Страница:
- Ты хотя б горец. Я не доверю тебе спину на ночлеге, но яд в пиво или мелочный обсчёт... Для этого ты ещё недостаточно городской!
Говоривший вылез из-за столика, и в пиршественном зале сразу стало малость тесновато.
- Совет у нас будет. Большой. Три века не было такого, - объявил он, - и нескоро повторится, видать. Но теперь мы припомним городским да приречным все обиды! Дело идёт к войне. К большой войне! И Гулидиену понадобятся не торгаши, а воины. А настоящие воины растут только в горах. То-то король велит вернуть нам всё, что вы у нас захапали. За четыре-то века. А то мы воевать не пойдём!
- Прошлый раз Совет Мудрых созывался двести двадцать четыре года назад, - уточнил Кейр. Спроси его кто об этом месяц назад - нипочём бы не сказал. Но как узнал, что придётся помогать тестю в организации такого важного события, поинтересовался историей Совета Мудрых у королевского филида, - Тогда утвердили нынешнюю династию. С тех пор как-то обходились...
- Я и говорю - четыре века.
- Как с вами, Инирами, на войну идти прикажете? Разведку всяко не поручишь! Двести двавадцать четыре года - это два века. И ещё двадцать четыре сотые доли века.
Варрел захохотал. Потом принялся с подозрением расссматривать свою кружку, точно мог сквозь синеватую глазурь и слой спекшейся глины определить, есть ли внутри отрава.
- Ты окэдманился, Кейр. Пожалуй, я не буду допивать эту пинту. Ты считаешь века столетиями, учитываешь сотые доли... Для воина деньги - куски металла или мычащие четвероногие, а века - человеческие жизни. Ты стал даже не горожанином - римлянином.
- А я всегда был римлянином, - заявил Кейр, - мы, Плант-Монтови, и произошли от тех солдат, кто некогда остался в прибрежных фортах и на заставах. Потому у нас и клановая крепость не одна большая, а много маленьких. Мы так привыкли. Ну и потому, что лучшие воины в Диведе - это всё-таки мы.
- Нет, мы!
Кейр мысленно сощурился. Как сидха. Заметил - мелкие пакости выходят много легче, когда представишь на себе её лукавый прищур
- Хорошо, Варрел, будь при своём мнении. Могу даже приказать подать тебе долю героя. Бесплатно и без отравы, хочешь?
- Ты серьёзно?
- Вполне. Выбирай - тебе говяжий окорок, свиной, молочного поросёнка?
Горец потёр руки. Доля героя, официально поднесённая не на сельской пирушке - в заезжем доме Дэхейбарта! Получалось, что его только что признали самым что ни на есть героем - самым сильным, храбрым и жестоким воином в западной половине южной Камбрии. Таким можно гордиться...
Не обратил он внимания - в трактире собрались представители многих кланов. Ещё не всех. Но долинные были все - хотя бы потому, что население Кер-Мирддина из этих трёх кланов и складывалось. Были местные ирландцы, которые считались младшей ветвью Мак-Дэсси. Явились на совет представители трёх кланов из Глиусинга - пришли морем, с ветром повезло, вот и прибыли раньше прочих. А ведь на совет собрались люди непростые. И глава, скажем, кланового ополчения пропустит вперёд какого-то овцепаса? Да если такое случится - прощай, репутация. А в скором времени - и положение.
Так что едва Варрел выбрал, и провозгласил, что требует себе долю героя, и хорошо бы это был свиной окорок, как на него обрушился возмущенный хор. Пожалуй, ни один мужчина не усидел на месте - пусть Плант-Инир высок да плечист, так гуртом ведь любого героя стоптать можно. Особенно хорошо это знали Монтови. Кейр улыбнулся, вспоминая семейные легенды. В том числе рассказ о римской высадке на остров Мэн. Это было лет пятьсот назад, но прапрадед запретил менять в истории хоть слово. Потому как хотел, чтобы потомки узнали вполне достойную правду. Описание последней, самой отчаянной атаки заканчивалось словами: "Мы, римляне, от страха обосрались. Но они разбились о наш строй, как волна о скалу. И вот тогда мы пошли вперёд, и сполна расквитались за перепачканные штаны." Да, британские легионы уже тогда ходили в штанах. Погоды не те - ляжками светиться.
Дополнительное веселье вызвал растерянный вид Варрела. Веселье - и заботу. Затопчут его не сразу, будут поломки мебели. Да и ежели гостя изувечат - не дело, а ведь под горячую руку и прибить могут, даром, что оружие на входе сдали. А кулаки? А сапоги? А мебель та же?
- Благородные воины желают драки? - поинтересовался Кейр громогласно, -Так прошу - во дворе, да на кулачках. И вам забава, и чинно выйдет. За распорядителя будет Тулла. А врача и тем более священника, надеюсь, не понадобится. В крайнем случае неподалёку есть Бриана.
- А мэтр Амвросий? - спросили.
- Отсыпается.
- За лекаря и я могу, - предложил седой друид, - да не смущайтесь, я ничем не страшнее обычной клановой ведьмы...
Старший из друидов остался наблюдать за поединком - второго не понадобилось. Варрел довольно быстро признал поражение, не ожидая, пока сильный да опытный противник не расквасит ему чего-нибудь в кровь. Втравливать клан в новые распри ему не хотелось, да и честь ушла - победить всех посетителей "Головы Грифона" по очереди он не надеялся. Потому - получил пару-другую тумаков, сам нанёс неплохой удар, да запросил пощады. Драка на пиру - не дуэль, отрезанная голова в финале не требуется. Победитель место "царя горы" занимать не стал, вместо того пощупал кошель и предложил по кружке "угольного пива" каждому зрителю. И даже Варрелу, у которого таки появился в списке небольшой подвиг. "Воин, которому предлагали долю героя четверти Камбрии." Вес поднял - не удержал. Бывает. Но перспектива, выходит, есть.
Двое же свободных друидов сочли за благо договориться с Кейром о комнате. Предложение Иниров забыли. Темноволосый ещё заметил, что Кэдманам с такими врагами и друзей не нужно.
- Нужно, - уверенно возразил Кейр, - из-за того, мы дружим со всеми сильными кланами, врагами получились кто похуже.
- То, что осталось, а?
- Вот именно.
Теперь его речь звучала - почти намёком. С учётом предыдущей сцены оставалось заключить - намёк и есть. И потому, не дожидаясь первого среди равных, двое друидов начали тихонько обсуждать - что же такое можно предложить хозяину заезжего дома, чтоб он допустил их посмотреть на болящую богиню. А то и побеседовать с нею...
Лечение, между прочим, оказалось первейшим вариантом. Исцелить Немайн - если это действительно Немайн, а всё шло к тому, друиды не могли. А вот облегчить страдания - вполне. Что дело серёзно - было понятно. Но - успех-то гарантирован. Если там богиня. А если нет, и отравленная просто зажилась маленько? Бывают и медленные яды. А ведь, случись что, виноватыми окажутся друиды, и ни один служитель старых богов более не ступит на землю Диведа. А, скорей всего, всей Камбрии.
