Гэвин Лайл
С мертвых не спросишь
1
Раздался всего один выстрел, и мне показалось, что я даже слышал звук, с которым пуля вошла в его тело. Я бросился ничком на мостовую и вытянул вперед руку с пистолетом, целясь в крайнюю колонну. Из-за угла, из переулка, донесся частый топот – бежал не один человек. Поднявшись на ноги, я различил стон Фенвика, а следом – громкий хрип.
После выстрела он осел, привалившись к "ситроену". Спереди на его пальто было лишь несколько красных пятен, но когда я провел рукой по спине, она вся оказалась в крови – выходное отверстие пуля изрядно разворотила. Кое-где приоткрылись ставни, мелькнул свет, а какой-то храбрец из местных жителей даже высунулся наружу – во Франции так редко поступают, услышав стрельбу на улице.
Я закричал что было сил:
– Полицию! Телефон! Доктора!
Как же по-французски "скорая помощь"? Черт возьми, да почти как по-английски.
– Амбуланс!
Фигура в окне исчезла – может быть, меня все же поняли? Фенвик снова захрипел, изо рта у него хлынула кровь. Черт, что же делать? Внутреннее кровотечение должно быть еще сильнее. В конце концов я просто прижал к его спине носовой платок и стал поддерживать голову. Вой сирен раздался, когда он уже умер.
Поблизости оказалась водосточная решетка. До приезда полиции я успел просунуть сквозь нее свой пистолет и кобуру. Купить новую кобуру нетрудно – куда сложнее достать другой "вальтер", приспособленный под укороченный патрон 38 калибра. Потом я достал из кармана Фенвика ключи от машины и забрал прямоугольный плоский сверток, который он все еще сжимал в руках.
Через пять минут все кругом залил свет фар полицейских автомобилей, расположившихся по кругу, перекрыв все пути отхода. Я показал инспектору полиции, довольно прилично владевшему английским, откуда, как мне показалось, стреляли.
– Всего один выстрел?
– Да, всего один.
Инспектору это явно не понравилось – так же, как и мне. Впрочем, я не стал делиться своими соображениями.
Он стоял, внимательно осматривая мостовую и похлопывая моим паспортом по руке. Потом вдруг устремился к блеснувшему у стены кусочку латуни. Затем вернул мне паспорт и свистнул, подзывая сотрудников. Те подобрали найденную гильзу и обвели место находки мелом.
– Девять миллиметров, – заметил кто-то, но, встретив взгляд инспектора, поспешно удалился, торжественно держа перед собой карандаш с гильзой.
– Значит, вы встретили мсье Фенвика только на автомобильном пароме? – спросил инспектор.
– Совершенно верно. Он узнал, что я направляюсь в Аррас и сам предложил меня подвезти. Он собирался ехать в Париж.
Не часто мне удавалось в каких-то трех предложениях намешать столько лжи.
Но инспектор молча кивнул. Полицейские еще не обыскивали ни меня, ни Фенвика – это еще предстояло – и ничего не знали о ключах от автомобиля.
– Зачем вы прибыли в Аррас?
– Собирался посетить места сражений Первой мировой войны. Где-то неподалеку похоронен мой дед.
А вот это было чистой правдой.
– Вы любили своего деда? – поинтересовался он.
– Ну как сказать? Он погиб за пятнадцать лет до моего рождения.
Губы инспектора дрогнули в усмешке. Обычный вопрос с подвохом. Впрочем, допрос был еще впереди – и уже недолго оставалось его дожидаться.
Я показал ему руку, залитую кровью Фенвика.
– Нельзя попросить кого-нибудь из врачей это смыть?
Инспектор покосился в залитый светом круг, где врачи скорой помощи все еще ждали, когда закончится фотографирование тела Фенвика, и кивнул.
– Да, разумеется.
У него не было насчет меня никаких подозрений – со всяком случае, пока.
Я вошел в освещенный круг и попросил врача протереть мне руку спиртом. Кроме края рукава, на моей дубленке больше не было следов крови. В человеке, независимо от профессии, стремление избегать чужой крови действует на уровне инстинкта.
– Он был вашим другом? – спросил врач, для которого все это было обычной повседневной работой.
Я пожал плечами.
– Мы познакомились несколько часов назад.
Врач покачал головой, с привычным профессионализмом внимательно осмотрел мою руку в поисках царапин, затем взглянул на ногти – нет ли под ними какой-нибудь необычной грязи.
Кто-то позвал его:
– Доктор Делансо!
Врач отозвался, потом вопросительно посмотрел на меня.
– Нет-нет, спасибо – я уже все видел...
Снисходительно усмехнувшись, он отошел.
Я облокотился на машину скорой помощи и осторожно осмотрелся. Похоже, никто за мной не следил, но все же я не скрылся тремя большими прыжками, а предпочел сделать десяток мелких, неторопливых шажков.
Потом я прибавил шагу, пригнувшись пониже и огибая ряды автомобилей на стоянке. Этот маршрут, дававший возможность укрыться от пуль и отойти незаметно, я на всякий случай готовил нам обоим.
Возможно, полицейские не слышали, как я завел мотор, а если и услышали, не обратили внимания. Никто не знал, что я забрал машину погибшего, и так я выиграл еще несколько минут. Когда в карманах Фенвика найдут страховую карточку, поймут, что нужно искать "ровер", там же найдут номер – но ни слова про цвет.
И все же я старался сторониться крупных магистралей. Добрался до Дуэ, оттуда свернул к Лиллю. Здесь машину пришлось бросить, – без документов пересечь бельгийскую границу невозможно. А я хотел сделать это как можно скорее, поездом добраться до Брюсселя и тут же вылететь ночным рейсом в Лондон. Похоже, нервы были на пределе: уже на выезде из Дуэ меня так затрясло, что пришлось остановиться и достать из чемодана в багажнике припасенную на всякий случай бутылку шотландского виски.
С тех пор в моем мозгу вновь и вновь всплывает это воспоминание – словно я вижу один и тот же страшный сон – и я в который раз ломаю голову, где же я ошибся.
Мы въехали в Аррас около шести утра по широкой пустынной дороге, влажно поблескивающей в рассветных сумерках. Потом по авеню Мишно взобрались на холм, точно по карте повернули на его вершине направо, свернули еще раз и оказались на Гран-плас.
