Лебедев Andrew. Трамвай желанiй

   Сперва Антошка только разглядывал фотки…
   Все-таки как-то нехорошо.
   Он вроде как бы и женат, да и не мальчик вообще уже!
   А потом пристрастился – начал переписываться с этими…
   С секретаршами, экономистками, инженерками…
   Но до свиданий дела не доводил.
   И потому, что денег лишних не было.
   Да и вообще из-за робости какой-то внутренней.
   А однажды…
   А однажды вдруг как молнией его ударило-пронзило…
   Вспомнилось что ли в мозжечке о той заложенной мамиными театральными повинностями мине?
   И оставшись после работы на три часа, запершись у себя в кабинете и скурив зараз полпачки дешевых "Мальборо-лайтс", он на одном дыхании написал пьесу…
 

МОЙ ЛАСКОВЫЙ И НЕЖНЫЙ МОНИТОР

 
   Пьеса для двоих Действие происходит в виртуальном пространстве Интернета.
   Действующие лица:
   Он – Ромео 48 (он же Августин – собака майл ру, он же Базилий тридцать три, собака яндекс ру, он же Викторус две тысячи, собака хотмэйл ком) Она – Джульетта 35 (она же Августина – собака майл ру, она же Базилина тридцать три, собака яндекс ру, она же Викторина две тысячи, собака хотмэйл ком) Сцена оформлена в виде экранов двух мониторов (и двух огромных клавиатур) Действие первое Картина первая Он и она Она: Я хорошенькая и умненькая, я в талии и в бедрах, как Бритни Спирс.
   У меня сейчас волосы темные, но позапрошлый год я была почти блондинкой… Я не курю, мало ем, обожаю французские комедии и люблю, когда мужчина не скупой… А еще люблю путешествия… В разные страны… Где пляжи, море, солнышко и хороший сервис… На фотке, между прочим, – это когда я прошлый год в Испании – в Коста Браво… С подружкой… А еще я люблю водить машину… Правда, своей у меня нет…
   Пока… В общем, я хочу найти такого мужчинку, который не жадный, который надежный, который с чувством юмора, который красивый… В общем, пишите – Алевтина сорок восемь, собака майл ру…
   Он: Привет, Алевтина сорок восемь! У меня, кстати, тоже сорок восемь…
   Мне твоя фотка понравилась. Только ты где – слева или справа от Ричарда Гира?
   Вообще, если слева, то это Шерон Стоун… И это вообще-то не в Коста Браво, а в Лос-Анжелосе, да и не прошлым летом, как ты пишешь, так как кадр этот из фильма девяносто седьмого года… А если ты справа, то ты что – негритянка что ли? И вообще, это Вуди Голберг. Я тебе тоже свою фотку послал приложением. Если понравится – шли мэйл. Юмор мой, кстати, зацени. Анекдот тебе свежий вот с баннерса – идут две Масяни по сайту, ищут себе пару Хрюнделей… А, черт, опять из сети выскочил!
   Она: Привет-привет… Что-то фотка твоя не раскрывается до конца. Хотела на твои сорок восемь посмотреть, а картинка все грузится, грузится и на середине второй пуговицы зависает. У меня вообще-то компьютер не самый крутой. Ты мне фотку свою ужми – и переформатируй в джипег. О-кей? А юмор твой заценила. Ты парень – ничего! Не тормозишь, как некоторые. А машина у тебя есть? Какая? Ино?..
   Он: Я сорок восемь имел в виду другое. Ты че! А потом я тебе анекдот не дорассказал. Одна баба тоже – хотела мужика на бабки раскрутить. Он ей – пойдем, мол, ко мне домой, бутылочку возьмем, телик поглядим – "Поле чудес" с Леней Якубовичем, а она ему: "Да ты чего? Надо девушку сперва в ночной клуб на дискотеку сводить, потом в ресторан, потом на машине покатать, по бутикам – подарков ей купить – платьев, туфель, шубок, сумочек, духов, жакетов…" А он ей:
   "А не по-о-о…" Вот, зараза, провайдер отключился… Или карточка закончилась?
