Страница:
– Разумеется.
Деланно удивившись, он придвинул ко мне через стол показания, и я поставил свою подпись.
– Сегодня утром я понадоблюсь в суде? – спросил я.
– Нам не нужны показания свидетелей, когда разбираются такого рода обвинения, сэр. Вы должны бы это знать.
– И как я мог забыть? – Я вдохнул кофейный аромат под его пристальным взглядом. – Скажите мне одно, сержант – против меня будут выдвинуты какие-нибудь обвинения?
Его лицо продолжало оставаться бесстрастным и непроницаемым.
– Не знаю, не могу сказать, сэр.
– Но вы же хорошо знаете своего начальника. Чего можно ожидать?
– Гадать – не мое дело, сэр. – Он сунул мои показания в тонкую пластиковую папку и застегнул ее. – Но в этом деле есть и стрелявшие, и пострадавшие.
– Очень тонко замечено. Вы попытаетесь предъявить Макби обвинение в преступном сговоре или соучастии?
– Этого я тоже не знаю, сэр.
– Как поведет себя ваш начальник, если эти двое признают себя виновными, и больше никому не предъявят никаких обвинений?
Немного помолчав, сержант спросил:
– Вы полагаете, что могли бы обеспечить такое их признание, сэр?
– Полагаю, оно могло бы появиться само собой.
Он замер, что-то обдумывая, потом поднялся.
– Я доложу шефу. Но это все, что я могу сделать, сэр.
Я налил себе еще кофе и стал ждать, пока где-то далеко со стуком легла на место телефонная трубка и за спиной раздались неторопливые шаги сержанта Китинга.
– Ну что?
– Он советует вам заниматься своими делами и не собирается давать никому никаких обещаний.
– Придется самому заняться своей защитой.
– Сэр, чтобы защищать людей, существует полиция. Если леди чувствовала, что ей угрожает опасность, она могла бы обратиться к нам.
– И вы бы успели приехать?
– Кто знает, сэр?
Я кивнул и встал, чтобы проводить его. Мы вышли на крыльцо. На востоке горизонт уже светился желтым.
Сержант Китинг стал застегивать пальто, поеживаясь на ветру.
– Вы действительно собираетесь замять это дело, сэр? – почтительно спросил он.
– Пока ничего не могу сказать.
– Но при вашем роде занятий у вас наверняка есть влиятельные друзья в полиции.
– Ваш шеф только что велел мне заниматься своими делами.
Он кивнул и, не сказав ни слова, пошел к своему автомобилю.
В доме вновь воцарилась тишина. Пока мы с сержантом беседовали в столовой, ясноглазые молодые констебли уже сняли все размеры, составили все схемы и удалились. Дверь в кабинет Фенвика была закрыта и загорожена стулом – сюда должны были прийти специалисты по отпечаткам пальцев, хотя оба ночных взломщика были в перчатках. Я прислонился к стене у телефона и стал собираться с духом, чтобы попытаться, как выразился сержант Китинг, "замять это дело".
Из кухни за лестницей появилась Луис.
– Все ушли, Джейми?
– Все.
Обняв меня одной рукой за шею, она положила голову мне на плечо.
– Интересно, что они подумали, почему ты здесь оказался?
– Да не подумали, а просто позавидовали.
Луис улыбнулась, но тут же лицо ее снова стало серьезным.
– Боюсь, все это выплывет в суде. Я думаю о Дэвиде.
– Не знаю, может и не выплывет. Сейчас позвоню кое-кому и попытаться исправить положение.
Она встрепенулась.
– Тогда звони. Если хочешь, могу приготовить яичницу с беконом.
– Замечательно.
Луис ушла, а я стал набирать номер.
Всего два гудка – и мне ответил удивительно бодрый для такой рани голос Макби:
– Кто это?
– Привет, Мак. Это Корд.
– Ты что, не знаешь, который час?
– Я звоню тебе от имени Чарльза с приятелем. Сами они не могут, поскольку угодили за решетку. Чарльз еще в госпитале, но как только его приведут в норму, тоже посадят.
Он помолчал, потом заявил:
– Не знаю, о чем ты.
– Молодец, хорошо получается. Продолжай в том же духе – и сможешь вывернуться. А теперь слушай внимательно, что нужно делать. Найди хорошего адвоката – и побыстрее. Сейчас допрашивают сопляка, и будут делать это трое суток, пока кто-нибудь не потребует соблюдения закона о неприкосновенности личности. После этого придется прекратить допросы и предъявить обвинение. То же относится и к Чарльзу, но тут не горит.
На том конце провода опять молчали.
– Черт побери, но ты-то здесь причем? – спросил он наконец.
– Ну, просто я оказался в поместье Кингскэт, когда твои ребята туда забрались. И именно в меня они стреляли из ружья.
– Что они сделали?! – взорвался он совершенно искренне. Наверняка он говорил не брать с собой оружия, предупреждал – и все-таки они не подчинились.
– Стреляли, правда, почти промахнулись. И взяли их с поличным в чужом доме, с оружием в руках и так далее. Теперь тебе придется потратить немало времени и еще больше денег, чтобы убедить их признать себя виновными.
– Кому от этого польза?
– Так рано ты не слишком хорошо соображаешь, верно? Стоит им признать себя виновными – не будет настоящего суда с присяжными и свидетелями, не будет перекрестного допроса с неудобными расспросами, кто толкнул их на преступление. К тому же суд не узнает от миссис Фенвик, что ты недавно звонил ей по поводу судового журнала. Надеюсь, об этом ты еще не забыл? Можешь ничего не делать, пока не посоветуешься со своим юристом.
– Непременно посоветуюсь, будь уверен. Но с каких это пор ты превратился в Иисуса Христа? Ты сам с этого что-то имеешь, верно?
– Да, я чертовски на это рассчитываю, потому что хочу остаться в стороне. Но если это не удастся мне, то не удастся и тебе. Учти, что я стою на твоих плечах. Об этом тоже проконсультируйся у своего юриста.
Последовала напряженная пауза, потом Макби отчеканил:
– Ты – маленький, гнусный, вонючий сукин сын. Освободи линию – мне нужно позвонить.
– Вижу, ты постепенно начинаешь понимать, что к чему.
Мы завтракали на кухне, и я объяснил Луис свои действия. Она внимательно выслушала, потом спросила:
– Все-таки я не понимаю, зачем этим двоим признавать себя виновными. Что они теряют, если откажутся это делать?
