И ни с того ни с сего затянул громким басом:
 
Из‑за острова на стрежень,
На простор речной волны
Выплывали расписные
Стеньки Разина челны!
 
   – Осторожнее, брат! – предупредил Хнум. – Тут каждое слово имеет свой вес. Это же «Месектет», а не прогулочный катер.
   – Отстань, рогатый!
 
На переднем Стенька Разин,
Обнявшись с своей княжной,
Свадьбу новую справляет
Он, веселый и хмельной…
 
   Не успел он допеть и третьего куплета, как с носа раздался «скрип» боцмана Хепри:
   – Прямо по курсу неопознанный корабль! Движется навстречу нам!
   – Что за ерунда?! – удивился Упуат. – Откуда здесь может быть встречное движение?
   – А что такое? – полюбопытствовал Данила.
   – Все местные корабли, как правило, движутся с запада на восток, а не наоборот.
   Языкатый Ху приложил к глазу подзорную трубу, наверное, также контрабандную, ибо Горовой успел рассмотреть на ней клеймо фирмы Цейсе.
   – Непонятное какое‑то судно, – констатировал впередсмотрящий. – Странный флаг, странные люди… И ведут себя не так, как принято.
   Даниил глянул и сам. Точно. Большой крутобокий струг с вырезанным на носу драконом. Что‑то знакомое. Уж не варяжский ли дракар? Нет, вроде не похоже. Да и откуда бы здесь взяться кораблю средневековых скандинавов?
   Хотя, конечно, тут все может быть. Забрели откуда‑то случайно боги викингов и решили по своему обыкновению порезвиться. Устроить какой‑нибудь межпланетный Рагнарек…
   – Эгей, басурмане! – послышалось со стороны корабля.
   К своему величайшему удивлению, Данька понял, что кричат… по‑русски.
   – Басурмане, грю! Живо отпустите ясырей, душегубцы! И отдавайте персиянскую княжну!
   – Это они нам? – ошалел Кириешко.
   – Ну да, – подтвердил Упуат. – Больше, кажется, на два полета стрелы вокруг никого не наблюдается!
   – А о какой такой княжне идет речь? – захлопала глазами Эля.
   Насчет «ясырей» и так было все понятно. Конечно же имелись в виду их «бурлаки».
   – По‑моему, они тебя домогаются, – глупо захихикал Данька.
   – Идиотизм! – топнула ножкой девушка. – Сущая нелепица!
   Однако на струге, по‑видимому, считали иначе.
   – Басурмане! Снимайте личины и сдавайтесь! А то щас как пальнем, мало не покажется! Филька, черт, заряжай пушку огненным зельем!
   – Да что ж это такое?! – возмутился Тот. – Так себя цивилизованные существа не ведут! Нападать на Ладью Миллионов Лет?! Пиратство в Амдуате?!
   Владилен Авессаломович высунулся вперед.
   – Эй вы там! Кто и откуда будете?
   – А ты чьих будешь, вопрошалыцик?
   – Я Багдадский вор, то есть тьфу, Бехдетский Гор!
   – Во‑ор? – отозвался другой голос, повыше и помоложе первого. – Да какой ты вор, ворона ощипанная! Отдавай княжну, живо! Атаману ждать надоело! Истомился ужо весь без своей зазнобушки.
   – Филька, прикуси язык, а то вырву!
   – Слушаюсь, Степан Тимофеич!
   – Батюшки‑светы! – схватился за голову Кириешко. – Неужто сам Разин? Откуда?
   – Тебя ж предупреждали, голова садовая! – легонько цапнул его за ногу Упуат. – Осторожней со словами! Распелся. Шаляпин с Карузо!
   – Не лайтесь, Дуатыч, я ж не хотел.
   – Так чего, сдаетесь или как?! – отозвался Степан Тимофеевич.
   Экипаж «Месектет» в растерянности безмолвствовал. Корабли продолжали сближаться.
