Лебедев Andrew. Орёлъ i соколъ

   – А будет крест, господин капитан-лейтенант? – с детской обидой в голосе спросил бородатый Вилли.
   – За этот поход всем кресты будут, – без тени сомнения ответил командир, – американский авианосец тридцать пять тысяч тонн водоизмещением ко дну пустили, да и гостя из Пиллау без проблем довезли.
   – Вам то, поди, Рыцарский крест на шею навесят, герр капитан-лейтенант, – вставил унтерофицер Хайнц Мейски.
   Шмидт не ответил.
   Повернулся в сторону стоящего тут же старшего инженера-механика – обер-лейтенанта Гюнтера Шепке и скомандовал, – искать полынью, всплывать под перископ. – боцман, двадцать спереди, тридцать сзади, – скомандовал инженер, – красный свет в рубке, зенитный перископ поднять.
   Вальтер Шмидт быстро поднялся по стальному вертикальному трапу в перископную, привычным движением свернул фуражку с неуставным командирским белым верхом – задом наперед, чтобы козырек не мешал глядеть в окуляры, и взявшись левою рукою за левую откидную рукоять, правой рукой, как бы по дружески обнял этот командирский прибор подводного видения.
   – Есть полынья, всплываем под перископ, антенну выдвинуть, – скомандовал командир.
   Горизонт был чист.
   Над лодкой висела "летающая тарелка" Мессершмидт Ме-1262 или "новая швальбе", как называли ее летчики и подводники.
   Их встречала Антарктида.
   – Вестовой, будите гостя, пусть побреется что-ли, – через люк крикнул Шмидт вниз на нижнюю палубу, – через час будем в "Новой Ля-Рошели".
   А Ольгис Гимпель и не спал совсем.
   Он лежал в малюсенькой капитанской каюте, на все плавание любезно предоставленную ему командиром лодки, лежал и глядел в обитый отожженным деревом потолок.
   Ольгис думал о вечных и голубых льдах.
   Вестовой вежливо кашлянул за занавеской, заменявшей здесь двери капитанской каюты, и для верности еще и постучав костяшками пальцев о панель из фанеры под красное дерево, сказал, – через час будем на базе, Гер Гимпель, я приготовлю вам все для бритья, если желаете. …
   Под огромным, более двухсот метров высотою – ледяным куполом уютно расположились четыре лодки ХХ1 серии – черные от оклеивающей их легкие корпуса резины, они изящно контрастировали с голубыми стенами вечного антарктического льда.
   Естественные полости, величиною до полу-километра в диаметре, были обнаружены немецкими географами еще до Второй мировой войны и именно сюда в сорок четвертом и сорок пятом перебрались лучшие подводники Пиллау и Данцига, Сен-Назера и Ля-Рошели.
   На пирсе лодку Шмидта встречал оркестр, девушки из береговых служб, адмирал Лютцов-Боровски и группа улыбающихся штабистов с корзинкой, в которой похрюкивал своим розовым пятачком ритуальный поросенок. Поросенку потом предстояло превратиться в жаркое. Но он этого не знал, как не знал, выходя из Сан-Франциско американский авианосец "Констеллэйшн", что пойдет на дно от двух торпед, выпущенных с U- 2545.
   Шмидт спустился по трапу, приставил руку к фуражке с белым верхом, шагнул навстречу адмиралу.
   Позади Шмидта, под взглядами выстроенной на палубе небритой команды, спускался по трапу и почетный пассажир лодки – Ольгис Гимпель.
   Его тоже встречали, но без поросенка.
   Гимпеля встречали господа из СС.
   На пирсе, позади адмиральского "мерседеса", стоял черный "БМВ" с эсэсовскими номерами и возле машины отдельной от флотских группой перетаптывались люди в черных кожаных плащах.
   Ольгис сперва подошел к адмиралу, поприветствовал его, потом обернулся к Шмидту и сказал, – я благодарю вас и вашу команду за оказанное мне гостеприимство, капитан-лейтенант, желаю удачи и новых побед.
   Шмидт лихо откозырял в ответ и потом повернувшись к стоящей на верхней палубе, выстроенной команде, подмигнул своим товарищам, мол неизвестно, что еще лучше и почетней – потопить американца на тридцать пять тысяч тонн, или довезти из Пиллау важного бонзу?
   Эсэсовцы отсалютовали Гимпелю выкинув правые руки в принятом в их Ордене приветствии.
   Расселись в просторной БМВ седьмой серии.