– Все зависит от того, какое им предъявят обвинение. В таком деле полиция соберет целый букет, начиная с покушения на убийство, потом пойдут тяжкое телесное повреждение и злоумышленное членовредительство. Они предпочтут признать последнее, а заодно нарушение закона об огнестрельном оружии – владение огнестрельным оружием и его использование в преступных целях. Тогда больше трех лет тюрьмы не получится. Но если эта парочка станет все отрицать, полиции не составит труда обвинить их в покушении на убийство, за которое полагается пожизненное заключение. Так что они предпочтут признать себя виновными в куда менее серьезных вещах.
Луис задумалась, осторожно доедая яйцо.
– Получается, Пол Макби отделается легким испугом?
– Пожалуй, да.
– Похоже, ты не против такого варианта?
– Возможно... Я знаю, что все это его рук дело, и этого мне пока достаточно. Как бы там ни было, сейчас привлечь Макби к ответственности сложно. Конечно, Чарльз – его шофер, но куда труднее доказать, что именно Макби послал его сюда. Даже если Чарльз сам так заявит, ни один судья не позволит присяжным выносить решение на основании только его показаний. А после моего звонка Макби жалование Чарльза возросло по меньшей мере вдвое, так что не следует ждать от него особых откровений.
– Однако в наших показаниях мы обвиняем в произошедшем именно Пола. – Луис отодвинула в сторону яйцо и закурила.
– Наши заявления – еще не доказательства. А если эти двое признают себя виновными, в суде не будут фигурировать ни свидетели, ни их показания.
– И Дэвид ничего не узнает?
Я пожал плечами.
– Наши имена в суде, конечно, упомянут. Но, может быть...
– Я считаю, ты очень тонко решил все проблемы.
– Тебя это удивляет?
В тот момент я прикидывал, что подумает некий старший инспектор полиции, когда перед ним вдруг появится адвокат Макби с судебным постановлением о защите неприкосновенности личности. Ну что же, прошлой ночью мне пришлось немало поманипулировать людьми.
Я взглянул на часы – уже почти семь – и Луис это заметила.
– Возвращаешься в Лондон? – спросила она упавшим голосом.
Я как можно бодрее улыбнулся и пожал плечами.
– Рано или поздно мне нужно уехать, но...
Убей меня Бог, я не знал, что делать дальше. Ведь судовой журнал я так и не нашел, к тому же была суббота.
– А что ты собираешься делать?
– Мне нужно доставить "ровер" в гараж в деревне. Там его должны привести в порядок; возможно, они же захотят его купить.
– Не хочешь оставить его у себя?
– Нет. Для меня он останется автомобилем Мартина. – Она вздрогнула, словно вспомнив о чем-то. – И для начала нужно будет распаковать чемодан. Так что, пожалуй, придется одеться.
– Распаковать чемодан?
– Ну да – чемодан Мартина все еще лежит в багажнике. Я никак не могла себя заставить...
– Я его принесу.
– Но ведь тебе больно поднимать тяжелое – спина...
– Ничего, все в порядке.
В гараже было холодно, как в могиле, и я не стал там особо задерживаться. Вытащив из багажника "ровера" внушительный чемодан черной кожи, я поспешно захлопнул крышку. Я пока тащил его в дом, у меня действительно заныла спина.
Я втащил чемодан по лестнице, принес в спальню Фенвика и положил на кровать. Потом открыл. И первое, что я увидел – судовой журнал "Скади".
32
33
Деланно удивившись, он придвинул ко мне через стол показания, и я поставил свою подпись.
– Сегодня утром я понадоблюсь в суде? – спросил я.
– Нам не нужны показания свидетелей, когда разбираются такого рода обвинения, сэр. Вы должны бы это знать.
– И как я мог забыть? – Я вдохнул кофейный аромат под его пристальным взглядом. – Скажите мне одно, сержант – против меня будут выдвинуты какие-нибудь обвинения?
Его лицо продолжало оставаться бесстрастным и непроницаемым.
– Не знаю, не могу сказать, сэр.
– Но вы же хорошо знаете своего начальника. Чего можно ожидать?
– Гадать – не мое дело, сэр. – Он сунул мои показания в тонкую пластиковую папку и застегнул ее. – Но в этом деле есть и стрелявшие, и пострадавшие.
– Очень тонко замечено. Вы попытаетесь предъявить Макби обвинение в преступном сговоре или соучастии?
– Этого я тоже не знаю, сэр.
– Как поведет себя ваш начальник, если эти двое признают себя виновными, и больше никому не предъявят никаких обвинений?
Немного помолчав, сержант спросил:
– Вы полагаете, что могли бы обеспечить такое их признание, сэр?
– Полагаю, оно могло бы появиться само собой.
Он замер, что-то обдумывая, потом поднялся.
– Я доложу шефу. Но это все, что я могу сделать, сэр.
Я налил себе еще кофе и стал ждать, пока где-то далеко со стуком легла на место телефонная трубка и за спиной раздались неторопливые шаги сержанта Китинга.
– Ну что?
– Он советует вам заниматься своими делами и не собирается давать никому никаких обещаний.
– Придется самому заняться своей защитой.
– Сэр, чтобы защищать людей, существует полиция. Если леди чувствовала, что ей угрожает опасность, она могла бы обратиться к нам.
– И вы бы успели приехать?
– Кто знает, сэр?
Я кивнул и встал, чтобы проводить его. Мы вышли на крыльцо. На востоке горизонт уже светился желтым.
Сержант Китинг стал застегивать пальто, поеживаясь на ветру.
– Вы действительно собираетесь замять это дело, сэр? – почтительно спросил он.
– Пока ничего не могу сказать.
– Но при вашем роде занятий у вас наверняка есть влиятельные друзья в полиции.
– Ваш шеф только что велел мне заниматься своими делами.
Он кивнул и, не сказав ни слова, пошел к своему автомобилю.
В доме вновь воцарилась тишина. Пока мы с сержантом беседовали в столовой, ясноглазые молодые констебли уже сняли все размеры, составили все схемы и удалились. Дверь в кабинет Фенвика была закрыта и загорожена стулом – сюда должны были прийти специалисты по отпечаткам пальцев, хотя оба ночных взломщика были в перчатках. Я прислонился к стене у телефона и стал собираться с духом, чтобы попытаться, как выразился сержант Китинг, "замять это дело".
Из кухни за лестницей появилась Луис.
– Все ушли, Джейми?
– Все.
Обняв меня одной рукой за шею, она положила голову мне на плечо.
– Интересно, что они подумали, почему ты здесь оказался?
– Да не подумали, а просто позавидовали.
Луис улыбнулась, но тут же лицо ее снова стало серьезным.
