Лэмпмен Каролин. От счастья не убежишь

   – Дома и в безопасности. Я не проехал и четверти часа, как ее встретил: она во весь опор неслась к конюшне. Я даже не стал ее останавливать. Не волнуйся, она наверняка уже дома. – Коул очень надеялся, что не ошибся.
   – Не понимаю, – сев на кровати, вдруг сказала Стефани. – Я же ехала минут сорок, не больше. А потом еще повернула назад.
   Коул, подбрасывавший в очаг дрова, обернулся и вопросительно посмотрел на нее.
   – И что же?
   – Почему мы не поехали домой?
   – Я искал тебя почти час, – объяснил Коул, роясь в ящике с консервами. – Сумрак не прошел бы и половины обратного пути. Просто чудо, что мы сюда добрались и не свалились по дороге. – Он торжественно извлек из ящика жестяную банку бобов. – Ваш обед, мадам.
   – Скорее, ужин.
   – Ты проспала почти двадцать часов. Сейчас, должно быть, около полудня: с рассвета я уже дважды подбрасывал дрова в камин.
   – Двадцать часов? Не может быть! Я никогда столько не спала...
   – Стеф, вчера ты чуть не замерзла в снегу. Тебе потребовалось время, чтобы восстановить силы.
   Несколько минут Стефани молча старалась привести в порядок мысли.
   – Извини за ботинки, – наконец сказала она. – Я хотела устроить сюрприз. – Она попыталась улыбнуться, но губы ее задрожали. – Похоже, сюрприз получился что надо.
   Коулу безумно хотелось поцеловать ее и еще, и еще раз, пока ей не расхочется плакать.
   – Стеф, я тогда погорячился. Подумаешь, ботинки! Их еще можно починить... и вообще, неужели какие-то несчастные ботинки стоят твоей жизни? – Он повернулся к огню и занялся своей стряпней. – Здесь не очень-то тепло, даже когда натоплено. По-моему, тебе лучше одеться.
   Обрадовавшись, что Коул повернулся к ней спиной, Стефани быстро сбросила одеяло.
   – Коул, я вся в синяках!
   Коул мигом вспомнил, как снимал ее с Сумрака, и с новым рвением принялся хлопотать у камина.
   – Я, э-э... я тебя пару раз уронил, когда пытался с тобой на руках влезть на коня.
   – Господи! Мое любимое платье погибло! – Стефани разглядывала свалявшуюся от влаги зеленую шерсть.
   – Благодари Бога, что только платье! – усмехнулся Коул.
   Закончив есть, Коул встал и надел пальто.
   – Достань, пожалуйста, из ящика еще банку.
   – Куда ты? – испуганно спросила Стефани.
   – Проведаю Сэма и Сумрака, отнесу им воды. И бобов для Сэма. – Он взял топор и моток крепкой веревки.
   – А это тебе зачем?
   – Чтобы вернуться назад. – Он указал за окно: там бушевала буря. – В такую метель опасно выходить из дому. Я знал взрослых людей, которые выходили на минутку – и замерзали, потому что не могли найти дорогу обратно.
   Стефани нервно следила за тем, как он обматывает один конец веревки вокруг пояса и затягивает узел.
   – Дай-ка, пожалуйста, вон то ведро.
   – Тут не так много воды.
   – Знаю, но придется обойтись малым. Колодец завалило. Это талый снег: все, что растаяло за целый день.
   Коул распахнул дверь – и ворвавшийся в комнату ветер обдал ее ледяным холодом. Коул всадил топор в наружную стену, накинул на рукоятку веревочную петлю и крепко затянул. Натягивая перчатки, он повернулся к Стефани.
   – Когда я доберусь до сарая, другой конец привяжу там. А потом вернусь назад, держась за веревку. – Он кричал, чтобы слышать себя самого. – Меня может не быть довольно долго. Делай, что хочешь, только не паникуй и не вздумай идти за мной. – Он подхватил ведро и скрылся во мгле.
   Эти пятнадцать минут были для Стефани сущей пыткой. Она ходила из угла в угол, то и дело выглядывала наружу и с облегчением убеждалась, что веревка на месте, потом прилагала неимоверные усилия, чтобы закрыть дверь, но через минуту снова шла проверять веревку.
