Кузнецов Владислав. Кембрийский период - все до 2 часть, 1 глава

      Рассказчица сида хорошая - вот облака разошлись, вот солнышко выглянуло, вот и рассказ окончен, а слушатели сидят тихонько и молчат. Первой дар речи обрела Альма.
      - А почему его не спасли? Почему франки не пришли до того, как он в колодец свалился?
      - Не успели. Кони устали. Проводник подвёл. Это же взаправдашний случай. Так вышло.
      Неадаптированная, историческая история эта на деле произошла не в Испании, а в Италии, и генерал Бонапарт опоздал спасти узника. Сиды же не лгут! Зато душераздирающих интонаций, которые так славно получились у эксцентричного виргинца, не пожалела.
      - Майни, - голос Альмы чуть дрожал, - Ну скажи, что это неправда! Сочинять и врать - это же разные вещи!
      Немайн стало стыдно. Как намёки на императорское происхождение епископу делать - так пожалуйста. А как истории детям рассказывать - так я не вру!
      - Я, и правда, многое придумала.
      - Я так и знала! - Альма снова повисла на шее. Хорошо-то как!
      Когда довольная и отдохнувшая сида ушла домой - спать, хмурый Тристан немедленно испортил сестре настроение.
      - Она многое придумала, - заявил он, - вот только не так, как тебе кажется.
      - То есть?
      - А вот есть. Смотри: сиды не врут. Значит, история - правда.
      - Выдуманная правда.
      - Выдуманная правда - это враньё. Зато разговаривать загадками они умеют здорово. Так? А ещё Немайн добрая.
      - Так, - девочка уже чуяла подвох. Но что ей оставалось? Закричать на брата, чтоб не смел ничего говорить, что она знать ничего не хочет? Не той она породы!
      - А раз так, то вот тебе загадка: все эти штуки, колодец, маятник, подвижные стены - кто их вообще мог придумать?
      - Ты плохой, - сказала Альма брату, - Майни не такая! Вот я ей расскажу, и она тебя учить не будет.
      - Будет, - отрезал Тристан, - только ты лучше не говори. Тогда она решит, что я умный, и будет меня как колдуна учить. А я хочу быть рыцарем!
 
      Лес. Суровый и вдохновенный. Прозрачный аромат смолы. Хрустящая сушь полстилки под ногами. Сида идёт! Разбегайтесь, звери - не то кабан в камышах, не то медведь не в настроении. В руке - любимый посох. Идёт, почти бежит. Как наяву бегала! Теперь и во сне... Поляна. Шелест ольхи. Тут, во сне - лето. Друиды. Жрица с золочёным серпом на поясе. Поёт. Знакомое. "Casta Diva" из "Нормы"! Подносят снопы для благословения. Та что-то делает с ними серпом. "Явись, богиня!"
      - Ну, я пришла, - громко сообщила Немайн, - дальше что?
      На Неметону особого внимания не обратили. Всё правильно, обряд прерывать нельзя... Но один друид обернулся. Немайн с удивлением узнала старого доброго призрака оперы.
      - А ничего, - сурово пожевал тот губами, - петь тебе хочется, только всего. Это ведь страшно: обладать таким голосом - и не петь! Я композитор, мне проще: оторвите руки, ноги, фугу... носом напишу. А тут... Это ведь не просто - поток воздуха, резонатор, прочая физика. Это... Это как руки.
      - "Так некогда в разросшихся хвощах,
      Ревела от сознания бессилья
      Тварь скользкая, почуя на плечах
      Ещё не появившиеся крылья...", - процитировала Немайн, - Прошу прощения, что не в рифму - я даже не знаю, переводили Гумилёва на немецкий или нет...
      - Русский поэт? Не знаком.
      - Да и не стоит уже знакомиться, пожалуй. Это в юности, когда лёгкая толика пессимизма и безнадёжности воспринимается как перчинка, Гумилёв хорош. А после тридцати - только тем, кто не вырос дальше, и не умеет грустить сам. Правда, мне подходит? Тварь скользкая... Я такая. Вылупилась из хорошего человека, как Чужой, - пригорюнилась Немайн. Ноги гудели, и она присела на случившийся кстати пенёк. Судя по шуму, с него только встал один из друидов. Как бы не вознамерился занять место обратно.