– Боюсь, все это выплывет в суде. Я думаю о Дэвиде.
– Не знаю, может и не выплывет. Сейчас позвоню кое-кому и попытаться исправить положение.
Она встрепенулась.
– Тогда звони. Если хочешь, могу приготовить яичницу с беконом.
– Замечательно.
Луис ушла, а я стал набирать номер.
Всего два гудка – и мне ответил удивительно бодрый для такой рани голос Макби:
– Кто это?
– Привет, Мак. Это Корд.
– Ты что, не знаешь, который час?
– Я звоню тебе от имени Чарльза с приятелем. Сами они не могут, поскольку угодили за решетку. Чарльз еще в госпитале, но как только его приведут в норму, тоже посадят.
Он помолчал, потом заявил:
– Не знаю, о чем ты.
– Молодец, хорошо получается. Продолжай в том же духе – и сможешь вывернуться. А теперь слушай внимательно, что нужно делать. Найди хорошего адвоката – и побыстрее. Сейчас допрашивают сопляка, и будут делать это трое суток, пока кто-нибудь не потребует соблюдения закона о неприкосновенности личности. После этого придется прекратить допросы и предъявить обвинение. То же относится и к Чарльзу, но тут не горит.
На том конце провода опять молчали.
– Черт побери, но ты-то здесь причем? – спросил он наконец.
– Ну, просто я оказался в поместье Кингскэт, когда твои ребята туда забрались. И именно в меня они стреляли из ружья.
– Что они сделали?! – взорвался он совершенно искренне. Наверняка он говорил не брать с собой оружия, предупреждал – и все-таки они не подчинились.
– Стреляли, правда, почти промахнулись. И взяли их с поличным в чужом доме, с оружием в руках и так далее. Теперь тебе придется потратить немало времени и еще больше денег, чтобы убедить их признать себя виновными.
– Кому от этого польза?
– Так рано ты не слишком хорошо соображаешь, верно? Стоит им признать себя виновными – не будет настоящего суда с присяжными и свидетелями, не будет перекрестного допроса с неудобными расспросами, кто толкнул их на преступление. К тому же суд не узнает от миссис Фенвик, что ты недавно звонил ей по поводу судового журнала. Надеюсь, об этом ты еще не забыл? Можешь ничего не делать, пока не посоветуешься со своим юристом.
– Непременно посоветуюсь, будь уверен. Но с каких это пор ты превратился в Иисуса Христа? Ты сам с этого что-то имеешь, верно?
– Да, я чертовски на это рассчитываю, потому что хочу остаться в стороне. Но если это не удастся мне, то не удастся и тебе. Учти, что я стою на твоих плечах. Об этом тоже проконсультируйся у своего юриста.
Последовала напряженная пауза, потом Макби отчеканил:
– Ты – маленький, гнусный, вонючий сукин сын. Освободи линию – мне нужно позвонить.
– Вижу, ты постепенно начинаешь понимать, что к чему.
Мы завтракали на кухне, и я объяснил Луис свои действия. Она внимательно выслушала, потом спросила:
– Все-таки я не понимаю, зачем этим двоим признавать себя виновными. Что они теряют, если откажутся это делать?
– Все зависит от того, какое им предъявят обвинение. В таком деле полиция соберет целый букет, начиная с покушения на убийство, потом пойдут тяжкое телесное повреждение и злоумышленное членовредительство. Они предпочтут признать последнее, а заодно нарушение закона об огнестрельном оружии – владение огнестрельным оружием и его использование в преступных целях. Тогда больше трех лет тюрьмы не получится. Но если эта парочка станет все отрицать, полиции не составит труда обвинить их в покушении на убийство, за которое полагается пожизненное заключение. Так что они предпочтут признать себя виновными в куда менее серьезных вещах.
Луис задумалась, осторожно доедая яйцо.
– Получается, Пол Макби отделается легким испугом?
– Пожалуй, да.
– Похоже, ты не против такого варианта?
– Возможно... Я знаю, что все это его рук дело, и этого мне пока достаточно. Как бы там ни было, сейчас привлечь Макби к ответственности сложно. Конечно, Чарльз – его шофер, но куда труднее доказать, что именно Макби послал его сюда. Даже если Чарльз сам так заявит, ни один судья не позволит присяжным выносить решение на основании только его показаний. А после моего звонка Макби жалование Чарльза возросло по меньшей мере вдвое, так что не следует ждать от него особых откровений.
– Однако в наших показаниях мы обвиняем в произошедшем именно Пола. – Луис отодвинула в сторону яйцо и закурила.
– Наши заявления – еще не доказательства. А если эти двое признают себя виновными, в суде не будут фигурировать ни свидетели, ни их показания.
– И Дэвид ничего не узнает?
Я пожал плечами.
– Наши имена в суде, конечно, упомянут. Но, может быть...
– Я считаю, ты очень тонко решил все проблемы.
– Тебя это удивляет?
В тот момент я прикидывал, что подумает некий старший инспектор полиции, когда перед ним вдруг появится адвокат Макби с судебным постановлением о защите неприкосновенности личности. Ну что же, прошлой ночью мне пришлось немало поманипулировать людьми.
Я взглянул на часы – уже почти семь – и Луис это заметила.
– Возвращаешься в Лондон? – спросила она упавшим голосом.
Я как можно бодрее улыбнулся и пожал плечами.
– Рано или поздно мне нужно уехать, но...
Убей меня Бог, я не знал, что делать дальше. Ведь судовой журнал я так и не нашел, к тому же была суббота.
– А что ты собираешься делать?
– Мне нужно доставить "ровер" в гараж в деревне. Там его должны привести в порядок; возможно, они же захотят его купить.
– Не хочешь оставить его у себя?
– Нет. Для меня он останется автомобилем Мартина. – Она вздрогнула, словно вспомнив о чем-то. – И для начала нужно будет распаковать чемодан. Так что, пожалуй, придется одеться.
– Распаковать чемодан?
– Ну да – чемодан Мартина все еще лежит в багажнике. Я никак не могла себя заставить...
– Я его принесу.
– Но ведь тебе больно поднимать тяжелое – спина...
– Ничего, все в порядке.
В гараже было холодно, как в могиле, и я не стал там особо задерживаться. Вытащив из багажника "ровера" внушительный чемодан черной кожи, я поспешно захлопнул крышку. Я пока тащил его в дом, у меня действительно заныла спина.
Я втащил чемодан по лестнице, принес в спальню Фенвика и положил на кровать. Потом открыл. И первое, что я увидел – судовой журнал "Скади".
32
– Все оказалось так просто? – спросил Вилли.