   Она: Привет, я тебя все-таки загрузила. А ты – ничего! Мне такие нравятся. Не обсос какой-нибудь там. Если фотку свою, разумеется, прислал. А ты вообще женатый? Я в прошлом году с одним женатым познакомилась. Нет, не в Интернете, а подвозил меня. Тачка у него так себе – "Ауди", вроде, или "Пассат", я не разобрала… Когда на заднем сиденье в рот брала… Шучу! Это у меня настроение такое хреновое. Просто шеф сейчас в офис зашел и развонялся, что я в сети сижу, а не буклет верстаю… Я в рекламном агентстве вообще-то работаю. А ты?
   Он: А слабо фотку в бикини прислать? Или даже лучше – без?
   Она: Сходи на адалт порно фри – точка ком. И подрочи…
   Он: Обиделась… А я хотел по-серьезному…
   Она: По-серьезному не так. По-серьезному стихи пишут, в ресторан приглашают или в турпоездку в Париж… Тут я турфирме одной рекламный буклетик верстала, так там путевочки есть недорогие – на Лазурный Берег, в Ниццу и в Малибу… …Ты чего долго не пишешь? Комп завис? Так жми на альт-контр-делит!
   Перезагрузись…
   Он: Я на адалт-порно фри точка ком ходил, как ты мне советовала. Там та-а-акие телки!
   Она: Мастурбировал? На кого кончил? На блондинку?
   Он: На двух голубых кончил.
   Она: А чего тогда про та-а-аких телок поминал, если голубой? Голубой, голубой, ты возьми меня с собой! Вообще, это даже по дизайну клево получится – голубой увозит меня в голубую даль… или моя голубая мечта в руках у голубого…
   Он: А ты не дура… С тобой во-ще можно поприкалываться! Мне эт-то нравится…
   Она: Ну, спасибо, дорогой, заценил меня, девку-чернавку. А то мой шеф меня что-то хреново ценит, опять заходил, обещал премии лишить. Хоть халтуру бы какую найти!
   У тебя для меня халтуры нет? Только интим не предлагать! Я девочка правильная и отдаюсь только по любви и после хороших ухаживаний. Например, в совместной турпоездке. Так как насчет халтуры? Буклет сверстать, сайт оформить, дизайну наделать, красоты интернетной напустить? А то щас пойду повешусь на шнуре от клавы. Или вены мышью порежу… Хоть анекдот какой рассказал бы, что ли!
   Он: А че ты все про турпоездку-то? Как зациклилась! Ты бы прямо туда иностранцам бы и писала: мол, хочу к вам на ПМЖ, но сперва хочу приехать – поглядеть.
   Альт-контр-делит. Перезагрузка.
 

Глава третья

 
   Стимуляция желаний С какого-то момента времени, после того Старого Нового года что ли, Рита вдруг стала ловить себя на том, что начала суеверно отмечать в уме номера вагонов метро, маршруток и поездов, в которых случалось ей передвигаться по городу. Она по какой-то ведомой только ей системе складывала теперь цифры в своем уме, делила их на какой-то знаменатель, и если в итоге получалось нечетное число – желательно три или семь, то Рита полагала, что день сложится удачно. А если после операций сложения и деления получалась шестерка или число в числителе было простым и не делилось, то… То Рита иногда даже, растолкав раздраженных пассажиров, сгрудившихся у выхода, перебегала из несчастливого вагона в другой.
   Вот и нынче в аэропорту она еще раз поглядела на скромное пулковское табло прилетов и отлетов, что желтыми точечками зримых макропикселей своих с бесстрастностью неодушевленной машины давало живым и переполненным страстями людям такую волнующую их сердца информацию… Прибытие. Отбытие. Рейс задерживается… Departure, Arrive…
   Ее рейс был шестьсот сорок первый. Непонятное число. В сумме цифр давало одиннадцать. На три и на семь не делилось. Но Рита успокоила себя мыслью, что единица на конце означала начало чего-то нового в ее жизни. Первый. Первый, значит начинающий и открывающий нечто еще небывалое и неведомое. А еще первый мог быть синонимом слова "лучший".