В такое время года и столь ранние часы площадь напоминает склеп в забытом всеми подземелье, а ряды машин на стоянке посреди нее – каменные саркофаги. На площадь выходят десятки окон, закрытых ставнями. За ними свет, тепло и люди, однако словно не здесь, рядом, а где-то на другой планете.
– Где назначена встреча?
Фенвик показал вправо.
– На северном краю площади. Где-то там.
– Не останавливайтесь.
Он послушался, а попросил поставить машину так, чтобы можно было уехать поскорее, если... ну, на всякий случай. Мотор он заглушил, отопитель тоже, и воцарилась тишина. И долго петлял между стоявшими вокруг автомобилями, прислушиваясь к поскрипыванию снега под ногами. До северного края площади осталось ярдов двадцать, но не заметно, чтобы нас там ждали...
И тут раздался выстрел...Всего один.
Да, день выдался нелегким, хотя мне за него прилично заплатили.
После выстрела он осел, привалившись к "ситроену". Спереди на его пальто было лишь несколько красных пятен, но когда я провел рукой по спине, она вся оказалась в крови – выходное отверстие пуля изрядно разворотила. Кое-где приоткрылись ставни, мелькнул свет, а какой-то храбрец из местных жителей даже высунулся наружу – во Франции так редко поступают, услышав стрельбу на улице.
Я закричал что было сил:
– Полицию! Телефон! Доктора!
Как же по-французски "скорая помощь"? Черт возьми, да почти как по-английски.
– Амбуланс!
Фигура в окне исчезла – может быть, меня все же поняли? Фенвик снова захрипел, изо рта у него хлынула кровь. Черт, что же делать? Внутреннее кровотечение должно быть еще сильнее. В конце концов я просто прижал к его спине носовой платок и стал поддерживать голову. Вой сирен раздался, когда он уже умер.
Поблизости оказалась водосточная решетка. До приезда полиции я успел просунуть сквозь нее свой пистолет и кобуру. Купить новую кобуру нетрудно – куда сложнее достать другой "вальтер", приспособленный под укороченный патрон 38 калибра. Потом я достал из кармана Фенвика ключи от машины и забрал прямоугольный плоский сверток, который он все еще сжимал в руках.
Через пять минут все кругом залил свет фар полицейских автомобилей, расположившихся по кругу, перекрыв все пути отхода. Я показал инспектору полиции, довольно прилично владевшему английским, откуда, как мне показалось, стреляли.
– Всего один выстрел?
– Да, всего один.
Инспектору это явно не понравилось – так же, как и мне. Впрочем, я не стал делиться своими соображениями.
Он стоял, внимательно осматривая мостовую и похлопывая моим паспортом по руке. Потом вдруг устремился к блеснувшему у стены кусочку латуни. Затем вернул мне паспорт и свистнул, подзывая сотрудников. Те подобрали найденную гильзу и обвели место находки мелом.
– Девять миллиметров, – заметил кто-то, но, встретив взгляд инспектора, поспешно удалился, торжественно держа перед собой карандаш с гильзой.
– Значит, вы встретили мсье Фенвика только на автомобильном пароме? – спросил инспектор.
– Совершенно верно. Он узнал, что я направляюсь в Аррас и сам предложил меня подвезти. Он собирался ехать в Париж.
Не часто мне удавалось в каких-то трех предложениях намешать столько лжи.
Но инспектор молча кивнул. Полицейские еще не обыскивали ни меня, ни Фенвика – это еще предстояло – и ничего не знали о ключах от автомобиля.
– Зачем вы прибыли в Аррас?
– Собирался посетить места сражений Первой мировой войны. Где-то неподалеку похоронен мой дед.
А вот это было чистой правдой.
– Вы любили своего деда? – поинтересовался он.
– Ну как сказать? Он погиб за пятнадцать лет до моего рождения.
Губы инспектора дрогнули в усмешке. Обычный вопрос с подвохом. Впрочем, допрос был еще впереди – и уже недолго оставалось его дожидаться.
Я показал ему руку, залитую кровью Фенвика.
– Нельзя попросить кого-нибудь из врачей это смыть?
Инспектор покосился в залитый светом круг, где врачи скорой помощи все еще ждали, когда закончится фотографирование тела Фенвика, и кивнул.
– Да, разумеется.
У него не было насчет меня никаких подозрений – со всяком случае, пока.
Я вошел в освещенный круг и попросил врача протереть мне руку спиртом. Кроме края рукава, на моей дубленке больше не было следов крови. В человеке, независимо от профессии, стремление избегать чужой крови действует на уровне инстинкта.
– Он был вашим другом? – спросил врач, для которого все это было обычной повседневной работой.
Я пожал плечами.
– Мы познакомились несколько часов назад.
Врач покачал головой, с привычным профессионализмом внимательно осмотрел мою руку в поисках царапин, затем взглянул на ногти – нет ли под ними какой-нибудь необычной грязи.
Кто-то позвал его:
– Доктор Делансо!
Врач отозвался, потом вопросительно посмотрел на меня.
– Нет-нет, спасибо – я уже все видел...
Снисходительно усмехнувшись, он отошел.
Я облокотился на машину скорой помощи и осторожно осмотрелся. Похоже, никто за мной не следил, но все же я не скрылся тремя большими прыжками, а предпочел сделать десяток мелких, неторопливых шажков.
Потом я прибавил шагу, пригнувшись пониже и огибая ряды автомобилей на стоянке. Этот маршрут, дававший возможность укрыться от пуль и отойти незаметно, я на всякий случай готовил нам обоим.
Возможно, полицейские не слышали, как я завел мотор, а если и услышали, не обратили внимания. Никто не знал, что я забрал машину погибшего, и так я выиграл еще несколько минут. Когда в карманах Фенвика найдут страховую карточку, поймут, что нужно искать "ровер", там же найдут номер – но ни слова про цвет.
И все же я старался сторониться крупных магистралей. Добрался до Дуэ, оттуда свернул к Лиллю. Здесь машину пришлось бросить, – без документов пересечь бельгийскую границу невозможно. А я хотел сделать это как можно скорее, поездом добраться до Брюсселя и тут же вылететь ночным рейсом в Лондон. Похоже, нервы были на пределе: уже на выезде из Дуэ меня так затрясло, что пришлось остановиться и достать из чемодана в багажнике припасенную на всякий случай бутылку шотландского виски.
С тех пор в моем мозгу вновь и вновь всплывает это воспоминание – словно я вижу один и тот же страшный сон – и я в который раз ломаю голову, где же я ошибся.
