Лещенко Владимир. Чародей на том свете

   Даже быстрому уму нетеру потребовалось какое‑то время, чтобы прикинуть, а зачем нужно было выпускать подобные создания?
   – …С целью дискредитации российской науки и… Одним словом, я и так сказал больше, чем имею право. А вы небось уже помирать собрались?
   Сет не мог не насладиться жалким видом аборигенов, взмокших и трясущихся от пережитого. Потом он перевел взгляд на Упуата.
   – Это ваша собачка? – усмехаясь про себя, спросил Красноглазый. – Хорошая собачка! Всегда хотелось завести такую. Жила бы на даче, в будке, кормил бы ее лучшим кормом. Мясо бы покупал… Гулять бы водил на цепи… Не уступите, гражданин?
   – Нет, это исключено! – почему‑то почувствовав необъяснимую неприязнь к их спасителю, ответил Даня. – Он… он не сможет с другим хозяином, не подумайте, что мне жалко… Поймите…
   – Ничего, я бы его выдрессировал как надо… Как, ушастый, пойдешь жить к дяде Охотнику? – Сет, ласково усмехаясь и по‑прежнему одной рукой держа пушку, присел на корточки перед Упуатом и протянул свободную руку, будто намереваясь погладить пса. – У‑у, мохнатый, не боись, дядя не будет делать из тебя шапку, дядя уважает законы…
   Глаза Охотника, из черных ставшие багровыми, встретились с золотистыми очами волчка.
   Но ни Даня, ни Эйяно этого не видели точно так же, как не слышали мысленного разговора между соплеменниками…
   – Ну что, Проводник, может, закончим ломать комедию? Запрыгивай давай в машину и полетели. Тебя заждались – пять тысяч лет ждем, хе‑хе! Ну, не можешь же ты прятаться вечно? Смирись. Как говорят аборигены, – «за базар надо отвечать»!
   – А может быть, сделаем по‑другому, Красноглазый: ты сейчас уберешься подальше и не будешь мне мешать? Или у тебя есть санкция на мой арест, выданная Великой Девяткой?
   – Для тебя Великая Девятка – это я! Да что я говорю, я для тебя Творец Вселенной! И даже больше. Творец Вселенной, если он и есть, тебе не поможет. А я могу и помочь, и утопить тебя с концами!
   – Нет, Охотник, ты не Великая Девятка… И уж тем более не Творец Вселенной. Вот девчонке можешь заливать про то, какой ты великий бог! Может, она и поверит. Только не забудь принять истинный облик. Ослиная‑то морда тебе больше пойдет, чем эта харя. Кстати, она уже скоро синюшными пятнами покроется – мертвяка‑то как следует законсервировать не смогли. Или уже и это разучились делать? А насчет того, кто кого утопит… По Дуату прогуляться не хочешь?
   – Думаешь, сильно испугался? Я ведь тоже кое‑что умею. Я ведь не бедолага Хонсу, которого Гор с Хнумом запутали в свои делишки, а потом убрали прочь, чтобы он не рассказал чего не надо. Кстати, порадуйся – в нынешней Великой Девятке заседает его потомок. Думаю, ему будет интересно с тобой побеседовать…
   – Одного не пойму, твой‑то здесь интерес в чем? Мы ведь с тобой даже не знакомы. За мою голову назначена такая высокая награда? Или это месть, завещанная, так сказать, предками и передаваемая из поколения в поколение? У вас, Охотников, наверное, расизм в крови?
   – Ты смотри, какой догадливый выискался! Хоть и полукровка!
   – Ну, хватит, а то сейчас зашвырну тебя туда, где всуе помянутый тобой Творец тебя не найдет!
   – Ой, какие мы нервные! Определенно твои разработчики и геномастера что‑то перемудрили! Ну ладно, если ты не понимаешь того, в какую задницу попал, что я могу сделать? Успокойся. Я не буду устраивать тут битву богов. Так и быть, сойду с твоей дороги и дам полную возможность свернуть шею самостоятельно. И тебе, и твоим приятелям. Chao, bambino!
