– А у меня др‑р‑руг пр‑р‑ропал, – пригорюнился Открыватель Путей.
   – Н‑не боись‑сь, – успокоил собутыльника колдун. – Найдем. Ты з‑закрой глаза и п‑редс‑ставь себ‑бе своего д‑друга.
   – Не поможет, – безнадежно отмахнулся хвостом нетеру.
   Шаман сделал многозначительный жест рукой. Дескать, не торопись, увидим.
   Присев у костра и вцепившись костлявыми руками в посох, Тэр‑Эр‑Гэн Четвертый начал негромко напевать. Чуткое ухо Путеводителя отметило, что шаманов язык внезапно перестал заплетаться, словно старый колдун лишь притворялся пьяным:
 
Бог мой, хозяин мой, сюда иди, предков зови.
Мои десять чумов, моя серебряная жена
Колтаркичан, моя мать,
Сюда бегите вместе, я начну вам жаловаться.
Хозяин леса, Отец мой, сюда приходи, здесь сядь,
Мы мяса тебе дадим…
 
   Упуат вдруг почувствовал приближение чего‑то чужого. Шерсть на его загривке встала дыбом.
 
И вели твоим духам‑невидимкам мне тоже служить.
Я здесь играть буду, а они пусть в лес идут, свою мать‑лягушку зовут.
Над верхом сосен поднимитесь, на Небо смотрите,
На Тайгу смотрите, на болота смотрите. Нам пропажу сыщите!
 
   Золотисто‑оранжевая вспышка. И Проводник увидел.
   Какое‑то полутемное, бревенчатое помещение. Дверь с небольшим зарешеченным окошком. На полу лежит связанный человек. Над ним кто‑то склонился. Эх, присветил бы кто.
   Словно услышав его, склоненная фигура вздрогнула и повернула свое лицо… к Упуату. Неужто… видит?
   Тем временем в помещении стало светлее. Ненамного, а так, будто зажгли свечу или лучину. Великий Дуат, это кто ж такие фортели выкидывает?
   Уже можно рассмотреть, что сидит совсем еще юная девушка. А связанный человек у ее ног – не кто иной, как… Ну, конечно, кому ж еще там лежать, как не Даниилу Сергеевичу Горовому! Знал же, знал, что тот обязательно во что‑нибудь вляпается…
   Снова вспышка, и картинка исчезла. Но Упуат уже засек нужное направление. Не зря же он зовется Открывателем Путей.
   – Ну, все, – решительно заявил он, стряхивая остатки видений, – мне пора.
   Тэр‑Эр‑Гэн ничего не спрашивал, только устало кивал головой. Видно было, что камлание изрядно его утомило.
   – Присмотришь за моей подружкой? – ткнул волчок носом в сторону мамонтихи.
   – Будь спокоен, – еле слышно прошептал старик. – Я знаю, где ее стойбище.
   – Спасибо. За свою девчонку не опасайся. Выручу и ее. Хотя, как я погляжу, она и сама за себя может постоять. Не пойму только, чего ждет. Разве что…
   Он недоговорил, пораженный внезапной мыслью. Неужели девушка не уходит из‑за Даньки. Вдвоем‑то им, конечно, не сбежать.
   Хм, хм.
   – Ладно, сенеб – радуйся! – попрощался Упуат с шаманом по‑египетски.
   Однако уйти с миром волчку не дали.
* * *
   Отлично! Он таки обнаружил пропажу!
   Вон резвится себе в речке, как дитя малое.
   Муруки Харуками быстро осмотрел близлежащую местность.
   Так. Какая‑то палатка. Костер. У костра мужчина с собакой. Не иначе пастух. Только кого пасет, не видно. Не мамонта ли?
   Лейтенант осклабился.
   Сейчас он задаст им жару.
   – Банзай! – заорал японец что есть мочи и кинул вертолет вниз.
   Сначала снимем пастуха.
   Палец нажал на гашетку пулемета. Безжалостные свинцовые градины устремились вперед, к земле.