Потому первым вспомнили самый надёжный и самый одиозный метод - жертву. И с ужасом поняли, что приходится оценивать не способ проведения запрещённого на христианских землях обряда - но его действенность. Смысл жертвы - замена. Подставить судьбе вместо одного человека другого. Если сила, которую умиротворяют, не дюже разумна или подслеповата, появляется шанс подсунуть ей что-то не совсем равноценное. Петуха за свинью. Корову за человека. Раба - за свободного. Воина - за короля...
Чем опытнее друид, тем больше выбор, тем мельче жертва. Но если при смерти богиня - что можно предложить мировому равновесию взамен? Человека мало. Даже друида.
- Бога бы поймать, - заметил кряжистый, - Гвина того же... Нашим, кто ещё остался, было бы не обидно.
Друид-кузнец поскрёб густое темя. Кряжистый с завистью последил - у самого блестела плешь, не хуже епископской тонзуры. Правда, совершенно естественная. А если учесть, что лоб приходилось подбривать, сущая глупость получалась. И неблагообразие.
- Где ж его возьмёшь, - сказал, - Да и не хорошо. Как-то же обходились раньше цыплятами и овцами... Ты - вообще коров резал. Может, взять много скотины? Целое стадо?
Обсудили. Выходило - без толку. Богиню не подделать...
Вернулся седой. Выслушал. Поочерёдно поднимал то одну бровь, то другую, то обе разом. Временами чуть прижмуривал морщинки вокруг глаз.
- А зачем? - спросил наконец, - Самозванке, если человек, и корова сойдёт. Управимся. А сидха выживет сама. Наше дело только облегчить. А это - травы, отвары. Спину помять, конечности, чтоб не застаивалась кровь. В общем, завтра предлагаем помощь Дэффиду ап Ллиувеллину - так хозяина зовут. А для начала попросимся хоть одним глазком на сидху посмотреть - чтобы установить, какие именно зелья варить придётся.
- Мне проще, - сообщил кряжистый, - я руками лечу и языком. Только вот от отравлений обычно не помогаю. Ну, а эллилов прострел или одержимость - всегда пожалуйста.
Родичи собрались, чтоб не отнимать воздуха, в соседних комнатах. При Немайн осталась только мать и целители. К тому времени, когда Дионисий со свитой вошёл к болящей, мэтр Амвросий уже заканчивал допрашивать сидху.
- Пульс бешеный, - констатировал врач, - Немайн взрывается изнутри, как мех с перебродившим вином. Но это ненадолго. Хотя бы потому, что сердце долго такого не выдержит.
- Не надо долго, - сидха едва говорила, - надо достаточно. Это... испытания. Как новой колесницы... Органы... Как механизмы... По очереди... Сейчас сосуды. Потом другое... Я скоро забудусь опять. Надолго... Не навсегда... Надо только ухаживать. Знаете лучше... чем я.
Немайн замолчала в чуткой тишине. И епископ, понявший главное, спросил.
- Сколько у нас времени, мэтр?
- Не знаю...
- Хорошо, начнём. Возможно, успеем...
Пирр до рези в глазах всматривался в багровое от болезни пятно лица. Глаза - серые. Рыжая. Волосы коротко отрезаны - да, про это сообщали... Спокойна. Молчит. Не узнаёт? Не подаёт вида? Или измучена болью? Скорее последнее.
Начали читать обычную заутреню - самый короткий вариант.
- Что вы делаете?
Луковку Пирр видел впервые. Дионисий - нет. Решил - проще и быстрее объяснить.
- Лечим твою подругу. Соборование есть таинство, исцеляющее тело и душу через молитву и прощение грехов. Не мешай - она едва в сознании, а для покаяния сознание необходимо...
Нион пошатнулась. Происходившее было странным - и почему-то знакомым. Может быть потому, что происходило обращение к силам, превосходящим человека? Превосходящим и Неметону! К той силе, которую признала богиня, рассорившись со старыми божествами. Но доверить этим людям делать с Неметоной это таинственное страшно...
- Тогда сделайте это и со мной! - выскочило само собой, как и должно, - Я - она. Не вся. Но - часть. Вот. Я объяснить-то не могу!
Епископу перевели.
- Можно, - согласился Дионисий, - а ты крещена, дочь моя?
- Я это она. Раз Неметона крещена, значит, и я.
- Нельзя так. Ты это ты, ибо пред Господом каждый станет на месте своем... А ты человек, и душа у тебя своя есть.
- Раз она крещена, значит, должна и я! - речь странно напомнила Дионисию ту, которая сейчас лежала на болезненном одре, - Такого же быть не может, не положено... Ну или крестите меня отдельно.
- Ты понимаешь, чего просишь?
Нион кивнула.
- Единения.
Дионисий тяжко вздохнул.
С постели больной снова раздались слова.
- Крестите её.
- Она ведь не понимает, - заметил викарий, - видно же... Так нельзя.
Больная кашлянула. Перевела дух.
- Сакс, приходящий в церковь потому, что это делает король, понимает больше?.. Даже если вызубрил нужные слова... Она искреннее ребёнка, который не понимает совсем ничего. И мудрее меня... У неё нет земной учёности, зато есть сердце, чувствующее правду...
Старому священнику, видимо, стало трудно стоять. Но от поддержки викария он отказался.
- Разве этого мало?.. А наставить в вере - найдётся кому. И - она это я. Поверьте. Она была моей жрицей... И если души у нас разные, то грехи... общие... Грех, совершенный двумя, и тому, и другому вменён. И если у меня есть надежда на спасение, прошу не отказывайте в ней и той, что шла по моим стопам.
У сидхи пошла носом кровь. Бриана приложила влажный платок и принялась укоризненно смотреть на священство. Тогда заговорил Пирр - Дионисий успел заметить, как тот отреагировал на речь больной.
- Юная язычница говорила о единении с человеком, вызывающим восхищение... О единении, а не преклонении! А чувство общности и верность не есть сотворение кумира. Она меня даже немного удивила. Сколько христианок творит себе кумиров - из мужей и любимых, а иной раз из святых людей - а чаще людей, представляющих себя святыми. Полагаю, крестить её можно. Но если прямо сейчас, то больная не может быть восприемницей.
- Ох, - сказала Глэдис обречённо, представив реакцию мужа на обретение ещё одной родственницы, хоть и не кровной, - я...
- Её крёстной матерью буду я, - отрезала Анна, - возражения есть?
Не нашлось.
- Тогда - сначала соборуем Немайн, пока она в сознании, затем крестим её жрицу, - подвёл итог епископ Дионисий.
И снова зазвучали стихи покаянной утренней службы...