   – Ну ладно, друзья, – выпрямившись, изрек Сет. – Все благополучно, помощь вам не требуется… Если будет нужно, я вас найду без проблем… – Он осклабился: – С радостью бы подбросил вас, да, как видите, всем в глайдере не поместиться. Маловат. Вы, кстати, куда путь держите, если не секрет?
   – Какой там секрет. Я член научной экспедиции, приглашенной для изучения недавно обнаруженного здесь артефакта. Да вот отстал от своих. Хорошо, Элю повстречал, она местная. Теперь направляемся на Подкаменную Тунгуску.
   – Да? Ну, это рукой подать. Засветло доберетесь. Кстати, имейте в виду. Там уже несколько дней хозяйничают военные. В том числе и наша организация, – хихикнул. – Местность объявлена «запретной зоной». Нужен специальный пропуск.
   Молодые люди переглянулись.
   – Спасибо за предупреждение. Мы постараемся связаться с кем нужно.
   – О'кей. Тогда пока. Присматривайте за собачкой, – подмигнул, – она очень ценная!
   Небрежно зашвырнул пушку в глайдер, захлопнул жалобно лязгнувшую дверцу и поднялся в воздух.
   – По‑моему, он какой‑то не такой, – проводив машину взглядом, произнес Данька, потихоньку отходящий от всего случившегося. – Чего‑то он недоговаривает! Конечно, он нас спас, только вот…
   – Недоговаривает! – вспылила девушка. – Да он ни разу правды не сказал! Нет в Центре никакого такого «секретного отдела»! Уж мы бы знали! И спас он нас не из доброты – в нем ее ни капли нет. Правду говорили предки – от чекистов добра не жди! А как он на собаку твою смотрел: словно сожрать хотел!
   Чтобы не пугать своего спутника, шаманка не сказала еще одной вещи. Что аура у их спасителя очень напоминает ауру несвежего мертвеца.

Глава девятая
ПРОРЫВ В НЕИЗВЕСТНОСТЬ

   – Я уполномочен сделать официальное заявление!
   – Внимательно вас слушаю, Стоящий‑у‑Тропы.
   – Наша миссия выражает решительный протест по поводу действий одного из членов экспедиционного корпуса нетеру.
   – О, это слишком громко сказано, «экспедиционный корпус»! Какой там корпус, всего‑навсего группа наблюдения…
   – Не все ли едино?
   – Отнюдь, Стоящий, отнюдь. Экспедиционный корпус нетеру перестал существовать в этом регионе Вселенной пять тысяч лет назад. Вам ли не знать?
   – Положим. И все‑таки вернемся к возмутительному поведению вашего подчиненного.
   – Кого вы имеете в виду?
   – Того, кого именуют Охотником.
   – Господин Сет? Что же он натворил на сей раз?
   – Так вы не в курсе?
   – Клянусь Великим Дуатом, нет!
   – Проникновение в засекреченную зону, уничтожение опытного материала.
   – Хотите сказать, биороботов, хурсарков? Разве вы ведете запрещенные исследования?
   – Все в пределах конвенции. Итак, вы сами примете меры или требуется наше вмешательство?
   – Охотник действовал самостоятельно, не поставив руководство в известность о своих планах. Так что…
   – Я вас понял, благодарю.
   – Не за что. Всегда готов к сотрудничеству.
   – Товарищ полковник, к вам там академик какой‑то! И еще этот, чукчанский… то есть эвенкийский министр за каким‑то хреном приперся, извиняюсь за выражение.
   В прежние времена Протопопова наверняка не преминула бы сделать адъютанту замечание за неуставные выражения, но сейчас она вполне его понимала.
   Последние двое суток они провели как в лихорадке.