      - Как это - вылупилась? - заинтересовался мёртвый композитор. Он как-то незаметно сменил жреческий балахон на привычный фрак, - Вы же не птица...
      - Это целая история. Если коротко - был человек, неплохой, смею надеяться. Он заболел, потерял сознание - а вместо него появилась я. С его памятью - но другая.
      - Ааа. Ну, это нормально, - успокоился призрак, - В сущности... Немайн дёрнула ухом.
      - ...это с нами происходит каждое утро. Один человек засыпает, другой просыпается.
      - Это не то.
      - Любое подобие не отражает полностью свойств объекта... Простите великодушно, но, пообщавшись с немцами, поневоле станешь дрянным философом! А почему вы говорите он?
      - А это был мужчина, - а про подобие и объект он бы лучше Анне растолковывал, уж кто-то, а лучшая ведьма королевства в подобиях разбирается! Вот бы свести. И послушать разговор!
      - Даже и так? В таком случае, должен вас порадовать - если вы и были безумны, то выздоровели. Что-то, конечно, осталось, что-то остаётся всегда, но и это вам на пользу. Припомните-ка оперных героинь. Взбалмошные экзальтированные особы, повинующиеся не разуму, а чувствам. Иные на грани безумия, иные туда соскальзывают... В наше время это принято играть - так вам будет попроще.
      Немайн хмыкнула.
      - Ну вот уж Норму я точно сыграть не смогу. Убить детей...
      - Она же не смогла убить!
      - А я не могу даже подумать!
      Церемония закончилась.
      Одна из жриц со снопами обернулась, откинула капюшон, разлив по плечам чёрное золото прямых волос. Просияла. Какие у неё глазищи!
      - Я - это ты!
      - Нион? Луковка? Ты куда исчезла?
      - Ты знаешь! Ты всё знаешь. Но тут всё сложнее, чем я думала. Я трусиха, моя богиня.
      - Я не богиня.
      - Я знаю, но я привыкла. А что обещала - сделаю! Я боюсь и топи, и стрелы, и снова топи - того, что меня туда бросят по приказу друидов. Но я всё сделаю!
      - Возвращайся, Луковка, - предложила Немайн, представившая, как маленькая и неприспособленная Луковка пытается проповедовать язычникам. Одна-одинёшенька. Да с её характером. Как бы не вышло первой в Уэльсе мученицы, - Мне ты ничего такого не обещала. По крайней мере, я не принимала твоих обещаний. Или, хочешь, я пошлю тебе охрану? Желающие найдутся.
      - Никого мне не надо, кроме тебя, - не согласилась Нион, - а ты со мной всегда. Я всё сделаю, только, может быть, не очень быстро. И к тебе вернусь. Обязательно. Во сне или наяву, живая или мёртвая... Ведь я - это ты!
      Серебряный смех... Немайн раньше и не замечала, что Нион выше ростом! Какая-то была маленькая, беззащитная - а вот выросла, вдруг и сразу. Хотя - маленькой Нион казалась до болезни-обновления, тому, кем Немайн тогда была. А теперь всё выглядит таким, каким и должно быть...
      Нион стоило как следует отругать - за то, что ввязалась в авантюру до выздоровления Немайн да в одиночку, но - роща сменилась дымчатой тьмой, пророчица и старик-композитор исчезли, а вместо щебета птиц и шума разговоров раздался ровный, немного механический голос:
      - Говорит Сущность. Сообщаю о вашем текущем балансе свершений. К настоящему моменту они составляют одну целую, шесьдесят две сотых долей процента от необходимого для обратного переноса.
      И на этот раз, прежде чем крутящаяся тьма утянула сиду в глубокий сон без сновидений, Немайн успела выкрикнуть:
      - Да пошли вы со своим обратным переносом! Лесом, полем да торфяником!
