Страница:
И все-таки я осмотрел бюро. Как и следовало ожидать, все тот же идеальный порядок – счета, квартплата, справки из банка, копии налоговых деклараций и множество других бумажек, неотделимых от любого солидного человека, как плющ от садовой ограды.
Я невольно улыбнулся. Как и у каждого из нас, у Фенвика были свои проблемы. Но их не решают пулей.
В столе мне не попалось ничего личного, если не считать конверта с фотографиями Дэвида, сделанными с год назад. Никаких писем, счетов от частных детективов. Разумеется, это еще ничего не доказывало, – клиенты часто просят детективов не делать записей, а сами детективы предпочитают оплату наличными, что снимает проблему налогов.
Был уже час дня. Справки из банка и копии налоговых деклараций я прихватил с собой и вышел под дождь с печальную улыбкой незадачливого домушника.
После обеда я принялся уламывать администратора отеля, чтобы суровая дама позволила мне самому поработать на местном ксероксе. Возможно, у нее сложилось впечатление, что я не меньше чем охранник премьер-министра, но все же я добился своего. И в половине третьего выписки из банковского счета и копии налоговых деклараций уже опять лежали у Фенвика в столе, а я валялся на кровати в своем номере, изучая сделанные копии.
Возможно, для компьютера колонки банковских счетов выглядели настоящей поэзией, но мне они ровным счетом ничего не говорили, пока не известно было, что нужно искать. Поэтому я начал с налоговых деклараций. Фенвик сообщал адрес в поместье Кингскэт, указывал налоговую скидку на жену, Луис Линду Фенвик... на ребенка, Дэвида Джеймса Фенвик, родившегося тогда-то и там-то.
Я углубился в цифры.
Разбираться пришлось недолго. Через четверть часа я уже имел представление о финансовом положении Фенвика в последние три года. Его зарплата за это время составила 4, 5 тысячи фунтов в год плюс примерно 500 фунтов ренты, стало быть, акций у него было тысяч на десять – двенадцать. Жена его поначалу располагала примерно таким состоянием, но примерно год назад продала часть акций, тысячи на две-три фунтов.
И каждый год делалась приписка: "Размер страховых доходов – по согласованию". В страховом обществе Ллойда доход от страхования можно получить только через три года – все это время деньги хранятся в банке на случай запоздалых требований о выплате страховых премий. Но в интересующие меня годы фирма с одинаковым успехом могла ожидать и доходов, и убытков. Самым серьезным потрясением для них стал ураган "Бетси" в 1965 году, последствия которого их лихорадили больше трех лет.
Никаких указаний о ссудах или залоге недвижимости там не было, зато я обнаружил, что из годового дохода в пять тысяч фунтов около тысячи Фенвик ежегодно отводил на страхование своей жизни. Конечно, страховщик должен верить в страхование, но не до такой же степени! Его смерть должна была обойтись страховым компаниям тысяч в тридцать – весьма немалую сумму. Можно было подумать, что за колонной в Аррасе пряталась его жена, миссис Луис Линда Фенвик.
Эта мысль заставила меня позвонить Оскару. Оказалось, мистер Андерхил уже вернулся из Франции, но был очень занят и не мог говорить ни с кем и ни о чем.
Наконец он все-таки взял трубку.
– Опять ты? Ничего нового сказать не могу.
– Ты с полицейскими разговаривал?
– Да, и между прочим, у них не слишком получается. Поэтому они запросили помощи у Скотленд-Ярда.
– Я слышал. А как насчет меня?
– Ну, инспектор на тебя очень сердит – начальство ему здорово намылило шею, что ты сбежал. Но теперь тебя не считают важной фигурой. Так, телохранитель-дилетант, который струсил при первом же выстреле, – это он произнес с явным удовольствием. – Но учти: их до смерти интересует, что было в пакете.
– Когда-нибудь я им скажу. Насчет пистолета ты спросил?
– Да. Насколько я понял, "браунинг".
– Какой модели?
– Ну не мог же я задавать им таких вопросов! Меня бы тут же потащили в комнату для допросов.
– Пожалуй. Ну ладно, спасибо.
По крайней мере, это не "вальтер" Макби.
– Если интересуешься, тело отправят завтра. Похороны, скорее всего, в субботу. Я не стал бы на твоем месте посылать цветы.
– Почему такая спешка с похоронами?
Оскар удивился.
– А почему и нет? Опознания не требуется, причина смерти очевидна. Споров по поводу результатов экспертизы не предвидится – если даже дело дойдет до суда.
– Возможно. Во всяком случае, жена его осталась весьма неплохо обеспеченной.
Оскар сразу насторожился.
– О чем ты?
– Крупная страховая премия, никаких долгов и выплат за дом.
– Ты что, опять занялся дурацкой игрой в частного детектива?
– Ну что ты! Мне даже не пришлось преступать закон.
– И что же получается?
– Похоже, в самые удачные годы он переводил доходы на имя жены, да еще вкладывал их в поместье.
Оскар вздохнул.
– Похоже, ты понятия не имеешь о работе страхового общества Ллойда.
– Я хозяин своего слова, а мне хозяйка – моя жена?
– Прекрати свои дурацкие шуточки и поработай головой, если в тот раз не спустил ее в канализацию в Аррасе. Ты знаешь, что такое страховое общество Ллойда? Это почти что фондовая биржа и одновременно крупнейший в мире тотализатор. И люди вроде Мартина Фенвика – первоклассные букмекеры. На чем зарабатывает деньги букмекер?
– На том, что с умом принимает ставки.
– Это только часть проблемы, с которым приходилось сталкиваться Фенвику: страховать нужные корабли на нужные суммы. Другая часть – необходимость самому иметь как можно больше денег, чтобы принимать максимально высокие ставки и получать наибольший возможный доход. У Ллойда к этому подходят с соблюдением всех формальностей. Чем больше капитал, оформленного на твое имя, тем крупнее ставки ты принимаешь. Я хочу сказать – тем крупнее страховая сумма, которую ты можешь назначить.
– Значит, только полный идиот станет класть деньги на имя жены? Ведь это урезает возможности увеличения дохода.
– Да, Джим, это ты умеешь: смотришь, как баран на новые ворота, но все-таки в конце концов поймешь.
– Ну ладно, ладно. Откуда же тогда у нее деньги? И почему он сразу расплатился за дом?
