Страница:
– Прекрасно! – стоявшая в дверях Эйяно даже не считала нужным скрывать недовольства. – Стоит оставить тебя одного, и начинаются проблемы!
– Эля, ты понимаешь… – забормотал Даниил. С его губ едва не сорвалось сакраментальное:
«Я не хотел!» (И это было бы ложью – он именно «хотел», да еще как!)
– Ты хоть знаешь, сколько ей лет?!
Даня испугался, что упоминание о возрасте разъярит демонессу (женщины обычно этого не любят).
Но та, придя в себя после неожиданного вторжения, не выглядела злой, а тем более растерянной. Элегантным жестом поправив почти упавший бюстгальтер, она с самым невинным видом развалилась на диване.
– Ну что ты так волнуешься, подружка? – промурлыкала Нитокрис. – Он не твой жених, эксклюзивных прав на него ты не имеешь, да и вообще как будто особенно им не интересовалась, сколько я помню.
– Как это не имею на него прав?! – вдруг вспылила эвенкийка. – Если на то пошло, он мой по Исконному закону! Я его спасла, я исцелила ему раны, я предстала перед ним нагой в священном танце…
– Да кто помнит твой Исконный закон! – взвилась демонесса. – И спасла его не ты, а Проводник с мамонтихой! И вылечил его, по большому счету, Упуат, чтоб ты знала. А что ты трясла перед ним своими сиськами, так это теперь в любом заведении делается за полмани. Хоть бесовка, хоть человеческая самка, хоть гоблинша, хоть кто! – И бывшая царица Египта издевательски расхохоталась.
– Но ты, кажется, говорила, что он должен стать моим мужем?
Даня чуть не открыл рот от удивления, узнав, что, оказывается, его уже обещали кому‑то в мужья.
– Да. И мое предложение по‑прежнему в силе, малышка, – как ни в чем не бывало подтвердила Нитокрис. – А, так ты ревнуешь? Ну, не надо, неужели мы не поделим какого‑то мужичка? Тем более парень молодой, здоровый, хватит и на тебя, и на меня.
– Ну уж нет! – топнула девушка ногой. – Если я когда‑нибудь и выйду замуж, то не стану делить избранника ни с кем.
– Твоя наглость начинает меня раздражать, – глаза колдуньи налились лиловым пламенем. – Запомни, все, что есть у слуги, принадлежит господину! Женщина слуги – это женщина хозяина. Соответственно мужчина служанки – мужчина хозяйки.
– А я не согласна!
– Придется согласиться, – парировала ее соперница. – И хвастать своей силой, любезная Исида, тоже не рекомендую. На первый раз прощаю, а так предупреждаю – и не таких обламывали!
Даня готов был бежать куда глаза глядят. Того и гляди эти двое (одна другой стоят!) устроят из‑за него драку. Еще и пришибут ненароком.
Неизвестно, что было бы дальше, если бы в комнате не появился Упуат.
– Ты опять? – словно даже не удивляясь, проворчал он. – Не идут тебе уроки впрок. А как там твои стражники? Оклемались?
– А тебе бы лучше о душе подумать, – пренебрежительным тоном парировала Нитокрис. – Не сегодня‑завтра твою башку кое‑кто прибьет на стенку в своем дворце, а ты все суетишься, людям жить мешаешь.
– Э‑э, да тут вся компания, – пробормотала она, глядя на входящих следом за Упуатом. – Хнум, Тот… Извините, уважаемые Ра‑Атум и Исида, я вынуждена вас оставить. Как честная подданная Апопа, да живет он вечно, обязана сообщить о месте сокрытия беглых каторжников. А ты, Проводничок недоделанный, готовься!! – выкрикнула зло. – Я по старой памяти попрошу Судью пригласить меня, когда он будет с тебя снимать твою замечательную шкурку! И вот их посмотреть заставлю! – указала на Даню и шаманку.
И тут же исчезла в легкой вспышке желтого света.
– Истеричка! – прокомментировал Упуат. – Бедный, бедный Меренр, что за жена ему досталась!
– Ты выбросил ее в Дуат?
– Если бы, друг мой! Всего лишь за дверь!
– А что за дела у тебя с Осирисом? За что он должен сделать из тебя чучело?
– Сам не пойму, к чему бы это она Судью приплела. Ладно, там разберемся.
– Перо‑то смастерили?
– А как же! – гордо проблеял Хнум и протянул Дане длинный и плоский ящичек из эбенового дерева. – Теперь дело только за Ладьей.
Глава восемнадцатая
– Эля, ты понимаешь… – забормотал Даниил. С его губ едва не сорвалось сакраментальное:
«Я не хотел!» (И это было бы ложью – он именно «хотел», да еще как!)
– Ты хоть знаешь, сколько ей лет?!
Даня испугался, что упоминание о возрасте разъярит демонессу (женщины обычно этого не любят).
Но та, придя в себя после неожиданного вторжения, не выглядела злой, а тем более растерянной. Элегантным жестом поправив почти упавший бюстгальтер, она с самым невинным видом развалилась на диване.
– Ну что ты так волнуешься, подружка? – промурлыкала Нитокрис. – Он не твой жених, эксклюзивных прав на него ты не имеешь, да и вообще как будто особенно им не интересовалась, сколько я помню.
– Как это не имею на него прав?! – вдруг вспылила эвенкийка. – Если на то пошло, он мой по Исконному закону! Я его спасла, я исцелила ему раны, я предстала перед ним нагой в священном танце…
– Да кто помнит твой Исконный закон! – взвилась демонесса. – И спасла его не ты, а Проводник с мамонтихой! И вылечил его, по большому счету, Упуат, чтоб ты знала. А что ты трясла перед ним своими сиськами, так это теперь в любом заведении делается за полмани. Хоть бесовка, хоть человеческая самка, хоть гоблинша, хоть кто! – И бывшая царица Египта издевательски расхохоталась.
– Но ты, кажется, говорила, что он должен стать моим мужем?
Даня чуть не открыл рот от удивления, узнав, что, оказывается, его уже обещали кому‑то в мужья.
– Да. И мое предложение по‑прежнему в силе, малышка, – как ни в чем не бывало подтвердила Нитокрис. – А, так ты ревнуешь? Ну, не надо, неужели мы не поделим какого‑то мужичка? Тем более парень молодой, здоровый, хватит и на тебя, и на меня.
– Ну уж нет! – топнула девушка ногой. – Если я когда‑нибудь и выйду замуж, то не стану делить избранника ни с кем.
– Твоя наглость начинает меня раздражать, – глаза колдуньи налились лиловым пламенем. – Запомни, все, что есть у слуги, принадлежит господину! Женщина слуги – это женщина хозяина. Соответственно мужчина служанки – мужчина хозяйки.
– А я не согласна!
– Придется согласиться, – парировала ее соперница. – И хвастать своей силой, любезная Исида, тоже не рекомендую. На первый раз прощаю, а так предупреждаю – и не таких обламывали!