   Наконец ввалился Коул, мокрый и облепленный снегом. Стефани бросилась к нему и крепко обняла.
   – Я так боялась! Он прижал ее к себе.
   Стефани показалось, что его губы коснулись ее волос – но он быстро отпустил ее и подошел к огню.
   – Ничего, могло быть и хуже. Я нашел сарай довольно быстро, с четвертой попытки.
   – Как Сумрак и Сэм?
   – Отлично. Сэм в восторге от бобов. – Коул скинул пальто, шляпу и перчатки и присел погреться у огня. – Там полно сена, так что Сумрак тоже доволен жизнью. По-моему, он все это время только и делал, что ел.
   Коул растянулся на койке и закрыл глаза.
   Очень скоро Стефани заскучала и стала осматривать домик, надеясь отыскать хоть какое-нибудь развлечение. Но нашла она только пыль, паутину и мышиные гнезда – да еще катушку ниток и пакетик с иголками.
   Услышав ее недовольное фырканье, Коул открыл глаза.
   – Что это ты делаешь?
   – Ищу, чем бы заняться. – Она смешно наморщила нос. – Вот все, что я нашла.
   Увидев иголку с ниткой, Коул расхохотался.
   – Ну что ж, можно залатать дыры в пальто, – вздохнула она. – Хотя... смотри!
   Стефани залезла под кровать и вытащила оттуда шахматную доску. Дерево почернело и покоробилось от сырости, грубо вырезанные фигуры были едва узнаваемы.
   Коул улыбнулся.
   – Эту доску и фигуры пару лет назад выстругал для меня Джош. Он небось и позабыл их тут, когда весной гнали стадо в горы. – Коул встал, потянулся и слегка поклонился. – Мадам, не хотите ли быть биты?
   Стефани изумленно вздернула брови.
   – Думаешь, я дам тебе выиграть? Остаток дня пролетел незаметно. Коул и Стефани играли с увлечением – хотя какой-нибудь седой гроссмейстер не одобрил бы их бурного веселья. Дело в том, что фигуры были вырезаны очень неумело, и трудно было распознать, что есть что. Порой возникала забавная путаница.
   – Шах и мат! – объявил Коул.
   – Это же ферзь! Смотри, ты сам под шахом.
   – Где? Ты что? Это мой слон!
   – Твой слон вон там.
   – Это конь!
   – Два хода назад он ходил как слон. Ты что, хочешь обмануть бедную беззащитную женщину?
   – Тоже мне, беззащитная! Ради всего святого, где твой король? – Он хмыкнул и подозрительно прищурился. – Он вообще-то на доске есть?
   Они играли, пока не стемнело, а потом стали готовить ужин. Стефани никогда прежде не готовила на открытом огне, однако ухитрилась испечь вполне приличные лепешки. За ужином оба веселились, словно школьники, сбежавшие с уроков.
   После еды Коул отправился проведать Сумрака и Сэма и отнести им воды. Когда он вернулся, платье и корсет Стефани аккуратно висели на спинке стула, а сама она лежала, завернувшись в одеяло. Коул удивленно взглянул на одежду, потом на нее.
   Стефани покраснела.
   – Я не хотела раздеваться при тебе.
   – Но я не смогу спать на полу. Сейчас слишком холодно. – Она смотрела на него, не понимая, и он объяснил прямо: – Нам придется разделить постель.
   – Ну и что?
   – Тебе, наверно, будет удобнее спать одетой.
   – Попробовал бы ты уснуть в шерстяном платье! Слушай, ведь прошлой ночью мы спали вместе, и все было нормально.
   Коул не стал напоминать ей, что прошлой ночью она была в забытьи. Он подбросил дров в камин, задул лампу и разделся. Затем он лег и повернулся к Стефани спиной, молясь про себя, чтобы она оставалась на своей половине узенькой койки.
   Через несколько часов Стефани вдруг как от толчка проснулась. Коул стоял у окна. Стефани тихо соскользнула с кровати, завернулась в одеяло и подошла к нему.