– Кто сказал, что это были его деньги? Или ее? И вообще... – вдруг спохватился Оскар, – забудь про это. Я же просил тебя не совать нос в это дело.
– Виноват...
– Ну ладно, я занят. – И он бросил трубку.
Я мог бы спросить его насчет частного детектива – ведь наверняка Фенвик нашел того не по телефонной книге, а через адвоката, как и телохранителя. Но Оскар все равно ничего бы не сказал – тогда зачем мне демонстрировать свою осведомленность?
Пришлось мне неохотно вернуться к выпискам из банковского счета.
Разобраться в регулярных платежах удалось легко: это были взносы за страхование жизни и, вероятно, плата за квартиру. Каждую неделю он брал со счета 20 фунтов, разные выплаты шли, очевидно, на покупки и оплату гаража. Вдобавок трижды за последний год он выписывал чек на 259 фунтов. За что? И почему трижды повторяется одна и та же сумма?
Ну разумеется, плата за обучение сына. В нынешние трудные времена обучение в Харроу стоит около 750 фунтов в год.
Единственным моим выводом стало абсолютное соответствие расходов Фенвика его доходам. Тем не менее банковский счет отражал лишь половину жизни Фенвика. Другая половина оставалась в тени. В прошлом году он не выписывал чека на оплату нового автомобиля "ровер", ничего не платил за содержание дома в поместье – и, наконец, ни фунта на расходы своей жены, живущей в этом доме.
Судя по бумагам, поместья Кингскэт в природе не существовало – как не существовало самой миссис Фенвик. Разумеется, кроме того факта, что ежегодно он тратил тысячу фунтов – четверть своего чистого дохода – на страхование собственной жизни в пользу жены.
Если, конечно, не в пользу кого-то другого. Пришлось позвонить Хоторну в Харроу. Мы обменялись с ним любезностями, затем он спросил:
– Полагаю, вы хотите поговорить с Дэвидом?
– Да, если можно.
– Попрошу, чтобы его разыскали. Я прав, что вы сейчас работаете на него.
Разведка работала неплохо – хотя это наверняка входило в его обязанности.
– Возможно, вы правы.
– Должен сказать, что я здесь выступаю in loco parentis – в роли родителей, и теперь это особо касается Дэвида. Я понимаю его стремление узнать, кто убил отца, но меня несколько тревожит, что может выясниться нечто, подрывающее его репутацию.
– Вы правы, но я говорил, что делом занимается сейчас полиция двух стран. И их уже не остановишь.
– Да, понимаю, это нелегко.
– Они уж точно не будут оберегать чью-то репутацию. А я могу.
Дэвид взял трубку.
– Мистер Корд? Что-то удалось узнать?
– Пока ничего особенного. Нужно время. Но хочу кое-что спросить.
– Да, сэр.
– В последние дни с тобой связывались какие-нибудь страховые компании?
– Да, сэр, целых три.
– Можешь сказать, что тебе сообщили? В самых общих чертах.
– Ну, что отец застраховал жизнь в мою пользу. И говорят, что страховая премия очень большая.
Вот оно что!
– Отлично, – сказал я. – Очень хорошо. Это все, что я хотел узнать.
– Все? – В его голосе слышалось разочарование.
– Я буду с тобой на связи.
– Надеюсь, вы приедете на похороны, сэр? В субботу, в полдень.
Такого поворота я не ожидал.
– Вы могли бы встретиться с мамой, сэр. И с людьми из его отдела.
– Ладно. Похороны будут в поместье?
– Да, служба в деревенской церкви – ее вы сразу увидите. А потом можете приехать к нам домой.
– Хорошо, я приеду.
Поехать нужно было обязательно. Мне не терпелось встретиться с Луис Линдой Фенвик. Должна же быть какая-то причина ставить под угрозу собственную карьеру у Ллойда, тратя четверть годового дохода, чтобы в случае своей смерти гарантировать финансовую независимость сына от его собственной матери.
10
11
12
Я невольно улыбнулся. Как и у каждого из нас, у Фенвика были свои проблемы. Но их не решают пулей.
В столе мне не попалось ничего личного, если не считать конверта с фотографиями Дэвида, сделанными с год назад. Никаких писем, счетов от частных детективов. Разумеется, это еще ничего не доказывало, – клиенты часто просят детективов не делать записей, а сами детективы предпочитают оплату наличными, что снимает проблему налогов.
Был уже час дня. Справки из банка и копии налоговых деклараций я прихватил с собой и вышел под дождь с печальную улыбкой незадачливого домушника.
После обеда я принялся уламывать администратора отеля, чтобы суровая дама позволила мне самому поработать на местном ксероксе. Возможно, у нее сложилось впечатление, что я не меньше чем охранник премьер-министра, но все же я добился своего. И в половине третьего выписки из банковского счета и копии налоговых деклараций уже опять лежали у Фенвика в столе, а я валялся на кровати в своем номере, изучая сделанные копии.
Возможно, для компьютера колонки банковских счетов выглядели настоящей поэзией, но мне они ровным счетом ничего не говорили, пока не известно было, что нужно искать. Поэтому я начал с налоговых деклараций. Фенвик сообщал адрес в поместье Кингскэт, указывал налоговую скидку на жену, Луис Линду Фенвик... на ребенка, Дэвида Джеймса Фенвик, родившегося тогда-то и там-то.
Я углубился в цифры.
Разбираться пришлось недолго. Через четверть часа я уже имел представление о финансовом положении Фенвика в последние три года. Его зарплата за это время составила 4, 5 тысячи фунтов в год плюс примерно 500 фунтов ренты, стало быть, акций у него было тысяч на десять – двенадцать. Жена его поначалу располагала примерно таким состоянием, но примерно год назад продала часть акций, тысячи на две-три фунтов.
И каждый год делалась приписка: "Размер страховых доходов – по согласованию". В страховом обществе Ллойда доход от страхования можно получить только через три года – все это время деньги хранятся в банке на случай запоздалых требований о выплате страховых премий. Но в интересующие меня годы фирма с одинаковым успехом могла ожидать и доходов, и убытков. Самым серьезным потрясением для них стал ураган "Бетси" в 1965 году, последствия которого их лихорадили больше трех лет.
Никаких указаний о ссудах или залоге недвижимости там не было, зато я обнаружил, что из годового дохода в пять тысяч фунтов около тысячи Фенвик ежегодно отводил на страхование своей жизни. Конечно, страховщик должен верить в страхование, но не до такой же степени! Его смерть должна была обойтись страховым компаниям тысяч в тридцать – весьма немалую сумму. Можно было подумать, что за колонной в Аррасе пряталась его жена, миссис Луис Линда Фенвик.