   Так или иначе, но Рита в первый раз летела в Париж. Рейс шестьсот сорок первый авиакомпании "Аэрофлот".
   Ей еще предстояло завоевать этот Париж.
   Как тысячи тысяч провинциалок приезжают из российской глубинки завоевывать Москву, мечтая выйти замуж за москвича, так и Ритке предстояло теперь для начала выполнить программу минимум – выскочить за француза… И получить эту…
   Французскую прописку… Или как там ее? Карт де сежур!
   А начиналось все так непросто.
   И главное – все сама.
   Никто не помогал.
   Селф-мэйд гел. Селф – мэйд вумэн.
   Распределения в тот год никакого уже не было. Съездила Ритка на две недели в Сочи с мамой и папой – ах, как они были рады-радешеньки такому случаю, что их дочь, да вдруг не с друзьями-подругами, а с ними, с предками, поехала. Хотя мать догадывалась по Риткиному унылому и угнетенному виду, что не в радость дочери эта поездка. Но мама в душу к ней не лезла, боялась разбередить, да только хуже сделать. И про Игоря ну ни разу не спросила: де, а где же твой кавалер? Этот умненький воспитанный мальчик, что нам с папой так нравился? Где он теперь отдыхает? Куда он на работу устроился?
   В Сочи Ритка ходила только на пляж и в гостиничный ресторан. И всюду только с родителями. Возле ее длинных загорелых ножек вилась туча всякой разнокалиберной мошкары – начиная от местных грузинских сердцеедов, всех этих Гиви и Зурабов-Зуриков, до самой настоящей бандитской шпаны из Питера и Подмосковья. С золотыми цепями и в красных пиджаках. Приглашали наперебой с разной степенью настойчивости то на озеро Рица – прокатицца – аж чуть ли не на гоночном "Феррари", то на гору Ахун в ресторан какими-то особенными шашлыками полакомиться. И все эти подмигивания да многозначительные улыбочки! Бедный папа – ему приходилось отбиваться и принимать на себя разговоры с особо настойчивыми. Хорошо, что папа умеет разговаривать и с бандитами, и с грузинами, и с нанайскими нанайцами.
   В общем, повалялась четырнадцать дней на каменистых сочинских пляжах, позагорала и вернулась с предками в Питер.
   И собралась уж было куковать над своим дипломом – куда с ним пойти? К папе в его НИИ? Бухгалтером на зарплату в пятьдесят долларов? Чтобы принимать там ухаживания робких МНС (Сноска: младших научных сотрудников) с окладами в шестьдесят у.е. и их дешевенькие шоколадки и приглашения поужинать в самом дешевом диско-бар-кафе…
   И тут вдруг по радио, между песенкой Элтона Джона да шлягером новомодной певицы Свиридовой про фламинго услыхала она, что радиостанции требуются менеджеры в рекламный отдел… Ритка бы и пропустила эту информацию мимо ушей, да кольнуло то, что радиостанция эта музыкальная была не совсем простая, а была она по статусу своему российско-французским совместным предприятием… Русско-французское джойнт-венчур! (Сноска: Предприятие совместного риска (англ.)) Это звучало, как известная песня Джо Дассена про "си тю не экзистэ па, э муа пуркуа экзистарэ".
   Редакция, бухгалтерия и коммерческий отдел радио "Континент-Европа" находились в бывшем здании городского Дворца комсомола. Ритка раньше частенько бывала тут с Витькой Семиным, так как он был большим любителем всяких там рок-фестивалей, сэйшнов, как он говорил. Чего и кого они с ним здесь только ни слушали и ни смотрели? От здешних смешных "НОМ" и "АВИА", до матерых московских Сукачева с Мазаевым. Последний, кстати говоря, Ритке особенно нравился. Он так стебно выговаривал это слово… ЛЮБЁ-Ё-ЁФЬ… Точно! Не любовь какая-нибудь там, а именно – ЛЮБЁФЬ. Любёфь, когда в нее поиграют-поиграют, а потом вдруг расстаются.