– Ну, можно сказать и так.
– Выходит, Мартин готов был отдать настоящий журнал, если бы блеф не прошел?
– Во всяком случае, он сохранял такую возможность. Видно, шантажисты крепко держали его на крючке.
– М-да... – Вилли продолжал внимательно разглядывать судовой журнал.
Я позвонил Вилли из поместья, потом мы встретились у меня дома. Опустив некоторые детали, я рассказал ему о событиях минувшей ночи, а затем торжественно вручил журнал. Он пришел в полный восторг, но я не сомневался, что вопросы по поводу моего рассказа у него остались.
Как я и ожидал, журнал имел размеры примерно четырнадцать на двенадцать дюймов, обложка из плотного бурого картона делала его похожим на амбарную книгу. Вначале меня удивило его плохое состояние, но потом я вспомнил о четырех месяцах зимнего ненастья, которые он пролежал в выгоревшем корпусе судна. Углы его промасленной, покрытой ржавыми потеками обложки сильно обтрепались. Покоробившиеся от сырости страницы, местами мятые и рваные, все же не слиплись. Все записи по счастью были сделаны шариковой ручкой и не расплылись от воды.
Затаив дыхание, Вилли бережно листал страницы.
– Что-нибудь можно разобрать? – спросил я.
– Не слишком много. Я немного читаю по-норвежски, но... Думаю, смогу разобраться в этих цифрах. Я знаком с английскими судовыми документами – здесь, в принципе, примерно то же самое.
Каждая страница была разграфлена самым невообразимым образом – шестнадцать узких вертикальных колонок и одна широкая; горизонтальные линейки отделяли по двенадцать строк, и эти двенадцать делились на три группы по четыре строки в каждой, причем внизу оставалось немного свободного места. Насколько я мог судить, каждая страница означала день, каждая строка – час, а каждые четыре строки – вахту, однако заголовки вертикальных колонок были для меня китайской грамотой.
– Вот здесь указываются курс, поправка на склонение, сила и направление ветра, а вот это показания барометра, температура воздуха и морской воды, – пояснил Вилли.
– Это тот судовой журнал, что нам нужен?
Он торопливо перевернул последнюю заполненную страницу.
– Шестнадцатое сентября. День накануне столкновения. Вроде все верно.
– Кто вносил в него записи – капитан?
– Нет, старший помощник. Капитан ведет чистовой официальный журнал, но туда вносятся в основном записи, касающиеся личного состава. "Смит получил нагоняй; Браун уронил за борт носок; кошка родила котят" – что-то вроде этого.
Я кивнул, потом вдруг зевнул.
– Прошу прощения. И что дальше – вы покажете журнал кому-то, знающему норвежский?
– Думаю, пока нет. Ведь мы не собираемся устраивать шумиху, верно?
– Ну, шумихи было уже предостаточно, и устраивали ее все, кто считал, что журнал у меня... Но что вы предлагаете?
– Я хотел попытаться разобраться в этом сам, проверить все записи и тому подобное.
– Здесь вам будет удобно?
– Да, конечно. А вы бы хотели немного поспать, верно? Как спина?
– Вроде ничего, но ночь в самом деле выдалась нелегкой.
– И весьма насыщенной, – добавил он с самой невинной миной. – Вы не ожидаете никаких осложнений с их стороны?
– Надеюсь, Макби после этого на пару дней угомонится.
Вилли кивнул и задумчиво наморщил лоб.
– Думаю, он послал этих двоих из-за того, что я сказал тогда у него дома.
– И из-за того, что я сказал до того, и что Фенвик сказал до меня, а до него, возможно, Стэн. – Я слишком устал, чтобы выслушивать его соболезнования. – В холодильнике пиво и яйца – хотя нет, яйца, кажется, кончились. Дверь – на замке, а я – в постели.
Через минуту я уже спал.
Проснулся я около трех, весь мокрый и потерявший ориентировку, как это бывает обычно после глубокого дневного сна.
Постепенно я все же вспомнил, кто я, где я и почему. Надел свежую рубашку и, нетвердо шагая, вышел в гостиную.
Вилли все еще склонялся над столом, пепельница полна окурков, рядом тарелка с крошками чего-то съестного, пустая кофейная чашка, банка из-под пива, какие-то бумаги, географический атлас – и судовой журнал. С всклоченными волосами и кое-как закатанными рукавами рубашки сам Вилли выглядел ненамного опрятнее.
– Как дела? – спросил я.
– Почти закончил. А вы неплохо вздремнули.
– Очень даже. – Я пошел на кухню, взял в холодильнике банку пива и вернулся в комнату.
Вилли встал, потянулся и опять закурил.
– Я почти разобрался с записями по последнему рейсу "Скади". Позвонил одному знакомому, который хорошо знает норвежский, и он кое-что перевел. Это безопаснее, чем показывать весь журнал.
Я кивнул.
– И что же там было?
– Ну, в общем... – Он зашуршал бумагами. – Они шли от Бергена в Эдинбург, оттуда – в Гетеборг в Швеции. Потом Стокгольм, Хельсинки, Таллин.
– Что-что?
– Таллин – это в Эстонии. По ту сторону Финского залива от Хельсинки. Интересно, какой был груз.
– В последний раз в трюме были рулоны газетной бумаги и лес на палубе.
– Возможно. В Таллине судно стояло два дня. – Вилли перелистывал жесткие, бугристые листы судового журнала. – Четырнадцатого утром они вышли в море.
– Отлично, а что там говорится о неполадках с двигателем?
Он перевернул еще одну страницу.
– Неполадки проявились вечером пятнадцатого. Насколько я понял, какая-то деталь вышла из строя, и им пришлось остановить один двигатель. "Скади" был оснащен дизелями, вы не знаете?
– Мне вообще кажется, что его двигали только вера, надежда и любовь.
Вилли нахмурился.
– Ну, если речь идет о дизелях – именно потому в машинном отделении были только старший механик и трое из его команды. Два дизеля фирмы "Бурмейстер ог Вайн" по тысяче лошадиных сил каждый работают на один гребной вал. Если остановить один двигатель, мощность и скорость, естественно, сокращаются вдвое. – Он провел пальцем по всем колонкам. – И, знаете, все сходится. Скорость упала до пяти узлов, что соответствует пройденному расстоянию. Я проверил это по карте. Похоже, что шестнадцатого числа один дизель не работал – вот последняя запись в журнале. А на следующий день произошло столкновение. – Вилли перевернул последнюю перепачканную страницу, которая осталась незаполненной.