Эта мысль заставила меня позвонить Оскару. Оказалось, мистер Андерхил уже вернулся из Франции, но был очень занят и не мог говорить ни с кем и ни о чем.
Наконец он все-таки взял трубку.
– Опять ты? Ничего нового сказать не могу.
– Ты с полицейскими разговаривал?
– Да, и между прочим, у них не слишком получается. Поэтому они запросили помощи у Скотленд-Ярда.
– Я слышал. А как насчет меня?
– Ну, инспектор на тебя очень сердит – начальство ему здорово намылило шею, что ты сбежал. Но теперь тебя не считают важной фигурой. Так, телохранитель-дилетант, который струсил при первом же выстреле, – это он произнес с явным удовольствием. – Но учти: их до смерти интересует, что было в пакете.
– Когда-нибудь я им скажу. Насчет пистолета ты спросил?
– Да. Насколько я понял, "браунинг".
– Какой модели?
– Ну не мог же я задавать им таких вопросов! Меня бы тут же потащили в комнату для допросов.
– Пожалуй. Ну ладно, спасибо.
По крайней мере, это не "вальтер" Макби.
– Если интересуешься, тело отправят завтра. Похороны, скорее всего, в субботу. Я не стал бы на твоем месте посылать цветы.
– Почему такая спешка с похоронами?
Оскар удивился.
– А почему и нет? Опознания не требуется, причина смерти очевидна. Споров по поводу результатов экспертизы не предвидится – если даже дело дойдет до суда.
– Возможно. Во всяком случае, жена его осталась весьма неплохо обеспеченной.
Оскар сразу насторожился.
– О чем ты?
– Крупная страховая премия, никаких долгов и выплат за дом.
– Ты что, опять занялся дурацкой игрой в частного детектива?
– Ну что ты! Мне даже не пришлось преступать закон.
– И что же получается?
– Похоже, в самые удачные годы он переводил доходы на имя жены, да еще вкладывал их в поместье.
Оскар вздохнул.
– Похоже, ты понятия не имеешь о работе страхового общества Ллойда.
– Я хозяин своего слова, а мне хозяйка – моя жена?
– Прекрати свои дурацкие шуточки и поработай головой, если в тот раз не спустил ее в канализацию в Аррасе. Ты знаешь, что такое страховое общество Ллойда? Это почти что фондовая биржа и одновременно крупнейший в мире тотализатор. И люди вроде Мартина Фенвика – первоклассные букмекеры. На чем зарабатывает деньги букмекер?
– На том, что с умом принимает ставки.
– Это только часть проблемы, с которым приходилось сталкиваться Фенвику: страховать нужные корабли на нужные суммы. Другая часть – необходимость самому иметь как можно больше денег, чтобы принимать максимально высокие ставки и получать наибольший возможный доход. У Ллойда к этому подходят с соблюдением всех формальностей. Чем больше капитал, оформленного на твое имя, тем крупнее ставки ты принимаешь. Я хочу сказать – тем крупнее страховая сумма, которую ты можешь назначить.
– Значит, только полный идиот станет класть деньги на имя жены? Ведь это урезает возможности увеличения дохода.
– Да, Джим, это ты умеешь: смотришь, как баран на новые ворота, но все-таки в конце концов поймешь.
– Ну ладно, ладно. Откуда же тогда у нее деньги? И почему он сразу расплатился за дом?
– Кто сказал, что это были его деньги? Или ее? И вообще... – вдруг спохватился Оскар, – забудь про это. Я же просил тебя не совать нос в это дело.
– Виноват...
– Ну ладно, я занят. – И он бросил трубку.
Я мог бы спросить его насчет частного детектива – ведь наверняка Фенвик нашел того не по телефонной книге, а через адвоката, как и телохранителя. Но Оскар все равно ничего бы не сказал – тогда зачем мне демонстрировать свою осведомленность?
Пришлось мне неохотно вернуться к выпискам из банковского счета.
Разобраться в регулярных платежах удалось легко: это были взносы за страхование жизни и, вероятно, плата за квартиру. Каждую неделю он брал со счета 20 фунтов, разные выплаты шли, очевидно, на покупки и оплату гаража. Вдобавок трижды за последний год он выписывал чек на 259 фунтов. За что? И почему трижды повторяется одна и та же сумма?
Ну разумеется, плата за обучение сына. В нынешние трудные времена обучение в Харроу стоит около 750 фунтов в год.
Единственным моим выводом стало абсолютное соответствие расходов Фенвика его доходам. Тем не менее банковский счет отражал лишь половину жизни Фенвика. Другая половина оставалась в тени. В прошлом году он не выписывал чека на оплату нового автомобиля "ровер", ничего не платил за содержание дома в поместье – и, наконец, ни фунта на расходы своей жены, живущей в этом доме.
Судя по бумагам, поместья Кингскэт в природе не существовало – как не существовало самой миссис Фенвик. Разумеется, кроме того факта, что ежегодно он тратил тысячу фунтов – четверть своего чистого дохода – на страхование собственной жизни в пользу жены.
Если, конечно, не в пользу кого-то другого. Пришлось позвонить Хоторну в Харроу. Мы обменялись с ним любезностями, затем он спросил:
– Полагаю, вы хотите поговорить с Дэвидом?
– Да, если можно.
– Попрошу, чтобы его разыскали. Я прав, что вы сейчас работаете на него.
Разведка работала неплохо – хотя это наверняка входило в его обязанности.
– Возможно, вы правы.
– Должен сказать, что я здесь выступаю in loco parentis – в роли родителей, и теперь это особо касается Дэвида. Я понимаю его стремление узнать, кто убил отца, но меня несколько тревожит, что может выясниться нечто, подрывающее его репутацию.
– Вы правы, но я говорил, что делом занимается сейчас полиция двух стран. И их уже не остановишь.
– Да, понимаю, это нелегко.
– Они уж точно не будут оберегать чью-то репутацию. А я могу.
Дэвид взял трубку.
– Мистер Корд? Что-то удалось узнать?
– Пока ничего особенного. Нужно время. Но хочу кое-что спросить.
– Да, сэр.
– В последние дни с тобой связывались какие-нибудь страховые компании?
– Да, сэр, целых три.
