Страница:
Сталин умел хорошо чувствовать внутренне напряжение своих виз-а-ви.
И умел строить на этом темпоритм беседы. Чтобы ему – Сталину было спокойно думать, и чтобы собеседник был откровенен.
– Что у тебя, Лаврентий? – спросил Вождь, не предлагая министру даже присесть, – Сталина в приемной ждут четыре члена Центрального Комитета нашей партии, а ты врываешься, и Сталин не может начать важное совещание!
Берия знал эту манеру вождя говорить о себе в третьем лице. И когда Хозяин начинал так говорить – это не предвещало ничего хорошего.
Берия понимал, что Хозяин им теперь очень и очень недоволен.
В экстренном предвоенном повороте с концепцией перевооружения Сталин видел вину и его – Берии. Де проморгали новые тенденции у немцев – их ставку на скороподъемные высотные истребители профессора Вилли Мессершмидта с турбонаддувом, которые в пух и прах и в хвост и в гриву лупили сперва испанскую авиацию республиканцев, потом польскую и французскую, а вот теперь принялись и за англичан с их хвалеными "летающими роллс-ройсами". А Берия все Яковлева своего протеже тащил – протаскивал. А тот – негодяй – дезинформировал Центральный Комитет… И все наслоилось – Тухачевский – явный агент англичан – запутал со своими прожектами гоночной войны радиоуправляемых танковых армад, на которые уже псу под хвост были брошены миллионы и миллионы народных рублей… А тут еще и Берия, разумеется – запоздал… Недоглядел.
– Товарищ Сталин, это очень важно и срочно, – сказал Берия.
Если он не обращается к нему – к Вождю – по партийной кличке "Коба", значит дело действительно серьезное, – отметил про себя Сталин.
– Ну? – нетерпеливо спросил Вождь.
Берия сглотнул слюну.
Его лицо, и весь он в этом идиотском плей-бойском английском костюме теперь напоминали какую то птицу из зоологического сада. Нахохлившуюся и очень напуганную.
– Я не знаю, как точно сформулировать, товарищ Сталин, но факты неумолимы, – вымолвил он с таким напряжением и внутренним страхом, что казалось, вот – вот сейчас прямо упадет здесь в кабинете на ковер и умрет от того секретного знания, которым располагает и которым боится поделиться со своим вождем.
– Какие факты? Вы не торопитесь, товарищ Берия, вы не торопитесь, раз уж влезли вперед товарищей Калинина с Микояном, не торопитесь и расскажите все по порядку…
– Я лучше с конца, а не по порядку, – ответил Берия, обливаясь потом, – в общем, в общем, к нам перебежчик из будущего. Перебежчик из будущего с огромной информацией, товарищ Сталин. ….
2.
Олег не просто выпросил или вытребовал у Сталина это поместье.
Просто он сказал Иосифу Виссарионовичу, что ему было бы удобнее работать именно здесь – в Рассудово.
И ему сразу дали целый строительный батальон под командой толкового майора. Да и смышленого архитектора из мастерской самого Щусева в придачу.
А пока строили ему новую усадьбу, поселился Олег в деревне Кузнецово – в лучшем доме на берегу реки Пахры, где до его появления был сельсовет.
Протянули ему линию правительственной связи. Перед въездом в деревню поставили шлагбаум. Роту ребят в васильковых фуражках распихали по колхозным домам. Все оцепили – под каждый куст бойца с собачкой – Джульбарсом посадили – как на границе!
На машине отсюда до ближней дачи в Кунцево – сорок минут.
Движения по Киевскому шоссе – никакого!
Да и машину Олег себе в Кремлевском гараже присмотрел, наверное из лучших – Паккард двухсотсильный, на котором до него Вячеслав Молотов ездил. И шофера Молотовского Олег забрал вместе с машиной – Василия Ивановича Дмитрюкова. Певуна и вообще – душевного человека. И когда теперь тряслись с Василием Ивановичем на его Паккарде по булыжной мостовой Киевского шоссе, лихо обгоняя подводы колхозников, с астрономической скоростью в пятьдесят километров в час, пели они с Олегом про Ермака Тимофеевича:
Ревела буря, дождь шумел
Во мраке молнии блистали
И непрерывно гром гремел
И ветры в дебрях бушевали Олегу нравилось не только умение Василия Ивановича вдруг красиво спеть вторым голосом, от чего песня как бы начинала иначе "играть на свету", иначе светиться, но и его умение эмоционально, по актерски сыграть во всех драматических моментах…
Особенно Олег любил "поднажать" голосом, в том месте, где пелось о гибели Ермака:
Он надувался до вздутия красных жил на шее и ревел, словно тот самый гром над Иртышем:
Тяжелый панцирь дар царя
Стал гибели его виною
И черны волны Иртыша
Сомкнулись над его главою Собственно, Олегу особенно и не пришлось напрягаться – выпрашивать или не выпрашивать чины, звания, погоны и госдачи.
После того разговора.
После экстренного заседания членов Политбюро, Олег просто сам стал членом этого органа. Причем, как того и хотел, вторым после Вождя.
И это было так естественно.
Он, кстати, и партбилет члена ВКП (б) незамедлительно получил.
Вместе с петлицами и удостоверением Маршала Советского Союза.
Теперь Олег любил ходить… Нет, не ходить -любил щеголять в зеленом кителе с глухим воротом, в синих диагоналевых галифе, заправленных в высокие кавалерийские хромачи, разгуливая по пустынным площадям Кремля, козыряя попадавшимся иногда навстречу военным.
Он ведь и представился Сталину – верным членом партии. Членом партии с… одна тысяча девятьсот восемьдесят девятого года…
– Какого, какого года? – переспросил Сталин.
– С того самого, когда предатели начали массово покидать ее, – ответил Олег.
3.
Было седьмое октября.
Седьмое октября тысяча девятьсот сорокового.
Точно в этот день, через шестьдесят четыре года – он Олег Снегирев поймет, как сделать это.
И судя по всему – он будет первым, кто поймет.
Иначе.
Иначе, мир бы уже не был таким.
Иначе…
А что было бы иначе, если бы…
Герберт Маркузе в своей книге "Одномерный человек" писал, что с изобретением атомной бомбы, мир перешел в иное измерение, теперь этот мир мог реально погибнуть…
Но атомная бомба это еще не ТО самое оружие.
И Великий Мозговой Прорыв Лос-Аламосского проекта во главе с Оппенгеймером – еще не был тем Последним Великим Мозговым Прорывом.
