полицейского отделения, выдавшего документ. Все честь честью, остается только вписать фамилию и имя. А вот еще эти, без фотографий.
– Генерал обо всем побеспокоился, посчитав, что мне нужны будут паспорта для товарищей. Теперь ты видишь, мы не можем доверять ЦК и вынуждены будем действовать сами. Поэтому ни денег, ни оружия они от нас не получат.
– Может, ты и прав, – задумчиво проговорил Олаф. – Во всяком случае, я с тобой.
– Не сомневался, – Павел поднял руку ладонью вперед и тотчас же получил по ней удар мощного кулака Олафа.
– Все о'кэй, шеф! А где Ирина? – Олаф обернулся и поискал ее глазами.
– Я здесь, – послышалось из грузового отсека.
– Что ты там делаешь? – недовольно спросил Павел.
– Я сейчас, – послышалось в ответ.
– Что же мы будем делать со всем этим? – Олаф обвел рукою вокруг. – Оставлять без присмотра нельзя, а в поселок появляться на вертолете не стоит.
– А мы и не будем возвращаться в поселок. Где сейчас расположена четвертая группа?
– Это та, с которой мы брали школу под Сан-Франциско? Где-то в районе Малого Невольничьего острова, это отсюда миль четыреста.
Павел посмотрел на указатель давления в баллонах.
– Почти полные! Должно с избытком хватить!
– А вот и я. Как я вам нравлюсь? – послышался голос Ирины.
Они обернулись и невольно присвистнули.
– Ну, в таком наряде, – насмешливо проговорил Павел, рассматривая ее шубку из дорогого меха морской выдры, – ты несомненно произведешь фурор среди представителей всех политических течений в нашем поселке. Это подарок нашей миллионерши?
– Ты, во-первых, грубиян, – отпарировала Ирина. – А во-вторых, я не собираюсь возвращаться в поселок.
– И куда же ты отправляешься? – так же насмешливо спросил Павел.
– Туда же, куда и вы! Я слышала, о чем вы говорили. К тому же, разве ты не боишься оставлять меня одну?
– Милая, там, куда мы летим на этом драндулете, еще опаснее.
– Никуда я без вас не пойду и не вздумайте меня оставлять. В конце концов ты меня сюда привел и не смей бросать!
– Мы идем не развлекаться!
– Знаю! Я буду с вами!
– Это не женское дело!
– Извини меня, дорогой, но я не хуже тебя стреляю, хожу на лыжах и при случае могу пройти тридцать миль не уставая. Ты же сам в этом убедился. И потом, если бы не я, ты никогда бы не добыл ни карты, ни списков, и вообще, все было бы иначе, не было бы ни этих денег, ни оружия. Так что считайте меня в деле!
– Ирина, я говорю серьезно.
– А я разве шучу? Ты что же, думаешь, я ничего не понимаю, мне все безразлично? Нет, я хочу быть рядом с тобой. Я еще не рассчиталась за два года, прожитые в рабстве, за истязания, унижения… Ты говоришь – не женское дело. Здесь нет женского или мужского дела, здесь дело всех: и женщин, и мужчин, и даже детей. Всех людей, в которых проснулось хоть что-то человеческое, всех, кого лишили ласки родителей, радости материнства, всех, кого втоптала в грязь эта бесчеловечная система! Боже мой! – она зашлась криком. – Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!
Ее била дрожь. Казалось, она вот-вот упадет. Павел схватил ее и сжал в объятиях.
– Успокойся, прошу тебя, успокойся!
Ирина внезапно обмякла и повисла у него на руках. Павел осторожно поднял ее и усадил в кресло в вертолете. Затем вытащил флягу и влил ей в рот воды. Ирина затихла.
– Что будем делать? – растерянно спросил ошеломленный увиденным Олаф.
– Придется взять с собой, – Павел внимательно смотрел на Ирину. – Я впервые вижу ее в таком состоянии, – он помолчал и тихо добавил. – У нее есть к тому основания. Помоги мне перенести ее в другое кресло.
– Ты что, хочешь лететь ночью? При посадке рискуешь поломать машину.
Павел задумался, посмотрел на часы. Был уже шестой час.
– Ты прав! – наконец сказал он. – Полетим утром. – Он еще раз бросил взгляд на Ирину, та полулежала в кресле не меняя позы, только крупные слезы текли по лицу.