   Тьфу ты, промазал! Только палатку продырявил, и все. Какая‑то пелена глаза застит.
   Еще одна очередь.
   И мощный толчок извне, сбивший машину с курса. Что такое?! Откуда водяной шквал?
   Лейтенант развернул свою стальную стрекозу хвостом к палатке.
   Здоровущая струя воды ударила прямо в лобовое стекло. Пришлось включать водоотталкиватель.
   Когда видимость нормализовалась, Харуками глянул перед собой и невольно ругнулся. Это же надо такое придумать.
   Мамонт в роли водомета! Кто надоумил бессловесное животное набрать в хобот воды и пульнуть ею в геликоптер? И с какой силой!
   Такую хитроумную скотину, право же, и убивать жалко. А что поделаешь, кто возместит лейтенанту его кровные двадцать тысяч геоларов? Кто станет кормить его будущую семью?
   – Банзай! – вновь истошно завопил Муруки и поперхнулся.
   – Чего орешь? – спросило нечто, похожее на большого черного волка и парящее вровень с кабиной его вертолета.
   Японец тонко и пронзительно завизжал.
   – Ворон распугаешь! – осклабился волчара. Из его глаз вырвались два желтых луча. Слились в одно густое облачко, устремившееся прямо в лицо Муруки Харуками…
 
   – Да, землячка, – прищурился на Нефернефрурэ Путеводитель. – Вижу, что без тебя мне никак не обойтись.
   Фрося скромно хрюкнула. Рада, мол, стараться.

Глава шестая
КАПИТАН ПРОТИВ МАГОВ

   – Старший, я снова прошу позволения лично отправиться в квадрат ХБ‑4 для контроля над завершающим этапом операции.
   – Извините, Охотник, но чем вызвана ваша чрезмерная активность?
   – Исключительно беспокойством за исход дела.
   – Да? А мне показалось, что вы вообще неравнодушны к этому району и его коренному населению. Что случилось? Неужели вы стали таким сентиментальным?
   – Намекаете на мое участие в эвакуации аборигенов во время глобальной катастрофы?
   – Участие? Не скромничайте, не скромничайте. Ведь это вы фактически спасли эвенков от неминуемой гибели. Невзирая на откровенное недовольство наших оппонентов.
   – Итак, Старший?..
   – Что с вами делать, летите уж. Но не перегибайте палку.
 
   Вопреки тому, как принято описывать подобные ситуации в скверных детективах, ужас вовсе не пронзил капитана при этих словах, и душа его не ушла в пятки, хотя он догадался, с кем довелось столкнуться в этих гиблых местах.
   Даже напротив, на мгновение Владилен Авессаломович испытал некое облегчение: по крайней мере, теперь не надо никуда бежать, ни о чем волноваться, и он хотя бы сможет отдохнуть (пусть даже и в плену).
   Но уже через минуту жалкий измученный человек был побежден офицером МГОП.
   Он придал своему лицу выражение наибольшего отчаяния и слабости (прямо скажем, особых усилий для этого не потребовалось).
   И медленно, осторожно, повернулся.
   При этом ремень карабина как бы невзначай соскользнул с плеча на локоть.
   Противников у него оказалось трое.
   Крепкий высокий парень, чье розовое лицо не было отмечено излишним интеллектом (да и вообще каким‑нибудь), вооруженный тяжелым двуручным мечом. Заросший до самых глаз бородой мужик лет пятидесяти с допотопной двустволкой, которая была направлена на Кириешко. И седой, но еще вполне в соку дед с массивным посохом. У парня на плече сидела крупная, раскормленная совища, чей вид не внушил Кириешко оптимизма.
   – Ружьишко‑то брось, однако, – то ли попросил, то ли приказал бородатый, назидательно поводя своим самопалом туда‑сюда.
   – Да, конечно, сейчас, – закивал Кириешко, стряхивая «Блитцер» на землю.