Атомная бомба оказалась слишком грязным, уродливым и главное – примитивным оружием, которое не оставляло надежды на выигрыш даже тому, кто начинал первым.
Белые начинают и проигрывают…
Сама ядерная война, как оказалось, могла проявиться только в виде холодной войны, воплотившейся в гонке экономик.
И в этой гонке – одна из сторон – сломалась.
Проиграла.
И поэтому нужен был новый – Великий Мозговой Прорыв.
Не прорыв Норберта Винера и Билла Гейтса! Но иной прорыв.
Не рацио. А иррационалис!
И этим человеком, который совершил тот Великий Мозговой Прорыв, благодаря которому изменился мир, стал он.
Олег Снегирев.
Но В чем была ошибка американцев?
Почему на этот раз не они оказались первыми?
Олег знал, как ответить на этот вопрос.
Американцы шли от материального.
Их физики штурмовали материю, позабыв главные слова Главной Книги.
В начале было слово.
И слово то было Бог.
Немцы в тридцатые годы, те были на верном пути.
Им просто не хватило времени.
В замке Вевельсбург по приказу Гиммлера со всего мира собрали лучших оккультистов.
Ровно так, как в Лос-Аламосе по решению Рузвельта тогда же собрали лучших знатоков тайн материального мира.
Гиммлеру не хватило времени.
А американцев сгубило их высокомерие.
Опьяненные удачей атомного проекта они все интеллектуальные силы бросили в тот прорыв. Как генералы, бросают все резервы именно в то место фронта, где оборона противника зашаталась.
Так и высокомерные американцы.
Они так были опьянены успехом физиков – успехом рационального, что и слышать не хотели об иррациональном.
Они так были опьянены успехом своих бомбардировок, что даже не потрудились изолировать своих бывших уже союзников от информации по ракетной технике.
И даже не смотря на то, что сам Вернер фон Браун потом оказался в Америке – русский академик Королев – первым составил космическую ракету из пяти трофейных ФАУ. Четыре в пакете – первая ступень и на них – пятая, которая уже и вывезла русского парня Гагарина в космическое пространство.
Высокомерные американцы!
Они прозевали Вевельсбург.
Они прозевали главное.
А оно было рядом. …
4.
В Вевельсбург Ольгис прибыл самолетом.
Трехмоторный транспортный Юнкерс, или по-простому – ласковая "тетушка ю" всего за два часа без особой тряски и воздушных ям, донес новоиспеченного обергруппенфюрера до центра оккультных исследований Главного управления СС.
На аэродроме его встречал начальник хозяйственного управления альгемайне СС группенфюрер Поль.
Погода была превосходной.
Осень.
Седьмое октября, а на солнце было даже жарко.
Ольгис не стал надевать предложенного адъютантом плаща и более того, попросил Поля распорядиться, чтобы водитель – белобрысый гауптшарфюрер, поднял бы кожаный верх их темно-серого "хорьха".
До чего же красиво все вокруг! – радостно отмечал про себя Ольгис, восхищенно оглядывая проносящиеся слева и справа красоты Южной Швабии.
Поль по хозяйски, уселся лицом к Ольгису и давал пояснения, – это кирха Святой Екатерины, там возле реки мельничий двор с прекрасной гостиницей и ресторанчиком, дальше – на горе, под красной черепицей – это фабрика Сименс и Швенке, теперь национальное предприятие, а впереди – цель поездки – замок Вевельсбург.
"Хорьх" мягко катил по мощеной булыжником тенистой аллее, по бокам обсаженной стройными тополями. А слева и справа от аллеи раскинулись рапсовые поля.
Коротко просигналив, белобрысый гауптшарфюрер легко обогнал крестьянскую повозку, доверху нагруженную самым натуральным хворостом.
– Прям, как на гравюрах Бреггля, – подумалось Ольгису.
– Ну вот, через семь минут будем в замке, – сказал Поль, – я надеюсь, вы проголодались, потому как на обед нас ждут свиная нога по – швабски и превосходное местное пиво!
Ольгис и правда был слегка голоден. …
Приглашенных на совещание в Наркомат вооружений собирали по списку согласованному с Олегом.
Когда Снегирев вошел в совмещенный с кабинетом наркома зал, там он увидел и маршалов – Клемента Ворошилова с Семеном Буденным, и генералов Жукова, Тимошенко, наркомов – будущих министров – Косыгина, дипломатов – Молотова, Громыко, ученых…
Путь наверх
1.
Было седьмое октября.
Уже два года, как они расстались. А тоска не проходила.
Нет, не боль.
Боль – это понятие неверно отражало истинные муки Олеговой души.
Именно тоска.
Была именно тоска, как точное, адекватное реальности – осознание потери.
Осознание ее безвозвратности.
Вот что создавало чудовищную пустоту, что мучила сильнее любой физической боли.
Когда из под души убирают фундамент веры и надежды.
Фундамент стимула жизни и маяка.
Маринка.
Маяк и стимул жизни.
Неужели нету там – наверху клавиши "love me – ener"?
Не может того быть, чтобы ее не было!
Ведь в электронных игрушках, если играть не по правилам – есть коды вечной жизни и пароли для прохода сквозь стены…
А свобода выбора?
А как со свободой выбора, гарантированной самим Творцом?
Нет – это не то!
Есть клавиша!
Ведь был же доктор Фауст.
И Маргарита полюбила после того, как доктор доступ к той клавише себе…
Выторговал?
Или, может быть, заслужил? …
Было седьмое октября.
С утра, противно барабаня по жестяному скату крыши, шел дождь.
Уже пол-часа, а может и час – как Снегирев не спал.
Но глаз не размыкал.
Лежал на животе, скинув неудобную подушку на пол.
Маринка!
Где ты?
И почему ты не со мной?
Вчера вечером он снова через весь город ездил к ней под окно.
Остановил машину в тридцати шагах от ее парадного.
Выключил радио.
И принялся глядеть на десятый этаж.
Свет в ее окнах не горел.
И к телефону она тоже не подходила.
Только на пятнадцатом гудке срабатывал автоответчик – ее высоким, почти писклявым голоском прося извинения, за то, что хозяйки нету дома.
Седьмое октября.
Он понял это седьмого октября.
Он понял, что она – смысл его жизни. ….
Что мы знаем о времени?
Avez vous l heur?
Дурацкий вопрос задают французы кстати, однако, когда желают узнать, который час…
Итак, что нам известно о времени?