Крещение там, не крещение, а звали все Луковкой, никто слово не коверкал. Похожа. До слёз! За эти дни Глэдис попривыкла к нескладной девчушке, что неотлучно сидит при дочери, разве иногда до ветру бегает. Привыкла - молчит, делает всё, что ни скажет мать сидхи. Заговариваясь, зовёт её именем Дон. Иногда говорит голосом дочери. Сильным и решительным. Но сейчас - сейчас просит от себя. Запинаясь и глядя в пол.
- Я снова не слышу Неметону... А настойка помогает...
- А тебе не надо слышать, - отрезала Глэдис, - надо губы смочить, пить дать, на бочок перевернуть, пузырь со снегом ко лбу приложить, где жар. Или грелку, если холодной будет. А пьяную сиделку до своей дочери я не допущу. Выбирай.
- Я должна быть рядом. Я - это она.
- Не для меня.
- Для меня. И для неё. Одежду свою дала. В кровати своей ночь спать позволила. Имя дала.
- Имя тебе Анна дала. Но верно, настояла на твоём крещении моя дочь. Так что она тебе и правда, кто-то вроде крёстной матери, хотя двух и не положено, - решила Глэдис, - Ну, так тем более настойку нельзя. Ты же теперь христианка. А прорицать пьяной - это самое язычество. И раз уж та, что должна тебя наставить в вере, пластом лежит, а вторая вокруг хлопочет... Читать умеешь?
- Нет. Мы в Анноне всё наизусть учили.
- И правда, горе луковое... Ладно. Погодим немного. Одну я тебя с дочерью всё равно не оставлю... Делай, что скажут, помогай. А если Немайн захочет, чтобы ты её расслышала - ты её, наверное, услышишь.
Луковка робко улыбнулась.
- Ты думаешь, она захочет?
- Сама говорила - признала, имя дала, одежду, кров, крестила. Ты Немайн нужна, наверное, - и вдруг вывернула, - А она тебе?
- Я - это она. Меня без неё нет, - голос Луковки дрогнул, - А можно мне здесь что-нибудь для сна поставить? Чтобы всегда рядом.
Когда Глэдис вышла, Нион повернулась к Немайн. Та дышала ровно, спала, проходя одну из немногих спокойных стадий странной болезни. Потеряв сознание вскоре после соборования, в себя уже не приходила. Мэтр Амвросий сказал - более странного недуга видеть не доводилось. У Неметоны отказывали по очереди все органы - не до конца. Потом отказавшая часть тела начинала работать нормально, зато немедля отказывала следующая. Что ж - когда нибудь это закончится. Одна беда - уж больно у человека внутри много разной требухи. А у сидхи наверняка ещё больше.
Нион начала говорить. Ведь Неметона обещала слушать.
- Вот как бывает. Ты знаешь. Вообще-то, христианские друиды правы - я человек. Как все. Только вот быть как все - не умею. И вообще ничегошеньки про это не знаю. Меня ведь держали - как вещь. Как платье. Хорошее, нарядное, для церемоний. Пылинки сдувать - и хранить в резном сундуке, когда не нужно. А когда нужно, надевают. А мне, когда нужно, всегда настойку давали. Мне ведь много не надо, за то и выбрали... Ватесса была, второй уровень посвящения возгласили - а и не учили ничему. Ну, кроме как сидеть тихо, мышонком. Ходить правильно. Дышать. Говорить не учили, говорила ты - а без дыхания говорить трудно. А остальное, что я знаю, я подслушала. И правда, никогда я не сотворю из тебя кумира! Идолы, они деревянные, или каменные. Мёртвые. А ты живая.
И, пока на смену Глэдис не явилась Анна, девушка торопливо прижалась щекой к руке богини. Теперь она стеснялась своего поклонения, и на людях старалась никак его не проявлять. Однако - с рукой что-то было не так. Под щекой, там, где на руке Неметоны быть кольцу, вместо мягкого и маслянистого Нион ощутила твёрдое и гладкое. Отстранилась. Рассмотрела. Зажала рот рукой, подавив вскрик. Прежде закрытый воском, на пальце сидхи тускло сверкал камень цвета открытой раны...
Пирр сумел. А потому и шёл - не к себе в комнату, а в соседнюю, где обретался человек, рекомендованный ему патрикием Григорием. Приказчик купеческий, как же! Порода, сила, обходительная увёртливость в разговоре... Чиновник дворцового ведомства, не менее. А чем занимаются некоторые из них - давно известно. Так что - принимай подарок, почтенный Эмилий, или как тебя там сегодня зовут. Хороший подарочек, о таком ты мечтаешь. Потому, что тебе тоже нужно определить политику и написать отчёт -и старик Пирр тебе в этом поможет! В обмен нужна сущая мелочь. Отметить, насколько он тебе помог. А что ты не уточнишь - чем, оно ведь к лучшему. Пусть Григорий думает, что глаза и память, а не ловкие руки и язык. При соборовании возжигаются свечи. И главное - каждый пресвитер производит помазание каждого члена болящего. Каждого. То есть - и руки. Правой руки. Никто не заметил лишнего движения, даже сама соборуемая. А в результате в ладони Пирра оказался восковой слепок. Закрывавший регалию.
Эмилий обрадовался. И немедленно залил добычу гипсом, чтобы получить точную копию. А Пирра осенило.
- Сделай ещё одну - мне, - попросил он.
- Нет, - заявил Эмилий, - не рискну. Если она потеряется, а потом всплывёт в ненужных руках, под вопросом окажется моя верность экзарху Африки. Но я могу провести анализ слепка при тебе. И отпечаток слепком сделать, и при тебе сравнить с образцами. А сейчас пусть схватится.
И перевернул песочные часы.
Пирр согласился. Не было у него другого выхода. Взялся за работу тайного агента, так изволь слушать более сведущего в сем ремесле человека. А потому спустился Патриарх в пиршественный зал - и застал там давешних друидов, вкушающих пищу земную. Такой случай упустить не мог - и немедленно дополнил собой компанию.
Вскоре он уже вёл привычный теологический диспут. Время в подобных беседах течёт незаметно, а польза несомненна! Ирландский акцент у собеседников только веселил, а среди концепций, которым приходилось противостоять, нашлись несколько до боли знакомых. Друиды и сами не осознавали, насколько глубокими отметинами наградило их веру христианство.
Но главное - он начал понемногу узнавать этих людей. Кузнец вовсе оказался открытой книгой. Не скрывал - его больше прочего волнует мудрость, связанная с огненным ремеслом. Когда дочь бога всех ремёсел приходит жить к людям - это наверняка означает щедрые новшества. И главное для него - именно эти знания, а прочие мудрствования он оставляет товарищам. Двое других казались искренними в своих заблуждениях, но ни одна душа не гладка, как галька на берегу - найдётся за что ухватиться. Дай только срок.