– Можешь сказать, что тебе сообщили? В самых общих чертах.
– Ну, что отец застраховал жизнь в мою пользу. И говорят, что страховая премия очень большая.
Вот оно что!
– Отлично, – сказал я. – Очень хорошо. Это все, что я хотел узнать.
– Все? – В его голосе слышалось разочарование.
– Я буду с тобой на связи.
– Надеюсь, вы приедете на похороны, сэр? В субботу, в полдень.
Такого поворота я не ожидал.
– Вы могли бы встретиться с мамой, сэр. И с людьми из его отдела.
– Ладно. Похороны будут в поместье?
– Да, служба в деревенской церкви – ее вы сразу увидите. А потом можете приехать к нам домой.
– Хорошо, я приеду.
Поехать нужно было обязательно. Мне не терпелось встретиться с Луис Линдой Фенвик. Должна же быть какая-то причина ставить под угрозу собственную карьеру у Ллойда, тратя четверть годового дохода, чтобы в случае своей смерти гарантировать финансовую независимость сына от его собственной матери.
10
В тот же вечер я вернулся к себе домой. Утром выяснилось, что вся история исчезла со страниц газет, и трижды проверив окрестности, я убедился, что газетчики исчезли. Так что в половине десятого я был уже в квартире, распаковал чемодан и даже немного выпил по такому поводу.
Услышав звонок, я поначалу решил не снимать трубку, опасаясь какой-то ловушки, но передумал. Надо же было возвращаться к нормальной жизни.
Правда, на всякий случай я постарался изменить голос. А легче всего это сделать с помощью шотландского акцента.
– Слушаю.
В трубке раздался слабый женский голос – тоже с шотландским акцентом.
– Могу я поговорить с мистером Кордом?
– А кто его спрашивает?
Недолгое замешательство.
– Миссис Корд.
– Мама, ты? Откуда у тебя такой акцент?
– Джейми? Ты уже дома? Я думала, ты все еще скрываешься, и не хотела выдавать себя, если у тебя полиция.
– Не так все плохо, мама. Я...
– Ах, это так интересно! Я очень рада, что на работе тебе не приходится скучать. Консультации по безопасности – звучит так занудно! Отцу бы тоже понравилась твоя нынешняя работа.
– Возможно, – неуверенно протянул я.
Она не умолкала.
– Я только хотела узнать, не нужна ли тебе помощь, милый. Деньгами, например, или убежище.
– Нет, все хорошо. Просто я...
– Не буду тебя задерживать. Наверное, ты расследуешь, кто это сделал, верно? Я больше не скажу ни слова, ведь твой телефон наверняка прослушивают.
– Не думаю...
– Береги себя, сынок, и не делай никаких записей. Когда-нибудь расскажешь мне эту историю во всех деталях. Ну все, привет.
Положив трубку, я тяжело осел в кресло. Мама всегда поражала меня своими звонками. Пошел ли я в разведку по своей воле? А мой отец? Почему он в тридцатые годы предпочел военной службе судьбу Лоуренса Аравийского? Может быть, что-то все же повлияло на наш общий выбор?
Оставшуюся часть вечера я наводил порядок после ребят Макби. Потом налил себе на сон грядущий порцию шотландского виски и около одиннадцати готов был залечь, как вдруг раздался звонок.
Я взял маленький "маузер", подошел к двери и спросил:
– Кто там?
Спокойный мужской голос ответил:
– Полиция, сэр. Откройте, пожалуйста.
Ну и манеры – явиться так поздно, да еще после такого тяжелого дня, только чтобы задать "несколько простых вопросов".
Я оглянулся, куда бы сунуть пистолет, но потом просто сунул его в карман – вряд ли у них есть ордер на обыск. Затем открыл дверь.
И тут же получил удар в живот.
Согнувшись от боли, я успел заметить, что было их по меньшей мере двое. Лица казались приплюснутыми от плотно натянутых масок из чулка. Мне заломили руки Чьи-то пальцы ощупали мою шею, потом со знанием дела сдавили ее. В глазах у меня помутилось.
– Готов, – буркнул кто-то.
Я захлебнулся кашлем – и провалился во тьму.
– Меня зовут Джеймс Корд. Воинское звание – майор. Личный номер – два – пять – три – ноль – пять – один – ноль.
Один голос казался мне знакомым. Наверное, мы служили вместе.
– Давай же, приятель! Куда ты его дел?
– Меня зовут Джеймс Корд. Звание – майор. Личный номер – два – пять – три – ноль – пять – один – ноль.
Этот голос вновь показался мне знакомым.
– Добавь еще немного.
– С этой штукой надо поосторожнее.
– Давай – давай.
Тело словно разделилось. Одна половина медленно плыла, погружаясь в сонное оцепенение, и к ней откуда-то издалека, из застывшей в неподвижности другой половины доносилась боль. Вдруг боль нестерпимо полыхнула и погасла в забытьи.
– Давай, приятель... Где ты прячешь книгу?
– Меня зовут Джеймс Корд... Звание – майор... Личный номер – два – пять – три – ноль пять – один – ноль.
– Где книга? Скажи, и сможешь уснуть.
– Меня зовут Джеймс... Корд... Звание... майор... личный номер...
– Добавь еще немного... Ну где она? Куда ты ее спрятал?
– Меня зовут... "Медвежонок Берти"... Майор Берти... Медвежонок...
– Что за чушь?.. Ну, где книга?
– "Медвежонок Берти"... в банке.
– Господи, да он, похоже, от твоей химии свихнулся.
– Заранее эффект не предскажешь.
– А ну добавь еще немного.
– И так он получил слишком много... А может станет лучше?..
– "Медвежонок Берти"... в банке.
– Господи Боже...
Оцепенение ослабло, теперь осталась только резкая боль, и мозг мой на мгновенье прояснился. Я вспомнил, кто я, понял, что связан и глаза завязаны. Боль в левой руке все нарастала.
– Добавь еще.
– Но я же говорю...
– А я приказываю!
Новый приступ боли. Тут я напряг все мышцы и рванулся что было сил, дернувшись всем телом. Иголка шприца уперлась в кость, снова резкая вспышка боли...
– Господи, ты сломал иголку!
– Не я, а он!
– Скорей возьми другую.
– Другой у меня нет...
– Боже, с каким идиотом связались!
– Теперь ничего не получится. Что будем делать?
– Ничего. Разрежь веревки – и все.
