- Тогда вижу только один способ. Я всё равно собираюсь совершить над больной таинство соборования - вместе с моим викарием. Но три священника лучше двух. Никто возражать не решится. Так что, если она придёт в сознание...
 
   Адриан стоял за закрытыми алтарными вратами. Нехорошо использовать священное место для подслушивания - зато удобно... Когда слова патриарха и епископа перелились через неведомую запруду, перед его глазами встала очередная, привычная уже картина...
   Холодный мокрый камень. Не окно - отдушина, в которую задувает вонючая сырость столицы мира. Изнанка второго Рима. На полу - мёртвая крыса. Забитая. Палкой. Несколькими ударами, с отчаянной силой насмерть перепуганной девчушки.
   Три года назад она не испугалась - хотя, что какая-то крыса по сравнению с враждебной армией во дворце? Мать и сестра не успели бежать, патриарх скрылся заранее. Царица смотрит в распяленные бегом лица, протянутые руки, в глаза, переполненные жаждой награды и похотью... Долгий удар сердца. В соседней комнате - крик сестры. Неужели осмелились? Ждать некого! Грохот нескольких тысяч литр камня, отделяющих тайный проход... Там, на выходе, тоже будут солдаты - но немного, и похуже. Не яростные, настороженные. Августина разметает их - не взглядом, так длинным кривым мечом... А потом - потом то, что она прежде видела только на схемах. Миазмы и путаница константинопольской канализации. Истинный лабиринт. Что ж. Лабиринт - самое место для чудовища!
   Она сама теперь крыса. Босые ноги, грязный комок соломы - постель. И - книги. Старые архивы и запасники библиотеки - не спальня племянника-убийцы. Их совсем не охраняют.
   Шаги. Тень.
   - Принёс?
   Голодная радость.
   - Это всё, что я могу принести. За старыми гвардейцами следят.
   - Я маленькая, мне хватит.
   Хлеб от солдатской пайки. Не так уж его и много.
   - Они сняли почти всех. Меня тоже отправляют в Сирию.
   Короткий взгляд - на крысиное логово, ставшее кельей. На книги, подарившие мудрость, но не знание жизни. Всю жизнь прятаться нельзя. Если ты не крыса. Почему у неё мокрые глаза?
   - Я вернусь.
   Сжатый кулак - к сердцу.
   - Я отомщу.
   Рубин - с пальца на цепочку крестика.
   - Я справлюсь.
   Острые уши - под платок. А остатки богатого платья как раз в состоянии, когда, устав латать обноски со знатного плеча, бедняк дарит их нищим.
 
   Ночевать на берегу вне порта - для моряка тёмных веков дело привычное... Особенно для ирландцев, с их пусть и очень мореходными, но беспалубными судёнышками. Которые даже и скорлупками нельзя назвать. Потому как скорлупка - твёрдая. А ирландский куррах - нет. Он кожаный. Киль, шпангоуты - это всё деревянное. Но обшивка - кожа. Для пущей сохранности и герметичности хорошо просаленная. В результате получается что? Кораблик очень лёгкий, ходкий - на вёслах. Маневренный - инерции нет, а нос от кормы ничем друг от друга не отличаются. Осадки почти нет, и можно пройти по любым мелям. Плохой парусник - высокую мачту не закрепишь. И ещё один недостаток у курраха. Тот же, что у кожаной одёжки норманнов. Ирландский корабль жутко смердит. Хуже, чем целая армия викингов! А уж вытащенный на берег и вследствие этого сохнущий, куррах просто невыносим.
   И если христианские подвижники примирялись с этим свойством довольно легко, принимая как ещё одну форму аскезы, то друиды - нет. Для их веры давно прошли времена, когда, убеждённые в истинности своего видения мира, проповедники с Оловянных островов стремились во все концы мира. Сначала пикты, потом ирландцы и бритты, воспринявшие свет от покорённых докельтских племён - и побеждённых сидхов. В Галлию, Дакию, Паннонию и Далмацию, Италию, даже в далекую Азию... Это был золотой век. А потом пришёл Цезарь, и от всего мира друидам остался один Зелёный Эрин.