   – Как знаете. Филька! Не дадим злым басурманам безнаказанно поганить Волгу‑матушку?!
   – Не дадим, батька‑атаман!
   – За землю Русскую, за веру православную!
   Над бортом струга появилась кряжистая фигура в армяке. В руках у здоровяка блеснула кривая сабля.
   – Сарынь на кичку!
   – Бей нехристей! – в тон своему предводителю заорал безусый юнец, вставший рядом с Разиным. – Спасай княжну! Освобождай полон!
   Драконий нос неуклонно продвигался вперед, целя прямо в бок Ладьи Миллионов Лет. Еще секунда, и он протаранит «Месектет»…
   Оранжевая вспышка.
   И впереди только золотистая гладь Урна, изредка колеблемая дуновением легкого ветерка.
   – Вот так‑то лучше, – потер руки Ху. – Отличная работа, Проводник!
   – Я здесь ни при чем, – ревниво покосился волчок на Элю, сжимавшую в руках Жемчужного скорпиона, и со вздохом добавил: – Ну‑ну…
   Путешествие продолжалось.

Глава девятнадцатая
СУД ДА ДЕЛО

   Собственно, Дворцов Двух Истин было два, а не один.
   На огромной, мощенной камнем площади друг напротив друга располагались гигантское многоэтажное сооружение из стекла и бетона в духе тех небоскребов, которые Данька уже видел в Уэрнесе и Сокарисе, и здание поскромнее, выстроенное в классическом древнеегипетском стиле.
   Перед первым толпилась разноликая масса местных жителей, недоумевающе посматривая на неброскую табличку, висящую на ручке двери. «Закрыто на ремонт» – вещали иероглифы на табличке.
   – Не знаете, в чем дело? – интересовались подданные Апопа друг у друга и не получали ответа.
   Потолкавшись тут тоже ради порядка, экипаж Ладьи «Месектет» во главе с Данькой Горовым направился ко второму зданию.
   Капитан Кириешко немедленно обратил внимание товарищей на тот факт, что площадь кишмя кишела сотрудниками правоохранительных органов.
   «Кучерявые» бесцеремонно расталкивали людей и нелюдей, заглядывая им в лица и морды. Особенно доставалось особям женского пола. То здесь, то там стражи порядка хватали очередную жертву и проводили с нею какие‑то манипуляции. («Идентификация личности», – как пояснил Языкатый Ху.) По окончании чаще всего даму отталкивали прочь и гнались за следующей целью. Но пару раз проверка заканчивалась более печально. По знаку патруля откуда‑то из‑под земли выскакивала парочка «Рассекающих» и уводила несчастную в неизвестном направлении.
   До поры до времени Данилу это просто удивляло. Пока патруль не привязался к Эле.
   – Предъявите регистрацию! – грубо потребовал старший из «кучерявых».
   – Па‑азвольте, па‑азвольте, молодой человек! – воскликнул Языкатый. – Вы что, не видите, хто перед вами?
   – Нет! – нагло ощерился патрульный.
   – Оно и понятно, – сокрушенно вздохнул Ху. – Тяжко, наверное, быть слепым.
   – Да я тебя… – взревел быком полисмен и тут же осекся.
   Его лапищи взметнулись к глазам и принялись ожесточенно их тереть, словно туда попала соринка.
   – А‑а‑а! Не вижу! Ничего не вижу‑у!!
   Он упал на землю и стал колобком кататься по горячей мостовой. Его коллеги испуганно схватились за свои автоматы.
   – Что здесь происходит? – появился на месте происшествия огромный Рассекающий с внушительным мечом‑хепешем наперевес.
   Языкатый коротко изложил суть дела. Угрюмо взглянув сначала на путников, затем на правоохранителей, демон коротко скомандовал:
   – Убрать этого. А вас, сиятельные, прошу извинить за досадное недоразумение. Можете спокойно следовать дальше.
   – Не будете ли вы столь любезны, чтобы пояснить, что происходит? – со всей возможной учтивостью обратился к Рассекающему Упуат.