Но на сей раз ни срока, ни отдыха не досталось. Распахнулась дверь, ведущая во внутренний двор заезжего дома. И сразу с порога прозвучала пара хлёстких приказов. Тон, голос августы. Недовольной августы. Валлийских слов Пирр не разобрал. Но - обернулся. Новокрещёная Нион. Девушка, одетая девочкой. Как у человека может быть чужой голос? Зато приказы понял здоровый бородатый варвар, привалившийся к стойке.
- Харальд! Встань рядом!
Норманн неторопливо прошествовал к ней, занял место за левым плечом, как телохранитель. Нион стремительно подошла к Пирру.
- Отдай.
Это было греческое слово. Пирр поперхнулся на полуслове. А та протянула ладошку:
- Отдай, - и снова, нетерпеливым звоном, - Отдай.
Патриарху константинопольскому всегда плохо думалось в присутствии крупных ребят с мечами. Иначе, возможно, он сидел бы сейчас в столице. Или в ссылке, более близкой к берегам Босфора, чем эта перевёрнутая страна. Но время он потянуть попытался
- Ты о чём, дочь моя?
Неслышащий взгляд.
- Ты взял часть богини. Нарушил целостность. Отдай. Иначе... - решительный кивок за плечо. Пирр понял только "Отдай". И жест.
- Не обижай святого отца, - вступился было человек в пледе одного из горных кланов, - а к твоей богине у нас и вовсе неудовольствие имеется...
- Решим потом, - отмахнулась подбородком, и раскалённым добела голосом - Пирру, - Отдай!
- Нет, соплюшка, ты выслушаешь сей...
Спокойно брошенное за плечо:
- Убей.
Нион не успела произнести второе слово. Горец, как любой посетитель трактира, оружие отдал на входе. А потому удара мечом не ожидал. Инстинктивно закрылся руками... И рухнул на пол.
Нион - уж точно не Луковка - снова повернулась к Пирру.
- Мешал. Отдай.
- Верну, - поспешно обещал Пирр, глядя на бездыханное тело перед собой, - с собой нет. Схожу принесу.
- Мы идём с тобой, - это уже варвар. Койне. Понять можно. Особенно, если очень хочется жить.
Он уже всходил вверх по лестнице, и не видел, как друиды склонились над телом. Пожали плечами.
- А ловко, - заметил кузнец, - и крови нет.
- А ведь она пророчица, - заметил седой, - а говорят, что друидов в Камбрии не осталось...
"Тело", постанывая, поднялось на ноги. Харальд, как разумный человек, меч показал. Но ударил кулаком, с левой. Крови, и верно, не было. Как и претензий за нее.
На деле норманн переаккуратничал. Знал бы, что к крови от удара в Камбрии отношение совсем не то, что в Норвегии - непременно ударил бы именно мечом. Плашмя. Чтоб рожу в кровь... Но побоялся нарушить местный обычай. А на родине за такое бы убил. И был бы вправе - хульное слово хуже пущенной крови. Но для избежания кровной мести убил бы на поединке. Хольмганг. И уж никак не половинил бы злоязычного на месте.
Между тем "тело" потрогало набухающую шишку, и поплелось к стойке. С Кейром разбираться. Тот, впрочем, бухнул на прилавок кружку угольного.
- А не хами, - сказал, - у нас не принято. Нион Вахан при Немайн состоит, а значит, - не удержался, блеснул новым словом, - иллюстрия. Самое малое. А ты её этак. Вот и получил...
- Неженки городские, - пробурчал побитый, - чуть что - в морду. Я ведь, правда, только поговорить хотел. Обиду высказать. А теперь на совете придётся.
- И что у тебя за обида?
- Да та же, что у короля.
- Девка, что ли, замуж не идёт?
- Ну. Хочет главной быть в семье, и точка. А всё Немайн! Как ткачи городские стали пряжу и ткань для римлян скупать, так бабы все, кто помастеровитее, на них работать стали. И ни пледа нового, ни штанов, ни рубахи. Разве из того, что в городе не приняли. Чего похуже, в общем. А сами на серебряные монетки смотрят-любуются, не на парней...
Кейр хмыкнул. Значит, скоро невесты за женихами потянутся в Кер-Мирддин. И городским девицам придётся потруднее. Но уж никак не жёниным сестрёнкам!
Пирр ничего этого не заметил. Спина его отказалась воспринимать происходящее. Да он ноги переставлял только от страха! На его глазах один варвар хладнокровно убил другого, имевшего несчастье вступиться за опального патриарха. В таких условиях он не умел предаваться размышлениям. Потом, потом - особенно когда он ближе познакомился с Луковкой - он придумает тысячу решений, одно другого изящнее, каждое из которых оставило бы решительную, но неспособную к размышлению девушку в дураках, и спасло его репутацию в глазах тайного агента, а значит, и патрикия Григория. Лучшей из теней несбывшегося станет идея отдать Луковке кусочек воска. Мол, помял пальцами. Взяла бы... И стала бы посмешищем. Правда, Луковка бы взяла, а не Нион Вахан времён тех скорбных мечтаний.
Сейчас же он бездумно торопился к дверям разведчика-торговца. Заперто!
Охрана у Эмилия была. Он её сам отослал, для пущей секретности. А дверь отворил. Мало ли, хозяин выкроил-таки время для переговоров. С утра только бросил коротко, мол, беспокоиться нечего, клан слово держит, а подробности завтра. Один день погоды не сделает. Будь дромон менее повреждён, Эмилий - центенарий даже мысленно себя так называл, личина-то на годы - велел бы кораблю отправляться в обратный путь, нести известия силясь обогнать сезон штормов. А сейчас немореходный корабль и при спокойном море неминуемо должен был отправиться на дно. Да, если плавания в океане, станут регулярными, придётся корабелам ломать головы, мореходный корабль изобретать.
Но искалеченный корабль не может сразу выйти в море - а навигация уже завершена. Так что дромону придётся зимовать в Камбрии. Существенные расходы - на Средиземном он бы полдесятка торговых рейсов сделать успел, и вполне окупил содержание. Ну да расходы - это не главное. Главное - доставить информацию. Только как? Гонца через саксонское побережье? Оно закроется нескоро, да и капитан, желающий рискнуть за деньги и пересечь узкий пролив всегда найдется. Уж один день доброй погоды в любом месяце может случиться...
Вот мыслил о нужном завтра - а получил Нион Вахан сегодня... Полуженщина-полуребёнок, та, что неотложно сидит при предполагаемой августе. Совсем не выглядит ни глупой, ни несерьёзной. Скорее - слишком сфокусированной.
- Верни им слепок, Эмилий...
На Пирра было неприятно смотреть. Нет, это не тайный агент. И даже не понимающий любитель...
- Чем могу служить? - разведчик-купец слегка поклонился.
- Отдай.
Требовательно протянутая ладонь. Потянуть бы время... Косой взгляд на песочные часы. Скорее почти, чем уже. Если форму вынимать сейчас, слишком мягкий слепок деформируется достаточно, что нельзя будет сказать, служил ли формой для гипсовой копии оригинал или искусная подделка. И ведь совсем чуть не хватило!