– Старший помощник вносил записи ежедневно? – Я взял в руки и перелистал журнал.
– Скорее всего, да. Ведь это его ежедневная обязанность.
– Выходит, компания "АПД-лайн" должна вы играть дело в суде?
– Похоже – если только они найдут члена команды "Скади", который сможет подтвердить, что второй дизель не запустили снова семнадцатого, незадолго до столкновения.
– У них есть Ньюгорд – если только он окончательно не сопьется до суда.
Тут я вспомнил об остальных оставшихся в живых.
– Но ведь есть еще три члена команды, верно? Кто-нибудь из работал в машинном отделении?
– Все они палубные матросы, во время столкновения отдыхали после вахты. Поэтому бесполезно ждать от них сведений о состоянии двигателей, верно? И они не поднимались на мостик – все, кто там был, погибли, – значит насчет скорости судна могут только гадать.
– Тогда "АПД-лайн" никак не обойтись без Ньюгорда. – Я бросил судовой журнал на стол, от чего взметнулся пепел из переполненной пепельницы. – Можно ли такие неполадки устранить в море?
– Не знаю. И вообще, там нет особых подробностей. В конце каждой вахты здесь значится... – Вилли взял со стола листок со своим переводом: "По-прежнему идем со средней скоростью; механики занимаются топливным насосом". Причем, учтите – неполадки с насосом начались у них за несколько недель. Один раз на его ремонт ушли целых две вахты – около восьми часов – а в другой раз, почти три. Похоже, им давно пора было сменить топливный насос. Не исключено, что в тот раз он окончательно вышел из строя – надо будет спросить у Ньюгорда. Жаль, что уцелел не вахтенный журнал машинного отделения.
– А как насчет лишения страхового полиса законной силы?
– Что? О чем говорил Пол?
– Да, что Фенвик якобы ему сообщил.
Вилли задумчиво разглядывал ногти, явно придумывая, какую рассказать мне сказку. Наконец, кашлянув, он официальным тоном заявил:
– В данном случае нет оснований говорить о лишении страхового полиса законной силы. Сделать недействительным страховой полис Ллойда почти невозможно. И это одна из причин, почему клиенты предпочитают страховать свою собственность именно у нас, верно?
Я уныло кивнул.
– И что мы теперь будем делать?
Вилли стал медленно опускать рукава своей рубашки.
– По закону судовой журнал принадлежит владельцу судна – компании "АПД-лайн". Он для того и предназначен, чтобы информировать владельца судна, как проходил рейс. Так что, я полагаю...
Его слова прервал телефонный звонок. Я взял трубку.
– Слушаю.
Но не услышал ничего, кроме слабых помех, словно кто-то прослушивал линию. Наконец сквозь шум прорезался далекий, едва различимый голос:
– Мистер Корд?
– Да, я, – закричал я в ответ.
– Говорит Кэри Скаген.
– А-а, Кэри, как дела?
– Старшего механика Ньюгорда нет.
– Как нет? Ты хочешь сказать, он умер?
Я почувствовал, как Вилли за моей спиной буквально подскочил от неожиданности.
– Нет, думаю, он жив. Просто исчез из Доме моряка. И я не знаю, куда.
– А что говорит Рууд?
– Он ничего не знает.
– Господи Боже...
– Что вы сказали? – закричала Кэри.
– Ничего. Но... Нельзя спросить еще кого-нибудь? Может быть, соседей по Дому моряка. Вы сможете перезвонить?
– Да, конечно.
– А вам можно позвонить?
Она дала мне номер телефона.
– Это университетское общежитие. Если меня не будет, оставьте для меня сообщение.
– Хорошо. Возможно, скоро увидимся.
Вилли находился в таком нервном напряжении, что, казалось, скомандуй я ему сейчас: "Лети!" – и у него вырастут крылья.
– Ну что, еще кого-нибудь убили? – спросил он.
– Нет, во всяком случае, пока неизвестно. Однако компания "АПД-лайн" лишилась своего единственного свидетеля.
Потом я развалился в удобном кресле и попивал шотландский виски – плевать на то, что еще начало пятого. Вилли остался за письменным столом с чашкой кофе в руке.
– Нельзя исключать и такую возможность, что он просто пошел прогуляться. Он вполне самостоятельный человек, а Дом моряка не тюрьма и не психушка. В любой момент он может пойти куда захочет.
– Вы же говорили, что он без гроша? – спросил Вилли.
– Да, верно, но он вполне мог отложить немного денег для того, чтобы как следует надраться, свалиться где-то в парке под кустами и отдать концы от воспаления легких.
Вилли кивнул.
– Вполне возможный вариант. Значит, вы не торопитесь туда?
– Пока нет. Кэри там справится лучше меня. Я буду ждать ее звонка. – Я налил себе еще виски.
Вилли подбросил судовой журнал на ладони.
– Выходит, мы с вами единственные живые люди, кто видел этот документ – по крайней мере, последние несколько страниц. Мартин и Стэн убиты, все, кто имел к нему отношение на судне, погибли. Палубные матросы его, конечно же, не видели, и маловероятно, чтобы старший механик стал изучать вахтенный журнал во время рейса. Понимаете, что я имею в виду?
– Что этот журнал вроде глаза идола или лунного камня, и потому мы обречены?
Вилли криво улыбнулся.
– Ну, вам и так последнее время досталось. Нет, я хотел сказать, что сегодня кроме нас никто не знает, что в нем написано. Все остальные могут лишь догадываться.
Я поудобнее устроился в кресле, стараясь не задевать спину.
– Но со своими догадками они чертовски далеко заходят.
– Вот именно. Старпом вполне мог оставить журнал незаполненным или вписать какую-нибудь глупость – и все равно переделок последних двух недель не избежать. Забавно.
– Да, просто помрешь со смеху. – Я снова потянулся за бутылкой виски.
Вилли заметил:
– Послушайте, это не лучшее лекарство.
– Посмотрим.
– Вы решили вконец подорвать свое здоровье?
– А что? Субботний вечер – время, когда высшие и низшие классы традиционно подрывают свое здоровье, а среднему классу остается наблюдать за этим с ревнивым осуждением.
– Но причина, наверное, не в этом?
– Конечно нет.
– А все хотел вас спросить...
– Нет, Вилли – вы бы все равно не спросили из-за избыточной интеллигентности. А теперь выметайтесь и оставьте меня моей порочной страсти...
– Ну, можно сказать и так.
– Выходит, Мартин готов был отдать настоящий журнал, если бы блеф не прошел?
– Во всяком случае, он сохранял такую возможность. Видно, шантажисты крепко держали его на крючке.