Ничего!
Ничего неизвестно.
Время – это неотъемлемое свойство нашего мира, через которое мы наблюдаем его изменчивость…
Или, время – это функция нашего мира?
Олег усмехнулся, порадовавшись своей мысли о том, что электронные виртуальные игрушки как бы стали тем необходимым наглядным пособием, тем недостающим доселе детским ящиком с песочком, в котором могли теперь вырасти новые философы…
Ведь компьютерная игрушка – это модель того самого мира, в котором мы живем.
Вон они – бегают там на экране – солдатики… Целые армии… И ты – для них – воплощенная Судьба… Бог…
Ты можешь…
Ты можешь убить и воскресить…
Послать в огонь и в воду.
Сжечь и утопить, а потом – снова вернуть их к исходной точке, где солдатики были живыми и здоровыми.
Но если двигая мышью и гоняя ею по монитору полчища игрушечных воинов не просто тешить свой угнетенный жизнью эгоизм, но и думать… Но и думать, что есть суть модулирование временем игры? Что такое остановка игры? Что такое сохранение позиции игры в памяти компьютера? И что с философской точки зрения модели этого виртуального мира есть возврат на заранее сохраненные позиции, если воин погиб, если погибла армия?
Да!
Олег ухмыльнулся, поднялся из любимого кожаного кресла и пошлепал на кухню, варить кофе.
Что есть эта модуляция времени?
Ведь можно и в кино – убыстрить чередование кадров, а можно и замедлить. А можно и вообще – пустить пленку задом наперед.
Насыпав в высокую турку свежесмолотой арабики, Олег замер, поразившись какому то внутреннему озарению.
Модулируя время в электронной игрушке, изменяя течение внутреннего игрового времени, все эти модуляции замечает только играющий. Только Бог…
Солдатику, бесконечно набегающему на пулемет, строчащий из амбразуры дзота, неведомы все эти модуляции. И даже, если время, темп, скорость происходящего на экране – меняются, для него, для несчастного виртуального солдатика – время течет все с той же скоростью, потому как в его сознании восприятие внутреннего времени – это некая установленная константа. Ведь не могут же солдатики жить на экране по разным законам разного времени?
Ага, вот и сам себя поймал!
Олег стоял возле плиты, задумавшись, и коричневая пена, вздыбившаяся над мельхиоровым кофейником, капала ему на его домашние шлепанцы…
В сознании солдатика ничего не меняется, солдатик ничего не замечает…
Но творец еще должен вложить в солдатика это сознание!
Тем и отличается виртуальная игрушка от реального мира, что солдатик в ней – не живой, он не думает, не страдает…
Но тем не менее, как бы ни была примитивна модель, как бы ни был ничтожен он – Олег в сравнении с Высшим, с Истинным Творцом, как программист, делающий свой мир и наделяющий этот мир некими присущими ему свойствами, модель – эта игрушка, позволяет проводить некие аналоги…
И значит, если в сознании солдатика ничего не отражается, это совершенно не значит, что он не проживает сотни, тысячи повторенных жизней, сто и более раз переносясь в условных временных рамках, придуманной программистом игры, умирая и снова оживая по его – программиста и игрока воле…
А может такое быть с ним самим? С программистом? С игроком?
И что надо сделать, чтобы не только бегать по полю, умирая и воскресая, но оставлять в памяти своей все изменения, произошедшие по воле творца? И даже… И даже – самому влияя на ход временных изменений?
Олег очнулся.
Налил в чашку кофе, прикурил сигарету…
Ага!
Для этого необходимо наделить своего солдатика свойством…
Функцией восприятия и способностью самостоятельно влиять на ход игры.
Но разве ему – Олегу – Творец не дал таких?
Разве не дал?
Разве не говорится в постулатах Веры о Свободе Выбора? …
Послал Маринке эс-эм-эс.
"Давай встретимся".
No reply… …
Одну половину своих солдатиков Олег сделал "верующими"…
Перед тем, как выполнить его команду, перед тем, как выскочить на бруствер и ринуться в атаку, они молились…
И бесконечно штурмуя эту высоту с дзотами, бросая на нее все новые и новые толпы пехотинцев, Олег вдруг заметил, что ему жалче тех, кто молился перед боем… И он щадил их… Больше щадил, чем тех, кто не молился. ….
2.
– Слушай, Василий Иванович, а давай искупаемся, да может и раков наловим что ли? – предложил вдруг Олег.
Их "паккард" мерно рыча своим детройтовским мотором, наматывал километры киевского шоссе.
– Тут Десна скоро будет, – как бы уговаривая своего шофера, добавил Олег.
Василий Иванович Дмитрюков не оборачиваясь, и не дрогнув стриженым затылком, ответил в сомнении, – а как же совещание у товарища Сталина в пятнадцать часов?
– А мы скажем, что поломались, – сморозил было Олег.
– Подставите меня, товарищ маршал, – укоризненно заметил Василий Иванович, – попадет мне…
– Ну, тогда скажем, что у меня мысли появились в голове очень ценные, и я счел необходимым остановиться и эти мысли записать, – уже более уверенно сказал Олег.
– Вам видней, чего товарищу Сталину сбрехать, – ответил шофер.
– Так и сделаем, – обрадовано воскликнул Олег, – сворачивай на проселок, вон там Десна излучину делает! …
У Дмитрюкова в багажнике всегда заначка имелась.
Вдоволь набродившись по песчаному дну ласковой Десны, мужчины устало уселись на высоком бережку.
Припылившийся "Паккард" таинственно побулькивая какими то неведомыми своими внутренностями – остывал неподалеку.
Василий Иванович заботливо расстелил белоснежное льняное полотенце.
Разложил на нем нехитрое – шесть крутых яиц, пол-буханки черного ржаного хлеба, несколько перышек зеленого лучка, соль… Нежно поставил в центр натюрморта пол-литровочку "московской" под картонной сургучной пробочкой.
– Эх, благодать то какая! – воскликнул Олег, почесывая волосатую грудь, обнажившуюся в распахе белой нательной рубахи.
Он сидел босиком, в одних синих диагоналевых галифе. И глубокой космической черноты хромовые сапоги его с развешенными поверх голенищ беленькими портяночками, стояли поодаль – отдыхали. И китель его темно-зеленый с малиновыми маршальскими петлицами – тоже отдыхал – проветривался. И фуражечка, положенная поверх кителька – уже обсохла по ободу от пота…
– Да, хорошо, – подтвердил Василий Иванович, зубами отдирая с горлышка сургуч, а потом, резкими ударами ладони в донышко бутылки, выбивая картонную пробку.