   Ольгис с группенфюрером Полем на заднем сиденье, штандартенфюрер Хаземан впереди с шофером, а Шульц и Цемски сели в "гелентваген" сопровождения – Как тут у вас с погодой? – толи в шутку, толи всерьез, спросил Ольгис.
   – У нас всегда вечный минус по Цельсию, – ответил Поль, – если и умрешь, то не протухнешь…
   Сказал и расхохотался своей шутке.
   Ольгис знал, что по местному обычаю, умерших эсэсовцев вмораживают в лед и считают их как бы отбывшими в длительную командировку, до той поры, когда их разморозят и оживят – в том будущем, когда ученые Рейха познают секреты оживления.
   Пробитые во льдах своды тоннеля красиво освещались встроенными светильниками и каждый, расположенный через пятьдесят метров светильник, создавал как бы новое кольцо светлого пространства. И машина неслась из кольца в кольцо, из кольца в кольцо…
   – Кольца Нибелунгов, похищенные у них Зигфридом, – подумал Ольгис.
   Но развеселый хохотун Поль не дал ему побыть в задумчивости.
   – Сейчас мы приедем в научный центр, там вас уже ждут господа ученые, а потом, а потом я отвезу вас в гостиницу и вы уже не отвертитесь от пирушки, которую мы вам там приготовили. Вы когда нибудь купались в вырубленном во льду бассейне, когда в него наливают очень горячую воду? Нет? Тогда впереди у вас незабываемое наслаждение! И там будут наши спортсменки, девушки из сборной команды рейха по синхронному плаванию. Уж мы с ними синхронно… ха-ха-ха, уж мы с ними синхронно, – и Поль засмеялся, заглядывая Гимпелю в лицо, ожидая от гостя встречной веселой реакции.
   Наконец, череда колец света и тьмы закончилась. Машина вырулила под светлый голубой купол и остановилась.
   – Приехали, – крякнул Поль, отстегивая ремень безопасности, – здесь наша наука, сейчас они будут задавать вам вопросы. Заждались вас наши ученые. и возле машины отдельной от флотских группой перетаптывались люди в черных кожаных плащах.у.своим розовым пятачком ритуальный п Пси-усилитель был уже почти что собран.
   Профессор Вили Воленштайн, которого Поль представил Ольгису дал короткие пояснения, суть которых состояла в том, что пси-усилитель на иридиево-рубиновых парах даст такой прорыв, что американцы с их жалкими попытками объединить три их огромных станции – Гренландскую, Норвежскую и Аляскинскую в единый блок устойчивого линка с мировым знанием, будут детским лепетом, этаким детекторным радиоприемником двадцатых годов прошлого столетия в сравнении с современными радиоприемниками на процессорах и микросхемах.
   – Эффект усиления происходит за счет последовательной раскачки каждой иридиево-рубиновой пары другою иридиево-рубиновой парой и так далее, – объяснял профессор Воленштайн, – такая цепочка схожа с цепью гальванических элементов, которые если соединить последовательно, то они будут приращивать напряжение, а если их соединять параллельно, то они будут приращивать ёмкость и мощность соответственно.
   – А если соединять комбинированно? – спросил Ольгис, взглядом упершись в партийный значок на галстуке профессора.
   – Совершенно верно, – кивнул профессор, – мы именно и собираемся применить в нашем пси-усилителе именно эту схему, схему комбинированного объединения иридиево-рубиновых пар. Слабые колебания одной пары, усиливаются когерентными колебаниями другой и так далее, а блоки из таких пар…
   – Заменяют сотни и тысячи молящихся и поющих мантры монахов, – перебил профессора Олег.
   – Правильно, – одобрительно кивнул профессор, – это именно то, чего не хватило нашим товарищам в сорок четвертом и сорок пятом годах, когда в Вевельсбурге тибетские монахи по программе ананербе почти уже дали все необходимые сведения и по атомной бомбе и по двигателю для летающих дисков.
   – Мы еще все изменим, дружище, – сказал Ольгис, похлопав профессора по плечу.
   Знаком руки отпустив Воленштайна, Поль пригласил Ольгиса проследовать в офис главного руководства центра.
   До совещания, на котором должен был выступить с докладом Ольгис Гимпель, еще оставалось пятнадцать минут.
   Можно было успеть выпить по чашечке кофе и выкурить по сигарете.
   – Курите английские? – поинтересовался Поль, предлагая Ольгису сигарету "Бенсон и Хэйджес".