– М-да... – Вилли продолжал внимательно разглядывать судовой журнал.
Я позвонил Вилли из поместья, потом мы встретились у меня дома. Опустив некоторые детали, я рассказал ему о событиях минувшей ночи, а затем торжественно вручил журнал. Он пришел в полный восторг, но я не сомневался, что вопросы по поводу моего рассказа у него остались.
Как я и ожидал, журнал имел размеры примерно четырнадцать на двенадцать дюймов, обложка из плотного бурого картона делала его похожим на амбарную книгу. Вначале меня удивило его плохое состояние, но потом я вспомнил о четырех месяцах зимнего ненастья, которые он пролежал в выгоревшем корпусе судна. Углы его промасленной, покрытой ржавыми потеками обложки сильно обтрепались. Покоробившиеся от сырости страницы, местами мятые и рваные, все же не слиплись. Все записи по счастью были сделаны шариковой ручкой и не расплылись от воды.
Затаив дыхание, Вилли бережно листал страницы.
– Что-нибудь можно разобрать? – спросил я.
– Не слишком много. Я немного читаю по-норвежски, но... Думаю, смогу разобраться в этих цифрах. Я знаком с английскими судовыми документами – здесь, в принципе, примерно то же самое.
Каждая страница была разграфлена самым невообразимым образом – шестнадцать узких вертикальных колонок и одна широкая; горизонтальные линейки отделяли по двенадцать строк, и эти двенадцать делились на три группы по четыре строки в каждой, причем внизу оставалось немного свободного места. Насколько я мог судить, каждая страница означала день, каждая строка – час, а каждые четыре строки – вахту, однако заголовки вертикальных колонок были для меня китайской грамотой.
– Вот здесь указываются курс, поправка на склонение, сила и направление ветра, а вот это показания барометра, температура воздуха и морской воды, – пояснил Вилли.
– Это тот судовой журнал, что нам нужен?
Он торопливо перевернул последнюю заполненную страницу.
– Шестнадцатое сентября. День накануне столкновения. Вроде все верно.
– Кто вносил в него записи – капитан?
– Нет, старший помощник. Капитан ведет чистовой официальный журнал, но туда вносятся в основном записи, касающиеся личного состава. "Смит получил нагоняй; Браун уронил за борт носок; кошка родила котят" – что-то вроде этого.
Я кивнул, потом вдруг зевнул.
– Прошу прощения. И что дальше – вы покажете журнал кому-то, знающему норвежский?
– Думаю, пока нет. Ведь мы не собираемся устраивать шумиху, верно?
– Ну, шумихи было уже предостаточно, и устраивали ее все, кто считал, что журнал у меня... Но что вы предлагаете?
– Я хотел попытаться разобраться в этом сам, проверить все записи и тому подобное.
– Здесь вам будет удобно?
– Да, конечно. А вы бы хотели немного поспать, верно? Как спина?
– Вроде ничего, но ночь в самом деле выдалась нелегкой.
– И весьма насыщенной, – добавил он с самой невинной миной. – Вы не ожидаете никаких осложнений с их стороны?
– Надеюсь, Макби после этого на пару дней угомонится.
Вилли кивнул и задумчиво наморщил лоб.
– Думаю, он послал этих двоих из-за того, что я сказал тогда у него дома.
– И из-за того, что я сказал до того, и что Фенвик сказал до меня, а до него, возможно, Стэн. – Я слишком устал, чтобы выслушивать его соболезнования. – В холодильнике пиво и яйца – хотя нет, яйца, кажется, кончились. Дверь – на замке, а я – в постели.
Через минуту я уже спал.
Проснулся я около трех, весь мокрый и потерявший ориентировку, как это бывает обычно после глубокого дневного сна.
Постепенно я все же вспомнил, кто я, где я и почему. Надел свежую рубашку и, нетвердо шагая, вышел в гостиную.
Вилли все еще склонялся над столом, пепельница полна окурков, рядом тарелка с крошками чего-то съестного, пустая кофейная чашка, банка из-под пива, какие-то бумаги, географический атлас – и судовой журнал. С всклоченными волосами и кое-как закатанными рукавами рубашки сам Вилли выглядел ненамного опрятнее.
– Как дела? – спросил я.
– Почти закончил. А вы неплохо вздремнули.
– Очень даже. – Я пошел на кухню, взял в холодильнике банку пива и вернулся в комнату.
Вилли встал, потянулся и опять закурил.
– Я почти разобрался с записями по последнему рейсу "Скади". Позвонил одному знакомому, который хорошо знает норвежский, и он кое-что перевел. Это безопаснее, чем показывать весь журнал.
Я кивнул.
– И что же там было?
– Ну, в общем... – Он зашуршал бумагами. – Они шли от Бергена в Эдинбург, оттуда – в Гетеборг в Швеции. Потом Стокгольм, Хельсинки, Таллин.
– Что-что?
– Таллин – это в Эстонии. По ту сторону Финского залива от Хельсинки. Интересно, какой был груз.
– В последний раз в трюме были рулоны газетной бумаги и лес на палубе.
– Возможно. В Таллине судно стояло два дня. – Вилли перелистывал жесткие, бугристые листы судового журнала. – Четырнадцатого утром они вышли в море.
– Отлично, а что там говорится о неполадках с двигателем?
Он перевернул еще одну страницу.
– Неполадки проявились вечером пятнадцатого. Насколько я понял, какая-то деталь вышла из строя, и им пришлось остановить один двигатель. "Скади" был оснащен дизелями, вы не знаете?
– Мне вообще кажется, что его двигали только вера, надежда и любовь.
Вилли нахмурился.
– Ну, если речь идет о дизелях – именно потому в машинном отделении были только старший механик и трое из его команды. Два дизеля фирмы "Бурмейстер ог Вайн" по тысяче лошадиных сил каждый работают на один гребной вал. Если остановить один двигатель, мощность и скорость, естественно, сокращаются вдвое. – Он провел пальцем по всем колонкам. – И, знаете, все сходится. Скорость упала до пяти узлов, что соответствует пройденному расстоянию. Я проверил это по карте. Похоже, что шестнадцатого числа один дизель не работал – вот последняя запись в журнале. А на следующий день произошло столкновение. – Вилли перевернул последнюю перепачканную страницу, которая осталась незаполненной.
– Старший помощник вносил записи ежедневно? – Я взял в руки и перелистал журнал.
– Скорее всего, да. Ведь это его ежедневная обязанность.
– Выходит, компания "АПД-лайн" должна вы играть дело в суде?