– Но у меня нет ножа...
– Скоро у тебя вообще ничего не будет!
Чьи-то руки стали меня тормошить, от этого вдруг заболели живот и шея. И вдруг я ощутил, что свободен от веревок.
– Ничего, очухается. Пошли.
Скрип тонких досок пола и постепенно удаляющийся голос:
– Не могу понять, как получилось...
И тишина. Тьма, одиночество, даже время остановилось. Неужели я умираю? Только не в одиночестве и не в темноте! Хочу слышать человеческие голоса. Хочу почувствовать приятное оцепенение, а не боль, хочу уснуть... Нет, сон уходит, а боль все нарастает. Но я, слава Богу, жив.
Я осторожно шевельнулся, поднял руку и сорвал с глаз повязку. Никакой разницы – вокруг все так же темно и душно, ни дуновения. Левый локоть ужасно ныл, потом его пронзила резкая боль. Правой рукой я стал ощупывать все вокруг себя.
Похоже, лежал я на какой-то металлической полке, прямо на голых ребрах. Но что же дальше? Я нащупал невысокий деревянный барьер, над ним брезент на металлических стойках.
Схватившись за стойку, я очень осторожно поднялся на ноги. Невидимый мир вокруг закачался, под ногами скрипнули жидкие доски. И тут я понял, что стою в кузове грузовика.
Не знаю, сколько времени ушло, чтобы наощупь добраться до заднего борта и с величайшей осторожностью спуститься. Теперь подо мной был твердый бетонный пол, над головой – какая-то крыша.
Где-то вдалеке светился неясный прямоугольник, и я, с трудом переставляя ноги, направился к нему. Затем наткнулся на машину, потом на другую, и, наконец, стал подниматься по наклонному пандусу к холодным фонарям, вдыхая свежий воздух.
И тут меня вырвало.
Возможно, оттого голова немного прояснилась.
Я сел на прямо на землю и стал смотреть вокруг на ярко освещенную безлюдную улицу, автомобили на стоянке, деревья на углу в свете фонарей. Я выбрался из гаража под недавно выстроенным многоквартирным домом в районе Примроуз-Хилл – всего в полумиле от своей собственной квартиры. До дома моего знакомого врача было так же близко, как до Луны.
Собравшись с силами, я встал на ноги.
Услышав звонок, я поначалу решил не снимать трубку, опасаясь какой-то ловушки, но передумал. Надо же было возвращаться к нормальной жизни.
Правда, на всякий случай я постарался изменить голос. А легче всего это сделать с помощью шотландского акцента.
– Слушаю.
В трубке раздался слабый женский голос – тоже с шотландским акцентом.
– Могу я поговорить с мистером Кордом?
– А кто его спрашивает?
Недолгое замешательство.
– Миссис Корд.
– Мама, ты? Откуда у тебя такой акцент?
– Джейми? Ты уже дома? Я думала, ты все еще скрываешься, и не хотела выдавать себя, если у тебя полиция.
– Не так все плохо, мама. Я...
– Ах, это так интересно! Я очень рада, что на работе тебе не приходится скучать. Консультации по безопасности – звучит так занудно! Отцу бы тоже понравилась твоя нынешняя работа.
– Возможно, – неуверенно протянул я.
Она не умолкала.
– Я только хотела узнать, не нужна ли тебе помощь, милый. Деньгами, например, или убежище.
– Нет, все хорошо. Просто я...
– Не буду тебя задерживать. Наверное, ты расследуешь, кто это сделал, верно? Я больше не скажу ни слова, ведь твой телефон наверняка прослушивают.
– Не думаю...
– Береги себя, сынок, и не делай никаких записей. Когда-нибудь расскажешь мне эту историю во всех деталях. Ну все, привет.
Положив трубку, я тяжело осел в кресло. Мама всегда поражала меня своими звонками. Пошел ли я в разведку по своей воле? А мой отец? Почему он в тридцатые годы предпочел военной службе судьбу Лоуренса Аравийского? Может быть, что-то все же повлияло на наш общий выбор?
Оставшуюся часть вечера я наводил порядок после ребят Макби. Потом налил себе на сон грядущий порцию шотландского виски и около одиннадцати готов был залечь, как вдруг раздался звонок.
Я взял маленький "маузер", подошел к двери и спросил:
– Кто там?
Спокойный мужской голос ответил:
– Полиция, сэр. Откройте, пожалуйста.
Ну и манеры – явиться так поздно, да еще после такого тяжелого дня, только чтобы задать "несколько простых вопросов".
Я оглянулся, куда бы сунуть пистолет, но потом просто сунул его в карман – вряд ли у них есть ордер на обыск. Затем открыл дверь.
И тут же получил удар в живот.
Согнувшись от боли, я успел заметить, что было их по меньшей мере двое. Лица казались приплюснутыми от плотно натянутых масок из чулка. Мне заломили руки Чьи-то пальцы ощупали мою шею, потом со знанием дела сдавили ее. В глазах у меня помутилось.
– Готов, – буркнул кто-то.
Я захлебнулся кашлем – и провалился во тьму.
– Меня зовут Джеймс Корд. Воинское звание – майор. Личный номер – два – пять – три – ноль – пять – один – ноль.
Один голос казался мне знакомым. Наверное, мы служили вместе.
– Давай же, приятель! Куда ты его дел?
– Меня зовут Джеймс Корд. Звание – майор. Личный номер – два – пять – три – ноль – пять – один – ноль.
Этот голос вновь показался мне знакомым.
– Добавь еще немного.
– С этой штукой надо поосторожнее.
– Давай – давай.
Тело словно разделилось. Одна половина медленно плыла, погружаясь в сонное оцепенение, и к ней откуда-то издалека, из застывшей в неподвижности другой половины доносилась боль. Вдруг боль нестерпимо полыхнула и погасла в забытьи.
– Давай, приятель... Где ты прячешь книгу?
– Меня зовут Джеймс Корд... Звание – майор... Личный номер – два – пять – три – ноль пять – один – ноль.
– Где книга? Скажи, и сможешь уснуть.
– Меня зовут Джеймс... Корд... Звание... майор... личный номер...
– Добавь еще немного... Ну где она? Куда ты ее спрятал?
– Меня зовут... "Медвежонок Берти"... Майор Берти... Медвежонок...
– Что за чушь?.. Ну, где книга?
– "Медвежонок Берти"... в банке.