   – Нет, спасибо, дружище, – улыбнулся Ольгис, доставая свои, – думаю, здесь остроумно и актуально курить сигареты "Антарктида" ленинградской фабрики Клары Цеткин.
   – Откуда у вас эти раритеты? – поинтересовался Поль, с любопытством разглядывая мягкую белую пачку.
   – Оттуда, из прыжка в семидесятые, – просто пожав плечами ответил Ольгис. ….
   Фанфары отгремели.
   Эсэсовцы лейбштандарта в черных парадных мундирах и стальных шлемах внесли знамена.
   Все присутствующие, стоя запели гимн эсэс "Ди фанне хох":
   Выше знамена, маршируют отряды эсэс..
   Потом, председательствующий – обергруппенфюрер Шниттке произнес речь.
   Обычную партийную речь, изобилующую общими фразами о врагах, о жидомасонах, об американской либеральной жидоплутократии и о скором грядущем крахе и того и другого.
   – Вы выступаете четвертым, после гауляйтера Новой Швабии Альфреда Розенкранца, – наклонившись к Гимпелю, прошептал Поль.
   Ольгис не волновался.
   Он любил публичные выступления и почти никогда не готовил тезисов.
   Когда знаешь о чем говорить, надо только начать, а потом никакая сила тебя уже не собьет со смысла.
   – Камарады! – обратился к присутствующим председательствующий, – слово предоставляется группенфюреру Ольгису Гимпелю, куратору научных разработок и разведки в ситуационно- временных пластах.
   Ольгис взошел на трибуну, слегка наклонил микрофон, чтобы был поближе, и обведя зал долгим взглядом, начал свой спич.
   Он говорил о том, что рано еще праздновать победу.
   Человечество вступило в последний, решающий этап схватки, схватки за информацию.
   Американцы – эти извечные соперники Германии, снова, как и сорок пятом, идут с нашими учеными почти вровень, почти колесо в колесо. И выиграет тот, у кого в последний момент будут крепче нервы и у кого в последний момент будет более устойчивый линк. Но в тоже время, в отличие от прошлых неудач, когда противниками Германии были объединенные силы Англо-американцев и Советского Союза, теперь на театре военных действий появились другие сильные соперники, Китай и Объединенные силы исламских государств. И они тоже имеют определенный прорыв в области научных разработок в пси-линке.
   – Нам важно то, – сказал Ольгис в заключение своей речи, – что мы в отличие от американцев, единолично взяли под контроль именно южный полюс, тогда как северный полюс американцам приходится делить с русскими.
   То, что для полного господства, необходимо контролировать оба полюса, и иметь два ключа, Ольгис в своей речи не сказал.
   А надо иметь два полюса и два ключа времени. …
   Голден АКАПУЛЬКО
 

1.

 
   – Прощупывание ближнего космоса по полюсам, поиск червячного входа в полое пространство, представляете, именно так он и назвал свою статью, разве это не шпионаж? – возмущался Редрик Паттерсон.
   Впрочем, на помощника директора ФБР Генри Брауна это показное и довольно таки плохо сыгранное возмущение, за которое даже на третьесортной съемочной площадке Голливуда и пяти центов бы не дали, впечатления никакого не производило.
   За показным возмущением чиновника НАСА, ответственного за сохранение государственной тайны скрывалась либо собственная неуверенность, либо какое-то опасение быть в чем-то заподозренным.
   За годы службы в армейской разведке, а потом и в ФБР, Генри Браун нагляделся на тысячу таких вот плохих актеров, как этот Редрик Паттерсон, разыгрывающих либо сочувствие к жертве, либо возмущение жестокостью преступника, либо растерянность перед дерзким вызовом общественности. А потом, в ходе следствия выходило, что за всеми этими разыгранными чувствами скрывалось либо соучастие, либо прямое участие в преступлении, либо на самый легкий конец – халатность, по которой это преступление было совершено.
   – Мы только прощупываем и сканируем ближний к полюсу космос, – суетливо сыпал объяснениями Патерсони, – строительство таких огромных и дорогостоящих станций наблюдения не может производиться скрытно от общественности, и нам пришлось давать официальную версию назначения этих станций, по которым их целью было якобы радио-прощупывание дальнего космоса с целью обнаружения новых объектов, вроде радио-галактик и черных дыр.
   Объясняя, Паттерсон заискивающе заглядывал Брауну в глаза.
   – Ну, – поощряющее кивнул Браун, – давайте дальше..