   – Что такое?
   Он обернулся.
   – Слушай.
   Стефани прислушалась – и просияла.
   – Ветер стих!
   Коул кивнул.
   – Буря кончилась.
   – Спасены! – Она даже захлопала в ладоши. Коул невольно улыбнулся ее восторгу.
   – Еще не совсем. Но надежда на спасение уже есть. Хочешь посмотреть, что там делается?
   Он соскоблил наледь на стекле. Стефани приникла к окну – и ахнула.
   Снег покрыл прерию белым покрывалом и сверкал под луной, словно алмазное поле. На черном бархате неба мерцали миллионы звезд.
   – Как красиво!
   – Очень, – ответил Коул, глядя на женщину. В мягком свете камина ее волосы, в беспорядке рассыпанные по плечам, отливали красным золотом. Коул почувствовал, как что-то внутри него сжалось и напряглось, как струна. Медленно, словно во сне, он протянул руку и вынул несколько оставшихся шпилек. Тяжелая волна волос окутала Стефани сияющим облаком. Она вопросительно взглянула на Коула.
   – Боже, какие у тебя волосы! – прошептал он и погрузил в них обе руки. Секунду – или вечность? – две пары глаз, зеленые и синие, не отрывались друг от друга, а потом две пары губ слились в волшебном поцелуе.
   Стефани приоткрыла рот, и язык Коула нежно проник туда. Забытое одеяло лежало на полу: Коул развязывал ее пояс. Нижние юбки одна за другой упали к ногам Стефани, и на ней остались только сорочка и панталоны.
   Коул прижал Стефани к себе, и она изогнулась, повторяя все линии его тела. Его внутренний жар беспрепятственно проникал сквозь тонкую ткань сорочки и будил в Стефани неведомое прежде желание.
   Губы Коула прикоснулись к ее шее, и желание превратилось в неутолимую жажду... Его руки нащупали тесемку сорочки. Он развязал ее, потянул за ворот – и тонкая ткань послушно сползла с плеч. Ладони Коула последовали за ней и ощутили тепло и упругую мягкость груди. Поцелуи его спускались все ниже и ниже.
   Глухо застонав, Коул подхватил Стефани на руки и понес к кровати. Видит Бог, он не собирался соблазнять ее: просто потянулся к ней, как мотылек к огню. А теперь он не мог погасить снедавшую их обоих страсть. Не мог и не хотел.
   Стефани едва ли заметила, как ее панталоны полетели на пол. Она чувствовала только.
   как нежные руки и губы исследуют ее тело с головы до ног, и каждое прикосновение наполняет ее сладкой истомой. Возбуждение придало Стефани смелости. Она расстегнула несколько пуговиц у него на рубашке и коснулась мощных мускулов и курчавых волос на груди. Приникнув губами к его шее, она скользнула руками к воротнику и начала снимать рубашку – и нетерпеливо вздохнула, когда руки Коула застряли в рукавах.
   Шумно вздохнув, Коул встал с кровати. Стефани досадливо прикрыла глаза – но он тут же вернулся, избавившись от одежды. Коул укрыл их обоих одеялами и начал целовать тонкую кожу под маленьким ухом.
   – Боже, что ты со мной делаешь, – задыхаясь, прошептал он.
   Она с необузданной страстью ласкала его спину и плечи. Гладкая кожа его была горячей, а мускулы вздувались и вздрагивали. Стефани упивалась Коулом – как непохожи были его мощные мышцы на мягкие изгибы ее тела! Дрожа от наслаждения, она гладила пальцами ноги его волосатую голень, ее руки и губы скользили по каждой линии его прекрасного мужественного тела.
   Огонь, горящий в крови, переместился в самую сердцевину ее существа и властно требовал чего-то, чему она не могла дать названия. Коул мягко перевернул ее на спину и вновь прильнул к ее губам долгим поцелуем. Она инстинктивно обвила его ногами, и он вошел в нее. Что-то заграждало ему путь, и, не успев понять, что это такое, он пробил хрупкую преграду. Но, едва он понял, его охватил стыд.