   Добираться до этого самого Дворца комсомола было непросто. Когда при советской власти его строили, партия специально так задумала, чтобы засунуть молодежь с ее рок-н-роллом куда подальше от метро и от центральных коммуникаций!
   От метро "Петроградская" Ритка взяла частника.
   С ее ногами да натуральной русой косой до пояса частникам вообще можно было никогда не платить. Перекинься с разомлевшим да пустившим слюни шофером парой ласковых слов, дай ему выдуманный номер телефончика – вот и расплатилась. Но Ритка никогда не опускалась до подобных штучек. Да и папка, пока еще мог чего-то, подкидывал на карманные.
   Рекламным менеджером та должность, которую ей предложили, называлась только для солидности. Ритка не дура – сразу все поняла. Настоящие менеджерши – три холеные девчонки, явно чьи-то протеже, жены или любовницы – сидели здесь, в уютном офисе, и с ленивой надменностью заученно отвечали на телефонные звонки: "Радио "Континент-Европа", коммерческая служба, говорите, пожалуйста…" А то, что предложили ей, называлось агент по рекламе, агент, которого ноги кормят. И для того чтобы когда-либо попасть в штат и сесть в офис к телефону, как эта лениво-надменная троица женок и протеже, надо было пуд соли съесть и десять пар кроссовок стереть по асфальту, бегая по Питеру за заказами на рекламу…
   Ритка сразу все поняла, отметая, как мусор, все сладкие обещания "бонусов", "экстра-премий" и "прогрессирующих процентов с процента прибыли"…
   – У нас есть агенты, которые в месяц делают себе полторы тысячи долларов зарплаты, – заученно говорил зам генерального директора по рекламе. Говорил и было видно по его глазам, сам не верил в то, о чем говорил. А глазами все больше по ее голым загорелым коленкам так и шарил.
   Но Ритка не затем пришла, чтобы отказываться.
   Во-первых, ее устраивало свободное расписание.
   Спи дома хоть до полпервого пополудни!
   Во-вторых, половину работы тоже можно было из дома делать. По факсу, который дома как раз имелся, да обычными звонками клиентам…
   А что до зарплаты – так папка, пока еще был директором НИИ, подкидывал на новые колготки да на такси!
   В первый месяц Ритка сорвала только три заказа. Два разовых, самых дешевых – по недельному модулю – три трансляции по будним дням – и один долгоиграющий – по модулю – месяц, три трансляции в день – семь дней в неделю. Ее процент составил сто двадцать долларов. Для начала – неплохо? "Неплохо!" – ответила Ритка сама себе.
   Однако без своей машины все эти деньги и ушли на поездки по клиентам, которых сперва надо обзвонить, а потом еще и на месте уговорить, так как приходилось ловить частников.
   Но, тем не менее, работа была все же получше, чем сидеть где-нибудь в бухгалтерии среди стареющих одиноких разводок с перспективой со временем уподобиться им.
   Или вообще попасть, как Людка Смирнова попала.
   С Людкой они встретились случайно – Ритка в их "Сигму-Промбанк" в рекламный отдел зашла раскрутить тамошнего начальника на двухнедельный рекламный модуль. И даже мини-юбку кожаную по такому случаю надела.
   Приперлась в этот их "Сигма-Промбанк", а там Людка в приемной сидит!
   Однокурсница Людка из параллельной группы.
   – Ты че тут делаешь?
   – А ты че сюда пришла?
   В общем, выкатились потом в кафе – покурить, кофейку попить, Людка и рассказала, какое в банке житье-бытье да какие тут нравы.
   – Ну, шеф по деньгам не обижает, – с капризной манерностью откинув головку чуть назад и набок, говорила Людка, – если с ним по его правилам играть, то и он с тобой хорошо.