 
      Лорн ап Данхэм любовался на свою работу. Только что закалённый меч тускло сверкал, как рыбья чешуя. Триумф омрачало только одно - скоро такую же красоту сможет изготовить любой грамотный кузнец. Раз идею высказала сида, то о том, как делать такие мечи, скоро будет знать половина Камбрии. Не признаёт она тайн мастерства. Чужие уважает, но свои - выбалтывает. Хотя - нет, не выбалтывает. Наверняка гейс на ней такой, мистическое обязательство. Ведь за тысячи лет всё, что ни напридумывала - людям раздарила. Так что и сварной клинок в руках - просто первый. А скоро их будет больше.
      Не намного больше. Всех пока радует сталь - и то, что из новой печи её выходит много. Лорн припомнил - с другими мастерами сида говорила о ремесле, и они охотно поддакивали, когда Немайн рисовала подобия мельничных жерновов - для заточки литых, да грубо прокованных заготовок. Всего несколько бесед - и стало ясно, что римляне всё-таки получат не секиры, как изначально договорился Дэффид, а старые добрые гладии. Уродливые короткие пыряла, близко не приближающиеся к благородным листовидным формам - но прочные и острые. А баланс обеспечит рукоять.
      И что останется Лорну? Разве только создать гильдию кузнецов-оружейников, да выставить такой клинок как образец шедевра. То есть работы, после которой ученик обретает право именоваться мастером? Сделал не хуже - молодец, можешь, нет - не позорь профессию, оставайся на подхвате у тех, кто достоин. Создать эталон - слава - но небольшая, раз уж её всякий повторит. А скольких хлопот потребовала вещь! Долгая плавка - не в большой общей печи, а в малом её подобии, которую Лорн устроил у себя в кузнице. Да не одна - две плавки на сталь, три - на железо. Сварка клинка из кусочков. Проковка. Немайн говорила, что можно сделать много проковок, и тогда меч выйдет ещё лучше. Но - это работа не художника, а ремесленника. Значит, это не то! Ведь незадолго до болезни сида даже не намекнула - сказала прямо, что для неё следующий меч сделает он, Лорн. А что такое меч Девы Озера? Новый Эскалибур! Уж он-то не может быть получен простым повторением рутинной работы!
      Кое-какие шаги по изготовлению меча спасителя Британии кузнец уже предпринял. А именно, позаботился о сырье. Пока сида болела, он поговорил с одним из ирландских друидов, который сам был не чужд огненному ремеслу. И добился своего: тот согласился послать за железом из древних друидических закладок, куда более старых, чем время жизни человека. Дюжина дюжин лет это будет, или малость постарше - неважно. Важно, что в Камбрии лучшего железа не сыскать! За лучшее железо друид просил лишь одного - присутствовать при изготовлении клинка, и Лорн неохотно согласился выполнить это условие. И через три дня после завершения навигации получил свёрток с изъеденными ржавчиной крицами.
      Но, прежде чем переводить на окалину драгоценный мелалл, следовало отработать технологию.
      А потому Лорн ап Данхэм загнал бьющееся в груди "Пора!" на обочину сознания. Да, сидха принесла два славных ремесленных способа. Но именно он, Лорн должен придумать лучший - третий. Первый даёт достойную и дешёвую вещь. Второй - дорогую и отличную. Третий должен произвести чудесную. Лорн задумался. Надолго. Следующую плавку он начнёт только через три дня, в строгой тайне. Возьмёт одну из своих двадцатилетних закладок.
 
      Немайн зашла "со второго утра" посмотреть на сына - да так и осталась. Не удержалась, взяла на руки. Даже в походе всегда старалась держать на руках - и только если передние конечности были уж очень нужны свободными, совала в скрученную из плаща переноску. Маленький сыт. Следовательно - спит, но почему не побаюкать? Нет, открыл глазёночки. Чует мать? Ей так мало приходится бывать со своим сокровищем!
      Нарин нашла себе дело снаружи, спросилась и вышла. Краем сознания сида понимала - за время её болезни та заново привыкла к ребёнку. Которого сама и родила, но по странному стечению обстоятельств подарила рыжей и ушастой. Так что теперь числилась в кормилицах, матерью же считалась Немайн. Приёмышей и родных детей в Камбрии различать не принято - и этот обычай славно лёг на отчаянное детолюбие сидов.