   С ужасом он открыл глаза – и увидел в двух изумрудных омутах боль и удивление. «Господи!» – простонал он и зарылся лицом в простыню. Но что сделано, то сделано, и каяться теперь поздно. Он нежно целовал и ласкал ее, пока в ней вновь не вспыхнул огонь. Дождавшись молчаливого ответа, он медленно, безумно медленно начал движение. Она задышала часто и прерывисто, приветствуя каждый толчок тихим стоном. Коул задвигался быстрее, быстрее – и они слились в старом, как мир, но вечно новом блаженстве.
   Несколько секунд он лежал, не в силах шевельнуться. Затем перевернулся на спину, обхватил ее еще трепещущее тело и крепко прижал к себе. Несколько минут они молчали, ожидая, когда выровняется дыхание. Он убрал с ее лица прядь волос.
   – Тебе было хорошо?
   Она взглянула на него с изумлением.
   – Мне никогда в жизни не было так хорошо. Никогда в жизни, – убежденно повторила она. Коул знал, что это правда – ведь до сих пор с ней подобного не случалось. И она еще ничего не поняла. Ничего.
   Он вздохнул и поцеловал ее в лоб.
   – Теперь мы знаем, что Джеймс – тебе не муж.
   – Почему? – удивилась она.
   – Помнишь боль?
   Она кивнула.
   – Еще бы не помнить!
   – Такое бывает только в самый первый раз.
   – Ты хочешь сказать, что я...
   – Ты была девушкой, – закончил он.
   – И все? – Она облегченно вздохнула. – Я боялась, что что-то сделала не так. Я ведь все делала правильно? – вдруг забеспокоилась Стефани. – То есть... мне показалось, что ты... что тебе понравилось.
   Он улыбнулся и провел пальцем по ее подбородку.
   – Ты была прекрасна. Просто восхитительна. – Он нежно уложил ее голову к себе на плечо. – А теперь спи.
   Стефани счастливо улыбнулась, свернулась клубочком и тут же заснула.
   Коул долго лежал без сна и смотрел в освещенное луной окно. Ему и в голову не приходило, что Стефани – девственница; да и знай он, это бы не помогло. Его не удержала бы никакая сила воли.
   Что теперь? Джеймс – не муж Стефани, но она его любит. Может, он ее возлюбленный, и их пытались разлучить? Не исключено. А может, она даже замужем – бывают на свете и такие браки. Или она бежит от злого отца или кого-то, кто имеет над ней власть и не согласен на ее брак с Джеймсом? Как бы там ни было, рано или поздно она вернется к своему возлюбленному. К человеку, который не поддался искушению. А вот он, Коул, поддался.
   Коул вздохнул. Конечно, вернуть ей девственность он не может, но может впредь держать себя в руках. Сделанного не воротишь, пусть хотя бы не будет хуже. Нельзя привязывать ее к себе. Настанет день, когда она уйдет, и ему придется с этим смириться.
   Приняв такое благородное решение, Коул долго и безуспешно пытался уснуть. Он знал, что поступает правильно; но почему же он чувствует себя ребенком, у которого отняли конфету, едва он успел ее попробовать?

20

   Лицо Стефани озарилось счастливой улыбкой. Она лениво потянулась и, в конце концов, открыла глаза. Она была одна: Коул куда-то ушел; лишь вмятина на подушке подсказывала, что совсем недавно он был здесь.
   Стефани приподнялась на локте и обвела взглядом комнату. Куда он делся? Она уже забеспокоилась – но тут, громко топая, чтобы стряхнуть снег с ботинок, вошел Коул с ведрами в руках.
   – С добрым утром!
   В сиянии ее улыбки благие намерения Коула начали стремительно таять. Коула охватило неудержимое желание броситься в постель и не вылезать оттуда весь день.
   – С добрым утром, – улыбнувшись, ответил он. Только не вспоминать, как щекотали кожу ее волосы! – Я откопал колодец, так что теперь не нужно растапливать снег.
   Она все еще улыбалась, и Коул почувствовал, как по жилам пробегает знакомый огонь. Ему просто нельзя оставаться с ней в одной комнате! Отчаянно ломая голову в поисках выхода, он подошел к камину.
