Кузнецов Владислав. Кембрийский период - все до 2 часть, 1 глава

   - Теперь ступай и исполни долг, - объявила Немайн.
   Перекрестить в спину, как собиралась изначально - совершенно забыла. Не до того. Внутри клокотала злость. На Кэррадока. На себя. На тело. На...
   - Анна, куда ты переложила рубашки? В бой идут в чистом.
   - Так мы ж с утра и оделись...
   - Давно это было.
   - Ясно... - понятливо потянула Анна. Немайн захотелось её пришибить, - Вот.
   Сидха схватила рубашку, метнулась к дому. Оттуда раздалось:
   - Тазик с водой и комнату без мужчин! И быстро!
   Сэр Эктор с недоумением поглядел на смывшуюся из боевых порядков сидху. Только что рвалась в бой... Что с ней?
   - Догоните, - кинул Анне, - а лучше тут ждите. С людьми и без калек управимся.
   Он был слишком обрадован прекращению мистики, чтобы думать дальше. Сил было достаточно. Надежда на внезапность - хорошая. Чего ещё желать? И отряд вышел за ворота быстрой рысью, оставив на месте колесницу - и двух викингов при ней.
   Обратно выскочила сидха скоро. Настолько, что запнулась. Настолько, что не успела закрыть лицо руками. Хорошо, ткнулась не в камушек и не коровью лепёшку, а всего в клумбу. Поднялась, отряхнулась... Вытерла лицо платком. Во двор посыпались обитатели фермы.
   - На щеке забыла... - озёрная смеётся.
   - Спасибо. Нельзя сидхе замарашкой в бой идти...
   - Только размазала.
   - А так?
   - А у тебя зеркальца нет?
   - Пока нет. В городе заказала.
   - Возьми моё. За факелом сбегать? А тебе этот рыцарь правда настолько нравится?
   - Я его убью... И не надо света, я и так хорошо всё вижу...
   - Правда убьёшь? - лукавый взгляд.
   - Ещё слово - и тебя убью... Анна, гони.
   А перевалиться через бортик - не успела. Возникло новое препятствие - девочка. В руках кукла. Очень грубая: полено из неошкуренной ольхи, замотанное в разноцветные тряпочки.
   - Не уезжай.
   - Почему?
   - Праздник. Твой. А обычно у нас вместо тебя кукла сидит. Взрослые говорят, если есть кукла, то и ты есть. Как бы. Я не понимаю.
   - А, это я? Не скажу, что похожа. Наряди её в белое. Хочешь страшный секрет? Я и без куклы есть. Без всяких как бы. И на празднике буду. И вот что - если я не вернусь, продолжай наряжать деревянную куклу. Каждый год. И я буду.
   - А рыцари говорят, громить разбойников очень легко и совсем не страшно.
   - Они рыцари. Им не положено бояться. И мне тоже. И - дай ухо, пошепчу, - сидха перешла на шёпот, - А всё равно страшно-то. Аж жуть. Говорю, потому что никто тебе не поверит. А для других - для других я уже кто-то. Богиня, учитель, царица, ангел, сидха... Им нельзя бояться. А я пока для тебя - ольховое полено, которое нужно наряжать. А куску дерева не стыдно немножко трусить.
   Ведьма - не сидха. Но слух у Анны хороший. Расслышала. Поняла - всё не смешно, всё плохо. Если сама Немайн немного боится. Если симпатичного ей рыцаря, вполне готового под каблук, в лобик чмокнула, оттолкнула. А сама не то, что сохнет - мокнет... Значит, есть шанс умереть. Всем. Даже ей. С кем же это воевать придётся? Как бы не с Гвином. И про ворон забыла рассказать...
   От бездорожья не спасают и рессоры. Особенно на галопе.
   - На Лжедмитрия совсем не похожа, - произнесла Немайн, разглядывая своё начисто протёртое отражение, - и даже на Марину Мнишек... Ну за что мне такое?
   По бортам колесницы скачут норманны. Этим на приказы сэра Эктора наплевать. Старый феодальный принцип: вассал моего вассала. Богиня идёт в бой отдельно от остальных? Отлично! Больше чести!