      Так что издевательством это не было. Так, озорство. Захотелось почувствовать, как это - быть матерью не по обычаю, а на деле. Причём - очень-очень. Снова инстинкт... Накатывало и раньше. Но всегда находилось срочное дело, или свидетели - стыдно же! И наряд особо не позволял - разве если раздеться до рубашки. А на этот раз Немайн одела новенькое верхнее платье с ненавязчиво осуждаемым церковью разрезом чуть не до пояса. За который молодые замужние валлийки упорно продолжали держаться. И будут, видимо, аж пока пуговички не изобретут. Дэффид на эту обновку нахмурился было, но Глэдис на ушко пошептала. А вот до сиды только и дошло, для чего эта похабщина. Детей кормить.
      Нижнее платье и рубашка соответствовали.
      Немайн повернула уши взад-вперёд. Вроде никто поблизости не топает. А одёжку в сторону сдвинуть - одно короткое движение. Доставать или высовывать в разрез пока нечего. Если верить Сущности-А - пока.
      Толку, разумеется, не было. Но мир вокруг выключился. Радость была почти такая, как когда маленького подарили. Радость сквозь боль - грудь-то и так болит, а тут ещё мусолят.
      А раз мир выключился, то и закончилась эта радость стыдом и краснением.
      - Так.
      Над Немайн возвышалась ученица. Грозная, красивая. Сильная.
      - Ннееет. Всё хорошо. Ой.
      - Вот об этом я и хотела с тобой поговорить. Не как ученица, а как лекарка. Я заметила, ты последнее время грудь часто трогаешь. Болит? Наверное, не в первый раз маленького кормить пробуешь?
      -Яаа...
      Вот и не верь после этого сказкам: явно хотела соврать, да дыхание спёрло.
      - А чего стесняешься? Не девочка, с чужим дитём забавы ради не балуешься. Твой он, твой. А ты ему мать, и грудь дать должна. Тем более, что молоко у тебя пойти может. Не знаю как у вас, сидов, а у людей всякое бывает. И что нерожавшие девушки детей грудью кормят - тоже. Так что - продолжай. Ничего зазорного, только правильное. Погоди. Зачем я сюда шла?
      - Вспоминай, - улыбнулась сида, всё-таки запахиваясь, - кстати, нужно непременно ввести пуговицы. А то просто стыдно: развитое стекольное дело, развитое керамическое, дерева кругом полно, меди, бронзы и латуни - море, и дешёвых, а одежду скрепляем тесёмками, в лучшем случае - заколками. Первое долго, второе - неудобно. И ещё: должен был прийти представитель народа. Ивор.
      - А! Так за этим я тебя и побеспокоила. Он внизу. Я сказала Кейру, что нужна комната для переговоров. И сенатора нашего пригласила.
      - Кого?
      - Легата, который в городе остался. В Совете заседать и решать с королём военные вопросы. Дело для клана важное, втёмную решать нельзя.
      - Хорошо. Идём. И нужно послать за священником - раз уж речь пойдёт о защите от потусторонних сил. Хорошо бы викарий был свободен... И вот ещё что. Всё хотела тебя спросить, как твоего отца звали?
      - Зачем? - отказывать не ученическое дело, а вот спрашивать - вполне.
      - Интересно.
      - Иван. У тебя что, припадок?
      Ну да, если читать по-английски, будет один из многочисленных в литературе Айвенов. А по-валлийски - именно Иван. Анна Ивановна, значит. Очень ей идёт.
 
      Отец Адриан застал Дионисия, епископа Пемброукского, в нефе церкви, на месте, где ещё утром стояло устройство для отбития поклонов. Епископ рассматривал оставленные брусьями следы на полу. Базилисса Августина, которую здесь приходилось именовать Немайн, после того, как ей запретили поститься, решила усмирять плоть дозволенным ей способом. А поскольку уезжает - забрала инструмент. И - опередила, шустрая! Успела поговорить с преосвященным, после чего тот, как и всегда, впал в глубокое раздумье: на лбу нарисовалась лишняя горизонтальная морщинка, нос затупился... В руках крутит деревянный кружок размером с монету. В середине кружка - две дырки.