Даня готов был бежать куда глаза глядят. Того и гляди эти двое (одна другой стоят!) устроят из‑за него драку. Еще и пришибут ненароком.
Неизвестно, что было бы дальше, если бы в комнате не появился Упуат.
– Ты опять? – словно даже не удивляясь, проворчал он. – Не идут тебе уроки впрок. А как там твои стражники? Оклемались?
– А тебе бы лучше о душе подумать, – пренебрежительным тоном парировала Нитокрис. – Не сегодня‑завтра твою башку кое‑кто прибьет на стенку в своем дворце, а ты все суетишься, людям жить мешаешь.
– Э‑э, да тут вся компания, – пробормотала она, глядя на входящих следом за Упуатом. – Хнум, Тот… Извините, уважаемые Ра‑Атум и Исида, я вынуждена вас оставить. Как честная подданная Апопа, да живет он вечно, обязана сообщить о месте сокрытия беглых каторжников. А ты, Проводничок недоделанный, готовься!! – выкрикнула зло. – Я по старой памяти попрошу Судью пригласить меня, когда он будет с тебя снимать твою замечательную шкурку! И вот их посмотреть заставлю! – указала на Даню и шаманку.
И тут же исчезла в легкой вспышке желтого света.
– Истеричка! – прокомментировал Упуат. – Бедный, бедный Меренр, что за жена ему досталась!
– Ты выбросил ее в Дуат?
– Если бы, друг мой! Всего лишь за дверь!
– А что за дела у тебя с Осирисом? За что он должен сделать из тебя чучело?
– Сам не пойму, к чему бы это она Судью приплела. Ладно, там разберемся.
– Перо‑то смастерили?
– А как же! – гордо проблеял Хнум и протянул Дане длинный и плоский ящичек из эбенового дерева. – Теперь дело только за Ладьей.
Глава восемнадцатая
ОТДАТЬ ШВАРТОВЫ!
Этот док, что бы там ни говорил Менес, был местом странным и жутковатым. Даже никогда не унывающий Кириешко здесь как‑то притих и весь подобрался, словно пантера, готовящаяся к прыжку. Тройка нетеру тоже держалась напряженно. Тот вполголоса читал заклинания; Хнум, вцепившись в ящичек с лжепером Маат, выставил вперед свои смертоносные рога, а Упуат, что называется, рыл носом землю, вынюхивая вражеские следы.
– Что это? – испуганно вскрикнула Эля, шедшая под руку с Данькой, и еще теснее прижалась к парню.
Горовой прислушался.
Какой‑то шелест. Словно ветер воет.
– Кто ж его знает? – пожал плечами. – Ветер и ветер. Хотя, говорят, что это стонут души грешников, которым не повезло на Суде.
Девушка поежилась.
– Далеко еще?
– Нет, вон повернем за тот холм, и уже будет река.
Холм, на который указал Даня, тоже был необычным. Формой он напоминал большой ларец. На его вершине высилось каменное изваяние в виде огромной человеческой головы, судя по чертам лица и прическе, женской.
– Могила Осириса, – пояснил Кириешко.
– А ты откуда знаешь? – удивилась эвенкийка.
– Да мне Майонез вчера сказал.
Экс‑фараон с ними не пошел, отговорившись занятостью по хозяйству. Путешественники не обиделись. Хозяин «Mena House» сделал для них больше, чем кто‑либо из местной братии. Ему уже и так пришла повестка в районное отделение департамента полиции. Серьезного беспокойства этот факт у Менеса не вызвал. После Суда, объявившего его «правогласным», сделать что‑нибудь ужасное «кучерявые» Объединителю не могли. Так, штраф или покаяние. Но все равно неприятно.
– Вот только одно мне непонятно, – продолжал Владилен Авессаломович. – Ежели здесь похоронен Осирис, то кто нас судить сегодня будет? И вообще, разве может мертвый умереть? Притом Бог.
– Может, – коротко ответил Даня, припомнив туманные рассказы академика Каплуна. – Здесь все возможно.
– Но Суд?.. – настаивал Кириешко.
– Не лезь поперед батьки в пекло! – гавкнул на него Упуат. – Лучше показывай, где Ладья.
– Ладья, Ладья, – пробурчал капитан. – Я вообще сомневаюсь, что это корыто способно плавать.
Археолог промолчал, но был полностью солидарен с военспецом.
Вчерашняя вылазка принесла ему одни разочарования. После семи часов блужданий по многочисленным докам западного берега Урна им таки удалось разыскать то, что Менес с почтительным придыханием в голосе именовал «истинной Ладьей Миллионов Лет». Увидев ее, Данька просто лишился речи. Кириешко, наоборот, разразился таким шквалом отборной нецензурщины, что парочка бомжующих демонов, решивших перекусить заблудшими в их владения хомо, свалилась на месте в глубоком обмороке. Капитан горделиво посмотрел на дело слов своих, и вся тройка поисковиков поспешила ретироваться из дока восвояси, чтоб не искушать судьбу. А то так, не ровен час, и до Суда живым не доберешься.
– А вот кому пирогов?! – донесся до путников громкий скрипящий голос, показавшийся Дане смутно знакомым. – Напитки на любой вкус! Сикера, водка, финикийское вино!
Лоток с большим морозильным ящиком под выгоревшим старым тентом, украшенным какими‑то надписями, стойка с напитками и едой, продавщица за лотком… Да это же…
– Хепри, старина! – с радостным лаем подскочил к лотку волчок. – Ты‑то здесь какими судьбами?!
Хнум с Тотом также ринулись вперед и полезли к «членистоногому» торговцу с объятиями. «Жучара» весело поскрипывал в ответ, должно быть, смеялся. Перездоровавшись со всеми, он гордо расправил усы и, став по стойке смирно, гаркнул:
– Боцман Хепри для несения вахты явился! Принимай под свое командование, светлый Ра‑Атум!
Данила, шутливо приняв позу Наполеона со скрещенными на груди руками, изрек:
– Служи, братец!
– Ишь, – покачал головой Кириешко, – гоп‑команда подобралась. Жук с бараном да волк с журавлем. Кто только на весла сядет? Или как там эта бадья‑ладья двигается?
– Ты, соколик, не беспокойся, – прохрипел бывший торговец. – «Месектет» – девочка умная, она сама знает, что да как.
– Попрошу без фамильярностей, – обиделся на «соколика» капитан. – Орел выискался.
– Ну‑ну.
Хепри переглянулся с остальными нетеру.
– Кстати, вам известен сегодняшний пароль?
– Пароль? – изогнула брови Эля.
– Ну да, о, Великая чарами, – подтвердил жук. – Обычное дело. Без пароля нас к Ладье не пропустят.
– Вчера без пароля обошлось, – встрял Владилен Авессаломович.
– Вы не пытались взойти на борт, вот он и не понадобился. Эх, надо же так проколоться! Жаль, Языкатый Ху не с нами. Вот тот откуда‑то все заклятия и тайные слова знает.