– Пусть отойдет, – Олаф положил руку на плечо Павла. – Я соберу сучья для костра, пока светло.
Павел молча кивнул головой, не в силах оторвать глаз от залитого слезами лица женщины.
Костер пылал, прикрытый от ветра краем скалы. Олаф набросал на снег еловых лап и вскоре заснул, укрывшись одеялом, которое всегда носил в рюкзаке вместе с нехитрой снедью.
Павел сидел, наблюдая за игрой пламени, время от времени бросая в огонь заготовленные сухие ветки.
Сзади послышался скрип шагов. Подошла Ирина. Она молча села рядом и прислонилась головой к его плечу. Павел, не говоря ни слова, обнял ее и ласково, но крепко прижал к себе. Так они просидели почти до самого утра, ничего не говоря, но полностью понимая друг друга, хотя каждый думал о своем.
Утром вертолет поднялся с поляны и взял курс на северо-восток.
– Кажется здесь, мадам? – пилот повернулся к Марии. – Можно садиться?
Мария посмотрела вниз. Там, на широком пологом склоне горы, светился красным огоньком маяк, о котором ее предупреждал Дик. Она кивнула головой пилоту и стала собираться. Вертолет сел.
Мария выбросила на снег рюкзак и лыжи, взяла в руки бластер и вылезла из кабины. Одев лыжи и закинув на плечи рюкзак, велела пилоту ждать ее и заскользила вниз.
Отъехав метров тридцать от вертолета, остановилась, сняла рюкзак, бросила его на снег и подняла бластер.
Когда от вертолета и деревянной вышки с маяком осталась груда покореженного металла и куча пепла, снова надела рюкзак и покатила вниз с горы.
Часа через два она услышала выстрелы и вытащила ракетницу.
Вскоре ей навстречу из покрытого снегом ельника вышел человек. Подождав, когда Мария поравняется с ним, он двинулся вперед, прокладывая лыжню. Мария последовала за ним.
Ночь они провели у костра. На следующее утро проводник вывел Марию на поляну, где ее ждал вертолет.
Пилот помог ей взобраться в кабину.
– Минутку, я сейчас, – попросил он, захлопывая дверцу, и направился к проводнику. Подойдя к нему, выхватил пистолет и выстрелил проводнику в голову.
Костер, возле которого они сидели, уже погас и едва дымился. Павел поднялся и крикнул Ирине, что она может подойти.
– Как здесь все-таки красиво! – Мария разглядывала узкую, не более мили в ширину, долину, окруженную со всех сторон горами, покрытыми лесом.
– Когда за тобой должны прилететь? – спросил Павел.
– Я дам знак из ракетницы. Но, пожалуй, уже пора. Мне бы не хотелось лететь ночью через перевал. Я рада, что ты согласился, – сказала она ласково, беря его за руку.
– Что ж, – кивнул головой Павел. – Пока нам с твоим мужем по пути. Дальше дороги наши разойдутся. Когда это будет? – Он пожал плечами. – Я понял, чего он хочет. Только, думаю, нам потом будет труднее. Вместо безвольного пьяницы придется иметь дело с умным и волевым человеком, облеченным всей полнотой власти.
– А если со временем будет возможен компромисс?
Павел задумчиво покачал головой.
– Вряд ли.
Подошла Ирина. Мария еще при встрече, когда отпустила вертолет и увидела приближающихся к ней Павла и подругу, обратила внимание, как изменилась та за шесть месяцев, что они не виделись. И дело не только в том, что Ирина посвежела и стала еще красивее, у нее появилось что-то новое в глазах, в жестах, в движениях, что-то неуловимое, но в то же время значительное.
Теперь наступила очередь Павла отойти на несколько шагов, чтобы не слышать, о чем говорят женщины. А они говорили о самом своем сокровенном. Он только заметил, как зарделась Ирина и как Мария бросила на него удивленный и, ему показалось, осуждающий взгляд. Он отвернулся и пошел по берегу замерзшего ручья. Был март, самый снежный и самый суровый месяц в этих местах, но в воздухе уже чувствовалось дыхание весны.
– Иди сюда! – услышал он голос Ирины и поспешил к женщинам.
– Ну, что? Будем прощаться? – с едва уловимой грустью сказала Мария. Она поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. – Будь ласковее с Ириной. И береги себя и ее.