Расплескал по стаканам ровно по сто пятьдесят. Глаз-алмаз!
– Тот не шофер, кто пары чистых стаканов в бардачке не возит, – приговаривал Василий Иванович, закупоривая бутылку.
Олег взял свой стакан, резко выдохнул…
– Ну, за что пьем?
– За хорошее лето, – предложил Василий Иванович.
– Хороший тост, – согласился Олег и одним глотком отправил водку вовнутрь.
Приятно закусить зеленым лучком, макая его в крупную соль. А потом долго чистить сваренное вкрутую яйцо.
В ивняке над излучиной раздухарилась птичья мелюзга. Тень-тень, чик-чирик!
А вдалеке вдруг громыхнуло и раскатисто с треском прокатилось по краю неба.
– Гроза что ли соберется или нет? Туча еще все гуляла – гуляла туда – сюда…
– Гляди, а у меня с двумя желтками яйцо попалось!
– Бывает!
Василий Иванович разлил остатки.
Ровно по сто грамм. Глаз – алмаз.
– Вона, разыскали нас уже, – заметил Василий Иванович, махнув рукой в сторону шоссе.
Там, с крутой насыпи, осторожно опустив тупую морду радиатора, съезжала на проселок черная "эмочка".
– И про Ермака Тимофеевича не успели спеть, – досадливо проворчал Олег.
– Выб достали эту чертову машинку что ли! – напомнил Василий Иванович, отбрасывая в кусты порожнюю бутылку.
Олег поднялся на ноги и ставя ступни ребром, чтобы стерня больно не колола босых ног, смешно запрыгал к их машине.
Взял с заднего сиденья портфель с ноутбуком, вернулся к импровизированному пикнику, достал компьютер, раскрыл…
А тут, подвывая мотором, и "эмочка" как раз подоспела.
Особисты не решились подъезжать слишком близко.
Они остановились на почтительном расстоянии.
Из передней дверцы вышел незнакомый Олегу командир. Стройный, затянутый портупеей, с васильковым околышем, да с наганом над правой ягодицей.
"Он начищен и наглажен к жопе пистолет прилажен не какой-нибудь там хер а дежурный офицер"… вспомнилось Олегу…
– Ну что? – первым спросил Олег, замявшегося командира.
– Товарищ Сталин волнуются, – совсем стушевавшись, ответил молоденький старший майор.
– Ща едем, – хмыкнул Олег, – заводи бибику, Иваныч.
И уже обращаясь к особисту, пояснил для про токола, – надо было, братан, мыслишку одну записать в ноутбук, полезную для государства нашего, понимаешь?
И молодой особист понимающе кивнул, зачем то трогая себя при этом за нос. …
Что мы знаем о времени?
Можно пустить кинопленку задом наперед.
Можно увидать при этом будоражащие сознание парадоксальные события, как например, вперед ногами выскакивающего из воды прыгуна, что преодолевая закон всемирного тяготения, возносится на десятиметровую вышку…
Или другое…
Как в процессе еды, человек будет доставать изо-рта и складывать ложкой в тарелку порцию какого-нибудь горохового супа или супа – харчо, поднимающегося из недр его желудка…
Но разве это искомое?
Разве это ответ на вопрос?
Все-таки время, это улица с логически обусловленным односторонним движением, косвенно доказывающая божественное происхождение мира…
Ведь и знаменитый фордовский конвейер можно запросто пустить задом наперед, причем даже не прибегая к обратной киносъемке…
Просто приказать начальнику производства, что так нужно!
И тогда уже собранные машины, загонять со склада на ленту, где рабочие пооперационно примутся развинчивать машину на агрегаты, а агрегаты на мелкие детали…
Но нужно ли это творцу?
Но можно представить себе мир, которому не свойственен признак времени.
Статически застывший счастливый мир.
Вот оно – Фаустово "остановись мгновенье"!
Время – свойство живого, движущегося мира…
Живого, и потому – "еще" или "уже" – насчастливого…
Потому как Время – оно оживляет не только созидательные, ведущие к счастью, но и деструктивные процессы, уводящие от счастливого момента обладания ею.
Маринкой.
Маринкой…
Ну так и что?
Послать ей еще одну эс-эм-эс? …
Солдатики, наделенные способностью выбирать и приобретать новые свойства, заметив избирательные симпатии программиста стали массово переходить в веру…
И стало некого посылать на бруствер под пули – штурмовать амбразуры.
Олег понял, что это не совсем то.
Бог симпатизирует верующим, но не спасает их в земной жизни.
Бог спасает их в их новой жизни после смерти…
Программу пришлось здоровски усложнить.
Солдаты получили знание того, что переход в новый – послесмертный уровень жизни, при условии, если ты верующий и молился перед боем -то этот переход дает новое и очень высокое качество новой жизни в ином уровне.
Солдаты, получив такое знание, дружно ринулись искать скорой смерти в нижнем уровне.
Нет!
Но это уже было.
Было в земном реальном мире.
Целые секты добровольно уходили из жизни совершая массовые самоубийства…
Это не то…
Не то…
И Маринка снова не ответила.
Поехать – поглядеть на ее окна?
Разговаривать с ним она не желает.
И заслышав в трубке его голос, бросает ее.
Но ведь и телефона не отключает.
Ведь можно заблокировать его номер мобильника, запретив его эс-эм-эскам!
Но не делает этого.
Или не умеет?
Хотя, вряд ли не умеет. Она такая умная! Продвинутая, современная!
Время!
Что мы знаем о нем?
Если смысл счастья – получить и обладать, то закономерно либо остановить время на процессе обладания, либо зациклить машину, бесконечно повторяя событие…
Так?
Ведь супружество – это жалкая попытка зациклить машину.
Компри?
И как следствие – философски спортивный подход к проблеме.
Рекорд был?
Ты получил ее?
Значит – был счастлив…
А супруг, который пытается пустить первый счастливый миг в тираж предвыборного еженедельника – вступает на круг того самого конвейера, что движется задом наперед.
И имеет в перспективе постоянную неумолимо надвигающуюся пустоту.
Так где же правда? …
Ввел в игру возможность второго управленца-программиста.
Тот – второй, питал симпатии к неверующим. Тот-второй давал солдатикам водку и полевые походные бордели. И за отсрочку смерти, за дополнительное посещение кабака и проститутки, отбирал у солдатиков некую их функциональную способность…
И умел строить на этом темпоритм беседы. Чтобы ему – Сталину было спокойно думать, и чтобы собеседник был откровенен.