   Когда ремень достиг запястья, капитан резко подбросил руку вверх, одновременно резко уходя с линии огня. Еще через миг его ладонь поймала в воздухе приклад карабина, палец лег на гашетку, и почти невидный в свете солнца луч вонзился прямо в бородатую харю сектанта.
   Прежде чем мертвец рухнул наземь, так и не успев выстрелить, парень, что‑то возопив, поднял над головой меч и, выписывая им умопомрачительные кренделя (от которых мгопник мог легко уклониться даже в своем нынешнем состоянии), устремился в атаку. Сова взмыла с его плеча и заполошно начала метаться над поляной.
   Лазерное оружие отличается тем нехорошим качеством, что между двумя выстрелами должно пройти не менее трех секунд. Поэтому от налетевшего, подобно быку, роулианца капитану пришлось уходить в перекате.
   Промахнувшись, парень, то ли впав в боевое безумие, то ли просто не сумев остановиться, пробежал еще несколько шагов и со всей дури рубанул по старому кедру. Лезвие, как и следовало ожидать, намертво заклинило.
   Завыв дурным голосом, парень принялся дергать ушедший глубоко в древесину клинок.
   Увлеченный этим зрелищем, Владилен Авессаломович позволил себе забыть о старикашке. И совершенно напрасно.
   Слишком поздно почуяв опасность, он сумел лишь заслониться карабином от падающего сверху посоха. Палка угодила вскользь по пальцам, и капитан, заорав от неожиданной боли, перестал чувствовать кисть. Оружие отлетело, Кириешко инстинктивно кинулся за ним и тут же откатился в противоположную сторону: окованное железом острие клюки прошло в считаных сантиметрах от его головы.
   С полминуты старый хрен с неожиданной для его возраста прытью гонял задыхавшегося офицера по поляне, не давая ему схватить вожделенный «Блитцер». Владилен Авессаломович терял силы с каждой секундой. Он уже пропустил несколько ударов, пришедшихся по ребрам. Ситуация становилась все пакостней. В любой момент либо парнишка мог освободить свой меч, либо старец, изловчившись, дать ему под дых или по голове.
   Внезапно атаки прекратились, дед проворно отбежал назад, опуская свой жуткий посох… Кириешко понял, в чем тут дело, только тогда, когда его противник с торжествующим хохотом кинулся наземь и ухватил вполне готовый к употреблению карабин.
   Дуло излучателя начало неторопливо подниматься на уровень живота капитана, потом на уровень груди… И вот уже оно смотрит прямо в глаза Владилену Авессаломовичу.
   А потом вдруг вся верхняя половина тела седого исчезла в оранжевой вспышке, и оглушительный грохот больно ударил в уши.
   Не будь Кириешко столь измучен, он бы изумился до глубины души. Именно так выглядит взрыв запрещенного всеми международными законами термобарического заряда.
   Инстинктивно осмотревшись, офицер безопасности все‑таки был поражен увиденным. На краю поляны стояли три человека, одетые в стандартный камуфляж – вот уже скоро как двести лет любимую одежду всех туристов.
   У одного – не первой молодости, но подтянутого типа – в руках дымился «дракон» и самое страшное ручное оружие, когда‑либо изобретенное человеком и тоже запрещенное к производству приснопамятной Конвенцией о гуманных и человечных способах ведения боевых действий.
   В этот момент совершенно потерявший голову парень, издав совсем уж запредельный вопль, бросил терзать несчастный меч и, потрясая кулаками (каждый чуть меньше арбуза), кинулся на новых противников.
   Вновь выпалил карабин – и промазал.
   За спиной Кириешко бабахнуло, и треск падающего дерева известил о печальной судьбе лесного великана, которому не повезло принять удар запрещенного оружия на себя.
   Оказавшегося на пути роулианца второго из спасителей, молодого мужика с топором, как ветром сдуло. Кириешко так и не понял: то ли нападающий его отшвырнул, то ли тот успел убраться сам.