   – Так вот, – от волнения сглотнув слюну, продолжил Паттерсон, – давая официальную версию мы даже подстраховались, сочинив и якобы настоящую, якобы подлинную версию назначения станций, де они призваны наблюдать за возможными стартами русских и северокорейских ракет.
   – Ну, – нетерпеливо буркнул Браун, слегка раздражаясь манерой Паттерсона останавливаться в значимых местах своей речи и заискивающе заглядывать в глаза.
   – Так вот, этот негодяй, этот Вэл Гилмор берёт и публикует в открытой прессе этот свой доклад, де станции предназначены для фиксирования вылетов летающих дисков из вод Северного Ледовитого океана, ни больше-ни меньше.
   – Ну, – снова буркнул Браун.
   – И он еще пишет, что каждый пролет объекта – это перемещенец во времени, и далее приводит статистику, сколько перебежчиков во временно-ситуационные пласты было в последнее время.
   – И сколько их было? – поинтересовался Браун.
   – Видите ли, – Паттерсон задумчиво взялся за подбородок, – мы научились различать типы перебежчиков. Они различаются по форме, а их форма говорит о принадлежности к временному пласту. Так, дискообразные, это перемещенцы в ближнее прошлое, не дальше десяти-пятнадцати дней. Сигарообразные – это перемещенцы в среднюю глубину до десяти лет, а шарообразные, это глубокие перемещенцы до нескольих веков и глубже.
   – А в будущее? – спросил Браун.
   – Что? – не понял Паттерсон.
   – А перемещенцы отсюда в будущее, вы их фиксировали?
   – Нет, – односложно ответил Паттерсон.
   – Почему? – удивился Браун.
   – Потому что в будущее они уходят с южного полюса, из Антарктиды, – сказал Паттерсон и почему-то натурально загрустил, такой неподдельной грустью, за которую заплатили бы даже и на первоклассной съемочной площадке Голден Фишер Майер или Парамаунт Пикчерз.
   – Ну так сколько их было? – не унимался Браун.
   – Видите ли, – Паттерсон снова схватился за свой подбородок, – мы вывели очень интересную статистику, что сильные обвалы и взлеты на бирже деловых бумаг очень связаны с количеством выходов в ближние пласты.
   – То есть? – спросил Браун, – что вы имеете ввиду?
   – А то, что это никакие не пришельцы и не чужаки, которым сто раз наплевать на наши "доу-джонсы" и "никкеи", а это наши жулики, которые ходят в ближнее прошлое и будущее, и получая информацию о курсах ценных бумаг, делают свои спекулятивные сделки.
   – И что? – спросил Браун, – вы поймали их.
   – В том то и дело, – кивнул Паттерсон, осторожно оглядываясь, как бы их никто не подслушал, – мы принялись контролировать все крупные покупки пакетов акций и нашли.
   – Кого нашли? – спросил Браун, прямо в упор глядя Паттерсону в глаза.
   – Нашли тех, кто продавал самые большие пакеты голубых фишек за три – пять дней до их падения и покупал большие пакеты акций за три дня до их взлета.
   – Ну, дальше.
   – Мы установили пять таких случаев и все они были связаны с появлением дисков за день до покупок и продаж.
   – Ну… и вы установили, кто были эти люди?
   – Да, установили, – ответил Паттерсон – И кто же они? – спросил Браун.
   – Они не настоящие, – ответил Паттерсон и покраснел, смутившись под строгим неодобрительным взглядом Брауна.
 

***

 
   – Ли Харвей Освальд, Ли Харвей Освальд был не настоящим…
   Генри Браун наконец то оторвал себе десять дней подобия некого отпуска.
   Вообще эта поездка в Италию была вроде служебной командировки. И директор ФБР, отправляя своего помощника в совместную с коллегами из НАСА поездку, напутствуя Брауна, почти по дружески советовал, – не теряйтесь там, сами понимаете – Италия и Черногория это адриатические курорты с мировым именем – в такой поездке любой даже самый сухарь – и тот пожелает расслабиться и снять жилетку самоконтроля.
   Поэтому постарайтесь сблизиться с ребятами из НАСА – кое чего сможете им перепродать в обмен на разумный бартер, но не зарывайтесь. А вообще, отдохните, попейте красного вина, пофлиртуйте, наконец, а не то вы плохо выглядите, старина…
   В Италию летели на военно-транспортном самолете СИ-130, с авиабазы в Вулверстоне.