– Что у тебя, Лаврентий? – спросил Вождь, не предлагая министру даже присесть, – Сталина в приемной ждут четыре члена Центрального Комитета нашей партии, а ты врываешься, и Сталин не может начать важное совещание!
Берия знал эту манеру вождя говорить о себе в третьем лице. И когда Хозяин начинал так говорить – это не предвещало ничего хорошего.
Берия понимал, что Хозяин им теперь очень и очень недоволен.
В экстренном предвоенном повороте с концепцией перевооружения Сталин видел вину и его – Берии. Де проморгали новые тенденции у немцев – их ставку на скороподъемные высотные истребители профессора Вилли Мессершмидта с турбонаддувом, которые в пух и прах и в хвост и в гриву лупили сперва испанскую авиацию республиканцев, потом польскую и французскую, а вот теперь принялись и за англичан с их хвалеными "летающими роллс-ройсами". А Берия все Яковлева своего протеже тащил – протаскивал. А тот – негодяй – дезинформировал Центральный Комитет… И все наслоилось – Тухачевский – явный агент англичан – запутал со своими прожектами гоночной войны радиоуправляемых танковых армад, на которые уже псу под хвост были брошены миллионы и миллионы народных рублей… А тут еще и Берия, разумеется – запоздал… Недоглядел.
– Товарищ Сталин, это очень важно и срочно, – сказал Берия.
Если он не обращается к нему – к Вождю – по партийной кличке "Коба", значит дело действительно серьезное, – отметил про себя Сталин.
– Ну? – нетерпеливо спросил Вождь.
Берия сглотнул слюну.
Его лицо, и весь он в этом идиотском плей-бойском английском костюме теперь напоминали какую то птицу из зоологического сада. Нахохлившуюся и очень напуганную.
– Я не знаю, как точно сформулировать, товарищ Сталин, но факты неумолимы, – вымолвил он с таким напряжением и внутренним страхом, что казалось, вот – вот сейчас прямо упадет здесь в кабинете на ковер и умрет от того секретного знания, которым располагает и которым боится поделиться со своим вождем.
– Какие факты? Вы не торопитесь, товарищ Берия, вы не торопитесь, раз уж влезли вперед товарищей Калинина с Микояном, не торопитесь и расскажите все по порядку…
– Я лучше с конца, а не по порядку, – ответил Берия, обливаясь потом, – в общем, в общем, к нам перебежчик из будущего. Перебежчик из будущего с огромной информацией, товарищ Сталин. ….
2.
Олег не просто выпросил или вытребовал у Сталина это поместье.
Просто он сказал Иосифу Виссарионовичу, что ему было бы удобнее работать именно здесь – в Рассудово.
И ему сразу дали целый строительный батальон под командой толкового майора. Да и смышленого архитектора из мастерской самого Щусева в придачу.
А пока строили ему новую усадьбу, поселился Олег в деревне Кузнецово – в лучшем доме на берегу реки Пахры, где до его появления был сельсовет.
Протянули ему линию правительственной связи. Перед въездом в деревню поставили шлагбаум. Роту ребят в васильковых фуражках распихали по колхозным домам. Все оцепили – под каждый куст бойца с собачкой – Джульбарсом посадили – как на границе!
На машине отсюда до ближней дачи в Кунцево – сорок минут.
Движения по Киевскому шоссе – никакого!
Да и машину Олег себе в Кремлевском гараже присмотрел, наверное из лучших – Паккард двухсотсильный, на котором до него Вячеслав Молотов ездил. И шофера Молотовского Олег забрал вместе с машиной – Василия Ивановича Дмитрюкова. Певуна и вообще – душевного человека. И когда теперь тряслись с Василием Ивановичем на его Паккарде по булыжной мостовой Киевского шоссе, лихо обгоняя подводы колхозников, с астрономической скоростью в пятьдесят километров в час, пели они с Олегом про Ермака Тимофеевича:
Ревела буря, дождь шумел
Во мраке молнии блистали
И непрерывно гром гремел
И ветры в дебрях бушевали Олегу нравилось не только умение Василия Ивановича вдруг красиво спеть вторым голосом, от чего песня как бы начинала иначе "играть на свету", иначе светиться, но и его умение эмоционально, по актерски сыграть во всех драматических моментах…
Особенно Олег любил "поднажать" голосом, в том месте, где пелось о гибели Ермака:
Он надувался до вздутия красных жил на шее и ревел, словно тот самый гром над Иртышем:
Тяжелый панцирь дар царя
Стал гибели его виною
И черны волны Иртыша
Сомкнулись над его главою Собственно, Олегу особенно и не пришлось напрягаться – выпрашивать или не выпрашивать чины, звания, погоны и госдачи.
После того разговора.
После экстренного заседания членов Политбюро, Олег просто сам стал членом этого органа. Причем, как того и хотел, вторым после Вождя.
И это было так естественно.
Он, кстати, и партбилет члена ВКП (б) незамедлительно получил.
Вместе с петлицами и удостоверением Маршала Советского Союза.
Теперь Олег любил ходить… Нет, не ходить -любил щеголять в зеленом кителе с глухим воротом, в синих диагоналевых галифе, заправленных в высокие кавалерийские хромачи, разгуливая по пустынным площадям Кремля, козыряя попадавшимся иногда навстречу военным.
Он ведь и представился Сталину – верным членом партии. Членом партии с… одна тысяча девятьсот восемьдесят девятого года…
– Какого, какого года? – переспросил Сталин.
– С того самого, когда предатели начали массово покидать ее, – ответил Олег.
3.
Было седьмое октября.
Седьмое октября тысяча девятьсот сорокового.
Точно в этот день, через шестьдесят четыре года – он Олег Снегирев поймет, как сделать это.
И судя по всему – он будет первым, кто поймет.
Иначе.
Иначе, мир бы уже не был таким.
Иначе…
А что было бы иначе, если бы…
Герберт Маркузе в своей книге "Одномерный человек" писал, что с изобретением атомной бомбы, мир перешел в иное измерение, теперь этот мир мог реально погибнуть…
Но атомная бомба это еще не ТО самое оружие.
И Великий Мозговой Прорыв Лос-Аламосского проекта во главе с Оппенгеймером – еще не был тем Последним Великим Мозговым Прорывом.