Мы въехали в Аррас около шести утра по широкой пустынной дороге, влажно поблескивающей в рассветных сумерках. Потом по авеню Мишно взобрались на холм, точно по карте повернули на его вершине направо, свернули еще раз и оказались на Гран-плас.
В такое время года и столь ранние часы площадь напоминает склеп в забытом всеми подземелье, а ряды машин на стоянке посреди нее – каменные саркофаги. На площадь выходят десятки окон, закрытых ставнями. За ними свет, тепло и люди, однако словно не здесь, рядом, а где-то на другой планете.
– Где назначена встреча?
Фенвик показал вправо.
– На северном краю площади. Где-то там.
– Не останавливайтесь.
Он послушался, а попросил поставить машину так, чтобы можно было уехать поскорее, если... ну, на всякий случай. Мотор он заглушил, отопитель тоже, и воцарилась тишина. И долго петлял между стоявшими вокруг автомобилями, прислушиваясь к поскрипыванию снега под ногами. До северного края площади осталось ярдов двадцать, но не заметно, чтобы нас там ждали...
И тут раздался выстрел...Всего один.
Да, день выдался нелегким, хотя мне за него прилично заплатили.
2
Меня зовут Джеймс Корд, и если вы решите предъявить мне иск, в суде в мою защиту выступит Оскар Андерхил из юридической фирмы "Рэндол, Трип и Джилберт". Оскар очень обрадуется такому случаю, поскольку каждый раз, когда мне требуются его услуги, приходится приглашать его на обед в ресторан отеля "Ритц" (слава Богу, что хоть не в "Гриль"). Как объясняет сам Оскар, между столиками в "Ритце" большие промежутки, и потому там можно разговаривать, не опасаясь подслушивания. Тут он, конечно, прав.
Вот и теперь мы встретились с ним в ресторане "Ритц" – и галерея с колоннадой по фасаду живо напомнила мне совсем другую галерею... В зал я вошел, стуча зубами, и вряд ли только от промозглой мартовской погоды.
– День добрый, Джим. Смотрю, про тебя пишут все газеты.
Оскар уже сидел за столиком, – невысокий, худощавый, улыбающийся, одетый с респектабельной небрежностью. Хотя такая солидная фирма, как "Рэндол, Трип и Джилберт" из лондонского Сити занималась, в основном, налоговыми и гражданскими проблемами, Оскару поручались дела, связанными с уголовным правом. Дело в том, что очень многие клиенты, заплатив несколько тысяч фунтов за консультацию по налоговому праву, приходят снова за не менее дорогостоящим советом, как избавиться от выдвигаемых против их фирм ложных обвинений. По таким сложным проблемам в "Рэндол, Трип и Джилберт" всегда можно получить самый исчерпывающий совет.
Я кивнул и подсел к Оскару.
Он заметил:
– Думаю заказать пармскую ветчину и морской язык на гриле. Ты заходил домой?
– Нет, остановился в отеле рядом с аэропортом.
Оскар одобрительно усмехнулся.
– Несколько дней поживи в отелях – корреспонденты тебя в покое не оставят. В утренних газетах тебя представили слишком загадочной личностью – так что любой ценой станут разыскивать дополнительную информацию.
– Да я и сам хотел бы разобраться в этом деле!
Подошел официант, неодобрительно окинул взглядом костюм Оскара и принял заказ. Оскар великодушно позволил мне заказать бутылку дорогого рейнвейна.
Когда официант отошел, он спросил:
– Почему ты все-таки бежал? Вернее, почему не скрылся сразу?
– Он умер перед самым приездом полиции, так что пришлось оставаться на месте. Потом рано или поздно меня бы обыскали – и нашли разрешение на оружие. Пока это бы их только удивило и заинтересовало, но занявшись поисками орудия убийства, они могли заглянуть в тот самый водосточный колодец и обнаружить там мой "вальтер" без следов стрельбы. Вот тогда подошло бы время очень неприятных вопросов.
– Полагаешь, пришлось бы им все рассказать?
– Что рассказать? Я сам ничего не знаю. Сейчас, когда...
Тут пришлось сделать паузу, поскольку официант подал вино и закуски. Когда он удалился, Оскар заговорил первым:
– Ты хочешь знать, могут ли тебя выдать Франции?
Я принялся за еду.
– Полагаю, что нет. Ты как считаешь?
– В чем тебя могут обвинить?
– У них есть основания считать, что я провез оружие без разрешения французских властей. Кроме того, можно приплести что-нибудь, связанное с автомобилем – похищение, сокрытие улик или что-то в этом роде. Во Франции множество законов насчет препятствий действиям полиции.
Оскар решительно покачал головой.
– Для британского суда это значения не имеет. Так что позиция твоя вполне надежна. Французы могут рассчитывать, что новые улики подтвердят твою причастность к преступлению, но пока их нет, ничего предпринять не смогут. Однако в этом году в отпуск туда ездить не следует.
– Ты хочешь, чтобы я заплатил за подобный совет?
– Могу предложить другую рекомендацию: кончай ты с этой игрой в телохранителя. Останься только консультантом по вопросам безопасности – и у тебя будет свой маленький надежный бизнес. Ведь из-за этой дурацкой истории твое имя склоняют во всех газетах, и ты можешь растерять половину клиентов.
– Ну ты даешь! А кто подсунул мне этого клиента?
– Я только связал его с тобой. Никто не заставлял тебя браться за его дело – ты совершеннолетний и сам принимаешь решения.
Я резко отодвинул тарелку и налил себе вина – уж если за обед плачу я, то нужно отвести душу.
– А из полиции Арраса не звонили?
Он покачал головой.
– Наоборот, мы утром им звонили. Мистер Фенвик был нашим клиентом, и кто-то из фирмы должен туда поехать. Правда, нужно всего лишь удостовериться в его смерти и распорядиться имуществом – оформить доставку сюда автомобиля. Самим же преступлением займется исключительно французская сторона.
– Значит здесь даже не будет официального расследования, кто и почему его убил?
– Думаю, да... – Оскар подозрительно взглянул на меня. Не можешь примириться с этим, Джим? Перестань, ведь ты не частный детектив.
– Черт, но человек ведь умер на моих руках. И ты считаешь, я могу просто уйти в сторону?
Оскар сухо заметил:
– Позволь, но ты именно так и поступил, когда сбежал. Так что...
Ему пришлось прерваться, поскольку официант подал морского языка на гриле. Явно стараясь доказать, что не прихватил ни кусочка для своей кошки, он тщательно разделал рыбу и разложил по тарелкам.
