Ленский Владимир. Странники между мирами

   – Вам-то легко рассуждать! Вы – знатный господин, вы богаты! Вам откуда знать, какова бывает судьба незаконных детей?
   – Милая Эйле, я уже говорил тебе и повторю еще раз: я хорошо знаю, каково быть бастардом.
   Она замолчала и замерла, только глаза ее открывались все шире и шире.
   – Вы же не хотите сказать, что вы...
   – Вот именно, – отозвался Ренье. – Я бастард. Теперь ты мне веришь?
   – Я вам и без этого верила, – заявила Эйле весьма непоследовательно.
   Она схватила его за руку, и они побежали по улице.
 

* * *

 
   Талиессин действительно впал в отвратительное состояние духа. Он потому и не показывался у своей возлюбленной, что не хотел ее огорчать. Днем он сидел в одном из трех своих любимых кабачков, а ночью бродил по улицам и задирал поздних прохожих. Ему удалось устроить уже две драки, но глухая злоба, кипевшая в нем, никак не могла успокоиться и продолжала искать себе выхода.
   И повсюду, куда бы ни отправился Талиессин, за ним следовала темная тень.
   Наконец ему надоело ее безмолвное присутствие, и он начал бранить ее.
   – Ты! – говорил Талиессин, кривя рот. – Кто ты такой, а? Что тебе нужно?
   Тень молчала.
   – Ты урод, – говорил Талиессин. – Я хорошо рассмотрел тебя. Ну и рожа!
   Тень продолжала безмолвствовать.
   – Самое отвратительное – это твои волосы. Никогда не видел такого мертвого цвета!
   Молчание, только тихий стук башмаков по мостовой.
   – У тебя мертвые глаза. Кто ты? Когда ты умер?
   Тогда тень вдруг заговорила. Очень негромко, но отчетливо она произнесла:
   – Я твоя смерть.
   – Добро пожаловать в мою столицу! – сказал Талиессин, ничуть не испугавшись. – Смерти королей входят и выходят, когда им захочется, и их приход всегда сопровождается праздником.
   – Я твоя смерть; – повторил незнакомец.
   – А я говорю: привет тебе, смерть! Во всяком случае, ты избавишь меня от необходимости жениться.
   Смерть глядела на него очень грустно.
   Талиессин засмеялся.
   – У меня такое ощущение, что тебе жаль меня!
   – Может быть, – сказала смерть.
   – В таком случае, покончим с этим быстро, – сказал Талиессин и широко развел руки в стороны. – Бей прямо под горло!
   – Не торопись, – сказала смерть. – Не сейчас.
   – Почему?
   – Потому что время не пришло.
   – В таком случае, продолжим нашу приятную прогулку, – решил Талиессин.
   И, повернувшись к смерти спиной, зашагал дальше.
   Словно привязанный, Радихена пошел следом.
   За это время он хорошо изучил принца. Узнал его любимые места в столице, прошел всеми его путями. Характер молодого человека также стал Радихене ясен. Радихена терпеть таких не мог. Самоуверенный и самовлюбленный, никогда не знавший в жизни ни горя, ни лишений. И еще он азартен. Должно быть, не хватает острых ощущений.
   После первой же встречи в переулке – случайной – Радихена понял, что принц никому не рассказал о таинственном преследователе. Это навело убийцу на мысль походить за Талиессином хотя бы неделю. Выведенный из себя, принц не будет представлять опасного соперника, и Радихена легко убьет его.
   Просто зарезать принца из-за угла Радихена не мог. Вейенто решительно запретил ему это. Никто не должен видеть в этой смерти спланированное убийство. Нет, это должен быть классический несчастный случай. Драка, зачинщиком которой стал сам Талиессин. И чем более злым будет принц перед началом драки, тем лучше.
   Радихене нравилось допекать титулованную особу. Он, Радихена, сын неизвестного отца и беспутной матери, крепостной, выкупленный дважды, племянник деревенского пьянчуги и сам пьянчуга, – он держит в руке жизнь наследника.