– Похоже – если только они найдут члена команды "Скади", который сможет подтвердить, что второй дизель не запустили снова семнадцатого, незадолго до столкновения.
– У них есть Ньюгорд – если только он окончательно не сопьется до суда.
Тут я вспомнил об остальных оставшихся в живых.
– Но ведь есть еще три члена команды, верно? Кто-нибудь из работал в машинном отделении?
– Все они палубные матросы, во время столкновения отдыхали после вахты. Поэтому бесполезно ждать от них сведений о состоянии двигателей, верно? И они не поднимались на мостик – все, кто там был, погибли, – значит насчет скорости судна могут только гадать.
– Тогда "АПД-лайн" никак не обойтись без Ньюгорда. – Я бросил судовой журнал на стол, от чего взметнулся пепел из переполненной пепельницы. – Можно ли такие неполадки устранить в море?
– Не знаю. И вообще, там нет особых подробностей. В конце каждой вахты здесь значится... – Вилли взял со стола листок со своим переводом: "По-прежнему идем со средней скоростью; механики занимаются топливным насосом". Причем, учтите – неполадки с насосом начались у них за несколько недель. Один раз на его ремонт ушли целых две вахты – около восьми часов – а в другой раз, почти три. Похоже, им давно пора было сменить топливный насос. Не исключено, что в тот раз он окончательно вышел из строя – надо будет спросить у Ньюгорда. Жаль, что уцелел не вахтенный журнал машинного отделения.
– А как насчет лишения страхового полиса законной силы?
– Что? О чем говорил Пол?
– Да, что Фенвик якобы ему сообщил.
Вилли задумчиво разглядывал ногти, явно придумывая, какую рассказать мне сказку. Наконец, кашлянув, он официальным тоном заявил:
– В данном случае нет оснований говорить о лишении страхового полиса законной силы. Сделать недействительным страховой полис Ллойда почти невозможно. И это одна из причин, почему клиенты предпочитают страховать свою собственность именно у нас, верно?
Я уныло кивнул.
– И что мы теперь будем делать?
Вилли стал медленно опускать рукава своей рубашки.
– По закону судовой журнал принадлежит владельцу судна – компании "АПД-лайн". Он для того и предназначен, чтобы информировать владельца судна, как проходил рейс. Так что, я полагаю...
Его слова прервал телефонный звонок. Я взял трубку.
– Слушаю.
Но не услышал ничего, кроме слабых помех, словно кто-то прослушивал линию. Наконец сквозь шум прорезался далекий, едва различимый голос:
– Мистер Корд?
– Да, я, – закричал я в ответ.
– Говорит Кэри Скаген.
– А-а, Кэри, как дела?
– Старшего механика Ньюгорда нет.
– Как нет? Ты хочешь сказать, он умер?
Я почувствовал, как Вилли за моей спиной буквально подскочил от неожиданности.
– Нет, думаю, он жив. Просто исчез из Доме моряка. И я не знаю, куда.
– А что говорит Рууд?
– Он ничего не знает.
– Господи Боже...
– Что вы сказали? – закричала Кэри.
– Ничего. Но... Нельзя спросить еще кого-нибудь? Может быть, соседей по Дому моряка. Вы сможете перезвонить?
– Да, конечно.
– А вам можно позвонить?
Она дала мне номер телефона.
– Это университетское общежитие. Если меня не будет, оставьте для меня сообщение.
– Хорошо. Возможно, скоро увидимся.
Вилли находился в таком нервном напряжении, что, казалось, скомандуй я ему сейчас: "Лети!" – и у него вырастут крылья.
– Ну что, еще кого-нибудь убили? – спросил он.
– Нет, во всяком случае, пока неизвестно. Однако компания "АПД-лайн" лишилась своего единственного свидетеля.
Потом я развалился в удобном кресле и попивал шотландский виски – плевать на то, что еще начало пятого. Вилли остался за письменным столом с чашкой кофе в руке.
– Нельзя исключать и такую возможность, что он просто пошел прогуляться. Он вполне самостоятельный человек, а Дом моряка не тюрьма и не психушка. В любой момент он может пойти куда захочет.
– Вы же говорили, что он без гроша? – спросил Вилли.
– Да, верно, но он вполне мог отложить немного денег для того, чтобы как следует надраться, свалиться где-то в парке под кустами и отдать концы от воспаления легких.
Вилли кивнул.
– Вполне возможный вариант. Значит, вы не торопитесь туда?
– Пока нет. Кэри там справится лучше меня. Я буду ждать ее звонка. – Я налил себе еще виски.
Вилли подбросил судовой журнал на ладони.
– Выходит, мы с вами единственные живые люди, кто видел этот документ – по крайней мере, последние несколько страниц. Мартин и Стэн убиты, все, кто имел к нему отношение на судне, погибли. Палубные матросы его, конечно же, не видели, и маловероятно, чтобы старший механик стал изучать вахтенный журнал во время рейса. Понимаете, что я имею в виду?
– Что этот журнал вроде глаза идола или лунного камня, и потому мы обречены?
Вилли криво улыбнулся.
– Ну, вам и так последнее время досталось. Нет, я хотел сказать, что сегодня кроме нас никто не знает, что в нем написано. Все остальные могут лишь догадываться.
Я поудобнее устроился в кресле, стараясь не задевать спину.
– Но со своими догадками они чертовски далеко заходят.
– Вот именно. Старпом вполне мог оставить журнал незаполненным или вписать какую-нибудь глупость – и все равно переделок последних двух недель не избежать. Забавно.
– Да, просто помрешь со смеху. – Я снова потянулся за бутылкой виски.
Вилли заметил:
– Послушайте, это не лучшее лекарство.
– Посмотрим.
– Вы решили вконец подорвать свое здоровье?
– А что? Субботний вечер – время, когда высшие и низшие классы традиционно подрывают свое здоровье, а среднему классу остается наблюдать за этим с ревнивым осуждением.
– Но причина, наверное, не в этом?
– Конечно нет.
– А все хотел вас спросить...
– Нет, Вилли – вы бы все равно не спросили из-за избыточной интеллигентности. А теперь выметайтесь и оставьте меня моей порочной страсти...
33
Я с трудом очнулся от сна и тут же попытался снова заснуть. Мне не хотелось возвращаться к действительности. Я просто лежал с закрытыми глазами, стараясь оживить в памяти спокойные беззаботные дни золотого детства, когда теплый летний ветерок раскачивал над головой высокие сосны...
Господи Боже! Да мое детство не имело с этим ничего общего!