   – Знаешь, похоже, мы сможем сегодня уехать.
   Позади он услышал шорох одеял и уклончивое: «М-м...»
   – Сумрак полон сил, но, боюсь, он не дотащит нас обоих по глубоким сугробам.
   Коул стянул перчатки, повернулся к Стефани – и чуть было не швырнул их на пол. Стефани, едва прикрытая одеялом и покрывалом волос, скрестив ноги, сидела на кровати. Упершись локтями в колени и положив подбородок на руки, она наблюдала за ним.
   На лбу у Коула выступили капли пота. Бежать как можно скорее – иначе будет поздно!
   – Пойду разведаю дорогу, посмотрю, везде ли снег такой глубокий. Так бывает после метели: лежит пятиметровый сугроб, а совсем рядом – почти голая земля. – Он повернулся к камину и подбросил дров. – Оставайся здесь и следи за огнем. Я вернусь около полудня. Если задержусь, не паникуй.
   – А если...
   – Чтобы ни случилось, не вздумай выходить из дому, – оборвал он. – Ты понятия не имеешь, как выжить зимой в прерии. А холод там страшный. Все поняла?
   – Все, – раздраженно ответила она. – Я не дура.
   Коул скептически взглянул на нее.
   – Ты думаешь, ехать на прогулку, когда начинается буря, очень умно? Ни один нормальный человек не станет рисковать.
   – А Леви поехал.
   – Он поехал в поселок, а не гулять по прерии. Он знал, что успеет добраться вовремя.
   Коул обмотал шею и закрыл рот и нос шарфом с ярким рисунком.
   – А чем мне заняться, пока тебя не будет? В уголках глаз Коула показались озорные морщинки. Стефани догадалась, что он улыбается.
   – Ты вчера нашла иголку с ниткой. Возьми мешок из-под муки и что-нибудь сшей.
   Он шагнул за дверь и очень вовремя пригнулся. Просвистев над его головой, подушка приземлилась в снег.
   Рассмеявшись, он поднял ее и запустил обратно в Стефани. Налипшие на подушку снежинки обожгли нагое тело, и она взвизгнула. Коул зашагал прочь, но Стефани еще долго слышала его смех.
   Время тянулось страшно медленно. Стефани нагрела воды и перемыла всю посуду, затем поставила на огонь новую банку бобов и замесила тесто из кукурузной муки. Пока на горячих углях пекся хлеб, она навела такую чистоту, какой сторожка, должно быть, отродясь не видела. Застилая постель, Стефани заметила на одном из одеял кровь. Она коснулась пятна рукой и долго сидела неподвижно.
   Стирать толстое шерстяное одеяло в холодной воде – тяжелая и малоприятная работа. Стефани с трудом повесила его сушиться – руки у нее совсем одеревенели. Она сняла с углей золотистый хлеб и подбросила дров. Огонь ярко горел, но холод, казалось, просачивался сквозь стены, и Стефани начала дрожать.
   Она закуталась в пальто и устроилась на стуле у камина. Если бы Коул был здесь и согрел ее! Как жаль, что утром он так спешил! Хорошо бы, снег оказался слишком глубок и они остались здесь еще на одну ночь... Стефани улыбнулась своим мыслям.
   Почему-то ей стало жарко. Стефани сняла пальто и хотела повесить на спинку стула, как вдруг ей вспомнился треск рвущейся ткани, снег, холод... Она же порвала пальто во время этой метели! Так что Коул прав: хочешь не хочешь, а иголку в руки взять придется.
   Стефани скоро разыскала все нужное для шитья и начала лениво вдевать нитку в иголку. Ее мысли вернулись к Коулу. Вчера он был так упоительно нежен... Может быть, он все-таки к ней неравнодушен?
   Стефани взяла пальто и стала искать дырку. Найдя, скорчила гримасу. Подол продрался по шву, и по краям дыры сохранились следы кривых, неаккуратных стежков, – должно быть, Стефани уже зашивала дыру на этом месте. Потому-то именно здесь и порвалось снова.