Говоривший вылез из-за столика, и в пиршественном зале сразу стало малость тесновато.
- Совет у нас будет. Большой. Три века не было такого, - объявил он, - и нескоро повторится, видать. Но теперь мы припомним городским да приречным все обиды! Дело идёт к войне. К большой войне! И Гулидиену понадобятся не торгаши, а воины. А настоящие воины растут только в горах. То-то король велит вернуть нам всё, что вы у нас захапали. За четыре-то века. А то мы воевать не пойдём!
- Прошлый раз Совет Мудрых созывался двести двадцать четыре года назад, - уточнил Кейр. Спроси его кто об этом месяц назад - нипочём бы не сказал. Но как узнал, что придётся помогать тестю в организации такого важного события, поинтересовался историей Совета Мудрых у королевского филида, - Тогда утвердили нынешнюю династию. С тех пор как-то обходились...
- Я и говорю - четыре века.
- Как с вами, Инирами, на войну идти прикажете? Разведку всяко не поручишь! Двести двавадцать четыре года - это два века. И ещё двадцать четыре сотые доли века.
Варрел захохотал. Потом принялся с подозрением расссматривать свою кружку, точно мог сквозь синеватую глазурь и слой спекшейся глины определить, есть ли внутри отрава.
- Ты окэдманился, Кейр. Пожалуй, я не буду допивать эту пинту. Ты считаешь века столетиями, учитываешь сотые доли... Для воина деньги - куски металла или мычащие четвероногие, а века - человеческие жизни. Ты стал даже не горожанином - римлянином.
- А я всегда был римлянином, - заявил Кейр, - мы, Плант-Монтови, и произошли от тех солдат, кто некогда остался в прибрежных фортах и на заставах. Потому у нас и клановая крепость не одна большая, а много маленьких. Мы так привыкли. Ну и потому, что лучшие воины в Диведе - это всё-таки мы.
- Нет, мы!
Кейр мысленно сощурился. Как сидха. Заметил - мелкие пакости выходят много легче, когда представишь на себе её лукавый прищур
- Хорошо, Варрел, будь при своём мнении. Могу даже приказать подать тебе долю героя. Бесплатно и без отравы, хочешь?
- Ты серьёзно?
- Вполне. Выбирай - тебе говяжий окорок, свиной, молочного поросёнка?
Горец потёр руки. Доля героя, официально поднесённая не на сельской пирушке - в заезжем доме Дэхейбарта! Получалось, что его только что признали самым что ни на есть героем - самым сильным, храбрым и жестоким воином в западной половине южной Камбрии. Таким можно гордиться...
Не обратил он внимания - в трактире собрались представители многих кланов. Ещё не всех. Но долинные были все - хотя бы потому, что население Кер-Мирддина из этих трёх кланов и складывалось. Были местные ирландцы, которые считались младшей ветвью Мак-Дэсси. Явились на совет представители трёх кланов из Глиусинга - пришли морем, с ветром повезло, вот и прибыли раньше прочих. А ведь на совет собрались люди непростые. И глава, скажем, кланового ополчения пропустит вперёд какого-то овцепаса? Да если такое случится - прощай, репутация. А в скором времени - и положение.
Так что едва Варрел выбрал, и провозгласил, что требует себе долю героя, и хорошо бы это был свиной окорок, как на него обрушился возмущенный хор. Пожалуй, ни один мужчина не усидел на месте - пусть Плант-Инир высок да плечист, так гуртом ведь любого героя стоптать можно. Особенно хорошо это знали Монтови. Кейр улыбнулся, вспоминая семейные легенды. В том числе рассказ о римской высадке на остров Мэн. Это было лет пятьсот назад, но прапрадед запретил менять в истории хоть слово. Потому как хотел, чтобы потомки узнали вполне достойную правду. Описание последней, самой отчаянной атаки заканчивалось словами: "Мы, римляне, от страха обосрались. Но они разбились о наш строй, как волна о скалу. И вот тогда мы пошли вперёд, и сполна расквитались за перепачканные штаны." Да, британские легионы уже тогда ходили в штанах. Погоды не те - ляжками светиться.
Дополнительное веселье вызвал растерянный вид Варрела. Веселье - и заботу. Затопчут его не сразу, будут поломки мебели. Да и ежели гостя изувечат - не дело, а ведь под горячую руку и прибить могут, даром, что оружие на входе сдали. А кулаки? А сапоги? А мебель та же?
- Благородные воины желают драки? - поинтересовался Кейр громогласно, -Так прошу - во дворе, да на кулачках. И вам забава, и чинно выйдет. За распорядителя будет Тулла. А врача и тем более священника, надеюсь, не понадобится. В крайнем случае неподалёку есть Бриана.
- А мэтр Амвросий? - спросили.
- Отсыпается.
- За лекаря и я могу, - предложил седой друид, - да не смущайтесь, я ничем не страшнее обычной клановой ведьмы...
Старший из друидов остался наблюдать за поединком - второго не понадобилось. Варрел довольно быстро признал поражение, не ожидая, пока сильный да опытный противник не расквасит ему чего-нибудь в кровь. Втравливать клан в новые распри ему не хотелось, да и честь ушла - победить всех посетителей "Головы Грифона" по очереди он не надеялся. Потому - получил пару-другую тумаков, сам нанёс неплохой удар, да запросил пощады. Драка на пиру - не дуэль, отрезанная голова в финале не требуется. Победитель место "царя горы" занимать не стал, вместо того пощупал кошель и предложил по кружке "угольного пива" каждому зрителю. И даже Варрелу, у которого таки появился в списке небольшой подвиг. "Воин, которому предлагали долю героя четверти Камбрии." Вес поднял - не удержал. Бывает. Но перспектива, выходит, есть.
Двое же свободных друидов сочли за благо договориться с Кейром о комнате. Предложение Иниров забыли. Темноволосый ещё заметил, что Кэдманам с такими врагами и друзей не нужно.
- Нужно, - уверенно возразил Кейр, - из-за того, мы дружим со всеми сильными кланами, врагами получились кто похуже.
- То, что осталось, а?
- Вот именно.
Теперь его речь звучала - почти намёком. С учётом предыдущей сцены оставалось заключить - намёк и есть. И потому, не дожидаясь первого среди равных, двое друидов начали тихонько обсуждать - что же такое можно предложить хозяину заезжего дома, чтоб он допустил их посмотреть на болящую богиню. А то и побеседовать с нею...
Лечение, между прочим, оказалось первейшим вариантом. Исцелить Немайн - если это действительно Немайн, а всё шло к тому, друиды не могли. А вот облегчить страдания - вполне. Что дело серёзно - было понятно. Но - успех-то гарантирован. Если там богиня. А если нет, и отравленная просто зажилась маленько? Бывают и медленные яды. А ведь, случись что, виноватыми окажутся друиды, и ни один служитель старых богов более не ступит на землю Диведа. А, скорей всего, всей Камбрии.