 
   Сэр Кэррадок мчался в общем строю - да полно, можно ли назвать толпу строем? Первые секунды, когда пьянила ярость погони, когда не выветрился из памяти и крови мятный запах рук богини - был беспечен как все соратники, успел даже отвесить шутку-другую про разбойников, которые уж точно не ожидают, что на них навалится почти четверть королевской армии... То, что красные куртки оказались людьми, Кэррадока не разочаровало в Немайн. Напротив, это означало, что её заступничество помогает и от злых людей. О чём он тоже поспешил всем сообщить. Потом же посвежевший к ночи ветер вымел восторг. Кэррадок начинал понимать, что только что натворил. До этого вечера он мог надеяться. Теперь надежды не было. Немайн ещё утром вела себя как закадычный друг и свой парень в юбке. Он этого не только позволил себе не заметить. Обнаглел. Принял воинское братство за знак женского внимания. И устроил игру, как с деревенской девчонкой! И сидха, само собой, чётко показала ему место. Как заигравшемуся псу. А виноват, конечно, сам. Даже простая дочка хозяина заезжего дома имеет право на то, чтобы любая её мелкая просьба не воспринималась как испытание жениха. А уж показать озёрную - не служба, службишка.
   Снедаемый чёрными мыслями рыцарь перестал подгонять коня и понемногу отстал от войска, впав в глубокую задумчивость. В угаре ночной скачки товарищи этого не заметили, и уверяли потом, что в лес он примчался вместе со всеми. Что весьма и весьма отразилось на разбойничьих судьбах. Да и Немайн аукнулось.
   Но самую злую шутку в День Неметоны сыграли красные куртки - и сами с собой. Уж в этот день нападения они никак не ожидали. Даже караулов не выставили. Чем и сделали своё положение безвыходным. Ну, а кроме этого, у сэра Эдгара был козырь в рукаве, пусть он и отказался его учитывать. Потому как сидха, оставленная без приказа, не есть сидха, оставленная без дела. Дело она нашла себе - и двум своим викингам - сама. Колесница с ленцой болталась вокруг леса, изображая весьма и весьма импровизированное оцепление. Немайн, конечно, видит ночью лучше, чем днём. Но лезть в лес колесницей и днём - не лучшая идея. Хорошо, Клирик был сердит и не поддался общему благодушию. Перечить командующему - не стал. Просто натянул на "скорпиончика" тетиву. Но поскольку был зол и торопился - забыл перетянуть торсионы. И не стал ждать, пока местный клан пришлёт ополчение.
   Из леса доносились звуки битвы. Ночной бой - штука непредсказуемая. А сопротивление оказалось яростно-отчаянным... И это можно было просчитать заранее. Разбойники, осмелившиеся нацепить личину фэйри, люди безусловно наглые и неверующие - иначе не решились бы выдать себя за потустороннюю и злую силу. Но у всякого неверия есть предел. Особенно после праздничного - а праздновать они начали заранее - возлияния хмельных напитков. Не богине в ручей, а в себя. И тут, когда веселье бьёт волшебным родником из мехов и бочонков - страшные всадники в венках из веток ольхи. Крики умирающих под мечами. В мужество камбрийцев разбойники не верили - и тем легче приняли рыцарей за Дикую Охоту. Те из красных курток, кто не распознал в темноте листьев ольхи и вспомнил охоту Гвина, от которой не убежать, обратились в загнанных в угол крыс. Их хватило на обеспечение рыцарям - не то, чтобы совсем веселья, но нескучного занятия. Те, узнал листья и вспомнил, что Дикая Охота Немайн непобедима, опрометью бросились прочь из леса... Быстрее преследующих всадников. Поскольку бежали на одной панике, без соображения. Что интересно - почти не расшибались.
   Анна медленно вела колесницу сквозь кромешную тьму, напоминая Клирику штурмана, ведущего подводную лодку по приборам. Прибор - это Немайн, которой пришлось споро ворочать головой между дорогой впереди и нацеленным на лес "скорпиончиком", и давать советы вроде держать прямо или взять чуть левее. То, что объезд по левой стороне - акт символический и злобно-враждебный, Клирик, не знал. Угадал, можно сказать. С точки же зрения Анны, сам факт, что лес с фальшивыми фэйри по левой стороне объезжает сидха, делал положение защитников разбойничьего логова совершенно безнадёжным. Безотносительно к успехам королевской конницы.
   По бортам так же осторожно перемещались два всадника. Страшная сила. Два первых на Британских островах норманнских рыцаря, как ни крути. И уж на этих - никаких веточек! Ноги - вдеты в стремена. Чего стоит гнилая похвальба вроде крылышек на шлеме, они уяснили на собственных шкурах. Длинные мечи северного типа - дизайн норвежский, сталь Лорна - наголо. За эти мечи викинги были обязаны Немайн едва не больше, чем за выкуп из плена. По деньгам, конечно, вышло дешевле. Но ради заезжего иноземца кузнец не достал бы из тайной закладки железо двадцатилетней выдержки.
   Эта винная классификация качества металла объяснялась кельтским поверьем - если дать слитку полежать в земле, то в окалину обратятся самые нестойкие части. Обычно железо закладывали в землю - так, чтобы дождь доставал, но и воздух проникал. Для простой работы годилась закладка на год. "Марочные" - трёх да пятилетней выдержки слитки шли на оружие. Десятилетний слиток означал тонкую работу под дорогой заказ. Двадцатилетний - работу, выполняемую для близкого или важного человека. Пятьдесят - шедевр, завершающий карьеру мастера. Такое оружие в старые времена мастер закалял в собственном теле, передавая ему всю не истраченную на предыдущие изделия часть души...
   Выскочив из леса, строй можно сбить довольно быстро. Но не мгновенно. Да и то, что происходило, ничего знакомого не напоминало. От валлийцев в оцеплении толку оказалось никакого: ночь, темно, лучшие бойцы ушли в лес вместе с командиром... Против одиночек - они бы управились, как на ночной рыбалке с острогой - плотная тень, неспособная укрыться от пламени факела, превращается в фигурку напуганного человечка - ненадолго, до удара сверху вниз - копьём или мечом. Да и собирать толпу было особо некому.
   Тогда на них и обрушилась колесница... Стремян в Ирландии ещё не знали. Мало того, что колесница была не просто призраком прошлого - квадриг видеть им не доводилось. Не водилось таких в небогатой лошадьми стране! Даже на мирных праздниках у бриттов: на четвёрках гоняли только в равнинном Диведе, да и не похожа была ночная "Пантера" на спортивные квадриги, разве упряжкой - узкая и длинная, закрытая овалами щитов. Инстинктивной реакции пристойно обученной и вооружённой пехоты на атаку тяжёлой кавалерии - сбить плотный копейный строй - не произошло. А осмысленно отреагировать красные куртки не успели. Похоже, вообще не поняли, что за чудовище возникло перед ними. И возопило тоненьким девичьим голоском:
   - Бросить оружие, встать на колени!
   Увы, у баллисты ночью тот же недостаток, что у пистолета с глушителем - не бабахает. Предупредительный выстрел не то, чтобы никого не испугал - остался не замечен. Клирик не сразу вспомнил - ясный сумрак, как от обложных дождевых туч - это для него. Для остальных - безлунная темень, и тени закрытых колесницей звёзд. Этакая туманность, заметная лишь по дрожанию земли под копытами. Которая ужас вызывает, когда вокруг начинают орать благим матом и биться в агонии насаженные по двое на один вертел люди... Ирония - на Немайн набросились беглецы от гнева её Дикой Охоты! Успели увидеть страшную тень, успели испугаться, замешкались было - но сзади неслось злобное ржание, хэканье рубящих ударов, предсмертные вопли, впереди же поджидало всего лишь чудовище. Возможно, виверна. Или дракон. Да какая разница? То, что сзади - не одолеть. Так что отдуваться тому, что спереди... И это был уже не бездумный эффект крысы. Два страха уравновесили друг друга. Самые храбрые из красных курток бросились на плюющееся смертью чудовище - осознанно. Две стрелы их не остановили - а третья ушла мимо.
   Клирик замешкался с командой, а у Анны оказались крепкие нервы. Вместо того, чтобы отвернуть и отрываться, что можно было уже и не успеть, она подняла лошадей в галоп - и, впервые за сотни лет, боевая колесница выполнила атаку наездом. Большую часть работы выполнили лошади. Ужасных серпов на колёсах "Пантеры" не было, но ирландцам хватило копыт и крюка. Анна шарила копьём во тьме на рефлексах. Чтобы защитить лошадок. О себе она доверила позаботиться Немайн. У которой - зрячей среди слепых - были на то все шансы.
   Сидха била обухом геологического молотка. Сказался рефлекс от встроенного умения работы булавой. Точнее, её разновидностью - брусом. Оно и верно - клевец нужен для пробития доспеха, а кольчуг на её противниках не было. Впрочем, пара ударов - и завязшую в людях и кустах колесницу догнали викинги. Меч в умелой руке - это не неподвижно закреплённый ножик серпоносной колесницы. Анна пытается развернуть упряжку. Получилось! Прощальный шарящий выпад - уже сбоку от лошадиный морд.
   Зацепленный воин не был вождём или героем - но храбрецом. А ещё - молодым неумёхой. Вот и подвернулся под крюк колесничного копья. Колесница повлекла его за собой, орущего благим матом - но уже вполне мёртвого, поскольку зацепило его за живот. Клирик страшное не наблюдал - пришлось сесть на пол, заткнув уши. Наконец, кожа не выдержала... Крюк напоследок разорвал внутрености, и отпустил затихшую добычу.
   Ирландцы оказались шокированы. Всё-таки это были не фении. Ну и зверство атаки сказалось. В легендах крюком всё больше цепляли за шею, красиво отрывая голову. Знатоки находили в этом некоторую эстетику. Да и не видели они в четырёхголовом монстре колесницы. Скорее, порождение хаоса ночи. Их состояние не осталось незамеченным.
   - Сложить оружие!
   И ещё одна стрела - для верности. В молоко! "Пантера" развернулась и была готова к новым подвигам. Почти. Тряска стала почти невыносимой. Стрела ткнулась в край щита, высунула острое жало, самую чуть не проскочив к рукам Немайн. У разбойников оружие - луки да ножи. У кого-то сорвалась рука? Кто-то выстрелил, чтобы не ослаблять тетиву напрасно? Послал стрелу наудачу, в черное молоко ночи? Или - в белую известь щита? Для них-то ни зги, ни звезды. С неба валится холодная морось. Это Камбрия, и это война в Камбрии, как она есть в этот век - тьма, неизвестность, остатки храбрости в сердце, как в кулаке... И наружное спокойствие, только голос почему-то выше, чем всегда.
   - Разбегаются! Потом ловить... Гони по кругу, пусть снова собьются в кучу!
   Куда гнать? Темный массив впереди - лес?
   - Я скажу, будешь править вслепую. Я и вижу и помню.
   - Так нельзя! Правь ты!
   - А стрелять будет кто? Целиться не видя нельзя!
   - А я их копьём...
   Тряску терпеть почти нельзя. Анна слоном продирается назад. Какая она большая! Отваливается щит, хорошо не по левой стороне... Над ухом - свист. Иногда и маленькой быть хорошо! Сбоку! Стрелы роем впиваются в щит. По-ирландски ругается Анна. Визжит раненая лошадь. Кроты! Дневные совы!
   - Свои! Камбрия навсегда!
   Рыцари ещё не знают этого девиза, но поняли. Теперь можно и в атаку. Рыцари... Нет, воины кланов, клетчатые пледы, не алые плащи. Пристраиваются рядом с норманнами, достают мечи.
   - Именем короля! Оружие - на землю! - орёт красным курткам от леса сэр Эктор.
   Те, кто сдался - откуда среди них женщины, дети? - жмутся друг к другу жалкой кучкой, но большинство бегут. Бегут без памяти, без смысла. А навстречу им уже выскакивают всадники местных кланов. Клетка - косой зелёный, широкий коричневый, узкий чёрный. Всех сразу не поймают - будет им забава на несколько дней. Ох, и не поздоровится тем, кого они поймают! Страха перед "фэйри" больше нет, а злости понакопилось...
   Клирик поморщился - и отдал приказ, Эйнар полез за огнивом, Харальд потащил из-за луки седла факел... Тогда Немайн и поднялась - в рост, ступни на бортиках колесницы. Не держась ни за что. Клирик в жизни б не представил, что способен на подобную акробатику - однако получилось. У тела эльфийки оказались припасены и приятные сюрпризы. Сзади - наконец - показался спешащий к полю боя с парой проводников-охранников из местных фермеров епископский викарий...
   - Анна, посох!
   Отдала не понимая, но быстро. Когда Немайн перехватила за середину и подняла навершие, хихикнула нервно.
   - Ну да. Ты же христианка.
   В здоровой руке - посох с крестом, в пальцах сломанной - кирка-клевец. Широкий рукав закрывает повязку, совсем и незаметно, что грозная сидха - подранок. За спиной, наконец, разожгли факел, подсветили фигуру сзади. Риск, да. Но люди с восковыми ушами и картонным бы поверили... А страшно, луки-то у красных курток есть... Не забыть дать воздуху течь через связки свободно... Высокий голос вспарывает тишину:
   - Я - Немайн. Стоять! На колени!
   Валятся на землю луки, кинжалы, ножи, редкие копья и плетёные из ивы щиты... Бой окончен. Пора считать раны. И товарищам - сводить счёты друг с другом...
 
 

7. Крепость Гвина. Август - сентябрь 1399 года от основания Города

 
   Сидха стоит за спиной викария, переводит слова заупокойной службы. На ушах блестят капли то ли густой росы, то ли слабенького дождя, мерзкого, как англы. По крайней мере, выражение "английский дождь", пару раз оброненное сидхой, что веет мозглой стылостью наступающей беды, подходит к этому нескладному дню. Растут, наливаются, срываясь, разбиваются о покрытые красно-зелёным пледом плечи. Ряса была бы уместнее - но сидха сейчас не поменяет топорщащийся массивным свертком плед даже на золотые одеяния. Анна, как и положено, держится за наставницей. Перед ними - четыре тела. Оруженосец, два воина кланов. И рыцарь. В могилу захватят только лук - мечи послужат наследникам. Времена, когда героя хоронили в колеснице, с лошадьми, слугами, с женой - и с любовницами - прошли давно. Дивед беден железом. Последний добрый клинок Британии, который ушёл за владельцем - Эскалибур. Но Артур-то жив... И то сэр Бедивер, сильнейший из рыцарей, два раза пытался только сделать вид, что меч выброшен в озеро, и лишь на третий взаправду утопил.
   Анна поёжилась. В который за утро раз поблагодарив небеса за победу. И за жизнь. Главная опасность, которой приключилась уже после боя. А теперь всё было спокойно, умиротворённо и правильно. Рыцари стояли рядом. Прощались с убитыми товарищами. Не все - кто-то охранял пленных, местные и вовсе продолжали прочёсывать окрестности.
   Перебитых "фэйри" никто не собирался предавать земле. В лесу есть лисы, волки, медведи, росомахи. И вороны, конечно. Стать пищей червей - а заодно получить могилу, из которой можно будет восстать в день последнего Суда - ещё заслужить надо. Победить - и так, чтобы победитель мог себе позволить копать могилы - а не поспешно уходил с поля боя, пока оно не стало источником заразы.
   Оруженосцы и местные добровольцы виновато косятся на сидху. Та - ухом не ведёт. Только кажется более скованной, чем обычно. Впрочем, после такой ночи... Тем более, что вторая половина оказалась значительно хуже первой.
 
   Факелы, факелы, факелы. Поиски отставших и раненых, прочёсывание леса... Прошло краем. Как-то получилось, что сидха оказалась при полудюжине раненых лекаркой. Потому, что видела в промозглой тьме, и взялась перевязать одного, зашить другого... На простые порезы её хватило. И, заметила Анна, как ни скромничала сидха, а руки работали уверенно и твёрдо. Не хуже, наверное, чем у мэтра Амвросия. Пока из леса не принесли тяжёлого - на плаще вчетвером. Рядом суетился сам командующий.
   - Держись, - торопливо говорил он, словно боялся не успеть или разувериться в своих словах, - ты держись. Это у тебя не первая рана.
   - Я не ранен. Я убит, - прохрипел раненый, - чем тащить - добей.
   И плюнул кровью. Лицо у него было... Как у сидхи. Бледное, губы посинели...
   - А не дождёшься, - сердито шипел сэр Эдгар, - не дождёшься, понял? С нами Неметона, ты же ее венок нес!
   Немайн подскочила к ним. Носильщики стали опускать раненого на землю.
   - Не так, сидя! Осторожнее! - закричала сидха.
   Наклонилась к густому запаху живой крови.
   - Ну? - нетерпеливо спросил сэр Эдгар.
   Немайн медлила. Анна поняла - не спасёт. Раненый понял тоже.
   - Не сможешь?
   - Не знаю...
   Сидха рванула с пояса нож, разрезала мокрую рубаху. Открылась большая рана. Разворочена. Осколки рёбер... Кровь. Много.
   - Кто вырвал дротик? - спросила. Уши вжались в голову: признайся кто, растерзает.
   - Я, - раненый снова плюнул кровью, - Мешал. С убийцей поквитаться.
   И плюнул ещё раз.
   - Спаси, - выдохнул сэр Эдгар, - мы с Мервом вот так... Если нужно, скажи. Жертвы у нас есть! - даже не глянул на пленных, - Если не хватит, или не подойдут, можешь меня взять...
   - Не поможет, - голос сидхи стал тусклым. Безнадёжным, - совсем без толку. И тебя тоже - без толку... Зовите священника.
   Это означало - делать хоть что-то. Заботиться о душе и жизни вечной, раз о теле и жизни земной не получалось. Когда викарий закончил, рыцарь был всё ещё жив. Сэр Эдгар присел рядом с другом.
   - Прощай. И - доживать... - тот снова вытолкнул из себя пригоршню крови, - тошно. Добей.
   Сэр Эдгар взялся за кинжал.
   - Не могу. Прости.
   - Придётся самому, - умирающий потянулся к оставшемуся на поясе кинжалу.
   - Нельзя, - сказал викарий, - потерпи.
   - Сколько осталось?
   Немайн взяла умирающего за руку.
   - Пульс ещё довольно сильный. Не скоро.
   - Не хочу. Ждать. Долго.
   И снова потянулся за кинжалом. Немайн перехватила его руку.
   - Моё... право, - прохрипел рыцарь, не выпуская рукояти, - Выбирать. Лучше в ад. Но быстро.
   - От меня последний удар примешь?
   - Сочту за... честь, - разжал пальцы, - Свидетели, что... помощь, не кровь - есть.
   Сэр Эдгар кивнул. Потом отвернулся. Сидха взяла кинжал. Примерилась.
   - Не смей! - встрял викарий, - Не на...
   И коротко, ткнула - меж рёбер - в сердце.
   - Это убийство, - сообщил викарий, - смертный грех.
   - Грешна, - резанула Немайн.
   Ушла в темноту. К колеснице.
 
   Клирику давно не было настолько паршиво. Возможно, никогда. А как ещё может чувствовать человек, который, в первый раз в жизни, презирает сам себя? За трусость.
   Он мог попытаться спасти рыцаря. Откуда-то знал, что нужно делать - так же, как на стене атакованного викингами города. Но - не поверил в себя. И не набрался наглости делать операцию. Сложную.
   Наверняка бы ничего не получилось, и он бы попросту зарезал раненого - мучительно, а не коротким ударом. Без анестезии, даже без толкового обеззараживания... На глазах друга. Но - шанс был. Заткнуть тампоном артерию. Пробить в лёгком ещё одну дырку, спустить кровь. Заткнуть обе раны чем-то плотным, что бы воздух не проходил. И звать викария, потому что конец был бы тот же! И всё-таки это была бы попытка спасти. Шанс. Ведь бывают чудеса. Хотя бы просто из математической статистики... А он из собственных страхов убил человека. Боялся неудачи. Вот и сделал то, что получилось наверняка - ударил в сердце. Вполне удачно... А сидеть рядом, сложа руки и молиться, как тот же сэр Эдгар - не смог. Зато с опозданием вспомнил, что в самой дорогой из травных аптечек, выданных Сущностью, был опиум. С собой его не взял - к чему, мол, славным валлийцам болезнь английского солдата? Про то, что не все могут успеть ею заболеть, не подумал...