      - Вот. Любуйся.
      - Что это?
      - Ты её духовник, тебе лучше знать.
      - А, это великолепная придумала? - Адриан с интересом посмотрел на маленькую штуковину, - и что оно делает? Надеюсь, не убивает?
      - Спасает души, - тон Дионисия был преувеличенно ровным, - вот скажи: зачем мы тут вообще? Я три проповеди сказал против развратных и прельстительных нарядов. Никакого эффекта. Появляется Немайн, и что я вижу? На ней вот это самое. Неприличное. Только преобразованное в приличное. Вырез плотно застёгнут вот этим. Я глазами хлопаю, а она читает мне нотацию на тему: соотношение плотского и духовного в мирянке! Мол, если детей женщинам кормить в приличной одежде неудобно, так их можно хоть от церкви за разврат отлучить, ничего не изменится. Вот посмотри на этот кружок. Она называет его пуговицей. Скоро все прихожанки Керр-Мирддина приобретут благопристойный вид, вне зависимости, кормят они детей грудью, или нет. Да и вообще - удобная вещь. Фибуле, кажется, конец...
      Епископ замолчал. Потом заговорил - тише, но ...
      - Я, грешным делом, мечтал - мол, буду наставлять бывшую языческую богиню, приведу ко Христу последних заблудших на островах. Возможно, стану кардиналом... Теперь вижу - не только брат Марк со своими мелкими амбициями веселит Господа. Ты знаешь, что король ей подарил землю?
      - Да. Все знают. Больше того... - замолчал, остановленный жестом.
      - Она собирается строить на ней город. Большой город. Не сразу. Понемногу. Но - вспомни, как ей эта земля досталась! Вспомни, кто она такая, - и вскинул руку, - Вслух не говори.
      Адриан хмыкнул. Говори, не говори - всё видно. Ну, местным, конечно, уши свет застят, а все прочие давно уже поняли - и играют в молчанку. И понятно, на что напоминает Дионисий. Начало всякого великого города сопряжено с легендой.
      - Вижу, ты понял. Увы, у меня есть обязанности перед паствой. Сам поехать не могу. А кроме тебя, никому другому я не доверю ни её душу, ни душу нового города. Непременно и как можно чаще пиши мне - постараюсь тебе помочь советами. И деньгами. Про последнее Немайн не говори, оберёт до нитки. Только-только ополовинила остатки мой казны. Правда, поклялась каменный храм поставить. Проследи.
      - Да она набила эту казну, а не ополовинила! - выпалил Адриан, - С её земель будет идти десятина!
      Вот тут епископ удивился.
      - С города - возможно. Но когда он ещё прибыль давать начнёт... А кланы не уговоришь. Добрые люди, но на милостыню прижимисты.
      - И я теперь знаю, почему! Потому, что они верят, что их от нечистой силы короли защищают. Бесплатно. То есть, в обмен на некоторые права и привилегии. Шесть недель военной службы, например. И дороги чинить, и болота осушать...
      - Любопытно. Но переубедить их нелегко.
      - Так-то оно так... Только вот Немайн отказалась быть на своей земле королевой.
      - Я полагал, ей выдали землю под застройку!
      - Я тоже - поначалу. Но, оказывается, у камбрийцев вообще нет земельной собственности - в том виде, в каком она существует в империи. Вся пахотная и пастбищная земля принадлежит кланам, и её они перераспределяют внутри себя. А остальное принадлежит королю - при условии, что эту землю никто не распашет. После того - какой клан распахал, того и земля.
      - А пастбища? - поинтересовался епископ, - Их же можно таким способом захватывать очень быстро! Прогнал стадо, и земли твои.
      - Нераспаханные земли принадлежат королю. Только вот нет их почти, разве свиней в лес за желудями выгоняют - так вот право выгона свиней, это как раз право любого свободного человека. А все остальные земли, где скот пасётся, на самом деле - пахотные. Очень, очень долгий пар. У них тут не пяти, и даже не семипольная система. У них этих "полей" побольше двух десятков, и три четверти - кормовые травы. И та земля, что нам кажется невозделанной, на деле - и боронована, и сеяна, и урожай с неё соберут. Правда, собирать будут овцы да коровы.