Я резко спрыгнул с кровати и, не чувствуя под собой ног, поковылял на кухню. Голова была ватная, а руки болтались как тряпки; если бы мне дали ружье, я не попал бы даже в Вильгельма Теля младшего, не говоря уже про яблоко у него на голове.
Из крана текла горячая вода, в банке на столе оставалось немного растворимого кофе – и оказалось, что я еще не разучился смешивать одно с другим. Присев на мойку, я увидел на противоположной стене надпись карандашом: "Купить яиц!!" Когда-то это показалось мне хорошей идеей.
Через двадцать минут плюс-минус полчаса я раскочегарил кофеварку, и пока она разогрелась, успел умыться, относительно побриться и кое-как одеться. Чемодан, с которым я ездил в Берген, все еще остался неразобранным, и я тут же дал себе слово сделать это сегодня. Время шло к полудню.
После второй чашки кофе я стал подумывать о том, чтобы стать хотя бы ассоциированным членом человеческого общества. Но тут зазвонил телефон. Джек Моррис из Министерства обороны. Но почему он звонит в воскресенье?
– Как дела, бродяга?
– Так, потихоньку. Чего тебе не спится в воскресенье?
– Да вот, решил тебе позвонить. Подожди минутку...
В трубке стало тихо. Я вслушивался, стараясь уловить лай собак, голоса детей или пение домашних птиц. Но, вместо этого откуда-то донесся звонок другого телефона.
Джек снова взял трубку.
– Ты помнишь, в последний раз мы говорили о твоем имени в газетах?
– Да, помню.
– Теперь для разнообразия ты решил засветиться в норвежской прессе.
Я взял телефон в руки и подошел к окну. Небо приобрело цвет воды в ванне угольщика – и примерно такую же влажность. На пустынной улице не было ни машины, кроме поставленных с вечера на стоянку.
– Не знал, что ты читаешь по-норвежски, – хмыкнул я. – Но я просто обнаружил труп. С каждым может случиться.
Тут я увидел, как с Хэверсток-Хилл свернул голубой "триумф" и медленно двинулся в сторону моего дома.
– Мне здорово досталось за тебя, бродяга. Вчера примерно в это время нагрянули полицейские из графства Кент, и я понял, что ты очень им досадил. У них есть весьма смелая версия, что ты не только таскаешь повсюду оружие и стреляешь в людей, но и еще за их спиной что-то комбинируешь, после чего к ним заявляются прожженные адвокаты, толкующие о неприкосновенности личности. Они интересовались, рассматривать ли эти твои действия наравне с изнасилованием или поджогом военно-морской судоверфи. И я ответил утвердительно.
"Триумф" неторопливо подъехал к подъезду моего дома, но места для стоянки там не было, и он проехал чуть дальше.
– Макби под суд отправить бы все равно не удалось, а двое арестованных готовы признать себя виновными в умышленном членовредительстве. Я только разрядил обстановку и несколько ускорил события. А на пистолет у меня есть разрешение.
Из "триумфа" вышли два крепыша в коротких полупальто и неторопливо, но целеустремленно двинулись к моему подъезду.
– Есть разрешение на пистолет – вот единственное дурацкое объяснение всех твоих поступков. Помнишь, я предупреждал, что, когда ты нам понадобишься, услышишь машину с сиреной? Так вот, момент настал.
Господи Боже! Да мое детство не имело с этим ничего общего!
Я резко спрыгнул с кровати и, не чувствуя под собой ног, поковылял на кухню. Голова была ватная, а руки болтались как тряпки; если бы мне дали ружье, я не попал бы даже в Вильгельма Теля младшего, не говоря уже про яблоко у него на голове.
Из крана текла горячая вода, в банке на столе оставалось немного растворимого кофе – и оказалось, что я еще не разучился смешивать одно с другим. Присев на мойку, я увидел на противоположной стене надпись карандашом: "Купить яиц!!" Когда-то это показалось мне хорошей идеей.
Через двадцать минут плюс-минус полчаса я раскочегарил кофеварку, и пока она разогрелась, успел умыться, относительно побриться и кое-как одеться. Чемодан, с которым я ездил в Берген, все еще остался неразобранным, и я тут же дал себе слово сделать это сегодня. Время шло к полудню.
После второй чашки кофе я стал подумывать о том, чтобы стать хотя бы ассоциированным членом человеческого общества. Но тут зазвонил телефон. Джек Моррис из Министерства обороны. Но почему он звонит в воскресенье?
– Как дела, бродяга?
– Так, потихоньку. Чего тебе не спится в воскресенье?
– Да вот, решил тебе позвонить. Подожди минутку...
В трубке стало тихо. Я вслушивался, стараясь уловить лай собак, голоса детей или пение домашних птиц. Но, вместо этого откуда-то донесся звонок другого телефона.
Джек снова взял трубку.
– Ты помнишь, в последний раз мы говорили о твоем имени в газетах?
– Да, помню.
– Теперь для разнообразия ты решил засветиться в норвежской прессе.
Я взял телефон в руки и подошел к окну. Небо приобрело цвет воды в ванне угольщика – и примерно такую же влажность. На пустынной улице не было ни машины, кроме поставленных с вечера на стоянку.
– Не знал, что ты читаешь по-норвежски, – хмыкнул я. – Но я просто обнаружил труп. С каждым может случиться.
Тут я увидел, как с Хэверсток-Хилл свернул голубой "триумф" и медленно двинулся в сторону моего дома.
– Мне здорово досталось за тебя, бродяга. Вчера примерно в это время нагрянули полицейские из графства Кент, и я понял, что ты очень им досадил. У них есть весьма смелая версия, что ты не только таскаешь повсюду оружие и стреляешь в людей, но и еще за их спиной что-то комбинируешь, после чего к ним заявляются прожженные адвокаты, толкующие о неприкосновенности личности. Они интересовались, рассматривать ли эти твои действия наравне с изнасилованием или поджогом военно-морской судоверфи. И я ответил утвердительно.
"Триумф" неторопливо подъехал к подъезду моего дома, но места для стоянки там не было, и он проехал чуть дальше.
– Макби под суд отправить бы все равно не удалось, а двое арестованных готовы признать себя виновными в умышленном членовредительстве. Я только разрядил обстановку и несколько ускорил события. А на пистолет у меня есть разрешение.
Из "триумфа" вышли два крепыша в коротких полупальто и неторопливо, но целеустремленно двинулись к моему подъезду.
– Есть разрешение на пистолет – вот единственное дурацкое объяснение всех твоих поступков. Помнишь, я предупреждал, что, когда ты нам понадобишься, услышишь машину с сиреной? Так вот, момент настал.