   Сначала суета вокруг этой странной находки, режим повышенной готовности… Потом поздним вечером звонок из Кремля, выезд со всеми наличными офицерами по тревоге на аэродром, где уже грузилась в транспортники бригада специального назначения «Полярный Волк» – боевое ударное подразделение МГОП: почти тысяча отборных вояк (правда, немногие имели реальный боевой опыт – времена, слава Кришне, спокойные).
   Затем полет в набитых людьми и техникой машинах за пять часовых поясов, сюда, на Подкаменную Тунгуску, в эту реликтовую республику. Ночное десантирование. И дальше – выставление оцепления, установка сигнализации и средств наблюдения, сооружение временных командных пунктов и казарм…
   Только часа два назад все более‑менее успокоилось.
   Как выясняется, не для нее. А она уж думала немного вздремнуть.
   Но внешне полковник никак не выдала своих эмоций.
   – Академик? – только переспросила она. – Откуда тут академик?
   По ее данным, никаких университетов и академий в радиусе нескольких тысяч километров не было и в помине. А ученые из Москвы должны были прибыть только завтра или послезавтра. Там у них в пути какая‑то авария с самолетом приключилась, и теперь они добираются сюда на вездеходах. Кстати, еще один геморрой на ее несчастную зад… хм‑хм… попу.
   Общаться с интеллигенцией Мариелена Прекрасная не любила да и не умела. То ли дело люмпен‑пролетариат или, на худой конец, военные. Там все четко. Ход мыслей и речевой поток направлен в одно русло. Никаких тебе шагов влево или вправо. С умниками не так. Слова внятного на допросах не выудишь. Все норовят «растечься мыслию по древу», как точно сказал о них один из древних авторов. (Пушкин, кажется.) Жаль, нет под рукой Кириешко. Вот тот дока по части раскалывания высоколобых очкариков. Так мастерски ведет допросы, что закачаешься. Но где он, этот капитан? Вот Шумерский доложил давеча, что дежурный принял странный звонок от человека, назвавшегося Кириешко. Все никак руки не дойдут, чтобы прочитать рапорт.
   – Ладно, сейчас спущусь. Нет, пусть поднимутся сюда.
   «Буду я таскаться по лестнице вверх‑вниз, – подумала не без злорадства. – Если им надо, пусть сами таскаются – цацы такие».
   На площадку наблюдательного пункта поднялись двое.
   Первый – седой, вполне интеллигентного вида мужчина в широкополой шляпе, шортах и футболке.
   Второй, плосколицый, скуластый и толстый, облачен был в строгий черный костюм, поверх которого, правда, была накинута расшитая малица (и это в такую жару!).
   Под мышкой он держал кейс, в котором при движении что‑то булькало. Мариелена заинтересованно впилась взглядом в чемоданчик. Тяпнуть чего‑нибудь национально‑горячительного сейчас не помешало бы. Вон на прошлой неделе какой замечательной горилкой с перцем угостил ее коллега с Украины. Вдруг и этот пришел не с пустыми руками?
   Разговор начал седой.
   – Позвольте представиться, – церемонно поклонился. – Бакалов‑Синицкий Дмитрий Андреевич, профессор экзобиологии. Можно просто профессор. Академик и почетный доктор, а кроме того… Впрочем, никогда не любил эти пышные титулы: слишком много ученых ослов их носило и носит. Главное, я исполнительный директор Сибирского Центра восстановления древних видов…
   – Куратор работы уважаемого профессора со стороны суверенного эвенкийского народа, – важно сообщил его спутник. – Звать меня Само Иван Ундэнович. Я…
   – Я позволил себе побеспокоить вас, сударыня, в связи с одним важным и не терпящим отлагательства делом, – продолжил Бакалов‑Синицкий.
   – Находясь в ранге министра суверенной Эвенкии, – доложил плосколицый, невпопад перебив спутника, – и занимая должность министра национального своеобразия, я счел своим долгом также проинспектировать развернутые на ее территории воинские подразделения на предмет возможного нарушения национального своеобразия.