– Если говорить честно... – начал Оскар.
– Приятно слышать от юриста.
Оскар нахмурился, но тут же невольно улыбнулся.
– Честно говоря, я сам толком не в курсе. Стараюсь не вникать в детали – посредникам это просто ни к чему. Но могу тебе рассказать, что накопали тут корреспонденты.
– Ну что же, для начала сойдет.
– Он был страховщиком у Ллойда.
– И чем конкретно занимался?
– Сидел в конторе Ллойда и страховал суда – или часть груза каждого из них.
– Он не был похож на богатого человека.
– Страховщики и брокеры у Ллойда сидят на жаловании. По-настоящему крупными деньгами ворочают партнеры фирмы, и многие из них вообще не заходят в контору. Фенвик был женат, и у него остался сын.
– А где он жил?
– Оставь в покое его семью, Джим.
– Послушай – он умер на моих руках. Уверен, что его жена...
– Сомневаюсь. Она еще может подумать, что ты замешан в убийстве.
Я и сам так готов был подумать. Как-то сразу пропал аппетит. Я откинулся на спинку кресла и стал следить, как Оскар с поразительной точностью и аккуратностью разделывает на тарелке рыбу. Потом спросил:
– Это все?
– Да. А что он говорил тебе?
– Что ему нужно передать пакет и что другая сторона может применить силу, поэтому ему нужна охрана. Следовало расспросить его подробнее – но ведь прислал-то его ты...
Оскар покачал головой.
– Я знаю об этом деле не больше тебя.
– Но ты гораздо лучше знаешь, откуда что взялось. Ты должен был хорошо его знать, раз он с тобой заговорил по поводу телохранителя. Тем более телохранителя с рекомендациями.
Он слегка кивнул, признавая справедливость моих слов, но ничего не ответил.
Немного помолчав, я спросил:
– А у тебя самого нет желания разобраться в этом деле?
– Нанять тебя в счет его наследства? Нет, спасибо, с его имуществом мы сможем разобраться и без твоей помощи. К тому же детектив из тебя не получится, так что нечего и пытаться.
– Прекрасно. Тогда послушай, чего ты еще не знаешь: пакет, который он собирался передать, лежит у меня.
Взгляд Оскара застыл; после изрядной паузы он произнес:
– Тогда ты уже знаешь, что к чему.
– Может быть.
– Тебя могут обвинить в краже, – ледяным тоном сообщил он.
Я только усмехнулся.
– Если кто-то сумеет доказать, что пакет существовал и в самом деле теперь находится у меня. К тому же ты сам говорил, что уголовной стороной дела займутся французы.
Он долго пристально смотрел на меня, потом положил на стол нож и вилку, подозвал официанта и достал бумажник.
– Но я полагал, что обед за мой счет.
Оскар покачал головой.
– Когда-нибудь мы очень хорошо на тебе заработаем, Джим – когда против тебя выдвинут серьезное обвинение. Скорее всего, в убийстве. Поскольку это дело в суде ты проиграешь, мы по-своему рассчитаемся с тобой за каждый пенни. А пока я хочу заплатить за обед.
Теперь я долго пристально смотрел на него, постепенно холодея. Смотрел, как он проверяет счет, подсчитывает чаевые и получает сдачу. Да, настоящего юриста видно по всему...
Наконец, он поднял на меня глаза.
– Ты не хочешь отдать мне пакет?
– Только если ты все расскажешь.
– Мы можем предъявить тебе судебный иск. Мне придется обсудить это с партнерами.
– Но тогда вам придется точно указать, из-за чего вы предъявляете иск.
– Мне кажется, – протянул Оскар, – что ты просто блефуешь.
– Возможно.
Да, вполне возможно. Я, разумеется, уже вскрывал чертов пакет – ведь не идти же через таможенный контроль в аэропорту, не зная, что несешь. Кто знает, может быть собственность покойного Мартина Фенвика, эсквайра, действительно пострадала из-за утраты совершенно нового экземпляра детской раскраски "Медвежонок Берти"?
Вот и теперь мы встретились с ним в ресторане "Ритц" – и галерея с колоннадой по фасаду живо напомнила мне совсем другую галерею... В зал я вошел, стуча зубами, и вряд ли только от промозглой мартовской погоды.
– День добрый, Джим. Смотрю, про тебя пишут все газеты.
Оскар уже сидел за столиком, – невысокий, худощавый, улыбающийся, одетый с респектабельной небрежностью. Хотя такая солидная фирма, как "Рэндол, Трип и Джилберт" из лондонского Сити занималась, в основном, налоговыми и гражданскими проблемами, Оскару поручались дела, связанными с уголовным правом. Дело в том, что очень многие клиенты, заплатив несколько тысяч фунтов за консультацию по налоговому праву, приходят снова за не менее дорогостоящим советом, как избавиться от выдвигаемых против их фирм ложных обвинений. По таким сложным проблемам в "Рэндол, Трип и Джилберт" всегда можно получить самый исчерпывающий совет.
Я кивнул и подсел к Оскару.
Он заметил:
– Думаю заказать пармскую ветчину и морской язык на гриле. Ты заходил домой?
– Нет, остановился в отеле рядом с аэропортом.
Оскар одобрительно усмехнулся.
– Несколько дней поживи в отелях – корреспонденты тебя в покое не оставят. В утренних газетах тебя представили слишком загадочной личностью – так что любой ценой станут разыскивать дополнительную информацию.
– Да я и сам хотел бы разобраться в этом деле!
Подошел официант, неодобрительно окинул взглядом костюм Оскара и принял заказ. Оскар великодушно позволил мне заказать бутылку дорогого рейнвейна.
Когда официант отошел, он спросил:
– Почему ты все-таки бежал? Вернее, почему не скрылся сразу?
– Он умер перед самым приездом полиции, так что пришлось оставаться на месте. Потом рано или поздно меня бы обыскали – и нашли разрешение на оружие. Пока это бы их только удивило и заинтересовало, но занявшись поисками орудия убийства, они могли заглянуть в тот самый водосточный колодец и обнаружить там мой "вальтер" без следов стрельбы. Вот тогда подошло бы время очень неприятных вопросов.
– Полагаешь, пришлось бы им все рассказать?
– Что рассказать? Я сам ничего не знаю. Сейчас, когда...
Тут пришлось сделать паузу, поскольку официант подал вино и закуски. Когда он удалился, Оскар заговорил первым:
– Ты хочешь знать, могут ли тебя выдать Франции?