   Двести с лишним лет назад христианство пришло и туда. И столкнулось с расколотой внутри себя верой, и приняло в себя не изгоев и недовольных, но большую половину исповедников, живых сердцем и умом. Поворот был настолько быстр и решителен, что обошлось без крови. Ирландские священники и епископы, бывшие друиды и бывшие боги, дозволяли прежнее исповедание, запретив на христианских землях только его проповедь.
   А потому ревнители старины даже роптать толком не могли. Не на что было. Пока у староверов потихоньку не начали отбирать статус. Книжник со стилом и пергаментом (а то и с новомодным гусиным пером) потихоньку вытеснял из королевского окружения филида-запоминателя. А выученные монахами поэты сочиняли стихи не хуже бардов. И так же потихоньку друид становился отверженным. Некогда высшее сословие, ирландские друиды скатились до того, что мирской закон, наравне с лекарями и ведьмами приравнивал их к нетитулованным благородным воинам, ниже всадников. Хотя кое-где они начинали скатываться и на уровень свободного человека.
   Безумные слухи, которые нельзя проверить. Торопливые обсуждения, короткие сборы. Болтанка в море, вонь на суше. Страшный греческий корабль в устье Туи. Греки всегда готовы принять любой ирландский корабль за пиратский - если он меньше, медлительнее и зажат в узости. Хорошо, дромон оказался потрёпан штормом. И, под конец, слухи о войне богов - сразу обретшие зримое и осязаемое подтверждение. Засыпанный землёй тулмен на холме Гвина ап Ллуда. Руины лагеря Немайн, которая уже второй раз поменяла веру. В первый раз - на римскую. А римляне к друидам относились куда хуже христиан. Если не опасались восстания, то на уровне увидел - убил. Что она утворила с местным божеством, настораживало. И метод действия богини был до отвращения римским. Без почести врагу, без доблести и славы - ни славных поединков, ни громких вызовов. Ни подвигов силы и ловкости, ни ран, в которые пролетают стрелы. Только рассудочный труд и молитва матери Христа над опустевшим холмом. В котором некогда были жизнь и веселье. Валлиец показывал находки из тулмена - обычные вещи, почти как у людей. И оттого запустение холма казалось особенно печальным.
   Под конец, венцом новостей - известие об отравлении богини. Настороженные лица, оружие, огни. Попытки заснуть под вонючим боком курраха. Ну и какое настроение должно к утру стать у друидов? Конечно, усталость и недовольство у каждого проявятся по своему.
   Один так и не заснул - ходил с капитаном по корабельным делам, прислушивался. Вернулся, ссутулившись вдвое изначального. Хотел поделиться новостями, но товарищи уже спали. Погладил седую бороду. Почесал лысину. Будить не стал. Вместо того добрёл до римского корабля. Присел на швартовочную тумбу.
   - Кто такой? - окликнули сурово.
   - Ирландец. Видите корабль на берегу? Вот с него.
   - И знаешь греческий? - голос был уже другой, - Прекрасно! Тебя тоже в город не пустили? Ясно. Ну, сиди. Наш капитан с вашим уже договорился - если что, держаться заодно. Ужасная страна! - в голосе звучал затаенный страх. Не перед битвой. Перед чужим.
   Друид припомнил молодость. Тогда он мечтал стать воином. Как, наверное, все мальчишки в Ирландии. Не стал, как шесть ирландских мальчишек из семи. Но знания о военном деле оставались.
   - Слушай, римлянин, а тебя не вздуют за то, что ты на страже, а со мной болтаешь?
   - Нет. Часовые тут отдельно. Молчат. А я просто воздухом дышу. Душно под палубой. А с кормы меня выселили ради пассажиров. Это целого комеса! Впрочем, они там как сельди в бочке. Ничего приятного.
   - Ты сказал, как ирландец. Или бритт.