   Ревя, как носорог, парень оказался перед третьей туристкой – невысокой скуластой девчонкой, в руках которой ничего не было.
   Казалось, он снесет ее, как пушинку, даже не заметив хрупкой преграды.
   Но не тут‑то было! Высокий прыжок и не менее высокий крик – и подошва ее болотного сапога встретила оскаленное в безумной ярости лицо сектанта. Одновременно второй сапог таежной путешественницы ударил его под дых.
   И вот уже почти двухметровая туша безжизненно растянулась на траве, а девчонка, ловко перекувырнувшись в воздухе, аккуратно приземлилась на обе ноги.
   Тут сова, видать разобравшись своими птичьими мозгами, кто друг, кто враг, заухав, кинулась на девчонку, метя когтями ей в глаза. Та проворно кинулась на траву, пропустив грозную птицу над собой, а потом сорвала шляпу и метнула навстречу развернувшейся для новой атаки хищнице.
   Серый ком перьев упал на траву, и подскочивший Барбос накрыл сову курткой, тут же туго спеленав.
   Сражение закончилось.
   Некоторое время Кириешко и странная троица смотрели друг на друга, не зная, видно, как начать разговор.
   Наконец капитан сунул руку за пазуху штормовки (ствол «дракона» как бы невзначай передвинулся в его сторону) и продемонстрировал сияющее голограммами удостоверение МГОП.
   Печально усмехнувшись, старший турист бросил карабин и опустился на траву, протягивая руки привычным жестом, словно предлагая надеть наручники.
   Но именно в этот момент офицер меньше всего думал о том, чтобы кого‑то арестовывать или даже спрашивать, в чем вообще дело и кто они такие?
   Ибо узнал куртку, которую напялил на себя валявшийся без сознания хлопец.
   Это была очень приметная куртка: оранжево‑зеленая, с дурацкой картинкой на спине – летящий в небесах Карабас‑Барабас, в бороду которого вцепился размахивающий мечом витязь Буратино.
   Именно в нее был одет Даниил Горовой, когда Владилен Авессаломович видел его в последний раз…
 
   …Уже третья плитка шоколадно‑соевого концентрата была сгрызена капитаном и запита последней банкой безалкогольного пива. А перед этим была съедена банка креветочного паштета и целая пачка галет. Барбос только вздыхал, провожая глазами исчезающие запасы сталкеров.
   Утолявшего волчий голод капитана не смущали даже лежавшие неподалеку трупы сектантов, не радовавшие, надо сказать, ни взгляд, ни обоняние.
   Очнувшийся пленник белыми от ужаса глазами молча взирал то на «туристов», то на трупы и лишь время от времени подергивался, инстинктивно проверяя крепость шнура, которым его скрутили.
   Между тем Кириешко, энергично работая челюстями, работал еще и головой, прикидывая планы на ближайшее будущее.
   История незадачливых искателей сокровищ была повторена уже трижды – каждым из участников. Особо она капитана не взволновала.
   Хулиганство, пусть и злостное, с тяжелыми последствиями, а именно так квалифицировал закон деяния покойного Карлуши – это не по его части.
   Тем более что непосредственный виновник уже получил свое и перешел в компетенцию иного – высшего суда.
   Точно так же мало занимали Владилена Авессаломовича мелкие грешки сталкеров по части разграбления древних хранилищ и незаконной торговли их содержимым. На это есть прокуратура и милиция.
   А вот участь попавшего в лапы роулианцев Даниила Горового – дело другое.
   Как удалось выяснить у сектанта, парень жив. Пока. Но с часу на час его ожидает печальная доля. Данные, сообщавшиеся в рапорте коллеги, увы, не были плодом воспаленного ума. Казнь посредством скармливания жертвы стае голодных сов… Бр‑р!
   О собаке парня роулианец ничего не знал. Не было такой. Ладно, авось найдется.
