Кузнецов Владислав. Кембрийский период - все до 2 часть, 1 глава

   И откуда может появиться озёрная вообще?
   - Затесалась, - пожала плечами Анна, - от тропок в Аннон, конечно, далековато, но тут народ побогаче, чем горцы. А озёрные ох и переборчивы. Так что и у равнинных девок, бывает, женихов отбирают...
   От тренировок была и ещё одна польза - хоть ненамного, да оставлял в покое викарий. Епископ Дионисий послал в поход против нечистой силы собственного заместителя. А тот норовил не просто держаться поближе к колеснице - он трепал языком, не переставая. Неужели так прикормился альмиными пирожками?
   Клирик прекрасно понимал - человек в чужой - пока - стране инстинктивно жмётся к тому, с кем в состоянии объясниться. Латынь язык для сицилийца почти иностранный, канцелярский. А по-гречески можно поговорить только с Немайн. Против умной беседы - желательно не на церковные темы - Клирик бы не отказался. С удовольствием послушал, например, о морском путешествии на дромоне, о жизни в византийских городах Сицилии, узнал, что из себя сейчас представляет Рим, как живётся италийцам под лангобардами...
   Увы. Викарий жался к колеснице, как охотничий пёс к стремени, а говорил даже меньше. Собаки хотя бы лают. Клирик догадывался, что мешает разговору, и про себя поругивал епископа Дионисия за раззванивание доверенной ему тайны. Мол, неужели нельзя тихонько, с оказией, отправить весточку в Рим? Нет, ему нужно обсудить новость со всей миссией! Обижался Клирик зря. Викарий до всего дошёл сам, и теперь страдал от неуверенности. Даже привычные священские обращения "дочь моя", "раба Божия", "сестра во Христе" не желали лезть с языка. А ещё в голове крутились видения... И все на одну тему: как появилась на свет Августа Августина.
   Не роды тела - а зарождение духа. Безусловно, греческого. Очень странного - для кого угодно. Даже для базилиссы. Особенно для базилиссы. Но - греческого.
   Царевне положено знать и уметь многое. Августина знала и умела куда больше, чем можно ожидать. Вот только направленность этих знаний и умений была немного неожиданной. Если забыть, что она дочь Ираклия. А значит, исключение изо всех правил.
   Багрянородная - появляется на свет не в порфировой палате - в походной палатке. И сорока дней не проходит, мать поднимает над головой хнычущий свёрток. Чтобы видела. Игольчатый ветер горной зимы колется, но слёз из серых льдинок не выбивает. В них, полных недоступной взрослым мудрости, пляшут огни горящего Тбилиси и сверкание хазарских клинков.
   Этого мало - мелькают и другие картины. Годовалая базилисса - тряска походного фургона, то-то рессоры придумала, играет персидскими украшениями. Нет, не просто украшениями. Кольцами. Кольцами лучников - аристократов. На многих - следы крови. Плохо отмыли. Хорошо, хоть отрубленные большие пальцы из них вынули... Двухлетняя - на руках отца-триумфатора входит в Ксетифон. Видит унижение старинного врага, склонённые затылки заносчивого царя, несторианского патриарха-еретика, жрецов-солнцепоклонников, святыню Креста Господнего, похищенную некогда персами из разорённого Иерусалима... А вот - ушастому кошмару шесть лет. Ну а что же она, как не кошмар, - для нянек да евнухов? Не играет, не молится, не вышивает. Возится с верёвками и деревяшками. Вот около двери очередная конструкция... Вроде той, что потом появится в церкви Кер-Мирддина, только похлипче, и повыше. Не для поклонов, для другого. Сидит - карлицей, платье-то, как у взрослой, до полу, стул - высокий, чтобы за большим столом сидеть было удобно. Стол завален фолиантами, хотя попадаются книги поменьше, тетради, даже свитки. Иные сверкают каменьями с золота окладов, иные грызены мышами, иные ластятся переплётом из человеческой кожи. Девочка с трудом переворачивает огромную страницу. Воровато оглядывается. Становится на стул коленями. И, прижав непослушные листы бумаги локтями, всматривается в схемы боевых машин... Открывается дверь. Склонённый в поклоне евнух приглашает чудовище отзавтракать с родителями, недоумевая, как эта крохотулька затащила наверх бурдюк с водой. Из которого ему за шиворот льётся струйка воды...