   - Я сказал как несчастный римлянин, которого судьба заносит в Британию уже второй раз. А мне и первый не понравился. Тут всё поставлено с ног на голову. Право, я почти рад, что пока не сошёл на берег. Что там интересного? Разве женщины. Но и с ними не всё в порядке! В прошлый раз подкатил к одной. А она оказалась... - римлялин осёкся, и добавил по инерции. - Теперь и с другими... Слышал новости?
   - Слышал. Кричат, что богиню отравили.
   - Какую ещё богиню? Я имел в виду...
   Друид прервал римлянина.
   - Ты вообще хоть что-то о старых богах знаешь? - спросил, - Или вы всё уже забыли?
   Римлянин обиделся.
   - В Карфагене? Не скажу за неграмотное отребье, но римлянин образованным почитаться не может, не зная Виргилия и Гомера. Я помню "Илиаду" и "Энеиду" наизусть.
   Друид кивнул. Его представление о том, как и что должен знать культурный человек, было сходным.
   - Тогда отгадай загадку: о ком речь идёт? Воительница. Ездит на колеснице, которую сделала сама. Закрывается кожаным щитом. Бросает огромные камни и дротики. Разгоняет армии людей и нелюдей в одиночку или с собственной армией. Эта женщина сведуща в ткацком ремесле и торговле. Осчастливила рецептами новой посуды - хоть и пустяковой - стекольщиков. Усовершенствовала арфу. Изменила конскую упряжь - у здешних всадников ноги вставлены в какие-то петли...
   - Стремена, - вставил римлянин.
   - Есть название, значит, вы их используете. Ещё она ознакомила всех с горячим напитком из ячменя и цикория. И вот совсем недавно усовершенствовала пиво... За что ей искренне благодарна половина горожан. Нет, больше. Камбрийки любят пиво не меньше мужчин. И вся гильдия углежогов.
   Замолчал было, но сразу хлопнул себя по лбу:
   - Совсем забыл, вот ведь память стала... Она девственница. И у неё большие серые глаза. Кто это?
   Римлянин молчал. Пытался переварить. Ему не нравилось то, что он слышал. Но спорить было трудно.
   - Она крещёная, - наконец, выдавил он.
   - Мы не говорим об исповедании, - заметил друид. Ему всё больше и больше нравился разговор. Он начинал понимать вкус к проповеди иноверцам - к проповеди с позиции не силы и меча, но истины. За ним были факты. За римлянином - нежелание верить очевидному. Преодолимое, - Мы говорим о том, кто она.
   - По описанию выходит Минерва. Но этого просто быть не может! Она человек! Её узнали как человека.
   Жалкое сопротивление. Агония разума, цепляющегося за прежние предрассудки.
   - Кто? Все местные жители уверены, что она богиня... Не такая, как христианский бог, и даже не такая, как римский Юпитер. Она из плоти и крови. Хочешь проверку? Когда её дни? Главные, а не августовская суета?
   - Откуда мне знать! Я христианин.
   - Знать и соблюдать - разные вещи. Поверишь ли ты мне, если я скажу, что минервины в Риме приходились на весеннее равноденствие?
   - Допустим. И что из того?
   - Сегодня осеннее. Если то, что с ней случилось, обычный яд, подсыпанный в кушанье земной женщины - она умрёт до утра. Если же это болезнь, вызванная поворотом годового колеса - в ней нет ничего опасного. И если она не умрёт к утру - это богиня.
   - А какая разница, богиня или нет? - риторически вопросил римлянин, - Всё равно... Хотя - мне нравится твоя версия, ирландец. Но если так - что Минерва делает в приёмных дочерях у трактирщика?
   - Боги - странные существа, - заметил друид, - а крещёные боги и вовсе непостижимы. Они и должны быть непонятными. А притворяться человеком - любимая игра богов. Или дело. Возможно, ей нужно занять чьё-то место. Для чего-то. Ты знаешь о проделках Манавидана?
   - А кто это?
   - Морской бог. И большой ходок... Любимая шутка принять образ мужа.
   Комес улыбнулся. При всех неприятностях - гораздо приятнее быть обманутым богиней, чем влипнуть в историю по собственной дурости. А истории про идеального ходока Манавидана оказались достаточно занятными, чтобы под них дождаться рассвета. Тогда друид ушёл расталкивать товарищей.