   К сожалению, у сталкеров не оказалось при себе никаких, даже самых завалящих средств связи. Иначе все решилось бы само собой: он вызывает группу захвата, а когда все заканчивается, с чистой совестью задерживает объект и отправляется прямиком в Москву, заранее провертев в мундире дырку для ордена.
   Но чего нет, того нет, а потому придется обходиться своими силами.
   Итак, каков план действий?
   Вначале нужно объяснить этой троице, что только от него, Кириешко В. А., зависит их свобода и благополучие.
   Во‑вторых, надобно допросить пленника и вытрясти из него всю информацию. Наверняка же что‑то утаил, боров.
   И, в‑третьих, необходимо проникнуть в гнездо сектантов и вытащить оттуда Горового.
   Или взять оное гнездо штурмом – это как получится.
   Начнем с первого. Главное – напор и апломб; не дать им опомниться, и дело в шляпе. Не зря же его учили оперативной психологии.
   – Итак, – поднялся он, вытирая с губ крошки концентрата. – Объясняю ситуацию. Вы все с этого момента зачисляетесь внештатными помощниками МГОП в соответствии с пунктом 12‑К статьи 123 Закона об оперативно‑розыскной деятельности (пункт этот он выдумал прямо сейчас). Все ваши прошлые прегрешения будут забыты. Слово офицера.
   Сержант подошел к пленнику, поднял его за шиворот (пресловутая куртка затрещала, хотя и выдержала) и поставил на ноги. Потом отпустил, и сектант мешком рухнул на землю.
   Проделал это еще раз. Потом еще.
   И только тогда в разговор вступил Кириешко.
   – Скажи‑ка мне, друг любезный, – небрежно начал он, жуя сорванную травинку. – Скажи‑ка, куда именно вы девали того человека, с которого ты куртку снял?
   – Ты его уже не увидишь – сегодня ночью его в совятник бросят! – сообщил связанный и тут же, запнулся. – Ничего больше не скажу!
   – Скажешь, скажешь, – изрек Сержант, демонстративно проверяя, хорошо ли заточен нож. – Вот посадим тебя на муравейник голым или отрежем тебе кое‑чего, – и скажешь.
   – Не скажу! Ничего не скажу, – изо всех сил придавая лицу благородно‑скорбное выражение, выкрикнул парень. – Умру за пророка Хариуса и Святую Мать Джоан! Пытайте, жгите огнем, насилуйте, не скажу ничего!
   – Ладно, – небрежно бросил Кириешко. – Тогда мы твою сову убьем!
   – Да‑да, – неожиданно поддержала его Муха. – Если сову живьем сварить, классный супешник получится!
   – Разве сов едят? – простодушно осведомился Барбос, едва не испортив все дело.
   – А ты думал? – не моргнув глазом, ответила девушка. – В китайской кухне самое, можно сказать, вкусное блюдо. Меня бабка научила готовить, она из Шанхая. Сварю вам, мальчики, такой бульончик, пальчики оближете!
   С радостной миной на мордашке она потерла руки.
   – Как же это?! Это как же?! – хлопая глазами не хуже совы, забормотал пленник. – Совушку мою нельзя варить! Она священная!
   – Стало быть, отведаем священное блюдо – приобщимся к святому делу, – решил Кириешко.
   – Да я!! – задергался пленник. – Да я за нее!.. Я вас всех…
   Не обращая внимания на его крики, Муха подошла к шевелящемуся свертку и задумчиво взвесила его на руке.
   До пленника донеслось…
   – Так, килограмма тут не будет, ну да ничего… Живьем ощипать трудновато, конечно… Перчик есть, черемша тут неподалеку.
   Затем как ни в чем не бывало извлекла из сваленных тут же вещей котелок.
   – Мальчики, не помните, в какой стороне родник?
   – Не надо, не надо!! – застонал сектант. – О, моя совушка! Моя… Моя…
   – Ну, что ты волнуешься, паря? – ухмыльнулся Сержант. – И на твою долю оставим, не обидим.
   – Не‑ет!!! Не надо!! – затрепыхался сектант. – Не надо, не губите душу: все скажу!