   Ощущение власти над чужой судьбой – пусть даже власти краткосрочной и в достаточной степени воображаемой – опьяняло. «Вот причина, по которой люди соглашаются стать палачами», – думал он.
   Тем временем Талиессин выбрался к первой стене. Здесь имелись подряд несколько кабаков, один другого краше, и во всех отдыхали после дежурства у ворот городские стражники.
   «Пора!» – сказал себе Радихена. Он почувствовал толчок жара: кровь вскипела и прихлынула к вискам, а затем отступила; настал миг ясности и душевной пустоты.
   И Радихена шагнул в эту пустоту.
   – Воры! – завопил он, кидаясь к Талиессину.
   На крик выбежало несколько солдат. Талиессин, не глядя, треснул одного кулаком по скуле. Случившийся поблизости пьяный обрадовался развлечению – ему явно не хватило для полного счастья небольшой потасовки – и бросился в бой, выступая на стороне Талиессина.
   – Убивают! – крикнул Радихена еще раз и ударил одного из стражников.
   Из открытых ворот соседнего кабака выбежало человек десять.
   Обыкновенная пьяная драка, развеселая и почти совершенно не опасная: здесь никогда не применялось оружие, а подбитые глаза и расквашенные носы ранениями не считались. Во всяком случае, не здесь – не на окраине.
   Именно в этом заключалась причина массовости драки, начатой Радихеной. Поразмяться хотелось многим, а риску – никакого.
   Радихена тайком вытащил из-под плаща кинжал и начал подбираться к Талиессину. Принц дубасил кулаками всякого, кто приближался на достаточно близкое расстояние. Сам он тоже получал удары, но, казалось, не замечал их.
   Радихена оттолкнул одного из драчунов, стоявших на его пути, затем – другого, третьего... Ему доставалось – и кулаками, и локтями, а один из обиженных даже разбил о его плечо миску, прихваченную из кабачка.
   Радихена отвел назад руку с ножом, готовясь нанести удар, и тут прямо перед принцем, за мгновение до того, как нож впился в свою жертву, метнулся какой-то человек. Радихена не сумел удержать руку, и лезвие вонзилось прямо в грудь чужаку.
   Раздался громкий, натужный крик, и все услышали его, несмотря на шум. Драка мгновенно распалась – сама собой.
   Радихена, машинально подхвативший раненого, отпустил руки, и тот осел на землю. В его груди торчала рукоять ножа. Она как будто сама собой выросла из плоти – странный инородный предмет, следствие непонятной болезни.
   – Убил! – завизжал кто-то в толпе, и люди начали разбегаться. Осталось только несколько человек, преимущественно стражники, которые не боялись, что на них падет подозрение.
   Раненый чуть пошевелился на земле и снова закричал, на сей раз тише. Из трактира бегом принесли лампу и поставили ее рядом.
   Прыгающий огонек в лампе наконец успокоился, и из ночной темноты проступило бледное лицо.
   – Женщина, – прошептал кто-то рядом с Радихеной.
   Талиессин, стоявший чуть в стороне, стремительно подошел ближе, наклонился – и вдруг упал на колени, больно ударившись о мостовую.
   – Эйле! – закричал он.
   – Я успела, – тихо сказала она. Очень тихо. Она боялась потревожить то холодное и одновременно с тем неприятно жгучее, что засело у нее в груди. – Я нашла вас, мой господин.
   Радихена хотел было незаметно скрыться – как ни жаль ему было глупую женщину, бросившуюся под нож, – но вдруг замер как громом пораженный. Он резко обернулся. Капюшон упал с его головы, открывая лицо и серые волосы. За месяц жизни в столице они немного отросли, и Ренье, растерянно стоявший рядом со стражниками и ощупывавший свои разбитые кулаки, явственно увидел рыжину, блеснувшую при свете лампы у корней волос незнакомца.