Она достала ракетницу и послала вверх с промежутком три минуты красную и зеленую ракеты. Павел заметил, что далеко в горах в ответ вспыхнули такого же цвета огоньки. Через полчаса послышался гул и над вершинами гор показались идущие на близком расстоянии друг от друга два вертолета.
– Почему два? – насторожился Павел.
– Если бы ты не дал согласия, я бы послала только красную ракету и прибыл бы один, – спокойно ответила Мария. – Второй идет автопилотом и доставит тебе оружие. Дик хочет, чтобы вы начали свои действия как можно скорее, не тратя времени на его приобретение. Летчик вернется вместе со мной на моем вертолете. Надеюсь, ты умеешь управлять этой стрекозой? Второй я оставляю тебе. Надо торопиться, – еще раз подчеркнула она.
– Что за оружие? – успокоившись, но все еще не совсем придя в себя от удивления, спросил Павел.
– В основном бластеры и батареи к ним. Дик, – она усмехнулась, – говорит, что у тебя есть опыт в обращении с таким оружием.
– Это по поводу моста? Как он реагировал?
– Очень смеялся! Ну, прощай! – заторопилась она, видя, что вертолеты пошли на снижение. Павел и Ирина направились к отрогам скал и быстро скрылись за валунами.
Вертолеты опустились на поляну. Из одного вышел летчик и остановился у двери второго, ожидая, когда к нему подойдет Мария. Он помог ей подняться в кабину, взобрался сам и захлопнул дверь. Вертолет поднялся и взял курс на юго-запад.
Павел вытащил из ниши под валуном ружье и выстрелил в воздух. Вскоре к ним присоединился Олаф. В руках у него был бластер, тот самый, узнала Ирина, который был у Павла в день их побега.
– Пошли, пригласил его Павел и направился к оставшемуся вертолету. – Да ты можешь опустить его, – сказал он, заметив, что Олаф держит оружие наготове, и пояснил: – Там никого нет.
– Вот это да! – вскрикнул Олаф, открывая ящик, в котором лежали бластеры. – Да их тут целых три ящика! – удивился он. – Это все Мария?
– Да нет… ее муж, – ответил Павел.
– Что?! Начальник политической полиции? – не поверил своим ушам Олаф.
– Именно он. Мы временные союзники. Ему надо напугать, как я понял, элиту, а может быть, у него более далеко идущие планы и цели. Кроме оружия, он прислал нам деньги, много денег.
– Деньги придется отдать в ЦК и объяснить, откуда они. Ох, Павел, ты, боюсь, взял на себя большую ответственность. ЦК может не поверить тебе.
– На-ка, прочти этот документ, – Павел протянул ему сложенный вчетверо лист бумаги.
– Да ты читай, читай! Говорить будешь после.
– Постой! Да это же списки ЦК! Откуда они у тебя? Их имена хранятся в строгой тайне!
– Передал начальник полиции. Теперь ты понимаешь, что к чему?
– А эти семизначные номера против некоторых фамилий? Что они означают?
– Всего-навсего номера счетов в банках. Теперь ты понимаешь, куда идут партийные деньги и те, которые мы передаем им после завершенных акций.
– Ах, подлецы! – вскричал Олаф.
– Погоди, не реви! Все это надо тщательно проверить. Но я почти уверен, что это не туфта. И вот тебе еще доказательства, – он протянул ему пластиковый пакет. Олаф раскрыл его. В пакете лежали паспорта.
– Обрати внимание, что на всех наклеена моя фотография. Та, которая наклеена на мою учетную карточку, сделанная в единственном экземпляре, и негатив должен был быть сразу же уничтожен.
Олаф вертел в руках паспорта.
– Фамилий нет, но стоит отметка полицейского отделения, выдавшего документ. Все честь честью, остается только вписать фамилию и имя. А вот еще эти, без фотографий.
– Генерал обо всем побеспокоился, посчитав, что мне нужны будут паспорта для товарищей. Теперь ты видишь, мы не можем доверять ЦК и вынуждены будем действовать сами. Поэтому ни денег, ни оружия они от нас не получат.
– Может, ты и прав, – задумчиво проговорил Олаф. – Во всяком случае, я с тобой.
– Не сомневался, – Павел поднял руку ладонью вперед и тотчас же получил по ней удар мощного кулака Олафа.
– Все о'кэй, шеф! А где Ирина? – Олаф обернулся и поискал ее глазами.
– Я здесь, – послышалось из грузового отсека.