Потому первым вспомнили самый надёжный и самый одиозный метод - жертву. И с ужасом поняли, что приходится оценивать не способ проведения запрещённого на христианских землях обряда - но его действенность. Смысл жертвы - замена. Подставить судьбе вместо одного человека другого. Если сила, которую умиротворяют, не дюже разумна или подслеповата, появляется шанс подсунуть ей что-то не совсем равноценное. Петуха за свинью. Корову за человека. Раба - за свободного. Воина - за короля...
Чем опытнее друид, тем больше выбор, тем мельче жертва. Но если при смерти богиня - что можно предложить мировому равновесию взамен? Человека мало. Даже друида.
- Бога бы поймать, - заметил кряжистый, - Гвина того же... Нашим, кто ещё остался, было бы не обидно.
Друид-кузнец поскрёб густое темя. Кряжистый с завистью последил - у самого блестела плешь, не хуже епископской тонзуры. Правда, совершенно естественная. А если учесть, что лоб приходилось подбривать, сущая глупость получалась. И неблагообразие.
- Где ж его возьмёшь, - сказал, - Да и не хорошо. Как-то же обходились раньше цыплятами и овцами... Ты - вообще коров резал. Может, взять много скотины? Целое стадо?
Обсудили. Выходило - без толку. Богиню не подделать...
Вернулся седой. Выслушал. Поочерёдно поднимал то одну бровь, то другую, то обе разом. Временами чуть прижмуривал морщинки вокруг глаз.
- А зачем? - спросил наконец, - Самозванке, если человек, и корова сойдёт. Управимся. А сидха выживет сама. Наше дело только облегчить. А это - травы, отвары. Спину помять, конечности, чтоб не застаивалась кровь. В общем, завтра предлагаем помощь Дэффиду ап Ллиувеллину - так хозяина зовут. А для начала попросимся хоть одним глазком на сидху посмотреть - чтобы установить, какие именно зелья варить придётся.
- Мне проще, - сообщил кряжистый, - я руками лечу и языком. Только вот от отравлений обычно не помогаю. Ну, а эллилов прострел или одержимость - всегда пожалуйста.
Родичи собрались, чтоб не отнимать воздуха, в соседних комнатах. При Немайн осталась только мать и целители. К тому времени, когда Дионисий со свитой вошёл к болящей, мэтр Амвросий уже заканчивал допрашивать сидху.
- Пульс бешеный, - констатировал врач, - Немайн взрывается изнутри, как мех с перебродившим вином. Но это ненадолго. Хотя бы потому, что сердце долго такого не выдержит.
- Не надо долго, - сидха едва говорила, - надо достаточно. Это... испытания. Как новой колесницы... Органы... Как механизмы... По очереди... Сейчас сосуды. Потом другое... Я скоро забудусь опять. Надолго... Не навсегда... Надо только ухаживать. Знаете лучше... чем я.
Немайн замолчала в чуткой тишине. И епископ, понявший главное, спросил.
- Сколько у нас времени, мэтр?
- Не знаю...
- Хорошо, начнём. Возможно, успеем...
Пирр до рези в глазах всматривался в багровое от болезни пятно лица. Глаза - серые. Рыжая. Волосы коротко отрезаны - да, про это сообщали... Спокойна. Молчит. Не узнаёт? Не подаёт вида? Или измучена болью? Скорее последнее.
Начали читать обычную заутреню - самый короткий вариант.
- Что вы делаете?
Луковку Пирр видел впервые. Дионисий - нет. Решил - проще и быстрее объяснить.
- Лечим твою подругу. Соборование есть таинство, исцеляющее тело и душу через молитву и прощение грехов. Не мешай - она едва в сознании, а для покаяния сознание необходимо...
Нион пошатнулась. Происходившее было странным - и почему-то знакомым. Может быть потому, что происходило обращение к силам, превосходящим человека? Превосходящим и Неметону! К той силе, которую признала богиня, рассорившись со старыми божествами. Но доверить этим людям делать с Неметоной это таинственное страшно...
- Тогда сделайте это и со мной! - выскочило само собой, как и должно, - Я - она. Не вся. Но - часть. Вот. Я объяснить-то не могу!
Епископу перевели.
- Можно, - согласился Дионисий, - а ты крещена, дочь моя?
- Я это она. Раз Неметона крещена, значит, и я.
- Нельзя так. Ты это ты, ибо пред Господом каждый станет на месте своем... А ты человек, и душа у тебя своя есть.
- Раз она крещена, значит, должна и я! - речь странно напомнила Дионисию ту, которая сейчас лежала на болезненном одре, - Такого же быть не может, не положено... Ну или крестите меня отдельно.
- Ты понимаешь, чего просишь?
Нион кивнула.
- Единения.
Дионисий тяжко вздохнул.
С постели больной снова раздались слова.
- Крестите её.
- Она ведь не понимает, - заметил викарий, - видно же... Так нельзя.
Больная кашлянула. Перевела дух.
- Сакс, приходящий в церковь потому, что это делает король, понимает больше?.. Даже если вызубрил нужные слова... Она искреннее ребёнка, который не понимает совсем ничего. И мудрее меня... У неё нет земной учёности, зато есть сердце, чувствующее правду...
Старому священнику, видимо, стало трудно стоять. Но от поддержки викария он отказался.
- Разве этого мало?.. А наставить в вере - найдётся кому. И - она это я. Поверьте. Она была моей жрицей... И если души у нас разные, то грехи... общие... Грех, совершенный двумя, и тому, и другому вменён. И если у меня есть надежда на спасение, прошу не отказывайте в ней и той, что шла по моим стопам.
У сидхи пошла носом кровь. Бриана приложила влажный платок и принялась укоризненно смотреть на священство. Тогда заговорил Пирр - Дионисий успел заметить, как тот отреагировал на речь больной.
- Юная язычница говорила о единении с человеком, вызывающим восхищение... О единении, а не преклонении! А чувство общности и верность не есть сотворение кумира. Она меня даже немного удивила. Сколько христианок творит себе кумиров - из мужей и любимых, а иной раз из святых людей - а чаще людей, представляющих себя святыми. Полагаю, крестить её можно. Но если прямо сейчас, то больная не может быть восприемницей.
- Ох, - сказала Глэдис обречённо, представив реакцию мужа на обретение ещё одной родственницы, хоть и не кровной, - я...
- Её крёстной матерью буду я, - отрезала Анна, - возражения есть?
Не нашлось.
- Тогда - сначала соборуем Немайн, пока она в сознании, затем крестим её жрицу, - подвёл итог епископ Дионисий.
И снова зазвучали стихи покаянной утренней службы...