– Господи, да он, похоже, от твоей химии свихнулся.
– Заранее эффект не предскажешь.
– А ну добавь еще немного.
– И так он получил слишком много... А может станет лучше?..
– "Медвежонок Берти"... в банке.
– Господи Боже...
Оцепенение ослабло, теперь осталась только резкая боль, и мозг мой на мгновенье прояснился. Я вспомнил, кто я, понял, что связан и глаза завязаны. Боль в левой руке все нарастала.
– Добавь еще.
– Но я же говорю...
– А я приказываю!
Новый приступ боли. Тут я напряг все мышцы и рванулся что было сил, дернувшись всем телом. Иголка шприца уперлась в кость, снова резкая вспышка боли...
– Господи, ты сломал иголку!
– Не я, а он!
– Скорей возьми другую.
– Другой у меня нет...
– Боже, с каким идиотом связались!
– Теперь ничего не получится. Что будем делать?
– Ничего. Разрежь веревки – и все.
– Но у меня нет ножа...
– Скоро у тебя вообще ничего не будет!
Чьи-то руки стали меня тормошить, от этого вдруг заболели живот и шея. И вдруг я ощутил, что свободен от веревок.
– Ничего, очухается. Пошли.
Скрип тонких досок пола и постепенно удаляющийся голос:
– Не могу понять, как получилось...
И тишина. Тьма, одиночество, даже время остановилось. Неужели я умираю? Только не в одиночестве и не в темноте! Хочу слышать человеческие голоса. Хочу почувствовать приятное оцепенение, а не боль, хочу уснуть... Нет, сон уходит, а боль все нарастает. Но я, слава Богу, жив.
Я осторожно шевельнулся, поднял руку и сорвал с глаз повязку. Никакой разницы – вокруг все так же темно и душно, ни дуновения. Левый локоть ужасно ныл, потом его пронзила резкая боль. Правой рукой я стал ощупывать все вокруг себя.
Похоже, лежал я на какой-то металлической полке, прямо на голых ребрах. Но что же дальше? Я нащупал невысокий деревянный барьер, над ним брезент на металлических стойках.
Схватившись за стойку, я очень осторожно поднялся на ноги. Невидимый мир вокруг закачался, под ногами скрипнули жидкие доски. И тут я понял, что стою в кузове грузовика.
Не знаю, сколько времени ушло, чтобы наощупь добраться до заднего борта и с величайшей осторожностью спуститься. Теперь подо мной был твердый бетонный пол, над головой – какая-то крыша.
Где-то вдалеке светился неясный прямоугольник, и я, с трудом переставляя ноги, направился к нему. Затем наткнулся на машину, потом на другую, и, наконец, стал подниматься по наклонному пандусу к холодным фонарям, вдыхая свежий воздух.
И тут меня вырвало.
Возможно, оттого голова немного прояснилась.
Я сел на прямо на землю и стал смотреть вокруг на ярко освещенную безлюдную улицу, автомобили на стоянке, деревья на углу в свете фонарей. Я выбрался из гаража под недавно выстроенным многоквартирным домом в районе Примроуз-Хилл – всего в полумиле от своей собственной квартиры. До дома моего знакомого врача было так же близко, как до Луны.
Собравшись с силами, я встал на ноги.
11
Сидя в ногах моей кровати – точнее, своей кровати для гостей – он спросил:
– Ты хоть помнишь, что было прошлой ночью?
– Еще бы. Ты жуткий живодер – боль была адская.
– Разумеется. – Хоть Алекс перебрался в Лондон из южной Шотландии лет двадцать пять назад, он все еще говорил с акцентом. – Ты сам сказал, что тебя накачали пентоталом. Поэтому я не рискнул на обезболивание. Где тебя учили ломать иголку шприца – в разведке?
– Там только советовали. Но перед операцией ты даже не налил мне виски, скупой черт.
– По той же причине, – спокойно ответил Алекс, наклонился и внимательно взглянул мне в глаза. – Ну вот, сейчас все в норме.
Он протянул мне стакан с какой-то коричневой жидкостью.
– Не сомневаюсь, что это твой обычный завтрак, хотя для нормальных людей сейчас уже время обеда.
Я подозрительно понюхал содержимое стакана, но там оказался настоящий шотландский виски.
– Спасибо, Алекс. За твое здоровье!
При первом же глотке меня пронзила боль в горле и где-то внутри.
Он кивнул.
– Все правильно – от сильного удара в солнечное сплетение некоторое время будет болеть живот. С горлом то же самое.
Я стал пить виски по капельке.
– Теперь, – сказал Алекс, – давай решим, как быть с полицией.
– Ты уже сообщил обо мне?
– Нет еще. У нас ведь нет закона, который запрещал бы человеку сломать иголку шприца в собственной руке – хоть это фокус не из легких. К тому же всегда можно упасть и удариться об что-то животом. Но как быть с шеей? Если допустить, что можно с такой силой сдавить собственную артерию, тогда нетрудно самому себя и изнасиловать.
Я улыбнулся – даже это резануло болью горло.
– Алекс, я сам бы побежал в полицию, если бы это что-то дало. Но тут орудовали профессионалы, где их теперь искать?
Внезапно мне в голову пришла одна идея.
– Как думаешь, тот, со шприцем, был профессионалом?
Алекс задумался.
– Найти вену на руке ничего не стоит – они у тебя довольно заметные. Но вот вводить по капле пентотал, удерживая человека на грани потери сознания... Пожалуй, тут нужны известные медицинские навыки. – Он поднялся с кровати. – Если это был врач, хотелось бы мне увидеть, как его вышибут с работы.
– Если он и был врачом, готов поспорить, что его уже когда-то вышибли.
Он кивнул.
– Ладно, приходи завтра, я тебя перевяжу. Рука еще немного поболит, зато можешь купить себе шикарную перевязь черного шелка и вызывать всеобщее сочувствие.
Алекс хотел уже уйти, но вернулся и протянул мне бутылку с виски.
– Можешь выпить еще рюмку – но только не больше. Потом Лора принесет тебе поесть. У меня хватает других пациентов – тех, кто не ищет неприятностей на свою голову.
Домой я отправился, чувствуя себя слабым, беззащитным и безоружным. Подойдя к собственной двери, я пожалел, что некому войти вместе со мной в квартиру – ведь бандиты с пентоталом вполне могли поджидать меня там новой попытки. Правда, на этот раз они могли приготовить что-то вроде испанского сапога.