   Бес‑меченосец пару раз хрюкнул, соображая, можно ли выдавать непосвященным важную государственную тайну, и решился:
   – Антитеррористическая операция. Получены оперативные данные, что некая полоумная египетская царица готовит покушение на Судью. Потому‑то и все судебные заседания перенесены в старый Дворец. Там меньше возможностей спрятаться.
   – А данные из достоверного источника? – осведомился Владилен Авессаломович у коллеги.
   – Абсолютно! – категорически заявил демон. – Статуя Мемнона вчера утром пропела.
   Кириешко, которому абсолютно ничего не говорило названное имя, продолжал выуживать информацию.
   – Что ж эта твоя «статуэтка» имя не назвала?
   – Ой, – махнул лапой демон и чуть не срезал зажатым в ней хепешем голову зазевавшемуся прохожему. – Она и хотела. Но успела пропеть только: «И будет Владыка Смерти растоптан Нефер…» Тут роса возьми и высохни. Тьфу, блин!
   Пока капитан «колол» собрата, Даня рассказал любопытствующей Эйяно о том, что собой представляло поминаемое спецагентами изваяние.
   Колоссы Мемнона, или, правильнее, две гигантские статуи фараона Аменхотепа III, некогда стояли у первого пилона заупокойного храма в честь этого владыки. Ныне сооружение полностью разрушено, но в древности считалось одним из самых крупных построек такого характера.
   В 27 году до н. э. в результате землетрясения одна из семнадцатиметровых статуй была частично разрушена. После этого по утрам стали происходить удивительные вещи. С первыми лучами солнца статуя издавала жалобные звуки, напоминавшие звучание арфы. Древние греки поспешили объяснить это чудо тем, что в статуе якобы находится дух Мемнона, сына богини утренней зари Эос и Тифона. Этот герой пал во время Троянской войны от руки Ахилла. И вот теперь каждое утро, приветствуя появление на небе своей божественной матери, Мемнон начинал жаловаться ей на свою горькую судьбу.
   Весть о поющей статуе разнеслась по всему античному миру. Увидеть ее желали многие путешественники из разных стран. В конце II века н. э. римский император Септимий Север приказал отремонтировать статую, чтобы умилостивить дух героя. После реставрации колосс умолк навсегда.
   – Ученые связывают пение статуи Мемнона с тем, что утром происходило испарение росы, скопившейся за ночь в трещинах изваяния. Наверное, в Амдуате не нашлось хозяйственного императора, и здешний колосс по‑прежнему «разговаривает»…
   – Знали б вы, какой переполох поднялся! – сокрушался Рассекающий. – Второй день работаем в режиме «Перехват». Уйму бабья пересажали. Хуже всех пришлось Нефертити. Ее вообще аннигилировали… Ой!
   Он прихлопнул ладонью рот, поняв, что откровенность перешла всяческие границы. Бочком, бочком, даже не попрощавшись, демон улизнул, по пути снеся головы парочке нерасторопных верноподданных, не успевших уступить ему место для прохода.
   – Подлые времена! – проворчал усатый Хепри. – Совсем распоясались законнички! Раньше для того, чтобы пустить в расход оправданную по Суду душу, требовалось личное разрешение Апопа, скрепленное печатями глав основных Домов. А теперь…
   – Что‑то я не возьму в толк? – нахмурилась Эля. – Если Осирис такой мудрый и справедливый Судья, то как он докатился до жизни такой?
   Ху как‑то странно посмотрел на девушку, покачал головой и ничего не сказал.
   Перед входом в центральный неф Дворца Двух Маат высилось двое одетых в матросские бушлаты и бескозырки демонов, грозно скрестивших винтовки‑трехлинейки с примкнутыми штыками.
   – Ваш мандат! – дружным хором потребовали они от Даньки со товарищи. Видать, кто‑то среди местного начальства насмотрелся древних исторических фильмов. Или, чем Анубис не шутит, принимал участие в тех давних событиях у Горового на родине.
   Горовой протянул им папирусную повестку. Один из часовых, повертев ее так и сяк, понюхал, попробовал на зуб, а затем наколол на штык.
   – Пр‑роходи, не задер‑рживайся! – прорычал дружелюбно и засвистел себе под нос лихое «Яблочко»: «Эх, яблочко, да на тарелочке, Надоело караулить, пойду к ведьмочке!»
   И заговорщицки подмигнул Эле. Та зарумянилась, демоны довольно заржали.
   Зал, как и все традиционные для зодчества Древнего Египта сооружения, тяготел к гигантомании. Огромные массивные колонны, высоченный потолок. Стены были покрыты изображениями сцен Суда, а также иероглифическими надписями, большей частью панегирического характера. Прославлялись мудрость и беспристрастие Верховного Судьи и его помощников. Однако Данька без особого труда нашел пару‑тройку «частных» приписок, заставлявших усомниться в том, о чем высокопарно вещал официоз: «Судья Карти – матерщинник!»; «Харфа‑хаэф, выступающий вперед из своей пещеры Тапхит‑дат, привет от извращенцев!» И уж совсем смутьянское: «Верховный Судья, чтоб ты сдох!»
   «Э‑ге‑ге!» – подумал Горовой.
   Помещение потихонечку заполнялось публикой. Как заметил Даня, народец был по преимуществу из состоятельных и благородных. Поражало обилие ювелирных украшений из золота, серебра и драгоценных камней.
   Парень «узнал» нескольких персонажей, знакомых ему по учебникам и монографиям египтологов.
   Вот мимо него, звеня броней и оружием, продефилировала чуть ли не строевым шагом грозная богиня с головой львицы. Сохмет – покровительница царской власти. Подойдя к другой даме, носившей на плечах коровью голову, воительница раскланялась с нею, оскалившись в некоем подобии улыбки. Волоокая Хатхор испуганно шарахнулась в сторону и чуть нагнула голову, выставив вперед свои смертельно острые рога. Потом, видно опомнившись, улыбнулась львице в ответ, и они принялись о чем‑то оживленно щебетать.
   Внезапно болтушки, как по команде, умолкли. На их звериных ликах отразилось неприкрытое презрение, смешанное с отвращением.
   «Ага, милая! Так‑то тебя коллеги жалуют!» – проводил Данька взглядом женскую фигуру, затянутую в традиционную униформу из черной кожи.
   Нитокрис приблизилась к главам конкурирующих Домов и попыталась присоединиться к их компании. Однако Сохмет с Хатхор демонстративно повернулись к ней спинами и быстро разошлись по разным углам. «Специалистка по антиквариату и древностям» растерянно посмотрела вслед сначала одной, потом другой и что‑то пробормотала себе под нос. Наверное, выругалась. И тут ее взгляд зацепился за Горового.
   Чародейку будто током ударило. Она выпрямилась во весь рост, поджала губы и окатила парня волной ледяного презрения. Тот пожал плечами и проделал ту же процедуру, что и богини. Попросту говоря, ретировался.
   Пройдя вперед, Даниил увидел то самое место, которое играло главенствующую роль в египетской заупокойной литературе и живописи.
   Золотой пьедестал с золотым же креслом. Это для Верховного Судьи, которому предстоит утвердить решение по делу. Скамьи для Большого и Малого сонма богов – присяжных, выносящих вердикт. И конечно же Весы Двух Истин.
   Вблизи этого священного коромысла с двумя чашами никого не было. И неудивительно. Ни одно живое существо, будь то правогласная душа, демон или даже светлый бог, не хотело соседствовать с Аммой, разлегшейся у весов.
   – Это что за чудо‑юдо?! – дернул Даню за руку Кириешко.
   – Пожирательница! – пояснил парень. – Ей отдают на съедение сердца осужденных грешников.
   – Чтоб я так жил! – застонал Владилен Авессаломович. – Воплощенный кошмар!