Атомная бомба оказалась слишком грязным, уродливым и главное – примитивным оружием, которое не оставляло надежды на выигрыш даже тому, кто начинал первым.
Белые начинают и проигрывают…
Сама ядерная война, как оказалось, могла проявиться только в виде холодной войны, воплотившейся в гонке экономик.
И в этой гонке – одна из сторон – сломалась.
Проиграла.
И поэтому нужен был новый – Великий Мозговой Прорыв.
Не прорыв Норберта Винера и Билла Гейтса! Но иной прорыв.
Не рацио. А иррационалис!
И этим человеком, который совершил тот Великий Мозговой Прорыв, благодаря которому изменился мир, стал он.
Олег Снегирев.
Но В чем была ошибка американцев?
Почему на этот раз не они оказались первыми?
Олег знал, как ответить на этот вопрос.
Американцы шли от материального.
Их физики штурмовали материю, позабыв главные слова Главной Книги.
В начале было слово.
И слово то было Бог.
Немцы в тридцатые годы, те были на верном пути.
Им просто не хватило времени.
В замке Вевельсбург по приказу Гиммлера со всего мира собрали лучших оккультистов.
Ровно так, как в Лос-Аламосе по решению Рузвельта тогда же собрали лучших знатоков тайн материального мира.
Гиммлеру не хватило времени.
А американцев сгубило их высокомерие.
Опьяненные удачей атомного проекта они все интеллектуальные силы бросили в тот прорыв. Как генералы, бросают все резервы именно в то место фронта, где оборона противника зашаталась.
Так и высокомерные американцы.
Они так были опьянены успехом физиков – успехом рационального, что и слышать не хотели об иррациональном.
Они так были опьянены успехом своих бомбардировок, что даже не потрудились изолировать своих бывших уже союзников от информации по ракетной технике.
И даже не смотря на то, что сам Вернер фон Браун потом оказался в Америке – русский академик Королев – первым составил космическую ракету из пяти трофейных ФАУ. Четыре в пакете – первая ступень и на них – пятая, которая уже и вывезла русского парня Гагарина в космическое пространство.
Высокомерные американцы!
Они прозевали Вевельсбург.
Они прозевали главное.
А оно было рядом. …
4.
В Вевельсбург Ольгис прибыл самолетом.
Трехмоторный транспортный Юнкерс, или по-простому – ласковая "тетушка ю" всего за два часа без особой тряски и воздушных ям, донес новоиспеченного обергруппенфюрера до центра оккультных исследований Главного управления СС.
На аэродроме его встречал начальник хозяйственного управления альгемайне СС группенфюрер Поль.
Погода была превосходной.
Осень.
Седьмое октября, а на солнце было даже жарко.
Ольгис не стал надевать предложенного адъютантом плаща и более того, попросил Поля распорядиться, чтобы водитель – белобрысый гауптшарфюрер, поднял бы кожаный верх их темно-серого "хорьха".
До чего же красиво все вокруг! – радостно отмечал про себя Ольгис, восхищенно оглядывая проносящиеся слева и справа красоты Южной Швабии.
Поль по хозяйски, уселся лицом к Ольгису и давал пояснения, – это кирха Святой Екатерины, там возле реки мельничий двор с прекрасной гостиницей и ресторанчиком, дальше – на горе, под красной черепицей – это фабрика Сименс и Швенке, теперь национальное предприятие, а впереди – цель поездки – замок Вевельсбург.
"Хорьх" мягко катил по мощеной булыжником тенистой аллее, по бокам обсаженной стройными тополями. А слева и справа от аллеи раскинулись рапсовые поля.
Коротко просигналив, белобрысый гауптшарфюрер легко обогнал крестьянскую повозку, доверху нагруженную самым натуральным хворостом.
– Прям, как на гравюрах Бреггля, – подумалось Ольгису.
– Ну вот, через семь минут будем в замке, – сказал Поль, – я надеюсь, вы проголодались, потому как на обед нас ждут свиная нога по – швабски и превосходное местное пиво!
Ольгис и правда был слегка голоден. …
Приглашенных на совещание в Наркомат вооружений собирали по списку согласованному с Олегом.
Когда Снегирев вошел в совмещенный с кабинетом наркома зал, там он увидел и маршалов – Клемента Ворошилова с Семеном Буденным, и генералов Жукова, Тимошенко, наркомов – будущих министров – Косыгина, дипломатов – Молотова, Громыко, ученых…
Путь наверх
1.
Было седьмое октября.
Уже два года, как они расстались. А тоска не проходила.
Нет, не боль.
Боль – это понятие неверно отражало истинные муки Олеговой души.
Именно тоска.
Была именно тоска, как точное, адекватное реальности – осознание потери.
Осознание ее безвозвратности.
Вот что создавало чудовищную пустоту, что мучила сильнее любой физической боли.
Когда из под души убирают фундамент веры и надежды.
Фундамент стимула жизни и маяка.
Маринка.
Маяк и стимул жизни.
Неужели нету там – наверху клавиши "love me – ener"?
Не может того быть, чтобы ее не было!
Ведь в электронных игрушках, если играть не по правилам – есть коды вечной жизни и пароли для прохода сквозь стены…
А свобода выбора?
А как со свободой выбора, гарантированной самим Творцом?
Нет – это не то!
Есть клавиша!
Ведь был же доктор Фауст.
И Маргарита полюбила после того, как доктор доступ к той клавише себе…
Выторговал?
Или, может быть, заслужил? …
Было седьмое октября.
С утра, противно барабаня по жестяному скату крыши, шел дождь.
Уже пол-часа, а может и час – как Снегирев не спал.
Но глаз не размыкал.
Лежал на животе, скинув неудобную подушку на пол.
Маринка!
Где ты?
И почему ты не со мной?
Вчера вечером он снова через весь город ездил к ней под окно.
Остановил машину в тридцати шагах от ее парадного.
Выключил радио.
И принялся глядеть на десятый этаж.
Свет в ее окнах не горел.
И к телефону она тоже не подходила.
Только на пятнадцатом гудке срабатывал автоответчик – ее высоким, почти писклявым голоском прося извинения, за то, что хозяйки нету дома.
Седьмое октября.
Он понял это седьмого октября.
Он понял, что она – смысл его жизни. ….
Что мы знаем о времени?
Avez vous l heur?
Дурацкий вопрос задают французы кстати, однако, когда желают узнать, который час…
Итак, что нам известно о времени?
Ничего!
Ничего неизвестно.