   – Полковник МГОП Мариелена Протопопова, – представилась в ответ. – И чем обязана?
   – Дело в том, что у нас пропал… вернее, был похищен мамонт, – заявил академик.
   – Вот как? – Протопопова была искренне удивлена.
   Конечно, на ее памяти случались всякие пропажи, но вот кража мамонта все же в голове не укладывалась. Ну да чего не бывает.
   – Печально, печально. Но все же, при чем тут наше ведомство?
   – Мы уверены, что похищение было совершено, так сказать, не без участия зарубежных спецслужб, при соучастии моего бывшего зама…
   – Япошки проклятые, однако некому больше, – категорично уточнил министр нацсвоеобразия.
   – Ничего не могу поделать, – констатировала Протопопова. – Не мой профиль. Обращайтесь в территориальное управление МГОП.
   – Уже обращался, – удрученно кивнул биолог. – И к вашим здешним коллегам, и в контрразведку. Но сейчас куда важнее найти Фросю – так зовут пропавшую самку.
   Полковник хмыкнула. Надо же, имечко придумали. Словно свинья какая‑нибудь. Еще бы Феклой назвали или Хавроньей.
   – Тут к нам через ведомство уважаемого господина Само поступило сообщение от охотников из района среднего течения Подкаменной Тунгуски. По их словам, они видели мамонта, движущегося в северо‑восточном направлении. То есть в вашем.
   Кивок министерской головы:
   – Может быть, злоумышленники упустили ее или бросили, не справившись с затеянным…
   – Вы бы не согласились переключить на ее поиски хотя бы часть своих людей? – с надеждой спросил Дмитрий Андреевич.
   Полковник чуть не рассмеялась – столь забавна и беззащитна была наивность этого человека, видимо, здорово оторвавшегося от жизни за годы, проведенные в патриархальной Эвенкии.
   – Понимаете, – продолжил Бакалов‑Синицкий, – это молодая самочка, не имеющая опыта жизни в лесу; мы ведь только начали разворачивать программу акклиматизации мамонтов в дикой природе… С ней может случиться все что угодно!
   Экзобиолог жалобно хлюпнул носом:
   – Одним словом, вы должны помочь нам ее найти.
   – Видите ли, дело в том, что у нас несколько другие задачи, – пояснила Мариелена Прекрасная, стараясь как можно более мягко изложить свои мысли, в оригинале звучавшие как «А не пошли бы вы подальше со всеми вашими мамонтами и японцами!». – Мы не контрразведка и не служба охраны особо ценных объектов. Мой отдел занимается очень специфическими вещами, и я просто не в силах…
   – Нет, вы поможете уважаемому профессору! – вдруг взвился министр. – Я, как представитель суверенной Эвенкии, на территории которой вы находитесь, со своей стороны настаиваю, чтобы вы приложили все силы для розыска редкого животного!
   – Увы, ничем помочь не могу, у меня нет такой возможности. Более того, если вдруг окажется, что ваш мамонт забредет в запретную зону, я, возможно, даже буду вынуждена приказать открыть огонь.
   – Па‑азвольте, па‑азвольте! – всполошился ученый. – То есть как это открыть огонь?!! На каком таком основании вы грозитесь убить ни в чем не повинное существо?!
   – В соответствии с приказом я обязана не допустить в охраняемую зону ничьего проникновения, – отчеканила Протопопова. – Понимаете, ни‑чье‑го! А если эти ваши шпионы прицепили к этому вашему мамонту аппаратуру наблюдения? Или вообще хорошенькую фульгуритовую мину? Раз – и никакого Золотого Чума!
   Последнее было сказано не столько для академика, сколько для местной власти.