   Викарий помотал головой, как кот, которому в ухо залетела пчела. Поход был временным облегчением, потому как о возникшем подозрении - а тут была прямая уверенность - следовало сообщить в Рим. Пока не закрылась навигация. Но Дионисий, умнейший человек, наверняка всё понял - и ничего не предпринимал. Это почти наверняка означало новую серию дрязг папской курии. Которые догнали их даже на краю земли...
   Командующего армией между тем начинали беспокоить подозрения, что конница скоро перестанет считаться родом войск, решающим сражение. Даже продемонстрированная сидхой уловка - стремена - предощущения не отменила. От колесниц-то отказываться никак нельзя. Пусть каждая квадрига - это четыре боевых коня и всего два воина. Причём сражается только один. Но колесница быстрее, воины в ней защищены от стрел, и вполне могут противостоять пехоте. И если "Пантера" стоит в содержании, как двадцать пехотинцев, то всего как четыре рыцаря. А если сидху попробуют задавить пешей массой, она сбежит или запоёт...
   Колесница легко уйдёт и от конницы. Сэр Эдгар пару раз взвинчивал темп передвижения, чтобы дополнительно испытать колесницу, так рыцари как бы не отставали. Несмотря на стремена. Впрочем, не освоенные толком. Иные и вовсе в них ноги не вставили. Сыграла роль рыцарская самоуверенность. И если ополченке - пусть и богине - допустимо собираться в дорогу несколько дней, то рыцарь по слову короля прыгает в рогатое военное седло, и готов мчаться на битву. И переучиваться верховой езде ради трёхдневного похода ему не стоит. И по старинке с ворогом управится. А уж после похода, с чувством, с толком, с расстановкой освоит новую штуковину. В том, что Немайн дурного не посоветует, воины были уверены. Но находили себя отменными бойцами и так.
   Сидха отчасти решила проблему, объявив стремена средством от фэйри. Припомнив, что сидхи не врут, да лукавят, Немайн хитро прищурилась. И выдала секрет Полишинеля - фэйри любят пугать коней. А стремена помогают удержаться в седле. С первым поспорить никто не мог - это знали даже дети. Второе было чистой правдой. Отлить стремена хотя бы из бронзы не успели, и сейчас они выглядели как верёвочные петли, укреплённые понизу металлическими пластинами.
   И всё равно, вместо того, чтоб просто всунуть ноги в эти петли, многие рыцари и благородные воины из полудесятка кланов, пожелавшие способствовать благому делу, продолжали ехать по-старинке, очевидно, собираясь воспользоваться стременами только при тревоге.
   Сэр же Эдгар перешёл на более практичные мысли. Зачем Неметоне нужна какая-то озёрная, да уже и совсем не дева, было непонятно. Создавалось впечатление, будто она хочет сидховским непонятным обычаем намекнуть о чём-то командиру. Чтобы не подрывать авторитет. Указать на ошибку поделикатнее. Нет, чтобы прямо и доходчиво - но на ухо. Сидха же громко говорит, да загадками. А он рыцарь, а не король. Ему мистические послания толковать не положено! Нет, ему нравится, что в армии есть сидха. Спокойнее, когда точно знаешь - никакая волшба не поможет врагу, что всё решат честная стрела и честный меч. Колесница - тоже хорошо, и стреломёт сидховский - совсем замечательно.
   Вот только с окрестных холмов на королевскую армию крестятся пастухи да земледельцы. Не благословляют, а открещиваются, как от нечисти. Иные свинопасы убегают. Кое-кто кланяется. В землю носом. Сидхе, что ли? Или всем оптом? Неужели фэйри так заели? Как в старых песнях...