Я принялся за еду.
– Полагаю, что нет. Ты как считаешь?
– В чем тебя могут обвинить?
– У них есть основания считать, что я провез оружие без разрешения французских властей. Кроме того, можно приплести что-нибудь, связанное с автомобилем – похищение, сокрытие улик или что-то в этом роде. Во Франции множество законов насчет препятствий действиям полиции.
Оскар решительно покачал головой.
– Для британского суда это значения не имеет. Так что позиция твоя вполне надежна. Французы могут рассчитывать, что новые улики подтвердят твою причастность к преступлению, но пока их нет, ничего предпринять не смогут. Однако в этом году в отпуск туда ездить не следует.
– Ты хочешь, чтобы я заплатил за подобный совет?
– Могу предложить другую рекомендацию: кончай ты с этой игрой в телохранителя. Останься только консультантом по вопросам безопасности – и у тебя будет свой маленький надежный бизнес. Ведь из-за этой дурацкой истории твое имя склоняют во всех газетах, и ты можешь растерять половину клиентов.
– Ну ты даешь! А кто подсунул мне этого клиента?
– Я только связал его с тобой. Никто не заставлял тебя браться за его дело – ты совершеннолетний и сам принимаешь решения.
Я резко отодвинул тарелку и налил себе вина – уж если за обед плачу я, то нужно отвести душу.
– А из полиции Арраса не звонили?
Он покачал головой.
– Наоборот, мы утром им звонили. Мистер Фенвик был нашим клиентом, и кто-то из фирмы должен туда поехать. Правда, нужно всего лишь удостовериться в его смерти и распорядиться имуществом – оформить доставку сюда автомобиля. Самим же преступлением займется исключительно французская сторона.
– Значит здесь даже не будет официального расследования, кто и почему его убил?
– Думаю, да... – Оскар подозрительно взглянул на меня. Не можешь примириться с этим, Джим? Перестань, ведь ты не частный детектив.
– Черт, но человек ведь умер на моих руках. И ты считаешь, я могу просто уйти в сторону?
Оскар сухо заметил:
– Позволь, но ты именно так и поступил, когда сбежал. Так что...
Ему пришлось прерваться, поскольку официант подал морского языка на гриле. Явно стараясь доказать, что не прихватил ни кусочка для своей кошки, он тщательно разделал рыбу и разложил по тарелкам.
– Если говорить честно... – начал Оскар.
– Приятно слышать от юриста.
Оскар нахмурился, но тут же невольно улыбнулся.
– Честно говоря, я сам толком не в курсе. Стараюсь не вникать в детали – посредникам это просто ни к чему. Но могу тебе рассказать, что накопали тут корреспонденты.
– Ну что же, для начала сойдет.
– Он был страховщиком у Ллойда.
– И чем конкретно занимался?
– Сидел в конторе Ллойда и страховал суда – или часть груза каждого из них.
– Он не был похож на богатого человека.
– Страховщики и брокеры у Ллойда сидят на жаловании. По-настоящему крупными деньгами ворочают партнеры фирмы, и многие из них вообще не заходят в контору. Фенвик был женат, и у него остался сын.
– А где он жил?
– Оставь в покое его семью, Джим.
– Послушай – он умер на моих руках. Уверен, что его жена...
– Сомневаюсь. Она еще может подумать, что ты замешан в убийстве.
Я и сам так готов был подумать. Как-то сразу пропал аппетит. Я откинулся на спинку кресла и стал следить, как Оскар с поразительной точностью и аккуратностью разделывает на тарелке рыбу. Потом спросил:
– Это все?
– Да. А что он говорил тебе?
– Что ему нужно передать пакет и что другая сторона может применить силу, поэтому ему нужна охрана. Следовало расспросить его подробнее – но ведь прислал-то его ты...
Оскар покачал головой.
– Я знаю об этом деле не больше тебя.
– Но ты гораздо лучше знаешь, откуда что взялось. Ты должен был хорошо его знать, раз он с тобой заговорил по поводу телохранителя. Тем более телохранителя с рекомендациями.
Он слегка кивнул, признавая справедливость моих слов, но ничего не ответил.
Немного помолчав, я спросил:
– А у тебя самого нет желания разобраться в этом деле?
– Нанять тебя в счет его наследства? Нет, спасибо, с его имуществом мы сможем разобраться и без твоей помощи. К тому же детектив из тебя не получится, так что нечего и пытаться.
– Прекрасно. Тогда послушай, чего ты еще не знаешь: пакет, который он собирался передать, лежит у меня.
Взгляд Оскара застыл; после изрядной паузы он произнес:
– Тогда ты уже знаешь, что к чему.
– Может быть.
– Тебя могут обвинить в краже, – ледяным тоном сообщил он.
Я только усмехнулся.
– Если кто-то сумеет доказать, что пакет существовал и в самом деле теперь находится у меня. К тому же ты сам говорил, что уголовной стороной дела займутся французы.
Он долго пристально смотрел на меня, потом положил на стол нож и вилку, подозвал официанта и достал бумажник.
– Но я полагал, что обед за мой счет.
Оскар покачал головой.
– Когда-нибудь мы очень хорошо на тебе заработаем, Джим – когда против тебя выдвинут серьезное обвинение. Скорее всего, в убийстве. Поскольку это дело в суде ты проиграешь, мы по-своему рассчитаемся с тобой за каждый пенни. А пока я хочу заплатить за обед.
Теперь я долго пристально смотрел на него, постепенно холодея. Смотрел, как он проверяет счет, подсчитывает чаевые и получает сдачу. Да, настоящего юриста видно по всему...
Наконец, он поднял на меня глаза.
– Ты не хочешь отдать мне пакет?
– Только если ты все расскажешь.
– Мы можем предъявить тебе судебный иск. Мне придется обсудить это с партнерами.
– Но тогда вам придется точно указать, из-за чего вы предъявляете иск.
– Мне кажется, – протянул Оскар, – что ты просто блефуешь.
– Возможно.
Да, вполне возможно. Я, разумеется, уже вскрывал чертов пакет – ведь не идти же через таможенный контроль в аэропорту, не зная, что несешь. Кто знает, может быть собственность покойного Мартина Фенвика, эсквайра, действительно пострадала из-за утраты совершенно нового экземпляра детской раскраски "Медвежонок Берти"?