Но в квартире никого не оказалось. Все снова было перевернуто вверх дном. Обыск производился в спешке, но достаточно тщательно, чтобы быть уверенными – нигде не спрятано ничего размером с "Медвежонка Берти". Дубликат они, кстати, не взяли, он так и остался лежать на виду среди прочих книг. По крайней мере стало ясно – сам по себе "Медвежонок" никого не интересовал.
Тщательно все обшарив, я убедился, что "маузер" мои гости, к сожалению, не забыли. Ситуация несколько осложнялась, ведь у меня больше не было маленьких пистолетов. Сейчас в моем банковском сейфе оставались длинноствольные револьверы 22 и 38 калибра, да еще 9-миллиметровые автоматические пистолеты, включая "вальтер" Макби. Пришлось обзвонить всех знакомых, более или менее связанных с оружием, и к тому времени, когда я вернулся домой и попытался разогреть в духовке замороженную пиццу, обмен состоялся. Если Макби и надеялся получить обратно свой "вальтер ", теперь уже было поздно.
В результате я получил если и не идеальное, то вполне подходящее оружие. Итальянская копия старинного короткоствольного крупнокалиберного "ремингтона" почти точно воспроизводила "дерринджер", который американские гангстеры любили прятать в рукаве. У моего нового оружия два ствола 38 калибра располагались один над другим, и при убойной силе стандартного американского полицейского револьвера в длину он был всего четыре дюйма и вполне помещался в рукаве вместе с кобурой.
Прежний владелец, отдавший его прямо в кобуре, напрасно рассчитывал получить на него разрешение в полиции или в Министерстве обороны и, видно осознав свою ошибку, решил от него избавиться. Теперь, по крайней мере, у него появилась возможность зарегистрировать свой новый "вальтер" – всегда можно сказать, что оружие досталось от умершего родственника; могут и не поверить, но разбираться все равно не станут.
Покончив с пиццей, я уселся перед телевизором и с час тренировался быстро выхватывать обновку из рукава при каждом появлении на экране неприятный типов. Я убедился, чтобы проделать это достаточно быстро, нужно заранее свести руки, словно молишься, а в напряженной ситуации это выглядит довольно странно. На скорость совершенно не влияло, стоишь ты или сидишь, а потому он вполне подходил, чтобы смотреть с ним телевизор.
– Ты хоть помнишь, что было прошлой ночью?
– Еще бы. Ты жуткий живодер – боль была адская.
– Разумеется. – Хоть Алекс перебрался в Лондон из южной Шотландии лет двадцать пять назад, он все еще говорил с акцентом. – Ты сам сказал, что тебя накачали пентоталом. Поэтому я не рискнул на обезболивание. Где тебя учили ломать иголку шприца – в разведке?
– Там только советовали. Но перед операцией ты даже не налил мне виски, скупой черт.
– По той же причине, – спокойно ответил Алекс, наклонился и внимательно взглянул мне в глаза. – Ну вот, сейчас все в норме.
Он протянул мне стакан с какой-то коричневой жидкостью.
– Не сомневаюсь, что это твой обычный завтрак, хотя для нормальных людей сейчас уже время обеда.
Я подозрительно понюхал содержимое стакана, но там оказался настоящий шотландский виски.
– Спасибо, Алекс. За твое здоровье!
При первом же глотке меня пронзила боль в горле и где-то внутри.
Он кивнул.
– Все правильно – от сильного удара в солнечное сплетение некоторое время будет болеть живот. С горлом то же самое.
Я стал пить виски по капельке.
– Теперь, – сказал Алекс, – давай решим, как быть с полицией.
– Ты уже сообщил обо мне?
– Нет еще. У нас ведь нет закона, который запрещал бы человеку сломать иголку шприца в собственной руке – хоть это фокус не из легких. К тому же всегда можно упасть и удариться об что-то животом. Но как быть с шеей? Если допустить, что можно с такой силой сдавить собственную артерию, тогда нетрудно самому себя и изнасиловать.
Я улыбнулся – даже это резануло болью горло.
– Алекс, я сам бы побежал в полицию, если бы это что-то дало. Но тут орудовали профессионалы, где их теперь искать?
Внезапно мне в голову пришла одна идея.
– Как думаешь, тот, со шприцем, был профессионалом?
Алекс задумался.
– Найти вену на руке ничего не стоит – они у тебя довольно заметные. Но вот вводить по капле пентотал, удерживая человека на грани потери сознания... Пожалуй, тут нужны известные медицинские навыки. – Он поднялся с кровати. – Если это был врач, хотелось бы мне увидеть, как его вышибут с работы.
– Если он и был врачом, готов поспорить, что его уже когда-то вышибли.
Он кивнул.
– Ладно, приходи завтра, я тебя перевяжу. Рука еще немного поболит, зато можешь купить себе шикарную перевязь черного шелка и вызывать всеобщее сочувствие.
Алекс хотел уже уйти, но вернулся и протянул мне бутылку с виски.
– Можешь выпить еще рюмку – но только не больше. Потом Лора принесет тебе поесть. У меня хватает других пациентов – тех, кто не ищет неприятностей на свою голову.
Домой я отправился, чувствуя себя слабым, беззащитным и безоружным. Подойдя к собственной двери, я пожалел, что некому войти вместе со мной в квартиру – ведь бандиты с пентоталом вполне могли поджидать меня там новой попытки. Правда, на этот раз они могли приготовить что-то вроде испанского сапога.
Но в квартире никого не оказалось. Все снова было перевернуто вверх дном. Обыск производился в спешке, но достаточно тщательно, чтобы быть уверенными – нигде не спрятано ничего размером с "Медвежонка Берти". Дубликат они, кстати, не взяли, он так и остался лежать на виду среди прочих книг. По крайней мере стало ясно – сам по себе "Медвежонок" никого не интересовал.
Тщательно все обшарив, я убедился, что "маузер" мои гости, к сожалению, не забыли. Ситуация несколько осложнялась, ведь у меня больше не было маленьких пистолетов. Сейчас в моем банковском сейфе оставались длинноствольные револьверы 22 и 38 калибра, да еще 9-миллиметровые автоматические пистолеты, включая "вальтер" Макби. Пришлось обзвонить всех знакомых, более или менее связанных с оружием, и к тому времени, когда я вернулся домой и попытался разогреть в духовке замороженную пиццу, обмен состоялся. Если Макби и надеялся получить обратно свой "вальтер ", теперь уже было поздно.