   Сказать он мог не так много.
   Роулианцы обитали тут весьма давно. Наверное, скрылись в эти дикие места еще во времена первого запрета и гонений на разнообразные нетрадиционные религии – при премьер‑регенте Леонсио Карпове.
   Жизнь они проводили в непрерывных молитвах и ожидании пришествия своего пророка; с внешним миром контактов почти не поддерживали.
   Иногда приносили в жертву случайно забредшего в эти края туриста.
   Жили скудно, довольствуясь тем, что выращивали на отвоеванных у тайги огородах, дарами леса да охотничьей добычей.
   Год от году их становилось все меньше, они вырождались; почему‑то среди них рождалось мало девочек. Если б не крали женщин из числа все тех же туристов, давно бы уже вымерли.
   Сейчас в поселке было около полутора десятков боеспособных мужчин, на которых приходилась пара старых ружей. Имелись еще самодельные копья и мечи.
   Сообщил он также, что одновременно с Даниилом им попалась и какая‑то девчонка, похоже, из местных. Застукали ее на островке посреди болота, где она, разведя костер, совершала какие‑то поганские обряды.
   Надо сказать, эвенков обитатели Хар‑Басской обители прежде избегали трогать. Те догадывались, где обитают сектанты, и, если что, прижали бы их к ногтю, что называется, «на раз». Пока роулианцев выручало, что эти места считались у аборигенов весьма нехорошими и тут почти никто не жил.
   Но на Элю (так зовут девушку) положил глаз сын Великого Инквизитора, так что теперь было решено отступить от правил. Притащили ее в скит. Теперь тоже дожидается приговора Совета старейшин. Инквизитор требует для «дикой тунгуски» той же участи, что и для Горового. Глава же роулианцев пока колеблется. Не хочет ссориться с молодежью, боясь бунта.
 
   …На разработку плана ушло еще полчаса.
   Наличных бойцов Кириешко разделил на две группы.
   В первую вошел он сам и Муха.
   Во вторую – Сержант со своим верным «драконом» и Барбос, сменивший топор на трофейный меч и трофейную же двустволку.
   Мухе Владилен Авессаломович вручил два ножа, свой и Барбоса, и еще кое‑что – маленький одноразовый пистолет‑игломет, целиком отлитый из пластика.
   Он оказался на дне его сумки, непонятно как туда попав. Оружие это было не очень надежным, но выбирать не приходилось.
   И они двинулись в поход, предварительно примотав пленника к стволу пихты и покрепче заткнув рот.
   Крепость сектантов не произвела на Владилена Авессаломовича особого впечатления. По рассказам пленника, он ожидал чего‑то более солидного.
   Похожее сооружение он видел в каком‑то старинном историческом фильме.
   В нем тоже обитали какие‑то сектанты. Как их там, «закольники»? «Прикольники»? Ладно, не важно!
   Над оградой возвышались потемневшие от времени крыши строений. Тут же торчала сторожевая вышка, но на ней сейчас никого не было.
   Все пока благоприятствовало его планам.
   – Ничего себе оградка, – пробормотал Сержант, когда они с Кириешко отползли в глубь леса. – Будь тут моя «Жужелица», снесли бы этот курятник, никто бы пикнуть не успел.
   Некоторое время Владилен Авессаломович прикидывал – может, потратить один драгоценный заряд «дракона» и вынести ворота, чтобы без помех ворваться в крепость?
   Но все же решил, что лучше пойти другим путем: эти дурики со страху ломанутся всей толпой наружу, и, чего доброго, затопчут их.
   Атаковать решили с двух сторон, с востока и севера. Именно там лес подходил ближе всего к частоколу.
   Капитан еще раз оглядел две длинные лесины с зарубками – с их помошью они взберутся наверх и окажутся внутри.