Даня нахмурился, вспомнив о первом дне своего пребывания в Амдуате.
– По‑моему, у него возникли разногласия с «кучерявыми». Кажется, для старика они закончились весьма печально.
Он сделал ударение на последнем слове, чтобы всем стало понятно, о чем идет речь.
– Это для Ху‑то? – хихикнул Хепри. – Да этот пень сам кого хочешь заболтает. На то и он и воплощенное Слово! Наверное, по своему обыкновению пьянствует где‑то…
– Хто пьянствует?! – раздался откуда‑то сверху возмущенный вопль, и через минуту, едва не сломав расписной тент над тележкой, которую боцман по инерции катил перед собой, перед всей честной компанией объявился Языкатый собственной персоной. – Хто пьянствует‑то, рыло усатое? – кинулся он с кулаками на обидчика. – Да я тут второй день вас караулю! Как о наезде на логово Мехена услышал, так собрал манатки и сюда.
Он выразительно потряс увесистым мешком в руке, в нем что‑то жалобно звякнуло. Даньке показалось, что это была пустая стеклотара.
– И ни грамма сикеры в рот не брал! – бил себя в грудь однорогий. – Кстати, о сикере. Не угостите стакашкой? А то чей‑то мозги не варят. Нет стакашки, могу и из горла. Мы не гордые.
Боцман обернулся к нетеру, ища у них поддержки. Хнум выудил из заплечной сумки бутылек и протянул его страждущему коллеге.
– Это че, Мастер? – сорвав крышку, подозрительно принюхался к содержимому сосуда Языкастый. – А‑а… «Золотые рога», Ху знает! Ху помни‑ит…
Он забулькал, заливая пиво себе прямо в глотку.
Эля с широко открытыми глазами наблюдала за эффектом, производимым чудодейственным бальзамом. На первый взгляд в старом алкоголике внешне ничего не изменилось. Ну, разве что на голове вырос второй рог, да плечи расправились. Признаться, – девушка была разочарована. Прочитанная ею аура Языкатого Ху обещала, что преображение может быть более эффектным. Переливалась аура всеми цветами радуги, но более всего преобладали желтый и голубой – цвета творчества.
– Че, дочка, разуверилась в бедняге Ху? – подмигнул ей старик. – Ужо погоди.
И вдруг резко, без перехода, заорал:
– Куда прешь, образина?! Зенки разуй, не видишь, кто перед тобою?!
– Простите, это вы… мне? – растерялась Эйяно и оглянулась на товарищей.
Те смотрели куда‑то вперед и в сторону. Девушка последовала их примеру и обомлела.
Посреди дороги, загораживая мощной спиной проход к берегу, у которого скучились старые суда, высился двуглавый дракон. Ростом с девятиэтажный дом, с длинным хвостом, заканчивающимся тяжелой шипастой булавой, с огромными крыльями, грозно шевелящимися в воздухе и закрывающими полнеба. И с придурковатым выражением обеих морд, щерящихся острыми бритвами‑клыками.
– Стой, кто идет? – каким‑то механическим голосом изрек он.
– А ты будто не признал, Бабаи? – ехидно осведомился Ху.
Звероящер закатил глаза, о чем‑то тяжело раздумывая, и внезапно уменьшился раз этак в девять, став ростом с Языкатого (самого рослого среди будущего экипажа Ладьи «Месектет»).
– Снова разбойничаете? – осуждающе покачал завхоз Мехена обеими головами, и при этом они чуть‑чуть не стукнулись лбами. – Мало вам наших лабораторий, так еще и Ладью подавай? Нехорошо‑с!
– Да будет ныть‑то, Бабаюшка, – продолжал переговоры Языкатый. – Если бы Мехен имел претензии за наезд, живо бы маляву прислал и стрелку забил Ра‑Атуму. Так ведь, как я понял, он не собирается кипеш поднимать? Или как?
– Догадлив ты, куманек, – сказала правая голова.
– Хозяин на вас не в обиде, – подхватила левая.
– Интересно почему? – вполголоса сказал Данька.
– Скучно тут у нас, – услышав его, разъяснил Ху. – Словно в болоте все застоялось. А ты со своей командой хоть какое‑то разнообразие внес. Правильно я излагаю, Бабаюшка?
– Ну, – подтвердили обе головы. – Хотя я бы на месте Хозяина…
Дракон щелкнул зубами и увеличился вдвое.
– А ну остынь! – прикрикнул на него Упуат. – Перед кем стоишь?!
Бабаи вновь уменьшился.
– Пароль говорите! – потребовал хмуро. – Без пароля не пущу, кем бы вы ни были!
Нетеру растерянно переглянулись, а Ху ободряюще улыбнулся Эйяно:
– Девочка, то есть Великая чарами, вспомни‑ка бабушкину колыбельную.
– Колыбельную?
– Ну да. Или забыла?
– «Змей Сата, в клубок свернувшись, Спать улегся на край неба…»
– Достаточно, – остановил ее Языкатый и повернулся к дракону. – Слыхал, болезный? «Змей Сата».
Обе головы Бабаи синхронно плюнули сгустками плазмы.
– Ладно, проходите, чего уж там. Я ведь только для порядка. Традиции, понимаешь.
Данила во главе своего небольшого отряда уже двинулся было вперед, но тут Двуглавый легким покашливанием привлек внимание парня к себе. Неловко переминаясь с ноги на ногу, дракон сказал:
– Босс просил передать вам одну вещицу. Не погнушайтесь.
Откуда‑то, едва ли не из воздуха, он извлек алую тряпицу и с поклоном вручил парню. Упуат, живо заинтересовавшись происходящим, подскочил поближе и сунул любопытную морду в Данькины руки. Его брови удивленно поползли вверх.
– Разворачивай скорее.
Молодой человек послушался.
Это был стяг треугольной формы. На алом поле была серебром вышита голова змеи, скорее всего, питона.
Бабаи вытянулся в струнку. Его примеру последовал и боцман Хепри.
– Личный гюйс Мехена! – прошептал Ху.
– И что бы это значило? – озадачился Даня.
– А то, – торжественно провозгласил Упуат, – что Великий Змей Мехен признал тебя истинным Ра‑Атумом. И именно поэтому он не стал преследовать нас после набега на его владения.
– Это дорогого стоит, – подтвердил премудрый Тот.
– Благодари, олух! – цыкнул Проводник на друга.
Парень с благоговением поцеловал гюйс и обратился к Бабаи:
– Передай Великому Змею Мехену глубокую признательность за ту высокую честь, которую он оказал мне и моим соратникам. Ладья Миллионов Лет отправится в плавание под этим священным стягом!
– Сенеб! – рявкнули обе драконьи головы. – Радуйся, о, Ра‑Атум! И попутного тебе ветра!
Появление маленького отряда на причале не произвело совершенно никакого шума и не было отмечено ничем особенным. Только двое бомжующих демонов, ковырявшихся у бака с отбросами, сделали кое‑какие замечания, относившиеся, впрочем, более к Ладье, чем к направлявшейся к ней группе.
– Вишь ты, – сказал один другому, – вон какие борта! Как ты думаешь, доплывет она, если б случилось, до места Седьмого Часа или не доплывет?
– Доплывет, – отвечал другой.
– А до Двенадцатого‑то, я думаю, не доплывет?
– До Двенадцатого не доплывет.
Этим разговор и кончился.
– Ни за какие коврижки не взойду на эту развалюху! – заартачился Кириешко, до которого долетели обрывки их беседы. – Я, может быть, вообще не переношу путешествий по воде. У меня морская болезнь, вот!
– Владилен Авессаломович, миленький, – уговаривала его Эля. – Ну как же мы без вас?
– Да посмотри сама, девонька, разве может вот это плавать?!
Бот, вокруг которого кипели страсти, и впрямь представлял собой жалкое зрелище. Давно не смоленное днище зияло тремя или четырьмя пробоинами, мачты покосились, паруса висели на них изодранными тряпицами. Руль был сломан пополам.
– Тут ремонта на добрую неделю. И то если круглосуточный аврал объявить!
– Эх, капитан, капитан, – ласково пожурил его Хепри. – Ты в Амдуате не первый день, кажись, а так ничего и не понял.
– Это же истинная Ладья, – подхватил Языкатый Ху. – А с нами истинный Ра‑Атум. Да по его слову и камень поплыть должен. Ну‑ка, парень, поговори с плавсредством‑то.
– Как? – не понял Данила.
– А так, как ты с кошкой какой‑нибудь или собачонкой беседуешь.
Парень зыркнул на Упуата. Да, такая «собачонка» и сама с кем хочешь поговорить может. Нерешительно подступил к причалу и погладил теплый борт суденышка. Ему показалось, что дерево под его рукой тихонько вздохнуло.
И тут откуда‑то из глубин подсознания сами собой всплыли нужные слова.
– Приветствую вас, о существа, проводящие Ладью над спиной демона зла Апопа; да будет на то воля ваша, чтобы я мог управлять Ладьей своей и уложить в бухты канаты ее в покое…
С каждым новым словом Ладья Миллионов Лет все больше и больше преображалась. И вот уже у берега вместо полузатопленной развалюхи красуется новенькая, пахнущая смолой, пенькой и парусиной барка, на борту которой сияют золотые иероглифы: «Месектет».
Один за другим поднялись по сходням на палубу Ладьи члены ее экипажа: Данька – Ра‑Атум, Эля – Исида, Упуат, Тот, Хнум, Хепри, Ху. Последним, бранясь и проклиная все на свете, взошел Владилен Авессаломович Кириенко. Как только его нога коснулась палубы, раздался удивленный девичий крик:
– Смотрите, смотрите!
– А, где, что такое?! – испуганно завертелся юлой капитан.
– Между прочим, – похвастался Упуат, – я первым заметил.
– И я тоже, – присоединился к нему Хепри.
– Да о чем вы? – сделал Кириешко умоляющие глаза.
Все нетеру, выстроившись в одну линию, чинно поклонились растерявшемуся военспецу, а Языкатый с дрожью в голосе изрек:
– Сенеб тебе, Сокол – Гор Бехдетский, вечный спутник и друг Светлого Ра‑Атума!
– Ни хрена себе! – только и выдавил из себя капитан, когда, схватившись руками за лицо, почувствовал, что на месте носа у него вырос огромный птичий клюв, а гладко выбритые щеки покрылись шелковистыми перьями. – Мама родная, узнаешь ли ты теперь своего сына?!
– Отдать швартовы! – скомандовал Хепри. Члены команды переглянулись. Опыта хождения на судах ни у кого не было.
Вообще‑то Данька полагал, что, как только они взойдут на Ладью, она, словно по мановению волшебной палочки, сама снимется с якоря и поплывет, куда ее нос глядит. Выходит, ошибся. Свесившись с правого борта, он сложил руки рупором и прокричал, обращаясь к бомжам:
– Эгей, станичники! На поллитру заработать хотите?
– Ась?! – живо отреагировали демоны, отлепившись от вожделенного бака. – А не шутишь, батька?
– Да шоб я так жил! – побожился Ху.
Парочка вразвалку приблизилась к берегу. Старший из демонов, похлопав по борту, одобрительно крякнул.
– Чавой делать‑то надоть?
– Да канаты отвязать от кнехтов (это вон те деревянные тумбы) и дернуть хорошенько.
Младший демон пощупал толстенный швартовочный трос, крякнул и почесал в затылке:
– Не, силенок не хватит. Тут надобно жмуриков кликнуть на подмогу.
– Ну, так действуй! – прикрикнул Упуат, которого вся эта волокита уже начала нервировать.
– Не, – осклабился старший. – Нас не послухають. Гордые больно. Пущай вот он покличет.
Ткнул грязным пальцем с обкусанным когтем в сторону Данилы.
– Давай, Джеди! – подбодрил его Языкатый. – Сегодня твой бенефис!
Парень вышел на самый нос Ладьи, туда, где на флагштоке развевался стяг Мехена, и громким голосом, четко выговаривая слова, обратился к пустоте:
– Знайте и помните! Вы после смерти не превратились в прах, а воскресли для вечной жизни в Амдуате потому, что о вас заботятся люди, живущие на Земле. Позаботьтесь же и вы о том, чтобы путь нашего корабля был легким.
Едва последнее слово слетело с его уст, как началось нечто невообразимое. Со всех сторон к пирсу потянулись полупрозрачные тени. Большие и маленькие. Мужчины, женщины, дети. По мере приближения к кораблю они все явственнее обрастали плотью, и вот уже на берегу столпилась масса созданий, некогда бывших людьми.
Демоны, взявшие на себя роль прорабов, разделяли всех на группки и расставляли у канатов. То тут, то там возникали перепалки из‑за того, что кому‑то не хватило места. Вошедшие в азарт бомжи щедро отвешивали недовольным подзатыльники, впрочем, тут же находя для них работу.
– Всем, всем достанется! – сулили щедро.
– Рабы, они и на том свете рабы, – угрюмо констатировал Гор‑Кириешко.
– Ты не прав, – мягко осадил его Даня. – Для них это дело чести и способ избавления от вечных мук. Это все, так сказать, грешники. Прикоснувшись к канатам и став сопричастными к плаванию Ладьи, они искупают свои грехи и освобождаются.
– А‑а, – протянул Владилен Авессаломович Бехдетский. – Тогда понятно.
И, уже обратясь к неразлучной демонской парочке, стал давать указания:
– Вон этого, маленького, поставь в середину цепи! А ту женщину сразу за тем громилой. Так ей полегче будет.
Не удовлетворившись расторопностью «прорабов», он сам спустился на землю и принялся лично руководить процессом. Через полчаса вернулся и залюбовался делом рук своих.
– Картина Репина «Поплыли». Эй, бурлаки, с богом!
Плавание началось…
– Набулькай‑ка и мне с‑стопарик! – палец Кириешко уперся в бутыль.
– Да ты что, это ж сикера!! – ужаснулся Тот, взявший на себя роль виночерпия. – Людям нельзя! Пей свою «Оболонь», тоже неплохой вариант.
– А я говорю, лей! Сикера‑шмикера, поним‑машь!
Приобретение божественного статуса явно не пошло на пользу Владилену Авессаломовичу.
– Я… ик… теперь этот, Багдадский вор, так что папраш‑шу не указывать… ик!
– Бехдетский Гор, – поправил Упуат.
– Не один ли х‑хрен?! – удивился капитан, у которого дармовое пиво уже из ушей лилось. – Одним словом, нас‑сыпай. Вам можно, а мне нет? Дудки! Н‑не па‑азволю рас‑совой дискредис… диксдерись… диск… реди… тации на своем кор‑рабле!
– Ну, как знаешь, – пожал плечами Тот, наливая сварливому военспецу кубок красной сикеры. – А по мне так пил бы «Оболонь». Тем более Мастер ее чуточку подправил.
– Да набрыдло уже! – рявкнул Кириешко. – Я бог или лох?!
– До бога тебе еще, положим, далеко… – осадил его Ху. – Сейчас посмотрим, выдержишь ли ты последнюю пробу. Пей давай.
Владилен Авессаломович, по‑молодецки крякнув, хлобыстнул свой «шкалик» и тут же выпучил глаза.
– Мать вашу за ногу! – заорал он дурным голосом. – Это ж натуральный скипидар! Предупреждать же надо!! Гады! А еще боги, называется‑а‑а!!!
Из его «клюва» повалил черный дым, и капитан совсем сбрендил. Он начал носиться по палубе, сбивая с ног членов команды, хватая все, что попадалось под руку и швыряя этим в Носатого «отравителя». Повелитель чисел и письма, уклонившись от очередного спасательного круга, рассвирепел и стал в ответ осыпать Кириешко огненными шариками. По счастью, Тоту хватило рассудительности и выдержки изготавливать свои снаряды из «холодного» огня. А то неизвестно, каким бы был исход этой реактивной контратаки.
– Хватит! – прикрикнула на них Эля. – Расшалились, как детсадовские малыши! Стыдно, уважаемые! А вы, Владилен Авессаломович, солидный человек, капитан госпорядка. Не умеете пить, не беритесь!
– Сдалась вам эта сикера! – горячо поддержал ее Даня.
Услышав название зловредного напитка, капитан позеленел и еле успел добежать до борта.
Отдышавшись, он показал кулак бомжам‑десятникам, которые начали зубоскалить по адресу отца‑командира. «Бурлаки», впрягшись в лямки еще на пристани, так и тянули Ладью по течению, исполняя некий многовековой ритуал.
– Лодыри рогатые! Чего канат бросили? Одним людям тащить, что ли? Будете халтурить, не то что на сик… – его снова замутило. – Не то что на выпивку, на туалет не хватит!
– Слышь, болезный! – подкатился к нему Ху с кружечкой «Оболони». – На, поправь здоровьишко! Говорят, способствует.
– Да ну его, это пиво! – стал отнекиваться Кириешко, но Языкатый чуть ли не силой влил в него принесенный напиток.
Капитан проглотил, удовлетворенно крякнул и расплылся в блаженной улыбке:
– Наше! Земное!
– И рыбки, рыбки! Непременно!
Откуда ни возьмись перед Владиленом Авессаломовичем появилась тарелка с золотистой, со слезой, вяленой рыбиной. Военспец оторвал плавничок и пососал.
– Херсонский лещ! – заявил безапелляционно. – Только там могут такого готовить!
– Тебе виднее! – покладисто согласился Упуат. – Однако, на мой непрофессиональный взгляд, это чудо природы было выловлено здесь, в Урне, и зовется оксиринхом. Вообще‑то правогласные египтяне его не едят. По преданию, эта рыба некогда проглотила кое‑какую часть тела Осириса, которую при дамах называть неудобно…
Волчок красноречиво промолчал, а Эля зарделась.
– С тех пор и считается зазорным употреблять оксиринха в пищу. А солят так, иногда, специально для иноверцев.
– Ну вот, – скуксился капитан, моментально выплюнув плавник. – Умеете же вы аппетит испортить, Упуат Дуатыч! Носатый, нацеди‑ка лучше еще пивка.
– Слишком увлекаться спиртным в походе не советую! – приказным тоном пролаял Путеводитель.
– Чья бы корова… – огрызнулся вполголоса Гор‑Кириешко, искоса посматривая на бездонную кружку Открывателя Путей. – Эх, скучные вы…
– Что это? – испуганно вскрикнула Эля, шедшая под руку с Данькой, и еще теснее прижалась к парню.
Горовой прислушался.
Какой‑то шелест. Словно ветер воет.
– Кто ж его знает? – пожал плечами. – Ветер и ветер. Хотя, говорят, что это стонут души грешников, которым не повезло на Суде.
Девушка поежилась.
– Далеко еще?
– Нет, вон повернем за тот холм, и уже будет река.
Холм, на который указал Даня, тоже был необычным. Формой он напоминал большой ларец. На его вершине высилось каменное изваяние в виде огромной человеческой головы, судя по чертам лица и прическе, женской.
– Могила Осириса, – пояснил Кириешко.
– А ты откуда знаешь? – удивилась эвенкийка.
– Да мне Майонез вчера сказал.
Экс‑фараон с ними не пошел, отговорившись занятостью по хозяйству. Путешественники не обиделись. Хозяин «Mena House» сделал для них больше, чем кто‑либо из местной братии. Ему уже и так пришла повестка в районное отделение департамента полиции. Серьезного беспокойства этот факт у Менеса не вызвал. После Суда, объявившего его «правогласным», сделать что‑нибудь ужасное «кучерявые» Объединителю не могли. Так, штраф или покаяние. Но все равно неприятно.
– Вот только одно мне непонятно, – продолжал Владилен Авессаломович. – Ежели здесь похоронен Осирис, то кто нас судить сегодня будет? И вообще, разве может мертвый умереть? Притом Бог.
– Может, – коротко ответил Даня, припомнив туманные рассказы академика Каплуна. – Здесь все возможно.
– Но Суд?.. – настаивал Кириешко.
– Не лезь поперед батьки в пекло! – гавкнул на него Упуат. – Лучше показывай, где Ладья.
– Ладья, Ладья, – пробурчал капитан. – Я вообще сомневаюсь, что это корыто способно плавать.
Археолог промолчал, но был полностью солидарен с военспецом.
Вчерашняя вылазка принесла ему одни разочарования. После семи часов блужданий по многочисленным докам западного берега Урна им таки удалось разыскать то, что Менес с почтительным придыханием в голосе именовал «истинной Ладьей Миллионов Лет». Увидев ее, Данька просто лишился речи. Кириешко, наоборот, разразился таким шквалом отборной нецензурщины, что парочка бомжующих демонов, решивших перекусить заблудшими в их владения хомо, свалилась на месте в глубоком обмороке. Капитан горделиво посмотрел на дело слов своих, и вся тройка поисковиков поспешила ретироваться из дока восвояси, чтоб не искушать судьбу. А то так, не ровен час, и до Суда живым не доберешься.
– А вот кому пирогов?! – донесся до путников громкий скрипящий голос, показавшийся Дане смутно знакомым. – Напитки на любой вкус! Сикера, водка, финикийское вино!
Лоток с большим морозильным ящиком под выгоревшим старым тентом, украшенным какими‑то надписями, стойка с напитками и едой, продавщица за лотком… Да это же…
– Хепри, старина! – с радостным лаем подскочил к лотку волчок. – Ты‑то здесь какими судьбами?!
Хнум с Тотом также ринулись вперед и полезли к «членистоногому» торговцу с объятиями. «Жучара» весело поскрипывал в ответ, должно быть, смеялся. Перездоровавшись со всеми, он гордо расправил усы и, став по стойке смирно, гаркнул:
– Боцман Хепри для несения вахты явился! Принимай под свое командование, светлый Ра‑Атум!
Данила, шутливо приняв позу Наполеона со скрещенными на груди руками, изрек:
– Служи, братец!
– Ишь, – покачал головой Кириешко, – гоп‑команда подобралась. Жук с бараном да волк с журавлем. Кто только на весла сядет? Или как там эта бадья‑ладья двигается?
– Ты, соколик, не беспокойся, – прохрипел бывший торговец. – «Месектет» – девочка умная, она сама знает, что да как.
– Попрошу без фамильярностей, – обиделся на «соколика» капитан. – Орел выискался.
– Ну‑ну.
Хепри переглянулся с остальными нетеру.
– Кстати, вам известен сегодняшний пароль?
– Пароль? – изогнула брови Эля.
– Ну да, о, Великая чарами, – подтвердил жук. – Обычное дело. Без пароля нас к Ладье не пропустят.
– Вчера без пароля обошлось, – встрял Владилен Авессаломович.
– Вы не пытались взойти на борт, вот он и не понадобился. Эх, надо же так проколоться! Жаль, Языкатый Ху не с нами. Вот тот откуда‑то все заклятия и тайные слова знает.
Даня нахмурился, вспомнив о первом дне своего пребывания в Амдуате.
– По‑моему, у него возникли разногласия с «кучерявыми». Кажется, для старика они закончились весьма печально.
Он сделал ударение на последнем слове, чтобы всем стало понятно, о чем идет речь.
– Это для Ху‑то? – хихикнул Хепри. – Да этот пень сам кого хочешь заболтает. На то и он и воплощенное Слово! Наверное, по своему обыкновению пьянствует где‑то…
– Хто пьянствует?! – раздался откуда‑то сверху возмущенный вопль, и через минуту, едва не сломав расписной тент над тележкой, которую боцман по инерции катил перед собой, перед всей честной компанией объявился Языкатый собственной персоной. – Хто пьянствует‑то, рыло усатое? – кинулся он с кулаками на обидчика. – Да я тут второй день вас караулю! Как о наезде на логово Мехена услышал, так собрал манатки и сюда.
Он выразительно потряс увесистым мешком в руке, в нем что‑то жалобно звякнуло. Даньке показалось, что это была пустая стеклотара.
– И ни грамма сикеры в рот не брал! – бил себя в грудь однорогий. – Кстати, о сикере. Не угостите стакашкой? А то чей‑то мозги не варят. Нет стакашки, могу и из горла. Мы не гордые.
Боцман обернулся к нетеру, ища у них поддержки. Хнум выудил из заплечной сумки бутылек и протянул его страждущему коллеге.
– Это че, Мастер? – сорвав крышку, подозрительно принюхался к содержимому сосуда Языкастый. – А‑а… «Золотые рога», Ху знает! Ху помни‑ит…
Он забулькал, заливая пиво себе прямо в глотку.
Эля с широко открытыми глазами наблюдала за эффектом, производимым чудодейственным бальзамом. На первый взгляд в старом алкоголике внешне ничего не изменилось. Ну, разве что на голове вырос второй рог, да плечи расправились. Признаться, – девушка была разочарована. Прочитанная ею аура Языкатого Ху обещала, что преображение может быть более эффектным. Переливалась аура всеми цветами радуги, но более всего преобладали желтый и голубой – цвета творчества.
– Че, дочка, разуверилась в бедняге Ху? – подмигнул ей старик. – Ужо погоди.
И вдруг резко, без перехода, заорал:
– Куда прешь, образина?! Зенки разуй, не видишь, кто перед тобою?!
– Простите, это вы… мне? – растерялась Эйяно и оглянулась на товарищей.
Те смотрели куда‑то вперед и в сторону. Девушка последовала их примеру и обомлела.
Посреди дороги, загораживая мощной спиной проход к берегу, у которого скучились старые суда, высился двуглавый дракон. Ростом с девятиэтажный дом, с длинным хвостом, заканчивающимся тяжелой шипастой булавой, с огромными крыльями, грозно шевелящимися в воздухе и закрывающими полнеба. И с придурковатым выражением обеих морд, щерящихся острыми бритвами‑клыками.
– Стой, кто идет? – каким‑то механическим голосом изрек он.
– А ты будто не признал, Бабаи? – ехидно осведомился Ху.
Звероящер закатил глаза, о чем‑то тяжело раздумывая, и внезапно уменьшился раз этак в девять, став ростом с Языкатого (самого рослого среди будущего экипажа Ладьи «Месектет»).
– Снова разбойничаете? – осуждающе покачал завхоз Мехена обеими головами, и при этом они чуть‑чуть не стукнулись лбами. – Мало вам наших лабораторий, так еще и Ладью подавай? Нехорошо‑с!
– Да будет ныть‑то, Бабаюшка, – продолжал переговоры Языкатый. – Если бы Мехен имел претензии за наезд, живо бы маляву прислал и стрелку забил Ра‑Атуму. Так ведь, как я понял, он не собирается кипеш поднимать? Или как?
– Догадлив ты, куманек, – сказала правая голова.
– Хозяин на вас не в обиде, – подхватила левая.
– Интересно почему? – вполголоса сказал Данька.
– Скучно тут у нас, – услышав его, разъяснил Ху. – Словно в болоте все застоялось. А ты со своей командой хоть какое‑то разнообразие внес. Правильно я излагаю, Бабаюшка?
– Ну, – подтвердили обе головы. – Хотя я бы на месте Хозяина…
Дракон щелкнул зубами и увеличился вдвое.
– А ну остынь! – прикрикнул на него Упуат. – Перед кем стоишь?!
Бабаи вновь уменьшился.
– Пароль говорите! – потребовал хмуро. – Без пароля не пущу, кем бы вы ни были!
Нетеру растерянно переглянулись, а Ху ободряюще улыбнулся Эйяно:
– Девочка, то есть Великая чарами, вспомни‑ка бабушкину колыбельную.
– Колыбельную?
– Ну да. Или забыла?
– «Змей Сата, в клубок свернувшись, Спать улегся на край неба…»
– Достаточно, – остановил ее Языкатый и повернулся к дракону. – Слыхал, болезный? «Змей Сата».
Обе головы Бабаи синхронно плюнули сгустками плазмы.
– Ладно, проходите, чего уж там. Я ведь только для порядка. Традиции, понимаешь.
Данила во главе своего небольшого отряда уже двинулся было вперед, но тут Двуглавый легким покашливанием привлек внимание парня к себе. Неловко переминаясь с ноги на ногу, дракон сказал:
– Босс просил передать вам одну вещицу. Не погнушайтесь.
Откуда‑то, едва ли не из воздуха, он извлек алую тряпицу и с поклоном вручил парню. Упуат, живо заинтересовавшись происходящим, подскочил поближе и сунул любопытную морду в Данькины руки. Его брови удивленно поползли вверх.
– Разворачивай скорее.
Молодой человек послушался.
Это был стяг треугольной формы. На алом поле была серебром вышита голова змеи, скорее всего, питона.
Бабаи вытянулся в струнку. Его примеру последовал и боцман Хепри.
– Личный гюйс Мехена! – прошептал Ху.
– И что бы это значило? – озадачился Даня.
– А то, – торжественно провозгласил Упуат, – что Великий Змей Мехен признал тебя истинным Ра‑Атумом. И именно поэтому он не стал преследовать нас после набега на его владения.
– Это дорогого стоит, – подтвердил премудрый Тот.
– Благодари, олух! – цыкнул Проводник на друга.
Парень с благоговением поцеловал гюйс и обратился к Бабаи:
– Передай Великому Змею Мехену глубокую признательность за ту высокую честь, которую он оказал мне и моим соратникам. Ладья Миллионов Лет отправится в плавание под этим священным стягом!
– Сенеб! – рявкнули обе драконьи головы. – Радуйся, о, Ра‑Атум! И попутного тебе ветра!
Появление маленького отряда на причале не произвело совершенно никакого шума и не было отмечено ничем особенным. Только двое бомжующих демонов, ковырявшихся у бака с отбросами, сделали кое‑какие замечания, относившиеся, впрочем, более к Ладье, чем к направлявшейся к ней группе.
– Вишь ты, – сказал один другому, – вон какие борта! Как ты думаешь, доплывет она, если б случилось, до места Седьмого Часа или не доплывет?
– Доплывет, – отвечал другой.
– А до Двенадцатого‑то, я думаю, не доплывет?
– До Двенадцатого не доплывет.
Этим разговор и кончился.
– Ни за какие коврижки не взойду на эту развалюху! – заартачился Кириешко, до которого долетели обрывки их беседы. – Я, может быть, вообще не переношу путешествий по воде. У меня морская болезнь, вот!
– Владилен Авессаломович, миленький, – уговаривала его Эля. – Ну как же мы без вас?
– Да посмотри сама, девонька, разве может вот это плавать?!
Бот, вокруг которого кипели страсти, и впрямь представлял собой жалкое зрелище. Давно не смоленное днище зияло тремя или четырьмя пробоинами, мачты покосились, паруса висели на них изодранными тряпицами. Руль был сломан пополам.
– Тут ремонта на добрую неделю. И то если круглосуточный аврал объявить!
– Эх, капитан, капитан, – ласково пожурил его Хепри. – Ты в Амдуате не первый день, кажись, а так ничего и не понял.
– Это же истинная Ладья, – подхватил Языкатый Ху. – А с нами истинный Ра‑Атум. Да по его слову и камень поплыть должен. Ну‑ка, парень, поговори с плавсредством‑то.
– Как? – не понял Данила.
– А так, как ты с кошкой какой‑нибудь или собачонкой беседуешь.
Парень зыркнул на Упуата. Да, такая «собачонка» и сама с кем хочешь поговорить может. Нерешительно подступил к причалу и погладил теплый борт суденышка. Ему показалось, что дерево под его рукой тихонько вздохнуло.
И тут откуда‑то из глубин подсознания сами собой всплыли нужные слова.
– Приветствую вас, о существа, проводящие Ладью над спиной демона зла Апопа; да будет на то воля ваша, чтобы я мог управлять Ладьей своей и уложить в бухты канаты ее в покое…
С каждым новым словом Ладья Миллионов Лет все больше и больше преображалась. И вот уже у берега вместо полузатопленной развалюхи красуется новенькая, пахнущая смолой, пенькой и парусиной барка, на борту которой сияют золотые иероглифы: «Месектет».
Один за другим поднялись по сходням на палубу Ладьи члены ее экипажа: Данька – Ра‑Атум, Эля – Исида, Упуат, Тот, Хнум, Хепри, Ху. Последним, бранясь и проклиная все на свете, взошел Владилен Авессаломович Кириенко. Как только его нога коснулась палубы, раздался удивленный девичий крик:
– Смотрите, смотрите!
– А, где, что такое?! – испуганно завертелся юлой капитан.
– Между прочим, – похвастался Упуат, – я первым заметил.
– И я тоже, – присоединился к нему Хепри.
– Да о чем вы? – сделал Кириешко умоляющие глаза.
Все нетеру, выстроившись в одну линию, чинно поклонились растерявшемуся военспецу, а Языкатый с дрожью в голосе изрек:
– Сенеб тебе, Сокол – Гор Бехдетский, вечный спутник и друг Светлого Ра‑Атума!
– Ни хрена себе! – только и выдавил из себя капитан, когда, схватившись руками за лицо, почувствовал, что на месте носа у него вырос огромный птичий клюв, а гладко выбритые щеки покрылись шелковистыми перьями. – Мама родная, узнаешь ли ты теперь своего сына?!
– Отдать швартовы! – скомандовал Хепри. Члены команды переглянулись. Опыта хождения на судах ни у кого не было.
Вообще‑то Данька полагал, что, как только они взойдут на Ладью, она, словно по мановению волшебной палочки, сама снимется с якоря и поплывет, куда ее нос глядит. Выходит, ошибся. Свесившись с правого борта, он сложил руки рупором и прокричал, обращаясь к бомжам:
– Эгей, станичники! На поллитру заработать хотите?
– Ась?! – живо отреагировали демоны, отлепившись от вожделенного бака. – А не шутишь, батька?
– Да шоб я так жил! – побожился Ху.
Парочка вразвалку приблизилась к берегу. Старший из демонов, похлопав по борту, одобрительно крякнул.
– Чавой делать‑то надоть?
– Да канаты отвязать от кнехтов (это вон те деревянные тумбы) и дернуть хорошенько.
Младший демон пощупал толстенный швартовочный трос, крякнул и почесал в затылке:
– Не, силенок не хватит. Тут надобно жмуриков кликнуть на подмогу.
– Ну, так действуй! – прикрикнул Упуат, которого вся эта волокита уже начала нервировать.
– Не, – осклабился старший. – Нас не послухають. Гордые больно. Пущай вот он покличет.
Ткнул грязным пальцем с обкусанным когтем в сторону Данилы.
– Давай, Джеди! – подбодрил его Языкатый. – Сегодня твой бенефис!
Парень вышел на самый нос Ладьи, туда, где на флагштоке развевался стяг Мехена, и громким голосом, четко выговаривая слова, обратился к пустоте:
– Знайте и помните! Вы после смерти не превратились в прах, а воскресли для вечной жизни в Амдуате потому, что о вас заботятся люди, живущие на Земле. Позаботьтесь же и вы о том, чтобы путь нашего корабля был легким.
Едва последнее слово слетело с его уст, как началось нечто невообразимое. Со всех сторон к пирсу потянулись полупрозрачные тени. Большие и маленькие. Мужчины, женщины, дети. По мере приближения к кораблю они все явственнее обрастали плотью, и вот уже на берегу столпилась масса созданий, некогда бывших людьми.
Демоны, взявшие на себя роль прорабов, разделяли всех на группки и расставляли у канатов. То тут, то там возникали перепалки из‑за того, что кому‑то не хватило места. Вошедшие в азарт бомжи щедро отвешивали недовольным подзатыльники, впрочем, тут же находя для них работу.
– Всем, всем достанется! – сулили щедро.
– Рабы, они и на том свете рабы, – угрюмо констатировал Гор‑Кириешко.
– Ты не прав, – мягко осадил его Даня. – Для них это дело чести и способ избавления от вечных мук. Это все, так сказать, грешники. Прикоснувшись к канатам и став сопричастными к плаванию Ладьи, они искупают свои грехи и освобождаются.
– А‑а, – протянул Владилен Авессаломович Бехдетский. – Тогда понятно.
И, уже обратясь к неразлучной демонской парочке, стал давать указания:
– Вон этого, маленького, поставь в середину цепи! А ту женщину сразу за тем громилой. Так ей полегче будет.
Не удовлетворившись расторопностью «прорабов», он сам спустился на землю и принялся лично руководить процессом. Через полчаса вернулся и залюбовался делом рук своих.
– Картина Репина «Поплыли». Эй, бурлаки, с богом!
Плавание началось…
– Набулькай‑ка и мне с‑стопарик! – палец Кириешко уперся в бутыль.
– Да ты что, это ж сикера!! – ужаснулся Тот, взявший на себя роль виночерпия. – Людям нельзя! Пей свою «Оболонь», тоже неплохой вариант.
– А я говорю, лей! Сикера‑шмикера, поним‑машь!
Приобретение божественного статуса явно не пошло на пользу Владилену Авессаломовичу.
– Я… ик… теперь этот, Багдадский вор, так что папраш‑шу не указывать… ик!
– Бехдетский Гор, – поправил Упуат.
– Не один ли х‑хрен?! – удивился капитан, у которого дармовое пиво уже из ушей лилось. – Одним словом, нас‑сыпай. Вам можно, а мне нет? Дудки! Н‑не па‑азволю рас‑совой дискредис… диксдерись… диск… реди… тации на своем кор‑рабле!
– Ну, как знаешь, – пожал плечами Тот, наливая сварливому военспецу кубок красной сикеры. – А по мне так пил бы «Оболонь». Тем более Мастер ее чуточку подправил.
– Да набрыдло уже! – рявкнул Кириешко. – Я бог или лох?!
– До бога тебе еще, положим, далеко… – осадил его Ху. – Сейчас посмотрим, выдержишь ли ты последнюю пробу. Пей давай.
Владилен Авессаломович, по‑молодецки крякнув, хлобыстнул свой «шкалик» и тут же выпучил глаза.
– Мать вашу за ногу! – заорал он дурным голосом. – Это ж натуральный скипидар! Предупреждать же надо!! Гады! А еще боги, называется‑а‑а!!!
Из его «клюва» повалил черный дым, и капитан совсем сбрендил. Он начал носиться по палубе, сбивая с ног членов команды, хватая все, что попадалось под руку и швыряя этим в Носатого «отравителя». Повелитель чисел и письма, уклонившись от очередного спасательного круга, рассвирепел и стал в ответ осыпать Кириешко огненными шариками. По счастью, Тоту хватило рассудительности и выдержки изготавливать свои снаряды из «холодного» огня. А то неизвестно, каким бы был исход этой реактивной контратаки.
– Хватит! – прикрикнула на них Эля. – Расшалились, как детсадовские малыши! Стыдно, уважаемые! А вы, Владилен Авессаломович, солидный человек, капитан госпорядка. Не умеете пить, не беритесь!
– Сдалась вам эта сикера! – горячо поддержал ее Даня.
Услышав название зловредного напитка, капитан позеленел и еле успел добежать до борта.
Отдышавшись, он показал кулак бомжам‑десятникам, которые начали зубоскалить по адресу отца‑командира. «Бурлаки», впрягшись в лямки еще на пристани, так и тянули Ладью по течению, исполняя некий многовековой ритуал.
– Лодыри рогатые! Чего канат бросили? Одним людям тащить, что ли? Будете халтурить, не то что на сик… – его снова замутило. – Не то что на выпивку, на туалет не хватит!
– Слышь, болезный! – подкатился к нему Ху с кружечкой «Оболони». – На, поправь здоровьишко! Говорят, способствует.
– Да ну его, это пиво! – стал отнекиваться Кириешко, но Языкатый чуть ли не силой влил в него принесенный напиток.
Капитан проглотил, удовлетворенно крякнул и расплылся в блаженной улыбке:
– Наше! Земное!
– И рыбки, рыбки! Непременно!
Откуда ни возьмись перед Владиленом Авессаломовичем появилась тарелка с золотистой, со слезой, вяленой рыбиной. Военспец оторвал плавничок и пососал.
– Херсонский лещ! – заявил безапелляционно. – Только там могут такого готовить!
– Тебе виднее! – покладисто согласился Упуат. – Однако, на мой непрофессиональный взгляд, это чудо природы было выловлено здесь, в Урне, и зовется оксиринхом. Вообще‑то правогласные египтяне его не едят. По преданию, эта рыба некогда проглотила кое‑какую часть тела Осириса, которую при дамах называть неудобно…
Волчок красноречиво промолчал, а Эля зарделась.
– С тех пор и считается зазорным употреблять оксиринха в пищу. А солят так, иногда, специально для иноверцев.
– Ну вот, – скуксился капитан, моментально выплюнув плавник. – Умеете же вы аппетит испортить, Упуат Дуатыч! Носатый, нацеди‑ка лучше еще пивка.
– Слишком увлекаться спиртным в походе не советую! – приказным тоном пролаял Путеводитель.
– Чья бы корова… – огрызнулся вполголоса Гор‑Кириешко, искоса посматривая на бездонную кружку Открывателя Путей. – Эх, скучные вы…