Время – это неотъемлемое свойство нашего мира, через которое мы наблюдаем его изменчивость…
Или, время – это функция нашего мира?
Олег усмехнулся, порадовавшись своей мысли о том, что электронные виртуальные игрушки как бы стали тем необходимым наглядным пособием, тем недостающим доселе детским ящиком с песочком, в котором могли теперь вырасти новые философы…
Ведь компьютерная игрушка – это модель того самого мира, в котором мы живем.
Вон они – бегают там на экране – солдатики… Целые армии… И ты – для них – воплощенная Судьба… Бог…
Ты можешь…
Ты можешь убить и воскресить…
Послать в огонь и в воду.
Сжечь и утопить, а потом – снова вернуть их к исходной точке, где солдатики были живыми и здоровыми.
Но если двигая мышью и гоняя ею по монитору полчища игрушечных воинов не просто тешить свой угнетенный жизнью эгоизм, но и думать… Но и думать, что есть суть модулирование временем игры? Что такое остановка игры? Что такое сохранение позиции игры в памяти компьютера? И что с философской точки зрения модели этого виртуального мира есть возврат на заранее сохраненные позиции, если воин погиб, если погибла армия?
Да!
Олег ухмыльнулся, поднялся из любимого кожаного кресла и пошлепал на кухню, варить кофе.
Что есть эта модуляция времени?
Ведь можно и в кино – убыстрить чередование кадров, а можно и замедлить. А можно и вообще – пустить пленку задом наперед.
Насыпав в высокую турку свежесмолотой арабики, Олег замер, поразившись какому то внутреннему озарению.
Модулируя время в электронной игрушке, изменяя течение внутреннего игрового времени, все эти модуляции замечает только играющий. Только Бог…
Солдатику, бесконечно набегающему на пулемет, строчащий из амбразуры дзота, неведомы все эти модуляции. И даже, если время, темп, скорость происходящего на экране – меняются, для него, для несчастного виртуального солдатика – время течет все с той же скоростью, потому как в его сознании восприятие внутреннего времени – это некая установленная константа. Ведь не могут же солдатики жить на экране по разным законам разного времени?
Ага, вот и сам себя поймал!
Олег стоял возле плиты, задумавшись, и коричневая пена, вздыбившаяся над мельхиоровым кофейником, капала ему на его домашние шлепанцы…
В сознании солдатика ничего не меняется, солдатик ничего не замечает…
Но творец еще должен вложить в солдатика это сознание!
Тем и отличается виртуальная игрушка от реального мира, что солдатик в ней – не живой, он не думает, не страдает…
Но тем не менее, как бы ни была примитивна модель, как бы ни был ничтожен он – Олег в сравнении с Высшим, с Истинным Творцом, как программист, делающий свой мир и наделяющий этот мир некими присущими ему свойствами, модель – эта игрушка, позволяет проводить некие аналоги…
И значит, если в сознании солдатика ничего не отражается, это совершенно не значит, что он не проживает сотни, тысячи повторенных жизней, сто и более раз переносясь в условных временных рамках, придуманной программистом игры, умирая и снова оживая по его – программиста и игрока воле…
А может такое быть с ним самим? С программистом? С игроком?
И что надо сделать, чтобы не только бегать по полю, умирая и воскресая, но оставлять в памяти своей все изменения, произошедшие по воле творца? И даже… И даже – самому влияя на ход временных изменений?
Олег очнулся.
Налил в чашку кофе, прикурил сигарету…
Ага!
Для этого необходимо наделить своего солдатика свойством…
Функцией восприятия и способностью самостоятельно влиять на ход игры.
Но разве ему – Олегу – Творец не дал таких?
Разве не дал?
Разве не говорится в постулатах Веры о Свободе Выбора? …
Послал Маринке эс-эм-эс.
"Давай встретимся".
No reply… …
Одну половину своих солдатиков Олег сделал "верующими"…
Перед тем, как выполнить его команду, перед тем, как выскочить на бруствер и ринуться в атаку, они молились…
И бесконечно штурмуя эту высоту с дзотами, бросая на нее все новые и новые толпы пехотинцев, Олег вдруг заметил, что ему жалче тех, кто молился перед боем… И он щадил их… Больше щадил, чем тех, кто не молился. ….
2.
– Слушай, Василий Иванович, а давай искупаемся, да может и раков наловим что ли? – предложил вдруг Олег.
Их "паккард" мерно рыча своим детройтовским мотором, наматывал километры киевского шоссе.
– Тут Десна скоро будет, – как бы уговаривая своего шофера, добавил Олег.
Василий Иванович Дмитрюков не оборачиваясь, и не дрогнув стриженым затылком, ответил в сомнении, – а как же совещание у товарища Сталина в пятнадцать часов?
– А мы скажем, что поломались, – сморозил было Олег.
– Подставите меня, товарищ маршал, – укоризненно заметил Василий Иванович, – попадет мне…
– Ну, тогда скажем, что у меня мысли появились в голове очень ценные, и я счел необходимым остановиться и эти мысли записать, – уже более уверенно сказал Олег.
– Вам видней, чего товарищу Сталину сбрехать, – ответил шофер.
– Так и сделаем, – обрадовано воскликнул Олег, – сворачивай на проселок, вон там Десна излучину делает! …
У Дмитрюкова в багажнике всегда заначка имелась.
Вдоволь набродившись по песчаному дну ласковой Десны, мужчины устало уселись на высоком бережку.
Припылившийся "Паккард" таинственно побулькивая какими то неведомыми своими внутренностями – остывал неподалеку.
Василий Иванович заботливо расстелил белоснежное льняное полотенце.
Разложил на нем нехитрое – шесть крутых яиц, пол-буханки черного ржаного хлеба, несколько перышек зеленого лучка, соль… Нежно поставил в центр натюрморта пол-литровочку "московской" под картонной сургучной пробочкой.
– Эх, благодать то какая! – воскликнул Олег, почесывая волосатую грудь, обнажившуюся в распахе белой нательной рубахи.
Он сидел босиком, в одних синих диагоналевых галифе. И глубокой космической черноты хромовые сапоги его с развешенными поверх голенищ беленькими портяночками, стояли поодаль – отдыхали. И китель его темно-зеленый с малиновыми маршальскими петлицами – тоже отдыхал – проветривался. И фуражечка, положенная поверх кителька – уже обсохла по ободу от пота…
– Да, хорошо, – подтвердил Василий Иванович, зубами отдирая с горлышка сургуч, а потом, резкими ударами ладони в донышко бутылки, выбивая картонную пробку.