3
Морское страховое общество Ллойда занимает огромное современное здание, внешне мало напоминающее нынешние унылые блочные сооружения. На богатом фасаде здания гладкие плоскости сменяются причудливыми выступами, арочные окна чередуются с прямоугольными, а самый верх украшен небольшими башенками. Никогда раньше я не был внутри – и уже начал сомневаться, что мне вообще удастся туда попасть. Уже в стеклянном вестибюле при входе с Лайм-стрит меня остановил высоченный швейцар в черном цилиндре и красной ливрее, который словно сошел со старинной охотничьей гравюры.
– Слушаю вас, сэр, – сказал он подчеркнуто вежливо, словно ожидая услышать пароль для входа.
– Я хотел бы встретиться с кем-нибудь из отдела мистера Мартина Фенвика.
Паролем это не было, и швейцар насторожился:
– Вы хотите с кем-то встретиться, сэр?
– Совершенно верно. К кому я должен обратиться?
– А кто вас ожидает, сэр?
– Никто. Вряд ли такая ситуация возникла впервые, верно? Как обычно поступают в подобных случаях?
Швейцар задумался, оценивая ситуацию и меня заодно, и наконец сказал:
– Обратитесь к вэйтеру внутри, сэр.
Я и забыл, что вэйтерами – официантами – местных сотрудников именуют с тех пор, когда страховая контора Ллойда помещалась в кофейне, где за утренней чашкой кофе состоятельные джентльмены обсуждали риск, связанный с мореплаванием.
В одном конце длинного и высокого мраморного вестибюля виднелось множество флагов мемориала жертвам войны, в другом – вращающиеся стеклянные двери. За ними открывался высокий зал в три этажа – святая святых местных страховщиков. Через эти двери тек непрерывный поток мужчин в строгих темных костюмах – и ни одной женщины.
Увидев меня, вэйтер в синей ливрее поднялся из-за стола.
– Да, сэр?
Когда я представился и объяснил, зачем явился, он неуверенно протянул:
– Я позвоню в отдел, но если вас никто не ожидает... – Он поднял телефонную трубку, уже набрал несколько цифр и вдруг вспомнил. – Но сэр, ведь мистер Фенвик умер.
Я кивнул.
– Если бы не это, я бы и не пришел.
Вэйтер поспешно что-то вполголоса бросил в трубку, потом поднял на меня глаза.
– Мне сказали, что вас не знают, сэр, и что сейчас все очень заняты.
– Скажите, что я тайно выбрался с атомной подводной лодки, чтобы застраховать свою жизнь.
Он снова что-то буркнул в трубку – но явно не то, что я советовал – положил ее и любезно произнес:
– Быть может, вы им напишете, сэр...
Я подумал, потом снова взглянул на него.
– Представьте, что я – судовладелец, который интересуется вопросами страхования...
Вэйтер, не поднимая глаз, покачал головой.
– Вы не стали бы сами заниматься этими вопросами, сэр. Все это делается через агентов Ллойда.
– Вот монополисты...
– Можете подать жалобу в антимонопольный комитет, сэр.
И я снова вдохнул холодный воздух улицы.
Потом все оказалось очень просто. У здания конторы Ллойда – три входа и больше шести тысяч работников. Теперь я понял, как следует вести себя, входя в здание – просто идти вперед, ни с кем не здороваясь и никого ни о чем не спрашивая. По счастью в чемодане, который я брал с собой в Аррас, лежал темно-синий костюм в тонкую полоску – самый подходящий тут наряд.
Внутри я оказался перед лифтами, поднялся на одном из них на третий этаж и углубился внутрь здания. Затем выбрался на широкую галерею, опоясывавшую главный зал, и остановился осмотреться.
В огромном зале царили шум и суета, как на вокзале где-нибудь в Италии. По залу были разбросаны десятки больших двойных конторок для страховщиков, имевших довольно непрезентабельный вид на фоне роскошных кремовых мраморных стен и зеленых колонн. Там расхаживали, стояли, сидели сотни, если не тысячи мужчин, явно представлявших, что вокруг них происходит, хотя мне все это больше напоминало последние минуты на палубе "Титаника". Где-то в этой толпе скрывались деловые партнеры и сотрудники Фенвика – но как их найти?
Начал я с того, что избавился от дубленки, поскольку здесь все были уже без верхней одежды. На галерее тоже хватало всяких отделов, и возле многих оставались чьи-то шляпы и зонтики. Я потихоньку добавил к ним свою дубленку и зашагал вниз, в главный зал.
Там оставалось лишь с озабоченным видом поспешать вперед. Таким манером я обошел весь зал, миновав ряды конторок и помост, с которого непрерывно зачитывали в микрофон названия судов. Затем я миновал бережно сохраняемый колокол со старого погибшего судна – по-моему, оно именовалось "Латина". Утверждали, что в него должны были звонить по каждому погибшему судну. Однако никто и не думал этого делать, и я скоро я понял, почему. Доска объявлений футов в тридцать длиной вся была утыкана розовыми и желтыми листками, извещавшими о гибели, пропаже или повреждении судов за последние дни. Прежде я ни за чтобы не поверил, что их так много; похоже, дно морей и океанов превращалось в подобие автомобильной свалки, и звонить по этой погибшей армаде пришлось бы, не переставая, целый день. Почувствовав, что кроме меня эта проблема никого не беспокоит, я двинулся дальше.
Но к цели я не продвигался. Впрочем, осмотревшись, я заметил кудрявого круглолицего парня лет двадцати. Ему-то я и бросил начальственным тоном:
– Напомни-ка, где тут отдел Фенвика. Черт побери, каждый раз путаюсь.
Парню следовало бы вызвать охрану, но я точно рассчитал его реакцию: на мне был такой, как нужно, костюм, я был вдвое старше его и даже то, что я уже был здесь, смело его возможные сомнения.
– По-моему, номер триста восемьдесят с чем то, сэр. Сейчас уточню. – Он сбегал куда-то и тут же вернулся. – Да, сэр, номер триста восемьдесят семь. Но знаете, ведь он...
– Черт, если бы не это, стал бы я тут толкаться! Благодарю, молодой человек! – И я зашагал дальше.
На каждой конторке был указан номер, поэтому мне оставалось только разведать ситуацию и выбрать подходящий момент. Нужный мне отдел оказался одним из самых маленьких – чуть больше простого письменного стола. Молодой человек примерно того же возраста, что и недавний мой собеседник вытаскивал с полок толстые папки с металлическими оковками и передавал их толстяку, беспокойно вертевшемуся рядом. На их возню снисходительно поглядывал подтянутый и элегантный пожилой джентльмен.