   Людке надо было на отдельную квартиру себе зарабатывать. Поэтому Рита не осуждала, что по сути и в принципе дипломированная Люда Смирнова работала здесь в банке кем-то вроде постоянной проститутки, которую подкладывали под разных московских и местных клиентов управляющего.
   – Им приятнее, когда вроде как не просто девушка по вызову, а типа как секретарша, – откровенничала Людка, – а что? За прошлые субботу и воскресенье мне шеф тысячу баксов дал, и эти москвичи, с которыми мы в Ольгино потом ездили, те тоже тысячу баксов в конверте подарили.
   – И ты что с ними с обоими сразу? – ужаснулась Ритка.
   – А что такого? – хмыкнула Людмила. – Время такое, подруга, да и сама ты святая что ли? В институте у тебя разве не два любовника было? Эти – Игорь Сохальский и Витька Семин…
   Ритка на Людку за это не обиделась. У каждой девушки свой путь – свои проблемы.
   – А ты ведь тоже неплохо устроилась? – приободрила подружку Людмила. – Радио "Континент-Европа" – клиент нашего банка. Я там знаю – мосье Жирок и мосье Дюваль, а еще вашего московского начальника – генерального этого… Как его? Василенко!
   – С ними тоже была? – спросила Ритка.
   Людмила фыркнула, как фыркает кошка, когда ей что-то не очень нравится.
   – Погоди-погоди, подруга, не знаю, что ты запоешь через годик-два, когда в нашем бизнесе покрутишься!
   "У всяко не стану играть с директорами банка в "стоун фэйс", – подумала Ритка, но вслух не сказала.
   Зачем лишним презрением обижать свою сестру-подругу.
   От тюрьмы, от сумы и от орального секса с шефом – не зарекайся!
   Годовщину работы питерского филиала радиостанции "Континент-Европа" московское и парижское начальство решили отпраздновать неким "суарэ корпоратиф", которое было решено устроить в рок-клубе на Садовой.
   Пригласили и Ритку.
   Хоть она и не была еще в штате, а бегала по клиентам в числе так называемых уличных мэнеджеров.
   Случилось так, что господа Жирок и Дюваль с московским комсомольским хлюстом Василенко были как раз здесь, в Питере, когда Ритка в очередной раз принесла черную наличку от заказчика. Жирок с Дювалем любили, будучи в питерском филиале, щегольнуть демократичностью своей, да походить по отделам, ручкаясь с каждым из сотрудников: "Бонжур-сава? Как дела в Ленинграде?" Как раз и в коммерческий рекламный отдел они оба зашли, когда там Ритка находилась.
   – Это нофый сотрюднитса? – улыбаясь во все свое иностранное рыло, спросил Дюваль.
   – Муа жё сюи, – ответила Ритка, протягивая Дювалю руку и не поднимаясь при этом со стула.
   – И чтобы этот сотрюднитса быль обязательно на сегодня суарэ – императивно нахмурив брови, приказал Дюваль, целуя Ритке руку и обращаясь к заму генерального по рекламе. – Я будет с ним танцевать, – добавил Дюваль, уже снова улыбаясь во все свое галльское, так сказать, лицо…
   А не приди Ритка в тот день сдавать замдиректора пакет с черной наличкой, так и не заметил бы ее Дюваль! Так и не заметил бы!
   И не пригласили бы ее на годовщину радиостанции – потому как не в штате она!
   К суарэ Ритка готовилась как с собственной свадьбе.
   Перемерила весь свой и мамин гардероб.
   Скомбинировала.
   Взяла мамину белую жакетку из лебяжьего пуха и решилась надеть ее с розовыми обтягивающими брючками типа лосин… Причем жакетку мамину надела практически на голое тельце, если не считать за лифчик то микроскопическое изделие из трех прозрачных ленточек и двух кружевных лоскутков.
   Личико свое загорелое не постеснялась – щедро покрыла чуть ли не рождественским макияжем – блестки, блестки и бледная бесцветная помада на губах, чтобы губы в контраст – этаким эффектом негативной фотографии – были бы бледнее щек.