   – Вы с ума сошли, сударыня! – возопил Бакалов‑Синицкий. – Что за чушь вы городите?! А если туда, в эту вашу, с позволения сказать, зону, пробежит белка или мышь? Вы тоже будете по ним стрелять? А по бабочке или синице? К ним ведь тоже можно многое прицепить. А про кротов вы не забыли? Вдруг они пророют тоннель, по которому пролезут японские шпионы и украдут ваш Золотой Чум??
   – Я от имени суверенного народа Эвенкии заявляю, что при попытке убить мамонта вы все пойдете под суд за злостное браконьерство! – вступил в разговор министр национального своеобразия, грозно наливаясь кровью. – Имейте в виду, – строго погрозил пальцем Само, – мамонты взяты под опеку эвенкийского народа и в соответствии с указом нашего президента пользуются особыми привилегиями. Между прочим, наш президент хороший приятель вашего! Так что не вздумайте!
   Протопопова и сама поняла, что перегнула палку. Тем более что инструкции, полученные в столице и недвусмысленно требовавшие любой ценой не подпускать к Объекту людей, и впрямь ничего не говорили ни о мышах с белками, ни тем более о мамонтах.
   – Хорошо, вы, пожалуй, правы, – кивнула она. – Если ваш мамонт появится в охраняемом районе, то мы приложим все силы к его задержанию… То есть, конечно, к тому, – поправилась тут же, – чтобы он в целости и сохранности был вам возвращен. Извините, уже заговариваюсь.
   – Я намерен остаться здесь, – твердо сообщил Дмитрий Андреевич. – Уже поздно, а кроме того, если появится животное, мое присутствие будет необходимо.
   – Ладно, устраивайтесь, где вам угодно, – согласилась Протопопова. – Любая палатка или фургон в вашем распоряжении.
   Мысленно она усмехнулась. Вероятно, ученого мужа сильно испугало ее заявление насчет возможной печальной судьбы мамонтихи… как ее там, Евлампии, Евдокии? И теперь он намерен не иначе как дежурить всю ночь, не смыкая глаз, чтобы злобные милитаристы не пристрелили его драгоценную скотинку.

* * *

   «Ситуация прямо фантастическая», – рассуждал Даниил.
   Он едет на мамонте, а рядом с ним сидит, только руку протяни, девчонка, от которой он буквально без ума. Но что‑то мешает просто протянуть руку, коснуться ее и сказать нужные слова…
   И вовсе не присутствие посторонних. В данном случае одного – ехидного желтоглазого нетеру. Их ездовое животное не в счет.
   – Кстати, – начал Данька, чтобы отвлечься, – все хотел спросить: а что ты в тайге делала одна, да еще в этом урочище? Вроде это плохое место. Или секрет?
   – Да нет, не секрет. Я готовилась к главному посвящению, когда меня захватили эти уроды.
   – Что, прямо в тайге? – сыронизировал археолог.
   На ее личике, освещенном ущербной луной, явно отразились сомнения. Можно ли обсуждать тайны ее племени с чужаком.
   – Да, именно в тайге, – наконец решилась она. – Шаманы издревле, когда приходило время обрести силу, уходили в тайгу, в тундру или горы и искали там духов. Именно в таких нехороших местах иногда еще появляются Старые Хозяева…
   – Ну и как, нашла? – Даня понял, что ляпнул глупость, но не смог в очередной раз удержаться, чтобы не пошутить.
   – А если и нашла, какое тебе дело?
   – Да так… Просто, видать, не очень тебе помогли эти твои духи. Если бы не Фрося да не… удача, принесли бы тебя в жертву заодно со мной.
   – А вдруг это они послали мне на выручку вот этого мамонта? – улыбнулась девушка. – И этого странного пса?
   Она протянула руку, явно намереваясь погладить Упуата, и тот, хотя и заворчав, все же позволил Эле пару раз провести ладошкой по его вздыбившейся шерсти.
   Спина девушки, обтянутая легкой футболкой, при этом так соблазнительно выгнулась, в этом простом движении было столько изящества…
   Даниил невольно прикрыл глаза, вспоминая недавний сон.