   Вместе с Брауном летел советник американского посла в Италии Джон Лири. Джон был профессиональным разведчиком, и в ФБР, где в отличие от Лири служил Браун – знали, что Лири занимается вопросами координации американских спецслужб, а сказать вернее и честнее – шпионит и старается как можно больше вытянуть из конкурентов, как говорят русские – нахаляву.
   Как и положено разведчику, Лири был очень контактным, преуспел в умении нравиться и даже казался славным малым.
   И кабы Браун был новичком и как говорят те же русские – был бы первый год замужем, – он бы и вправду мог проглотить крючок да и поверить, что Лири тоже – вот ведь какое совпадение! – как и Браун, занимается коллекционированием старинных виниловых грампластинок. Но Браун знал, что таких совпадений в разведке не бывает. Просто Лири хорошо информирован и подготовился к поездке – а цель – обработать его – Брауна на предмет какой то их ЦРУшной подлянки. Но тут еще надо посмотреть – кто кому вперед успеет подлянку подстроить. ЦРУ – ФБР или наоборот, ФБР – ЦРУ?
   Однако все равно – интересно поболтать о приятном. Даже с человеком, который держит камень за пазухой!
   – А представляете, старина, как было бы здорово, отправиться на машине времени, скажем, в тысячу девятьсот шестьдесят пятый год? – сказал Лири.
   – А почему именно в шестьдесят пятый? – спросил Браун.
   – А потому что в том году было первое турне Биттлз по Америке и можно было купить их виниловые сорокапятиоборотные пластинки "Она любит тебя", "Дай мне твою руку", "Вечер после тяжелого дня". Я теперь обошел все антикварные магазины в Нью-Йорке и в Вашингтоне, нигде не могу найти этих пластинок, только на лазерных дисках, а зачем мне настоящему любителю эти си-дишки? Настоящий звук только на стареньком виниле!
   Да! Лири основательно-таки подготовился!
   Он хорошо знал особенности музыкального вкуса Брауна, его любовь к Биттлз и виниловым раритетам.
   – А что мы будем слушать, если в гонке с арабами и китайцами, мы проиграем? – спросил Браун, – вы там у себя в ЦРУ, вы думали об этом?
   – Мы надеемся, что мы их опередим, – ответил Лири, – в крайнем случае, не самый худший вариант, если всех нас и арабов и китайцев опередят русские, как тогда с космосом…
   – Тогда мы все будем слушать "калинка-малинка", – хмыкнул Браун.
   А сам задумался.
   Тогда в начале шестидесятых русские опередили нас с космосом.
   Их Гагарин.
   Их Королев…
   Их Ли Харвей Освальд…
   Это был первый опыт по созданию ситуационно-временного коллапса?
   Или нет? …
   Ах, Италия!
   Воистину – волшебная страна.
   Недаром, все художники ездят сюда как мусульмане ездят в Мекку.
   Не был в Италии – не великий ты художник, не настоящий!
   И не даром европейская, а почитай и вся современная цивилизация – отсюда пошли – от Рима, от латинян…
   Красотища!
   Расслабляет такая красота.
   Ну невозможно думать о войне, когда вокруг такое торжество жизни!
   На фоне таких ландшафтов можно только пить вино, любоваться женщинами и петь…
   Причем, обязательно по итальянски:
   Volyare, o-ho!
   Cantare, oh-ho-ho!
   Голосом Джанни Моранди или Паолы Берте…
   Или этого – нового, модного теперь, как его? Эроса Рамазотти!
   Браун не был дикарем.
   В школе… А он учился в очень приличных Праймери и Комприхэнсив скуулз, они группой, классом – ездили на каникулах в Рим – осматривали руины Колизея и все такое прочее. А потом еще и в старших классах, когда были в моде эти семейные обмены – он ездил в Верону по обмену с одной итальянской девочкой, что тоже гостила у его родителей в Калифорнии.
   В Вероне Браун уже был почти взрослым – ему было шестнадцать, он уже покуривал тогда и пробовал пиво. И ужасно мечтал о грудастой итальянской стриптизерше. А его вместо стриптиза таскали по Веронским достопримечательностям – где Ромео с Джульеттой жили, где они встречались, на какой площади Тибальда убили… Брауну плевать было на все на это – он все пялился на груди мамаши этой Стелы Паццони – что гостила тогда у его родителей. А мамашу эту звали Вероникой. Жгучая такая брюнетка с очень-очень белой кожей, на которой красная губная помада и красный бюстгальтер смотрелись так… Что только бы и смотрел всю жизнь на это сочетание красного, белого и черного. Браун подглядывал за сеньерой Паццони… И она его застукала. Засекла она его. Стыдно было! И на что он надеялся – пацан! Что такая красавица сеньора, замужняя дама, подарит ему поцелуй?
   Кончилось все неприятным объяснением и досрочным отъездом в домой в Сан-Диего.
   А о Веронике. О сеньоре Паццони – Браун еще несколько лет потом забыть не мог.
   И вот он снова в Италии.
   А что, если вырваться на пол-дня в Верону?
   Нагрянуть к семейству Паццони, как снег на голову!
   Какова она теперь – Вероника? Королева его детских сексуальных снов…
   Состарилась?
   Сколько ей?
   Пятьдесят семь?
   Браун поежился, представив себе, что этот Джон Лири запросто может быть в курсе всех его детских сексуальных переживаний.
   Запросто!
   И элементарно!
   Если им – ЦРУшникам – надо будет его зачем то припереть, они раскопают все его студенческие поездки и увлечения. И факт его гощевания в семействе Паццони – очень вероятно может быть зафиксирован в его досье, лежащем в ЦРУ…
   Браун снова поежился, представляя, как Джон Лири читает в этом файле следующее:
   "в мае семьдесят третьего года Генри Браун проживал в доме господина и госпожи Паццони в Вероне Италия. По программе школьного обмена. Во время пребывания в доме Паццони – ночами подглядывал за спальней госпожи Вероники Паццони… " Неприятно, если Джон читал о нем такое!
   Неприятно. И не более того.
   Потому что на такой ерунде не вербуют!
   Подглядывать за женщиной – это не уголовное преступление.
   Вербуют на более серьезных грешках.
   А серьезные грешки были…
   И докопались ли ЦРУшники до его реально серьезных грешков?
   Вот в чем вопрос! …
   Италия расслабила – сняла стресс и раскованность.
   Браун пил вино, тоннами поглощал лазанью и спагетти с морепродуктами…
   И вновь, как тогда, в шестнадцать лет – стал вдруг остро вожделеть белокожих темноволосых итальянок.
   Джон Лири все время оказывался рядом.
   Оказался рядом и в тот вечер, когда их принимали летчики с американской авиабазы в Сен-Лоренцио.
   Они были гостями трехзвездного генерала Тони Бьюконена.
   Тони пригласил их на авиабазу – отпраздновать День Благодарения.
   Браун и у себя в ФБР насмотрелся на американцев за границей.
   Ужасающее зрелище – особенно в национальные праздники.
   Все эти разномастные, но одинаково одетые в зеленую плащовку с фамилиями на правой стороне груди – все эти такие разные – и латинос, и черные афроамериканцы, и евреи, и итальянцы, объединенные только зеленой плащовкой с белоголовыми орлами на рукаве – все эти гонзалезы и мордехаи, бертолоцци и крамеры, Кимы и ли, – вдруг в один миг становились этнически чистыми среднестатистическими американцами – они все как один жарили сардельки на вертелах, пили пиво из горлышка и пытались набрасывать лассо на шеи ручных, опоенных пивом бычков…
   Браун видал такое еще на авиабазе Акапулько Голден в Мексике – где ему доводилось бывать еще в школьные годы. Они выступали с концертами перед американскими летчиками – пели им калядки на Рождество…
   Но тут под небом Италии – на своем, на американском празднике Брауну довелось побывать впервые.
   Думал – снова окунется в этот океан солдатского безвкусия – жареные сосиски на вертелах и пиво Ред Булл… А потом пародия на мини-родео с ручными бычками.
   Но все оказалось совсем иным.
   Во-первых, генерал Бьюконен пригласил настоящий эротический итальянский балет.
   Современный балет, где было около сорока прекрасных девушек.
   А кроме того – на авиабазе своих женщин было хоть отбавляй!
   И все такие красотки!
   Браун выпил три или четыре бокала кьянти и сильно увлекся одной девушкой с лейтенантскими звездочками.
   Ее звали Элла-Джейн и она была из Аризоны.
   Здесь в Италии она занималась прикладной психологией.
   Она подбирала экипажи для бомбардировщиков и для вертолетов.
   Чтобы члены экипажей не ссорились и работали слаженно и эффективно.
   Браун танцевал с Эллой Джейн и собирался пригласить ее погулять вдоль прибрежной полосы.
   А потом и выпить кьянти у него в номере. …
   Они сидели в номере у Джона Лири.
   Браун, его подружка Элла-Джейн, сам хозяин номера – Джон и подружка Эллы-Джейн – Люси… лейтенант медицинской службы Люси Майер.