   – Ты так поедешь? – всплеснула руками мама. – Хуже чем стриптизерша из голден доллз! Бесстыдница!
   – Ничего ты, мама, не понимаешь, – махнула ладошкой Рита, – там, на суарэ, я еще самой скромницей окажусь!
   Но самой скромняжкой Рита там не оказалась.
   Получилось так, как она хотела: оказалась она посаженной не на выселках, не на галерке, где сидела всякая шушера, вроде звукорежиссеров и инженеров, а возле господ начальников – за столиком самих мосье Дюваля и Жирок.
   А разыгралось все как по нотам, как по Риткиному сценарию, случись в ее руке волшебная палочка – хочу, чтоб было так, хочу, чтоб было так!
   Она специально припозднилась, чтобы не ошиваться в фойе или в баре, пока народ за столики рассаживают. С кем ей красиво ошиваться, если она никого там не знает?
   А опоздала она специально на полтора часа – как раз успеют и за столы присесть, и по три рюмки за крахмальные воротники опрокинуть – глаз замылить да засалить, чтобы на сладенькое потянуло.
   Недолго стояла Ритка в проходе.
   Сперва ее окликнули из-за столика, где теснилась молодежь – операторы эфира да журналисты с инженерами.
   – Эй, красотка, иди к нам, водки нальем!
   Потом ее заметил кто-то из питерского начальства – зам генерального по рекламе что ли? Или финдиректор? Они, хоть и были с женами, захотели принять участие в Риткиной судьбе: надо бедненькую девочку разместить-посадить.
   – Рита, давай вон туда к нашим, к рекламным агентам, за тот стол!
   Но Ритка не хотела к этим надменным.
   Ритка хотела сразу в дамки. Сразу в ферзи.
   Тихо играла музыка.
   Настолько тихо, что не заглушала равномерного лязга вилок и ножей в лапах вечно голодной шушеры – звукорежиссеров.
   Ритка решительно отделилась от подпираемого до времени дверного косяка и уверенно направилась в сторону возвышения, где посреди всего торжества сидели Дюваль, Василенко и Жирок.
   – Мосье, ву ма ди, ке ву сера дансе авек муа, се ке же вуз анвите, – сказала Ритка обращаясь к Дювалю.
   – Тю, вьей кон, кель Белле тю фэр анвитасьон! – воскликнул Жирок, хлопая Дюваля по коленке. – Нё суа па идиот, тю фу!
   – Кретан! – глухо отозвался Дюваль, отрывая от стула свой в модных зеленых слаксах французский зад. – А вотр сервис, мадмуазель, – сказал он, уже обращаясь к ней.
   И вся модная харчевня жевала и глазела, как эта бесстыжая выскочка из "уличных агентесс" у всех на виду без соли и горчицы схавала их французского руководителя.
   Она вела мосье Дюваля между столиками. Проход узкий: она впереди – попочка кругленькая в облегающих розовых штанишках, – а французик позади, как обреченная французская пехота перед переправой через Березину…
   Оркестр не дурак – знал, кто в доме хозяин!
   Увидав, что самый главный французский главарь-капиталист вышел на танцплощадку, джаз-банда грянула лучшую из своих "коронок".
   Рита и здесь повела.
   Повела так, чтобы ему казалось, будто ведет он.
   – Ву зет формидабль, – сказал он.
   А она…
   А она вдруг легонечко пробежала пальчиками по его лицу.
   Одними только мягкими подушечками легчайших пальчиков своих. Пробежала. Этакая настолько мимолетная ласка, что и непонятно, была она или почудилось?
   И вот после этого Дюваль уже никак не мог не пригласить ее за свой столик. Ведь не обратно же в проход ее вести, где она стояла до того!
   Ну а за столиком пошло-поехало!
   Оба французика бросились соперничать из-за нее, как на средневековом турнире.