   Персонажем легенды ощущать себя оказалось неприятно и неловко. Неловко - потому, что мальчишество это - ехать родной земле, как по удивительному и непонятному волшебному миру. А с каждой милей армия всё глубже погружалась в сказку. Сэр Эдгар почувствовал себя Пуйлом, богом и древним королём Диведа, который однажды проснулся, обнаружив, что все люди в королевстве, кроме него с женой, исчезли, а страна превратилась в дикую, неухоженную и неизведанную землю.
   Немного утешало то, что армия шла на юг. Юг, насколько сэр Эдгар помнил, числился домом Солнца, стороной добра. Это могло быть хорошим предзнаменованием. С другой стороны, шла она с севера, со стороны тьмы и зла. Это было плохо. Получалось, что разбойники-фэйри - добро, а он, Эктор Арборский, зло? Или это такая языческая шутка?
   Сэр Эктор перекрестился и прочёл молитву Богородице - по-ирландски и на латыни. На него оглянулись священник и сидха. Ну, этот ясно - латынь услышал. А на что Немайн намекает? Вот взбрело ей поговорить с озёрной. С дружелюбным волшебным существом... Зачем? Что вообще мистического на носу? Такого, чтобы не друид догадаться мог? Лугнасад уже прошёл. До Самайна далеко... Что между? Мабон? Тоже нескоро... Да как такое можно забыть! Послезавтра день Неметоны! День, когда покровительница священных вод Британии незримо присутствует в каждом доме - если позовут!
   А лес с разбойными фэйри - завтра. Лучше всего атаковать, когда сила богини на подъёме? Наверное. Всё-таки там десятки фэйри. А Немайн, пусть и сильнее их всех, одна. Решено. Пусть в свой день Неметона вместо призрачного путешествия повоюет немного. Так что, когда показался известный хуторок, сэр Эдгар попросту объявил днёвку.
   - Не дело уставшими в бой идти, - сообщил он, - а сэр Кэррадок за это время нам попытается пленного взять.
   Вдруг, осенённый, подошёл к колеснице и спросил тихонько:
   - Немайн, тебе озёрная не в жертву нужна? Не то, чтобы я против, но её клан это пятая часть королевского домена. Их даже больше, чем Вилис-Кэдманов. Учти это. Про Гвина не говорю - раз девка крестилась, для него - отрезанный ломоть.
   - Я христианка, - поспешил напомнить Клирик, - а ты нет?
   - Забыл. Прошу меня простить.
   - Извинения приняты. Но впредь постарайтесь, добрый сэр, не забывать исповедуемой веры. И того, что я тоже верую в Христа.
   Сэр Эдгар слегка поклонился и отправился раздавать распоряжения.
   Анна хихикнула.
   - Что тут смешного?
   - То, что в твоём присутствии, похоже, христианкой остаёшься только ты. Остальные вспоминают старую веру.
   - А ты?
   - А я ведьма. Я и не забывала. Поэтому мне сидха-христианка очень по душе. Не надо на половинки разрываться. Но посмотри на христово воинство! Ни одной целой ольхи не оставили! Весь Дивед ободрали!
   Клирик присмотрелся к эскорту. Воинство гляделось грозно. И удивительно современно - до камуфляжа не дошло, но на шлемах у рыцарей красовались венки из зелёных веток. Обрадованное, что палаток ставить не придётся, войско шпорило коней, спеша наперегонки договориться с хозяином о занятии под квартиры всяких на то пригодных пристроек, да о прибавке сена к овсу из тороков. Такой корм для лошадей куда полезнее. Скоро немало монет поменяют хозяина - разбой разбоем, служба службой, а ферма, пусть и зажиточная, не заезжий дом, чтобы кров, стол и уход за лошадьми воинов обеспечить бесплатно.
   Анна могла всадников обойти на четыре корпуса, но не торопилась - для сидхи-то с ученицей место в доме найдут. А для этой сидхи да в эти дни - все находят. Иначе не уродятся ни яблоки, ни груши, ни слива, ни вишня, ни смородина. И рыба ловиться не будет. Да и купаться в реке станет ой как небезопасно.
   - Не понимаю, - признался Клирик, - До боя далеко, завянут. Ну, это ладно - на марше тоже всякое случается. Так что ребята с холмов, кто в темном да в зелёном, кругом правы. Но вот рыцари - все в белом и красном. В лесу - самое заметное сочетание, хуже только желтое с красным. Может быть. И чему тут помогут несколько веток на голове?
   - Это чтобы тебе было легче своих отличить. Нас даже за Дикую охоту принимают. За твою. Оттого и крестятся - по доброй твоей славе. Ну а как ещё можно понять в эти дни поезд сидхи со странной посадки всадниками?
   - Так они правы! Мы и есть. Охотники королевской службы. Дикие. Но - симпатичные. А что командует сэр Эктор, им с холмов не разобрать.
   Анна не ответила. Задумалась. Ненадолго.
   - Наставница, взгляни. Озёрную ведут.
   Немайн развернулась к стреломёту спиной, к хутору глазами. Каждый дом в Камбрии был чуть-чуть крепостью. Так что прикрытый постройками и частоколом двор был оснащён входом, по монументальности немного уступающим воротам Кер-Мирдина. Только за этими воротами не было вторых. Немудрено: они были самым крепким укреплением в усадьбе. Вот в эти, распахнутые настежь, створки, и выводили навстречу судьбине очень несчастную молодую женщину. Словно на заклание. То есть, все - с чувством исполняемого долга. Жертва - с недоумением, за что её так жестоко... Вот именно по поведению озёрную Клирик и определил. И по белому одеянию. Традиционному для дев Аннона - такое у озёрных правильное название. Красителей у них, под водой, что ли других нет, кроме солнышка? Отбеливать холст трудно, пачкается белая одежда легко, стирать... Что такое стирать в седьмом веке, Клирик уже повидал. Именно из-за этого процесса благородные девы и дамы время от времени приставали к мужьям, пытаясь вызнать - не прокормит ли хозяйство рабыню-другую? Вон у ирландцев - рабыни и стирают, и тесто месят, и свиней пасут... Лепота. Да и в Камбрии при римлянах так было. Пока свободных да благородных не набилось не в прокорм. Тогда вдруг и выяснилось, что если хозяину нужно делить с рабом свой кусок, да кусок жены и детей - рабский труд совсем неэффективен...
   А озёрная, несмотря на испуг, хороша. Золотистые, с уклоном в червонное золото, волосы. Белая - да и не слишком - кожа. Издали показалась очень высокой. Оказалась - тонкая. Росточку маленького, хоть и повыше Немайн. Зато вся узенькая, вытянутая. Кисти рук почти как у сидхи. Мальчишеские бёдра, при этом ноги от ушей. Лицо - овальное, острое. И ступни - пусть узкие, но длинные. Даже слишком.
   Получалось - общие черты есть, но перепутать с круглолицей сидхой - действительно позор. Сэр Кэррадок оказался прав по всем статьям. Озёрные в Диведе водятся. Клирику пришлось напомнить себе ктулху фтхагн, с которого началось камбрийское бытие. Нельзя верить первому взгляду! Зато озёрную стоит хорошенько порасспросить.
   Клирик ещё не решил фундаментальный вопрос бытия - "играть или жить". Но роль пытался соблюсти как можно точнее. А потому выпрямился, опершись здоровой рукой на сиденье, а зажатой в лубке - на щит. Больная рука ответила недовольным прострелом. Повернулся к хозяевам. Так удалось затушевать единственное, что в образе лунной эльфийки было не сидховского - рост. Ну и выражение лица вышло - неласковое.
   Озёрная увидела сидху, ноги подкосились... Но ничего, в обморок не хлопнулась. Да и остальные - смотрят с почтением, трясутся, но в ножки, как придорожные свинопасы, не падают.