 
   Нион Вахан, не отрывая глаз от ровно, очень ровно дышащей Неметоны, перегоняла в голове по кругу мысли. Привыкла. Что бы ни было вокруг - смотри на то, что действительно важно, а мыслить можно про что угодно. Так её учили, и этот урок она выучила очень хорошо - очень уж помогал. Не будь его - может, и не было бы сейчас глупенькой пророчицы, была бы красивая черноволосая оболочка. Делающая только то, что скажут. Но лет с пяти она научилась убегать от учителей внутрь себя, и там гоняла по кругу простенькие да глупые мысли свои. В том была главная ценность, что свои. Была и вторая - наружу не пробивались ни глупости, ни важное и интересное. И это сейчас снова пригодилось. Нион поспешно оборвала ценную мысль. Эта мысль ей сейчас не по чину, пусть её богиня думает. А Луковке довольно и мыслей, скажем, про сестёр. Странные существа - сёстры. У Нион Вахан их никогда не было. У неё и матери не было. Умерла родами. Была б мальчиком - мачехи б души не чаяли, обычной девочкой - затравили б до смерти. А так - отдали друидам. Отец при этом был весел - и тогда Луковка решила забыть его имя. Потом поняла - можно быть очень радостным снаружи, печальным внутри, а если там, в глубине, есть и кусочек не своей, божественной души - то и сама не поймёшь, какое у тебя настроение. Но к этому времени имя надёжно забылось. А друиды не напоминали. И в этом были правы. У Нион есть Неметона - не мать, не отец, не сестра. Ближе. Гораздо ближе.
   А сёстры - они странные. Любят друг друга - это хорошо. Это непонятно, как такое получается, без общей-то души, но правильно. Эйлет и Сиан беспокоятся за богиню. Что непонятно - почему не замечают, что Неметона - в сознании. Ладно, Сиан маленькая. Но старшая могла бы и догадаться! Заметно. Хотя глаза и закрыты. И уши! Дрожат, поворачиваются. Из обеих тянутся чёрные полоски засохшей крови. Нион бы вытерла - но теперь и дотрагиваться до богини стало страшно. Только надавишь на кожу посильнее - сразу начинает сочиться красное. Анна говорит, это хорошо. И говорит, что так Неметона говорила. Не врёт. Тогда Нион ещё была богиней, и ложь различала. Теперь сила ушла, и осталась только слабая, глупая, изнеженная и ничего не умеющая девочка, считающаяся посвящённой второго уровня... А богиня молчит. Только морщится временами. Эйлет вышла. Вывела Сиан. Пора больную перевернуть - а это кровь...
   - Луковка, это ты? - едва слышное.
   Нион встрепенулась. Пусть у неё ничего иного нет. Только верность. Сильнее собачьей, нежнее дочерней. Но разве этого мало?
   - Я всегда рядом. Если не прогонишь. Всё сделаю. Скажи, что.
   - А что тут сделаешь?.. - слова давались с трудом. Приходилось их ловить как... как капли вина жаждущим ром. - Кровь идёт... Значит... заразы нет. Так всем и передай.
   Неметона болезненно сморщилась. Челюсти напряглись. Губы, как их Нион ни смачивала, всё равно выдавили капельку крови. Но - ни стона.
   - Ведьма говорила, у тебя есть трава, которая может снять боль.
   - Опий? Нет... Расскажи, что снаружи... интересно.
   Слова продирались сквозь горло, как зазубренный наконечник из раны.
   - Хорошо... А почему ты при сёстрах притворилась, что спишь?
   - Эйлет... всех позовёт. Расспрашивать будет.
   Нион захотела себе язык вырвать. Дрянь любопытная! Не лучше смертных сестер богини!