   Стефани воткнула иголку в ткань – и вдруг вспомнила, как улыбнулся ей Коул сегодня утром. Внутри у нее что-то затрепетало. Не станет же он так улыбаться, если...
   Вдруг Стефани заметила, что за подкладкой что-то хрустит. Она сунула руку в дыру и с немалым изумлением вытащила стодолларовую бумажку.
   Как она попала за подкладку? Как-нибудь провалилась? Или, может быть, там потайной карман? Вдруг там найдется еще что-нибудь – что даст Стефани ключ к ее прошлой жизни?
   С возрастающим волнением она нащупала вторую бумажку, вытащила. Еще сто долларов. Почти со страхом Стефани вытащила третью. Внимательно осмотрев подкладку, она заметила, что весь подол подшит такими же неровными стежками. Стефани казалось, что решается ее судьба. Она аккуратно вспорола шов...
 
   Три четверти часа спустя вернулся Коул. Стефани клала на прореху последние стежки. Она обратила к нему убитое, залитое слезами лицо – и внутри у него все перевернулось.
   – Стеф!
   Она подняла полные слез глаза.
   – Коул, в записке было сказано, что я поступила бесчестно. Но мне и в голову не приходило, что это значит... – Она замолчала и указала на стол.
   Коул вытаращился на кучу стодолларовых банкнот.
   – Ради Бога, откуда...
   – Они были зашиты в подкладке пальто. А я-то гадала, почему оно такое тяжелое...
   Потрясенный Коул сбросил шляпу и опустился на стул.
   – Почему ты думаешь, что в письме говорится об этом? – спросил он.
   – Коул, здесь пятьдесят бумажек. Пять тысяч долларов. Как ты думаешь, такие деньги можно заработать честно?
   Коул вынужден был с ней согласиться. Даже его двухлетний доход с ранчо был меньше.
   – Но откуда ты знаешь, что это ты зашила деньги в подкладку? Сама говорила, что пальто, наверно, куплено из вторых рук.
   – Кто станет продавать пальто с пятью тысячами в подкладке?
   – Может, и продавец не знал о деньгах. А может, и деньги, и записка подброшены, чтоб тебя оклеветать. Помнишь, тебе снилось, что тебя преследуют?
   – Наверно, какой-нибудь сыщик Пинкертон! Этот шов сделан моими замечательными стежками. Никто в мире так плохо шить не умеет. Это я спрятала деньги! – Она закрыла лицо руками и разрыдалась. – Боже, Боже, что я натворила?!
   Коул опустился на колени, обнял ее и попытался успокоить.
   – Все хорошо, Стефани. Все хорошо.
   Никто не знает, что ты здесь – иначе тебя давно бы нашли. У нас ты в безопасности.
   Его мозг лихорадочно работал. Может быть, Джеймса похитили и это выкуп? А может, ей пришлось украсть ради него? Похищение детей, шантаж... он перебирал в уме все известные ему виды преступлений.
   – Послушай, Стеф, если деньги не твои, значит, хозяева их ищут. Вряд ли они хотят причинить тебе зло: они хотят только вернуть деньги. Надо выжидать и держать ухо востро. Рано или поздно мы выясним, чьи это деньги, и отошлем их хозяину. И ты будешь чиста.
   Он поднял ее голову и дал ей свой платок.
   – А теперь кончай реветь. Все будет хорошо.
   – Хотела бы я в это верить!
   – Я никому не позволю тебя обидеть. Ну что,все в порядке?
   Она кивнула, вытерла глаза и высморкалась.
   – Вот и хорошо. Теперь слушай: я видел всадника. Он едет сюда и ведет на поводу вторую лошадь. Уверен, что это Чарли. Минут через пятнадцать он будет здесь. Деньги мы спрячем, и он ничего не узнает. Пусть это останется между нами – так меньше опасность, что тайна выйдет наружу. Даже Кейт не говори.
   Она снова кивнула и робко улыбнулась.
   – Так-то лучше. И помни...
   Вдруг раздался взрыв, и их лица облепило что-то горячее.
   – Что за ч... – прорычал Коул, вытирая лицо. Стефани взглянула на очаг и хлопнула себя по лбу.