   И сколько словесных копий тут сломалось друг об дружку! Сколько отточенного истинно французского остроумия здесь вылилось во всем его блеске! Жалко. Ритка не смогла все по достоинству и до конца оценить – ее пробелы в познании матерной лексики не позволили…
   Потом Ритка не удержалась и, наклоняясь к Василенко, который до работы в ЦК комсомола закончил МГИМО, спросила: "А что такое вьей кон и кон де мерд?" – А это типа "старый ты пенис" и "пенис ты, измазанный дерьмом", – отвечал Василенко, закусывая маринованным грибком. – Это у них теперь излюбленное друг к дружке обращение!
   В конце концов никто из французов не победил.
   Победила, как раньше говорили у нас в Ка-Вэ-Эне, ДРУЖБА.
   А вернее сказать, Ритка победила. Выиграли ее благоразумие и расчет.
   Отправившись Ритку провожать на арендованном ими лимузине, французы, не доверяя друг дружке, предпочли отвезти девушку до ее дома, чтобы не оставить приз сопернику…
   А по дороге сговорились о том, что, дабы чаще видеть красавицу и умницу Риту здесь, в питерском офисе, они отдадут распоряжение директору местного филиала радио "Континент-Европа", чтобы Ритку немедленно перевели из уличных в комнатные офисные менеджеры с нормальным постоянным окладом в шестьсот зеленых.
   А дальше…
   А через месяц сначала Дюваль пообещал перевести Риту из питерского офиса в московский и снять для нее квартиру за счет фирмы…
   А потом соперничающий с Дювалем Жирок поклялся могилой Наполеона, что организует Рите месячный "стаж" в Париже на радиостанциях, принадлежащих их холдингу "Арта – Гашетт"…
   И вот рейс шестьсот сорок один.
   Пулково – Руасси Шарль де Голль.
   – Наш полет будет проходить на высоте двенадцать тысяч метров. Время в полете три часа пятнадцать минут. Курить можно в хвостовой части салона, что возле туалетов, после того, как самолет наберет высоту и погаснут табло. Время прибытия в Париж восемь часов тридцать минут местного времени.
   Неужели это правда? Неужели это с ней, с Риткой? Но ведь это только начало пути.
   Вжих, и самолет приземлился в аэропорту Руасси Шарль де Голль. И иностранцы на борту их лайнера закричали: "Браво, капитэн!" И зааплодировали, радуясь, что долетели живехоньки, хоть и сэкономили, купив билет не на "Эйр Франс", а на этот русский самолетишко.
   Аэропорт оказался таким же, как она себе его представляла по кино. Но ощущение…
   Кто бы мог подумать, что на самом деле он такой громадный! Просто бесконечный.
   Как океан. И то многообразие самолетов со всех концов планеты так необычно, таким сильным контрастом противоставлялось тому, что три часа назад Рита видела на унылом плоском поле в Пулково! Там одни только "тушки" Туполева с надписями "Аэрофлот" по бокам. А здесь – не успели еще подрулить к гофру трапа, а уже чувствуется, что прилетела в центр вселенной. Вот и "боинг" индийской авиалинии, вот "дуглас" австралийской авиакомпании, вот английские самолеты "Бритиш Эйр", а вот скандинавы – "Свис Эйр" и "Ройал Датч"… Серебряные и разноцветные дюралюминиевые птицы усеяли все летное поле. Сколько же их! И этот – запах кофе.
   Рита так любила кофе. А здесь, казалось, отовсюду доносился его стойкий аромат.
   И ведь не какой-нибудь там растворимой бурды, как в филфаковском кафе, а настоящего, хорошего кофе.
   Впечатление было такое, будто ты перестал экономить на сливках и, припав к заветной баночке, стал жадно пить эти чистые сливки… это ЭССЕНЦИРОВАННОЕ, то есть дорвался вдруг до того места, до того момента своей жизни, где сосредоточено все самое желанное, самое вожделенное с детства. Ритка вспомнила вдруг, как Игорь, впервые побывав в Финляндии, приехал полный впечатлений и делился с нею, каково было у него на душе, когда впервые оказался он на Западе: