Страница:
отчет, что в Монкаде их прикончат в любом случае. Когда грузовик въехал во
двор тюрьмы и лейтенант Саррия сдал под расписку своих подопечных тюремным
властям, можно было вздохнуть чуть свободнее. Теперь, когда факт передачи
Фиделя в добром здравии в руки официальной юстиции был документально
оформлен, палачи Батисты не могли уже так просто свести с ним счеты.
Прощаясь, Саррия [Саррия вскоре был арестован властями за неповиновение и
осужден. Лишь за три месяца до бегства Батисты с Кубы в ночь на новый 1959
год он вышел из тюрьмы, но продолжал оставаться под домашним арестом. После
революции он стал адъютантом президента Кубы и умер в 1972 году. В числе
провожавших его в последний путь был и Фидель Кастро.] положил руку на плечо
Фиделя и сказал: "Ну что ж! Нам повезло. Всего тебе хорошего, парень!"
Весть о том, что Фидель Кастро жив и находится в тюрьме, молнией
разнеслась по камерам, где сидели монкадисты. Первыми его увидели сквозь
решетки окна Аиде Сантамария и Мельба Эрнандес. Аиде вспоминает: "Было почти
невероятно видеть его живым, хотя мы никогда и не допускали, что может
оборваться такая невероятная жизнь". Она говорила потом: "Там, в застенках
Монкады, после штурма были моменты, когда нам действительно хотелось
умереть, потому что мы не знали, что с Фиделем. Мы сидели там с абсолютной
уверенностью, что если Фидель жив, то будет жив и пример Монкады, что если
Фидель жив, то будет много других Монкад... А если Фидель погиб, то все наши
потенциальные герои будут жить для нас, но кто их откроет для нации, как
умел открывать он. И, узнав, что Фидель жив, мы сами ожили, ожила вся эпопея
Монкады, выжила Революция".
29 июля далеко от Сантьяго на пересечении дорог около местечка Сан Луис
был арестован Рауль Кастро, который пешком пытался добраться до Бирана. Он
назвался другим именем, долго водил за нос следователей, утверждая, что был
на карнавальных праздниках. Ему удалось выиграть время, но в конце концов
какой-то случайный посетитель опознал его. Но к этому времени кампания в
защиту жизни монкадистов уже набрала силу, и когда его доставили в Сантьяго,
то самые трудные времена были уже позади.
Ко 2 августа все арестованные были переведены в провинциальную тюрьму
г. Бониато. Понимая, что все попытки убить Фиделя оказались сорванными,
противник решил представить его журналистам. Один из участников этой
встречи, которому удалось записать слова Фиделя, вспоминает: "Фидель стоял в
центре, держался очень прямо. Если не ошибаюсь, на нем была светлая рубашка
с короткими рукавами и брюки, выцветшие на коленях. По-моему, они были из
джинсовой ткани. Было заметно, что его лицо с пробивающейся бородой было
опалено солнцем.
Хотя моя память не позволяет мне восстановить текстуально его слова,
но, отвечая на мой вопрос, он в сжатой и конкретной форме рассказал о
программе, которую ставили перед собой революционеры в случае победы.
Он отметил, что они намеревались восстановить суверенитет народа,
обеспечить крестьянам право оставаться на своей земле, гарантировать людям,
жившим сельским трудом, безопасность от насильственных выселений и от
безработицы в так называемые мертвые сезоны, допустить трудящихся к участию
в прибылях, создаваемых их трудом, подтвердить права мелких землевладельцев,
дать медицинскую помощь нуждающимся в ней, а детям - школы и учителей,
оздоровить государственную администрацию и сделать более достойной жизнь
всей страны. "Одним словом, мы хотим возродить Кубу".
В тюрьме Фиделя поместили в камеру-одиночку, запретили пользоваться
книгами, не выдавали даже сочинения X. Марти, ограничили право переписки и
до предела ужесточили правила посещений. 75 дней одиночного заключения были
им использованы на подготовку к схватке с противником, но в новой форме и в
новых условиях. Он понимал, что теперь наступает время для другой операции,
которая будет носить политический характер. Все заботы были теперь
направлены на сбор материалов о том, что произошло после штурма Монкады,
чтобы разоблачить действия антинародного диктаторского правительства. Он
исподволь начал готовить речь, заучивал ее наизусть из-за опасения, что
письменные наброски или тем более текст могут быть отобраны.
Суд начался 21 сентября, т. е. спустя почти два месяца после событий в
Сантьяго, и проходил в здании Дворца правосудия, откуда в свое время вела
огонь по казарме группа Рауля Кастро. Из отряда монкадистов перед судом
предстало 30 человек.
Само судебное разбирательство проходило в особых условиях. Зал был
переполнен солдатами. Публика была ограничена только кругом ближайших
родственников и некоторых представителей прессы. Всем присутствующим
запрещалось разговаривать и обмениваться какими-либо жестами с обвиняемыми.
Журналистов обыскивали как при входе, так и при выходе в зал, чтобы никто не
мог пронести ни фотоаппараты, ни звукозаписывающую аппаратуру. Число
журналистов с каждым разом урезалось, и на последнее заседание, на котором
Фидель произнес свою знаменитую речь, было допущено только 4 представителя
прессы.
Все шоссейные дороги, ведущие в Сантьяго, были перекрыты заслонами
сельской гвардии, а в самом городе были выведены на основные магистрали
бронетанковые подразделения. В воздух были подняты боевые самолеты. Так
велик был страх диктатора перед группой молодых людей, которые вместо того,
чтобы играть в политику, писали своей кровью историю Кубы.
Уже на первом заседании суда Фидель категорически потребовал, чтобы со
всех обвиняемых сняли наручники, и суд был вынужден удовлетворить это
справедливое требование. Следуя своей наступательной тактике, Фидель
поставил вопрос о предоставлении ему права вести свою собственную защиту,
поскольку он является адвокатом. Суд был обязан по закону удовлетворить и
эту просьбу.
Наибольший интерес, с политической точки зрения, представляют ответы
Фиделя Кастро на вопросы прокурора. Когда встал вопрос о том, кто является
идейным вдохновителем нападения на казармы Монкада, Фидель ответил: "Никто
не должен беспокоиться, что на него возложат ответственность как на идейного
вдохновителя Революции, потому что единственным вдохновителем штурма Монкады
является Хосе Марти, апостол нашей независимости". Эти слова Фиделя вызвали
оживление в зале, обвиняемые стали аплодировать, в связи с чем судья сделал
угрожающее предупреждение о недопустимости "беспорядка".
Фидель категорически отвергал какие-либо контакты с известными
политическими деятелями и с партиями как таковыми, хотя и признал, что
подавляющее большинство его бойцов происходило из молодежи "ортодоксальной
партии". Он подчеркнул, что все участники штурма шли на операцию сознательно
и добровольно. В этом месте он сделал психологическую паузу, сказав, что,
может быть, теперь кое-кто из них раскаивается в содеянном. В этот момент
все обвиняемые монкадисты дружно закричали: "Никто! Никто!", - и судья
вторично должен был призывать зал к порядку.
23 сентября Фидель написал своим родителям письмо, в котором поделился
своими впечатлениями от первых судебных заседаний. С исключительной теплотой
Фидель писал: "Мои дорогие родители! Я надеюсь, что вы меня простите за то,
что я поздно пишу вам. Не думайте, что это прошло из-за моей забывчивости
или черствости. Я очень много думал о вас, и меня больше всего беспокоит,
как у вас идут дела и какие же на вас свалились страдания ни за что и ни про
что из-за нас.
Суд уже идет два дня. Он протекает хорошо, и я доволен его ходом.
Разумеется, нас осудят, но я должен бороться и отвести наказание от всех
невинных людей. В конечном счете людей судят не судьи, а история, а ее
вердикт будет в конце концов, безусловно, в нашу пользу.
Я взял на себя свою собственную защиту и, думаю достойно воспользовался
этим правом. Больше всего я хочу, чтобы вы не считали, будто тюрьма является
для нас чем-то отвратительным. Она никогда не бывает такой для тех, кто
защищает справедливое дело и выражает законные чувства всего народа. Все
великие кубинцы, которые создавали нашу родину, прошли через те же
испытания, через которые нам приходится идти сейчас.
Кто страдает за нее и выполняет свой долг, всегда найдет в своей душе
более чем достаточно сил, чтобы спокойно и уверенно переносить превратности
судьбы. Речь идет об одном-единственном дне; если сегодня судьба преподносит
нам часы горечи, то это потому, что свои лучшие времена она заготовила нам
на будущее.
Я абсолютно уверен, что вы поймете меня и постоянно будете помнить, что
ваше спокойствие и мир будут для нас лучшим утешением.
За нас не беспокойтесь, не тратьте ни энергию, ни средства. Нам ничего
не надо, обращение с нами нормальное...
Впредь я буду писать вам чаще, чтобы вы знали о нас и не беспокоились.
Любящий и часто вас воспоминающий сын
Фидель".
Батиста внимательно следил за ходом процесса. Он был раздражен самим
фактом предоставления Фиделю права вести самому свою защиту, ибо это
позволяло ему не только надевать традиционную тогу адвоката и занимать место
в ложе, отведенной для защитников, но и самое главное - вести опрос
свидетелей и обвиняемых, чем мастерски пользовался Фидель для разоблачения
преступлений, совершенных армией и полицией. Само присутствие Фиделя в зале
поднимало дух остальных обвиняемых и влияло на атмосферу судебных заседаний.
Было сфабриковано заключение тюремных врачей о том, что Фидель в силу
болезни не может физически присутствовать на суде и его дело следует
выделить в отдельное судопроизводство. Несмотря на то, что суду было
представлено личное заявление Фиделя о его хорошем самочувствии, а через
некоторое время и заключение независимых врачей, осмотревших Фиделя в камере
и пришедших к выводу, что он вполне здоров, суд все же настоял на своем.
Фидель больше на общем процессе не появлялся.
16 октября 1953 года состоялось одно, но ставшее историческим судебное
заседание по делу Фиделя Кастро, оно проводилось в помещении Гражданского
госпиталя, в небольшом зале, где обычно работают медицинские сестры, и
продлилось около 4 часов. Это было сделано сознательно с целью максимально
ограничить число людей, которые могли послушать выступление главного
политического противника батистовской диктатуры.
Помещение представляло собой комнату квадратной формы, примерно четыре
метра в длину на четыре в ширину.
В этом крошечном и убогом помещении Фидель произнес свою речь, которую
теперь все знают под названием "История меня оправдает". Она обошла весь мир
и по праву считается одним из самых блестящих образцов революционного
ораторского искусства.
Фидель начал с того, что объяснил еще раз причину, по которой ему
пришлось взять на себя свою собственную защиту. Он сказал, что самые
уважаемые адвокаты страны предлагали ему свои услуги в качестве защитника.
Один из них встречался с Фиделем в его тюремной камере. Но в нарушение всех
существующих порядков представители военной разведки постоянно
присутствовали при встречах Фиделя с адвокатом, стараясь вынюхать, каким же
образом Фидель собирается строить свою защиту. Пришлось в интересах дела
готовить защитительную речь в одиночестве.
Свою задачу на суде Фидель определил так: "Я приступил к выполнению
миссии, которую считал наиболее важной в этом процессе: окончательно
разоблачить трусливую, бесстыдную, вероломную и коварную клевету, которую
использовали против наших борцов; неопровержимо доказать, какие страшные и
отвратительные преступления были совершены в отношении пленных, показать
перед лицом всей нации, перед лицом всего мира ужасающее несчастие этого
народа, страдающего от самого жестокого и бесчеловечного гнета за всю его
историю".
Отвечая прокурору, обвинившему Фиделя в незаконной борьбе против
конституционных властей, Фидель удивленно спросил его: "В какой стране вы
живете, господин прокурор? Ведь на Кубе существует антиконституционная
диктатура. Батиста отменил конституцию, как же можно считать его власть
конституционной?".
Фидель подробно рассказал, как готовилось выступление патриотов в
Монкаде, кто входил в состав бойцов, как по крохам собирали финансовые
средства для приобретения оружия, продемонстрировав тем самым, что все
лживые утверждения правительства не стоят и ломаного гроша. Ведь основные
обвинения со стороны правительства заключались как раз в том, что монкадисты
действовали по указке из-за границы, где окопались бывший президент Прио и
его приспешники, которые-де предоставили миллионы песо на организацию
операции.
Фидель очень подробно рассмотрел весь ход сражения при Монкаде,
доказав, что его бойцы проявили высокое мужество, сражаясь каждый против 14
солдат тирании, что их отличало строгое соблюдение дисциплины и законов
ведения войны, гуманное отношение к солдатам, в то время как армия запятнала
себя чудовищной жестокостью по отношению к безоружным пленным, которые были
захвачены значительное время спустя после окончания сражения. Фидель привел
подробные данные практически о каждом погибшем в застенках крепости Монкада.
До сих пор ни один автор работ по истории Монкады не смог ответить на
вопрос, каким образом Фиделю, сидевшему все время в камере-одиночке, удалось
собрать такой богатый, исчерпывающий материал о действиях репрессивного
аппарата тирании. Можно предположить, что кто-то из числа лиц, постоянно
работавших в тюрьме, стал его доверенным человеком и активно помогал ему в
сборе и доставке сведений. Обаяние личности самого Фиделя, благородство
идеалов, за которые выступало руководимое им Движение, глубокие симпатии
всего населения Сантьяго к участникам штурма Монкады - все это было
достаточно солидной базой, на которой могло произойти сближение с нужным для
революции человеком.
Говоря о позорных действиях армии, Фидель не ставил всю ее на одну
доску. Он возложил основную ответственность на Батисту, его генералов,
высших офицеров, которые заставили солдат, сержантов и офицеров участвовать
в пытках и расправах над безоружными людьми. Ложь, клевета, сознательное
натравливание кубинцев в военной форме на кубинцев в гражданской одежде -
вот что создало благоприятную основу для совершения частью военных
неописуемых зверств по отношению к пленным. Фидель не обвинял огульно всю
армию, все вооруженные силы. Он тщательно отобрал и назвал имена честных
офицеров, которые не дали опозорить свои мундиры и благодаря усилиям которых
многие монкадисты остались в живых.
Вообще следует отметить, что Фидель с самого начала своей революционной
деятельности и до победы революции вел в отношении армии четко выработанную
им последовательную политику, рассчитанную на использование в интересах
революционного процесса тех здоровых патриотических сил, которые в ней
имелись. Он ни разу не противопоставил всю армию революции, ни разу не
призвал своих сторонников к тотальной войне против вооруженных сил.
Квинтэссенцией речи Фиделя было его изложение социальных целей
Движения, тех идеалов, за которые пошли "на штурм неба", как парижские
коммунары, бойцы Монкады. Он сказал, что основной предпосылкой, на которой
основывалась вера монкадистов в успех, были причины социальные, безграничная
вера в народ. Далее он сказал: "Когда мы говорим "народ", мы имеем в виду не
зажиточные и консервативные слои нации, которым по нраву любой угнетающий
режим, любая диктатура, любой вид деспотизма и которые готовы бить поклоны
перед очередным хозяином, пока не разобьют себе лоб. Под народом мы
понимаем, когда говорим о борьбе, огромную угнетенную массу, которой все
обещают и которую все обманывают и предают, но которая жаждет иметь лучшую,
более справедливую и более достойную родину. Мы имеем в виду тех, кто веками
рвется к справедливости, ибо поколение за поколением страдает от
несправедливости и издевательств. Мы имеем в виду тех, кто хочет мудрых и
больших преобразований во всех областях и готов отдать за это все до
последней капли крови, когда верит во что-то или в кого-то, особенно если
достаточно уверен в самом себе. Но чтобы люди искренне и от всей души
уверовали в какую-то идею, надо делать то, что никто не делает: говорить
людям с предельной ясностью и безбоязненно все. Демагоги и профессиональные
политики хотят сотворить чудо, сохраняя во всем и со всеми хорошие
отношения, при этом неизбежно обманывая всех и во всем. Революционеры же
должны смело провозглашать свои идеи, определять свои принципы и выражать
свои намерения так, чтобы никто не обманывался в них - ни друзья, ни враги.
Когда речь идет о борьбе, мы называем народом те 600 тысяч кубинцев,
которые не имеют работы и хотят честно зарабатывать на хлеб, а не быть
вынужденными эмигрировать из страны в поисках средств к существованию; 500
тысяч сельскохозяйственных рабочих, живущих в жалких хижинах и работающих
всего четыре месяца в году, а в остальное время голодающих, разделяющих
нищету со своими детьми, не имеющих ни клочка земли для посевов, людей, чье
существование должно было бы вызвать сострадание, если бы не было столько
каменных сердец; 400 тысяч промышленных рабочих и чернорабочих, чьи
пенсионные кассы целиком разворованы, у них отнимают завоеванные ими права,
и они живут в ужасающих жилищах, а их заработок из рук хозяина попадает
прямо в руки ростовщика, людей, которых в будущем ожидает понижение по
работе и увольнение, жизнь которых - это постоянная работа, а отдых - только
могила; мы говорим также о 100 тысячах мелких землевладельцев, которые живут
и умирают, обрабатывая землю, не принадлежащую им, глядя на нее с грустью,
как Моисей на землю обетованную, но так и умирают, не получив ее, обязанные
заплатить за свои клочки земли, словно феодальные крепостные, часть своего
урожая; они не могут лелеять эту землю, улучшать ее, украшать ее, посадить
на ней кедр или апельсиновое дерево, ибо сами не знают, когда придет
судебный исполнитель с сельской гвардией и сгонит их с этого клочка. Мы
говорим также о 30 тысячах самоотверженных учителей и преподавателей,
принесенных в жертву людей, столь необходимых для лучших судеб будущих
поколений, но с которыми так плохо обращаются, им так мало платят за труд;
мы говорим и о 20 тысячах мелких торговцев, отягощенных долгами, разоряемых
кризисом и окончательно добиваемых множеством грабителей - чиновников и
взяточников; о 10 тысячах молодых специалистов: врачах, инженерах,
адвокатах, ветеринарах, педагогах, зубных врачах, аптекарях, журналистах,
художниках, скульпторах и т. д., - которые покидают учебные аудитории с
дипломами, с желанием бороться, полные надежд, а попадают в тупик, натыкаясь
повсюду на закрытые двери, безразличие к их просьбам и требованиям. Вот это
и есть народ, т. е. кто переживает все несчастия и поэтому готов бороться со
всей отвагой! Этому народу, печальные пути которого вымощены фальшивыми
обещаниями и ложью, - этому народу мы не скажем: "Мы вам все дадим". Мы ему
скажем: "Отдай борьбе все силы, чтобы свобода и счастье стали твоим
достоянием!"
"Земля, индустриализация, жилища, безработица, образование и
здравоохранение - вот те шесть проблем, шесть конкретных пунктов, на решение
которых были бы направлены наши настойчивые усилия наряду с завоеванием
общественных свобод и политической демократии".
В своей речи Фидель Кастро предстает как последовательный революционер,
развернувший перед судом политическую философию и программу, подрывающую
саму основу классовых привилегий в кубинском обществе. В этой речи были
заложены зачатки всех последующих революционных мероприятий. Никто из
известных политических деятелей Кубы никогда не говорил таким ясным и четким
языком революционера.
В то же время программа в качестве политической задачи ставила
объединение всех кубинцев против непосредственного врага-диктатуры Батисты,
поэтому позже Фидель подчеркивал: "Программа была составлена достаточно
осторожно, в ней был поставлен ряд основных вопросов, но в то же время она
не содержала формулировок, которые могли бы сузить поле нашей деятельности в
ходе революции и сделать движение, ставившее целью нанести поражение режиму
Батисты, малочисленным и ограниченным. Иначе говоря, мы должны были
попытаться придать как можно более широкий характер этому движению".
Фидель уже знал к моменту своего выступления на суде, что по делу
остальной группы монкадистов приговор был вынесен. Рауль и еще трое
товарищей были осуждены на 13 лет тюремного заключения, 20 человек по 10
лет, трое к трем годам заключения, а обе женщины к 6 месяцам каждая, поэтому
он в конце речи сказал: "Я не поступлю так, как поступают все адвокаты,
которые просят свободы для подзащитного. Я не могу просить ее, когда мои
товарищи уже страдают на острове Пинос в позорном заточении. Пошлите меня к
ним разделить их судьбу. Ведь понятно, что честные люди должны либо
погибать, либо сидеть в тюрьме в такой республике, где президентом является
преступник и вор". И закончил так: "Что касается меня, я знаю, что тюрьма
будет для меня тяжелым испытанием, каким не была никогда ни для кого
другого. Она полна для меня угроз, низкой и трусливой жестокости. Но я не
боюсь тюрьмы, так же как не боюсь ярости презренного тирана, который отнял
жизнь моих 70 братьев! Выносите ваш приговор! Он не имеет значения! История
меня оправдает!"
Суд приговорил Фиделя к 15 годам тюремного заключения.
17 октября 1953 года он был доставлен в тюрьму на острове Пинос, где
уже находились его товарищи. Когда он вошел в корпус, где содержались
монкадисты, раздались крики радости, все бросились обнимать его, выражая
твердую решимость продолжать борьбу.
Пребывание Фиделя в тюрьме стало важным этапом в развитии его
военно-политических взглядов.
После всего пережитого во время штурма Монкады, в трагические дни
массовых расправ 26, 27, 28 и 29 июля, в опасные месяцы одиночного
заключения в Сантьяго тюрьма на острове Пинос показалась монкадистам более
подходящим местом, чтобы серьезно заняться пополнением своих политических и
общих знаний. С первого же дня пребывания в тюрьме Фидель организовал для
своих соратников политическую школу имени Абеля Сантамария. Заключенные
получили право иметь в своем распоряжении книги, поэтому со всех сторон
друзья и родные посылали им бандероли с литературой, подобранной по их
заказу.
В письме от 22 декабря 1953 года Фидель подробно описал, как проходил
их день в тюрьме: "Ровно в пять часов утра, когда кажется, что только-только
удалось заснуть, раздается голос: "На поверку!", - который напоминает нам,
что мы находимся в тюрьме, а то, чего доброго, мы могли забыть об этом, пока
видели сны. Яркие лампочки, которые не гасятся всю ночь, разбрасывают
слепящий, режущий свет, в голове тяжесть, будто ее налили свинцом, и крик:
"Подъем!"
Конечно, я трачу менее 30 секунд, чтобы надеть брюки, рубашку и
ботинки, больше мы не ложимся до 11 часов ночи, когда сон застает меня за
чтением Маркса или Роллана, а если пишу что-нибудь, как сегодня, то ложусь,
когда закончу. Короче: в 5.30 утра завтрак, с 8.00 до 10.30 - занятия; в
10.45 - второй завтрак; с 2 до 3 часов - занятия, потом до 4 свободное
время; в 4.45 - обед; с 7 до 8.15- занятия политэкономией и чтение общей
литературы; с 9.30 до 10 часов вечера я поочередно читаю курс - один день
философии, другой день всеобщей истории. Занятия по истории Кубы,
грамматике, арифметике, географии и английскому языку ведут другие товарищи.
Совсем поздно мне приходится читать политэкономию, а дважды в неделю
заниматься с товарищами ораторским искусством, если это можно назвать таким
словом. Мой метод состоит в следующем: вместо уроков политэкономии я читаю
товарищам в течение получаса описание какой-нибудь битвы, скажем, штурма
Угомента пехотой Наполеона Бонапарта, или затрагиваю какую-нибудь
идеологическую тему, или читаю обращение X. Марти к Испанской республике,
или что-то подобное. Немедленно различные товарищи, вызываемые произвольно,
или добровольцы должны в течение трех минут выступить по затронутой теме.
Выступления носят соревновательный характер, и специально избранные судьи
награждают победителей премиями.
26 числа каждого месяца мы отмечаем празднества, каждое 27 число - день
скорби, поминовения погибших, размышлений и воспоминаний на эту тему. В день
скорби, разумеется, отменяется всякий отдых и развлечения. Дни занятий
охватывают с понедельника до полудня субботы".
В этом письме Фидель рассказывает, как относятся его товарищи к
занятиям по повышению политического и культурного уровня. "Ребята просто
молодцы! Это настоящая элита, потому что они прошли через тысячи испытаний.
Те, кто научился владеть оружием, теперь учатся овладевать книгами для
великих боев, которые нам предстоят в будущем. Дисциплина у нас спартанская,
жизнь спартанская, воспитание спартанское - все у нас спартанское. А вера и
несокрушимая твердость таковы, что можно также повторить: "Со щитом или на
щите!"
Фиделю Кастро прислали много книг из его личной библиотеки. Среди них
были романы Бальзака, Анатоля Франса, Максима Горького и Дж. Кронина
двор тюрьмы и лейтенант Саррия сдал под расписку своих подопечных тюремным
властям, можно было вздохнуть чуть свободнее. Теперь, когда факт передачи
Фиделя в добром здравии в руки официальной юстиции был документально
оформлен, палачи Батисты не могли уже так просто свести с ним счеты.
Прощаясь, Саррия [Саррия вскоре был арестован властями за неповиновение и
осужден. Лишь за три месяца до бегства Батисты с Кубы в ночь на новый 1959
год он вышел из тюрьмы, но продолжал оставаться под домашним арестом. После
революции он стал адъютантом президента Кубы и умер в 1972 году. В числе
провожавших его в последний путь был и Фидель Кастро.] положил руку на плечо
Фиделя и сказал: "Ну что ж! Нам повезло. Всего тебе хорошего, парень!"
Весть о том, что Фидель Кастро жив и находится в тюрьме, молнией
разнеслась по камерам, где сидели монкадисты. Первыми его увидели сквозь
решетки окна Аиде Сантамария и Мельба Эрнандес. Аиде вспоминает: "Было почти
невероятно видеть его живым, хотя мы никогда и не допускали, что может
оборваться такая невероятная жизнь". Она говорила потом: "Там, в застенках
Монкады, после штурма были моменты, когда нам действительно хотелось
умереть, потому что мы не знали, что с Фиделем. Мы сидели там с абсолютной
уверенностью, что если Фидель жив, то будет жив и пример Монкады, что если
Фидель жив, то будет много других Монкад... А если Фидель погиб, то все наши
потенциальные герои будут жить для нас, но кто их откроет для нации, как
умел открывать он. И, узнав, что Фидель жив, мы сами ожили, ожила вся эпопея
Монкады, выжила Революция".
29 июля далеко от Сантьяго на пересечении дорог около местечка Сан Луис
был арестован Рауль Кастро, который пешком пытался добраться до Бирана. Он
назвался другим именем, долго водил за нос следователей, утверждая, что был
на карнавальных праздниках. Ему удалось выиграть время, но в конце концов
какой-то случайный посетитель опознал его. Но к этому времени кампания в
защиту жизни монкадистов уже набрала силу, и когда его доставили в Сантьяго,
то самые трудные времена были уже позади.
Ко 2 августа все арестованные были переведены в провинциальную тюрьму
г. Бониато. Понимая, что все попытки убить Фиделя оказались сорванными,
противник решил представить его журналистам. Один из участников этой
встречи, которому удалось записать слова Фиделя, вспоминает: "Фидель стоял в
центре, держался очень прямо. Если не ошибаюсь, на нем была светлая рубашка
с короткими рукавами и брюки, выцветшие на коленях. По-моему, они были из
джинсовой ткани. Было заметно, что его лицо с пробивающейся бородой было
опалено солнцем.
Хотя моя память не позволяет мне восстановить текстуально его слова,
но, отвечая на мой вопрос, он в сжатой и конкретной форме рассказал о
программе, которую ставили перед собой революционеры в случае победы.
Он отметил, что они намеревались восстановить суверенитет народа,
обеспечить крестьянам право оставаться на своей земле, гарантировать людям,
жившим сельским трудом, безопасность от насильственных выселений и от
безработицы в так называемые мертвые сезоны, допустить трудящихся к участию
в прибылях, создаваемых их трудом, подтвердить права мелких землевладельцев,
дать медицинскую помощь нуждающимся в ней, а детям - школы и учителей,
оздоровить государственную администрацию и сделать более достойной жизнь
всей страны. "Одним словом, мы хотим возродить Кубу".
В тюрьме Фиделя поместили в камеру-одиночку, запретили пользоваться
книгами, не выдавали даже сочинения X. Марти, ограничили право переписки и
до предела ужесточили правила посещений. 75 дней одиночного заключения были
им использованы на подготовку к схватке с противником, но в новой форме и в
новых условиях. Он понимал, что теперь наступает время для другой операции,
которая будет носить политический характер. Все заботы были теперь
направлены на сбор материалов о том, что произошло после штурма Монкады,
чтобы разоблачить действия антинародного диктаторского правительства. Он
исподволь начал готовить речь, заучивал ее наизусть из-за опасения, что
письменные наброски или тем более текст могут быть отобраны.
Суд начался 21 сентября, т. е. спустя почти два месяца после событий в
Сантьяго, и проходил в здании Дворца правосудия, откуда в свое время вела
огонь по казарме группа Рауля Кастро. Из отряда монкадистов перед судом
предстало 30 человек.
Само судебное разбирательство проходило в особых условиях. Зал был
переполнен солдатами. Публика была ограничена только кругом ближайших
родственников и некоторых представителей прессы. Всем присутствующим
запрещалось разговаривать и обмениваться какими-либо жестами с обвиняемыми.
Журналистов обыскивали как при входе, так и при выходе в зал, чтобы никто не
мог пронести ни фотоаппараты, ни звукозаписывающую аппаратуру. Число
журналистов с каждым разом урезалось, и на последнее заседание, на котором
Фидель произнес свою знаменитую речь, было допущено только 4 представителя
прессы.
Все шоссейные дороги, ведущие в Сантьяго, были перекрыты заслонами
сельской гвардии, а в самом городе были выведены на основные магистрали
бронетанковые подразделения. В воздух были подняты боевые самолеты. Так
велик был страх диктатора перед группой молодых людей, которые вместо того,
чтобы играть в политику, писали своей кровью историю Кубы.
Уже на первом заседании суда Фидель категорически потребовал, чтобы со
всех обвиняемых сняли наручники, и суд был вынужден удовлетворить это
справедливое требование. Следуя своей наступательной тактике, Фидель
поставил вопрос о предоставлении ему права вести свою собственную защиту,
поскольку он является адвокатом. Суд был обязан по закону удовлетворить и
эту просьбу.
Наибольший интерес, с политической точки зрения, представляют ответы
Фиделя Кастро на вопросы прокурора. Когда встал вопрос о том, кто является
идейным вдохновителем нападения на казармы Монкада, Фидель ответил: "Никто
не должен беспокоиться, что на него возложат ответственность как на идейного
вдохновителя Революции, потому что единственным вдохновителем штурма Монкады
является Хосе Марти, апостол нашей независимости". Эти слова Фиделя вызвали
оживление в зале, обвиняемые стали аплодировать, в связи с чем судья сделал
угрожающее предупреждение о недопустимости "беспорядка".
Фидель категорически отвергал какие-либо контакты с известными
политическими деятелями и с партиями как таковыми, хотя и признал, что
подавляющее большинство его бойцов происходило из молодежи "ортодоксальной
партии". Он подчеркнул, что все участники штурма шли на операцию сознательно
и добровольно. В этом месте он сделал психологическую паузу, сказав, что,
может быть, теперь кое-кто из них раскаивается в содеянном. В этот момент
все обвиняемые монкадисты дружно закричали: "Никто! Никто!", - и судья
вторично должен был призывать зал к порядку.
23 сентября Фидель написал своим родителям письмо, в котором поделился
своими впечатлениями от первых судебных заседаний. С исключительной теплотой
Фидель писал: "Мои дорогие родители! Я надеюсь, что вы меня простите за то,
что я поздно пишу вам. Не думайте, что это прошло из-за моей забывчивости
или черствости. Я очень много думал о вас, и меня больше всего беспокоит,
как у вас идут дела и какие же на вас свалились страдания ни за что и ни про
что из-за нас.
Суд уже идет два дня. Он протекает хорошо, и я доволен его ходом.
Разумеется, нас осудят, но я должен бороться и отвести наказание от всех
невинных людей. В конечном счете людей судят не судьи, а история, а ее
вердикт будет в конце концов, безусловно, в нашу пользу.
Я взял на себя свою собственную защиту и, думаю достойно воспользовался
этим правом. Больше всего я хочу, чтобы вы не считали, будто тюрьма является
для нас чем-то отвратительным. Она никогда не бывает такой для тех, кто
защищает справедливое дело и выражает законные чувства всего народа. Все
великие кубинцы, которые создавали нашу родину, прошли через те же
испытания, через которые нам приходится идти сейчас.
Кто страдает за нее и выполняет свой долг, всегда найдет в своей душе
более чем достаточно сил, чтобы спокойно и уверенно переносить превратности
судьбы. Речь идет об одном-единственном дне; если сегодня судьба преподносит
нам часы горечи, то это потому, что свои лучшие времена она заготовила нам
на будущее.
Я абсолютно уверен, что вы поймете меня и постоянно будете помнить, что
ваше спокойствие и мир будут для нас лучшим утешением.
За нас не беспокойтесь, не тратьте ни энергию, ни средства. Нам ничего
не надо, обращение с нами нормальное...
Впредь я буду писать вам чаще, чтобы вы знали о нас и не беспокоились.
Любящий и часто вас воспоминающий сын
Фидель".
Батиста внимательно следил за ходом процесса. Он был раздражен самим
фактом предоставления Фиделю права вести самому свою защиту, ибо это
позволяло ему не только надевать традиционную тогу адвоката и занимать место
в ложе, отведенной для защитников, но и самое главное - вести опрос
свидетелей и обвиняемых, чем мастерски пользовался Фидель для разоблачения
преступлений, совершенных армией и полицией. Само присутствие Фиделя в зале
поднимало дух остальных обвиняемых и влияло на атмосферу судебных заседаний.
Было сфабриковано заключение тюремных врачей о том, что Фидель в силу
болезни не может физически присутствовать на суде и его дело следует
выделить в отдельное судопроизводство. Несмотря на то, что суду было
представлено личное заявление Фиделя о его хорошем самочувствии, а через
некоторое время и заключение независимых врачей, осмотревших Фиделя в камере
и пришедших к выводу, что он вполне здоров, суд все же настоял на своем.
Фидель больше на общем процессе не появлялся.
16 октября 1953 года состоялось одно, но ставшее историческим судебное
заседание по делу Фиделя Кастро, оно проводилось в помещении Гражданского
госпиталя, в небольшом зале, где обычно работают медицинские сестры, и
продлилось около 4 часов. Это было сделано сознательно с целью максимально
ограничить число людей, которые могли послушать выступление главного
политического противника батистовской диктатуры.
Помещение представляло собой комнату квадратной формы, примерно четыре
метра в длину на четыре в ширину.
В этом крошечном и убогом помещении Фидель произнес свою речь, которую
теперь все знают под названием "История меня оправдает". Она обошла весь мир
и по праву считается одним из самых блестящих образцов революционного
ораторского искусства.
Фидель начал с того, что объяснил еще раз причину, по которой ему
пришлось взять на себя свою собственную защиту. Он сказал, что самые
уважаемые адвокаты страны предлагали ему свои услуги в качестве защитника.
Один из них встречался с Фиделем в его тюремной камере. Но в нарушение всех
существующих порядков представители военной разведки постоянно
присутствовали при встречах Фиделя с адвокатом, стараясь вынюхать, каким же
образом Фидель собирается строить свою защиту. Пришлось в интересах дела
готовить защитительную речь в одиночестве.
Свою задачу на суде Фидель определил так: "Я приступил к выполнению
миссии, которую считал наиболее важной в этом процессе: окончательно
разоблачить трусливую, бесстыдную, вероломную и коварную клевету, которую
использовали против наших борцов; неопровержимо доказать, какие страшные и
отвратительные преступления были совершены в отношении пленных, показать
перед лицом всей нации, перед лицом всего мира ужасающее несчастие этого
народа, страдающего от самого жестокого и бесчеловечного гнета за всю его
историю".
Отвечая прокурору, обвинившему Фиделя в незаконной борьбе против
конституционных властей, Фидель удивленно спросил его: "В какой стране вы
живете, господин прокурор? Ведь на Кубе существует антиконституционная
диктатура. Батиста отменил конституцию, как же можно считать его власть
конституционной?".
Фидель подробно рассказал, как готовилось выступление патриотов в
Монкаде, кто входил в состав бойцов, как по крохам собирали финансовые
средства для приобретения оружия, продемонстрировав тем самым, что все
лживые утверждения правительства не стоят и ломаного гроша. Ведь основные
обвинения со стороны правительства заключались как раз в том, что монкадисты
действовали по указке из-за границы, где окопались бывший президент Прио и
его приспешники, которые-де предоставили миллионы песо на организацию
операции.
Фидель очень подробно рассмотрел весь ход сражения при Монкаде,
доказав, что его бойцы проявили высокое мужество, сражаясь каждый против 14
солдат тирании, что их отличало строгое соблюдение дисциплины и законов
ведения войны, гуманное отношение к солдатам, в то время как армия запятнала
себя чудовищной жестокостью по отношению к безоружным пленным, которые были
захвачены значительное время спустя после окончания сражения. Фидель привел
подробные данные практически о каждом погибшем в застенках крепости Монкада.
До сих пор ни один автор работ по истории Монкады не смог ответить на
вопрос, каким образом Фиделю, сидевшему все время в камере-одиночке, удалось
собрать такой богатый, исчерпывающий материал о действиях репрессивного
аппарата тирании. Можно предположить, что кто-то из числа лиц, постоянно
работавших в тюрьме, стал его доверенным человеком и активно помогал ему в
сборе и доставке сведений. Обаяние личности самого Фиделя, благородство
идеалов, за которые выступало руководимое им Движение, глубокие симпатии
всего населения Сантьяго к участникам штурма Монкады - все это было
достаточно солидной базой, на которой могло произойти сближение с нужным для
революции человеком.
Говоря о позорных действиях армии, Фидель не ставил всю ее на одну
доску. Он возложил основную ответственность на Батисту, его генералов,
высших офицеров, которые заставили солдат, сержантов и офицеров участвовать
в пытках и расправах над безоружными людьми. Ложь, клевета, сознательное
натравливание кубинцев в военной форме на кубинцев в гражданской одежде -
вот что создало благоприятную основу для совершения частью военных
неописуемых зверств по отношению к пленным. Фидель не обвинял огульно всю
армию, все вооруженные силы. Он тщательно отобрал и назвал имена честных
офицеров, которые не дали опозорить свои мундиры и благодаря усилиям которых
многие монкадисты остались в живых.
Вообще следует отметить, что Фидель с самого начала своей революционной
деятельности и до победы революции вел в отношении армии четко выработанную
им последовательную политику, рассчитанную на использование в интересах
революционного процесса тех здоровых патриотических сил, которые в ней
имелись. Он ни разу не противопоставил всю армию революции, ни разу не
призвал своих сторонников к тотальной войне против вооруженных сил.
Квинтэссенцией речи Фиделя было его изложение социальных целей
Движения, тех идеалов, за которые пошли "на штурм неба", как парижские
коммунары, бойцы Монкады. Он сказал, что основной предпосылкой, на которой
основывалась вера монкадистов в успех, были причины социальные, безграничная
вера в народ. Далее он сказал: "Когда мы говорим "народ", мы имеем в виду не
зажиточные и консервативные слои нации, которым по нраву любой угнетающий
режим, любая диктатура, любой вид деспотизма и которые готовы бить поклоны
перед очередным хозяином, пока не разобьют себе лоб. Под народом мы
понимаем, когда говорим о борьбе, огромную угнетенную массу, которой все
обещают и которую все обманывают и предают, но которая жаждет иметь лучшую,
более справедливую и более достойную родину. Мы имеем в виду тех, кто веками
рвется к справедливости, ибо поколение за поколением страдает от
несправедливости и издевательств. Мы имеем в виду тех, кто хочет мудрых и
больших преобразований во всех областях и готов отдать за это все до
последней капли крови, когда верит во что-то или в кого-то, особенно если
достаточно уверен в самом себе. Но чтобы люди искренне и от всей души
уверовали в какую-то идею, надо делать то, что никто не делает: говорить
людям с предельной ясностью и безбоязненно все. Демагоги и профессиональные
политики хотят сотворить чудо, сохраняя во всем и со всеми хорошие
отношения, при этом неизбежно обманывая всех и во всем. Революционеры же
должны смело провозглашать свои идеи, определять свои принципы и выражать
свои намерения так, чтобы никто не обманывался в них - ни друзья, ни враги.
Когда речь идет о борьбе, мы называем народом те 600 тысяч кубинцев,
которые не имеют работы и хотят честно зарабатывать на хлеб, а не быть
вынужденными эмигрировать из страны в поисках средств к существованию; 500
тысяч сельскохозяйственных рабочих, живущих в жалких хижинах и работающих
всего четыре месяца в году, а в остальное время голодающих, разделяющих
нищету со своими детьми, не имеющих ни клочка земли для посевов, людей, чье
существование должно было бы вызвать сострадание, если бы не было столько
каменных сердец; 400 тысяч промышленных рабочих и чернорабочих, чьи
пенсионные кассы целиком разворованы, у них отнимают завоеванные ими права,
и они живут в ужасающих жилищах, а их заработок из рук хозяина попадает
прямо в руки ростовщика, людей, которых в будущем ожидает понижение по
работе и увольнение, жизнь которых - это постоянная работа, а отдых - только
могила; мы говорим также о 100 тысячах мелких землевладельцев, которые живут
и умирают, обрабатывая землю, не принадлежащую им, глядя на нее с грустью,
как Моисей на землю обетованную, но так и умирают, не получив ее, обязанные
заплатить за свои клочки земли, словно феодальные крепостные, часть своего
урожая; они не могут лелеять эту землю, улучшать ее, украшать ее, посадить
на ней кедр или апельсиновое дерево, ибо сами не знают, когда придет
судебный исполнитель с сельской гвардией и сгонит их с этого клочка. Мы
говорим также о 30 тысячах самоотверженных учителей и преподавателей,
принесенных в жертву людей, столь необходимых для лучших судеб будущих
поколений, но с которыми так плохо обращаются, им так мало платят за труд;
мы говорим и о 20 тысячах мелких торговцев, отягощенных долгами, разоряемых
кризисом и окончательно добиваемых множеством грабителей - чиновников и
взяточников; о 10 тысячах молодых специалистов: врачах, инженерах,
адвокатах, ветеринарах, педагогах, зубных врачах, аптекарях, журналистах,
художниках, скульпторах и т. д., - которые покидают учебные аудитории с
дипломами, с желанием бороться, полные надежд, а попадают в тупик, натыкаясь
повсюду на закрытые двери, безразличие к их просьбам и требованиям. Вот это
и есть народ, т. е. кто переживает все несчастия и поэтому готов бороться со
всей отвагой! Этому народу, печальные пути которого вымощены фальшивыми
обещаниями и ложью, - этому народу мы не скажем: "Мы вам все дадим". Мы ему
скажем: "Отдай борьбе все силы, чтобы свобода и счастье стали твоим
достоянием!"