– Что ты там делаешь? – недовольно спросил Павел.
– Я сейчас, – послышалось в ответ.
– Что же мы будем делать со всем этим? – Олаф обвел рукою вокруг. – Оставлять без присмотра нельзя, а в поселок появляться на вертолете не стоит.
– А мы и не будем возвращаться в поселок. Где сейчас расположена четвертая группа?
– Это та, с которой мы брали школу под Сан-Франциско? Где-то в районе Малого Невольничьего острова, это отсюда миль четыреста.
Павел посмотрел на указатель давления в баллонах.
– Почти полные! Должно с избытком хватить!
– А вот и я. Как я вам нравлюсь? – послышался голос Ирины.
Они обернулись и невольно присвистнули.
– Ну, в таком наряде, – насмешливо проговорил Павел, рассматривая ее шубку из дорогого меха морской выдры, – ты несомненно произведешь фурор среди представителей всех политических течений в нашем поселке. Это подарок нашей миллионерши?
– Ты, во-первых, грубиян, – отпарировала Ирина. – А во-вторых, я не собираюсь возвращаться в поселок.
– И куда же ты отправляешься? – так же насмешливо спросил Павел.
– Туда же, куда и вы! Я слышала, о чем вы говорили. К тому же, разве ты не боишься оставлять меня одну?
– Милая, там, куда мы летим на этом драндулете, еще опаснее.
– Никуда я без вас не пойду и не вздумайте меня оставлять. В конце концов ты меня сюда привел и не смей бросать!
– Мы идем не развлекаться!
– Знаю! Я буду с вами!
– Это не женское дело!
– Извини меня, дорогой, но я не хуже тебя стреляю, хожу на лыжах и при случае могу пройти тридцать миль не уставая. Ты же сам в этом убедился. И потом, если бы не я, ты никогда бы не добыл ни карты, ни списков, и вообще, все было бы иначе, не было бы ни этих денег, ни оружия. Так что считайте меня в деле!
– Ирина, я говорю серьезно.
– А я разве шучу? Ты что же, думаешь, я ничего не понимаю, мне все безразлично? Нет, я хочу быть рядом с тобой. Я еще не рассчиталась за два года, прожитые в рабстве, за истязания, унижения… Ты говоришь – не женское дело. Здесь нет женского или мужского дела, здесь дело всех: и женщин, и мужчин, и даже детей. Всех людей, в которых проснулось хоть что-то человеческое, всех, кого лишили ласки родителей, радости материнства, всех, кого втоптала в грязь эта бесчеловечная система! Боже мой! – она зашлась криком. – Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!
Ее била дрожь. Казалось, она вот-вот упадет. Павел схватил ее и сжал в объятиях.
– Успокойся, прошу тебя, успокойся!
Ирина внезапно обмякла и повисла у него на руках. Павел осторожно поднял ее и усадил в кресло в вертолете. Затем вытащил флягу и влил ей в рот воды. Ирина затихла.
– Что будем делать? – растерянно спросил ошеломленный увиденным Олаф.
– Придется взять с собой, – Павел внимательно смотрел на Ирину. – Я впервые вижу ее в таком состоянии, – он помолчал и тихо добавил. – У нее есть к тому основания. Помоги мне перенести ее в другое кресло.
– Ты что, хочешь лететь ночью? При посадке рискуешь поломать машину.
Павел задумался, посмотрел на часы. Был уже шестой час.
– Ты прав! – наконец сказал он. – Полетим утром. – Он еще раз бросил взгляд на Ирину, та полулежала в кресле не меняя позы, только крупные слезы текли по лицу.
– Пусть отойдет, – Олаф положил руку на плечо Павла. – Я соберу сучья для костра, пока светло.
Павел молча кивнул головой, не в силах оторвать глаз от залитого слезами лица женщины.
Костер пылал, прикрытый от ветра краем скалы. Олаф набросал на снег еловых лап и вскоре заснул, укрывшись одеялом, которое всегда носил в рюкзаке вместе с нехитрой снедью.
Павел сидел, наблюдая за игрой пламени, время от времени бросая в огонь заготовленные сухие ветки.
Сзади послышался скрип шагов. Подошла Ирина. Она молча села рядом и прислонилась головой к его плечу. Павел, не говоря ни слова, обнял ее и ласково, но крепко прижал к себе. Так они просидели почти до самого утра, ничего не говоря, но полностью понимая друг друга, хотя каждый думал о своем.