   На вкус археолога, новоявленный Гор Бехдетский преувеличивал. Да, Амма с виду была созданием жутковатым. Туловище гиппопотама, увенчанное головой крокодила, грива и лапы льва. И при этом жалкие‑прежалкие глазищи, уныло глядящие на окружающих. «Что я вам сделала? За что вы меня так не любите?» – казалось, спрашивала она.
   Рядом с монстром нарисовался атлет с шакальей головой. Местный весовщик Анубис. Он молвил Амме что‑то ласковое и почесал у нее за ухом. Пожирательница сперва зарычала, сделав вид, что хочет оттяпать у него руку, а потом весело захрюкала, напомнив парню шкодливую морскую свинку. Анубис шутливо погрозил ей пальцем, затем указал на столик, куда он только что положил продолговатый деревянный ларец. Стереги, мол.
   Даня присмотрелся повнимательнее и заметил, что ларец один к одному напоминал ту эбеновую шкатулку, куда Мастер Хнум положил фальшивое перо Маат. Значит, в этой находится перо истинное. То самое, которое должно послужить «гирей» при взвешивании их дела. И которое им нужно во что бы то ни стало подменить. Но как?!
   – Бе‑едненькая! – послышалось у него за спиной жалостливое всхлипывание Эли. – Голодненькая! Никто ее не кормит.
   – Это ты о ком? – не понял молодой человек.
   – Об этой несчастной свинке, о ком же еще. Издеваются над животным, мерзкие садюги.
   Надо же, поразился Горовой, пожалеть Амму. Хотя, если подумать хорошенько, то его подруга совершенно права. Попробуй тут полакомься грешными сердцами, если каждый обвиняемый так и норовит запастись всевозможными заклинаниями и амулетами, при содействии которых ему (или ей) обеспечено стопроцентное оправдание. Ведь по законам этого царства подсудимому достаточно предоставить ловко составленную «Исповедь отрицания грехов», чтобы отбояриться от всех сорока двух пунктов обвинения. Оттого‑то и смотрит Пожирательница обиженным ребенком, у которого отняли любимую игрушку. Хотя, возможно, на этот раз ей и повезет.
   К молодым людям подошел брызжущий энергией Кириешко.
   – Так, чародеи, решайте что‑нибудь с этой… как ее… Живоглоткой! У меня тут планчик вырисовался.
   Он радостно потирал руки.
   – В чем дело? – подскочил к ним Упуат.
   – Да встретил старого приятеля, Санька. Помните?
   Недоуменное молчание.
   – Ну, Филиппыча. Он еще нам повестку принес на Суд. А мы с ним потом пили.
   До собеседников наконец дошло, что капитан имеет в виду Александра Македонского.
   – Напряг я его по старой дружбе. Попросил коробочки поменять местами.
   – И он согласился?! – не поверил волчок. Владилен Авессаломович самодовольно усмехнулся:
   – Куда ж он денется? У меня на него такое досье собрано, что закачаешься. Недовольство существующим режимом, призывы к свержению законной власти, бытовое разложение. Ну и так, по мелочам. Припер его к стеночке и говорю: «Не поможешь, брателло, в одной связке ко дну пойдем». Пацан и поплыл. Так что давайте по‑быстренькому убирайте эту образину! А то уже присяжные собираются.
   – Легко сказать, убирайте! – загундосил Проводник. – А как?
   – Есть у кого‑нибудь съестное? – поинтересовалась Эйяно.
   Само собой, такового ни у кого не оказалось.
   – Волшебники хреновы! – возмутился военспец. – Землетрясение устроить или там полк демонов уничтожить – это всегда пожалуйста! А обыкновенный бутерброд с салом наколдовать не умеете!
   – Меня такому не учили, – виновато потупилась девушка.
   – Да и я не по этим делам, – шмыгнул носом Открыватель Путей.
   Все посмотрели на Даню.
   – А я что, Гудвин Великий и Ужасный?! Или Калиостро, чтоб из камней жареных кроликов делать?
   Все то же выжидательное молчание в ответ.
   – В принципе, – пожал плечами парень, – я могу попробовать, если вы так настаиваете. Но ничего конкретного гарантировать не стану. Дайте‑ка мне что‑нибудь.
   – Это подойдет? – выудил Кириешко из заплечной сумки большого алебастрового скарабея.
   – Где взял? – беря священного жука в руки, вопросил археолог.
   На брюшке каменного навозника он разглядел иероглифическую надпись, заключенную в охранительный овал‑картуш: «Нефертити». Царица, аннигилированная по приказу Судьи.
   – У одного приятеля выменял. Он на заднем дворе уничтожает вещдоки, оставшиеся от старых дел.
   – О, ты и там успел побывать? – восхитился Упуат.
   – Не отвлекайтесь! – строго прикрикнула Эля. – Время не ждет!
   Данила положил скарабея на ладонь левой руки, а правой стал проделывать над жуком «магические» пассы, приговаривая:
   – Я двурогий бык, и я иду по небесам впереди всех. Я властелин небесных восходов, Великое Светило, рождающееся из пламени, повелитель лет, необъятная Суть. Я хозяин хлебов и питаюсь тем, что едят боги. Пусть хлеб мой будет сделан из белого ячменя, а пиво сварено из красного зерна…
   – Вот тебе и кролик! – прокомментировал Путеводитель исчезновение навозника и появление вместо него жареного цыпленка.
   – «Цыпленок вареный, цыпленок жареный, цыпленки тоже хочуть жить…» – обалдело пропел Кириешко и тут же умчался прочь.
   Археолог и сам не ожидал от себя такой прыти. Смущаясь, он протянул Эле птичку. Девушка взяла, недоверчиво понюхала и, видимо, осталась довольна.
   Повернувшись лицом к Амме, шаманка показала ей угощение и поманила чудовище пальцем. По‑жирательница недоверчиво покосилась на человека, разинула огромную клыкастую пасть и зашипела. Но потом аромат хорошо приготовленного мяса достиг ее ноздрей, и пасть захлопнулась.
   Монстр вытянул шею и потряс гривой. Сделал осторожный шаг в сторону Эли, потом другой. И вот уже смертоносные когти бодро застучали по каменным плитам пола.
   Упуат с Данькой поспешно удалились и, спрятавшись за ближайшей колонной, пялились на небывалую сцену.
   – Смертельный номер! – попытался пошутить Горовой. – Кормление Пожирательницы!
   Волчок осуждающе рыкнул, заткнись, мол.
   Амма подошла к шаманке и ткнулась носом ей в руку. Совсем как изголодавшийся огромный пес. Открыла пасть. Цыпленок жареный порхнул туда в прощальном полете. Раздалось громкое чавканье. За ним последовала сытая отрыжка.
   Даня заметил, как возле гигантского безмена появился Александр Македонский и проделал некие манипуляции со шкатулками.
   Пожирательница же продолжала тыкаться в Эллины ладони в надежде на еще какое‑нибудь угощение. Эвенкийка ласково гладила гриву чудища и чесала его за ухом. Амма тихонько повизгивала.
   – Спелись! – умилился Проводник. – А у меня всегда поджилки трясутся при одном ее виде!
   Под сводами зала разлились торжественные звуки труб. Монстр поспешил занять свое место у весов.
   – Встать! – раздался громкий голос. – Суд идет!
   Одна из боковых дверей распахнулась, и в ней показалась фигура, одетая во все белое. Верховный Судья Амдуата важно прошествовал к своему месту и уселся на золотой трон.
   – Начнем! – махнул рукой, и его красные глаза полыхнули зловещим отблеском.
   – Отчего ты нам раньше не сказал?! – налетал на Языкатого Упуат, косясь на беседующего с присяжными Судью. – Почему не предупредил, что во Дворце Двух Истин верховодит Охотник?