   - Что вы ей про меня наговорили, что дева Аннона и на ногах не стоит? - набросилась на хуторян Немайн, пытаясь сообразить, не устроить ли очередные обнимки, - Мшелые байки про худший день в истории Коннахта? Так это было давно, далеко и неправда! Подойди сюда, девочка. Успокойся, я добрая. Сегодня, по крайней мере. Вот так. Посмотри мне в глаза, - Клирик припомнил общее, с трудом сдерживаемое желание, возникающее при первом знакомстве, наклонился, - Пощупай уши. Да-да. Тебе разрешаю. Можешь даже чуть-чуть подёргать... Заметь, такую фамильярность я позволила только сёстрам - каждой по разу. Иначе какие они сёстры, если меня за уши не таскали, спрашивается? Теперь покажи свои.
   Клирик откинул соломенное золото назад. Не удивился, когда ушки оказались островаты. Вот если б оказались как у него - звериные. А так... Обычные. Самую малость заострены в верхней части. Таких "полуэльфов" в двадцать первом веке он на улице встречал. Оставалось констатировать: озёрная - человек, хотя немного странный. Не писаная красавица, как в сказках, но весьма симпатичная особа. Остаток какой-то старой расы, вроде пиктов, что ли? И о чём с ней говорить?
   Живую озёрную Клирик потребовал у сэра Кэррадока в качестве Луны с неба. Перед самым походом. Зашла речь о давешней истории с проверкой на счёт. Рыцарь, зачастивший по вечерам в "Голову", очень потешался, насмехаясь над принявшим сидху за озёрную деву недотёпой. Настолько едко, что Клирик заступился за фермера, вживе не видевшего ни тех, ни других. Специально, чтобы не раздражать неверием в мифологию, оспорил не существование озёрных в принципе - а вот именно здесь. Заявил, что уж в Диведе озёрных-то нет. Вот и не с чем сравнивать - сидхи-то редки. Кэррадок на это пожал плечами и сообщил, что озёрные есть, только очень Немайн боятся. Потому ни одной на эту ярмарку, и верно, не приезжало... Вот Клирик и попросил - познакомить хоть с одной. И рыцарь на ясном глазу дал - и легко сдержал обещание.
   Теперь нужно о чём-то с ней всё-таки говорить. Немайн попыталась потянуть время...
   - Считаешь до скольки? - вот с этого, традиционного уже, и начала.
   - До пяти, - страх в глазах озёрной вырос и плещется, выбрасывается на брови, щёки, губы...
   - Врёт. Она в дун на рынок ходит, - гудит один из благородных воинов, сбив ольховый венок на ухо, - у моего дяди, пасечника, за мёд торговалась. Хорошо считает. И даже обсчитывает, зараза!
   - Но я же теперь крещёная! А в Анноне не умела. Ей-богу... Ой...
   - А если вернуться придётся? - Немайн скептически склонила голову на бочок. По сказкам, возвращение озёрной - обычное дело, если муж не понравился. Мычащее приданое, понятно, при этом исчезало вместе с озёрной. И со всем приплодом. Что, в общем, вполне соответствовало кельтской традиции брака с равными правами мужа и жены.
   - А не придётся. Добрый у меня муж. Семья богатая, клан сильный. И - на земле хорошо. А в Анноне всегда сыро. Вечно вода под ногами хлюпает, - озёрная, словно для иллюстрации, хлюпнула носом, - и земля под ногами гнётся.
   Клирик начал что-то понимать. Образ гнущейся под ногами земли был знаком, и отзывался неприятной виноватой печалью. Ну не был он любителем ни рыбалки, ни охоты. А знание, что не слишком приятный, но в чём-то и притягательный ландшафт, через несколько дней будет полностью уничтожен, немного меняет его восприятие. Это называлось программой омоложения древних озёр. Результат - восхитительный. "Зелёные" рвут чубы друг другу, а концерн получает сорок рыбхозов в качестве подшефных хозяйств. Наверное, именно после этого за Клириком и укрепилась репутация специалиста по невозможному.
   - А выходить из Аннона страшно было? - болотные тропы - штука подлая. Хотя как-то ведь и скот выводить ухитрялись. Гати? Известные только нескольким посвящённым? Иначе все бы про них уже знали, - Наверное, шаг в сторону от друида - смерть.