   Он ощутил, как в нетерпении подрагивают мышцы, из которых начисто ушла усталость. Перед выходом капитан роздал всем по две таблетки фероланинсимезилтонина – лучшего на сегодняшний день стимулятора, который только имелся в распоряжении спецслужб. (Кириешко совершенно забыл о нем, пока таскался по болотам и буреломам – вот что значит отсутствие практики реальных боевых операций!)
   Напоследок полагалось сказать что‑то ободряющее, но в голову ничего не приходило.
   – Что ж, друзья, приступаем, – бросил он. – Сигнал, как договорились, крик кукушки. Готовность – два «ку‑ку», атака – три.
   Барбос и Сержант двинулись вдоль опушки, скрываясь в кустах.
   – Ну, давай, Муха, наша очередь…
   Стрелой они пересекли заросшие бурьяном огороды, лежавшие между тайгой и оградой, стараясь не шуршать сухими стеблями.
   Отдышались, прижимаясь к пахнущим смолой бревнам, нагретым солнцем.
   Осторожно приставили лесину.
   Вот дважды прокуковала кукушка.
   Муха, приложив ладони рупором ко рту, ответила условным сигналом.
   Пошло время!
   Как белка (он сам не ожидал от себя такой прыти), взлетел Кириешко на гребень стены, мгновенно «фотографируя взглядом» все, что было во дворе скита.
   Десятка два стариков, перебирающих какие‑то корнеплоды; парочка старух, присматривающих за священнодействиями мужчин; женщины помоложе, развешивающие белье; несколько юных парней, истуканами замерших с ритуальными копьями наизготовку у дверей какого‑то сарая.
   Владилен Авессаломович прыгнул вниз, через секунду услышав, как за спиной приземлилась его спутница.
   – Всем лечь! – заорал он. – Спецоперация МГОП! Вы окружены, сопротивление бесполезно! Всем лечь, руки за голову!
   И пустил над головами замерших сектантов луч лазера.
   Почти сразу пришлось выстрелить второй раз. В человека, целившегося в него из самодельного арбалета устрашающих размеров.
   Затем все смешалось.
   Гремел «дракон», ему вторила двустволка, сверкал меч, несколько раз за спиной коротко щелкал игольник в руках его соратницы.
   Вопили охваченные ужасом старцы, плакали женщины, верещали старухи… Еще дважды луч лазера обрывал жизни врагов, еще несколько человек катались по земле, пытаясь сбить пламя.
   Муха с воинственным визгом раскидывала мечущихся роулианцев. Отобранный у кого‑то посох в ее руках, вертясь, превращался в сплошной призрачный диск.
   Выстрел из «дракона» вышиб дверь уродливого сарая с надписью стилизованной под готику кириллицей: «Хогварц», и оттуда с жалобным уханьем вырвались совы, принявшиеся бестолково носиться над пристанищем сектантов, хлопая крыльями. Одна, совсем одурев, вцепилась в лысину какого‑то толстяка в хламиде и принялась остервенело долбить ее клювом.
   А потом все как‑то сразу кончилось. Живые попадали на землю, закинув руки за голову, как и приказал Кириешко в самом начале. Какого‑то из особо ретивых жрецов, еще пытавшегося призывать единоверцев одуматься и сокрушить слуг лорда с непроизносимым именем, Сержант приложил доской по башке. Совы частью подались в лес, частью забились под крыши и в прочие темные углы.
   «Надо будет подсказать прокуратуре, чтобы еще впаяли уродам жестокое обращение с животными и незаконный отлов дикой фауны», – мстительно подумал капитан.
   Потерпевших поражение, вчистую деморализованных сектантов, жалобно стенавших и просивших пощады, загнали в совятник, после чего забаррикадировали разбитую дверь, загнав в проем дряхлый вездеход неведомо каких годов – единственную действующую технику в скиту.
   Предварительно, правда, Владилен Авессаломович отобрал несколько старых хрычей, выглядевших наиболее осведомленными, и одного молодого парня (их всего было чуть больше десятка), того, кто выглядел умнее прочих. Их он намеревался допросить на тему: где они прячут археолога?