При виде меня толстяк недовольно пробурчал:
– Сожалею, но мы сегодня не принимаем...
– Меня зовут Корд, Джеймс Корд.
– Очень приятно, но все равно...
Тут молодой человек шепнул ему что-то на ухо, и до меня донеслось:
– Тот, что во Франции, сэр...
– Боже мой, это вы?! – воскликнул толстяк, вскочив с поразительным для его комплекции и возраста и возраста проворством: ему было под пятьдесят, и объем талии только немного не дотягивал до пятидесяти дюймов.
Мы долго молча пристально смотрели друг на друга посреди бушующей вокруг стихии страхового бизнеса. При этом я невольно думал, что толстяк удивительно смахивал на огромного грудного ребенка – у него были мелкие черты лица, круглые голубые глаза, пухлые руки и редкий встрепанный пушок на голове (правда, уже седой). И все же он казался очень крепким и был на три дюйма выше меня ростом. Сумей он вложить в удар свой вес, я не хотел бы стать его противником.
Потом он подошел поближе – молодой человек поспешно освободил дорогу – и сверху вниз уставился на меня в упор.
– Не ожидал вас здесь увидеть, черт возьми. Решили вернуть полученные вперед деньги?
Я молчал.
– Не слишком ловко у вас получилось той ночью, верно? не унимался он.
Я продолжал молча смотреть на его дорогой темно-синий костюм, модную рубашку, роскошный шелковый галстук, золотую цепочку для часов и золотые запонки – все несколько дороже и изысканнее, чем на других.
– А вы неразговорчивы, – недовольно буркнул он.
– Мы с вами еще не знакомы.
Толстяк фыркнул.
– Я – Пол Макби, – сказал он так, словно полагал, что я должен был узнать его сразу же.
Я кивнул, сочтя ситуацию не слишком подходящей для рукопожатия. Макби тем временем взял со стола кипу каких-то бумаг.
– Сейчас поднимемся наверх и вы мне все расскажете.
Пожилой элегантный джентльмен, стоявший чуть в стороне, сказал:
– Займись этим, Пол. Потом расскажешь мне.
– Потом я расскажу всем, – Макби кивнул мне и торопливо зашагал через зал.
На лифте мы поднялись на четвертый этаж, потом пошли по коридору, казавшемуся необычно тихим после суматохи в зале. У застекленной двери с табличкой "М. Дж. Фенвик" толстяк даже не подумал пропустить меня вперед или прикрыть за мной дверь.
За дверью оказалась удивительно скромная комната – небольшой письменный стол, три простых жестких стула, застекленный книжный шкаф и пара репродукций Каналетто на стенах. Сбоку – еще какая-то дверь.
За письменным столом задумчиво застыла миниатюрная блондинка, смахивавшая на мышку. Чтобы от нее избавиться, Макби бросил на стол пятифунтовую бумажку и скомандовал:
– А ну-ка сбегай купи мне пяток сигар "Боливар" – сама знаешь, каких.
Она помчалась исполнять приказ, а Макби уселся за стол, закурил сигару величиной с полицейскую дубинку и спросил:
– Ну что?
– Странно, но совсем не похоже, что здесь оформляют сотни тысяч страховых полисов.
– Страховое общество Ллойда не нуждается в показной роскоши. Мы опережаем другие крупные страховые компании благодаря низким расходам – меньше пяти процентов. Итак – что же произошло?
– Слушаю вас, сэр, – сказал он подчеркнуто вежливо, словно ожидая услышать пароль для входа.
– Я хотел бы встретиться с кем-нибудь из отдела мистера Мартина Фенвика.
Паролем это не было, и швейцар насторожился:
– Вы хотите с кем-то встретиться, сэр?
– Совершенно верно. К кому я должен обратиться?
– А кто вас ожидает, сэр?
– Никто. Вряд ли такая ситуация возникла впервые, верно? Как обычно поступают в подобных случаях?
Швейцар задумался, оценивая ситуацию и меня заодно, и наконец сказал:
– Обратитесь к вэйтеру внутри, сэр.
Я и забыл, что вэйтерами – официантами – местных сотрудников именуют с тех пор, когда страховая контора Ллойда помещалась в кофейне, где за утренней чашкой кофе состоятельные джентльмены обсуждали риск, связанный с мореплаванием.
В одном конце длинного и высокого мраморного вестибюля виднелось множество флагов мемориала жертвам войны, в другом – вращающиеся стеклянные двери. За ними открывался высокий зал в три этажа – святая святых местных страховщиков. Через эти двери тек непрерывный поток мужчин в строгих темных костюмах – и ни одной женщины.
Увидев меня, вэйтер в синей ливрее поднялся из-за стола.
– Да, сэр?
Когда я представился и объяснил, зачем явился, он неуверенно протянул:
– Я позвоню в отдел, но если вас никто не ожидает... – Он поднял телефонную трубку, уже набрал несколько цифр и вдруг вспомнил. – Но сэр, ведь мистер Фенвик умер.
Я кивнул.
– Если бы не это, я бы и не пришел.
Вэйтер поспешно что-то вполголоса бросил в трубку, потом поднял на меня глаза.
– Мне сказали, что вас не знают, сэр, и что сейчас все очень заняты.
– Скажите, что я тайно выбрался с атомной подводной лодки, чтобы застраховать свою жизнь.
Он снова что-то буркнул в трубку – но явно не то, что я советовал – положил ее и любезно произнес:
– Быть может, вы им напишете, сэр...
Я подумал, потом снова взглянул на него.
– Представьте, что я – судовладелец, который интересуется вопросами страхования...
Вэйтер, не поднимая глаз, покачал головой.
– Вы не стали бы сами заниматься этими вопросами, сэр. Все это делается через агентов Ллойда.
– Вот монополисты...
– Можете подать жалобу в антимонопольный комитет, сэр.
И я снова вдохнул холодный воздух улицы.
Потом все оказалось очень просто. У здания конторы Ллойда – три входа и больше шести тысяч работников. Теперь я понял, как следует вести себя, входя в здание – просто идти вперед, ни с кем не здороваясь и никого ни о чем не спрашивая. По счастью в чемодане, который я брал с собой в Аррас, лежал темно-синий костюм в тонкую полоску – самый подходящий тут наряд.