   - А как ты узнала, что меня друид вёл?
   - А кто? Гвин, что ли?
   - У нас и другие боги есть! Гвин - он король сидхов, да. Но есть ещё Амаэтон, Гверн, Мабон... Талиесин захаживает. Но редко. И ты! Тебе по два человека каждый год приносим. На день Неметоны и весной, чтобы ты страну не затопила. Но боги, конечно, невест не выводят. Иногда себе берут...
   Наверное, в омут. В наступившей тишине отчетливо скрипнули зубы сидхи. Одно хорошо - епископский викарий по-валлийски ни бельмеса.
   - У кого это - у нас? - поинтересовалась Немайн вкрадчиво, точно епископ Дионисий на суде.
   - У нас в Анноне...
   - Ты же не хочешь туда возвращаться?
   - Но там отец, мама... То есть и родная и три остальных. Тётки, сёстры..
   Кажется, с мужским полом у них дело швах. Не рождаются?
   - Братья у тебя есть?
   - Нет. Но это только нам не повезло. У соседей и по два мальчика случается. Зато у меня все мамы живые...
   - И это фэйри обвиняют в подбрасывании подменышей... Дураки. Это не работает. Сколько ваших каждый год тонет в болотах?
   - Тонут, - озёрная задумалась, - я тогда так далеко считать не умела. Больше пяти... Может, семь?
   - Как видишь, жертва не помогает. Так вот родне и передай при оказии...
   Разговор понемногу прояснял картины подземной жизни - а на деле жизни на плотных растительных покровах да мелких островках среди торфяных болот. Успокоившаяся озёрная - поняв, что от неё требуется и правда именно разговор, охотно вспоминала детство да девичество. Клирик уже почти и не слушал, только поощрял подробности, чтобы было потом что спокойно проанализировать. Не нравилось ему соседство с цивилизацией, приносящей человеческие жертвы. Пусть и обречённой. Память подсказала - подобная история произошла с инками. Осколок жестокой империи ухитрился пережить её на полвека в недоступной горной долине. Потом испанцы вызнали нужные тропы. Здесь же сложилось равновесие - а всё потому, что болотная община приобрела репутацию волшебных существ.
   Праздник - как любой новый день, должен был начаться с вечера. Раз уж в день Немайн нельзя жечь огонь - кроме как для отправления кормящего мастера ремесла - вечерний пир сразу после захода Солнца был единственной горячей трапезой суток.
   Немайн отвели самое почётное место. Стол круглый, но южная, добрая, сторона считалась более почётной. Клирик понимал - происходит неладное. Но сэр Эдгар против подобного ущемления своего статуса не протестовал. По правую руку сел хозяин, по левую пристроили викария. Осторожно поднесли первое блюдо. Овсянка! И все дружно принялись коситься на сидху. Видимо, желая посмотреть, как она будет давиться этой гадостью.
   Или что? Клирик припомнил - в патриархальных семьях едят после того, как даст отмашку глава семьи. Похоже, сейчас эта роль на нём. Взял ложку. И - вовремя - вспомнил.
   - Святой отец, благословите трапезу, - громко попросила сидха по-валлийски. И тут же тихо повторила по-гречески. Молитвенно сложила руки. И принялась повторять за греком молитву Господню. Громко. По-валлийски.
   На первых словах - только выпученные глаза хозяев и гостей. Но уже с третьего слова вступили воины Вилис-Кэдманов, за ними - королевские рыцари. А там и все остальные. Только озёрная сидела с открытым ртом. На её глазах происходило странное - но только теперь, воспитанная в многобожии, она начала понимать - разница между людьми и божествами предков гораздо меньше, чем между ними обеими и творцом вселенной. Раз уж сидха не считает зазорным молиться его сыну. Который ещё и человек...