   - Прости, что спрашивала... - вспыхнула виной. И торопливо заговорила, спеша исполнить просьбу больной. - Сначала тебя в храм занесли. Людей всех прогнали, чтобы воздух был. Мэтр Амвросий сказал, что яд виноват. Тогда все ворота закрыли и начали искать. Повара, что пир готовили, до сих пор все под замком. Хуже них пришлось только королю и варварскому послу. Король оказался кругом виноват - его пир, а хозяин за гостя отвечает. А тут не просто на пиру - за его столом отраву подносят! Тут и отец твой взвился. Знаешь, сколько людей твоего клана в городе живёт? Мнооого! И воинов сразу много собралось. Сколько пальцев на руках и ногах вместе. Те, кто в поход с тобой ходили, да местные, да твоя семья. Вот их Дэффид разослал ко всем воротам, да на все стены - не доверял городской страже. А потом другие кланы своих привели. Стало - как в осаде! Но главными всё равно оказались твои родичи - все понимали, что они в своём праве, и раз король не против, так пусть командуют. Так что Кейр взял восточные ворота, Эйлет - западные, северные - лично Дэффид. А на юге ворот нет, там луг заливной... Глэдис внутри осталась, со мной и лекарями. А у дверей храма твои большие встали. А в качестве командира при них - Эйра. Взяла щит, копьё, и ну командовать. Видела бы ты их физиономии! Но ничего, скоро оценили - у Эйры голосок тоненький, почти как у тебя, и когда она кричит - все слышат. Даже кто очень не хочет. Что ещё? Принц Рис тоже нашёл своему войску применение. Приставил как охрану к послам. Он же на них подумал - не знаю почему, но тогда я была тобой и всё-всё понимала. Что Дэффид подумал на короля, принц на саксов, саксы на епископа, епископ на кого-то, кого нет в городе, ученица твоя на бога Мабона. Мне даже смешно стало. И о тебе очень беспокоюсь, и понимать стараюсь - а мне это трудно. Особенно командовать. Я ведь только часть тебя на самом деле. Поэтому я только один раз и распорядилась. Но ведь не подвела?
   Неметона согласно взмахнула ресницами. И снова улыбнулась - до крови. Не удержалась. Уж больно молитвенно задала вопрос Луковка.
   - Вот. Я твоим голосом говорила, кто будет слушать меня саму?
   - Я, - выдавила Неметона. И даже ухом слабенько дёрнула.
   - Спасибо. Ты правда меня слушаешь? То есть чего я хочу, а не когда я рассказы рассказываю, вот как сейчас? - в другое время Нион бы от счастья прыгала. Сейчас сил на это не было. А оттого вдруг приблудилось понимание, такое, что ладошки рот закрыли, - Ой! Ты же меня насквозь слышишь... Ты, пожалуйста, не делай всего, чего я хочу. Я иногда злая бываю. Нажелаю кому-нибудь гадостей, а потом сама жалею. Или по крайней мере делай не сразу.
   - Не буду. Что... ещё?
   - Ещё? А привезли тебя сюда. Люди на Совет Мудрых собираются. Много людей, не то, что у нас внизу. Чудно! Не все даже друг друга знают. А Сиан к тебе редко пускают, а она плачет часто. Говорит, ты ей веселье на Самайн обещала. А вышли слёзы...
   Чуть не прокляла длинный язык - но Неметона улыбалась.
   - Сделай ей на Самайн тыкву, - прошептала, - хорошую, с глазами... Скажи - от меня. И вот что... - налилась красная капля в углу рта. И тут же розовое от растворенной в воде крови полотно, смахнуло ее. - Повтори то, что ты говорила как я.
   Нион покраснела.
   - Я сейчас не смогу, наверное. Тогда-то я была тобой. А теперь - теперь у меня даже и настойки нет.
   - А тогда была? Учись без... Брови нахмурь. Вспомни - ты - это я...
   Нион решилась попробовать. Ну как можно отказать самой себе, да ещё больной в такой малости? Ну, смешно получится. Так пусть развеселится.
   - Я - это ты, - начала Луковка. Получалось несерьёзно, спохватилась, нахмурилась, представила растерянно-обеспокоенные лица там, в церкви. Даже глаза прикрыла, - Я - это она.
   И ещё раз, более уверенно, чувствуя, что тоненькая струйка силы от богини всё-таки просачивается в душу:
   - Я - это она. А вы - ступайте, и берегите моего сына. Как зеницу ока!