В результате я получил если и не идеальное, то вполне подходящее оружие. Итальянская копия старинного короткоствольного крупнокалиберного "ремингтона" почти точно воспроизводила "дерринджер", который американские гангстеры любили прятать в рукаве. У моего нового оружия два ствола 38 калибра располагались один над другим, и при убойной силе стандартного американского полицейского револьвера в длину он был всего четыре дюйма и вполне помещался в рукаве вместе с кобурой.
Прежний владелец, отдавший его прямо в кобуре, напрасно рассчитывал получить на него разрешение в полиции или в Министерстве обороны и, видно осознав свою ошибку, решил от него избавиться. Теперь, по крайней мере, у него появилась возможность зарегистрировать свой новый "вальтер" – всегда можно сказать, что оружие досталось от умершего родственника; могут и не поверить, но разбираться все равно не станут.
Покончив с пиццей, я уселся перед телевизором и с час тренировался быстро выхватывать обновку из рукава при каждом появлении на экране неприятный типов. Я убедился, чтобы проделать это достаточно быстро, нужно заранее свести руки, словно молишься, а в напряженной ситуации это выглядит довольно странно. На скорость совершенно не влияло, стоишь ты или сидишь, а потому он вполне подходил, чтобы смотреть с ним телевизор.
12
В пятницу утро выдалось туманным, землю покрыл тонкий слой измороси. Я с трудом поднялся с постели, чувствуя себя совершенно разбитым, включил электрокофеварку – и уронил на пол последнее яйцо, которое собирался сварить. Единственное письмо в моем почтовом ящике оказалось официальным приглашением на похороны в Кингскэт. Отправлено оно было из Харроу. Ехать мне все еще не хотелось, но я решил себя пересилить.
Потом я сел за машинку и большую часть утра печатал отчет о проверке некой химической компании:
"Уважаемые господа!
Я обследовал помещения офисов, лабораторий и производственных цехов Вашей фирмы, и должен признать, что принимаемые Вами меры борьбы с промышленным шпионажем меня поразили".
Для начала я стараюсь сделать этим болванам комплимент – тогда они начинают рассказывать направо и налево, какой умный и внимательный специалист их консультировал.
"Однако я считаю, что в некоторых случаях эти меры целесообразно дополнить..."
Отчет я завершил строгим напоминанием:
"Рекомендую Вам хранить настоящий документ в надежном месте и ни в коем случае не снимать с него копий, что предотвратит его использование агентами из других фирм, стремящимися внедриться в Вашу систему для хищения промышленных секретов..."
Такая приписка производит неизгладимое впечатление.
На самом деле главную опасность для этой фирмы представлял ее собственный распорядительный директор – мерзкий тип из тех, кто за рабочий день не скажет вам своего имени, а в гольф-клубе вовсю болтает о "своих" новых изобретениях. Но как такое вставишь в официальный отчет?
Когда я уже пытался вспомнить, есть ли у меня почтовая марка и, если есть, то где ее искать, зазвонил телефон. На этот раз я не стал имитировать шотландский акцент.
– Слушаю.
– Майор? Говорит Дейв Таннер.
Я узнал голос. Этого частного детектива я встретил впервые, когда он еще служил в военной полиции. Крепкий парень. Именно такие крепкие военные полицейские нужны для крепкой армии, без которой пришлось бы забыть про войны, и кое-кому стало бы совсем скучно.
Дейв вышел в отставку раньше меня и преуспел в создании довольно солидного агентства, в котором и мне довелось проработать почти год после ухода из армии. И до сих пор я подозревал, что некоторые из его агентов занимаются именно тем, с чем мне приходилось бороться.
– Чем могу быть полезен? Задачка оказалась не по зубам твоим лучшим кадрам? – пошутил я.
Дейв усмехнулся.
– Все может быть. Как идут дела?
– Газет не читаешь?
– Почему? Я как раз подумал, как ловко ты провел корреспондентов. Не хочешь перекусить и выпить пива?
– Возможно. Где?
– В баре "Лэм" на Лэм-Кондуит-стрит.
Потом я сел за машинку и большую часть утра печатал отчет о проверке некой химической компании:
"Уважаемые господа!
Я обследовал помещения офисов, лабораторий и производственных цехов Вашей фирмы, и должен признать, что принимаемые Вами меры борьбы с промышленным шпионажем меня поразили".
Для начала я стараюсь сделать этим болванам комплимент – тогда они начинают рассказывать направо и налево, какой умный и внимательный специалист их консультировал.
"Однако я считаю, что в некоторых случаях эти меры целесообразно дополнить..."
Отчет я завершил строгим напоминанием:
"Рекомендую Вам хранить настоящий документ в надежном месте и ни в коем случае не снимать с него копий, что предотвратит его использование агентами из других фирм, стремящимися внедриться в Вашу систему для хищения промышленных секретов..."
Такая приписка производит неизгладимое впечатление.
На самом деле главную опасность для этой фирмы представлял ее собственный распорядительный директор – мерзкий тип из тех, кто за рабочий день не скажет вам своего имени, а в гольф-клубе вовсю болтает о "своих" новых изобретениях. Но как такое вставишь в официальный отчет?
Когда я уже пытался вспомнить, есть ли у меня почтовая марка и, если есть, то где ее искать, зазвонил телефон. На этот раз я не стал имитировать шотландский акцент.
– Слушаю.
– Майор? Говорит Дейв Таннер.
Я узнал голос. Этого частного детектива я встретил впервые, когда он еще служил в военной полиции. Крепкий парень. Именно такие крепкие военные полицейские нужны для крепкой армии, без которой пришлось бы забыть про войны, и кое-кому стало бы совсем скучно.
Дейв вышел в отставку раньше меня и преуспел в создании довольно солидного агентства, в котором и мне довелось проработать почти год после ухода из армии. И до сих пор я подозревал, что некоторые из его агентов занимаются именно тем, с чем мне приходилось бороться.
– Чем могу быть полезен? Задачка оказалась не по зубам твоим лучшим кадрам? – пошутил я.
Дейв усмехнулся.
– Все может быть. Как идут дела?
– Газет не читаешь?
– Почему? Я как раз подумал, как ловко ты провел корреспондентов. Не хочешь перекусить и выпить пива?
– Возможно. Где?
– В баре "Лэм" на Лэм-Кондуит-стрит.