   А потом всё равно была овсянка. И беспокойные взгляды хозяина. Алана ап Милля очень беспокоило поведение Неметоны. Жертвы он принести не успел. И теперь совсем не был уверен, как и какие требуется приносить в дальнейшем - раз богиня крестилась. Пытался помочь делу, подав излюбленную сидхами пищу - так вот, угрюмо ковыряется в тарелке. Неужели старые былины врут? Не может такого быть! А там подробно описано, что сидхи, у которых овёс в холмах не родится, сидят на ячмене, и хлеб из него пекут. Овёс ради праздников у людей выменивают. И сама светлая Дон, бывало, заглядывала к фермерам разодолжить тарелку-другую овсяной муки для маленьких дочерей...
   От ненавистной каши Клирика спас разъезд. Картина была - заглядение. Особенно сэр Кэррадок впереди - ух, хорош. Ухваченный одной фибулой - свежее поветрие по неторопливым меркам мод раннего средневековья - плащ колышется в такт быстрым шагам. Венок на голове, от чего вид слегка вакхический, на щите - вязь букв: "Иисус Христос, царь Иудейский". В руке, за волосы ухвачена рыжеволосая бородатая голова. Без тела, естественно. Сам при этом доволен, точно кот, принесший хозяйке мышь. Того и гляди, начнёт лапкой усы умывать. Ох, ты... Ну не умывать, подкручивать, но начал!
   - Это человек, - рыцарь обращался к командующему, но косился на сидху, - всё тело я тащить не стал. На ушах у него было вот это.
   Воск!
   - И вот этих мы терпели почти месяц? - Алан грохнул кулаком по столу, развернулся к сэру Эдгару, - Утром у тебя будет половина моих родичей в качестве воинов...
   - Много чести разбойной швали. Лучше дай мне проводника, чтоб эту рощицу хорошо знал. К утру разбойников в живых не будет! Выступаем немедля. А то обеспокоятся отсутствием этого, - кивнул на мёртвую голову, - сторожкие будут. И - до утра обойдёмся без попа. Пусть посидит в безопасности.
   Сэр Эдгар собирался залезть в лес. Ночью. Против врага, превосходящего числом. На радостях, что враги - люди. Немайн поспешно сообщила викарию. Что разбойники люди, что возможна бессудная расправа. Тот резко кивнул. Потом запнулся - как всегда. И вдруг тихо и быстро выпалил:
   - Тут же никто не понимает греческого... Святая и вечная! Ты переведёшь мои слова к этим людям? Хозяевам?
   - Да, говори скорее. И впредь обращайся ко мне попроще. Хотя бы на людях.
   - Хорошо, сиятельная дева, - понизил викарий августу на пару рангов.
   Скороговорка. Ответ хозяина. Перевод. Прощальные кивки. Колесница. И тут... Сэр Кэррадок спрыгивает с коня. Смотрит - весело и пакостно. Ну да, его ж обидели. Мёртвую голову не оценили. Вместо того - трепались с викарием.
   - Перед боем, ввиду грозящей мне смерти, и выполнив твоё желание, я прошу у тебя, благородная дева Немайн верх Дэффид, знак благосклонности.
   Клирик знал - эта формула не означает сватовства. Но... Рабыню никто и не спросит. "Свободная" после такого должна вешаться рыцарю на шею и болтать ногами. И не особо их смыкать. "Благородная", кажется, действительно дарит вещичку. Типа платочка-шарфика, и рыцарь становится официальным ухажером. Предженихом, имеющим право отгонять от предмета привязанности соперников.
   Что полагается делать богине, Клирик не знал. Но делать-то что-то было нужно, и срочно. Как бы поступила святая ? Или... Оно! Кэррадок обнаглел? Пусть получает!
   - Подойди ближе, мой верный.
   И, едва Кэррадок подошёл к колеснице, Немайн ухватила его голову руками, приблизила... Пауза получилась непроизвольно - у Немайн вдруг ослабли колени. Мир пошатнулся. Именно поэтому из задуманной милой шалости - материнского поцелуя в затылок - вышло то, что вышло. Все видели. Твёрдо и чётко сидха чуть наклонила голову своего прекрасного рыцаря - и поцеловала его в лоб. Как покойника.