Внутри я оказался перед лифтами, поднялся на одном из них на третий этаж и углубился внутрь здания. Затем выбрался на широкую галерею, опоясывавшую главный зал, и остановился осмотреться.
В огромном зале царили шум и суета, как на вокзале где-нибудь в Италии. По залу были разбросаны десятки больших двойных конторок для страховщиков, имевших довольно непрезентабельный вид на фоне роскошных кремовых мраморных стен и зеленых колонн. Там расхаживали, стояли, сидели сотни, если не тысячи мужчин, явно представлявших, что вокруг них происходит, хотя мне все это больше напоминало последние минуты на палубе "Титаника". Где-то в этой толпе скрывались деловые партнеры и сотрудники Фенвика – но как их найти?
Начал я с того, что избавился от дубленки, поскольку здесь все были уже без верхней одежды. На галерее тоже хватало всяких отделов, и возле многих оставались чьи-то шляпы и зонтики. Я потихоньку добавил к ним свою дубленку и зашагал вниз, в главный зал.
Там оставалось лишь с озабоченным видом поспешать вперед. Таким манером я обошел весь зал, миновав ряды конторок и помост, с которого непрерывно зачитывали в микрофон названия судов. Затем я миновал бережно сохраняемый колокол со старого погибшего судна – по-моему, оно именовалось "Латина". Утверждали, что в него должны были звонить по каждому погибшему судну. Однако никто и не думал этого делать, и я скоро я понял, почему. Доска объявлений футов в тридцать длиной вся была утыкана розовыми и желтыми листками, извещавшими о гибели, пропаже или повреждении судов за последние дни. Прежде я ни за чтобы не поверил, что их так много; похоже, дно морей и океанов превращалось в подобие автомобильной свалки, и звонить по этой погибшей армаде пришлось бы, не переставая, целый день. Почувствовав, что кроме меня эта проблема никого не беспокоит, я двинулся дальше.
Но к цели я не продвигался. Впрочем, осмотревшись, я заметил кудрявого круглолицего парня лет двадцати. Ему-то я и бросил начальственным тоном:
– Напомни-ка, где тут отдел Фенвика. Черт побери, каждый раз путаюсь.
Парню следовало бы вызвать охрану, но я точно рассчитал его реакцию: на мне был такой, как нужно, костюм, я был вдвое старше его и даже то, что я уже был здесь, смело его возможные сомнения.
– По-моему, номер триста восемьдесят с чем то, сэр. Сейчас уточню. – Он сбегал куда-то и тут же вернулся. – Да, сэр, номер триста восемьдесят семь. Но знаете, ведь он...
– Черт, если бы не это, стал бы я тут толкаться! Благодарю, молодой человек! – И я зашагал дальше.
На каждой конторке был указан номер, поэтому мне оставалось только разведать ситуацию и выбрать подходящий момент. Нужный мне отдел оказался одним из самых маленьких – чуть больше простого письменного стола. Молодой человек примерно того же возраста, что и недавний мой собеседник вытаскивал с полок толстые папки с металлическими оковками и передавал их толстяку, беспокойно вертевшемуся рядом. На их возню снисходительно поглядывал подтянутый и элегантный пожилой джентльмен.
При виде меня толстяк недовольно пробурчал:
– Сожалею, но мы сегодня не принимаем...
– Меня зовут Корд, Джеймс Корд.
– Очень приятно, но все равно...
Тут молодой человек шепнул ему что-то на ухо, и до меня донеслось:
– Тот, что во Франции, сэр...
– Боже мой, это вы?! – воскликнул толстяк, вскочив с поразительным для его комплекции и возраста и возраста проворством: ему было под пятьдесят, и объем талии только немного не дотягивал до пятидесяти дюймов.
Мы долго молча пристально смотрели друг на друга посреди бушующей вокруг стихии страхового бизнеса. При этом я невольно думал, что толстяк удивительно смахивал на огромного грудного ребенка – у него были мелкие черты лица, круглые голубые глаза, пухлые руки и редкий встрепанный пушок на голове (правда, уже седой). И все же он казался очень крепким и был на три дюйма выше меня ростом. Сумей он вложить в удар свой вес, я не хотел бы стать его противником.
Потом он подошел поближе – молодой человек поспешно освободил дорогу – и сверху вниз уставился на меня в упор.
– Не ожидал вас здесь увидеть, черт возьми. Решили вернуть полученные вперед деньги?
Я молчал.
– Не слишком ловко у вас получилось той ночью, верно? не унимался он.
Я продолжал молча смотреть на его дорогой темно-синий костюм, модную рубашку, роскошный шелковый галстук, золотую цепочку для часов и золотые запонки – все несколько дороже и изысканнее, чем на других.
– А вы неразговорчивы, – недовольно буркнул он.
– Мы с вами еще не знакомы.
Толстяк фыркнул.
– Я – Пол Макби, – сказал он так, словно полагал, что я должен был узнать его сразу же.
Я кивнул, сочтя ситуацию не слишком подходящей для рукопожатия. Макби тем временем взял со стола кипу каких-то бумаг.
– Сейчас поднимемся наверх и вы мне все расскажете.
Пожилой элегантный джентльмен, стоявший чуть в стороне, сказал:
– Займись этим, Пол. Потом расскажешь мне.
– Потом я расскажу всем, – Макби кивнул мне и торопливо зашагал через зал.
На лифте мы поднялись на четвертый этаж, потом пошли по коридору, казавшемуся необычно тихим после суматохи в зале. У застекленной двери с табличкой "М. Дж. Фенвик" толстяк даже не подумал пропустить меня вперед или прикрыть за мной дверь.
За дверью оказалась удивительно скромная комната – небольшой письменный стол, три простых жестких стула, застекленный книжный шкаф и пара репродукций Каналетто на стенах. Сбоку – еще какая-то дверь.
За письменным столом задумчиво застыла миниатюрная блондинка, смахивавшая на мышку. Чтобы от нее избавиться, Макби бросил на стол пятифунтовую бумажку и скомандовал:
– А ну-ка сбегай купи мне пяток сигар "Боливар" – сама знаешь, каких.
Она помчалась исполнять приказ, а Макби уселся за стол, закурил сигару величиной с полицейскую дубинку и спросил:
– Ну что?
– Странно, но совсем не похоже, что здесь оформляют сотни тысяч страховых полисов.
– Страховое общество Ллойда не нуждается в показной роскоши. Мы опережаем другие крупные страховые компании благодаря низким расходам – меньше пяти процентов. Итак – что же произошло?