   Он воочию представил, что ему удалось отбиться от надоеды‑волчка, вообразил, как Эля выходит из воды на берег и как ее гибкое бронзовое тело оказывается в его объятиях.
   Парень с некоторой опаской поглядел на эвенкийку, не прочла ли она его мысли.
   Но если та о чем‑то и догадалась, то не подала виду.
   Поудобнее устроившись на косматой спине Фроси, она мечтательно смотрела в небо, усыпанное бриллиантами звезд, и напевала себе под нос какую‑то песенку на родном языке, почему‑то показавшуюся Дане знакомой.
   Когда он понял, что именно мурлыкала Эля, то чуть не расхохотался.
   Дочь древнего народа исполняла не что иное, как переведенный на эвенкийский прошлогодний хит Иеронима Козлодоева «Ой, дядя, в рыло дам, в рыло дам!».
   – Внимание, – прошептал Упуат. – Сейчас начнется запретная зона…
   – Тревога! – заорал оператор сигнализации внешнего периметра. – Нарушение первой линии датчиков в тринадцатом секторе. Ч‑черт, по весу так не меньше, чем бронемашина!
   Замяукала сирена, зашарили по деревьям прожектора, зафыркали турбины ударного вертолета за скопищем фургонов и палаток – временным командным пунктом операции «Золотой Чум».
   – Что, что такое?!
   Выпрыгнувшая из душа Протопопова лихорадочно натягивала на мокрое тело комбинезон, стремясь принять приличный вид до того, как в ее апартаменты ворвется кто‑то из подчиненных.
   Она успела, хотя, чтобы увидеть своего шефа в неглиже, майору Шумерскому и его помощнику лейтенанту Ишакову не хватило каких‑то пяти секунд.
   – Прорыв второй линии датчиков! – прокричал в микрофон оператор. – Направление движения строго на восток, вектор движения совпадает с местоположением охраняемого объекта…
   – Почему не сработали звуковые датчики? – осведомился майор Шумерский у сконфуженного начальника технической службы капитана Гафурова. – Опять напортачили?
   – Нонсенс! – Гафуров пожал плечами. – Может, это новая модель с бесшумным двигателем?
   – Ну да, как же! – саркастически фыркнула полковник. – Признайтесь уж, поленились, решили, раз там болото, то, стало быть, можно схалтурить, ведь никто с той стороны не сунется на машине.
   Снаружи донесся нарастающий свист винтов.
   – «Кондор» готов, – прохрипело в селекторе, – разрешите взлет?
   И через несколько секунд:
   – Прошу прощения, готовность отменяется: не загружены реактивные снаряды.
   – Тьфу ты! – Протопопова еле удержалась от нецензурной брани. – Всегда у нас так! Объявляю летной группе выговор с занесением. Всем без исключения!
   – Нарушитель в зоне видимости камер наблюдения, – доложил старший оператор. – Даю картинку.
   На центральном посту пронесся дружный вздох – удивления и облегчения одновременно.
   – Фу, слава Кришне! – поправляя влажные еще волосы, высказалась Протопопова. – Эй, позовите кто‑нибудь нашего мамонтолога. Похоже, его пропажа нашлась.
   Явившийся Бакалов‑Синицкий, за которым, как привязанный, тащился эвенкийский министр национального своеобразия (судя по цвету лица успевший осушить флягу чуть не до дна), буквально просиял, увидев размытый силуэт на инфравизоре.
   – Просто чудесно! Господа, вы позволите мне немедленно забрать Фросю? – спросил он не терпящим возражений тоном.
   – Извините, не могу, – ответила Мариелена, прямо‑таки тая от елейной вежливости.
   – Что значит не могу?! – взвился Дмитрий Андреевич. – Да вы понимаете, что ставите под угрозу важнейшую научную программу?! В конце концов, мамонтиха – это собственность нашего Центра, и нет закона, по которому мне кто‑то мог помешать забрать мое же имущество!