   – А что бы это изменило? – пожал плечами Ху. – Вы бы не явились на Суд? Нет. Только зря волновались бы. Наделали б кучу глупостей.
   – Все равно! – не сдавался волчок, хотя умом и понимал справедливость слов приятеля.
   Даня помалкивал. Какая разница, Сет их будет судить или Осирис. Он не чувствовал себя виноватым ни перед кем из них. То, что на председательском месте оказался не Осирис, как по мифам полагается, а Ослиноголовый, для парня не стало особым потрясением. Еще одно подтверждение того, что египтология – это не совсем точная наука. Не зря, ой не зря его коллеги подвергаются здесь таким тяжким мукам.
   Парень обратил внимание, что Эля как‑то совсем поникла. Вся съежилась и жалобно посматривает на золотой трон и того, кто на нем расположился.
   – Что случилось? – участливо осведомился Даня, положив руку на плечо девушки.
   – Это он, – прошептала эвенкийка.
   – Кто?
   – Сэвэки‑тэгэмер. Царь‑Бог моего народа. Я просто не могу поверить в то, что выступаю на противной ему стороне…
   Между тем Анубис занял свое место у Весов Двух Истин и жестом пригласил адвоката обвиняемых занять свое место. Тот, сжимая в руках папирус с оправдательной речью, прошествовал к весам.
   – Остановитесь! – приказал председательствующий. – У Суда есть возражения по поводу персоны защитника. Преступник, осужденный и приговоренный к каторжным работам, совершивший дерзкий побег из мест заключения, не может выступать в Суде как лишенный права голоса! Стража, взять его и водворить в темницу до особого заседания. И его сообщника, именуемого Хнумом, также задержать!
   Четверо Рассекающих попарно стали возле Носатого и Мастера.
   Сценарий начал давать сбой прямо с самого начала.
   – Что делать? – взвыл Упуат.
   – А я почем знаю?! – огрызнулся Данька. На беглых каторжан надели наручники.
   – Позволено ли мне будет вмешаться? – послышался вежливый вопрос, и вперед вышел Бабаи.
   Сет недовольно нахмурился, но отказать помощнику самого Мехена не решился.
   – Прошу.
   – Мой хозяин, Великий Мехен, глава Дома и первый патриций Амдуата, уполномочил меня сделать следующее заявление. Обратившись с запросом в канцелярию Верховного Суда нетеру, мы получили выписку из решения по делу этих господ.
   Он кивнул в сторону Тота и Хнума.
   – Согласно приговору срок отбытия наказания им установлен в пять тысяч лет…
   – Ну и? – нетерпеливо перебил его Красноглазый.
   – Данный срок истек месяц назад. Так что содержание сих нетеру в местах заключения уже ровно месяц как было незаконным. Великий Мехен, выяснив данные обстоятельства, приносит свои глубочайшие извинения сиятельным господам и готов выплатить им любую компенсацию за досадный сбой в работе пенитенциарной системы.
   Судья грязно выругался.
   – Что это значит? – не разобралась в происходящем Эля.
   – А то, – захихикал Кириешко, – что мы здорово лоханулись, освобождая тех, кто по закону уже и так должен был выйти на свободу! Ну, Мехен, ну, молодчина! С удовольствием выпил бы с ним бочонок‑другой «Оболони».
   По знаку Красноглазого с нетеру сняли кандалы. Повелитель чисел и письма вернулся на свое место, и процедура продолжилась. Носатый развернул свиток и начал неторопливо читать «Исповедь отрицания грехов». Он перечислил все сорок два греха (по числу присяжных) и клятвенно заверил богов, что обвиняемые не совершали их и невиновны.
   После этого настал черед самих грешников. Они должны были обратиться к Малому сонму богов, назвать по имени каждого из сорока двух сидящих на скамье присяжных и произнести вторую оправдательную речь.
   – Чей‑то у меня в горле пересохло, – пожаловался волчок. – Давай‑ка, брат, ты выступай.
   Археолог кивнул и, прокашлявшись, сделал шаг вперед.