   – Боже, я забыла про бобы! – Она захихикала. – Видел бы ты себя сейчас!
   – Да и ты вряд ли лучше. – Коул снял бобы с кончика ее носа и сунул себе в рот. – М-м, недурно, хотя немного недосолено.
   Стефани пришла в голову гениальная идея: привести в сторожку Сэма, чтобы он помог навести порядок. Пес попировал на славу, и радость его была неописуема.
   Чарли очень обрадовался, найдя их в добром здравии и прекрасном расположении духа. Он не знал, почему Стефани в такую метель бросилась вон из дому, но замечал, как холоден с ней в последнее время Коул, и боялся, что они уже готовы глотку друг другу перегрызть. А они счищали со стен бобы и хохотали, как дети! «Удивительно, что отшельничество делает с людьми!» – подумал он и довольно хмыкнул.

21

   – Папа! Стефани! Вы живы! – Поспешно вытерев глаза, чтобы никто не заметил его слез, Джош выбежал им навстречу.
   Кейт не стыдилась плакать: слезы текли по ее лицу ручьями.
   – Уж и не помню, когда я в последний раз так радовалась! – воскликнула она, обнимая то одного, то другого. – Я боялась, что вас нет в живых!
   За тарелкой тушеной баранины Коул поведал об их приключениях. Он ни слова не сказал о находке Стефани; зато подробно описал и шахматный поединок, и героизм, с которым Стефани латала дыры. Не был забыт и бобовый взрыв.
   После обеда Кейт отправила Стефани в постель, а сама стала мыть посуду. Дождавшись, пока Джош и Чарли уйдут на конюшню, она повернулась к Коулу.
   – Что же, теперь ты на ней женишься? Коул вздохнул – он ждал этого вопроса.
   – Нет, не женюсь. Это будет нечестно по отношению к Стефани:.
   – Ты погубил ее репутацию и говоришь, что будет нечестно ее восстановить! – Она скрестила руки на груди и смерила его грозным взглядом. – Может, объяснишь?
   – С ее репутацией все в порядке. Никто, кроме нашей семьи, не знает, что мы ночевали в сторожке вдвоем. – Он сдвинул брови. – А она любит другого.
   – Кого? – изумленно спросила Кейт.
   – Джеймса. Она снова звала его во сне и говорила, что любит. – Он помолчал. – Настанет день, когда она все вспомнит, или же кто-нибудь ее найдет. Представь себе: она замужем за мной, а в ее жизнь возвращается человек, которого она любит на самом деле. Кроме того, ты забываешь: она, может быть, уже замужем.
   – Бог ты мой! – несколько секунд Кейт переваривала услышанное. – Коул, а она не могла забеременеть?
   – Кейт Кентрелл, за кого ты меня принимаешь?
   – Хм... Ты мужчина, и в жилах у тебя не розовая водичка, а она – красивая женщина. От такого сочетания недалеко до ребенка.
   – Слишком уж ты подозрительна.
   – Слишком не слишком... – Она повернулась к столу. – Только порой случается, что метель уносит здравый смысл прочь.
   О возможности появления ребенка Коул еще не думал. Стефани может и не понять, что беременна... Коул невольно представил себе маленькую зеленоглазую девочку с веснушками и каштановыми косичками. Но он отогнал непрошеное видение и начал высчитывать дни. Все станет ясно к Рождеству, а до этого нет смысла ни о чем спрашивать.
   Он покосился на Кейт. Та, кажется, забыла о посуде: мечтательно улыбаясь, она смотрела куда-то вдаль и рассеянно поглаживала камею на шее – как всегда, когда вспоминала о Джонатане. Коул невольно подумал о том, было ли что-нибудь у его отца с Кейт до свадьбы. Может... нет, только не Кейт, с ее-то несокрушимыми устоями! Коул тряхнул головой, и назойливая мысль исчезла.
 
   Стефани проспала несколько часов и проснулась бодрой и свежей. Правда, двигаться ей было трудно, все мышцы ныли – прошлая ночь не прошла даром, – но от этой боли сладко щемило грудь. Неожиданная находка отодвинула ночные события на задний план, но Стефани ничего не забыла.