Утром вертолет поднялся с поляны и взял курс на северо-восток.
***
– Кажется здесь, мадам? – пилот повернулся к Марии. – Можно садиться?
Мария посмотрела вниз. Там, на широком пологом склоне горы, светился красным огоньком маяк, о котором ее предупреждал Дик. Она кивнула головой пилоту и стала собираться. Вертолет сел.
Мария выбросила на снег рюкзак и лыжи, взяла в руки бластер и вылезла из кабины. Одев лыжи и закинув на плечи рюкзак, велела пилоту ждать ее и заскользила вниз.
Отъехав метров тридцать от вертолета, остановилась, сняла рюкзак, бросила его на снег и подняла бластер.
Когда от вертолета и деревянной вышки с маяком осталась груда покореженного металла и куча пепла, снова надела рюкзак и покатила вниз с горы.
Часа через два она услышала выстрелы и вытащила ракетницу.
Вскоре ей навстречу из покрытого снегом ельника вышел человек. Подождав, когда Мария поравняется с ним, он двинулся вперед, прокладывая лыжню. Мария последовала за ним.
Ночь они провели у костра. На следующее утро проводник вывел Марию на поляну, где ее ждал вертолет.
Пилот помог ей взобраться в кабину.
– Минутку, я сейчас, – попросил он, захлопывая дверцу, и направился к проводнику. Подойдя к нему, выхватил пистолет и выстрелил проводнику в голову.
ДВОРЦОВЫЙ ПЕРЕВОРОТ
– Дик, а тебе не кажется, что ты выпустил джина из кувшина и теперь его туда невозможно будет загнать?
– Джин сделает свое дело и джин уйдет, – перефразировал Дик известное выражение.
Они сидели в малом кабинете. Час назад большой совет проголосовал за введение чрезвычайного положения. Император, таким образом, становился главнокомандующим армией.
– А все-таки, – настаивал император, – почему акции приняли такой размах?
Дик пожал плечами. – При других обстоятельствах чрезвычайное положение не удалось бы объявить. Кстати, – он протянул ему папку в сафьяновом переплете. – Вот что обнаружила полиция, когда прибыла на одну из разгромленных вилл.
– Что это? – император повертел папку в руках и открыл ее. – Что?! – вскричал он.
– Да! Элита уже подготовила для тебя замену, – спокойно ответил Дик. Если бы ДС не разгромило эту виллу, мы бы так и не узнали истинного положения вещей.
– Немедленно всех арестовать!
– Уже сделано. – Дик взглянул на часы и подтвердил. – Да, уже все кончено. Я приказал их всех взять, как только закончится совет, но постараться незаметно от других членов. Хотя это вскоре всем будет известно. Сейчас с них снимут мнемограммы, и мы будем знать все подробности заговора. Мне кажется, здесь замешано значительно больше людей, чем значится в списке будущего министерства.
– Надо же! Министр финансов! Тот, которого я поднял из самого низа!
– Людям не свойственна благодарность. Ты захочешь с ними встретиться перед тем, как?.. – он кивнул на раскрытую папку. – Тогда подпиши приговор. – Дик протянул ему несколько листков бумаги.
Император бегло прочитал их.
– Как? На завод, к конвейерам?
– У нас же отменена смертная казнь.
– Я не о том. Такие фамилии! Может быть, не стоит их так унижать?
– Когда им сделают операции, они не будут чувствовать себя униженными.
– Я не о них, а о родственниках.
– Вот о родственниках я и хотел поговорить. Нельзя оставлять их в элите. Всех перевести в средний класс, а имущество конфисковать. Там в приговоре дальше об этом сказано.
Император задумался, потом взял перо и подписал.
– На, возьми! Пусть будет так. Что еще?
Дик протянул ему вторую папку, которую держал за спиной.
– Что это?
– Списки высших офицеров, замешанных в связях и контактах с теми, – он кивнул на первую папку. – Их надо пока уволить из армии, заменить верными людьми.
– Где теперь найдешь верных людей? – проворчал император, подписывая второй документ.
– Их больше, чем можно предположить, – успокоил его Дик. – Среди младших офицеров немало храбрых и преданных…
– Но они не принадлежат к элите.
– Тебе что дороже: трон или элита? Если элита, то зачем было затевать все это?