   К злости на свою трусость и нераспорядительность прибавлялась злость на нынешнее тело, которое украдкой роняет слёзы, что щекоча, бегут по щекам, вдоль носа, смачивающие солёным сжатые в белую щель губы. Его-то Клирик, в основном, и наказывал - нудной и совсем для него непростой работой - пришивал заплаты на пробоины в щитах, прикрывающих колесницу. Толстая кожа совсем не хотела протыкаться туповатым шилом местного производства, приходилось налегать всем весом - да и усталость накопилась - тонкие сухожилия не хотели лезть в упруго затягивающиеся дырки, но шить мёртвую вещь было куда легче и приятнее, чем кровоточащую, подрагивающую он боли, сочащуюся кровью и уксусом - вина в округе не водилось, а обеззараживать надо. Калёное железо отчего-то вызывало стойкие ассоциации с болевым шоком и некрозом тканей... За неторопливым ритмом трудных движений незаметно накатило забытье.
 
   В кошмаре было жарко. Замершие лопасти вентилятора под потолком. Сырой жар из решёток климатизатора. На восстановление энергоснабжения после бомбового удара конкурентов с севера потребуется несколько часов. А решать нужно сейчас. Сзади мелькает тень стюарда.
   - Как приказано, сэр, - в голосе лёгкое недоумение. В руках - вожделенный ящик аккумулятора.
   Ну, для него - обычный летний денёк. Почти прохладный. А для европейца? Да даже для арабов - эти-то привыкли к сухой жаре. Но людям заказчика аккумуляторы принесли всем. А из концерна...
   Скафандр-климатизатор - штука недешёвая. Впрочем, Клирику приходилось мотаться по миру от Антарктиды до Калахари, так что, когда он купил эту штуку, никто не удивился. Когда пару раз надел в Москве - и вовсе сочли, что человек дорвался до новой игрушки... И не сделали правильных выводов - что эта штука удобна и заменяет любую верхнюю одежду. Кроме официальной. А в некоторых случаях и отлично прячется - если та достаточно свободна и широка. Вот как теперь.
   У генерального тоже есть скафандр. В номере. Не стал одевать на переговоры. Верно, не влез под английскую тройку. У арабов таких проблем нет. Как и у Клирика, выглядящего сущим Лоуренсом Аравийским - загорелым европейцем в традиционном восточном одеянии. Остальные служащие концерна либо пожадничали купить скафандр, либо не могли себе позволить такую роскошь. Купить служебные господин генеральный, разумеется, не распорядился. Теперь русская делегация сидела мокрая от пота - до кончиков галстуков. И должна была бы быть готова на всё - лишь бы переговоры закончились. Вся, кроме одного человека. Которого и держали на такие случаи...
   Уже через несколько минут генеральный сдался. Струйки пота текли по лицу, рука непроизвольно потянулась к сердцу.
   - Дальнейшие переговоры проведёт господин экстраординарный директор, - сообщил он, - которому я полностью доверяю в данном вопросе. Всё, сказанное им, можете расценивать как сказанное мной, господа.
   Заказчики кивнули. Чужих генеральный никогда не подставлял. А Клирика они знали. Догадывались, что раз дело доверено ему, дела плохи. Потому беспокойно зашевелились. Но поначалу всё шло мирно. Только унесли пару сомлевших русских, да Клирик куда-то отослал - бегом, бегом - секретаря. И господин экстраординарный директор принялся тянуть время. Час за часом. Наконец, его секретарь вернулся - как раз в служебном скафандре, сзади стюард вприпрыжку тащит батареи - протянул цилиндрик ручного компьютера.