Крещение там, не крещение, а звали все Луковкой, никто слово не коверкал. Похожа. До слёз! За эти дни Глэдис попривыкла к нескладной девчушке, что неотлучно сидит при дочери, разве иногда до ветру бегает. Привыкла - молчит, делает всё, что ни скажет мать сидхи. Заговариваясь, зовёт её именем Дон. Иногда говорит голосом дочери. Сильным и решительным. Но сейчас - сейчас просит от себя. Запинаясь и глядя в пол.
- Я снова не слышу Неметону... А настойка помогает...
- А тебе не надо слышать, - отрезала Глэдис, - надо губы смочить, пить дать, на бочок перевернуть, пузырь со снегом ко лбу приложить, где жар. Или грелку, если холодной будет. А пьяную сиделку до своей дочери я не допущу. Выбирай.
- Я должна быть рядом. Я - это она.
- Не для меня.
- Для меня. И для неё. Одежду свою дала. В кровати своей ночь спать позволила. Имя дала.
- Имя тебе Анна дала. Но верно, настояла на твоём крещении моя дочь. Так что она тебе и правда, кто-то вроде крёстной матери, хотя двух и не положено, - решила Глэдис, - Ну, так тем более настойку нельзя. Ты же теперь христианка. А прорицать пьяной - это самое язычество. И раз уж та, что должна тебя наставить в вере, пластом лежит, а вторая вокруг хлопочет... Читать умеешь?
- Нет. Мы в Анноне всё наизусть учили.
- И правда, горе луковое... Ладно. Погодим немного. Одну я тебя с дочерью всё равно не оставлю... Делай, что скажут, помогай. А если Немайн захочет, чтобы ты её расслышала - ты её, наверное, услышишь.
Луковка робко улыбнулась.
- Ты думаешь, она захочет?
- Сама говорила - признала, имя дала, одежду, кров, крестила. Ты Немайн нужна, наверное, - и вдруг вывернула, - А она тебе?
- Я - это она. Меня без неё нет, - голос Луковки дрогнул, - А можно мне здесь что-нибудь для сна поставить? Чтобы всегда рядом.
Когда Глэдис вышла, Нион повернулась к Немайн. Та дышала ровно, спала, проходя одну из немногих спокойных стадий странной болезни. Потеряв сознание вскоре после соборования, в себя уже не приходила. Мэтр Амвросий сказал - более странного недуга видеть не доводилось. У Неметоны отказывали по очереди все органы - не до конца. Потом отказавшая часть тела начинала работать нормально, зато немедля отказывала следующая. Что ж - когда нибудь это закончится. Одна беда - уж больно у человека внутри много разной требухи. А у сидхи наверняка ещё больше.
Нион начала говорить. Ведь Неметона обещала слушать.
- Вот как бывает. Ты знаешь. Вообще-то, христианские друиды правы - я человек. Как все. Только вот быть как все - не умею. И вообще ничегошеньки про это не знаю. Меня ведь держали - как вещь. Как платье. Хорошее, нарядное, для церемоний. Пылинки сдувать - и хранить в резном сундуке, когда не нужно. А когда нужно, надевают. А мне, когда нужно, всегда настойку давали. Мне ведь много не надо, за то и выбрали... Ватесса была, второй уровень посвящения возгласили - а и не учили ничему. Ну, кроме как сидеть тихо, мышонком. Ходить правильно. Дышать. Говорить не учили, говорила ты - а без дыхания говорить трудно. А остальное, что я знаю, я подслушала. И правда, никогда я не сотворю из тебя кумира! Идолы, они деревянные, или каменные. Мёртвые. А ты живая.
И, пока на смену Глэдис не явилась Анна, девушка торопливо прижалась щекой к руке богини. Теперь она стеснялась своего поклонения, и на людях старалась никак его не проявлять. Однако - с рукой что-то было не так. Под щекой, там, где на руке Неметоны быть кольцу, вместо мягкого и маслянистого Нион ощутила твёрдое и гладкое. Отстранилась. Рассмотрела. Зажала рот рукой, подавив вскрик. Прежде закрытый воском, на пальце сидхи тускло сверкал камень цвета открытой раны...
Пирр сумел. А потому и шёл - не к себе в комнату, а в соседнюю, где обретался человек, рекомендованный ему патрикием Григорием. Приказчик купеческий, как же! Порода, сила, обходительная увёртливость в разговоре... Чиновник дворцового ведомства, не менее. А чем занимаются некоторые из них - давно известно. Так что - принимай подарок, почтенный Эмилий, или как тебя там сегодня зовут. Хороший подарочек, о таком ты мечтаешь. Потому, что тебе тоже нужно определить политику и написать отчёт -и старик Пирр тебе в этом поможет! В обмен нужна сущая мелочь. Отметить, насколько он тебе помог. А что ты не уточнишь - чем, оно ведь к лучшему. Пусть Григорий думает, что глаза и память, а не ловкие руки и язык. При соборовании возжигаются свечи. И главное - каждый пресвитер производит помазание каждого члена болящего. Каждого. То есть - и руки. Правой руки. Никто не заметил лишнего движения, даже сама соборуемая. А в результате в ладони Пирра оказался восковой слепок. Закрывавший регалию.
Эмилий обрадовался. И немедленно залил добычу гипсом, чтобы получить точную копию. А Пирра осенило.
- Сделай ещё одну - мне, - попросил он.
- Нет, - заявил Эмилий, - не рискну. Если она потеряется, а потом всплывёт в ненужных руках, под вопросом окажется моя верность экзарху Африки. Но я могу провести анализ слепка при тебе. И отпечаток слепком сделать, и при тебе сравнить с образцами. А сейчас пусть схватится.
И перевернул песочные часы.
Пирр согласился. Не было у него другого выхода. Взялся за работу тайного агента, так изволь слушать более сведущего в сем ремесле человека. А потому спустился Патриарх в пиршественный зал - и застал там давешних друидов, вкушающих пищу земную. Такой случай упустить не мог - и немедленно дополнил собой компанию.
Вскоре он уже вёл привычный теологический диспут. Время в подобных беседах течёт незаметно, а польза несомненна! Ирландский акцент у собеседников только веселил, а среди концепций, которым приходилось противостоять, нашлись несколько до боли знакомых. Друиды и сами не осознавали, насколько глубокими отметинами наградило их веру христианство.
Но главное - он начал понемногу узнавать этих людей. Кузнец вовсе оказался открытой книгой. Не скрывал - его больше прочего волнует мудрость, связанная с огненным ремеслом. Когда дочь бога всех ремёсел приходит жить к людям - это наверняка означает щедрые новшества. И главное для него - именно эти знания, а прочие мудрствования он оставляет товарищам. Двое других казались искренними в своих заблуждениях, но ни одна душа не гладка, как галька на берегу - найдётся за что ухватиться. Дай только срок.
Но на сей раз ни срока, ни отдыха не досталось. Распахнулась дверь, ведущая во внутренний двор заезжего дома. И сразу с порога прозвучала пара хлёстких приказов. Тон, голос августы. Недовольной августы. Валлийских слов Пирр не разобрал. Но - обернулся. Новокрещёная Нион. Девушка, одетая девочкой. Как у человека может быть чужой голос? Зато приказы понял здоровый бородатый варвар, привалившийся к стойке.