– Ты, я вижу, хочешь сделать ей хорошее кровопускание.
– А ты разве нет?
– ДС ей уже сделало довольно обширное. Шутка ли – пять тысяч разгромленных вилл. Свыше двадцати тысяч убитых. Это же черт знает что!
– Это еще крайне мало. Элита скоро опомнится, поймет, в чем дело и откуда ветер дует, и тогда… тогда мне и тебе тоже не поздоровится.
Император поежился.
– Вот я и говорю, – заметив его движение, продолжал Дик, – тут полумерами ничего не сделаешь. Надо ударить так, чтобы потом лет сто они не пытались оспаривать власть императора.
– Откуда у ДС бластеры? Ведь их нет даже в армии.
– По-видимому, трофеи. Ведь бластеры находятся у элиты. Каждый имеет его в качестве личного оружия. Конечно, не все, а только высшего разряда. Я смотрел списки разгромленных вилл и подсчитал, что у ДС теперь около тысячи бластеров. Это внушительная сила. Полиция, естественно, против них бессильна.
– Что ты предлагаешь?
– Либо предложить элите самой сформировать из своего числа отряды и бороться с ДС, либо пусть уступят бластеры на время полиции.
– А в наших арсеналах нет бластеров?
– Ты же знаешь, что элита тогда добилась исключительного права на владение этим оружием.
– Моя охрана…
– Всего каких-нибудь двести штук. Мелочь! Да я и не могу использовать их, не поставив тебя под угрозу. Нет! Решительно невозможно использовать бластеры охраны.
– Я и не думал тебе их предлагать! Ты что? Я только хотел сказать, что у охраны тоже имеется это оружие.
– Которое и дает тебе гарантию от случайных авантюр со стороны элиты.
Император снова поежился.
– Ты думаешь, что они способны на это?
– Кто знает, – пожал плечами Дик. – Если им дать опомниться, то вполне возможно. Уже сейчас, после ареста их лидеров, некоторые из них зашевелились. Я бы посоветовал тебе удалить с Гавай большую их часть.
– Но здесь-то они не имеют оружия. Это запрещено.
Дик усмехнулся и покачал головой.
– Ты думаешь, его можно завести нелегально?
– Запросто! Я почти уверен, что оно здесь есть.
– Тогда… тогда…
– Что?
– Произвести обыски и найти!
– Для этого пока у нас нет сил. Необходимо вызвать на острова наиболее преданные части.
– Ну так вызови!
– Слушаюсь! – поклонился Дик, чтобы скрыть появившийся в глазах торжествующий блеск. Но император и не смотрел на него. Он охватил голову руками и склонился к столу.
– Боже мой! – простонал он. – Как я устал!
– Охотно верю. Такое напряжение, – сочувственно и мягко проговорил Дик.
– Но все-таки, как я держался на совете, а?
– Великолепно! Представляю, сколько сил и нервов это стоило. Особенно, когда начался всеобщий вопль.
– О, как они вопили! Как они вопили! У меня до сих пор в ушах стоит.
– И заметь, больше всех, кто обозначен в этом списке, – Дик опять указал на сафьяновую папку. – Как-будто чувствовали.
– Или поняли, что их планы провалились, – поддержал император.
– Конечно! Именно поэтому! Я не подумал…
Император с наслаждением потянулся, как человек, только что успешно закончивший тяжелый труд.
– А знаешь. Дик! Не развлечься ли нам по этому поводу?
– Пожалуй, – согласился Дик, которому не хотелось оставлять сегодня императора без присмотра. – Я только пойду проверю караулы.
– Приходи в малый бассейн. Я скажу главному евнуху, чтобы тебя пропустили.
– Непременно приду, – пообещал Дик и, поклонившись, вышел.
– Во дворец никого не впускать и никого не выпускать, – приказал он начальнику караула. – Усилить охрану. Связь с внутренними покоями отключить.
Он подошел к телефону и набрал номер полиции.
– Как прошла операция? – спросил он и, получив ответ, повесил трубку. Затем набрал еще один.
– Послушай, мальчик, – обратился он к кому-то на другом конце провода. – Сегодня ночью будь внимателен. Если будут выходить из дома, задерживайте до утра. Утром я буду на месте. Что? Безразлично, кто будет. Да! Уже объявлено. И еще! Свяжись с портами на всех островах. Ночью никого не выпускать. – Он повесил трубку и облегченно вздохнул. Направился было к выходу, но вспомнил, что его пригласил император, досадно крякнул и вернулся.
– Джин сделает свое дело и джин уйдет, – перефразировал Дик известное выражение.
Они сидели в малом кабинете. Час назад большой совет проголосовал за введение чрезвычайного положения. Император, таким образом, становился главнокомандующим армией.
– А все-таки, – настаивал император, – почему акции приняли такой размах?
Дик пожал плечами. – При других обстоятельствах чрезвычайное положение не удалось бы объявить. Кстати, – он протянул ему папку в сафьяновом переплете. – Вот что обнаружила полиция, когда прибыла на одну из разгромленных вилл.
– Что это? – император повертел папку в руках и открыл ее. – Что?! – вскричал он.
– Да! Элита уже подготовила для тебя замену, – спокойно ответил Дик. Если бы ДС не разгромило эту виллу, мы бы так и не узнали истинного положения вещей.
– Немедленно всех арестовать!
– Уже сделано. – Дик взглянул на часы и подтвердил. – Да, уже все кончено. Я приказал их всех взять, как только закончится совет, но постараться незаметно от других членов. Хотя это вскоре всем будет известно. Сейчас с них снимут мнемограммы, и мы будем знать все подробности заговора. Мне кажется, здесь замешано значительно больше людей, чем значится в списке будущего министерства.
– Надо же! Министр финансов! Тот, которого я поднял из самого низа!
– Людям не свойственна благодарность. Ты захочешь с ними встретиться перед тем, как?.. – он кивнул на раскрытую папку. – Тогда подпиши приговор. – Дик протянул ему несколько листков бумаги.
Император бегло прочитал их.
– Как? На завод, к конвейерам?
– У нас же отменена смертная казнь.
– Я не о том. Такие фамилии! Может быть, не стоит их так унижать?
– Когда им сделают операции, они не будут чувствовать себя униженными.
– Я не о них, а о родственниках.
– Вот о родственниках я и хотел поговорить. Нельзя оставлять их в элите. Всех перевести в средний класс, а имущество конфисковать. Там в приговоре дальше об этом сказано.
Император задумался, потом взял перо и подписал.
– На, возьми! Пусть будет так. Что еще?
Дик протянул ему вторую папку, которую держал за спиной.
– Что это?
– Списки высших офицеров, замешанных в связях и контактах с теми, – он кивнул на первую папку. – Их надо пока уволить из армии, заменить верными людьми.
– Где теперь найдешь верных людей? – проворчал император, подписывая второй документ.
– Их больше, чем можно предположить, – успокоил его Дик. – Среди младших офицеров немало храбрых и преданных…
– Но они не принадлежат к элите.
– Тебе что дороже: трон или элита? Если элита, то зачем было затевать все это?
– Ты, я вижу, хочешь сделать ей хорошее кровопускание.
– А ты разве нет?
– ДС ей уже сделало довольно обширное. Шутка ли – пять тысяч разгромленных вилл. Свыше двадцати тысяч убитых. Это же черт знает что!
– Это еще крайне мало. Элита скоро опомнится, поймет, в чем дело и откуда ветер дует, и тогда… тогда мне и тебе тоже не поздоровится.
Император поежился.
– Вот я и говорю, – заметив его движение, продолжал Дик, – тут полумерами ничего не сделаешь. Надо ударить так, чтобы потом лет сто они не пытались оспаривать власть императора.
– Откуда у ДС бластеры? Ведь их нет даже в армии.
– По-видимому, трофеи. Ведь бластеры находятся у элиты. Каждый имеет его в качестве личного оружия. Конечно, не все, а только высшего разряда. Я смотрел списки разгромленных вилл и подсчитал, что у ДС теперь около тысячи бластеров. Это внушительная сила. Полиция, естественно, против них бессильна.
– Что ты предлагаешь?
– Либо предложить элите самой сформировать из своего числа отряды и бороться с ДС, либо пусть уступят бластеры на время полиции.
– А в наших арсеналах нет бластеров?
– Ты же знаешь, что элита тогда добилась исключительного права на владение этим оружием.
– Моя охрана…
– Всего каких-нибудь двести штук. Мелочь! Да я и не могу использовать их, не поставив тебя под угрозу. Нет! Решительно невозможно использовать бластеры охраны.
– Я и не думал тебе их предлагать! Ты что? Я только хотел сказать, что у охраны тоже имеется это оружие.
– Которое и дает тебе гарантию от случайных авантюр со стороны элиты.
Император снова поежился.
– Ты думаешь, что они способны на это?
– Кто знает, – пожал плечами Дик. – Если им дать опомниться, то вполне возможно. Уже сейчас, после ареста их лидеров, некоторые из них зашевелились. Я бы посоветовал тебе удалить с Гавай большую их часть.
– Но здесь-то они не имеют оружия. Это запрещено.
Дик усмехнулся и покачал головой.
– Ты думаешь, его можно завести нелегально?
– Запросто! Я почти уверен, что оно здесь есть.
– Тогда… тогда…
– Что?
– Произвести обыски и найти!
– Для этого пока у нас нет сил. Необходимо вызвать на острова наиболее преданные части.
– Ну так вызови!
– Слушаюсь! – поклонился Дик, чтобы скрыть появившийся в глазах торжествующий блеск. Но император и не смотрел на него. Он охватил голову руками и склонился к столу.
– Боже мой! – простонал он. – Как я устал!
– Охотно верю. Такое напряжение, – сочувственно и мягко проговорил Дик.
– Но все-таки, как я держался на совете, а?
– Великолепно! Представляю, сколько сил и нервов это стоило. Особенно, когда начался всеобщий вопль.
– О, как они вопили! Как они вопили! У меня до сих пор в ушах стоит.
– И заметь, больше всех, кто обозначен в этом списке, – Дик опять указал на сафьяновую папку. – Как-будто чувствовали.
– Или поняли, что их планы провалились, – поддержал император.
– Конечно! Именно поэтому! Я не подумал…
Император с наслаждением потянулся, как человек, только что успешно закончивший тяжелый труд.
– А знаешь. Дик! Не развлечься ли нам по этому поводу?
– Пожалуй, – согласился Дик, которому не хотелось оставлять сегодня императора без присмотра. – Я только пойду проверю караулы.
– Приходи в малый бассейн. Я скажу главному евнуху, чтобы тебя пропустили.
– Непременно приду, – пообещал Дик и, поклонившись, вышел.
– Во дворец никого не впускать и никого не выпускать, – приказал он начальнику караула. – Усилить охрану. Связь с внутренними покоями отключить.
Он подошел к телефону и набрал номер полиции.
– Как прошла операция? – спросил он и, получив ответ, повесил трубку. Затем набрал еще один.
– Послушай, мальчик, – обратился он к кому-то на другом конце провода. – Сегодня ночью будь внимателен. Если будут выходить из дома, задерживайте до утра. Утром я буду на месте. Что? Безразлично, кто будет. Да! Уже объявлено. И еще! Свяжись с портами на всех островах. Ночью никого не выпускать. – Он повесил трубку и облегченно вздохнул. Направился было к выходу, но вспомнил, что его пригласил император, досадно крякнул и вернулся.
ТУПИК
– Послушай, Павел, я так больше не могу, – Олаф с остервенением швырнул на диван бластер и плюхнулся в кресло.
Павел отложил в сторону только что вытащенные из вскрытого сейфа документы, которые он еще не успел просмотреть, и вопросительно взглянул на Олафа.
– В чем дело, старина, что тебе не нравится?
– Все не нравится! Все!
– Все – значит ничего. Не можешь ли конкретнее?
Павел догадывался о причине недовольства своего соратника. Его самого беспокоило положение дел, вернее, их результаты. Все поворачивалось как-то не так, как ему хотелось. Он искал ответ на мучившие вопросы, но не находил. Появилась тягостная неопределенность.
– Вот видишь, – прерывая затянувшееся молчание, сказал Павел. – Ничего конкретного ты не можешь предложить.
Павел отложил в сторону только что вытащенные из вскрытого сейфа документы, которые он еще не успел просмотреть, и вопросительно взглянул на Олафа.
– В чем дело, старина, что тебе не нравится?
– Все не нравится! Все!
– Все – значит ничего. Не можешь ли конкретнее?
Павел догадывался о причине недовольства своего соратника. Его самого беспокоило положение дел, вернее, их результаты. Все поворачивалось как-то не так, как ему хотелось. Он искал ответ на мучившие вопросы, но не находил. Появилась тягостная неопределенность.
– Вот видишь, – прерывая затянувшееся молчание, сказал Павел. – Ничего конкретного ты не можешь предложить.