Расплескал по стаканам ровно по сто пятьдесят. Глаз-алмаз!
– Тот не шофер, кто пары чистых стаканов в бардачке не возит, – приговаривал Василий Иванович, закупоривая бутылку.
Олег взял свой стакан, резко выдохнул…
– Ну, за что пьем?
– За хорошее лето, – предложил Василий Иванович.
– Хороший тост, – согласился Олег и одним глотком отправил водку вовнутрь.
Приятно закусить зеленым лучком, макая его в крупную соль. А потом долго чистить сваренное вкрутую яйцо.
В ивняке над излучиной раздухарилась птичья мелюзга. Тень-тень, чик-чирик!
А вдалеке вдруг громыхнуло и раскатисто с треском прокатилось по краю неба.
– Гроза что ли соберется или нет? Туча еще все гуляла – гуляла туда – сюда…
– Гляди, а у меня с двумя желтками яйцо попалось!
– Бывает!
Василий Иванович разлил остатки.
Ровно по сто грамм. Глаз – алмаз.
– Вона, разыскали нас уже, – заметил Василий Иванович, махнув рукой в сторону шоссе.
Там, с крутой насыпи, осторожно опустив тупую морду радиатора, съезжала на проселок черная "эмочка".
– И про Ермака Тимофеевича не успели спеть, – досадливо проворчал Олег.
– Выб достали эту чертову машинку что ли! – напомнил Василий Иванович, отбрасывая в кусты порожнюю бутылку.
Олег поднялся на ноги и ставя ступни ребром, чтобы стерня больно не колола босых ног, смешно запрыгал к их машине.
Взял с заднего сиденья портфель с ноутбуком, вернулся к импровизированному пикнику, достал компьютер, раскрыл…
А тут, подвывая мотором, и "эмочка" как раз подоспела.
Особисты не решились подъезжать слишком близко.
Они остановились на почтительном расстоянии.
Из передней дверцы вышел незнакомый Олегу командир. Стройный, затянутый портупеей, с васильковым околышем, да с наганом над правой ягодицей.
"Он начищен и наглажен к жопе пистолет прилажен не какой-нибудь там хер а дежурный офицер"… вспомнилось Олегу…
– Ну что? – первым спросил Олег, замявшегося командира.
– Товарищ Сталин волнуются, – совсем стушевавшись, ответил молоденький старший майор.
– Ща едем, – хмыкнул Олег, – заводи бибику, Иваныч.
И уже обращаясь к особисту, пояснил для про токола, – надо было, братан, мыслишку одну записать в ноутбук, полезную для государства нашего, понимаешь?
И молодой особист понимающе кивнул, зачем то трогая себя при этом за нос. …
Что мы знаем о времени?
Можно пустить кинопленку задом наперед.
Можно увидать при этом будоражащие сознание парадоксальные события, как например, вперед ногами выскакивающего из воды прыгуна, что преодолевая закон всемирного тяготения, возносится на десятиметровую вышку…
Или другое…
Как в процессе еды, человек будет доставать изо-рта и складывать ложкой в тарелку порцию какого-нибудь горохового супа или супа – харчо, поднимающегося из недр его желудка…
Но разве это искомое?
Разве это ответ на вопрос?
Все-таки время, это улица с логически обусловленным односторонним движением, косвенно доказывающая божественное происхождение мира…
Ведь и знаменитый фордовский конвейер можно запросто пустить задом наперед, причем даже не прибегая к обратной киносъемке…
Просто приказать начальнику производства, что так нужно!
И тогда уже собранные машины, загонять со склада на ленту, где рабочие пооперационно примутся развинчивать машину на агрегаты, а агрегаты на мелкие детали…
Но нужно ли это творцу?
Но можно представить себе мир, которому не свойственен признак времени.
Статически застывший счастливый мир.
Вот оно – Фаустово "остановись мгновенье"!
Время – свойство живого, движущегося мира…
Живого, и потому – "еще" или "уже" – насчастливого…
Потому как Время – оно оживляет не только созидательные, ведущие к счастью, но и деструктивные процессы, уводящие от счастливого момента обладания ею.
Маринкой.
Маринкой…
Ну так и что?
Послать ей еще одну эс-эм-эс? …
Солдатики, наделенные способностью выбирать и приобретать новые свойства, заметив избирательные симпатии программиста стали массово переходить в веру…
И стало некого посылать на бруствер под пули – штурмовать амбразуры.
Олег понял, что это не совсем то.
Бог симпатизирует верующим, но не спасает их в земной жизни.
Бог спасает их в их новой жизни после смерти…
Программу пришлось здоровски усложнить.
Солдаты получили знание того, что переход в новый – послесмертный уровень жизни, при условии, если ты верующий и молился перед боем -то этот переход дает новое и очень высокое качество новой жизни в ином уровне.
Солдаты, получив такое знание, дружно ринулись искать скорой смерти в нижнем уровне.
Нет!
Но это уже было.
Было в земном реальном мире.
Целые секты добровольно уходили из жизни совершая массовые самоубийства…
Это не то…
Не то…
И Маринка снова не ответила.
Поехать – поглядеть на ее окна?
Разговаривать с ним она не желает.
И заслышав в трубке его голос, бросает ее.
Но ведь и телефона не отключает.
Ведь можно заблокировать его номер мобильника, запретив его эс-эм-эскам!
Но не делает этого.
Или не умеет?
Хотя, вряд ли не умеет. Она такая умная! Продвинутая, современная!
Время!
Что мы знаем о нем?
Если смысл счастья – получить и обладать, то закономерно либо остановить время на процессе обладания, либо зациклить машину, бесконечно повторяя событие…
Так?
Ведь супружество – это жалкая попытка зациклить машину.
Компри?
И как следствие – философски спортивный подход к проблеме.
Рекорд был?
Ты получил ее?
Значит – был счастлив…
А супруг, который пытается пустить первый счастливый миг в тираж предвыборного еженедельника – вступает на круг того самого конвейера, что движется задом наперед.
И имеет в перспективе постоянную неумолимо надвигающуюся пустоту.
Так где же правда? …
Ввел в игру возможность второго управленца-программиста.
Тот – второй, питал симпатии к неверующим. Тот-второй давал солдатикам водку и полевые походные бордели. И за отсрочку смерти, за дополнительное посещение кабака и проститутки, отбирал у солдатиков некую их функциональную способность…