      - Интересно, - Дионисий сложил руки на груди, - камбрийцы с каждым днём всё меньше напоминают мне варваров. Но вот упрямы они именно по-варварски. Итак, если у них нет земельной собственности, так что же дарил король?
      - Власть. Он уступил ей часть своего королевства. Навсегда и без подчинения. Она стала бы королевой, но быть ею не может. Из кастового предрассудка, как дочь трактирщика. Как видишь, при всём пиетете к хозяевам заезжих домов, отношения к ремёслам здесь почти такие же, как и в империи: трактирщик - единственный человек, чьё потомство в принципе не имеет права на высшую власть. Тем не менее, она будет править маленьким государством - хотя и несколько странно...
      Спустя час епископ Дионисий остался один. Если не считать множества мыслей. Базилисса Августина - ещё раз доказала свои способности. Собственно, идея поменять название власти витала в воздухе. Нельзя быть королевой - будь царицей, императрицей, шахиней, в конце концов. Дело было в другом. Императорская власть в Риме всегда принадлежала мужчине. То есть за спиной его часто стояла жена - но формально главным оставался муж. Не то в Камбрии. Здесь, не именуясь ни императрицей, ни королевой, Августина-Ираклия станет правительницей самовластной. Для полного счастья она получила возможность отринуть старые обычаи, и заново установить свои привилегии и обязанности, а также права и обязанности подданных. При этом оставила довольными всех. Церковь, например, получила десятину, хотя в обмен обещала бесплатное отправление основных таинств и защиту от нечистой силы. Между прочим, свои прямые обязанности, за которые мзду брать грешно. Да, придётся попам и дьяконам поработать - зато, похоже, невенчанных браков на землях Немайн не будет - а ведь даже в Константинополе это привилегия знати. Что ж, десятины это стоит. Дионисий-то видел и следствие - власть над соединением людей в семью мало-помалу станет принадлежать Церкви, а это - очень большой рычаг! Епископ улыбнулся, поймав себя на механической аналогии. Да, поговорив с базилиссой или о базилиссе, потом весь день мыслишь, как механик. Но это не всегда плохо. Фермеры тоже не ушли обиженными. Рыцари же и образованные люди придут в полный восторг, когда узнают подробности, и начнут стекаться к новому двору толпами. А что касается того, что Августина оставила себе, так многое дано - многое спросится.
 
      Прежде чем завалиться в ночной сон, Немайн принялась рыться в многотомном справочнике. Которому не очень доверяла. Но - за неимением гербовой, пользовала. Краткое пособие по лечению сидов от всех хворей на ирландском языке реквизировал мэтр Амвросий. После того, как он сказал, что томище этот сильно изменит лечение обычных людей и спасёт множество жизней, сопротивляться было как-то неловко. А ждать, пока снимут копию, было, как всегда, некогда. Так что Немайн вздохнула - животом, но грудь заболела, да и поступилась книгой. Не насовсем - а до снятия копии. Впрочем, по местам и временам понятие снятия копии было очень похоже на рака, свистящего на горе, морковкино заговенье, небеса, упавшие на землю и текущую вспять Туи. Утешением послужил конфискованный у врача Вегеций. Да, сама помнила наизусть, а младшей ученице и Тристану? Хотя, вот как раз Тристану-то взять дома книгу проще, чем ходить читать её к Учителю. А кроме того - скоро, ой и скоро Немайн уплывёт вниз по реке. Впрочем, у Тристана останется достаточно литературы. Пусть, например, Аммиана Марцеллина почитает!
      Таким образом, оставалась только личная медицинская энциклопедия - на русском языке. Который в Керр-Мирддине приняли за язык сидов. Немайн захихикала, представив, как будет весело, когда - и если - эту книгу расшифруют. Подивятся глубине медицинских познаний древнеирландской цивилизации, не иначе. Впрочем, какая разница? Люди всё равно находят, чем восхититься среди деяний древних. Какими бы дикарями и варварами те ни были в действительности.