   – В самом деле, – поддержал его представитель местной исполнительной власти. – Не забывайтесь, полковник, вы находитесь на территории суверенной Эвенкии, а мамонты особым указом взяты под покровительство лично президента…
   – Я немедленно иду и увожу Фросю! – торжествующе заявил Бакалов‑Синицкий.
   – Идите, это ваше право, – согласилась Протопопова. – Только предупреждаю: по всякому, кто пересечет периметр до особого распоряжения из Москвы, включая даже меня, будет открыт огонь на поражение.
   – Да что вы себе позволяете?!! – в один голос взвизгнули и министр, и ученый муж.
   – Простите, но вы же только час назад сами стращали меня законами? – нежно улыбаясь, пояснила начальница «чертедюжинного» отдела. – Если я убью вашу мамонтиху, то это будет браконьерство. Пусть так. Но если при проникновении в запретную зону подстрелят вас, то это будет не более чем исполнение служебного долга. Закон есть закон… – Она вызывающе побарабанила пальцами по столу. – В конце концов ваша Фрося никуда не денется, а завтра, как я вам сказала, прибудет комиссия из Москвы. Там будет представитель от Академии Наук – с ним все и утрясете.
   Побледневший академик бормотал себе под нос что‑то насчет «тупых солдафонов», «самодуров, мешающих людям делать настоящее дело», и все в том же духе, но на скандал больше не нарывался.
   Эвенкийский министр тоже смотрел волком, но и он не пытался давить на людей из МГОП, видимо понимая, что мамонт и в самом деле никуда не денется, а очередной спор с федеральными властями никому не нужен.
   – Мой полковник, – в дверях появился адъютант, – поднимитесь, пожалуйста, наверх.
   Деликатно отодвинув загораживавшего проход Бакалова‑Синицкого в сторону (так, что он не без труда удержался на ногах), полковник поднялась на наблюдательный пункт, где уже переминался с ноги на ногу Шумерский.
   – Ну, что там у вас?
   – Там еще какие‑то животные, – доложил тот. – Идут за мамонтом, держат дистанцию, но прут довольно целеустремленно. Подозрительно!
   Прильнув к объективу, Мариелена Прекрасная не удержалась от крепкого словца.
   Следом за мамонтихой действительно тащились какие‑то твари – числом четыре штуки. Вначале она подумала, что это тигры. Но вспомнила, что тигры стаями не охотятся. Да и размер, как подсказал компьютер, у них был куда больше обычного тигриного.
   А потом один из них развернулся в ее сторону, словно почувствовав посторонний взгляд, и недобро разинул пасть.
   Мариелена обмерла – пасть была усеяна клыками чуть не в руку длиной.
   – Петро, зови давай этого умника, у которого мамонт сбежал.
   Раздраженный академик появился через минуту, ем своим видом выражая презрение ко всему МГОП, вместе взятому.
   – Извините, Дмитрий Андреевич, но нам потребовалась научная консультация. Взгляните, это там не ваши питомцы?
   Бакалов‑Синицкий несколько секунд вглядывался в экран, потом, пробормотав что‑то вроде «Мать честная!», трижды перекрестился.
   – Нет, – потрясение повернулся он к полковнику, – махайродов мы пока не клонируем. Это… это черт знает что!
   Тут академик малость погрешил против истины.
   С прошлого года в Сибирском Центре восстановления древних видов была запущена программа возрождения саблезубого тигра, причем именно ее в числе прочих курировал не кто иной, как изгнанный с позором Головатый.
   «Неужели этот мерзавец умудрился и материалы по махайроду толкнуть японцам?!» – чуть не со слезами прошептал он про себя.
   – Это черт знает что! – повторил Бакалов‑Синицкий.
   – Вполне согласна с вами, – прокомментировала полковник.