- Харальд! Встань рядом!
Норманн неторопливо прошествовал к ней, занял место за левым плечом, как телохранитель. Нион стремительно подошла к Пирру.
- Отдай.
Это было греческое слово. Пирр поперхнулся на полуслове. А та протянула ладошку:
- Отдай, - и снова, нетерпеливым звоном, - Отдай.
Патриарху константинопольскому всегда плохо думалось в присутствии крупных ребят с мечами. Иначе, возможно, он сидел бы сейчас в столице. Или в ссылке, более близкой к берегам Босфора, чем эта перевёрнутая страна. Но время он потянуть попытался
- Ты о чём, дочь моя?
Неслышащий взгляд.
- Ты взял часть богини. Нарушил целостность. Отдай. Иначе... - решительный кивок за плечо. Пирр понял только "Отдай". И жест.
- Не обижай святого отца, - вступился было человек в пледе одного из горных кланов, - а к твоей богине у нас и вовсе неудовольствие имеется...
- Решим потом, - отмахнулась подбородком, и раскалённым добела голосом - Пирру, - Отдай!
- Нет, соплюшка, ты выслушаешь сей...
Спокойно брошенное за плечо:
- Убей.
Нион не успела произнести второе слово. Горец, как любой посетитель трактира, оружие отдал на входе. А потому удара мечом не ожидал. Инстинктивно закрылся руками... И рухнул на пол.
Нион - уж точно не Луковка - снова повернулась к Пирру.
- Мешал. Отдай.
- Верну, - поспешно обещал Пирр, глядя на бездыханное тело перед собой, - с собой нет. Схожу принесу.
- Мы идём с тобой, - это уже варвар. Койне. Понять можно. Особенно, если очень хочется жить.
Он уже всходил вверх по лестнице, и не видел, как друиды склонились над телом. Пожали плечами.
- А ловко, - заметил кузнец, - и крови нет.
- А ведь она пророчица, - заметил седой, - а говорят, что друидов в Камбрии не осталось...
"Тело", постанывая, поднялось на ноги. Харальд, как разумный человек, меч показал. Но ударил кулаком, с левой. Крови, и верно, не было. Как и претензий за нее.
На деле норманн переаккуратничал. Знал бы, что к крови от удара в Камбрии отношение совсем не то, что в Норвегии - непременно ударил бы именно мечом. Плашмя. Чтоб рожу в кровь... Но побоялся нарушить местный обычай. А на родине за такое бы убил. И был бы вправе - хульное слово хуже пущенной крови. Но для избежания кровной мести убил бы на поединке. Хольмганг. И уж никак не половинил бы злоязычного на месте.
Между тем "тело" потрогало набухающую шишку, и поплелось к стойке. С Кейром разбираться. Тот, впрочем, бухнул на прилавок кружку угольного.
- А не хами, - сказал, - у нас не принято. Нион Вахан при Немайн состоит, а значит, - не удержался, блеснул новым словом, - иллюстрия. Самое малое. А ты её этак. Вот и получил...
- Неженки городские, - пробурчал побитый, - чуть что - в морду. Я ведь, правда, только поговорить хотел. Обиду высказать. А теперь на совете придётся.
- И что у тебя за обида?
- Да та же, что у короля.
- Девка, что ли, замуж не идёт?
- Ну. Хочет главной быть в семье, и точка. А всё Немайн! Как ткачи городские стали пряжу и ткань для римлян скупать, так бабы все, кто помастеровитее, на них работать стали. И ни пледа нового, ни штанов, ни рубахи. Разве из того, что в городе не приняли. Чего похуже, в общем. А сами на серебряные монетки смотрят-любуются, не на парней...
Кейр хмыкнул. Значит, скоро невесты за женихами потянутся в Кер-Мирддин. И городским девицам придётся потруднее. Но уж никак не жёниным сестрёнкам!
Пирр ничего этого не заметил. Спина его отказалась воспринимать происходящее. Да он ноги переставлял только от страха! На его глазах один варвар хладнокровно убил другого, имевшего несчастье вступиться за опального патриарха. В таких условиях он не умел предаваться размышлениям. Потом, потом - особенно когда он ближе познакомился с Луковкой - он придумает тысячу решений, одно другого изящнее, каждое из которых оставило бы решительную, но неспособную к размышлению девушку в дураках, и спасло его репутацию в глазах тайного агента, а значит, и патрикия Григория. Лучшей из теней несбывшегося станет идея отдать Луковке кусочек воска. Мол, помял пальцами. Взяла бы... И стала бы посмешищем. Правда, Луковка бы взяла, а не Нион Вахан времён тех скорбных мечтаний.
Сейчас же он бездумно торопился к дверям разведчика-торговца. Заперто!
Охрана у Эмилия была. Он её сам отослал, для пущей секретности. А дверь отворил. Мало ли, хозяин выкроил-таки время для переговоров. С утра только бросил коротко, мол, беспокоиться нечего, клан слово держит, а подробности завтра. Один день погоды не сделает. Будь дромон менее повреждён, Эмилий - центенарий даже мысленно себя так называл, личина-то на годы - велел бы кораблю отправляться в обратный путь, нести известия силясь обогнать сезон штормов. А сейчас немореходный корабль и при спокойном море неминуемо должен был отправиться на дно. Да, если плавания в океане, станут регулярными, придётся корабелам ломать головы, мореходный корабль изобретать.
Но искалеченный корабль не может сразу выйти в море - а навигация уже завершена. Так что дромону придётся зимовать в Камбрии. Существенные расходы - на Средиземном он бы полдесятка торговых рейсов сделать успел, и вполне окупил содержание. Ну да расходы - это не главное. Главное - доставить информацию. Только как? Гонца через саксонское побережье? Оно закроется нескоро, да и капитан, желающий рискнуть за деньги и пересечь узкий пролив всегда найдется. Уж один день доброй погоды в любом месяце может случиться...
Вот мыслил о нужном завтра - а получил Нион Вахан сегодня... Полуженщина-полуребёнок, та, что неотложно сидит при предполагаемой августе. Совсем не выглядит ни глупой, ни несерьёзной. Скорее - слишком сфокусированной.
- Верни им слепок, Эмилий...
На Пирра было неприятно смотреть. Нет, это не тайный агент. И даже не понимающий любитель...
- Чем могу служить? - разведчик-купец слегка поклонился.
- Отдай.
Требовательно протянутая ладонь. Потянуть бы время... Косой взгляд на песочные часы. Скорее почти, чем уже. Если форму вынимать сейчас, слишком мягкий слепок деформируется достаточно, что нельзя будет сказать, служил ли формой для гипсовой копии оригинал или искусная подделка. И ведь совсем чуть не хватило!