      Итак, грудное вскармливание... Ночь. Оконце "готическое", то есть узкое, чтобы враг или вор не пролез. Темновато даже для сидовских глаз. Нормальную масляную лампу всё руки не доходят соорудить. Впрочем, сидам глазами читать не обязательно. Немайн повела рукой по странице, ощущая слабую выпуклость букв. Тушь по папирусу, всё аутентично. Буквы выпуклые, чёткие. Узнаваемые. П-р-о-д-о.. Продолжительность? Не то, тем более это о младенцах-сидах. Дальше, дальше. Ага, вот: "Приёмные дети". Анна права. И никаких может быть! Вот организм чуть сил наберёт, и молоко будет. В случае послеродового обновления - бывают, значит, и такие, - должно пройти две недели. Значит, ещё десять дней, и... Куда тогда Нарин девать прикажете? Выгнать как-то жалко. Несчастная так рада, что пристроила в жизни себя и ребёнка! Впрочем, если не кормилица, то нянька дитяте нужна. Пусть остаётся.
      Сида захлопнула справочник. Открыла Библию. Итак, сегодня ещё три страницы переведены. Скоро закончится Новый Завет, и что тогда? Рассказывать камбрийцам про сотворение мира, райский сад и потоп? Не хотелось. А что делать - не придумывалось. Править текст? "Вначале был Большой Взрыв..." Не годится. Да и не доказано, что в начале был именно Взрыв. Вполне возможно, что кое-что было и до! А люди привыкнут верить Книге. Нет, никаких научных фактов и абсолютных датировок. Но что, что делать-то?
      Беспокойные мысли становились всё менее и менее внятными, и сида сама не заметила, как соскользнула в дремоту, а потом белое поле простыни развернулось в белое поле схваченного морозной коркой снега, сквозь который местами пробивались чёрные прутики мёртвых растений. Наст глухо шелестел под ногами. Нет, лапами! Широкими лапами с перепонками и когтями. Немайн галопировала - легко, быстро, беззаботно. Лапа к лапе, след в след. Пушистый хвост - параллельно земле, морда вперёд. Зима - голодное время - для всех, но не для неё. Не для умницы-добытчицы. Первая в этом году одиночная охота - настоящая, дальняя-дальняя. Первый раз семью кормить будет она: мама сидит с малышами-несмышлятами, и с подростками-глупышнёй, с такими кандалами много не наохотит. Явно не хватит на прокорм. Отец задрался с медведем: разьясняет, кто именно хозяин тайги. Как будто и не потерял в прошлом году левую переднюю лапу. Всё равно медведей гонял, гоняет, и гонять будет. От охотных мест, от рыбных. И прав, что начинает заранее. Чтоб в уловистую пору отвлекать не смели. Зима - самое время для войны. На этот раз отец решил покончить с медвежьим присутствием раз и навсегда. План простой - не дать мишке выспаться. А то прошлое лето главным себя чувствовал именно медведь. А потому на сей раз отец воюет не один. Вместе с ним братья и сестра Немайн, да племянники и племянницы, да внучатые, кто постарше... Развоевались. Молодых всех прабабушке подкинули. А жрать они что будут? Не подумали. Зато Немайн плохая, Немайн трусливая. Немайн на войну не идёт. А кто еду их же детям принесёт? Сами-то подростки наохотят... Смешно: родные отцы и матери, бабки и деды об отпрысках своих словно забыли. А заботиться о них придется ни разу не рожавшей Немайн. Как-то вот не попалось достойного ухажёра. Какого с отцом ни сравнишь - всё выйдет мелкий, да слабый, да с гнильцой за душой. Кавалеры поначалу на гон рассчитывали - мол, весной куда денется, спинку подставит. Не тут-то было. Позволить на себя взгромоздиться абы кому, потому что больше некому? А оскаленную пасть на тридцать восемь зубов не хотите? Да еще со всей злобой, в которую перегналось любовное томление. Потом Немайн стала просто уходить по весне на дальнюю охоту. И опыта в ней набралась преизрядного.