   И распахнула веки. Из её глаз снова смотрела Неметона.
   - Как кривой зеницу последнего ока! Ясно вам?!!
   Она ещё несколько мгновений стояла в величии и силе, наслаждаясь единством с богиней. Потом сила ушла, оставляя радость. Получилось. Даже без настойки. Собственным желанием. Такое, говорят, умели пророки в эпоху героев. Это была уже не вторая ступень посвящения.
   Нион чуть в ладоши не захлопала - кончилась влась друидов! Будь хорошей девочкой! Веди себя как говорят! Скромнее! Послушнее! Тише! Ещё тише! А вот теперь! Богиня всё равно главнее, но теперь и Нион на первой ступени. И никто ей не указ!
   Но тут взгляд упал вниз - и восторг как корова слизала. Снова красное. Уже не капля - полоска. Изо рта, из уголка глаза. Но Неметона даже привстать пытается. Рука красит простыню красным... Красный - цвет богов, и кровь у них тоже красная...
   - Можешь... Я... любовалась.
   - Тебе хуже? Ты слишком много сил отдала мне! Не надо! - Нион осторожно помогла больной улечься снова, - Я лучше буду твоей Луковкой. Горем Луковым, неумёхой, только и годной настойку хлебать... Чем тебе мучиться.
   - Я - не страдаю. Но... Позови. Мать, сестёр... Бриану... Кто есть... Пусть сыночка принесут... Заразы нет. Значит можно... Ну!
   Нион ещё не дослушала, а уже голосила в дверях. Звонким и грозным голосом. Очень надеясь, что Эйлет и Глэдис прибегут быстро. Потому что на этот крик явно уходили силы богини.
   Володеньку принесли. Эйлет, и правда, приладившуюся всплакнуть на груди у очнувшейся сестры, Глэдис отослала за епископом. А Бриана сама метнулась за отцом. Чтобы тот расспросил больную о самочувствии.
 
   В отличие от Пирра, друиды наблюдали процессию лишь до забора заезжего дома. Один, позёвывая, предложил зайти к христианскому епископу - отметиться. Правило было ирландское - если друид выезжает за границы туата, ему необходимо по прибытии в другой туат навестить монастырь, и сообщить аббату о своём прибытии, обещать не вести языческую проповедь и соблюдать закон.
   Здесь монастыря не было, и друиды сунулись к епископу, отложив поселение в трактире на потом. Епископ Дионисий из формальной процедуры учинил форменный допрос - но тут, по счастью, к нему явился прибывший на корабле единоверец, и римлянину стало не до друидов.
   А уж в трактире им и места не нашлось. Широкоплечий парень за стойкой, едва разглядев белые балахоны и серпы на поясах, сделал знак охране.
   - Выметайтесь.
   Один из друидов только посох поудобнее перехватил. По хвату и повадке стало ясно - подраться вовсе не дурак, и в руках сила пока имеется. Другой запустил руку в седую бороду.
   - Не по обычаю из заезжего дома гостей выгонять, которые никому не чинят обиды.
   - А меня метлой и не выметешь, - заметил третий, - тяжеловат.
   И правда был кряжист. Волосы тёмные, руки едва не до колен...
   Чтобы человек за стойкой заезжего дома нарушил все священные правила, безосновательно отказал путникам в гостеприимстве - такого доселе не бывало. Но случилось.
   - Вам здесь не место. Вы поклоняетесь старым богам. Возможно, не Гвину, он наша боль, но уж Мабону - точно. Вы его Энгусом зовёте. Он пытался убить мою сестру.
   Седой пожал плечами.
   - Мы поклоняемся всем старым богам. Немайн тоже.
   - Это её ты зовёшь сестрой? - уточнил темноволосый.
   - Зову. Она говорит - она сидха. Крещёная. И она - сестра моей жены, если точно. И ей вы не поклоняетесь. Она выпала из вашей военной триады.
   - Но это не мешает нам почитать её.
   - Как и Мабона. Я не могу рисковать, пустив в дом врага.