"Земля, индустриализация, жилища, безработица, образование и
здравоохранение - вот те шесть проблем, шесть конкретных пунктов, на решение
которых были бы направлены наши настойчивые усилия наряду с завоеванием
общественных свобод и политической демократии".
В своей речи Фидель Кастро предстает как последовательный революционер,
развернувший перед судом политическую философию и программу, подрывающую
саму основу классовых привилегий в кубинском обществе. В этой речи были
заложены зачатки всех последующих революционных мероприятий. Никто из
известных политических деятелей Кубы никогда не говорил таким ясным и четким
языком революционера.
В то же время программа в качестве политической задачи ставила
объединение всех кубинцев против непосредственного врага-диктатуры Батисты,
поэтому позже Фидель подчеркивал: "Программа была составлена достаточно
осторожно, в ней был поставлен ряд основных вопросов, но в то же время она
не содержала формулировок, которые могли бы сузить поле нашей деятельности в
ходе революции и сделать движение, ставившее целью нанести поражение режиму
Батисты, малочисленным и ограниченным. Иначе говоря, мы должны были
попытаться придать как можно более широкий характер этому движению".
Фидель уже знал к моменту своего выступления на суде, что по делу
остальной группы монкадистов приговор был вынесен. Рауль и еще трое
товарищей были осуждены на 13 лет тюремного заключения, 20 человек по 10
лет, трое к трем годам заключения, а обе женщины к 6 месяцам каждая, поэтому
он в конце речи сказал: "Я не поступлю так, как поступают все адвокаты,
которые просят свободы для подзащитного. Я не могу просить ее, когда мои
товарищи уже страдают на острове Пинос в позорном заточении. Пошлите меня к
ним разделить их судьбу. Ведь понятно, что честные люди должны либо
погибать, либо сидеть в тюрьме в такой республике, где президентом является
преступник и вор". И закончил так: "Что касается меня, я знаю, что тюрьма
будет для меня тяжелым испытанием, каким не была никогда ни для кого
другого. Она полна для меня угроз, низкой и трусливой жестокости. Но я не
боюсь тюрьмы, так же как не боюсь ярости презренного тирана, который отнял
жизнь моих 70 братьев! Выносите ваш приговор! Он не имеет значения! История
меня оправдает!"
Суд приговорил Фиделя к 15 годам тюремного заключения.
17 октября 1953 года он был доставлен в тюрьму на острове Пинос, где
уже находились его товарищи. Когда он вошел в корпус, где содержались
монкадисты, раздались крики радости, все бросились обнимать его, выражая
твердую решимость продолжать борьбу.
Пребывание Фиделя в тюрьме стало важным этапом в развитии его
военно-политических взглядов.
После всего пережитого во время штурма Монкады, в трагические дни
массовых расправ 26, 27, 28 и 29 июля, в опасные месяцы одиночного
заключения в Сантьяго тюрьма на острове Пинос показалась монкадистам более
подходящим местом, чтобы серьезно заняться пополнением своих политических и
общих знаний. С первого же дня пребывания в тюрьме Фидель организовал для
своих соратников политическую школу имени Абеля Сантамария. Заключенные
получили право иметь в своем распоряжении книги, поэтому со всех сторон
друзья и родные посылали им бандероли с литературой, подобранной по их
заказу.
В письме от 22 декабря 1953 года Фидель подробно описал, как проходил
их день в тюрьме: "Ровно в пять часов утра, когда кажется, что только-только
удалось заснуть, раздается голос: "На поверку!", - который напоминает нам,
что мы находимся в тюрьме, а то, чего доброго, мы могли забыть об этом, пока
видели сны. Яркие лампочки, которые не гасятся всю ночь, разбрасывают
слепящий, режущий свет, в голове тяжесть, будто ее налили свинцом, и крик:
"Подъем!"
Конечно, я трачу менее 30 секунд, чтобы надеть брюки, рубашку и
ботинки, больше мы не ложимся до 11 часов ночи, когда сон застает меня за
чтением Маркса или Роллана, а если пишу что-нибудь, как сегодня, то ложусь,
когда закончу. Короче: в 5.30 утра завтрак, с 8.00 до 10.30 - занятия; в
10.45 - второй завтрак; с 2 до 3 часов - занятия, потом до 4 свободное
время; в 4.45 - обед; с 7 до 8.15- занятия политэкономией и чтение общей
литературы; с 9.30 до 10 часов вечера я поочередно читаю курс - один день
философии, другой день всеобщей истории. Занятия по истории Кубы,
грамматике, арифметике, географии и английскому языку ведут другие товарищи.
Совсем поздно мне приходится читать политэкономию, а дважды в неделю
заниматься с товарищами ораторским искусством, если это можно назвать таким
словом. Мой метод состоит в следующем: вместо уроков политэкономии я читаю
товарищам в течение получаса описание какой-нибудь битвы, скажем, штурма
Угомента пехотой Наполеона Бонапарта, или затрагиваю какую-нибудь
идеологическую тему, или читаю обращение X. Марти к Испанской республике,
или что-то подобное. Немедленно различные товарищи, вызываемые произвольно,
или добровольцы должны в течение трех минут выступить по затронутой теме.
Выступления носят соревновательный характер, и специально избранные судьи
награждают победителей премиями.
26 числа каждого месяца мы отмечаем празднества, каждое 27 число - день
скорби, поминовения погибших, размышлений и воспоминаний на эту тему. В день
скорби, разумеется, отменяется всякий отдых и развлечения. Дни занятий
охватывают с понедельника до полудня субботы".
В этом письме Фидель рассказывает, как относятся его товарищи к
занятиям по повышению политического и культурного уровня. "Ребята просто
молодцы! Это настоящая элита, потому что они прошли через тысячи испытаний.
Те, кто научился владеть оружием, теперь учатся овладевать книгами для
великих боев, которые нам предстоят в будущем. Дисциплина у нас спартанская,
жизнь спартанская, воспитание спартанское - все у нас спартанское. А вера и
несокрушимая твердость таковы, что можно также повторить: "Со щитом или на
щите!"
Фиделю Кастро прислали много книг из его личной библиотеки. Среди них
были романы Бальзака, Анатоля Франса, Максима Горького и Дж. Кронина