   Тот самый человек из донесения, о котором писали дяде шпионы с севера! Его разыскивали, но безуспешно. Разумеется, все банщики получили соответствующее предупреждение с детальным описанием шрамов, кои следует высматривать у клиентов, но этот человек не посещал общественные бани. Все дамы, пользующиеся репутацией легкомысленных особ (Адобекк знал большинство из них в столице), также были оповещены. Однако этот человек избегал и женщин.
   Вытаскивая на ходу шпагу, Ренье быстрым шагом приблизился к незнакомцу и поднес острие к его горлу. Однако Радихена даже и не думал бежать или сопротивляться. Не отрываясь он смотрел на женщину с ножом в груди и коленопреклоненного принца рядом с нею.
   Затем, как во сне, повторил:
   – Эйле...
   Эйле, заветное имя, имя той девушки из его прошлого! Эйле, ради которой он согласился стать убийцей!
   Не обращая внимания на острие, готовое вонзиться ему в горло, Радихена шагнул к Эйле и наклонился над ней, жадно впился в нее взглядом. Ему хотелось запечатлеть в памяти каждую черту ее лица.
   Она вдруг беспокойно перевела на него взор.
   – Радихена, – сказала она. – Зачем ты это сделал?
   Талиессин нервно дернул головой: он хотел знать, с кем разговаривает Эйле. Он не сразу нашел глазами ее второго собеседника, а затем неожиданно засмеялся.
   – Моя смерть! Вот кто ты такой!
   – Радихена, – повторила Эйле, – для чего тебе это?
   – Я... ради тебя, – шепнул он, опуская голову на ее грудь, рядом с ножом.
   – Вытащи нож, – сказала Эйле. – Я устала. Я знаю, что будет... Просто вытащи нож, ладно?
   Он чуть приподнялся, погладил ее по щеке, а затем, ухватившись за рукоять, резко дернул. Кровь хлынула ему на руки. Глаза Эйле широко раскрылись, и тотчас веки ее ослабели и опустились, ресницы упали на щеку, задрожали и замерли.
   Талиессин смотрел, поминутно облизывая губы и обтирая их дрожащей рукой. Подбородок у него прыгал, зрачки застыли. Несколько раз он открывал рот в попытке что-то сказать или крикнуть, но только сипел, а затем вскочил, схватился за волосы и побежал прочь.
   Ренье бросился за ним следом.
   Радихена встал, бросил нож на мостовую, прямо в лужу крови, рядом с неподвижным телом Эйле. Он повернулся к стражникам и ухмыльнулся.
   – Что уставились?
   Он протянул к ним руки, и тот, что стоял ближе остальных, быстро связал ему запястья своим поясом.
   Радихена слышал, как из трактира выходит недовольный прислужник, как он, ворча, укладывает тело убитой женщины на одеяло и уносит его в дом, а служанка уже гремит ведром, присланная из того же трактира вымыть кровь с мостовой. Слышал он за спиной и голоса: обсуждали подробности случившегося. Какая-то женщина бросилась под нож. Хотели убить кого-то другого. Нет, хотели убить именно ее. Ревность, дорогие мои, ревность. Тот, второй, тоже плакал. И первый плакал. И убийца – и он плакал. Словом, все плакали. Казней не было уже десять лет. Правящая королева ненавидит казни. Куда катится мир, если уже в самой столице, у всех на виду, убивают человека!
   Голоса бубнили, стражники гремели сапогами, очень угрюмые – помимо всего прочего, злополучный убийца помешал их отдыху, – шлепала мокрой тряпкой по камням служанка... Все это больше не имело никакого смысла. Радихена чувствовал себя так, словно умер и наблюдает за происходящим со стороны. Не было больше никакого Радихены – одна только тоскующая душа, молчаливо отлетающая прочь от мира людей со всеми его многочисленными и, в конечном счете, бессмысленными заботами.