   - Зачем же врага? - седой поднял бровь, - Мы несём хорошие известия - твоя сестра останется жива. И полностью оправится.
   - Откуда вам знать.
   Вопроса в этих словах не было.   - Мы многое знаем о богах. А вот вы, кажется, уже ничего... А ведь даже римляне кое-что помнят, - друид запустил руку в бороду. Главное - разговор начался, теперь пора сделать маленький подарок, - Вот ты на нас гневаешься. А ведь мы принесли добрые вести. Не умрёт ваша сидха. Что то же самое, что и богиня, на самом деле. У сидхов божественность- скорее положение, чем состояние. Сидх-бог от сидха не бога отличается деяниями и обязанностями, и только. Как король или хозяин заезжего дома - от крестьянина. А Немайн, та, скорее - как кузнец или ведьма от свинопаса. Злая или добрая, в хлопотах или забавах, почитаемая или изгнанная - всегда останется при своей силе...
   Люди начали подходить поближе. Ирландский знали многие. А про сидху было интересно. Кейр - а за стойкой-то был он - заколебался, когда в ту дверь пиршественного зала, что со стороны города, вошёл епископ. За его спиной маячили фигуры викария и ещё одного священника, постарше.
   - Мы явились, дабы соборовать болящую, - Дионисий огляделся, - где она? Семи пресвитеров у нас сейчас нет, но три - тоже число хорошее.
   Камбрийцы дружно закивали. Они втайне подозревали, что число три лучше. По крайней мере, тут, в Британии. Три священника, соборующие богиню - это можно вставить в легенды и байки. А если их будет семь - придётся четверых забывать... Потому что в легендах их всё равно будет трое!
   - Что делать?
   - Лечить. Словом Господним и освящённым елеем, - объяснил епископ.
   - Вот эту помощь мы примем. Эйра! Проводи святых отцов в дом, где устроили Немайн. Это - не пустые слова. Недаром сидха в нашу веру перешла.
   Друидам предложить оказалось нечего. Точнее, нечего, что было бы можно упомянуть при христианских священнослужителях. И вообще в людном зале. Кряжистый потоптался, и направился к двери.
   - Раз тут не уважают обычая, то тут и не заезжий дом вовсе, - возгласил по дороге, - а потому и нам тут делать нечего!
   Седой поднял бровь. Ожидал, что парень за стойкой одумается. Не тут-то было. Кейр закусил удила. Позже он получит за это от Дэффида и нагоняй, и благодарность. Первый - за то, что старые обычаи нарушить вздумал. Вторую - за то, что выдержал. Сохранил лицо, не мотался, как щепка в ручье или тряпка в стиральной машине. Воля, она поважнее традиции. Которую спас незнакомый пожилой священник. Шёл последним, не успел выйти вслед за Эйрой. Но успел сказать:
   - Сын мой, эти люди принесли обещание еископу Дионисию не вредить ни христианам, ни вере. Сами, без принуждения. А потому - не отказывай им в приюте. Если же опасаешься чего от тех, кто иудин грех не почитает и за постыдный поступок - вели присматривать хорошенько.
   Кейр вздохнул с облегчением.
   - На сколько дней вам нужно жильё? Больше одной комнаты предложить не могу - много постояльцев. А скоро будет ещё больше.
   Бровь седого друида вернулась на место.
   - Одной комнаты нам и хватит.
   - Мы наверняка найдём другой ночлег! - стукнул посохом об пол тот, что собирался драться, - Я вот, например, кузнец. И в городе найдутся люди моего ремесла.
   - И не только, - раздался голос из-за уставленного пивными кружками столика в углу, - В городе найдется и общинный дом клана Плант-Инир. Который всегда откроется для тех, кого неправедно гонят Кэдманы. В любом случае не рекомендую здесь останавливаться. Наверняка ограбят. Да так, что и заметишь, только когда окажешься на улице с пустым кошелём...
   - А чего тогда ты тут делаешь, Варрел? - ухмыльнулся Кейр, - Или ты пьёшь тут пиво потому, что доверяешь МНЕ?